Текст книги "Листея"

Автор книги: Александр Адамович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Потушив сигарету Мирон бесшумно встал, подав всем своим видом, что пора уходить, парни быстренько выбежали наружу, прекрасно понимая – батька не в настроении. Там им предстояло лицезреть старенькую иномарку нулевых годов, выполнению в темных оттенках, а если точнее полностью черную.

– Залезайте, – молвил мужчина доставая ключи и на расстоянии активировав замки, сам автомобиль пропищал и звонко щелкнул, оповестив пассажиров о доступности входа.

– Куда едем?, – спросил Вася обнаружив машину на неправильной дороге домой, – если не хочешь не отвечай…

– Пиво пить поедем, – вздохнул Мирон зажимая газ.

– Хорошо.

Достав из бардачка некую кассету без подписи, мужчина задвинул её внутрь соответствующего механизма, перещелкав разные композиции он остановился на группе “КИНО” – “Кончится Лето”.

“Больше надежд нету, скоро кончится лето…”

“С погодой повезло, дождь идет четвертый день…”

“И закрыт за окном пятый год ресторан…”

“И в сотый раз маслом вниз упадет бутерброд…”

“Может будет хоть день, хоть час, когда нам повезет…?”

Пленку нещадно зажевало, много строк попросту терялись в помехах, видно, что слушается композиция не в первый и не в последний раз…

<=To=be=continued=<

Глава 7 “Стук”

– Прихожу я, значит-ся в свой первый день. Весь ряженный как пижон, костюм белый, туфли надроченные полировочной машинкой, – Мирон почти после каждого слова пропускал глоток темного, – думаю, вот аки рыцарь в белых доспехах буду, людей спасать, всякую заразу ловить, да что там, под двадцатник было, молодой-дурной, – антураж заведения, что всем своим видом кричит о средневековом стиле, в котором нету места модернизму или даже ленинскому конструктивизму. “Таверна” – с хмурыми дворфами, хитрыми полуросликами и полупьяными напыщеными эльфами, именно так можно было кратко охарактеризовать данное пристанище пьяниц и сброда, – самым главным был жетон! Знак того, что я уже не просто жалкий студентишка, без обид парни, а самый настоящий полисмен! Блюститель закона ёпрст. И вот мой первый вызов, говорят, что труп, возможно криминал, ну и мы с моими товарищами за руль и вперед! Приезжаем, а там реально дохлый мужик, но самое главное, утопили его в общественном туалете и мне пришлось свой костюм погрузить в тот смрад. Вот так вот парни, – Валентиныч ловил на себе взгляды Васи с Валей, что также попивали хмельный напиток и с интересом ожидали концовки сей басни, но Мирон отвечал только мутным от алкоголя взором и томными вздохами, – не всегда все пойдет по плану, не всегда получается сохранить белоснежный костюм от ванны с дерьмом, не всегда получится спасти всех ото всех, Валя, – тут у мужчины будто испарилась вся пивная эйфория и тот максимально серьезно засверлил Видоплясова глазами, – ты лезешь в слишком опасную игру, иди в театре играй, музыкой занимайся, баб цепляй, не для картельных дел тебя матушка родила. Ты вообще смекаешь о чем я? Ты будто не можешь разобраться в самом себе, не то чтобы лезть в дела других людей.

– И выла полынь в небесах, – ахнул Вася, – вот я считаю, что батька прав, ты слишком сильно печешься об этой Наде, Сашке да и вообще о всех, кто они тебе? Я понимаю, что она тебе близка, но все же, давай полегче.

Вы правы, но странный стук зовет меня. Не знаю даже что и делать, я подчинен то ли среде, то ли предписанным нормам? Я действительно не знаю кто я, и зачем это делаю, ради кого? Я даже не получаю благодарности или банального кивка, Надежда, от неё нету ни малейшего намека на то, что она ценит мое отношение, тогда ради чего?

– Ух~, – томно выдохнул Видоплясов.

– Думай-думай, парень. Возможно эти вопросы приведут к правильному умозаключению, – Мирон полностью осушил кухоль.

– Сообщение от куратора группы, – заключил младший Трубецкий доставая телефон после протяжного звонка, – ого-го! Что-то новенькое, Валя! У нас тут практика начинается! Будем ходить и играть маленькие роли в фильмах, сериалах, да в чем попало, похеру вообще, наконец-то скучные деньки на парах заканчиваются! Чур я с тобой!, – воскликнул парень тарабаня пальцами по сенсорной клавиатуре.

– А Надя?, – на рефлексах спросил Видоплясов.

– Да пошла она лесом, у нас тут чистая мужская дружба, еще заставят с той дурой вместе играть, – после третьей кружки хмельной эссенции Васю уносит и паренек не контролирует свои выражения, – развеемся, и все таки получим, то зачем вообще поступали учится!

Его безграничный оптимизм, его неизменная улыбка, что же это, как постигнуть подобной гармонии? Может дело в этом пресловутом “Искусстве быть посторонним”? Может пора отречься от этих мирских благ и послать подальше Надю и Шуру, да и всех, может просто пора переплыть на другой берег и все таки вспомнить, что я живу для себя?

– Миром правят собаки, да и остаются только собаки, парень, – вдруг подытожил Мирон, – пошли, харе бухать уже, – он поднялся бросил несколько купюр на стол и не дожидаясь сдачи, вышел из кабака в компании Васи и Вали.

– Сложные деньки выдались, – Василий истошно потянулся и широко зевнул, – особенно для тебя, а другалек?, – он ударил Видоплясова по плечу.

– Ага, – нервно отнекивался тот уставившись на пейзаж по ту сторону окна, – а куда нас направили?

– Отменный вопрос, Валя!, – ухмыльнулся парень и достал телефон, – ты знал, что у газеты “ПРАВДА С ГОЛОВЫ ДО ПЯТ” есть свой телеканал?

– Не-а.

– А вот теперь знаешь! Да там не просто шизофазийные новости, а полноценные художественные постановки и шоу!, – размахивал руками по салону панк.

– У нас есть шанс отказаться?, – с надеждой спросил Валерьян.

– Увы. Батьку, а есть какая-то статья чтобы тех чертей закрыть за желтушную херобазу?

– Свобода слова, сынку, – вздохнул Мирон, – в какой стране живем. Но ищите плюсы, среди тамошних бездарей появятся хотя бы какие-то лучики таланта!

– Значит мы это “какие-то лучики таланта”. Спасибо, батьку – хмыкнул младший сложив руки в уверенной позе.

– Весь в мать, – буркнул мужчина зыркнув в окошко заднего виденья.

– Помнить бы ту мать, чтобы в неё быть, – продолжал свою тираду недовольств Вася, – ты хотя бы фотографии старые показал или парочкой слов обмолвился кем же была Софья Трубецкая?

– Ты не понимаешь, – погрустнел Мирон, – твоя мать, её легкая девичья поступь, аки первый весенний дождь. Утонченные зенки, аки яркий весенний день. Одна на весь мир такая…

– Больная тема, – то ли с пониманием, то ли с презрением вкинул Василий, – мы ведь приехали?, – отреагировал тот на внезапные тормоза машины.

– Кто там?, – немного дрожащим голосом говорил Валентинович, всматриваясь в дорогу покрытой туманом, – Зофия?, – но тускло освещенный островок пути был абсолютно пуст и не подавал признаков жизни.

– Какая “Зофия”, – испуганно затрепетал Вася, – батьку, ты чего?

– А та самая, сынку!, – Мирон свалился в пьяном угаре на руль машины и истошно захрапел.

– Вот тебе и годы службы, – заключил парень вытаскивая мужчину от сидения и улаживая в соседнее кресло, – спи спокойно, завтра ждет новый день. Чтобы было кого поминать, чтобы о ком вспоминать…

* * *

– Я пожинаю косой цивилизаций эти никчемные деньки, а Сеня?, – рудовласый пухляш развалился в стуле, больше напоминающий огромный поролоновый шар. В зубах тот держал прикуренный сверток с запрещенными веществами, – а вот ты знал, что японцы верят в различие людей по группам крови, типа как у нас зодиаки?

– Да мне похуй, Глеб!, – если не считать того, что грузняш занимал место нескольких человек, всего в маленьком гараже сидело два парня бандитской наружности и усиленно что-то обсуждали, – нам нужно забрать очередную суку с места! Понял, Глеб?

– А вот я не вижу в них ничего сучьего, – парниша затянулся своим неиссякаемым косяком.

– Да я образно, ебать тебя в сраку! Ой, пошли уже, быстрее туда, быстрее обратно, – Арсений, которого ласково называли “Тасманским Дьяволом”, не только через майку с соответствующим принтом, а и благодаря его запальному характеру, поднялся, сложил не хитрого вида ноутбук пополам схватил со стола ключи от машины и вынырнул из гаража наружу в чудеса советской перестройки, разрисованные граффити стены хрущевок, разбросанные полумертвые жигули и вальяжно отдыхающие на теплом весеннем снегу бомжи, ласково встречали в переулках столицы, – садись, нарик!, – гаркнул тот отпирая ярко-красный автомобиль, – ну и хуета!, – в неравном бою с залипшей дверью, тот очевидно проигрывал. Спустя несколько нервных срывов, Сеня таки оттопырил старую дверь и влетел в леопардовый салон, поправил зеркало заднего виденья, зализал светлую шевелюру и закинул в рот жевательную резинку со вкусом арбуза, включив в проигрывателе некое безумное техно, завел авто.

– Так вот, Японские ученые считают, что первая группа крови принадлежала еще древним цивилизациям и их нынешние потомки являются храбрыми охотниками и прирожденными лидерами, – тускло-красные глаза Глеба сверлили напарника, а голос отдавал уже недельным наркоманским запоем.

– Я тебя уебу, Глеб. Говори кратко и по делу, мне не надо каких-то невообразимых теорий мироздания. Хуета, если тебе интересно мое мнение, – вдавливая волосатой ногой педали и постоянно поправляя яркие пляжные шорты, Сеня старался в очередной раз не сорваться на товарища, – как ебаная группа крови может определить твой характер? Такой же тупизм как и знаки зодиака, только там звезды за три пизды колена от нас.

– Ок, – улыбнулся он, поправив голубоватую рубашку с изображениям пальм и солнца, не ожидая иной реакции от коллеги, – сколько еще ехать к ней нужно?

– А вот шмара там стоит, – он указал мизинцем в сторону раздолбанного тротуара и вульгарно разодетой девицы. Подъехав ближе, тот открыл окно, – давай деньги, а потом садись.

– Открой двери, – девушка дергала за ручку автомобиля.

– Тебе, пол-Киева переёбанной дуре, два раза пояснять надо?

– Но денег нету, – робко ответила она, отводя взгляд.

– Понял, – спокойно сказал Сеня, выйдя из автомобиля, – просто двери снаружи открываются, подожди, сейчас покажу как, – он чиркнул по ручке и та податливо открылась, – залазь, – не успев наклонится девица получила пинок под колена, свалившись на землю её голова зажалась между дверью, – ГДЕ ДЕНЬГИ, СУКА?, – заорал тот, избивая зажатую голову дверью.

– Я… могу… все… объя… снить, – проскальзывало между ударами.

– ПОЯСНЯТЬ ПОЗДНО, ПРИНЦЕССА, ГДЕ ДЕНЬГИ!?, – Арсен продолжал кордебалет по голове девушки зубы, кровь, накладные ресницы и бижутерия разлетались в разные стороны, – Я ЖДУ ОТВЕТА!

– Не… бей… пожалуйста…

– Нет уж лучше ты послушай как впивается в ладони дождь, слушай как по горлу пробегает мышь, слушай как под сердцем возникает брешь, как в желудке копошится зима.

– Она походу вырубилась, Сеня, – заключил Глеб, – у тебя не работающий способ достать информацию.

– Я разве виноват, что эта лярва удар не держит, – гаркнул тот, погружая подружку в багажник, – не буду же я пачкать ею салон. Ну и пыльная же у нас работенка!

– Сеня!, – воскликнул Глеб смотря в компьютер из которого исходил звонкий звук, – тут сообщение от шефа, что-то про Голобородька!

– Не кричи, дубина!, – Арсен захлопнул багажник, – ты еще бы заорал: “Юху ебать, мы мафиози и везем в багажнике полумертвую шлюху!”

– Могу, – ответил другой.

– Так ну что там, – парень вырвал из рук напарника ноутбук и открыл почту, – интересное зрелище, слушай! Нам, мелким мошкам, которым даже говно собирать за боссом не комильфо, поручили проследить за некой Надеждой из окружения Шурика и составить рапорт об их взаимоотношениях! Может они там адресом почты ошиблись? Невозможно такое, ебать этого босса в сраку!

– Ну писать же ты умеешь, Сеня, остальное оставь мне.

– Тебя, Глеб, опасно из салона выпустить, не то что на разведку. Они как увидят укуренного и жирного нарика, перцовка в хлебало твой лучший исход!, – У Арсения была особенная манера речи, при которой он постоянно срывался на крик либо просто говорил на повышенных тонах, в компании сего молодого человека никогда не ощущаешь себя спокойно.

– Где живет хоть эта Надежда?

– В общаге, так даже интереснее будет, – потирал руки парнишка в майке, – там всяких много.

– Чего интересного в общаге, дохера глаз посторонних, – возмущался Глеб, – как мы за ней следить-то будем?

– За ней следить и не нужно будет, дуралей. Зажмем её где-то и сама все расскажет, только вот с Шурой так хуй получится, но ничего сообразим, Глеб?!, – воскликнул он развернувшись к Глебу, тот усиленно давился собственной блювотой.

– Кха-кха-кха, – находясь в полулежачем состоянии того поймал передоз, и любимая футболка вместе с неизменными шортами заливались желудочными отходами.

– Ебаный рот, у Глеба передоз, – заключил Сеня и перевернул тушу головой вниз, – это мы уже проходили, ничего нового, сейчас все выйдет!, – он развернулся обратно к лобовому стеклу, резким движением завел машину и выехал на абсолютно безлюдную трассу, за окном уже давно смеркалось, первые звезды раздирали небесную гладь – а поедем-ка к Шуре, начнем задание с чего-то посложнее!, – но Глебу было абсолютно все равно, тот кружился на кольцах Сатурна, где-то далеко-далеко отсюда, между астероидами, спутниками и намного ближе к звездам.

А месяц кружился над головой, изменяясь то солнцем, то хмурыми облаками, то чистой пустотой. Цикл дня проходил свои бесконечные повторения и только люди находили смысл в ожидании грядущей итерации, ведь вера в следующий день светила ярче звезды по имени солнце. Не находил себе места и Валерьян, ведь уже сегодня он отправлялся на свой первый кастинг, ему и Василию предстояло сыграть роли в каком-то навороченном шоу на телеэкране.

– Знаешь, я бы таки отказался, – Валя листал сценарий и возмущался с каждой реплики, – ну вот посмотри только, “герой хватает возлюбленную за талию и страстно её целует”.

– И что в этом плохого?, – недоуменно спросил Вася.

– Так ты не перебивай! “Страстно её целует, но та хитро улыбается, снимает маску, под которой оказывается существо рептилоидного вида, она начинает смеяться и уносит главного героя за кадр. Продолжение следует…”

– Ну это добротный артхаус о том, что даже самый близкий человек может вставить нож в спину…

– И оказаться рептилоидом, – манерно закончил Валя, – не ну прекрасное шоу! Этот куратор будто издевается!

– Не душни, Валя – панк приобнял друга прислонившись очками к его лбу, – уже интересно увидеть эту твою партнершу. Может хотя бы кто-то из головы выбьет Надю, а!?

– Личное пространство, – затараторил в ответ Видоплясов, – мы вообще-то в метро едем тут людей много, – он переходил на полушепот.

– Опять душниш, Валя! Между прочим мы уже приехали, давай вылазь, актер!, – Трубецкий пробивался сквозь толпу людей, держа за руку товарища.

Вот он – центр! Большой город, архитектура, безумный поток людей, россыпь магазинчиков, ларьков, кафе и ресторанов. Апогеем в этой сцене оказался Богдан Хмельницкий гордо восседающий на своей лошади и указывающий булавой куда-то вдаль. А в этой самой дали и виднелись золотые купола, самые яркие звезды Киева, горсть маленьких колоколен и храмов.

– И что где тут мы должны снимать рептилоидный триумф над человеческой цивилизацией!, – развел руки Вася высматривая по сторонам хотя бы какую-то активность.

– М-о-л-о-д-ы-е Л-ю-д-и!, – на горизонте возник тучный мужчина в норковой шубе и тяжеленными черными очками на переносице, – эй! Это я! Ваш продюсер – Филипп Бедросович Голденберг!, – он шагал в сторону героев в напомаженных туфлях и своим вычурно эстрадным голосом наводил суету на улицах столицы.

– Он? – испуганно спросил Валя.

– Ой, ой, ой! Мальчишка, я вижу, маленький, наивный, нагой, босый, прибежал к матушке столице из своего тухлого поселка и с протянутой рукой молил о исполнении желаний. Ты хотел укротить эту львицу, заманить в постель роковую столицу, но в постели ты оказался с завучем кафедры!, – продюсер шагал вокруг Видоплясова окидывая его взглядом сверху донизу.

– Даже я так не умею, – Вася в ступоре стоял в сторонке с неимоверным интересом лицезрея сей театр одного актера.

– Но не боись, мой милый мальчик, Филя не даст тебя на съедение этой устрашающей столицы, пошли в студию!

– Он может определится, кем все таки есть для него столица?, – саркастично отшучивался Трубецкий, бурча себе под нос.

– А ты!, – Филипп указал на горе комментатора, – панк, что вместо душа принимает 0.5 жигулевского внутривенно, в смердючей каморке сочиняющий песни критикующие режим и власть, если вообще не забываешь как писать в пьяном угаре! Чудесная пара, воистину чудесная! Будут из вас люди, мальчики.

<=To=be=continued=<

Глава 8 “Откровение”

– Вот видишь это торт, – продюсер указал золотой чайной ложечкой в сторону посудины с “Наполеоном” на борту, – вот мы как сия выпечка! Наше общество построено в виде многоярусного пирожного, социальное построение расположено слоями, каждый занимает определенное место на своем ярусе, от бомжей и бедняков к политикам и олигархам. И знаешь, тот кто сверху – давит нижнего, а нижний следующего! Капитализм, мать его!, – Филипп надавил на десерт сверху, из того обильно потек заварной крем светло-бежевого цвета.

– А кто вы в этой иерархии?, – спросил Вася, усевшись на элитарного вида кресло в кабинете Голденберга, где каждое перышко внутри мебели кричало о его статусности.

– Я тот, кто этот торт поедает!, – он отломил кусочек и облизнул ложку, после чего откинулся на своем стуле, что практически не отличался от седалищных мест его гостей, только цветом тот был более бордовым. Да и вся фурнитура отдавала красноватой вычурностью – от занавесок с золотыми узорами к персидскому ковру нежно расстеленному на плитке кораллового оттенка, – угощайтесь-угощайтесь, – как матерь на семейном ужине, Бедросович ласково ухаживал за товарищами.

– Не знал, что у вашей газеты и телеканала настолько высокие рейтинги, – вдруг начал Валерьян, – ведь чтобы так жить нужно неплохо зарабатывать.

– А ты довольно прямолинейный, – подметил Филипп, – только есть одна ремарочка, я тот, кто владеет абсолютно всеми телеканалами и изданиями газет. Я тот, кто может пустить любой слух и люди в него поверят, ведь мои бредни будут во всем столичном инфополе!

– И нас направили к такому влиятельному человеку?, – недоумевал Вася пережевывая увесистый кусок торта.

– Вас, мальчики, направили в подразделение “ПРАВДЫ С ГОЛОВЫ ДО ПЯТ”, что зарегистрировано на мою милую дочурку, но так как она сейчас занята мне пришлось выехать вместо неё.

– А послать бегунка не вариант, – продолжал свою тираду уплетающий торт панк.

– Хмпф, а уважению вам учится и учится. Есть еще одна ремарочка, мне было чудовищно интересно, кого же направили целовать мою кровинушку на камеру, – мужчина поднялся, подошел к проигрывателю пластинок и засунул туда большой черный диск, установил иглу в начальную позицию и после краткого шороха началась композиция, что отдавала задорным настроением восьмидесятых годов и тогдашних стерильных советских групп, – она очень любит яркие роли, – тут он уставился на огромное панно висящее посреди стены, где был изображен сам продюсер в своей фирменной шубе, красном смокинге и с зализанной назад шевелюрой, в обнимку с ним стояла миловидная девушка, голубая кровь оной, блистала в каждом изгибе лица, строгий и до невозможности голубой взгляд смотрящий свысока, немного пухлые губы и аккуратные брови, что ставили свой спектакль под названием «Девичья Благолепие» на светлой сцене бледной кожи.

– Ну и санта барбара, Валя!, – крем с торта упал на плащ Васи, когда тот воскликнул от удивления, – ёк макарёк!

– Но она не такая мрачная как на сей картине, – замыслено продолжил продюсер, – просто тогда персонажа такого играла, а моя Лизонька очень любит вживаться в амплуа героев!

– Мгм, – Вася брался за порцию Валерьяна, – очень интересно, а что нам делать? Вернее, что делать мне, ведь у Вали как я понял основная роль?, – хотя по виду парня не скажешь, что ему есть дело к чему-то кроме куска торта на тарелке.

– У Видоплясова роль не основная, – закрыл тему Филипп, – на нем держится мини арка раскрытия внутренних отношений персонажей, как я понял из рассказов сценариста.

– Мини арка о том, что даже самый близкий человек может оказаться предателем?, – завелся Трубецкий.

– Именно так!

– Аха! Так и знал!, – самодовольно воскликнул Вася, заедая свой триумф, – тогда получается, что основная роль у меня?

– Именно так, парень, но вы мне нравитесь, уверен вам удастся справится с тем всплеском эмоций, совладать с безумной импрессией!

– Вы хоть сценарий читали?, – сказал Валерьян закинул ногу на ногу, – уж не хочу показаться грубым…

– Ты не просто показываешься грубым, ты вылитый хам, мальчишка! И мне это нравится!

– Так или иначе, – парень продолжил, – возможно я и не имею права высмеивать сценарий или некоторые сцены…

– Что ты сейчас и делаешь, – опять вставлял свои пять копеек Голденберг.

– Но вся концепция “ПРАВДЫ С ГОЛОВЫ ДО ПЯТ” и так называемого контента мне не нравится, – Валерьян обрел мнение и голос, что чувствовалось все больше и больше.

– И что, я должен изменить, то что приносит мне деньги, только из-за твоей прихоти, ха! Другалек, столица не пляшет под твою дудку! Но за смелость хвалю!, – вдруг Филипп уселся обратно в кресло закинув обувь на стол, и сложив пальцы в уверенной позе – пока не пляшет! Ведь я вижу, что скоро торта вкусишь и ты.

– Привет, пап! Почему шумим?, – любимая и единственная дочурка Бедросовича окрасила бурые тона комнаты своей бледной, но чудовищно свежей кожей, аки единственная ромашка посреди макового поля, она сверкала этим эфемерным “Благолепием”, – о и привет, Вась!, она приобняла парня. Лиза – будто идеальная пара для товарища панка, подстриженная под мальчика, волосы окрашены в черный цвет, на губах сверкала тускло-багровая помада, тени легко подчеркивали глаза, а на щеках румянилась мягкая красноватая палитра. Особняком стали распятия на верхней части уха, два подвешенных крестика пробивали пик ушной раковины, – картина уже висит дома!, – она кокетливо ухмыльнулась, – а это тот самый Валерьян, что эту самую картину тогда оценивал? Приятно познакомиться, – вот Елизавета и познакомилась с крепким рукопожатием Вали.

– Так автор картины ты!, – Филипп поднялся и устремился к Трубецкому, – ну ты и, – он протянул руку, – прекрасный художник! Эта интимность, плавность, изящество ни с кем свою дочурку не спутаю, – он пожал руку живописцу, – почему в актеры подаваться то было?

– Захотелось, – едва выдавил из себя Вася вместе с очередным куском торта, он явно не был готов к такому вниманию, – мир тесен!

– И вправду, – Голденберг потер ладони, – коль уж мы все в сборе, давайте выпьем!, – у Трубецкого загорелись зенки.

– С удовольствием, – быстро забыв о “Наполеоне”, Василий уже прочищал глотку ради искрометного тоста.

– Только немного, – включалась Лиза, – нам еще на съемки ехать!

– Конечно-конечно, – продюсер доставал из-под стола бутылочку красного-сухого, вся посудина была исписана непонятными надписями на французском, таким же ловким движением тот разлил напиток в четыре бокала, – ну что ж…

– Ну что ж, – Вася поднялся ловля на себе немного раздраженный

взгляд мужчины, – в светлое будущее на советской скорости!

* * *

– Глеб! Уже оклемался?, – Сеня встревожено приводил в чувства напарника, – мы вообще-то к Шуре уже подъехали, – иномарка товарищей была припаркована у некоего отдаленного от цивилизации, частного жилого дома, посреди таких же коттеджей, особняков, где в воздухе туманом нависла тишина и спокойствие. Не было ни орущих неблагополучных семей, вшивых дворовых собак, вечных бездомных под градусом. Интересный контраст выходит, вроде только полчаса назад – центр, но сплошь и рядом тусклые хрущевки, а тут – “Царское Село”, отдаленный поселок, что своей дороговизной утирает нос Европейским пригородам, – так, ты оставайся здесь, я пойду к нему один.

– Ха!, – вскочил пухляш, – хер куда я самого тебя отпущу! Ты же мой напарник, Сеня!, – он ласково улыбнулся и вышел из машины, – пора проведать сего сынка депутата, ай!, – он словил подзатыльник.

– Я тебе говорю, Глеб! Ебаный твой хуй! Не начинай орать о своих мыслях на все пиздомудинское село! Тут везде камеры, псы, бдительные бабки, ебать их в сраку.

– Хорошо-хорошо, – парень полез в карман и достал оттуда сверток.

– Сука! Ты вообще тупой? Положи эту херню на место, – Арсен выхватил косяк из рук и бросил наркоту на землю, – нихуя ты сегодня больше не скуришь, – тарабанил он, танцуя лезгинку та только что отобранном приспособлении.

– Ок, – уверенно заявил Глеб подойдя к воротам. Ухватившись за ручку прискорбно обнаружил, что оная была заперта.

– А ну отойди!, – гаркнул Арсений, доставая ключи, – на всякий случай, – бормотал тот, развенчивая замок, – вот мы и внутри!, – ворота чудным образом открылись на распашку, а юные бандиты быстренько нырнули на территорию Шуры, и также поспешно закрыли за собой вход, – будто и не было.

– А вдруг его дома нету?, – спросил Глеб.

– Ага, он оставил свой ебанный Порш тут, и пошел пешком за три пизды колена по хлеб с молоком, пиздатая идея! Пойдем уже в этот треклятый дом, – он зашагал в сторону входной двери и позвонил в звонок, внутри раздалась песнь тропической птицы. Глухо.

Сеня повторил движение, но на этот раз раздраженно постучав.

– Может таки пошел за хлебом и молоком?

– Глеб, блять!

– Входите!, – голос Шуры раздался изнутри, – открыто!

– Так почему же тебе, сука, не подойти и не открыть, – продолжал бормотать Арсен.

– Мальчики! Подождите, а то мне надо принять ванну!, – за дубовой дверью раздавался голос Шурика.

– Ой, блять, это до послезавтра будет.

– Да ниче, Сеня, – утешал напарника Глеб, – как раз успеем осмотреться. Раскрытие персонажа через показ убранства его дома! Что же может быть банальнее?

– О чем вообще ты там бурчишь, шиз?

– Мысли вслух, мысли вслух.

А сама фурнитура особняка семейства Голобородько, представляла собой палитру модернизма в которую легкими движениями добавлялись нотки романтизма, барокко и даже сталинского конструктивизма. Элегантные формы, что наворачивались разными линиями, пританцовывая на стенах, потолках и полу. Обои – цвет летней яблони, в купе с вечным фруктовым омбре, создавали впечатление нахождения в эдемском саду с Иисусом в лице самого Александра. Ведь повсеместно были развешаны панно, портреты, дипломы, кубки, медали и другие утвердительные трофеи Шуры. Этот человек очень себя любил, говоря по-правде, было за что, ведь он сам как цветущая сакура, всем видом вселяет надежду в наступающий день.

– Как-то тут чересчур карикатурно, – Глеб расплылся в софе, – но здесь же живет сам Александр Голобородько…

– Ебать его в сраку, – Арсен расхаживал по комнате вглядываясь и оставляя отпечатки на наградах хозяина дома, – да стопудов куплено все!

– Кривозубые крестьяне мы, – понуро всмотрелся в обои пухляш, – вот мы таскаемся по всему Киеву, выполняем грязную работу и что с того? Если ли у нас та жизнь, ради которой так рискуем? Есть ли у нас та эфемерная свобода или мы просто криминальный сброд достойный только пожизненно заключения.

– Ей богу, Глеб, уж лучше ты бы накурился до потери сознания, – Сеня сел рядом с напарником, – понимаешь, мы творим такую хуйню, что даже сам Сатана не захотел бы принять нас к себе в адский котел, даже самые пиздоуродские черти не захотели бы насиловать нас раскаленными арматурами. Живи моментом, толстопуз! Для нас нет “завтра”, наше “вчера” давно прошло, ну и похуй собственно!

– Да не справедливо это как-то.

– И черт с этой справедливостью, тебя в картель никто не звал. Это был полностью твой выбор, Глебушек, ты кузнец своей доли, ебать тебя в сраку.

– Не заскучали?, – терракотово-пурпурный свет из окон осветил игривые локоны на голове парня, – по какому вопросу пришли, мальчики?, – его внешность в представлении не нуждалась, если после постоянного взгляда на его лик ты еще не ослеп, значит тебе повезло смотреть на произведение искусства чуточку дольше, – или просто в гости наведались, хотя это на вас совсем и не похоже. Я вроде денег никому не должен, да и если был бы должен, там у Глеба добра наворовано на три годовых зарплаты небось? Ха-ха-ха-ха, шучу-шучу, мы таки друзья.

– Ага, – хмыкнул Сеня нервно тикая взглядом, – так вот, Шура, у нас тут дело довольно, ебать, серьезное. Мы по поводу некой “Надежды”, таковая у нас числиться?

– Да, – Сашко заметно напрягся, он скорее предпочел бы оставить Надин вопрос в своем сердце, – спрашивайте-спрашивайте, – его тело блищало аки монета, после принятой ванны, конденсат воздуха в виде пара источался от рельефных бицепсов.

– Кто она тебе, Шура?, – по дружески спросил Глеб, – мы понимаем тяготу чувств, но ты не должен забывать на кого и кем работаешь.

– Ха-ха, ничего личного, мальчики, но ситуацию я держу под своим контролем, – он протирал голову бархатно-лиловым полотенцем.

– А вдруг боссу угодно кокнуть Надюшу? Чё скажешь, казанова?, – Сеня тарабанил пальцами прикроватный столик.

– Хм, ну, эх, – он устремился в сторону другой комнаты, – на голодный желудок очень сложно разговаривать, пошли на кухню! Я что-то приготовлю!

– Это хуепутало даже готовить умеет, вот блядь, потом скажи, что он не выращенный в пробирке сверхчеловек, – бурчал под нос Арсен.

– Можете и помочь кстати, – кухня парнишки была словно снята с обложки журнала о продаже мебели или с экрана передачи о готовке навороченных современных поваров.

– Смотря на тебя могу и пересолить, – ухмылялся Глеб, – я больше по дегустированию блюд, уж не обессудь.

– Ясненько, – фигурист доставал из настольных ножен некий японский нож, пожонглировав оным в руке, он принялся за нарезку и чистку овощей, ничего необычного, просто лук и чеснок, – вот знаете как говорят, без чеснока не надо, а с ним – пусть будет!

– Так что там с Надеждой? Ты меня вокруг лука ебаного не води, – Сеня ухватил морковь со стола и начал нещадно грызть овощ.

– Ну ё-моё, – он воткнул лезвие поперек разделочной доски, – вот что тебе надо Сеня?, – начал тот будто умоляя о прощении, – хочешь чтобы я встал на колени и начал вопить о том, что люблю её и, что отдал бы все только ради сохранения жизни Нади? Может тебе угодно чтобы сказал, что бросаю работу ради девчонки? Сколько поводов для казни тебе надо? Если боссу было бы угодно убить, давно убил бы, ему плевать на наши чувства, мы заменяемый материал для него. Но все же мы по-своему люди, нас отличает эмпатия друг к другу, понимаешь?

– Звучишь как спермотоксикозный мальчишка, – снисходительно молвил Арсен, – соберись, ебать тебя в сраку, чё за хуйню ты тут развел? На коленях распускаешь сопли перед нами, где мужской, сука, стержень? Даже накуренный Глеб, уверенней ведет себя.