Текст книги "Врата скорби. Последняя страна"
Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
Горы, регион Хадрамаут. 10 августа 1949 года
Наилучшие слова – слова произнесенные мечом, и будет так, пока не отомстим за всю несправедливость! И призренные ведь посмели ругать посланника правоверных.
Святыни бы не осквернили наши, если б были под защитой львов они. На нас напали самые никчемные из бандитов. Так где же наши сабли? Они забыли нашу непокорность, что мы защищаемся как львы. Мы те, чьи кони растоптали троны персов!
Нашид. «Наилучшие слова – слова произнесенные мечом»
Григорий – встал на ноги довольно быстро – мастерство местных знахарей дало о себе знать. Все-таки местная медицина, хоть и совсем не использующая достижения медицины цивилизованных стран – имела немалый опыт в лечении самых разных ранений и контузий, а Григорий – был крепким, просоленным потом и пропыленным ветром казачиной, повидавшим немало. По истечении нескольких дней – он уже не падал в обмороки, твердо стоял на ногах и попадал в цель из винтовки и из автомата. Головная боль – иногда возвращалась, но это можно было терпеть, тем более что приступы были все слабее и слабее. Григорий – отметил, что надо с этим завязывать… это была его третья или четвертая контузия, а обновлять раз за разом – дело совсем скверное. Хотя… не мы выбираем войну, а война выбирает нас…
Джасим несколько раз показывался в селении, мрачный как туча – но ничего не сказал и тем более ничего не сделал. Григорий – был под покровительством его деда, его нельзя было убить – тем более что он бы гость. Бежать… да, он мог взять и уехать, он знал, куда надо идти, чтобы наняться на прииски. Но тогда он потеряет намус – уважение людей и главное – самоуважение, потому что намус объединяет эти два понятия. Он искренне не понимал, что он сделал такого, зарезав этих женщин, в горах всегда так поступали, чтобы не плодились враги. И он понимал, что русский, как мужчина и воин – не сможет отступиться от сказанных им слов – пусть они и были сказаны в болезненном состоянии…
Оставалось ждать, как рассудит Аллах Всевышний…
В один из дней после налета на город – Джасим спешил домой. Это был вечер, и отец послал его в дом, дабы принести необходимый сельскохозяйственный инструмент на поля: иначе бы он остался в полях и так и спал бы под звездами. Уже стемнело… был тот самый момент, когда солнце – уже закатилось за горные кручи, ушло в сторону Адена – но луна еще не заняла его место, и Аллах – не рассыпал по черному бархату неба бриллианты звезд. Спеша – он не смотрел особо по сторонам, и, преодолевая подъем – не понял, что на нем кто-то есть, пока не столкнулся почти лицом к лицу…
Это был русский. И у него была палка – что-то вроде длинного шеста, который используют в горах пастухи, чтобы перепрыгивать небольшие трещины и провалы…
– Я хочу напомнить тебе о твоем обещании – сказал русский. За то время, пока он был в горах – он сильно оброс бородой и стал похожий на одного из местных, из тех, кто не стрижет бороды[19]19
То есть, на исламского экстремиста. В горах не принято носить длинную бороду, особенно летом, а люди высокого положения – иногда и вовсе бреются, чтобы подчеркнуть то, что у них есть бритвенные принадлежности и что они близки к англичанам (или русским).
[Закрыть].
– О каком обещании, русский? – сказал Джасим, чтобы немного потянуть время.
– Ты не помнишь своих обещаний? Ты должен свести меня с теми, кто ищет справедливость в этих горах…
Джасим покачал головой
– Ты болен и не можешь идти туда, русский
– Болен я или здоров, о том знает лишь Аллах Всевышний… К тому же – разве ты не знаешь о том, что шахидом на пути Аллаха становится и том, кто пал в сражении, и тот, кто упал с коня на пути к нему и сломал шею или умер от болезни.
Джасим испытал раздражение – от того, как русский свободно оперирует понятиями из ислама и побеждает его на его же поле…
– Ты не правоверный, русский. И ты не идешь по пути Аллаха. Поэтому – и шахидом тебе никогда не стать…
И с этими словами – Джасим обогнул стоящего на тропе русского и исчез в сгущающейся темноте…
* * *
Но забыть свои слова и свое обещание – Джасим не мог. И потому – через три дня, он постучался в дверь дома знахаря, где приходил в себя Григорий…
У Григория были люди. Несколько казаков из наиболее опытных, в том числе и Петро Кательников. Обсуждали, что делать дальше – казаки, если действуют сами по себе, никогда не принимают решение кем-то единолично. В любой казачьей роте или полуроте – есть небольшой коллективный орган принятия решений – Круг. В казачьих войсках есть хорошо известный Войсковой круг, но это орган скорее официальный, а те круги, которые собирают казаки в таких ситуациях как эта – имеют мало общего с официальным. Они обычно даже не выбираются – казаки знают, кто из них опытней и решительней остальных. И душой никто не кривит – неверное решение ведет на смерть…
Григорий молча посмотрел на Джасима, одетого по походному, с длинным посохом в руке и винтовкой за плечами. Ничего не сказав, вернулся назад, начал натягивать укороченные, десантного, а не казачьего образца полусапоги, которые обычно носил.
– Ты куда? – спросил Кательников
– На кудыкину гору… – буркнул Григорий – скоро вернусь.
– Вот так голос. Ты чего, атаман…
– Надо кое с кем встретиться. Не ходите за мной.
Кательников встал со своего места, глянул в окно.
– Атаман… ты здоровый, чи как? Тебя ж там зарежут.
– Иншалла…
– Тю… совсем спятил… – выразил свое мнение еще один из казаков, бровастый и бородатый Кузьма Степнов, отличный, почти уникальный пулеметчик, попадающий из Максима в стеклянную банку за версту и умеющий вести огонь накатом[20]20
Старое и забытое сегодня умение, ушедшее в прошлое с пулеметчиками старой школы. Огонь накатом – значит, огонь по минометной траектории, по не видимой цели, например, по пехоте противника с обратной стороны холма. Сейчас такое считается невозможным – а ведь тогда были и такие мастера
[Закрыть].
Кательников – схватил Велехова за руку
– Ты чего, атаман. Опомнись…
– Выйдем.
– Здесь говори. С каких пор у тебя – от казаков секреты.
– Да не от казаков… – Григорий показал глазами на стену. Там и жил знахарь, точнее – знахарка. И кому она может пересказать разговор – то одному шайтану известно…
Вышли – втроем, Степнов с ними. Было уже совсем тепло, почти по-летнему. Для гор Хадрамаута это означает – выше тридцати в тени…
– Ты чего, атаман, с аллашниками говорить собрался? Да они тебя… на нас на всех приговор Шуры, забыл[21]21
То есть смертный приговор по законам шариата. Практически все опытные казаки в старших унтер-офицерских и офицерских чинах были приговорены к смерти
[Закрыть]?
– Да не с аллашниками. Про Идарат слыхали?
– Это эти… сицилисты что ли? Еще хлеще…
У казаков и «сицилистов», то есть членов социалистических партий, таких как эсеры или большевики – кровь была с двадцатых. В те годы – обе стороны буквально вели охоту друг за другом, доходило даже до взрывов у казацких казарм. Одни были «сатрапами царской власти», другие «бунтовщиками и мятежниками». До сих пор в крупных городах – многие не подавали казакам руки, и если случался в обществе человек в казачьих чинах – вставали и уходили. Война к этому времени уже прекратилась… но горячая, а холодная – по-прежнему продолжалась. Две части общества – большая и малая – продолжали жить в одном государстве, смертельно ненавидя друг друга.
– Да какие тут сицилисты… – с досадой сказал Григорий – ты вокруг глянь. Ну, какие тут к шайтану сицилисты?
– Какие… сицилисты везде есть.
– На него посмотри – Григорий указал на молча стоящего в стороне Джасима– какой из него сицилист?
– Так и те тоже сицилистами с рождения не были – вступил в разговор Степнов – по ниверситетам нахватались, револьвер купили и вперед. Это запросто…
– Там – никому и тридцати лет. Щенята они. Справедливости хотят. Скажи – много тут справедливости вокруг – а?
– Какая тут справедливость?
– То-то и оно. А они ее хотят. Надо с ними поговорить. Несправедливость – там, во дворце сидит. Скинуть ее – и можно что-то новое начать. Надо им это сказать. Не сказать – они против нас воевать будут. Нам это надо?
– Тю… будут они тебя слушать.
– Будут. Так, казаки, решайте. Если я атаман, так будьте добры слухать. Нет – так и долой, делайте выборы новые, пусть другой атаман будет. А я все равно пойду.
Кательников вздохнул
– Один то не ходи.
– Если всей сотней пойдет – так с ними брухнемся. Если один пойду – стрелять они не будут. Поверь моему слову…
Кательников – проводил взглядом атамана, наклонился к Степнову – у того от постоянной стрельбы был совсем худой слух.
– Давай за Митрием. Пусть следом дует…
* * *
– Долго идти то?
Джасим, выносливый, крепкий как молодой бычок – коротко усмехнулся
– Как Аллах даст.
И, смутившись от того, что так ответил человеку, который вдвое старше его – пояснил
– Я сам не знаю. Они сигнал дадут. Я никогда не знаю, где они, мне говорят – иди там то. А они сами нас найдут…
– Понял.
Григорий оценил – умно. Очень умно. Даже слишком умно для движения, которому всего несколько лет и которое зародилось в нищих горах некогда захудалой и никому не нужной провинции Османской империи. И ясно, что местные – такие методы измыслить не смогли, тут приложили руку матерые подпольщики
Они шли по тропе, которую использовали лишь пастухи для перегона своих стад. Надвигалось лето…
* * *
Сигнал дали, когда они прошли больше десятка верст. Полсуток пути.
Сигнал – был подан солнечным зайчиком, отразившимся от отполированной до блеска плоскости металлической коробки. Такие коробки – были у каждого мужчины в этих местах без исключения, в них носили гашиш, кат, иногда сигареты, если у кого были на них деньги[22]22
Табак в горах не выращивали, а сигареты стоили примерно в девять – десять раз дороже привычного ката. Сигареты курили в основном на побережье – египетские, контрабандные. Курение египетских сигарет – было одним из признаков принадлежности человека к организованной преступности. Те, кто был связан с англичанами – курил британский Ротманс, который англичане часто использовали как средство оплаты
[Закрыть] или даже сами деньги. В оригинале – это были металлические коробки из под британского чая высшего сорта, британские колонизаторы, попив чайку коробки выкидывали – а местные подбирали. Полировали до блеска и носили с собой, так у каждого – было средство для подачи сигналов. Умно – в горах ни до кого не докричишься…
Они свернули с тропы – и тут же натолкнулись на двоих боевиков, поджидавших в засаде. Совсем молодые, похоже и двадцати нет – и для этого возраста вооружены просто отлично. В их годы – в племенном ополчении пацаны рады, если получают свою первую, древнюю, еще дедовскую винтовку – а у этих на двоих был пистолет – пулемет СТЭН и автоматическая винтовка Токарева. Правда, не факт что последняя стреляет… она очень чувствительна к уходу, с этим сами казаки в свое время намучались. Но и СТЭНа хватит, чтобы перепилить их пополам…
Один из молодых – у него даже не было бороды, так, кустистая поросль на подбородке – что-то резко спросил на странном, каркающем языке – и Джасим на этом же языке ответил. Велехов – языка этого не знал совершенно, но явно не арабский, не похож ни на один из диалектов. Скорее это горский язык, распространенный восточнее этого места… казаки много слышали про него, но не нашли никого, кто бы смог их обучить хотя бы нескольким словам. А язык этот – в основном распространен на британской территории. Вот и соображай… что к чему.
– Они говорят – оружие есть? – перевел Джасим
– Есть – ответил Велехов
– Тогда отдай им. Тебе вернут, как ты будешь уходить. Это признак доброй воли…
– Если они требуют от меня в знак приветствия отдать мое оружие – сказал Велехов – то пусть взамен отдадут мне свое, ведь в шариате сказано: приветствуйте друг друга подобным.
Джасим нахмурился – но заговорил не с Велеховым, а с этими двумя. После пары минут переговоров на этом странном, отрывистом как автоматная очередь языке – эти двое отодвинулись с тропы, давая понять, что можно пройти…
* * *
Пещера. Неверный свет костра, танцующие блики на скальной породе стен. Костер – поддерживается не деревом, оно используется только на растопку. В костре – горят черные камни, горят хуже, чем дерево – но горят[23]23
В Йемене в горах есть небольшие месторождения каменного угля. Небольшие – но есть.
[Закрыть]…
У костра – в круг сгрудились человек десять. Все молодые… нет ни одного, кто был бы старше тридцати или кто явно бы выглядел как серьезный вожак. Некоторые – даже бороду еще не смогли вырастить. Лет двадцать пять… некоторые к тридцати, но старше никого нет. Господи и это – Идарат, которого все боятся?
Или это подстава?
Да нет, не подстава. Все отлично вооружены, просто на диво хорошо, не хуже правительственной армии. Почти у каждого – на поясе вместо местного кинжала джамбия – современный пистолет, у некоторых даже в кобуре. У всех – у кого винтовки, у кого автоматы, токаревок – целых четыре. Автоматическая винтовка Токарева – с ней надо повозиться, это тебе не простая как кирпич мосинка – но если освоишь, она немногим уступит ручному пулемету. Автоматы – разномастные СТЭНЫ, два ППД, как минимум у двоих – новые богемские десантные автоматы, которых и на рынке то нет. У контрабандистов купили, что ли. Ручные пулеметы – два БРЭНа и итальянская Бреда с питанием магазинами.
Откуда они взяли все это? Оружие на каждом из них – стоит больше денег, чем они заработают в этих горах, целый год горбатясь на какого-нибудь феодала. Кто им дал все это, кто их снабжает?
Еще большее удивление – вызывали подсумки на боку с запасными магазинами. Это уже – признак регулярной армии. А это – откуда?
А откуда взял пистолет тот парень, который пытался убить его самого, но убил в результате своего отца? Кто ему дал пистолет?
Смотрят – кто враждебно, кто с интересом. Но последних – все-таки большинство.
– Салам алейкум… – дал Велехов приветствие, которое принято на всем Востоке
– Ва алейкум. Ва алейкум ас салам… – отозвались многие. Кто-то – давал полный салам, а кто-то – отвечал так, как было принято отвечать иноверцам.
Велехов молча ждал, пока кто-то заговорит. Кто заговорит – тот у них и амир.
– Садись ближе к костру, руси… – сказал круглолицый бородач, чья борода была коротко и довольно неаккуратно подстрижена (может, просто ножом обкорнал) – и вкуси с нами того, чем богат наш стол…
– Рахмат…
Велехов – по-турецки уселся у костра, на правах гостя выбрав себе место. Спиной к скале, так чтобы сзади не подкрались. Ему протянули лепешку, с зеленью и свежим жареным мясом… так питались в Междуречье, а здесь – нет, хлеб ели отдельно, а мясо – отдельно. Понятно, откуда ноги у всего этого растут – но непонятно, кто это все так хорошо финансирует.
Перед тем как есть – Велехов перекрестился. Идаратовцы – не обратили на это ни малейшего внимания.
Лепешка была вкусной, на настоящей муке. Он съел еще одну, а от третьей трижды отказался, показывая, что сыт.
– Хвала Аллаху… – сказал бородач – наш брат сказал, что ты хотел видеть нас и говорить с нами. Говори, мы слушаем тебя…
Велехов – мысленно еще раз перекрестился. Если он правильно все рассчитал – он получит союзника. Если нет – живым отсюда не уйдет.
– Я не хочу говорить с вами. Я хочу спросить вас…
– Спросить? Так спроси.
– Вы говорите о несправедливости, но в то же время с ней не боретесь. Как это понимать? И как тогда смотреть на вас – как на лицемеров?
Бородач нахмурился
– Мы не лицемеры, руси. Думай, что говоришь.
– А как иначе говорить о тех, кто говорит о несправедливости, но не делает ничего, чтобы устранить ее? Что вы сделали, чтобы устранить ее?
– Ты чужак, руси. И ты – казак. Угнетатель.
– Да, но я имею право говорить как человек, который видит со стороны. И разве ты ответил на мой вопрос?
Бородач мог сделать одно из двух. Выстрелить в него – или сдать позицию, начав оправдываться. И он выбрал второе. Все-таки – те, кто по двадцать – тридцать лет еще не волки. Сколько бы крови на них не было.
– Разве ты не знаешь, что мы сделали только за последнее время?
Бородач коротко перечислил – кое-что из этого Велехов знал, но большей частью – нет. В число содеянного – попала и страшная перестрелка прямо в Шук Абдалле с группой британского спецназа 22САС.
Но Григорий – только покачал головой
– Все то, о чем ты мне рассказал – все это одно из двух. Или ты пополнял собственный карман, грабя и уподобляясь обычному бандиту. Или ты отбивался, когда на тебя нападали.
Бородач – вскочил на ноги
– Как ты смеешь судить нас, неверный!
Вскочил на ноги и Джасим, крикнув что-то о гостеприимстве – а вот Велехов остался сидеть. Во времена, когда он жил на Востоке и входил в тамошнее войско – он повидал всяких… бандитов, грабителей, налетчиков… всяких. И научился различать людей. Эти – были слабоваты. По любым меркам. Их единственное достоинство – то, что они верят. По-настоящему верят. И это же – их недостаток, один из многих. Потому что бандиты, что с междуречья, что с нагорья – за красивой вуалью веры, за громкими словами и помпезными клятвами – скрывают цинизм, звериную жестокость, лисью хитрость и четкое, кристально ясное понимание своих шкурных интересов, которые не имеют ничего общего с исламом, которых они держатся до последнего и от которых просто так не отступят. Семья, род, племя – вот что их интересует. Они всегда помогут своему, они всегда найдут оправдание кормящему их семьи грабежу и похищению людей – мол, ведем джихад. А эти… похоже, они ничуть не более зрелые, чем те, начитавшиеся книжек студенты…
Нет в них фундамента. Нет опоры на землю, какая есть у матерых бандитов и матерых политических террористов. Есть только гнетущее чувство несправедливости, порывистость юношества и кто-то беспредельно циничный и злобный за ними, кто вооружил их и готовит для какой-то цели. Для какой-то очень серьезной цели.
И потому – Велехов остался сидеть, как это и подобает мужчине, воину, амиру, командиру сильного отряда
– Я смею судить как человек, который собственными руками устранил несправедливость, разгромив тагута на вашей земле, и отняв то, что он собирал не по шариату.
– О чем ты говоришь, неверный?
Новости в горах – распространялись в основном слухами, могли и не знать…
Быстро заговорил Джасим, свидетельствуя о том, что сам видел и в чем сам принимал участие. Бородач немного поостыл
– Наш брат свидетельствует, что ты и в самом деле напал на дом тагута и проявил себя как мужчина и воин и умелый амир. Но разве это дает тебе право говорить, что мы грабители и из числа сидящих[24]24
То есть трусы. Именно этим словом в шариате обозначаются трусы.
[Закрыть]? И разве ты не забрал те деньги, которые нашел в том доме? Так чем же ты лучше нас, неверный?
– Тем, что потратил эти деньги на покупку оружия.
Бородач усмехнулся
– И мы немало тратим на это.
– На покупку оружия для того, чтобы атаковать дом тагута и навсегда избавить горы от этого нечестивого и гнусного правителя. Смерть Абу!
Наступила тишина.
– Смерть Абу! – с нажимом повторил Велехов – разве вы не этого хотите? Разве не это – справедливость для тех, чьи жизни под ним и тех, чьи жизни он успел отнять? Смерть нечестивцу, смерть подонку, поправшему человеческие и божьи законы! Смерть!
Бородач смутился. А вот остальные – начали смотреть на него с интересом.
– Или ты не хочешь сражаться?
– В Шук Абдалле много войска – с сомнением сказал бородач – и англизы
– Сиди с сидящими!
– Не говори то, о чем пожалеешь! – окрысился бородач – ты не знаешь, о чем говоришь! Надо уведомить Центральный совет! Мы не имеем права ничего делать без решения Центрального совета! Ничего!
Ага, значит, есть и какой-то координирующий орган. И его название – явно не исламское…
– Уведоми сначала свою совесть – Велехов чувствовал, что выигрывает и дожимал – разве ты не встал для того, чтобы воевать за свой народ? Для кого ты все это делаешь?
– Неверный прав! – сказал кто-то, и это было промежуточной победой.
– … как ты будешь чувствовать себя, если мы пойдем и сделаем то, о чем ты лишь говоришь? Нет слов лучше тех, что произнесены мечом!
– Если хочешь идти – иди. И собаки разорвут твой труп и трупы твоих людей на рыночной площади Шук Абдаллы! У Абу до пяти тысяч людей.
– Я взял крепость, в которой было сто с лишним человек силами двадцати. Сейчас у меня – не меньше двух тысяч.
– Так это был ты…
И Велехов… он заметил то, чему не было никакого объяснения… разумного, по крайней мере. Он заметил, как при упоминании о крепости – у бородача в глазах скользнуло что-то мимолетное… ненависть и страх. И объяснения этому не было – ведь речь шла об общих врагах, верно?
Но времени обдумывать не было.
– Да, это был я. И мои слова получились весомее твоих, ибо были подкреплены силой меча. Когда я вошел на твою землю, у меня было двадцать человек. А сейчас – две тысячи.
Это был намек на то, что люди могут и переходить от одного военачальника – к другому. К более удачливому – от менее удачливого.
– И будет больше, как я объявлю о своих намерениях.
– Какие племена с тобой? – спросил бородач явно чтобы выиграть время…
Велехов коротко перечислил.
– Но вы все знаете, что дело не в оружии, и не в численности армии, хотя и того и другого у меня достаточно, Слава Богу. Вы помните Пророка Мухаммеда – а мы помним Пророка Ису, так уж вышло. Но и ваш народ и мой согласны в одном: главное не сила, главное вера. Вера в правду. Мы идем в бой за правое дело. И ангелы с огненными мечами – будут с нами. Что ты им противопоставишь…
Бородач явно терялся. И те, кто был вместе с ним – уже рвались в бой. А военачальник – не может идти против настроений своей армии, не рискуя проиграть и потерять все.
– Я не скажу тебе ни да, ни нет – сказал бородач – ты неверный, а мы не доверяем неверным. И не имеем дела с неверными. Но я – скажу тебе свое решение до дня битвы.
– И сколько же ты приведешь?
– Много – сказал бородач – нас больше, чем ты думаешь
– Хорошо – сказал Велехов – только поспеши. Не хватало еще, чтобы землю мусульман от угнетателей – освобождали неверные.
– Не говори то, о чем не знаешь – сказал бородач, пытаясь оставить за собой последнее слово. Но оно осталось не за ним…
* * *
– Ты нажил себе врага, руси – сказал Джасим, когда они шли в обратный путь – Назим коварен и властолюбив.
– Давно он здесь?
– Какая тебе разница, руси?
– Большая. Так давно?
– Три года.
– Кто из вас его знает? Откуда он пришел?
– Из Адена. Его предки родом с гор, но они давно их покинули…
– И что он сделал такого, чтобы вы позволили властвовать над собой? Кроме того, что говорил слова?
Джасим нахмурился и ничего не ответил
– Слова означают справедливость.
– Слова ничего не означают. Если нет действий. Думай своей головой. И думай о том, где позор, и где – слава…