Текст книги "Исток зла"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Негр покачал головой.

– Не совсем. Мощности всё-таки маловато. Хотя в опытных руках можно убить и из него.

МакДугал странно фыркнул, это могло означать всё, что угодно.

– Когда будет письменное заключение?

– К вечеру пришлю.

– Если можно – сначала в электронном виде, на мой адрес.

– Да нет проблем, мэн, – на ниггерском сленге ответил Иеремия…

Получилось, что посещение экспертов не только не сняло их вопросов, но и поставило новые…

– Выходит, это были русские? – спросил Мантино.

Напарник пожал плечами.

– Черт его знает. Мы вообще не в курсе многого, что происходит у русских. Они не делятся с нами никакой информацией, у нас нет ни соглашения об обмене информацией, ни соглашения о выдаче преступников. По их законам, их подданный вообще не может быть выдан с их территории другим странам, что бы он ни совершил. Иногда они не выдают и наших граждан – для этого достаточно письменного заявления о том, что он желает, чтобы его дело рассмотрел суд Российской империи. И всё. Сколько я ни вел расследований, ни в одном из них не были изобличены русские в лице их каких-то государственных и полугосударственных структур. Не забывай, что после бана на русское оружие оно стало гораздо чаще встречаться в контрабандных поставках. Возможно, ввезли и это, тем более что у русских купить оружие даже проще, чем у нас. В общем, не стоит пока делать далеко идущие выводы.

Моргов Мантино навидался за свою жизнь – копам вообще приходится видеть не самые лучшие стороны жизни. Он до сих пор помнил, как на практике первый раз пришел в морг, и там как назло оказались жертвы с крупной аварии на кольцевой. Потом он несколько дней ходил пешком, и первую ночь после сего «приятного» зрелища не спал вообще. Поэтому местный морг его не удивил и не впечатлил – обычный кафель на стенах, обычные секционные холодильники с выдвижными полками, обычные столы для вскрытий, обычный циничный и немного насмешливый (иначе крыша съедет) персонал…

Рахья Латиф на столе для вскрытия казался еще более маленьким, еще более жалким, чем при жизни. Он лежал, распятый, на холодном металле, и лейтенант впервые поймал себя на мысли о том, что думает о нем. Это было одно из множества криминальных дел, которые он вел в жизни, он давно приучил себя не думать слишком много об этом, но сейчас он не мог не думать. Жизнь этого человека, так быстро и трагически оборванная кем-то, таила в себе кучу вопросов. Кем был этот человек? Что заставило его приехать в Штаты? Что он собирался здесь делать? Что он вообще мог сделать в этой жизни? Неужели он террорист?

Странно, но лейтенант представлял террористов совсем другими. Все североамериканцы представляли террористов немного другими. В их понимании это были нечесаные и дурно пахнущие громилы с автоматами, что-то орущие на незнакомом языке. Северная Америка не знала настоящего терроризма лет сорок, терроризм – это было что-то далекое, о чем рассказывает телевизор, перемежая картинки разорванных человеческих тел рекламой нового средства для чистки ковров. Терроризм – это Африка, это Восточные территории, это континентальная Япония. Всё, что угодно, только не САСШ. И даже тяжелейшая криминогенная ситуация, складывавшаяся с восьмидесятых в ряде государств Центральной и Латинской Америки, приводила к росту чисто криминальных, но никак не террористических проявлений.

9/10 стало холодным душем для всех. Несколько групп людей, молодых, родившихся и выросших совсем рядом с ними, североамериканцами, купили билеты и сели в самолеты. В самолетах они захватили пилотские кабины, развернули самолеты и направили их на здания, полные людей. Они не пытались каким-либо образом объяснить свой поступок, они не выдвигали никаких требований, они не собирались торговаться. Садясь в самолеты, они знали о том, что скоро умрут, и совершенно не стремились избежать этого. Они знали, что падение самолетов на здания вызовет гибель тысяч людей, и они пошли на это. Всё это настолько шокировало Америку, что обычные американские обыватели дали добро на PATRIOT Act, на серьезное ограничение своих прав и свобод, на которое бы они никогда не согласились раньше – только бы вновь не повторился ужас 9/10.

А вот такой мог бы…

Маленький, непримечательный человечек. Не кажущийся опасным. Он и еще несколько. Несколько билетов, заказанных по Интернету. Рейс из аэропорта Нью-Йорка, Вашингтона, Лос-Анджелеса – господи, да для таких везде есть цели. Ножи для резки картона, связка ключей, при необходимости превращающаяся в кастет. Да просто голые руки…

– Привет, Марси…

Массивная дама в запачканном, несвежем халате вошла в секционную.

– Привет. Сто лет тебя не видела. Ты ушел из ФБР?

– Да… В АТОГ.

– АТОГ? Еще одна команда победителей, которую не судят?

– Нечто в этом роде. Познакомься – Рик Мантино, мой напарник. В прошлом – коп из столичного округа.

Марси подмигнула.

– Симпатичный.

– Да брось. Ты ведь замужняя дама.

– Ага. В шестой раз. Думаю, не последний.

– Не думай о себе плохо. Что скажешь о нашем клиенте?..

Клиента вскрыли не полностью – исследовали лишь рану и содержимое желудка. Полный комплект анализов сделан не был – только на наркотики. Везде сейчас экономили деньги, слишком много их уходило на войну.

– Что скажу о вашем клиенте… Ничего особенного. Удар ножом в живот, резкий и сильный. Тот, кто это сделал, знал, куда бить. Задета печень. Умер очень быстро.

– Опиши преступника.

– Выше его, и намного. На фут, может, даже больше. Правша. Сильный.

– Он делал это раньше?

– Да, безусловно. Удар сильный и хорошо поставленный.

– Опиши нож.

– Что-то длинное, узкое, обоюдоострое. Похоже на нож, который мы используем, чтобы колоть лед – типа «крысиный хвост», но длиннее. Нож острый и отлично заточенный.

– Кончик не откололся?

– Нет. В ране ничего нет. На вашем месте, ребята, если бы мне пришлось брать этого парня, я бы не подходила к нему близко.

Копы переглянулись – всё это было очень и очень серьезно. И Мак, и Мантино в прошлом брали преступников, причем один на один. Если ты знаешь, что от него ждать, ты наставляешь на него пистолет и выкрикиваешь команды. Если он не ложится, пытается сблизиться, ты в него стреляешь, места для героев тут нет, убийца, он и есть убийца. Если же ты не воспринимаешь преступника как опасного, ты можешь немного промедлить и в итоге оказаться в гробу. Дешевом, за государственный счет…

– Спасибо, Марси. А что ты скажешь про клиента? Желудок исследовала?

– Да, хотя и не должна была. Босс разорется, нам опять пытаются урезать бюджет.

– По вашему зданию не скажешь. И что ты там нашла?

– Ничего особенного. Кофе, хлеб, минеральная вода, и всё.

– И всё? – удивился Мантино, а МакДугал наоборот посерьезнел.

– Интересно. Что еще?

– Можешь считать это моей догадкой, но, по-моему, кто-то обучал этого парня хорошо стрелять. Вся подушечка указательного пальца, словно каменная, старая мозоль.

– А плечо смотрела?

– Смотрела. Свежего синяка нет, но что-то есть.

Мак обнял даму, оказавшуюся рядом, та шутливо отбрыкнулась.

– И что бы я без тебя делал, Марси…

– Уж и не знаю… Возможно, не забывал бы купить цветы своей благоверной…

– Вот что верно, то верно. Пришли заключение в электронном виде на мой адрес…

– Эй, мальчики… – крикнула им в спину медицинский эксперт, доктор Марсия Уиттакер, – этого парня кто-нибудь заберет?

– Подержи его для нас, хорошо?

– Не больше десяти дней и только ради тебя! Мест нет!

– О’кей! Потом мы его заберем в лабораторию ФБР.

Уже в коридоре МакДугал мрачно бросил:

– Верней, заберем прямо сейчас. Дело серьезнее, чем я думал.

– Парень сидел на жесткой диете. Ты об этом?

– Эта жесткая диета называется нафаиль. Дополнительный пост в исламе. В числе прочего пост держат те, кто собрался стать шахидом. То есть совершить террористический акт. Смертники встречаются всё чаще и чаще, в то время как еще пять лет назад о них не было слышно. Вдобавок он не знал, халяльная ли пища в самолете и в аэропортах, и потому ел минимум, только чтобы поддержать себя. Этот парень задумал что-то недоброе…

– По виду он не был способен на что-то недоброе. Может, попробуем выяснить, кто нанял этого жирного борова – адвоката?

– И не пробуй. Не отмоешься. Этот парень вхож в слишком многие кабинеты, и путь туда он устилает зелеными банкнотами. Лучше съездим и поговорим кое с кем.

* * *

В Нью-Йорке мусульман немного, и поэтому мечетей тоже мало. Больше было «исламских центров» – обычных помещений, которые снимали на пятницу и там вели беседы об исламе, об Аллахе, о Коране. В последнее время ФБР обратило внимание на то, что всё больше и больше новообращенных в ислам появляется в тюрьмах среди чернокожих. В семидесятые-восьмидесятые чернокожие охотно становились анархистами и троцкистами, были даже подпольные террористические организации: «Черные пантеры» и «Власть черных». Но исламистов среди черных не было – вообще в Североамериканских Соединенных Штатах ислам не был популярен, первенство делили между собой протестантизм и католичество, причем в католичество переходило все больше и больше людей. А вот теперь исламисты появились, и что с ними делать, власти не знали. Но процесс этот, если взглянуть на то, что творилось в британской Индии, их не радовал.

А эта деревянная мечеть была построена в Бруклине много лет назад татарами-переселенцами. В Бруклине вообще обосновалось много русских, поэтому здесь были и православная церковь, и мечеть. Именно сюда направлялся бывший агент ФБР Джек МакДугал, намереваясь кое с кем переговорить относительно происходящего. Этого человека он узнал совсем недавно, но проникся к нему уважением из-за его честной и бескомпромиссной позиции. Однако когда они прорвались через пробки, почти бесконечные в это время суток, то увидели, что опоздали.

Прямо у тротуара, напротив входа в мечеть, стоял фургон, принадлежащий, судя по надписям на его бортах, Бюро эмиграции и натурализации. Тут же стояли две полицейские машины из управления полиции Нью-Йорка и еще фургон оттуда же. Полицейские не пропускали правоверных к храму. Толпа хоть и медленно, но вырастала в размерах.

– Пошли! – выразившись непечатно, буркнул МакДугал.

Выйдя из машины, карточку, свидетельствующую о том, что машина принадлежит федеральному правоохранительному ведомству, под стеклом они решили не оставлять: квитанция на штраф – это меньшая неприятность по сравнению с разбитой во время беспорядков машиной. Они прошли к жидкой цепи заграждения, протолкались через толпу. Кто-то просто не мог пройти тут по тротуару, но кто-то и сознательно выражал протест.

– Нельзя! – жирный, с бычьим загривком полицейский многозначительно положил руку на дубинку. – Назад!

– Антитеррористическая оперативная группа, специальные агенты. Что происходит?

Для такого дела, как объяснить, что происходит, у копа ума не хватило. Это был коп из числа худших – патрульный, пользующийся дубинкой в несколько раз чаще, чем головой. В Нью-Йорке, в отличие, к примеру, от Чикаго, от таких копов старались избавляться, немало в этом плане сделал мэр Джулиани, но они были. К сожалению.

– Сэр, обратитесь к лейтенанту. Она в фургоне.

Она… Мать твою!

Лейтенант оказался дамой лет сорока, афроамериканкой, она сидела в фургоне, оказавшемся внутри мобильным штабом, и доказывала кому-то по рации, что надо или прислать еще людей, или сворачивать следственные действия, потому что такими силами они не справятся и могут произойти серьезные беспорядки. Беспорядки действительно намечались: к месту действия подтягивались негры, а где негры, там до беспорядков рукой подать, как бы толерантно к ним ни относились.

– ФБР? – устало подняла глаза на новых действующих лиц дама.

– Антитеррористическая оперативная группа, мэм. Специальный агент МакДугал. Что здесь происходит?

– Лейтенант Синтия Баффур. Ничего здесь не происходит – решили выслать местного муллу на его родину, заодно провести обыск. Поступили данные.

– Какие? Какие основания высылки?

– Не знаю. Вы лучше спросите этих, – лейтенант показала рукой в сторону фургона Бюро эмиграции и натурализации, – мне ничего нормально не сообщили до того, как мы не прибыли к мечети.

– А решение суда?

– Смеетесь?

Наступили новые времена – теперь для высылки нежелательного эмигранта решения суда не требовалось. PATRIOT-акт работал на полную мощность.

– Мы пройдем?

– Да, пожалуйста. Надеюсь, у вас есть оружие…

Толпа прибывала, теперь уже ощутимо.

– Пошли быстрее! – МакДугал подтолкнул напарника. – Не стоит здесь светиться.

– Какого черта тут делается?

– Такого. Я знаю местного муллу, он неопасный, пусть и не любит власть. Теперь, если закроют мечеть, все местные начнут ходить в подпольные, которые черт знает где расположены, и там черт знает что творится.

В мечети шел обыск – там находились сразу несколько человек из БЭИ и двое полицейских с помповыми ружьями наперевес. Двое охраняли местного муллу – тот стоял у стены, руки у него были свободны, и рядом находились какие-то чемоданы – видимо, его личные вещи.

– Сэр!

МакДугал с ходу осадил сунувшегося агента:

– АТОГ. Специальные агенты. Кто старший?

Старшим был низенький, плохо одетый, усатый латиноамериканец. Когда-то и он был эмигрантом в этой стране, а теперь получилось так, что он высылал из нее людей. Прихотливая всё-таки штука – судьба. Заметив посторонних, он также поспешил подойти.

– Специальный агент МакДугал, это специальный агент Мантино. Антитеррористическая группа.

– Филипп Кабрера, старший группы. Чем обязаны?

– Я бы хотел узнать причину высылки местного муллы.

– Напишите запрос о сотрудничестве.

Разные подразделения огромной, неповоротливой машины под гордым названием «Министерство юстиции Североамериканских Соединенных Штатов» вместо того, чтобы дружить и сотрудничать, враждовали. Иногда смертельно.

– Черт, Кабрера, если речь идет о сотрудничестве, то давайте сотрудничать, а не писать бумаги! При чем тут запрос?! За что его высылают?

Старший группы БЭИ подумал и решил не усугублять. В стране, еще не оправившейся от последствий 9/10, царила настоящая террористическая (точнее, противотеррористическая) лихорадка. Было признано, что одним из факторов, сделавших возможными теракты 9/10, стало отсутствие сотрудничества, поддержки и обмена информацией между ведомствами, потому и создали АТОГ. И если сейчас спецагент АТОГ напишет «телегу», что агенты БЭИ не проявили готовности к сотрудничеству…

– Поступили сигналы на него.

– Какие конкретно?

– Что он устраивает сборища и ругает на них правительство. Призывает к сопротивлению, неповиновению.

– Как конкретно призывает? У вас есть материалы аудиоконтроля?

– У нас есть показания трех свидетелей.

– О господи! Люди вышли из подпольных молелен и стали ходить в мечеть! Как думаете – те, кто держит эти подпольные молельни, сильно обрадовались этому?

– Вы хотите сказать, что его подставили?

– Именно это я и хочу сказать! До каких пор вы будете вставлять нам палки в колеса! Почему вы занимаетесь легальной мечетью, а не пытаетесь прикрыть подпольные?!

– У нас есть материал, мы обязаны принять по нему меры. Это ваш источник?

Можно было бы сказать «да». Но, во-первых, это было неправдой, во-вторых, эта информация моментально оказалась бы на улицах. Из БЭИ, равно как и из других ведомств, которые не принимали специальные меры по контрразведывательному обеспечению своей деятельности, информация текла рекой.

– Нет. Но нам нужно поговорить с выдворяемым.

– Пожалуйста. Только недолго, мы почти закончили.

– И без свидетелей. Пусть лучше эти двое подержат дверь, не ровен час, сюда ворвутся…

Мулла был высоким, с короткой бородкой, в дешевых, с толстыми линзами очках, выглядел каким-то растерянным. Мантино он не показался опасным и тем более – злоумышляющим.

– Добрый день, сэр, – сказал МакДугал, подходя ближе, – я вижу, что вы не нашли общий язык с Бюро Эмиграции?

Мулла пожал плечами.

– Всё в руках Аллаха.

– Да, всё в руках Аллаха. Это лейтенант Мантино специальный агент, мой напарник.

Рука муллы была сухой и твердой, рукопожатие – крепким.

– Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, сэр. Это возможно?

– Если только меня не уведут до этого.

– Не уведут. – МакДугал достал из бумажника фотографию. – Скажите, вы когда-нибудь видели этого человека?

Мулла взял фотографию, поправил очки, всмотрелся.

– Этот человек – мертв?

– Увы, это так.

– Он – правоверный?

– Мы считаем, что да.

Мулла вернул фотографию, закрыл глаза, губы его зашевелились. Он читал фатиху, молитву, которую положено читать над умершим правоверным, агенты молча ждали.

– Он так и не погребен до сих пор?

– Увы, сэр. Нам нужно вести расследование, да его никто и не забирает.

– В таком случае я прошу вас, хоть вы и не правоверный, похоронить этого человека так, как требует этого наша вера. Вы знаете, к кому обратиться. Возможно, на Страшном суде это благое деяние зачтется и вам, и мне, и тем, кто его похоронит, а на нас и так слишком много греха, чтобы упускать возможность совершить благодеяние.

– Сэр, я не могу обещать, что это будет скоро, но в общей могиле он лежать не будет.

– Я рад это слышать. Аллах да зачтет вам праведные дела ваши.

– Но мы бы хотели получить кое-что взамен. Первое: этот человек прилетел сюда из Берлина, отправная точка его маршрута – Бейрут. В полете он пил кофе, минеральную воду, ел хлеб – и всё. Получается, он постился. При нем были найдены деньги – крупная сумма. Мы считаем, что он въехал в страну, чтобы совершить один или несколько террористических актов. И мы можем договориться, чтобы вас не высылали, если вы пообещаете, только пообещаете, что проинформируете нас, если этот или подобный человек появится в мечети.

Мулла покачал головой.

– Я всего лишь правоверный, что молит Аллаха о прощении и страшится его наказания. Как я обращусь с мольбой ко Всевышнему, если до этого предам брата своего?

– Человек, умышляющий убивать, – брат ли он вам?

– Он правоверный. Пусть люди, чьи души черны как сажа и которым Аллах уготовил суровые наказание за содеянное ими, отвратили его с пути истинного джихада – всё же он правоверный. Он думает, что следует прямым путем, в то время как это – путь, ведущий в пропасть неверия и греха. И я, нижайший раб Аллаха, должен отвратить моего брата с этого пути, а не предавать его в руки неверных, как бы он ни заблуждался.

– А что такое истинный джихад? – спросил Мантино. – Не то же ли самое убийство?

– Истинный джихад – это война, которую ты ведешь сам с собой. Истинный джихад – это когда ты воюешь с одолевающими тебя шайтанами, которые толкают руки твои на свершение злых, неугодных Аллаху дел. Только тот, кто победил шайтанов в себе самом, тот, кто чист, может воевать за торжество истинной веры. Когда люди говорят мне о джихаде, я обычно отвечаю: посмотрите на себя. Разве вы не без греха? Разве дела ваши и помыслы ваши чисты? Как вы можете вести войну с шайтанами, одолевающими весь мир, пока не победили шайтанов в самих себе, как вы можете воевать за чистоту веры, в то время как ваша вера и ваши помыслы, и ваши дела нечисты?

МакДугал покачал головой.

– Сэр, этих людей не победить словом, будь это слово о Всевышнем Аллахе или слово федерального судьи, зачитывающего приговор. У нас такие же цели, что и у вас. Если вы не будете сотрудничать с властями, это может кончиться плохо для вас же. Разве вам не известно, что провозглашено шейхами такфиритов, теми, кто проповедует учение «Ат-Такфир валь-Хиджра»? Они сказали, что мусульманин, который не с ними, который не убивает вместе с ними – хуже неверного, что его имущество – разрешено и его жизнь – разрешена. Эти люди не знают жалости, и с ними не справиться словом.

– Такфириты… Воистину, это кара, посланная нам, правоверным, самим Аллахом, это люди, которых ведет сам Иблис и все его шайтаны. Но мы, правоверные, те, кто страшится наказания Аллаха и несет слово его в душе своей, должны сами справиться с такфиритами, которым, нет в том сомнения, уготовано мучительное наказание.

– Вижу, вас не переубедить. – МакДугал сменил тему. – А что вы можете сказать о человеке, изображенном на этой фотографии?

– Ничего. Я не знаю его и никогда его не видел. Если бы он пришел сюда и помыслы его были бы чисты, то, нет в том сомнения, он нашел бы здесь кров и нашел бы здесь единоверцев.

– Но он держал пост!

Мулла улыбнулся.

– Вам следует больше читать, агент МакДугал, тем более что нужные книги я вам дал. Возможно, вы и уверуете, а сам Аллах сказал, что те, кто уверует, будут спасены. Пост – это не противозаконно, правда? В Коране есть много видов постов, есть месяцы, где нельзя принимать пищу до заката Солнца, есть время, когда нельзя есть определенные виды пищи. Самый строгий пост – пост, когда ты один день постишься и один – отдыхаешь от поста. Сам пророк Мохаммед сказал, что более строгий пост неугоден Аллаху. Возможно, этот человек не имел дурных намерений, когда постился, вот и всё…

– Сэр, вы закончили? – К беседующим подошел Кабрера. – Там, на улице, становится жарковато. Самое время убираться отсюда.

Что-то глухо стукнуло в дверь.

На улице и в самом деле было неспокойно. Прибыло специальное подразделение нью-йоркской полиции по борьбе с массовыми беспорядками. Его бойцы в принадлежащем им большом, с зарешеченными окнами автобусе натягивали на себя снаряжение – нечто среднее между рыцарскими и хоккейными доспехами – и спешно, как только могли, бежали выстраивать вторую цепь между протестующими и мечетью. Протестующих стало еще больше, они перекрыли часть улицы, что создало гигантскую пробку, на полицейских пока не нападали, но в руках у протестующих были бутылки, камни и палки. Бойцы из группы по борьбе с массовыми беспорядками были вооружены дубинками и шестизарядными гранатометами калибра тридцать семь миллиметров, стреляющими резиновой дробью и гранатами. Но стрелять следовало осторожно: рядом с протестующими было довольно много зевак и стоящие в пробке машины. Зеваки вообще были бедствием: в негритянском квартале много безработных, и они сбегались на любой скандал, на любое бесплатное зрелище. А в застрявших в пробке машинах были и белые.

Чуть в стороне стоял черный фургончик SWAT отряда специального оружия и тактики. Сами бойцы пока наружу не показывались, чтобы еще больше не подогревать страсти, но, если «вечер перестанет быть томным», они появятся на сцене. И откроют огонь – нелегального оружия у них не было.

Кабрера метался, как мелкий бес из оперы, – выдворяемого подвели к дверям мечети, но наружу вывести пока не решились. Чемоданы выдворяемого разобрали себе сотрудники БЭИ, чтобы прикрыться ими, если в них полетят камни и пакеты с дерьмом или краской. Сам Кабрера глубоко вдохнул, словно пловец перед прыжком в холодную воду, и выскочил на улицу.

Фургон, конечно же, стоял шагов за двадцать от входа в мечеть.

– Черт, почему не подогнали фургон ко входу?! – Старший группы БЭИ набросился на полицейских, прикрывавших на всякий случай головы.

– Сэр, тут полно припаркованных машин. Места нет.

– Убрать! Уберите машины, чтобы мы могли подогнать фургон ближе!

Полицейский – типичный патрульный, ирландский здоровяк, с сомнением покачал рыжей головой.

– Сэр, вы уверены, что это законно?

– Черт, мне наплевать. Скажите, что они были припаркованы без оплаты!

Полицейский скептически оглядел улицу – все парковочные автоматы тут уже давно разграбили.

– А как мы будем убирать машины, сэр? У нас же нет эвакуатора.

– О Мадонна, просто откатите их руками! Сделайте что-нибудь полезное, наконец!

Полицейский тяжело вздохнул – ему чертовски не нравилось происходящее здесь, буря, поднятая в стакане воды этим мелким мексиканским придурком. Но он был на его стороне, и такова была его работа.

– Шмитц, Генри, давайте подвинем машину, – решился полицейский.

Ближе всего ко входу был припаркован старый «Бьюик», в нем не было встроенных противоугонных систем, и его легко вскрыть, снять со стояночного тормоза и откатить в сторону. Но как только полицейский открыл дверь машины, пронзительно взвыла сирена сигнализации, добавив еще толику нервозности в и так уже перегретую атмосферу депортации.

На шум из полицейского фургончика выскочила лейтенант Баффур.

– О’Хара, – закричала она, перекрыв даже сирену, – как вы думаете, что вы делаете? Оставьте машину в покое!

– Мэм, нам приказали это сделать.

Рядом стоял Кабрера (помогать толкать он и не думал), и гнев и так уже издерганного лейтенанта полиции нашел новую цель.

– Кабрера, какого черта?!

– Нам надо освободить место для нашего фургона!

– Ну, так и освобождайте!

– Нужно откатить машину, я приказал…

– Черт, моим людям приказываю я и никто другой! Мы обеспечиваем вашу работу, но это не означает, что кто-то из полицейских должен вскрывать машины! О’Хара, закройте немедленно машину и вернитесь на свой пост! А вам, уважаемый сэр, если нужно убрать машину в сторону, делайте это сами!

– Лейтенант, мы на одной стороне.

– К сожалению!

Оно и понятно – БЭИ сделает свое дело, напишет отчет и умоет руки. А копам потом разбираться со взбудораженным черным районом.

В унынии Кабрера вернулся под защиту деревянных стен мечети.

– По улице идти больше двадцати метров.

В мечети воцарилось молчание, нарушенное стуком еще одного камня, попавшего в двери.

– Сэр, эти двадцать метров нам придется не идти, а бежать.

– Может быть, вы позволите мне выступить и попрощаться с правоверными, которые приходили ко мне сюда и внимали слову Аллаха? – предложил мулла.

Кабрера в бессилии посмотрел на агентов АТОГ. МакДугал ухмылялся.

– Сэр, на вашем месте я бы внял голосу разума.

Удивительно, но улица успокоилась, не до конца, конечно, как только первым вышел мулла. Сам Мантино не раз бывал в буйных черных кварталах, каких в изобилии и в столице страны Вашингтоне, и если бы он не видел это своими глазами, он бы не поверил тому, кто рассказал бы ему про это. Скандал в черном районе – это больше, чем скандал, тут полно живущих на велфере ^[34]молодых людей, которые просыпаются в двенадцать часов дня, потому что тусили под магнитофон и выкрикивали рэп всю ночь. Они носят балахоны и спущенные чуть ли не до колен штаны стиля «обосрался и иду», у них всю дорогу возле уха пристроен дешевый магнитофон, включенный на полную громкость и ежесекундно вышибающий из головы остатки мозгов. Они с трудом окончили бесплатную муниципальную школу, в которой на окнах решетки, а на входе металлоискатель и охранник с револьвером, многие из них уже успели отбыть уголовное наказание «как несовершеннолетние». Им совершенно нечего делать в этой жизни, они не работают и не пытаются найти постоянное место работы, они меняют талоны на бесплатные продукты питания на понюшку кокаина, они всегда готовы на мелкое преступление, а если подвернется выгодная и в их понимании относительно безопасная возможность, то и на крупное. Они не уважают ни закон, ни государство, ни общество, но считают, что общество и государство должно обеспечивать их велфером по факту их рождения, и велфером таким, чтобы можно было жить, не работая. В их песнях говорится о доступных женщинах, наркотиках и убитых полицейских, и каждый раз, когда возникает скандал, да еще и скандал с участием полиции, они готовы принять в нем самое активное участие. Побить стекла, перевернуть машины, а потом подать в суд с бесплатным, предоставленным правозащитниками адвокатом, если полицейский огреет их дубинкой по хребту. Они все чаще и чаще принимают ислам, потому что ислам – это круто, ислам – это полные отморозки, которые воюют против государства, взрывают и убивают солдат этого государства и идут на смерть сами. Их становится год от года всё больше и больше, потому что в черном квартале рожают детей по пьянке, чтобы получить потом пособие на ребенка, а мамашам часто бывает по четырнадцать лет. Они – новое лицо Североамериканских Соединенных Штатов, они шумны и анархичны, их очень много, и зачастую для того, чтобы их успокоить, приходится вызывать SWAT.

Но никогда агент Мантино не видел, чтобы кто-то мог успокоить эту толпу одним движением руки.

– Мир вам! – воскликнул мулла.

Толпа еще заметней утихла, потом послышались выкрики: «И вам мир!»

– Так получилось, что я вынужден покинуть эту страну навсегда и не смогу больше направлять вас по истинному пути…

Толпа вновь зашумела, но мулла воздел обе руки к небу, призывая к тишине в несколько театральном жесте. И толпа снова повиновалась ему.

– Да, так получилось, что меня не будет с вами. Но Аллах остается с вами, с теми, кто верит в него. Так живите, опасаясь наказания его, и так, как велит Книга. Сражайтесь, но не преступайте, ибо Аллах не любит преступающих, и об этом тоже говорит Книга. А теперь перестаньте бросать камни и грязь, опустите свои руки, ибо рядом мечеть, ваш дом, и тому, кто приедет вместо меня, потом придется убирать всё это.

– А когда кто-то приедет вместо вас?! – выкрикнул громко кто-то.

– Думаю, скоро. Аллах не оставит вас без заступничества.

После этой, на удивление мирно закончившейся операции муллу препроводили в аэропорт и там сопровождали до посадки в самолет Нью-Йорк – Санкт-Петербург. Агенты МакДугал и Мантино решили, что самое время перекусить. В САСШ, как ни в какой другой стране мира, кроме разве что Италии, это легко сделать – они заехали в заведение, торгующее цыплятами по рецепту полковника Сандерса, купили острую куриную грудку ^[35]навынос и сейчас наворачивали ее, сидя в машине на стоянке заведения.

– Что за хреновину мы делаем? – спросил Мантино, пытаясь глотком колы погасить горящий во рту пожар.

– Что ты имеешь в виду?

– Сегодняшнюю ситуацию. Тот парень, священнослужитель – я первый раз видел, чтобы кто-то мог так успокаивать толпу. Если мы его выдворили, то зачем? Чтобы негры шли и дальше воровали по мелочи? Чтобы был погром? Нам вообще нужно спокойствие на улицах или не нужно? Какого хрена?

– Знаешь… – МакДугал немного помолчал, решая, стоит ли доверяться напарнику или нет, – я тебе скажу одну вещь, только это должно остаться между нами. Чтобы ты понимал, с чем мы имеем дело, о’кей?

– Могила, – заверил Мантино, – мог бы и не предупреждать.

– Мало ли… Так вот – в Вашингтонском офисе ФБР был парень, который работал по программе КОИНТЕЛПРО-Крест. Один из самых опытных контрразведчиков, его перебросили с наблюдения за римским посольством. Его звали Кейт Коннор, может быть, слышал мельком. Так вот, через год СРСники вывалили нам на стол его снимки и записи аудиоконтроля, как он ходит в подпольную православную церковь. И исповедуется русскому священнику. В исповедях он ничего не сказал, но сам понимаешь, что агент, работающий по программе Крест, в православную церковь ходить не должен. Его вызвали на комиссию по служебной этике, решили показательно раскатать в блин, чтобы неповадно было другим. Потом, когда его понизили до специального агента и отправили в какой-то занюханный полевой офис в центре страны… короче, мы с ним сидели и пили пиво в баре. Конечно, у нас в Бюро есть поганая традиция, когда кого-то объявляют отверженным, он и становится отверженным, но мне на это всегда было плевать. Я его тогда и спросил: а на хрена? На хрена ты, старший агент, который через пару лет вполне мог стать инспектирующим агентом, а в перспективе и заместителем директора, спустил в сортир свою карьеру? Он помолчал, но потом ответил. Он сказал: «Знаешь, Джек, я не хочу погружаться всё глубже в дерьмо, захлебываясь в нем, и делать вид, что ничего не происходит». У него было двое сыновей, младшему восемь. И вот мальчонка в один прекрасный день пришел из школы, а Кейт позаботился и отдал парня в хорошую школу, и сказал, кем он хочет быть в будущем. Он сказал, что хочет быть геем и что у них в школе каждую неделю преподают уроки толерантности. А там, на этих уроках, говорят, что геи – хорошие люди, что всем надо дружить с геями, рассказывают сказки про детей, которых усыновили два добрых папы. А когда Кейт бросился в церковь – он был протестантом, – то падре сказал ему, что всё правильно, что даже они теперь регистрируют гражданские сожительства между представителями сексуальных меньшинств ^[36]. То же самое ему сказали и в католическом храме. И лишь православный священник, который приехал сюда проповедовать из России и против которого Коннор должен был работать, сказал, что это – страшный грех перед Господом и растление детей. И посоветовал, что делать и как воспитывать ребенка, чтобы его не коснулась эта мерзость. Собственно говоря, с этого все и началось, он угрожал подать на школу в суд и забрал оттуда сына, информация попала в Министерство юстиции, в отдел, который занимается вопросами служебной этики. Минюст быстро установил, что речь идет об агенте ФБР из контрразведывательного отдела, и передал информацию в СРС для оперативной разработки. Ну а СРС не упустит случая ткнуть нас носом в грязь.