Текст книги "Свой среди чужих"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Для агента ФБР, североамериканца было сложно это понять, люди здесь настолько запуганы перспективой «собрать плохую прессу» или получить повестку в суд с миллионным иском, что не шевелятся даже и тогда, когда все вокруг горит синим пламенем. Но агент ФБР есть агент ФБР – он привык работать в команде и подчиняться установленным правилам. Какими бы они ни были.

– Я вас понял, сэр.

– Вот и хорошо.

Краем глаза я заметил, что Микеле пробирается к двери, ведущей из туалета, когда на него никто не обращает внимания.

– Микеле!

Он резко повернулся – как раз для того, чтобы поймать ключи от машины, которые я ему бросил.

– Ты мне больше ничего не должен. Спасибо за помощь.

Микеле скорчил улыбку.

– Вам спасибо, синьор Алессандро. Приходите к нам на обед в воскресенье. Мама будет делать спагетти с мясным соусом.

– Мой холестерин уже находится за гранью добра и зла. Тем не менее я приду, если буду в этот день в Нью-Йорке.

Хлопнула дверь.

– Сэр, если позволите… Этот ублюдок и в самом деле может подать на вас в суд за нанесение телесных повреждений. Но этого можно избежать, если у вас будет свидетель, который расскажет в прокуратуре, как все было на самом деле.

Я посмотрел на свидетеля. Точнее – на свидетельницу. Опасался увидеть разбитое лицо, а то и сломанный нос – но не увидел ни того, ни другого. Некоторые женщины падают мешком, некоторые – как кошки. Эта, судя по всему, относилась ко второй категории. Она сидела в углу, так что ее прикрывал массивный умывальник, и с любопытством смотрела на нас.

– Спасибо, Марк. Я сам.

– Понял, сэр…

Я подошел к даме, протянул руку.

– Прошу прощения за неприятный инцидент, мэм. Вставайте.

Дама поднялась, опираясь на мою руку, и я с удовольствием убедился в том, что она и в самом деле двигается, как кошка. Балет? В нашей стране балет очень популярен, сама Императрица-мать танцевала в балете, но это Североамериканские Соединенные Штаты. Или…

Боевые искусства? Так плавно могут двигаться мастера восточных единоборств.

– Спасибо, сударь. За руку и… за то, что меня спасли.

Сказано было на чистейшем русском с петербургским акцентом, который можно было резать ножом.

– Мы с вами соотечественники, сударыня? – удивился я.

– Вероятно да, сударь. Если вы тот, за кого себя выдаете. Вы же князь Александр Воронцов?

– Собственной персоной, сударыня. А вы…

– Меня зовут Катерина, – судя по голосу, ей было двадцать… двадцать пять, не больше. Просто удивительное самообладание – девять из десяти американок уже бились бы в истерике, звонили адвокату, психологу, бывшему или нынешнему мужу…

– Катерина, а дальше…

– Оставим просто Катерина… – девушка лукаво взглянула на меня. – Сударь, вы часто пытаетесь приударить за дамой, находясь в ретираде [30]30
  Старое название туалета. Дворяне обычно использовали его.


[Закрыть]?

– Боже мой… – мне и в самом деле было стыдно, – какая оплошность. Готов на все, чтобы загладить ее.

– Думаю, если вы сопроводите меня в зал и предложите бокал шампанского – я все забуду. Только… извольте немного подождать, мне надо привести себя в порядок.

Так получилось, что в этом мире мне не везло с женщинами. Катастрофически не везло. Марианна… с ней мы были просто друзьями, верней – почти друзьями, хотя я видел, что ей от этого больно… просто я не мог ей врать, не мог ежедневно врать. Марина… а что Марина… это, видимо, мой крест, который мне тащить до конца. Смешно, но я числюсь женатым человеком, хотя никогда таковым не являлся. Ксения… это отдельная тема, которой я не хочу даже касаться, это не женщина, это погибель, это каток, от которого ты не убежишь. И…

И мне до сих пор было больно. Очень больно. Просто я свыкся с этой болью, как люди свыкаются с дурной погодой, и уже не замечал ее. Но это не значило, что ее не было.

А теперь… А теперь я даже не помнил, как оказался в зале. И только оказавшись там, одернул себя – опомнись, дурак, она же тебе в дочери годится! Но голова уже не работала. Совсем.

Катерина оказалась общительной, за полчаса я узнал, что, оказывается, она родом из богатой семьи в Санкт-Петербурге, отец ее – товарищ министра финансов и претендует на несменяемого товарища после того, как эта должность освободится. Мать – известный искусствовед, она сама писательница и вольнослушательница Лондонской школы экономики. Здесь у нее нечто вроде каникул… изучает работу одного крупного банковского дома.

Позже, разбирая эту ситуацию, я пришел к выводу, что вел себя как пораженный стрелой амура набитый дурак. Я не задал себе вопроса – а каким образом столь крупный банковско-инвестиционный холдинг, который хранит банковскую тайну как зеницу ока и которому совершенно не нужны студенты на подработку, взял на практику обычную студентку Лондонской школы экономики да еще позволил ей что-то там изучать. Я пропустил мимо ушей то, что ни в коем случае не должен был пропускать. И если бы я не пялил глаза на то, на что пялить глаза было неприлично, а осмотрелся бы по сторонам – возможно, я бы заметил людей, которых здесь уж точно не должно было быть и само присутствие которых сигнализировало о смертельной опасности. Увы… в тот вечер я вел себя как старый набитый дурак, вот и закончилось все…

Плохо закончилось.

– Князь, вы совсем меня не слушаете, – Катерина капризно топнула ножкой.

– Отнюдь. Вы рассказывали про книгу, которую намереваетесь выпустить в свет.

– Да… просто вы выглядели так, как будто… вы не здесь, а где-то далеко.

– Юлий Цезарь умел делать три дела одновременно. Я не присваиваю себе лавры великого полководца, но… К тому же… сударыня, если мужчина и отвлекается, то только на вас.

Этот несколько неуклюжий комплимент Катерине понравился, и она продолжила щебетать о книге, которую собирается написать. И только в какой-то момент я выделил из столь щедро изливаемого потока информации слово, которое ударило меня словно током.

Афганистан!

Страна смерти. Край большой охоты.

Вспышка едва не ослепила меня – какой-то назойливый, лезущий бесцеремонно в личную жизнь фотограф, папарацци. Их тут полно.

– Простите, сударыня. Вы упомянули про Афганистан…

– Нет, вы все-таки меня не слушаете. Так вот, ее похитили и привезли в Афганистан. Это были бандиты… потом ее привезли на базар и стали продавать. Знаете, там, на базаре… очень страшно. Мерзкое место… там все время пахнет, очень неприятно пахнет, и очень жарко, от этой жары можно упасть в обморок. Там есть ряды, где продают белых невольниц. Молоденьких белых девушек на усладу местным эмирам. Эти девушки находятся за стеклом, там богатые ковры, и… эти девушки совершенно обнаженные. Но трогать их нельзя… так местные торговцы распаляют воображение мужчин, чтобы они охотнее расставались с деньгами.

Базара того уже не было – он сгорел в адском высокотемпературном пламени нескольких термобарических бомб. Там никто не селился, потому что это место считалось теперь проклятым, и те, кто контролировал Кабул – а власть в Кабуле менялась с периодичностью в несколько месяцев, – никто не осмеливался находиться там долгое время, даже просто пройти по обгоревшим развалинам. Из уст в уста передавалось, что там живут джинны.

– Простите, сударыня. Если ваша героиня попала в такой переплет – как же она будет выбираться оттуда?

Катерина надула губки.

– Какой вы, право, недогадливый. Вероятно, вы ни разу не пробовали писать. Конечно же, ее спасут. Придут наши солдаты и спасут.

– Афганистан – опасное место. Очень.

– Я знаю. Но ее все равно спасут. Она попадет во дворец, а потом ночью придут…

– Спецназ, – машинально подсказал я.

– Да, да. Спецназ. И спасут ее. Они будут долго идти по горам, а потом ее эвакуируют на вертолете. Ночью прилетит вертолет… черный, страшный, и они улетят. А эмира, который покупает девушек и издевается над ними, – на его дворец сбросят бомбу.

И снова у меня не возникло никаких ассоциаций. А должно было бы!

– Весьма неправдоподобно…

– Почему же?

– Понимаете, во-первых, надо будет описать, как спецназ нашел ее, как он вышел на дворец эмира. Потом, бомбить дворец – это все-таки слишком. Это межгосударственный инцидент, вторжение самолета одного государства в воздушное пространство другого и нанесение бомбового удара. Это может закончиться войной.

Катерина поставила бокал на стойку, закусила губу, задумавшись.

– Может, вы и правы… Вы так об этом говорите, как будто… ах да…

– Вице-адмирал Флота Его Императорского Величества, бывший Наместник Его Императорского Величества в Персии к вашим услугам…

– Я немного слышала про вас. В газетах. Что-то про Тегеран. Вы воевали в Тегеране.

– Это нельзя назвать войной, там воевали другие люди, которые ежедневно выходили на улицы и дороги, которые прочесывали селения в поисках бандитов. Все, что я делал, так это старался им не мешать.

– Но вы же знаете, как все это происходит. Высадка людей с вертолета…

– Полагаю, что да, сударыня. Это называется десант.

– Решено, – с решительным видом объявила Катерина, – в таком случае мы пишем эту книгу вместе. Соавторы!

Я не успел даже ответить – заметил не кого-нибудь, а главу консульского отдела в Нью-Йорке господина Доманского, с любезнейшей улыбкой идущего в нашу сторону. Что самое удивительное – в руке у него был сотовый телефон.

– Доброго здравия, Ваше Высокопревосходительство… – склонил голову он.

– Доброго здравия и вам, советник.

– Если я не ошибаюсь – вам изволят телефонировать, – на даму, стоящую рядом со мной, он даже не взглянул, не соизволил поздороваться.

– Мне? Вы уверены, сударь?

– Определенно, это вас, если вы – князь Александр Воронцов.

Недоумевая, я взял телефон:

– У аппарата.

– Выложи свой телефон.

Мне показалось, что за шиворот мне сунули кусок льда – столь знаком мне был этот голос. Ксения!

Я на ощупь достал телефон из внутреннего кармана пиджака, выложил его на стойку рядом с бокалом Катерины.

– Да.

– Теперь отойди туда, где можно нормально разговаривать.

Ксения знала, что делает, – это была женщина из стали, предусмотрительная, хитрая, много чего набравшаяся, в том числе и от меня. Сотовый телефон нельзя было держать при себе, потому что он, даже выключенный, может улавливать человеческую речь мембраной и передавать ее тому, кому слышать какие-то разговоры не следует.

Оставив Катерину с Доманским, я вышел в служебный коридор, проложив путь через веселящихся, пьющих, пытающихся танцевать людей. Кто-то на меня натолкнулся, едва не сшиб с ног, – тут уже были и пьяные, и обкурившиеся. В коридоре было потише, если не считать парочек по темным местам.

– Уже.

– Нам нужно встретиться. Немедленно.

Вот так.

– Ты не потрудишься мне объяснить, чем…

– Не по телефону. Мне надо тебя видеть.

Господи… Это ведь была Ксения. Которой я на ее пятнадцать лет подарил цветы, проникнув ночью туда, куда проникнуть теоретически было невозможно.

Потом, многим позже произошло все остальное – и я огреб проблемы на всю оставшуюся жизнь. И сына.

– Когда?

– Как можно скорее. Я в Берлине. Самолет ждет в Тетерборо.

– Доберусь сам.

– Как хочешь. У тебя двадцать четыре часа, не больше.

– Успею. Где?

– Как тогда. Под липами. Прибавь пятьдесят четыре.

Как тогда. Под липами – это Унтер ден Линден, главная улица Берлина и вообще Священной Римской империи германской нации. Прибавь пятьдесят четыре – к возрасту Нико, который… в общем, которому десять лет. Получается Унтер ден Линден шестьдесят четыре, адрес русского посольства.

Имеющий уши да не услышит. Имеющий глаза да не увидит. Имеющий язык да не сболтнет…

– Я понял.

– До встречи… – Ксения запнулась и тем же самым голосом, хорошо поставленным, сказала: – Я скучаю.

Скучаешь ты…

– Жди, – я нажал отбой.

15 мая 2012 года
САСШ, штат Нью-Йорк, Нью-Йорк
Тоннель через Гудзон

Болел локоть. Когда она упала – она инстинктивно выставила локоть, как делают все, кто не умеет падать, – и сильно ударилась. Теперь на нем наливался чернотой синяк, и о платьях с открытыми руками на ближайшее время следовало забыть.

Катерина относилась к редкому типу женщин и одновременно детей, в чем-то она была настоящей хищницей, в чем-то – ребенком. Родители не воспитывали ее, воспитывала бонна-француженка не самых твердых моральных устоев, причем лет с двенадцати она была Катерине больше подружкой, нежели воспитательницей, моральным авторитетом. Благодаря своей красоте и живому, незлобивому характеру Катерина получила доступ в петербургскую богему, познакомилась с титулованными молодыми людьми, близкими к молодому двору. От родителей она переняла практичность, рано поняла, чего от нее хотят мужчины, какое впечатление она на них производит – и как этим пользоваться. Но она не покатилась по наклонной, всегда выбирала сама и могла сказать «нет». Сверстники ее не интересовали, она интересовалась мужчинами постарше, твердо стоящими на ногах, которых не надо ничему учить.

В конце концов, произошло то, что обычно происходит с такими вот «продвинутыми» в вопросах общения с противоположным полом девушками, мало задумывающимися о том, с кем они знакомятся и к чему это все может привести. Они отправились с матерью погреться на Каспий, там она познакомилась с «роковым брюнетом» и легко согласилась пойти с ним на пляж ночью. Брюнет оказался не грузинским князем, а афганцем и похитителем людей, и очнулась Катерина в руках работорговцев, в Афганистане.

Тем не менее ее ангел-хранитель сохранил ее и там, над ней тоже горела Полярная звезда. Ее купили и вывезли из Кабула за несколько часов до того, как вакуумная бомба с беспилотника испепелила кабульский рынок рабов, а в Джелалабаде ее освободил спецназ, пришедший по душу бандитов, нарко– и работорговев. Пройдя по горам, они были эвакуированы вертолетом специальной эскадрильи, приземлившимся уже на нашей территории, на базе ВВС в Туркестане. Тогда же она была представлена Наследнику и с изумлением узнала, что нескладный молодой солдат, которого она спасла от ножа афганцев и который не говорил по-русски, был наследником Британского престола, наследным принцем Виндзорской династии. Уже через несколько минут после того, как адмиральский катер отвалил от гранитной стенки Гельсингфорского причала, унося принца на крейсер Ее Величества Дели, Катерина поняла, что сказала на прощание принцу что-то не то.

Дальнейшее было проще простого. Британцы подумали, что все это подстроила русская разведка – но на деле все это подстроили две хищницы, мать и дочь. Мать в свое время удачно выскочила замуж за перспективного чиновника, теперь товарища министра и тайного советника, дочь на ушко рассказала ей, что есть еще более интересный вариант. Через несколько дней бедняга тайный советник пришел к выводу, что дочь должна учиться в Лондонской школе экономики и нигде больше, никакой другой университет не даст ей подобающих знаний – хотя несколько дней назад он думал совершенно иначе. А через несколько месяцев Катерина отправилась в подготовительную школу для поступления в LSE, а дальнейшее – узнать, где и что, и выгодно попасться на глаза – было делом техники.

Никакая разведка не сравнится с женщиной, которая знает, что ей нужно, и твердо намерена это получить.

К сожалению, Катерина не интересовалась геополитикой, она не представляла, что значит брак наследного принца с русской и какую угрозу он несет для Вестминстерского престола. Если бы это было операцией русской разведки, ее бы тайно прикрывали двадцать четыре часа в сутки, и вышедшая на цель команда ликвидаторов была бы тихо, быстро и безжалостно устранена. Но, увы – она играла эту партию на свой страх и риск, даже не подозревая о том, что плывет по водам, полным акул…

Сопровождаемая сотрудником службы безопасности, она вышла на подземную стоянку к своей машине. Это была «Мазератти», красного цвета и очень мощная, модель «баркетта» с почти полным отсутствием приспособлений безопасности. Легкая, стремительная, красная торпеда была хитом сезона – и те, кто жил на сто двадцать процентов, покупали ее, не задумываясь о последствиях.

– Спасибо… – небрежно сказала она охраннику, доставая ключи.

– Вас сопроводить до выезда, мэм? – вежливо спросил он.

– Не стоит. Чао… – Катерина нажала на кнопку, которой в итальянских машинах запускался мотор, и он отозвался низким, злобным рычанием.

Выруливая на пандус, она подумала о мужчине, который ее спас, а потом бесцеремонно бросил ее и смотался. Она просто ненавидела его! Привыкшая к жадной похоти, которая окружала ее, Катерина просто бесилась, когда кто-то из мужчин ею пренебрегал. Еще больше ее взбесило то, что, если бы этот мужчина предложил ей посмотреть редкие марки у него дома, она согласилась бы не раздумывая, несмотря на разницу в возрасте. От него исходило ощущение уверенности в себе, спокойная сила, когда не надо доказывать окружающим, кто ты есть. От этой скрытой внутренней силы она просто шалела, как кошка от валерьянки.

Увы, верность Катерине была неведома – но ей были присущи хитрость и осторожность. С детства она знала, что мать изменяет отцу, но так осторожно, что ни разу не попалась и даже не допустила появления слухов в свете. Точно так же вела себя и Катерина – помимо принца в Лондоне, она была близка еще с тремя мужчинами, в том числе с самим сэром Энджелом Григгсом, председателем совета директоров Виккерс, которого все считали… ну, неважно кем. Тем, кем он не являлся на самом деле. Ни разу это не попало на страницы таблоидов, и бедняга принц был искренне уверен, что его русская возлюбленная ему верна.

Аккуратно вырулив с пандуса, она прижала педаль газа – и «Мазератти» рванулась вперед, опасно маневрируя в редком в это время дня траффике. В конце концов – черт с тобой, придурок, если ты не смог оценить то, что само шло к тебе в руки. Второго раза не будет.

Следом за «Мазератти» шел небольшой, но мощный «Шевроле» канадской сборки, взятый напрокат по поддельному паспорту. Удерживаться на хвосте у «Мазератти» было сложно, но за рулем «Шевроле» был опытный водитель, прошедший курс контраварийного и силового вождения в Уэльсе. Рядом с водителем сидел исполнитель.

Трагедия случилась в одном из мостов, проходящих под рекой Гудзон и ведущих в Манхэттен. В это время в тоннеле немного машин, а система внутреннего наблюдения как назло была отключена на профилактику. Тоннель был опасным местом, его поддерживали массивные бетонные опоры – быки, и каждая унесла как минимум одну человеческую жизнь. Их, конечно, попытались обезопасить, обернув специальным сотовым материалом, но помогало это мало. Катерина гнала на своей баркетте под восемьдесят миль в час, дорога летела под колеса, высвеченная светом фар с потолка тоннеля. Форсированный мотор взревел рядом, она поняла, что рядом еще какая-то машина, инстинктивно обернулась – и мощный поток света ударил ей по глазам. Это был переделанный охотничий прожектор мощностью в шестьсот тысяч свечей, с рефлектором, фокусирующим свет относительно нешироким лучом. Этот луч света подобно разрыву светошумовой гранаты ослепил и парализовал девушку, она сделала то, что сделает девять человек из десяти – выкрутила руль вправо, в сторону рабочей руки, направив машину на столб. Водитель «Шевроле» прибавил газу, чтобы как можно быстрее оказаться подальше от тоннеля. Все было сделано как надо, даже без контакта между машинами, отчего должны были бы остаться следы краски. За спинами британских убийц вспыхнула разбитая всмятку баркетта…

Все было сделано как надо, на высшем уровне. Автокатастрофа, никаких следов – следы алкоголя, вызванные выпитым шампанским, в крови Катерины, только подтвердили эту версию. Никаких следов на кузове, никаких доказательств в виде пленок с камер. Но кое в чем британцы все же просчитались, хотя этот фактор они никак не могли учесть в раскладе и принять правильное решение. Обоим – и водителю, и пассажиру «Шевроле» – оставалось жить меньше недели.

Заговор
18 мая 2012 года
Священная Римская империя германской нации
Берлин, улица Унтер ден Линден
Посольство Российской империи

В Берлин я прибыл обычным рейсом Дойче Люфтганза, в международный аэропорт Гатов, межконтинентальным «Юнкерсом», в котором в первом классе можно разложить сиденье в самую настоящую двухметровую кровать. Если бы не питание – немцы упорно придерживались своих простых блюд типа жареной капусты, колбаски, свиной ноги и прочего, – было бы вообще замечательно. Но и так неплохо, хотя после столь тяжелой пищи немудрено и изжогу заработать.

Хвост за собой я заметил еще в аэропорту и там же его срубил. Гестапо [31]31
  Geheime Staatspolizei– тайная государственная полиция. Создана выходцем из баварской полиции, старшим правительственным и криминальным советником Генрихом Мюллером в тридцать четвертом, он же и возглавлял ее до конца шестидесятых. В Германии Мюллер – не менее известная личность, чем в САСШ – Д. Э. Гувер, директор ФБР. Гестапо было аналогом североамериканского ФБР, боролось с терроризмом на территории Германии и рейхспротекторатов, занималось контрразведкой, выявляло и нейтрализовывало заговорщиков, коммунистов и педерастов. Правом превентивного ареста, как в нашем мире, не обладало.


[Закрыть]работало не на высоте – немцы слишком заорганизованы, чтобы эффективно вести слежку. Самолет из Нью-Йорка оказался лакомым куском для обретающихся в аэропорту гестаповцев, нас взяли под колпак еще в свободной зоне. Гестаповцев было человек десять-пятнадцать, они были в форме сотрудников аэропорта, летчиков, стюардесс – но так нарочито скрывались, что это было видно. Я прошел таможню не по зеленому коридору, а вместе со всеми и вместе со всеми вышел в зал для встречающих. Там, как всегда, было полно народа, кто-то кого-то встречал, кто-то кого-то провожал, и я заметил низенького, носатого филера-гестаповца, приклеившегося персонально ко мне – видимо, решили проследить за мной более капитально. Я поменял доллары на рейхсмарки, вышел к стоянке такси, положил свой атташе-кейс в багажник «Мерседеса»-такси, сунул водителю двадцать рейхсмарок – и тут хлопнул ладонью по лбу, как будто что-то забыл. Мой филер уже находился на стоянке такси и обратно в здание не пошел – решил, что, если я заплатил таксисту и положил чемодан в багажник, значит, обязательно вернусь, ни один немец не подумал бы иначе. В итоге филер остался с носом, таксист – с двадцатью рейхсмарками и чемоданчиком с парой старых сорочек и электробритвой, а я нырнул на лестницу и вместе с толпой спустился на станцию U-bahn [32]32
  U-bahn, Untergrundbahn– метро, подземная железная дорога. S-bahn– что-то вроде скоростного трамвая. И тот, и другой вид транспорта в Берлине, который в этом мире не знал сорок пятого года, были очень развиты.


[Закрыть]«Гатов». Великолепный для запруженного автомобилями Берлина вид транспорта – чисто, порядок, транспортная полиция на каждой станции следит, чтобы не было хулиганов, поезда с точностью до минуты ходят. Одна пересадка, двадцать минут – и я уже поднимаюсь на поверхность в самом центре Берлина, на Унтер-ден-Линден. Улице Лип, где находится посольство Российской империи. Когда-то давно – так давно, что сложно припомнить все детали, – мы сидели здесь с Ксенией в одном из кафе, и никто вокруг не знал – кто я и кто она. Можно было просто сидеть, пить кофе и ни о чем, ни о чем не думать.

Хорошие были времена…

В посольстве были предупреждены – как-никак Великая Княгиня, сестра Его Величества, к тому же обладающая немалым политическим весом в стране. Меня ждали уже на входе в посольство – какой-то разодетый хлыщ лет тридцати на вид, который мне сразу не понравился. Кивнув головой, он предложил мне следовать за ним, на входе германские полицейские нас пропустили, а местная охрана не проверила у меня документы. Я шел наклонив голову, чтобы на гестаповских камерах, которые круглосуточно, день и ночь отслеживают обстановку вокруг посольства, получиться как можно хуже. Пусть делают фоторобот, пусть реконструируют – лишняя практика никогда не повредит.

Хлыщ провел меня через консульский отдел, повел коридорами, потом мы поднялись по лестнице наверх в помещения ограниченного доступа. Он открыл карточкой одно из них – это оказалась небольшая, пристойно обставленная для переговоров комната.

– Граф Николай Толстой, гофмейстер двора Ее Высочества Великой Княгини Ксении, честь имею, – церемонно представился хлыщ.

То-то и оно. Вот почему ты мне сразу не понравился.

– Князь Александр Воронцов, вице-адмирал флота Его Императорского Величества в отставке, – представился и я.

Граф показал на уголок для переговоров – два кресла и расположенный между ними угловой столик.

– Присядем. Выпьете что-нибудь, сударь?

– Не пью.

Столь резкий и неожиданный ответ в самом начале разговора обычно обрывает нить разговора, которую выстраивает собеседник, и заставляет его лихорадочно импровизировать. Мало кто способен вести разговор правильно в такой ситуации.

Граф смешал себе коктейль с водкой, расположился напротив в кресле – но контакт был уже потерян и он не мог его восстановить. Разозлившись, он выбрал наихудший из возможных вариантов продолжения беседы – без подготовки попер напрямик.

– Мы слышали, что, будучи в Североамериканских Соединенных Штатах, вы отдали визит Ее Величеству…

Я посмотрел прямо в глаза графу. Хочешь в игры поиграть со мной… думаешь, тебе это удастся… заговорщик гребаный. Да я ж тебя как раскрытую книгу читаю, за мной – почитай двадцать лет обучения и службы, а за тобой – только придворные расшаркивания. Шаркун паркетный. Из тебя же заговорщик, как из…

Разве, может быть, любовник из тебя хороший. В конце концов Ксении тоже одной быть в тягость… Только если ты думаешь, что ты сам и твоя наглость меня задевают, то сильно ошибаешься. Меня уже ничто не задевает…

– Рад, что из Коннектикута до Санкт-Петербурга сплетни доходят быстро, очень рад, граф. И рад, что там есть кому их выслушивать.

– Эти сплетни имеют гораздо большее значение…

– Никакая сплетня не имеет значения, граф, не преувеличивайте. Сплетня… это только сплетня и не более того. Да поможет Господь тем, кто пробавляется сплетнями.

– Речь идет о делах государственной важности.

– Слово и дело государево? Эти слова когда-то произносил я… но не уверен, что их по чину произносить вам, граф.

Предательскискрипнула половица паркета, отодвинув тяжелую занавесь, в кабинет вошла Ксения. Романова Ксения Александровна, одетая по последней моде: черная узкая юбка выше колен, женский пиджак, минимум косметики, высокая прическа. Как это она называла – в полном всеоружии…

– Николай, уйди, – сказала она.

– Но Ваше…

– Уйди немедленно!

Граф Николай Толстой, гофмейстер двора Ее Высочества княгини Ксении, медленно поднялся с кресла, покинул кабинет. Вероятно – для того, чтобы подслушивать… пустой и смазливый придурок. Впрочем, Ксении такие и нужны, она не любит, чтобы ей указывали… Редко встретишь женщину такой силы.

– Пойдем, – сказала она.

– Можно поговорить и здесь.

– Здесь нельзя. Пойдем в «пузырь»…

«Пузырем» называлась прозрачная комната с прозрачной мебелью, защищенная от всех возможных способов прослушивания. Перед самыми важными совещаниями все участники совещания переодеваются в тренировочные костюмы, которые тут висят в шкафу, на разный размер и вкус. Сейчас переодеваться не стали, но Ксения сдала свою сумочку и, что меня удивило, – тут был специалист по безопасности посольства, который обвел вокруг нас прибором с большой круглой антенной, проверяя, нет ли на нас подслушивающей и записывающей аппаратуры.

– Чисто, – кивнул он.

– Спасибо, – вежливо кивнула Ксения, она вообще отличалась вежливостью с обслуживающим персоналом и властностью с теми, кого допускала к себе, – подежурьте пока здесь, сделайте милость.

– Слушаюсь, Ваше Высочество…

Мы зашли в «пузырь», и специалист закрыл за нами дверь. Ксения выбрала стул, я уселся напротив нее. Мы просто смотрели друг на друга, и я понимал, что после разговора с ней я буду как выжатый лимон.

– Как Ник? – спросил я.

– Спасибо, что поинтересовался… – с язвительной усмешкой ответила она.

Вот ведь… Это не просто стерва, это невиданная стерва. Стерва самого высшего разряда, который только я видел. Она способна довести до белого каления даже монаха-бенедиктинца.

Иногда – даже меня.

– Не надо, Ксения, – этот прием был мне хорошо знаком, главное – вывести человека из себя, чтобы потом надавить, – я интересуюсь сыном, это ты чинишь всяческие препятствия мне в общении с ним.

– Когда-то давно никакие препятствия вас не останавливали, господин вице-адмирал. Даже охрана Зимнего дворца, которой был преподнесен немалый сюрприз.

– Извини. Серый волк сломался… – не остался в долгу я.

Неожиданно – но это ее пробило. И сильно!

– Сволочь… – устало сказала она.

– И еще какая… Так как Ник?

– Не так, как ты думаешь. Я его отправила из страны. В Швейцарию. И не хочу пока возвращать…

А вот это было для меня новостью…

– Не самая худшая страна… – сказал я подчеркнуто равнодушно.

– И ты не хочешь спросить, почему я это сделала?

– Полагаю, ты сама стремишься мне об этом рассказать.

Я видел, как Ксения лихорадочно пытается подстроиться под меня. Нет… все-таки нам не стоит жить вместе. Для нас обоих все это – пытка. Пытка, когда в семье два лидера постоянно состязаются друг с другом. Ксения по знаку зодиака Скорпион (везет мне на Скорпионов), лидерства она не упустит. Так в семье жить нельзя.

– Я опасаюсь за его жизнь. За свою – тоже.

– Вот как?

– И за твою.

– Я-то в чем виноват?! Я много лет как покинул Россию.

– Вот именно. Ты не знаешь, что происходит при дворе?

– Как же я могу знать, если меня изгнали?

Ксения устало вздохнула.

– Нет, все-таки ты не изменишься… Ты можешь хоть сейчас не играть в игру со мной?

– Начнем с тебя.

– С меня… хорошо. Как думаешь, для чего я попросила тебя приехать?

Мне это начинает нравиться. Не призвала верного раба к ногам своим, а попросила приехать. Уже прогресс.

– Полагаю, чтобы предложить принять участие в гвардейском перевороте, для чего же еще. Многих обратали?

– Пока нет. Я хочу предупредить, что опасность угрожает и тебе.

– Вот как?

– На стол Николаю положили кое-какие документы. Тебя обвиняют в подготовке государственного переворота. В заговоре.

– Вот как? И какой же план?

– План? За тобой – силовое обеспечение. У тебя – уникальная позиция: ты как Господь, един в нескольких лицах.

– Не богохульствуй.

– Перестань… дай договорить. Ты вице-адмирал флота, многие флотские знают тебя либо лично либо по рассказам других, у тебя есть имя и в частях специального назначения. Конечно… там тебе не сравниться с Николаем – но знают и тебя, а Николай свою репутацию в последнее время изрядно изгадил. Одновременно – у тебя целая частная армия, связи, ты можешь за один день закупить оружия и боеприпасов на целую дивизию, погрузить это все на корабль или самолеты и отправить в любую точку земного шара. У тебя – связи с североамериканской разведкой и выход на самые верха. Одновременно ты откровенно делаешь вызов – наносишь визит Ее Величеству, причем в форме. И что там произошло…

– Прекрати…

– Да я-то прекращу. Но ты понимаешь, что люди судят людей по мере своей испорченности?

– Это проблема людей, а не моя.

– Теперь это уже твоя проблема. В России за последние годы стало много недовольных. В основном… дворянство, офицерство. Кто-то это все умело подогревает.

– Я даже подозреваю кто именно.

– Перестань… Мне не нужны беспорядки. Они лишат меня и того, что у меня есть, я хорошо учила историю. Так вот – все это собрали в одну папку в виде аналитического доклада, положили ее на стол Государю. А Николай и так устал от фронды и неповиновения. Ты помнишь историю Франца Фердинанда?