Текст книги "Час негодяев"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Как называется река?

– Это Днепр. Украинцы считают, что она самая крупная в Европе, а русские говорят, что Волга.

– А на самом деле?

Литовец пожал плечами.

– А что, есть разница?

– Да, в общем-то, нет. Совсем никакой.

Временное представительство США в Украине располагалась недалеко от набережной, на улице Героев Украины, в пятиэтажном здании, совершенно не приспособленном для таких целей. Морские пехотинцы в попытке создать хоть какой-то периметр безопасности отгородили часть улицы и создали тем самым постоянную пробку. Машины двигались медленно, и любая могла взорваться прямо сейчас и отправить на тот свет десятка два человек, вся вина которых была лишь в том, что они находились не в том месте и не в то время. Охранники наблюдали за улицей, держа пальцы на спусковых крючках.

Очередная горячая точка.

Бетонные блоки. Бронированная машина…

– Кто эти охранники? – заинтересовался Козак.

– Местные парни.

– То есть? – не понял Козак. Стандарт безопасности требовал, чтобы посольство охраняла американская компания.

– Местные парни. Что-то вроде местных вооруженных сил. Частных.

– И они охраняют посольство?

– Да. Американские охранники тоже есть, но они внутри.

Козак воздержался от следующих вопросов – в конце концов, парня просто послали его встретить, и он мог многое не знать.

– Ясно.

В посольствах США функции представителя ФБР в стране исполняет юридический представитель посольства, он не скрывается, потому что не должен заниматься тайной деятельностью и нарушать законы страны пребывания. В Украине функции юридического представителя исполнял Глен Кудроу – высокий, белокурый, с располагающей улыбкой – типичный американец. Именно поэтому для подпольной работы он никак не годился.

Козака он принял радушно. Выставил чай, пояснив, что нормального кофе здесь днем с огнем не сыщешь, а чай здесь очень хороший, есть даже китайские дорогие сорта. Русские любят чай…

Фотографию, точнее фоторобот, выложенный на стол, опознал сразу.

– Тищенко, Борис Макарович. Известный здесь человек.

Козак не ожидал такого.

– Кто он?

– Бизнесмен, местный политик, депутат Рады – это их конгресс. Представитель партии «Свобода» в регионе.

– Что такое «Свобода»?

– Неонацисты.

– Расскажите мне про него, – потребовал Козак. – Прежде всего, где он?

– Где-то за границей. На Кипре, может быть.

Козак не ожидал и этого.

– А как с ним связаться?

– Не знаю, – пожал плечами Кудроу, – можно попробовать через офис. Что-то случилось?

– Да, кое-что. Можем связаться?

Юридический советник достал телефон, начал искать в памяти.

– Ага, вот…

Пока Кудроу разговаривал по телефону, Козак напряженно думал. Получается, что здесь его не ищут? Но как так может быть – человек пропал на несколько дней. И не обычный человек – политик. И никто не задается вопросом, где он.

– Вот и все. – Кудроу отключил телефон. – Он на Кипре.

– Откуда вы знаете?

– Сказали в местном офисе «Свободы». Его не будет еще несколько дней. Что-то произошло?

– Что это за человек? – снова ушел от ответа Козак. – Кто он? Чем занимается?

Кудроу устало улыбнулся.

– Вам известен смысл слова «олигарх»?

– Да.

– Тищенко был олигархом. Не самым крупным, даже не входившим в сотню. Но олигархом. Видите ли, здесь практически любой бизнесмен, начиная с определенного уровня, должен либо быть олигархом, либо он потеряет свой бизнес и скорее всего свою жизнь. Здесь нет защищающего тебя права, нет судов, нет нормальной полиции – здесь либо ты хищник, либо ты жертва. Если ты жертва, тебя рано или поздно съедят.

– И Тищенко был хищником.

– Да. Позвольте спросить, вы бывали ранее в Украине?

– Да, но очень недолго. Пару лет назад.

– В две тысячи четырнадцатом произошло то, что здесь называют Майдан, то есть народное восстание на площади. Тищенко был одним из тех, кто поддерживал Майдан здесь, в Днепропетровске, он выделял деньги, организовывал отправку добровольцев, но при этом, в отличие от других членов нынешней властной команды, он предпочитал держаться в тени. Когда Майдан победил, те бизнесмены, которые поддерживали его, получили все, здесь они прямо взяли власть в свои руки. Глава этой бизнес-группы стал губернатором, остальные получили посты в его администрации. Тищенко стал всего лишь советником губернатора области – штата по-нашему. В благодарность ему разрешили отнять имущество у нескольких бизнесменов, которые не поддержали Майдан.

– И что же произошло дальше?

Кудроу улыбнулся.

– Неизбежное. То, что и должно было произойти. В стране, в которой не гарантированы права собственности, в которой собственность можно отнять просто за то, что ты поддержал не ту политическую силу, бизнесом никто заниматься не хочет. Сначала они отняли собственность у бизнесменов, ставших неугодными. Потом начали отнимать друг у друга, потому что отнимать было больше не у кого. Тищенко оказался слабым звеном.

– Откуда вы это знаете?

– Не первый год работаю, еще в Киеве. У местных хищников существуют определенные правила игры. Что-то вроде кодекса поведения… правил в бейсболе с жестами, обозначающими стандартные ситуации. Тищенко покинул страну и уехал на Кипр в то время, когда на его имущество и на его фирмы идет атака. Это сигнал «сдаюсь». У всех местных хищников есть запасы на черный день… счета в заграничных банках, пара вилл в местах, которые получше, чем это, квартира в Лондоне или в Майами. Если на тебя идет атака, а ты отказываешься от борьбы и выезжаешь за границу, это значит, что ты сдаешься, и тебе оставляют все, что у тебя есть за границей. Но отнимают все, что есть в Украине. Стандартная ситуация. На Тищенко идет атака, Тищенко уехал за границу. Вуаля.

Козак помотал головой, пытаясь усвоить.

– Как же они живут?

– Так и живут. Одним днем. Ни один американский бизнесмен так действовать бы не стал, но… у них нет понятия IPO[28]28
  Первичное размещение акций. Схема ведения бизнеса в США сильно отличается и от европейской, и от российской – в США многие бизнесы изначально делают «на продажу», история успеха – это либо первичное размещение акций на бирже, либо продажа крупной компании по сделке слияния – поглощения.


[Закрыть], они не пытаются собрать деньги на бирже, не защищают права миноритарных акционеров и всю прибыль выводят за границу. Твоим считается только то, что удалось укрыть и вывести. Это странно, но они привыкли. В сущности здесь не такие плохие люди живут. Есть места, где еще хуже.

– Кабул?

Кудроу улыбнулся, давая понять, что оценил шутку.

– Хотя бы. Здесь добрые люди. Немало умных, мотивированных. Молодых. Значительную часть времени наше представительство выдает визы. В том числе на бизнес-эмиграцию. Много студенческих виз. Я не удивлюсь, если те, кто отправляется в Штаты, добьются там большого успеха, – они не арабы, они знают, что такое успех. Думаю, лет пять здесь протянут еще. А потом надо будет что-то делать.

– Хорошо, – сказал Козак, – допустим. У Тищенко есть семья?

– Можно посмотреть по базам. Если она и есть, то давно за границей. Здесь никто не держит свои семьи, это возможный инструмент давления. Что все-таки произошло?

Вместо ответа Козак выложил фотографию. Кудроу посмотрел, скривился.

– Боже…

Фотография действительно была страшной.

– Да, пятидесятый калибр – против него даже ангел-хранитель бессилен.

– Где… где это произошло?

– Нью-Йорк. Джи Эф Кей. Вместе с ним погибло пять агентов ФБР, в их числе мой напарник…

Козак наклонился вперед.

– Тищенко был нашим агентом?

– Что… нет.

– Он приходил в посольство? Вы видели его здесь?

– Конечно, нет!

– Почему конечно?

– Никто из олигархов лично не придет в посольство. Посылают адвоката… Боже мой. Как он оказался в Джи Эф Кей?

– Хороший вопрос. Он прилетел туда рейсом из Лондона. А в Лондон попал из Праги. Вы что-то знаете про Прагу?

– Хороший, тихий город, недорогой. Есть программа бизнес-миграции с европейским видом на жительство. Туда чаще всего эмигрируют русские, украинцы едут в Прибалтику или Канаду.

– Что могло связывать Тищенко с Прагой?

– Понятия не имею. Эй… вы меня допрашиваете?

Козак откинулся на спинку стула, принял рас-слабленную позу взамен агрессивной. Этому тоже учил Дюбуа – раскачивать ситуацию, менять тон разговора – от допроса до дружеской беседы и обратно.

– Расслабьтесь, коллега. Конечно же, нет. Просто погиб мой напарник, он полтора десятка лет отдал ФБР.

– Сочувствую.

– Пять человек. Таких потерь не было даже в Майами[29]29
  Перестрелка в Майами-Дейд в конце 80-х, погибло двое агентов ФБР, ранено пятеро.


[Закрыть]. Снайпер с пятидесятым калибром на территории США. Согласитесь…

– Да.

– Кстати, про пятидесятый калибр. Вы понимаете, что это такое?

– Ну… в общем, видел в новостях… в интернете.

Не служил…

– Эта штука может пробить машину насквозь и убить вас за ней, даже если вы в бронежилете. Страшное дело. Здесь есть такое? Есть киллеры с таким почерком?

– Здесь есть киллеры с любым почерком, – вздохнул Кудроу, – полно парней, которые в восемнадцать лет, а то и младше, отправились убивать и так и не вернулись с этой войны. С севера, с востока – русские. Здесь это как красная тряпка для быка. Работы нет, а оружие есть у всех. Постоянные политические и бизнес-разборки – здесь убивают с девяносто первого, со дня обретения этой страной независимости. Большая часть бизнесменов, сделавших состояние в девяностые, убиты. В нулевые – убиты. В десятые – убиты. В центре города нет ни одного крупного объекта собственности, хотя бы одного владельца которого не убили. Так что да – тут есть киллеры и с таким, и с любым другим почерком.

– Нелегко придется.

– О чем вы?

– Расследование. Я хочу понять, почему Тищенко прибыл в Соединенные Штаты нелегально. За что его убили.

Кудроу кивнул, но по его лицу было понятно, что расследование он не одобряет.

– Можете приступать. Но вряд ли из этого что-то получится. Здесь люди привыкли молчать. Это продлевает жизнь.

– Два вопроса. Первый – мне нужно найти человека по имени Охрименко Юрий. Предположительно живет здесь.

Кудроу записал.

– Поищем.

– Второй вопрос – я могу получить здесь оружие?

Кудроу выпучил глаза:

– И думать забудьте! Нет!

– Странно. В Кабуле с этим не было проблем.

– Это не Кабул. Здесь не нужны никакие неприятности. Никакого оружия, у меня у самого его нет.

– Ясно. Еще один вопрос – где можно поселиться? Только не в «безопасном доме».

Кудроу снова взялся за телефон…

Выйдя из здания, Козак осмотрелся. Решил действовать напрямую.

Подошел к одному из охранников, прогуливающихся у бетонного заграждения. Тот настороженно посмотрел на него.

– Добрый день, – сказал Козак, – сигарету?

Охранник посмотрел на сигарету. Поверх нее была двадцатидолларовая бумажка.

Сигарета исчезла в кармане.

– Чо надо?

Обычная смесь агрессивности и неуверенности… мясо, которое он видел многократно и в Кабуле, и в Багдаде.

– Хочу купить.

– Что купить?

Козак сделал характерный жест указательным пальцем.

Охранник торопливо, как мышь, осмотрелся.

– Деньги есть?

Вместо ответа Козак достал пачку долларов, не толстую и не тонкую. Наученный горьким опытом, он никогда больше не держал свои деньги в одном кармане в одной пачке – у него было несколько пачек разной толщины, и каждая в своем месте. В таких местах только дурак будет светить пачкой денег.

– Подожди…

Охранник отбежал к бронированной машине, потом вернулся.

– Пошли.

В машине, видимо, сидел старший, он посмотрел на него с той смесью неуверенности и агрессивности, по которой Дюбуа учил его определять людей с нечистыми помыслами.

– Деньги…

– Сначала покажи.

Старший достал из кармана пистолет. Это был «макаров»… русский пистолет, под патрон немного слабее парабеллумовской девятки и всего восемь патронов в магазине, он устарел лет пятьдесят назад. Но это был прочный и надежный пистолет, стояв-ший на вооружении армии, а русские что попало не примут.

– Ничего другого нет? «Глок», «берретта»?

– Ничего нет. Тысяча – берешь?

По меркам американского оружейного рынка переплата вдвое, даже если предположить, что «макаров» новый. Но деваться некуда.

– Запасной магазин? Патроны?

– Ничего нет. Берешь?

Черт. С обслуживанием клиентов тут была явная напряженка. Но он и не в магазин пришел. И потому отсчитал десять бумажек по сто, потом одиннадцатую и показал на пистолет на поясе главного.

– У тебя такой же. Достань патроны.

Старший охраны посмотрел на бумажку, и… жадность пересилила.

Патроны Козак ссыпал в карман. Скорее всего, с этого момента по законам Украины он преступник.

Но ему нужно было кое-что еще.

Он достал из кармана старый смартфон. Охранники дернулись, посмотрели на него с подозрением.

– Ты чо?

Он вызвал фотографии, нашел нужные.

– Смотри…

Охранник посмотрел на фотографии в телефоне, потом на Козака.

– Ты чо, в АТО воевал?

– Да.

Фотографии были сняты на стрельбище «Альфы» под Киевом примерно за две недели до его падения. Они давали уроки местным безопасникам.

– Друга одного ищу. С тех самых пор. Говорят, здесь живет. Может, пустит на постой.

С этими словами Козак достал еще сто долларов.

– Охрименко Юрий. Воевал в Донецком аэропорту. Говорят, здесь живет.

Старший охраны облизнул губы.

– Поищем.

Козак записал на стодолларовой банкноте номер своей мобилы. Аккуратно разорвал ее пополам.

– Остальное – когда найдешь.

Днепропетровск.

20 июня 2019 года

Кажется, начало двигаться…

Бизнес подобен маховику. Сначала ты выводишь его из состояния покоя, преодолеть которое бывает сложнее всего. Ты арендуешь помещения, выстраиваешь ассортиментную линейку, определяешься по ценам, заключаешь договора с водителями, нанимаешь людей, презентуешь себя клиентам. Скорее всего, у каждого клиента уже есть поставщик, и перебить его бывает сложной задачей, хотя в Украине, как я уже понял, это сделать намного проще, чем в России, потому что люди живут одним днем и на долгосрочное сотрудничество не ориентируются – им нужна цена здесь и сейчас. Потом начинаются первые продажи, но если ты не хочешь, чтобы они стали последними, надо вкладываться и вкладываться. И лишь через какое-то время ты начинаешь замечать, что дело идет как бы само собой. Появляются новые клиенты, растут графики. Дело пошло…

До этого, конечно, далеко. Но сегодня мы отгрузили на семьдесят процентов больше, чем в среднем по прошлой неделе. Сыграло роль то, что договорились о поставках в одну сеть, какую – говорить не буду. Торговая сеть – это всегда хорошо, это постоянный спрос, пусть даже приходится платить откат категорийному менеджеру.

Был вечер. Я засел в своей комнатушке с растворимым кофе, гроссбухом, ноутом и калькулятором. И папкой с договорами. Пытаюсь подбить промежуточные итоги…

Конечно, в минусах пока, но тенденция обнадеживает. Если сегодняшний уровень продаж закрепится, я смогу, по крайней мере, не вываливаться в минус по итогам месяца. И платить людям зарплату.

А если расширим ассортимент и подцепим еще хотя бы одну сеть, вот тут вот и пойдет навар. Или выхлоп, как обычно говорят.

Посмотрел на телефон… Хохол пока не звонил. Я тоже не дергался – только идиот, прибыв в чужой город, начинает проявлять буйную активность. На самом деле надо закинуть удочку и иметь терпение ждать…

Да, что-то получается. Интересно, что в Киеве делается…

Вышел из своей каморки, я ее устроил просто обставившись с трех сторон шкафами. Катерина сидела за своим местом, закусив губу.

– Идите домой… – сказал я, – темно уже…

– Валерий Иванович, отчет надо закончить…

– Разве не раз в квартал?

– По ПДВ раз в месяц[30]30
  Пода́ток на до́дану ва́ртiсть – аналог нашего НДС. Для справки – налоговая система Украины предусматривает 135 (!!!) различных видов налогов, акцизов и сборов. Это первое место в мире.


[Закрыть].

– Завтра закончите. Работу надо делать в рабочее время…

Она пожала плечами, выключила компьютер, начала одеваться. Видимо, не замечала того, как я на нее смотрю. Взяла сумочку.

– До видзення.

– До завтра, – сказала она по-русски.

– Одна ходить не боитесь по ночам?

Она пожала плечами:

– Такси вызову. Все равно провожать-то некому.

И, прежде чем тема начала развиваться, она открыла дверь и ступила на лестницу…

То, что она подставная, это я точно знаю. Или, как сейчас обычно говорят, стопудово. Вопрос в том, от кого она. Украина сейчас – как раньше Западный Берлин или еще раньше Польша. До разделов. До нее всем есть дело и все здесь есть.

Все – разведки, посольства, фонды, просто гражданские активисты, ищущие приключений на свою пятую точку и искренне уверенные, что не главы государств, чей мыслительный процесс подкреплен аналитическими записками институтов и оперативными разработками спецслужб, а вот они-то уж точно знают, как правильно. Как надо.

В размышлениях своих я не заметил… хотя как тут заметить – когда кто-то перелез через забор. Услышал только, как звякнуло внизу… а потом еще раз.

И потянуло дымом…

Попытался выглянуть… и едва не попал. Под молотки. Только убраться успел, молотком ударило по стеклу, совсем рядом с головой хрустнуло. На пластике появились дырки, похожие на морозные узоры, какие любит рисовать на окне декабрь.

Я сел на пол… пистолет был при мне, но геройствовать мне не время. За батарею – при обстреле безопасные места это за батареей и в ванной, это мы уже прохавали. Набрал номер Хохла, тот ответил сразу:

– Алло.

– Валера это. Кабан.

– Ага.

– Подожгли меня.

– Ты где?

– В офисе. Бросили пару бутылок, потом из автомата.

– Цел?

– Да. Ща едем.

– Пожарку захвати.

– Не вопрос…

Думаете, я соваться на улицу буду? Ага, с одним пистолетом. Ищите дураков…

Издалека донесся вой сирены…

Хохол прибыл вместе с пожарными…

Обгорели несильно – внутрь холодильной камеры огонь не проник. Две бутылки разбились об стену и подожгли лежащую под ней стопу европоддонов, отчего и огонь сильный пошел. В общем, поджог так себе. Не трахнули, а за ж… подержались, так можно сказать. Пожарные залили все водой, я дал им пять тысяч рублей, чтобы следующий раз скорее приезжали. Не подмажешь – не поедешь, на Украине взятки берут все и всегда.

Хохол мрачно ходил взад-вперед, когда я подошел к нему, заявил:

– Сулимо, с…а. Ничо, еще возьмем его за вымя.

– Наверх поднимись. Глянь.

– Пошли.

Наверху Хохол пощупал стекло с дырами от пуль.

– Пять сорок пять или пять и пятьдесят шесть.

– Точно. И с глушителем.

– Ну, тут они у всех[31]31
  На Украине легализованы глушители – так называемые ПСУЗВ.


[Закрыть].

– И на поджог с ними ходят?

– Ну… это да. Хотя отморозков хватает. Разберемся.

– Только давай. Пока меня тут вглухую не приземлили.

– Давай выйдем.

Спустились вниз. Вышли. Под ногами омерзительно хлюпала вода, и не менее омерзительно пахло горелой краской и утеплителем.

– Тобой уже интересуются.

– Кто?

– Пока местные. Вроде как владельцы сетей, но ты знаешь, кто они на самом деле.

Да уж. Знаю. В разваливающемся, но сохраняющем какую-то цивильность государстве есть не так много возможностей для вложений средств, но торговые сети – это верняк. Особенно продовольственные. Какая бы ситуация ни была, люди не перестанут есть, не перестанут покупать продукты. А если ты объединяешь магазины в торговую сеть, то у тебя есть возможность давить по ценам на поставщиков…

– Вижу, как интересуются.

– Разберемся.

Пожарные сматывали шланги, один из них подошел к нам.

– Потушили… – сказал он, как будто мы и сами этого не видели. – Хорошо пролили, не загорит. Надо будет только фасад поменять.

Я понял намек, достал бумажник…

Когда поднялся наверх забрать вещи – остановился… Что-то не давало покоя. Что-то забыл? Потом понял, что именно. Достал швейцарский нож с инструментами, прошелся, глядя на потолок. Ага, здесь. Подставил стул и начал ковыряться в потолочном утеплителе.

Есть!

На ладони у меня лежала пуля. Почти целая – она пробила стекло, потеряв большую часть энергии, но в основном сохранив форму, потом потолок и застряла в утеплителе. Точно – пять и пятьдесят шесть.

Зазвонил телефон, неожиданно. Я достал из кармана…

– Алло.

– Ты там долго еще? – раздался голос Хохла.

– Иду…

Ночь прошла спокойно… если не считать того, что я был один. Но сейчас мне надо было просто поспать.

Утром приехал представитель арендодателя. То есть владельца здания…

Если честно… вот то, что говорят: Украина и Россия братские народы, почти одинаковые… фигня все это. Фи-гня. Отвечаю. Возможно, когда-то мы были одинаковые, но сейчас мы совершенно разные.

В России, как и в большинстве крупных и развитых государств мира, и государство, и общество – «мужское». Это значит: пацан сказал – пацан сделал. Интересы намного важнее, чем отношения, логика важнее чувств, а данное слово надо выполнять, даже если тебе это не выгодно. Украина – это типичная женщина, здесь общество женское, и даже многие мужчины ведут себя как женщины, сами того не осознавая. Это значит, что данное слово ничего не значит, и даже конкретные договоренности приходится подкреплять силой. Взять хотя бы бывшего губернатора местного, одного из крупнейших олигархов Украины и его знаменитую на всю Украину фразу: долги отдают только слабаки. В России так жить нельзя, в России – замочат. Или, по крайней мере, перестанут иметь с тобой какие-либо дела, а долги продадут… да тем же чеченским коллекторам. Раз кинул, два – потом попал. А тут можно. Более того, тут можно так жить годами и не просто жить – процветать. До сих пор вспоминают разговор сего почтенного мужа с не менее почтенным мужем, но волею обстоятельств сбежавшим в Россию. Беня, ты мне семьдесят лямов должен. Сережа, а если посмотреть на это с другой стороны, может, это ты мне семьдесят лямов должен? В России после таких слов начинается разборка – в суде или за его пределами. Тут ничего, прокатило и прокатывает.

Вместо логики здесь чувства и символы. В Евросоюз хотят… потому что хотят, это похоже на поведение женщины, увидевшей в магазине красивое платье или красивые туфли, она не думает, а если не дать ей того, что она хочет, устроит скандал и будет еще неделями пилить. И Ленинопад был, памятники Ленину валили, в России это воспринимается как свидетельство одичания: памятник-то кому нужен, он же памятник. А тут памятник – не просто памятник. Поэтому многие украинцы, кстати, недоумевают, почему мы не восстанавливаем памятники, а мы недоумеваем, а зачем их восстанавливать?

Мы так и не поняли, что Украина – типичная женщина. Истеричная, нуждающаяся во внимании, с комплексами. И поведение Украины последнего времени – это поведение женщины, которую бросил муж и которая к этому была совершенно не готова. И начала мстить типично по-женски, рвать фотографии и стричь ножницами оставшиеся в шкафу мужские рубашки. И все это было бы даже мило, если бы не тысячи трупов на Донбассе, если бы не сожженные города и запытанные до смерти люди в подвалах местной чрезвычайки. В конце концов, мы сделали то, что должен был сделать настоящий мужик в такой ситуации, – взяли загулявшую супругу за шкирку, отволокли домой, накормили и заставили выполнять супружеские обязанности… да с фантазией. Вот только чувства… вряд ли остались. И это заметно.

Отвлекаюсь.

Короче говоря, представитель арендодателя осмотрел все это, поохал, поахал и заявил, что придется все это восстанавливать. Мне. Я, слегка офигев, показал пункт договора, где говорилось совершенно обратное – я не первый день все-таки на опасной территории работаю и знаю, что к чему и что почем. В ответ представитель арендодателя начал откровенно «съезжать с темы», выдвигая очень убедительные аргументы типа «подожгли же вас, а мы должны страдать?» и «это стандартная деловая практика». Но раз стандартная деловая практика, зачем такой договор подписываешь, мудило? В конечном итоге на меня смотрела вся страна, можно сказать, и я дожимал до конца. Закончили на том, что я пообещал ему лично в руки и налом пятьсот долларов, если все будет отремонтировано в течение недели начиная с этого дня. Достал пятьсот долларов, порвал их и половинки вручил представителю арендодателя, после чего отправил восвояси. На том и порешили – на Украине вообще многое решается именно так.

За всем за этим наблюдала часть моего персонала, и я должен был показать, что их босс при необходимости решит любую проблему. Что я и сделал, заслужив уважение и доверие… Оно именно так и заслуживается. Зашел в офис, заткнул дыру в окне, прикрикнул, мол, что уши рассвинячили, после чего начали оперативку. Благо свет не вырубило и бухгалтерская программа работала, позволяя видеть продажи и остатки.

Так мы отработали день, я съездил в магазин и купил что-то вроде самоклеющейся пленки и решил проблему с дырой в окне почти что полностью. А вечером зазвонил телефон, когда я уже собирался уходить и проверял, на месте ли пистолет.

Узнал голос деда Николы.

– Ты нужен. Срочно.

На связь я вышел через Скайп, купив чистый стартовый комплект и подержанный смартфон, наверное, ворованный. И то и другое я буду использовать только один раз.

– Что произошло? – не тратя зря время, спросил я.

– Та пуля, которую ты передал на экспертизу? Откуда она?

Пуля…

Пулю я передал на экспертизу через Хохла. Ту самую, которую из потолка выковырял. Дело в том, что большинство оперативников разведки не имеют чисто полицейского опыта и понятия не имеют, что такое следствие по делу. Я такой опыт имел, потому что юридическое образование получал именно в школе милиции. И потому я пулю выковырял и переслал на экспертизу как улику.

– Ночью было нападение на мой офис, – сказал я, – бросили пару бутылок, когда я попытался посмотреть, что на улице, обстреляли. Одна из пуль ушла в потолок, застряла в утеплителе. Я ее выковырял.

…

– Неплохо сохранилась.

– Неплохо, – сказал Матвеичев, – экспертиза установила идентичность этой пули с теми, которые использовались одним из майдановских снайперов во время известных тебе событий. Тождественность полная.

Вот так-так…

События 20 февраля 2014 года – одна из наиболее темных и страшных страниц в современной истории бывшей Украины. По сути, именно с них началось захлестнувшее страну насилие, и именно они легализовали применение насилия к другим людям. Мол, раз этим можно, то нам, патриотам, тем более…

Когда мы зашли в Киев, была организована специальная оперативно-следственная группа для расследования этих событий, в нее, помимо русских, вошли несколько честных украинских следователей и прокуроров, тех самых, которые вопреки оказывавшемуся на них давлению сумели скрыть часть улик и материалов по делу от уничтожения. Было проведено несколько баллистических экспертиз, одна из них показала, что одной из точек работы снайперов была гостиница «Украина», причем позиция снайперов там была не одна – их было две с разных сторон гостиницы. Одна – в сторону Жовтневого Палаца и другая – в сторону Нацбанка. Сама гостиница к тому моменту полностью контролировалась самообороной Майдана и Правым сектором, что почти снимало с властей обвинения в стрельбе по собственным гражданам.

Удалось установить, что спецгруппы, занимавшие позиции в районе правительственных зданий, получили приказ открывать огонь утром этого дня, но только в случае, если майдановцы пойдут на штурм. Удалось установить, что специально выделенные сотрудники «Беркута» действительно открывали огонь, но целились или по ногам, или в землю рядом с майданящими – в землю, потому что от асфальта был бы рикошет. Удалось установить, что было две волны жертв – первая утром, примерно до одиннадцати по местному, – тринадцать погибших, более шестидесяти раненых. Вторая волна началась примерно полдвенадцатого по местному времени. Стрельба продолжалась как минимум до семнадцати тридцати – именно на этот момент зафиксирован последний вызов «Скорой» и на эту волну приходится более шестидесяти только убитых. Удалось установить также, что погибшие во второй волне убиты в основном пулями калибра пять и пятьдесят шесть, которые не стоят на снабжении «Беркута» и любых иных украинских полицейских подразделений, но зато это самый популярный и распространенный калибр у гражданских стрелков. Часть убитых, но меньшая часть, была убита пулями калибра 7,62*39, но один из следователей охранил изъятую гильзу, найденную у гостиницы Украина. Экспертиза указала на ствол, из которого она была стреляна, – «СКС». Самозарядный карабин Симонова, давно устаревший и используемый для спортивной и охотничьей стрельбы. Но с глушителем, которые тут зовут ПСУЗВ, и оптическим прицелом – для отстрела в городе самое то.

Больше всего информации удалось получить от «Беркута». Удалось заполучить пули, которые извлекли из тел убитых и раненых милиционеров, а их убили в тот день больше десятка, и никто не хотел этого помнить. Все то же самое – пять и пятьдесят шесть, семь и шестьдесят два автоматные. Дважды удалось установить тождество пуль, которыми были убиты сотрудники милиции и майданящие… гражданские протестувальники, короче. То есть снайперы стреляли в обе стороны. Но местным этого было мало. Никто не хотел расставаться с иллюзиями и открывать страшную правду.

И вот теперь совершенно неожиданно всплывает ствол. Один из тех, что работали в тот день.

Ствол – это уже серьезная улика. Он есть у кого-то. У него есть серийный номер. Он кому-то продан. Я подозреваю, что пули могут быть даже в пулегильзотеке МВД. Ствол – это то, что можно предъявить, намного более весомая улика, чем экспертиза пуль и гильзы, которая была найдена во дворе гостиницы «Украина»… Видимо, вылетела из окна, когда автоматика винтовки сработала.

Удивительно… вот лично я бы на ствол даже не рассчитывал. Я думал, что все стволы, говорившие в тот день, были уничтожены… утоплены в Днепре или в одном из прудиков близ Киева.

А собственно, почему?

Мятеж не может кончиться удачей – в противном случае его зовут иначе. Зачем им скрываться, если они победили и правоохранительные органы страны под их контролем? А винтовка… винтовка это вещь, она стоит денег и принадлежит кому-то. В то время, когда могло приниматься решение об уничтожении оружия, никто еще не знал, что вот-вот начнется гражданская война и ствол на Украине можно будет выменять на пару мешков муки. Возможно, схватка за власть не окончена, возможно… каждый ствол еще понадобится, возможно, владелец ствола вовсе не желает топить его в речке… все возможно. И вот получается – один из говоривших тогда стволов у нас под носом.

Конечно, может быть и так, что его толкнули на базаре за те же пару мешков муки, и на истинного его владельца выйти теперь невозможно. Но может быть и по-другому.

Да… надеюсь, не надо объяснять, почему дело о майдановских снайперах стоит в приоритете? Потому что это один из краеугольных камней мифа, называемого Небесной сотней. Она героизирована, о ней знают по всей Краине, успели улицы в ее честь переименовать. Если нам удастся вскрыть правду про тот день, доказать, что Небесную сотню убили свои, для большинства активных украинцев это будет шоком. Крушением основ… Свои хладнокровно убивали своих же. Вот тогда с ними можно будет работать, а бандеровцев ожидают нелегкие времена. Это дело политическое: доказав, что стреляли бандеровцы, мы лишим их поддержки во всех контролируемых нами регионах.

– Тождественность полная… – сказал я. – Расследование будет?

– Мы готовим группу.

– Нет, – я покачал головой, – так вы все испортите. Они поймут, что засветились, уничтожат ствол и лягут на дно. Ствол у кого-то из исполнителей. Надо выйти, по крайней мере, на него, пока они не почувствовали опасность.