Текст книги "Товар из зоны отчуждения"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– А про укров что скажешь?

– Про укров? Укры тоже разные бывают, братишка. Бывают такие, что их если и в плен берут, то для того, чтобы за ноги повесить – за шею их не вешают, только за ноги или на кол. А есть и более или менее нормальные. Вообще, нельзя говорить, что с той стороны одно зверье. Там тоже люди есть, и больше, чем кажется.

– Но зверье все же есть.

– А сам как думаешь? Есть, конечно, сколько лет уже воюем. Кто-то озверел, а кто-то и был зверем. Есть законченные беспредельщики, родноверы, уголовники, фашисты. Только попади к ним на подвал.

– А если попал на подвал, тогда что?

– Это смотря к кому попал. Если к военным, тут все проще, тебя поменяют или выкупят. Могут, конечно, отделать как бог черепаху, но это заживет. Ты русский, тебе проще.

– Ты тоже.

Леха цокнул языком.

– Не все так просто. Я крымчанин. Нас ненавидят все, даже военные. Думают, что мы предатели. Поэтому мне на подвал никак нельзя. Лучше гранату – и…

Леха засмеялся, показав крепкие, белые зубы. Смешного тут, конечно, мало.

– А если не к военным?

– Тогда смотря к кому. Могут поменять – если кто-то на нашей стороне сидит или нужен. Могут продать в рабство. Могут пытать до смерти, могут опустить, это у кого чего в бошку взбредет. Фашики самые опасные, они как эсэсовцы, а еще есть родоверы, они могут в жертву принести…

– Подожди. – Я даже не обратил внимания на слова о принесении человеческих жертв. – Опустить, это…

– Ага, – буднично пояснил Леха, – в ж… вы…т. Такое было не раз и не два. С той стороны – п…ров полно. Хотя тут тоже у кого как. Некоторые п…ров сами расстреливать готовы, а некоторые…

– А что – они не опасаются?

– Чего?

– Тут, между прочим, тоже украинцы живут. И если они опускают…

– А ты тут будешь опускать? Не будь как они!

Так я впервые услышал эту фразу – не будь как они. Для некоторых в пограничной зоне это были просто слова, некоторые сверяли всю свою жизнь с этой немудреной фразой. Не будь как они. Не будь фашистом.

– Ну да. У меня, например, не встанет.

– То-то и оно. Могут на кол посадить. Могут на органы продать. Надо держать ухо востро… на подвал не попадаться…

– С…и.

– Вот именно. И не боятся. Это мы всегда и во всем виноваты. А они – что бы они не творили, им прощение будет. Особенно после двадцатидневной войны. Они – те, кто сражается с Мордором, с силами вселенского зла, а зло это мы и есть, русские. Мы – тот самый Мордор, орки и все прочее. Если они будут пытать – если даже они это будут делать где-нибудь в Брюсселе, посреди улицы – никто и ничего не скажет. Если мы будем пытать – про это покажут все телеканалы мира и это будет очередным подтверждением преступного характера российского режима и народа в целом…

– Здорово…

– Знаешь, когда у меня глаза открылись? Я с одним украинцем переписывался. И он мне как-то выдал: вы все – быдло и уголовная мразь, даже если не сидели[16]16
  Это не разжигание, а реальное высказывание реального украинца, которое автор выкладывал в своем ЖЖ.


[Закрыть]. Тут-то до меня и дошло, что наши слова для них – что горох в стену. Хватит говорить и писать, уже мочить надо. Время для слов прошло, пришло время для пуль…

Ростовская область, база спецназа. 22 апреля 2021 года

К утру начали возвращаться из Ростова бойцы, и тут я понял смысл слова «маргиналы», понял сам, без лишних расспросов. Дело в том, что, когда осуществлялся контролируемый вывод войск обеих сторон из ДМЗ, на нашей территории оказались десятки тысяч мужиков, молодых и не очень, которые уже забыли, как держать в руках отбойный молоток или лопату, но хорошо помнили, как держать в руках автомат. К решению проблемы подошли комплексно. Тех, кто успел сколотить банды на территории России, посадили, кого на двадцать, кого на пожизненку, многих застрелил при задержании отчаянный Ростовский ОМОН и спешно переброшенные в регион отряды спецназа из СКФО[17]17
  Северокавказский федеральный округ.


[Закрыть]. Кто высказал желание воссоединиться с семьями и взяться за труд – тем дали такую возможность. Кого отправили на профессиональную переподготовку. А наиболее опытным, прошедшим реальную школу боевых действий, предложили поступить в военное училище или просто подписать контракт и служить. Тем более что контрактников всегда не хватало. Часть из тех, кто подписал контракт, так и осталась служить на границе или на территории ДНР и ЛНР. Демилитаризованную зону они знали, как собственный сортир, потому что это и был их дом… бывший дом. Задачи были простыми – шариться по украинской стороне ДМЗ, партизанскими действиями подрывать моральный дух и наносить материальный урон противнику, вести разведку, не допускать прорыва противника через ДМЗ… ну и так далее. С точно такими же задачами с той стороны действовала НГУ – Национальная гвардия Украины.

Бойцы эти проходили курсы молодого бойца, но дисциплина у них оставляла желать лучшего. Так что в отряды давали специалистов по сложным специальностям, например, профессиональных снайперов, саперов, связистов, медиков. Вот в качестве приданного специалиста – снайпера – в группу попал я.

Снайперы в группе уже были – четверо на двенадцать человек, видимо, они при необходимости разделялись на четверки как в 22 САС, и в каждой четверке обязательно должен был быть снайпер. Сейчас эти четверо стояли передо мной, и младшему из них было столько же, сколько и мне, а старшему – аж пятьдесят три года. За каждым из них – несколько лет войны…

– Оружие к осмотру…

Усмехаются. Мол, чему ты нас научишь. Но команду выполняют.

Неплохо. СВД, «Мосинка», семисотый «Ремингтон» и «Вепрь». «Вепрь» – сто двадцать третий, но со стволом длиной в семьсот миллиметров, тяжелым – ни у одной СВД такого ствола нет. Плюс бесшумное оружие – один карабин СКС с оптическим прицелом и глушителем, один ЧеЗет, под 7,62*39, тоже с самодельным глушителем, один ВПО-209 и один МР-378[18]18
  ВПО-209 – АК под патрон-парадокс ТКМ366, гладкий ствол с нарезным участком. Позволяет использовать пули весом до 18 граммов, что тяжелее, чем у патронов СП для «Винтореза». С глушителем выстрел почти бесшумный, лязг автоматного затвора заглушает звук выстрела. И в магазине может быть до 30 таких патронов. МР-378 – винтовка Мосина, перестволенная под патрон 411 ТКМ. Сочетает почти полную бесшумность и сокрушительную убойную силу, энергетика пули на выходе из ствола с самой тяжелой пулей – 4800 джоулей.


[Закрыть]. На ВПО и на МРке стоят прицелы ПУ 3,5, на одном явно новодел, на другом военный, но у этих прицелов есть новоделы намного лучше военных, их сейчас Новосибирск выпускает. И глушаки. Назначение понятно – оружие для ближнего и для городского боя, бесшумное. На «Чезетке» видны следы на патроннике, что-то с ним сделали. Я достаю патрон – так и есть. В автоматную гильзу запрессована тяжелая винтовочная пуля. А патронник, скорее всего, токарным станком кустарно развернули под самодельный спецпатрон, но долго такая штука не протянет.

– И что, на сколько такая тянет? – спросил я обладателя этой винтовки, парня с длинными волосами.

– Семьдесят… восемьдесят.

– А дальше?

Он пожал плечами:

– А зачем? Это – для близи. Зато вблизи она совсем тихая – котенок громче пукнет. И плиты пробивает[19]19
  Скорее всего, плиты плейт-кэрриеров.


[Закрыть].

– Покажешь?

– Да без проблем…

Думаю, проблемы будут, но потом.

– Так, общее внимание…

…

– Я – Брусникин, Александр Иванович, звание – старший лейтенант. Закончил Рязанское воздушно-десантное по специальности «специальная разведка» и Красногорский центр. Чем занимается Красногорский центр, думаю, все знают.

…

– Назван в честь деда, Брусникина Александра Всеволодовича, Героя Советского Союза, погибшего при выполнении воинского интернационального долга в Демократической Республике Афганистан.

…

– Я хочу выжить и выйти на пенсию старым и мудрым полковником, написать пару книг, на которые поставят гриф «ДСП» и удалиться на покой. Купить, скажем, домик где-то в Сибири и бить марала. Или стать генералом и получить возможность исправить ошибки, которые мы допустили, с появлением на наших границах фашизма.

Кто-то криво усмехнулся. Понятное дело – веры нам теперь нет. Хотя мы сделали все, что могли на тот момент, и очень сильно подставились. Я это знаю, потому что у отца собирались офицеры… разговаривали.

– Я понимаю, что это ваша земля и мне многому придется учиться у вас. Вы же наверняка думаете, что вам нечему учиться у меня. В таком случае приглашаю на стрельбище, посмотрите, сделаете выводы…

Молчание.

– Вопросы?

Самый пожилой, почти полностью седой мужик с подведенными черным от угля глазами спросил:

– Дед где служил?

– Пятнадцатая бригада спецназ. Еще вопросы?

Проверят. Этот, скорее всего, афганец, на первом этапе афганцы и вынесли на себе всю тяжесть этой войны. Пусть проверяют, я не вру.

– За мной, шагом марш…

Как и все снайперы, окончившие Красногорский центр, я получил винтовку, ее только так и можно было получить, обычным снайперам такие не выдавали. Если первым выпускам выдавали Steyr SSG, то я заканчивал уже в эпоху санкций и получил Точность – ОРСИС. Теперь где она, там и я, потому что ни винтовка такая не имеет смысла без снайпера, ни обученный снайпер не имеет смысла без такой, подстроенной под себя винтовки. Винтовка ничем не уступает тому же «Штайру» или находящемуся на вооружении американцев «Ремингтону» и стреляет самым распространенным «дальнобойным» патроном – триста тридцать восемь apua. Если из старой СВД граница уверенного поражения ростовой фигуры составляет пятьсот-шестьсот метров… и то если опытным снайпером[20]20
  Есть снайперы, которые попадают из СВД и за тысячу метров. Но при этом в Чечне армейские снайперы, по их собственным словам, работали от ста пятидесяти до трехсот метров и использовали пулеметные патроны, то есть даже не имели снайперских патронов, у которых кучность выше раз в десять. Подобная ситуация показывает катастрофическое состояние снайперского дела в армии, а пятилетний срок на нарез и отсутствие массовых стрельбищ лишает нас и подготовленного резерва.


[Закрыть], «Лапуа» начинается от километра и примерно до километра восьмисот. Дело в том, что до километра триста тридцать восьмая пуля летит на сверхзвуке[21]21
  Дело в том, что пуля в начале траектории летит на сверхзвуковой скорости, потом переходит на дозвук. При этом с ней происходит то же, что и с самолетом, потеря стабильности. Так что кучность и точность за пределами перехода на дозвук резко падают. Патрон «Лапуа» был как раз и создан из расчета сохранения сверхзвуковой скорости до тысячи ярдов, так как именно на этой дистанции происходят основные чемпионаты для снайперов, в том числе кубок армии США и кубок Уимблдона в Англии.


[Закрыть], что значительно повышает точность. А на пятьсот-семьсот метров особо и поправок считать не надо.

Чтобы не считать поправки на угол места цели, я залег на «Урал», который принадлежал группе. Целью была стопа бетонных плит – противовес, на неизвестно откуда здесь взявшемся неработающем кране. Один выстрел из винтовки триста тридцать восьмого калибра, как говорил инструктор в Красногорске, обходится государству в семьсот рублей[22]22
  На момент написания в РФ патроны этого калибра не производились. Опытную партию планирует выпустить Новосибирский патронный по цене не менее 400 руб./патрон. Импорт, по данным автора, стоит 1500–1600 руб. за патрон.


[Закрыть]. И потому промахиваться – слишком дорого…

Каждый выстрел – в цель.

Прицел выставил на максимум – двадцать пять. При такой кратности чувствуется, отражается на картинке даже дыхание…

Замер. И – раз…

Изображение на мгновение стерлось… Я даже смотреть не стал. Знаю, что попал, без вариантов.

– Есть! – заорал кто-то. – Ты смотри, есть!

Правильно, что радуетесь. У украинцев давно и «Барреты» есть, и кому на них работать есть – американцы, поляки их учат. А мы… с СВД много не набегаешься…

Встал… потянулся… мышцы затекли, да еще мокрый как мышь. Триста тридцать восьмой – строгий и неприятный калибр, у пятидесятого, например, отдача мягче. Это даже не «Барретт», из которого довелось пострелять в Красногорске, – трофей.

– Учиться будем?

Демилитаризованная зона. Воздушное пространство. 25 апреля 2021 года

– Глянь…

Я посмотрел в иллюминатор – ничего кроме темноты. Но у многих бойцов ополчения был опыт шахт, поэтому они не боялись темноты и не слепли ночью.

– Что это?

– Террикон. Ниже терриконов идем, ты прикинь…

– Здорово…

Еще бы нам выбраться отсюда. Желательно живыми.

– Донецк уже прошли?

– Прошли. Десять минут назад.

– Так, внимание…

В кабинете Лисова, или Бати, собрались только офицеры. Причем не все, а те, кто нужен был для постановки боевой задачи. Правило «меньше знаешь, дольше живешь» работало и здесь…

Присутствующий здесь же лысоватый мужчина лет сорока с волчьими глазами положил на стол фотографию.

– Токар, Георгий Ефимович. Последнее специальное звание – полковник милиции. Тридцать шесть лет…

Ого. Неплохо для полковника. Интересно, за какие такие заслуги дают полкана в тридцать шесть?

– Это наш агент, он почувствовал опасность и попытался бежать через ДМЗ, мы поддерживали с ним контакт. Но на одном из постов его машина попала под обстрел, он вынужден был ее покинуть и уходить пешком. Возможно, он был ранен, мы не знаем точно, контакта с ним нет…

– Его давно собаки порвали, если он ранен, – сказал Барсук, – раненому в одиночку в ДМЗ не выжить. Они чувствуют кровь.

– Разговорчики…

– Извините…

– Мы тоже так думали, – сказал Лысый, – до тех пор, пока не получили другую информацию. Вот от этого человека.

На стол легла еще одна фотография.

– Позывной Бармалей. Гражданин Украины, родом из Донецкой области, криминальный авторитет. Сидел за вымогалово, вышел досрочно, что характерно, сразу после выборов президента. Больше не попадался. Занялся бизнесом, после того как началась война, сколотил вокруг себя группу. Когда организовывали армию ДНР, войти в нее отказался, но на открытый конфликт тоже не пошел…

Армию ДНР…

Знаете, где мы упороли свой самый главный косяк? Ну может, не самый главный, самый главный мы упороли, когда не втоптали эту фашистскую погань в землю еще в четырнадцатом, после Мариуполя и Одессы, но следом – косяк? А тогда, когда мы стали делать «армию ДНР». В армии нет драйва, есть только бюрократия и приказы. Вот они все дело и сгубили. А надо было дать оружие всем, кто хочет, и еще летом четырнадцатого устроить джихад по всей Украине. Настоящий, по-взрослому. С обстрелами на дорогах, со взрывами складов, с снайперскими выстрелами по обнаглевшим киевским политиканам, с убийствами из-за угла. Чтобы запылала вся Украина, чтобы боевиков пытались прибить, как тараканов тапком, и не могли, чтобы фронт рухнул навсегда, чтобы стрельба была не в Донецкой области, а вспыхивала то тут, то там. Огромная, плохо прикрываемая граница, Харьков в сорока километрах от границы – нельзя было допустить, чтобы укры смогли сконцентрировать свои силы на фронте и локализовать сопротивление. Не верю, что нельзя было сделать! И тогда не было бы позора две тысячи пятнадцатого года, а потом и две тысячи семнадцатого, когда украинцы и НАТО попытались повторить операцию «Буря» [23]23
  Операция «Буря» – боевая операция сил Хорватии и Боснии и Герцеговины, имевшая место в августе 1995 года, в результате которой прекратила существование непризнанная республика Сербская Краина – сербский национальный анклав на территории Хорватии. Действия хорватских войск во время этой операции носят отчетливые признаки геноцида. На момент написания этого текста украинские националисты считают операцию «Буря» образцом того, как надо поступить с ДНР и ЛНР. Автор в своем ЖЖ разбирал, почему операция «Буря» на украинской земле почти не имеет шансов, а если и будет предпринята, то приведет к кровавой бойне, но не к успеху.


[Закрыть] – да не рассчитали, что российская армия ломанет по ним всем, что было в распоряжении. Солидно, кстати, ломанули – потери не могут подсчитать до сих пор. Говорят, тысяч двадцать в те дни полегло.

Но надо было не так.

…на сегодняшний день Бармалей и его люди контролируют окрестности Краматорска, напрямую, не сотрудничая с нами, но предоставляя по своему выбору информацию и получая за это плату. Вчера Бармалей связался с нами и сообщил, что знает, где находится полковник Токар. В доказательство он предоставил информацию, которую наши эксперты сочли достоверным и достаточным доказательством.

– Какую информацию? – спросил Лисов.

– Это закрытая информация.

– В таком случае мои люди никуда не идут, – сообщил Лисов.

…

– Это может быть засада. У нас с нациками старые счеты. Если они схватили вашего полковника или нашли его обглоданный труп, они могли просто использовать его в качестве приманки.

– Мы тоже не верим Бармалею до конца. Но идти придется. Это приказ из Москвы. Не из Ростова.

– А не пошли бы вы…

– Полковник…

При подчиненных офицерах отказываться выполнять приказ, посылать по матушке того, кто его передал, – последнее дело. Но я уже понял, в чем дело. Этот лысый не армейский. И он в принципе мало что может сделать тем, кто засел здесь, на границе…

– Какие варианты в случае предательства Бармалея?

– Он понимает, что в этом случае рано или поздно будет уничтожен. Его бизнес, как и всех, кто остался там, замкнут на Россию, если он предаст – кислород ему будет перекрыт. Кроме того, к украм ему ходу нет, у них он числится личным врагом сразу у нескольких комбатов. Ему не получить прощения – даже если получит, его все равно убьют.

– Хорошо, – подумав, сказал Лисов, – допустим, убедили. Теперь что с обеспечением вывода?

– Четыре «Касатки» и звено истребителей на прикрытии.

– Ого! Нам и одну-то не дают.

– Это дело государственное…

По моментально сгустившейся атмосфере я понял, что лысый немного не вкуривает ситуацию… Не знаю, где и как он служил до этого, но до него не доходит, что только что он заслужил хороший пощак, как говорят на Кавказе. Но полковник Лисов предпочел этого не заметить по каким-то своим причинам.

– Хорошо. Теперь по прикрытию…

– Брусникин…

Я выходил из здания бывшего шахтуправления, поглощенный собственными мыслями, и не заметил сразу, кто ко мне обращается. Это был водитель. Водитель борзой черной «Тойоты», стоящей у здания шахтуправления, – с ноль пятыми почему-то, дагестанскими номерами. На этой «Тойоте», скорее всего, приехал лысый.

– Лейтенант Брусникин.

– Старший лейтенант. – Я положил руку в карман.

– Вас.

Я недоуменно посмотрел на телефон в руке водителя:

– Меня?!

– Вас, вас…

Я посмотрел на него. На телефон. Спутниковый, Thyraya. Взял.

– Алло.

– Александр?

Мой отец никогда не называл меня иначе. «Сашка», «сынок» – я никогда этого от него не слышал.

– Я слушаю.

– Человека, который приехал к вам в расположение, зовут Иса Исаевич. Сейчас я положу трубку и он перезвонит. Сделай, как он скажет, хорошо? Это важно.

Вот так вот.

Ни поинтересоваться, как дела. Ни сказать что-то про мать. Ничего.

– Александр, ты слышишь?

– Да.

– Кладу трубку. Это очень важно.

– Да.

Я нажал на отбой, дождался нового звонка – он последовал почти сразу.

– Александр?

– Для вас – Александр Иванович.

– Да, что нужно?

– Иван Александрович хорошо отзывался о вас.

С…а.

В спецназ не попадают просто так. Нужна очень сильная мотивация, чтобы все преодолеть, пройти и остаться. Такой мотивацией могут быть только два чувства – любовь и ненависть. Моим была ненависть.

Только мой отец мог до такого додуматься. Впрочем, после Чечни он стал совсем другим человеком. Настолько другим, что ни у него, ни у меня теперь не было нормальной, полной семьи.

– И что?

– У нас есть… я прошу прощения, что не могу сказать это вам, глядя в глаза. Вы должны понимать, что…

– Я понимаю, – перебил я, – дальше.

– Полковник Токар. Он и в самом деле находится на подвале. Мы хотим его спасти. Но если выйдет так, что спасти его будет невозможно, вы должны сделать все, чтобы он не попал в руки противника живым. Это крайне важно. Звонить нам будете по этой трубке, оставьте ее себе. Она спутниковая, предоплаченная.

С…а.

– Вы поняли?

– Да. Я понял.

– Вы обещаете, что сделаете все, что в ваших силах?

Я подумал.

– Да. Обещаю. В ответ на обещание с вашей стороны.

– Какое?

– Передайте моему отцу: не надо мне звонить, не надо мной интересоваться. Я понимаю, вы, скорее всего, младше званием. Но передайте. Думаю, это проще, чем убить человека.

Я завершил звонок. Пошло оно все в…

Четыре «Касатки». Четыре обтекаемые скоростные птицы с почти бесшумными лопастями и хвостовым винтом – фенестроном, наш ответ на вертолеты «Стелс», на которых американский спецназ добрался до дома в Абботабаде и помог некоему Осаме бен Ладену досрочно покинуть сию юдоль скорби. Эту операцию, уже вошедшую в учебники по специальным оперативным действиям, мы изучали на втором курсе в Рязани. В то самое время, когда уже наши «Рэмбо» высаживались в тылу врага с таких вертолетов и рвали мосты на Днепре.

Как там…

 
Это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
Подымались в атаку и рвали над Бугом мосты.
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б
не жалели,
Мы пред нашей Россией и в трудное время
чисты…
 

Только вот раньше мосты рвали над Бугом, а теперь – над Днепром. А дальше что? Над Волгой?

– Малой!

…

– Что хмурый такой?!

– Да нет. Ничего.

Точка высадки была на какой-то дороге, двухполосной, удивительно хорошо сохранившейся. Вертолеты на несколько мгновений зависали над полотном и тут же уходили в сторону, оставляя на земле по восемь до зубов вооруженных бойцов…

Земля толкнула в ноги как на учебной высадке, дальше надо было сразу в сторону, прикрыть свой сектор и обеспечить возможность высадки остальным.

Ветром рвануло волосы – «Касатка» прямо надо мной пошла на разворот…

– Десант на земле!

Зазвучали позывные, я назвал свой, когда была моя очередь.

– Побиться на группы, вперед. Группа управления, ко мне.

Группа управления – это в том числе и я. В группу управления входит командир, два его телохрана, одна из саперных групп (вторая идет в голове) и старший снайпер с телохранителем. То есть я и Крым. Радиста в группе нет, рация сейчас укладывается в кармане брюк и имеет спутниковый канал. Место наше – между движущимися гуртами…

Спецназовцы при движении копировали тактику бандеровцев. Минимальная боевая единица – не отделение, а пятерка бойцов, именуемая так же, как и у бандеровцев, – гурт. Командир соответственно гуртовой. Два гурта составляют отделение, третий гурт иногда придается на усиление. Гурт – весьма удобная боевая единица, делящаяся по схеме три – два или один – четыре на сектора огня и маневра. В движении каждый гурт двигается самостоятельно и вне предела видимости других гуртов. Численность гурта достаточна, например, для того, чтобы вытащить одного-двух раненых под прикрытием огня остальных, спасти провалившегося в бульку и выдержать нападение даже крупной стаи собак. Противник, видя гурт в пять человек, может и не предполагать, что за ним идут другие гурты, принять бой и сильно, очень сильно ошибиться. Если гурт принимает бой, то либо остальные подходят к нему на помощь, либо он отходит, постепенно соединяясь с другими гуртами.

Управление всем отрядом составляло отдельный гурт, численность его не была регламентирована, и он перемещался, как было удобнее. В нем шел и я – с винтовкой за спиной в чехле и пистолетом-пулеметом с глушителем в руках. «МикроУзи», пусть и украинского выробництва (детали израильские, свои так и не научились делать, украинская только сборка), хорош не только против собак, но и против людей.

– Справа, – негромко сказал Крым, мой телохран. Его так ко мне в пару и назначили – охранять и помогать.

Я обернулся, но не увидел ничего, кроме шевеления сухой травы.

– Не вижу.

– Собака. В траве ползет.

Я прицелился.

– Не надо. Пусть. Она понимает, что мы ей не по зубам…

С…и.

Старый, двухэтажный, еще сталинской постройки дом, непонятно как тут оказавшийся. Прямо к нему бортом, у окна, припаркован «Хаммер», грузовой вариант с платформой и ДШК на турели. Борты наращены броней, причем поставленной умно, под углом, но сейчас машина используется не как штурмовая, а как грузовая. Двое стоят у машины, курят, остальные, видимо, в доме. Грабят. Из окна второго этажа вылетел какой-то сверток и упал в «Хаммер», потом еще что-то… Я не смог понять что.

Это были первые бандеровцы, которых я видел.

– Провода… – едва слышно сказал Афган, лежащий рядом.

– Что?

– Проводку снимают, здесь давно все разграблено. Сдадут на лом. Весь металл тоже берут…

Я выставил винтовку на сошки и прицелился.

– Готовность.

– Подожди…

…

– Бьем, когда закончат. Они все выйдут…

– А если кто на дороге?

– Тогда пусть едут…

Умно…

Афган начал показывать что-то своим, а я перекинул прицел на увеличение и прицелился по тем двоим. Светила луна, было очень светло, и я видел, что на обоих маски. Кстати, вы знаете, что только в двух странах принимать присягу можно и в маске? Это Палестинская автономия и Украина…

Украина, Мать Героев, сойди в сердце мое, прильни бурей ветра кавказского, шумом карпатских ручьев, боев славного Завоевателя Отца Хмеля, триумфом и шумом пушек Революции, радостным гомоном Софийских Колоколов. Пусть в тебе возрожуся, славой Твоей озарюся, ибо ты вся жизнь моя, ибо Ты все счастье мое[24]24
  Отрывок из молитвы украинского националиста.


[Закрыть].

Счастье. Когда-то на Донбассе был такой поселок – Счастье. Его смели с лица земли в ходе ожесточенных боев…

– Готовы?

Я показал один палец, что означало – да, и снова перекинул прицел на единицу.

– Твои в двери. Как выйдут…

Я снова показал один палец.

Грабители показались в дверях скоро. Первый нес в охапке какую-то дрянь.

Я прицелился, и тут из дверей появился еще один…

Второй словил разом три пули и упал назад, я не видел, жив он или нет. Второй даже не успел бросить свою ношу, тоже получил две пули и упал назад, так и не выпустив награбленное майно…

Рядом в унисон захлопали другие винтовки.

– Чисто, доклад.

– Малой, чисто, – первым доложился я, – минус два.

– Граф, чисто. Контроль.

…

– У здания чисто. Досмотровая пошла!

– Досмотровая, плюс.

Из мелкой речки появились люди, осторожно пошли вперед, целясь автоматами и стараясь, чтобы между ними и окнами было препятствие.

– Вижу досмотровую.

– Досмотровая, заходим…

Я отметил ошибку – двое из досмотровой группы остались снаружи. Это грубейшая ошибка, если прикрывают снайперы, то заходить в адрес должны все.

– Один минус…

Видимо, этажи.

– Два минус. Все здание – минус…

– Всем к зданию…

Тринадцать человек на один «Хаммер», пусть и полугрузовой – это слишком много. Но народная мудрость гласит – лучше плохо ехать, чем хорошо идти…

Как оказалось, они и в самом деле воровали проводку из домов… Глупее и страшнее я ничего не видел. Трупы оттащили за ноги и бросили в воду: рыбам тоже чем-то надо питаться. Когда волокли, с одного слезла маска и я увидел в свете луны обычного пацана, необычно в нем была только прическа – широкий клин коротко стриженных волос по центру и полностью бритые бока – это имитация казачьего оселедца, принятая в украинской армии и национальной гвардии. Если бы тридцать лет назад не произошло то, что произошло, возможно, мы сегодня были бы в одном строю. А сегодня мы его убили…

Прозвени мне звоном кандалов, скрипом виселиц унылой утренней порой, принеси мне вопли замученных в подвалах и тюрьмах, и в ссылке, чтобы вера моя была гранитом, чтобы росло рвение, мощь, чтобы смело я шел в бой так, как шли Герои за Тебя, за Твою славу, за Твои Святые Идеи; чтобы отомстить за позор неволи, попранную честь, пытки палачей Твоих, невинную кровь замученных под Базаром, Крутами, в Кингири и Воркуте, героическую смерть героев Украинской Нации, Украинской Национальной Революции – полковника Евгения Коновальца, Басараб, Головинского, Шухевича, Бандеры – и славную смерть Данилишина и Биласа, и тысяч других неизвестных нам, чьи кости разбросаны или тайком зарыты…

Трофеи грузили на машину, стараясь так, чтобы они не попали под ноги, а я смотрел на трупы в воде и думал: неужели кусок провода, неужели государственный язык, неужели… неужели это все стоит того?

Да вряд ли. И все это понимают. Просто мы не отступим. И они не отступят. Потому что хоть они и фашисты, но они не немцы, не европейцы. Они – это мы. А мы не умеем ломаться. Не учили нас.

Случалось, что мы проигрывали битвы. Случалось, хотя и редко, что мы проигрывали войны. Не раз нам приходилось отступать по своей земле.

Но мы никогда не ломались. Если бы сломались, нас бы не было.

Вот и эти – стоят, по колено в дерьме из давно прохудившейся канализации, с лежащей в лежку промышленности, в нищете, работая за копейки на европейских фабриках по пошиву всякого ширпотреба, платя бешеные деньги за свет, воду, тепло, часто голодные. Но не ломаются. Слишком много у нас общего.

– Малой! – Афган бешено жестикулировал от машины: – Поехали, чего стоишь!

Попытка ехать по разбитой дороге на «Хаммере» – втринадцатером, да еще и с рюкзаками и оружием – заслуживает включения в Книгу рекордов Гиннеccа.

Хорошо, что никого не было на дороге. ДМЗ не то место, где ездят по дорогам ночью. И хорошо, что ехать было недалеко. Мы ехали по разбитым грузовиками и обстрелами дорогам, мимо давно мертвых, черных деревень и высящихся то тут, то там громад терриконов, приближаясь к точке, о которой знали только маргиналы…

– Моб…

Я больше уделял внимание тому, как не слететь на ухабе, но Крым настойчиво похлопал по плечу.

– Глянь, справа…

Я посмотрел. Сначала не понял, что это, потом на фоне черноты различил высокий хвостовой плавник самолета…

– Транспортник?

– Круче[25]25
  AC130U сбит 29 июня 2017 года над Донбассом при попытке оказать поддержку попавшим в окружение польским частям. После потери этого самолета ВВС США больше не пытались использовать ганшипы в операции на Украине. Во время операции по спасению экипажа ганшипа был сбит американский спасательный вертолет, всего ВВС США в ту ночь потеряли девять человек убитыми и больше двадцати ранеными и пленными. События этой ночи потом стали известны как «Черная ночь».


[Закрыть]…

…

– Давно тут стоит. Как ориентир.

– Далеко еще?

– Сейчас приедем…

Удивительно, но село, в которое мы свернули, было похоже на украинское. Такое, какое рисуют на картинках: луна, беленые украинские хаты с высокими крышами, плетни с горшками. К сожалению, картинка была двадцать первого века, поэтому в ней присутствовал и изрешеченный, обгорелый остов комбайна, перекрывший въезд в село, и тонкий ствол горелой БМП, показывающий в небо – на тех, кто сжег машину и всех, кто был в ней, и останки танка рядом с башней, отброшенной чудовищным взрывом на пару десятков метров. Село наблюдало за нами мертвыми глазницами давно оставленных домов, шепталось давно оставленными без присмотра вишнями и яблонями. Тоскливо посвистывал ветерок, принося не облегчение и прохладу, а омерзительную хрусткую пыль.

– С дороги не сходить… – общая команда.

Тишина – и стволы на все стороны. Ничего – даже лая собак…

– Чуешь, Афган?

– Да, Бармалей…

Барсук подождал и вдруг заорал во весь голос, так что все вздрогнули:

– Бармалей! Выходи, подлый трус…

– Движение справа!

Из-за одного из домов вышел коренастый мужчина в горке, держа автомат за ремень на поднятой вверх руке.

– Здорово. Мы тебя чуть не пристрелили.

– А чего не пристрелили?

– Пожалели.

– Укропа объелся, жалостливый… – Барсук похлопал по борту «Хаммера»: – Нравится?

– Вот из-за этого и хотели пристрелить. На укропской тачке гоняете. Хорошо, наблюдатель маяки заметил.

– Хочешь – твоя будет?

– А она и так моя будет. Как вы свалите.

– Можем и сжечь.

– Злой ты сегодня.

– Не, я добрый. Когда сплю зубами к стенке. Говори, чего там про пленного?

Бармалей показал на террикон, высившийся сразу за селом, так близко, что главная улица села у крайних домов сразу переходила в подъем террикона.

– С той стороны – жилсектор, а в нем укропы. Эти ублюдки подогнали две БМ-21. Собираются долбануть по Донбассу и уйти.

– П…ы. А с полканом-то что?

– С полканом? Он в селе. На подвале.

– Откуда знаешь?

– Да человечек у меня там свой.

Удивительного в этом не было. Стучали все и на всех. С обеих сторон люди были замешаны в контрабанде, торговле пленными, а за всем за этим шли и более серьезные дела. Ничто так не сближает людей, нежели совместно совершенное преступление…

– Где конкретно?

– Да я и сам не знаю. Прибьем «Грады» – покажу.

– Бармалей. Не юли.

– Я серьезно. Там не пробьешься. Правосеки – рыл пятьдесят. И еще местные там… не наши[26]26
  Далеко не все жители Донбасса поддерживали ДНР, хотя и большинство. Перед войной Украина насильственно перемещала жителей Донбасса с контролируемой ей части Донбасса в глубь страны, а в опустевшее жилье заселяла крымских татар, отставных военных и неонацистов. Кончилось все это провалом, но какое-то количество людей все же было заселено.


[Закрыть]. Понял?

– Понял, отчего не понять. Ты, Бармалей, себе на уме. Хочешь, чтобы я тебе населенный пункт отбил?

– А ты сильно изменился, Барсук…

– Да не. Всегда таким был. Насчет полкана укропского – правда? Зуб даешь?

– Даю, там он… – проговорил Бармалей. – Тут с одной стороны мои люди уголек копают, с другой – они[27]27
  В отвалах «пустой породы» может быть до 10 % угля, – кроме того, там в достатке металлолома. Дербан терриконов и сейчас является одним из способов выживания на Донбассе.


[Закрыть]. Все равно рядом живем, как-то общаемся. Вот один из них проговорился, что у них целый полкан на подвале сидит. Правосеки отработают – на обратном пути его заберут.

– А если его уже замочили?

Бармалей пожал плечами.

– Хорошо. Укропов там много?

– Говорю, рыл пятьдесят.

– Броня есть?

– Одну коробочку видели[28]28
  В зависимости от обстоятельств так может называться и БТР и БМП. Танк – обычно «мишка», иногда «кулак».


[Закрыть]. Двойка, на вид бодрая.

– У тебя сколько людей?

– Тридцать наберу…

– Ясно… – Барсук повернулся к нам: – Разведка, снайперы на террикон, оттуда доложитесь, что и как. Ждите, пока мы займем исходные для атаки. Если движуха начнется – доклад и работа.

Барсук посмотрел на меня, на Афгана и снова на меня.

– Лейтенант за старшего… – сказал он.

– Нужен проводник, – сказал я, – без проводника никакого дела.

Бармалей закивал:

– Дам, дам проводника. Даже не одного.

Я в жизни мало кого ненавидел так, как Винни-Пуха…

 
Хорошо живет на свете
Винни-Пух!
Оттого поет он эти
Песни
Вслух!
И неважно, чем он занят,
Если он худеть не станет,
А ведь он худеть не станет…
 

Снайпер спецназа – это совершенно особенная профессия. Снайпера или группу снайперов в тылу врага спасают не только маскировка и осторожность, но и быстрые ноги. Если становится известно, что в районе находится снайпер, его начинают искать все, потому что мало кого так ненавидит солдат, как снайпера. И чаще всего спасение в быстрых ногах. Уйти дальше, чем тебя будут искать. Выскочить из кольца до того, как оно замкнется.