Текст книги "Женщина в зеркале"

Автор книги: Александр Абашели

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава третья
НЕОЖИДАННОЕ ОТКРЫТИЕ

Весь август Камарели провел в Москве. Официальная сторона дела. то есть утверждение и принятие его изобретения рядом вышестоящих органов, потребовала многих хлопот.

Первого сентября, за день до отъезда, он получил из Тбилиси телеграмму:

«Второго сентября выезжаю в Ростов заказывать трансформаторы. Вернусь десятого. Если приедете раньше, в лаборатории найдете пять регуляторов. Двенадцать заказано тбилисским заводам.

Вайсман».

Пять месяцев, прошедшие со дня знакомства с Вайсманом, промчались для Камарели необыкновенно быстро. Все это заполненное удивительными событиями время он был так занят, что не мог даже выкроить несколько минут, чтобы поразмыслить над многими странностями своего сотрудника. Вайсман по-прежнему был для него трудной загадкой, но водоворот событий кружил его, не давая возможности разобраться в собственных чувствах.

Телеграмма вновь вызвала в его воображении образ Вайсмана, и всю дорогу от Москвы до Тбилиси – его томило какое-то неясное, глухое беспокойство.

Пятого сентября Камарели был дома. Первым делом он направился в лабораторию. Охваченный смутной тревогой, взволнованный, переступил он порог комнаты, где, впрочем, он и прежде всегда испытывал необъяснимое волнение. Теперь же, когда Вайсмана здесь не было, к обычному волнению добавилось чувство подавленности и томительного ожидания.

Он осветил комнату.

На столе в углу поблескивали пять регуляторов.

Блестящая доска на стене была занавешена черным бархатом.

Камарели подошел к ней и дернул за шнур. Занавес начал медленно раздвигаться.

Показалась черная, отполированная, как зеркало, доска, которую Камарели видел уже не один раз.

В углу, на высоте человеческого роста, темнел маленький ящичек. Это было что-то новое.

Камарели открыл крышку ящика. Внутри лежал какой-то аппарат, похожий на барометр, с колесиком, звонком и короткой, не более пяти сантиметров, металлической ручкой. Он осторожно потянул за ручку. Колесико завертелось, и в тот же миг зазвонил звонок. От ящика вверх была протянута проволока, она шла вдоль экрана, переходила на противоположную стену и там подсоединялась к маленькому четырехугольному аппарату, напоминающему электросчетчик.

Минуты две Камарели рассматривал все это сооружение, стараясь постигнуть его смысл и назначение.

Внезапно за его спиной вновь раздался звонок.

Камарели обернулся и замер от изумления.

С доски, теперь ярко освещенной, удивленно смотрела на Камарели молодая незнакомая женщина.[10]10
  «С доски… удивленно смотрела на Камарели молодая незнакомая женщина».
  Здесь автор предвосхищал сегодняшние и завтрашние достижения сверхдальнего широкоэкранного стереоцветного телевидения.


[Закрыть]

Камарели невольно оглянулся, словно надеясь увидеть в комнате отраженную в зеркале женщину, но убедился, что в лаборатории никого нет.

И вдруг Камарели осенила догадка: перед ним телеэкран. Он немного пришел в себя от изумления. По-видимому, здесь и следует искать ключ к тайне Вайсмана.

В этот момент женщина повернулась и притворила дверь. Камарели только сейчас заметил, что на экране совершенно незнакомая комната: глухие стены без окон разрисованы странными цветами и листьями; в центре комнаты – маленький треугольный столик, три изящных деревянных стула с высокими спинками и необычной формы длинный диван.

На женщине было какое-то легкое прозрачное одеяние, оно все струилось, переливалось. Женщину словно окутывало пламя. Пламенем горели и ее волосы, а голову, как на древней фреске, венцом окружало сияние.

Женщина прошла несколько шагов, присела на диван и подала знак Камарели, приглашая сесть и его.

Он, как пол гипнозом, придвинул стул ближе к экрану.

Женщина, не мигая, смотрела ему в глаза. Взгляд этот лишал его способности двигаться, думать, проникал в душу.

Камарели казалось, что постепенно все существо его наполняется странным сиянием, и чем дольше смотрел он в ее удивительные лучистые глаза, тем глубже погружался в их неведомые глубины.

Трудно было уловить черты ее лица. Глаза, как два чудесных светоча, горели на ее лице. Осененные длинными, влажными ресницами, они то говорили о невыразимой скорби, то светились безграничной радостью.

Как завороженный, неподвижно сидел Камарели перед экраном. Прошло несколько бесконечно длинных минут.

Стряхнув с себя оцепенение, он попытался трезво разобраться в происходившем.

Да, безусловно, это – тайна Вайсмана. Но кто эта женщина? Из какой она страны? Где нашел ее экран инженера-чародея?

Вдруг его осенило: он вскочил, подбежал к столу, написал на листке бумаги по-английски, по-французски и по-немецки: «Откуда вы? На каком языке говорите?» и протянул его женщине.

Она улыбнулась. Затем встала, взяла со стола маленький черный кубик, напоминавший игральные кости, положила его в широкую черную коробку-камеру и протянула Камарели.

На черной стенке коробки возникла белая надпись. Но сколько ни старался Камарели, ему не удалось разобрать ни одной буквы.

Тогда он, жестикулируя, постарался дать ей понять, что не разобрал написанного. Женщина положила камеру на стол и в свою очередь принялась что-то объяснять Камарели: сначала сложила два пальца крестом, потом подняла правую руку к потолку, а другой указала на заднюю стену комнаты. Наконец, подойдя к стене, прислонилась к ней спиной. Неожиданно стена раздвинулась, как занавес на сцене, и показался сад. Оранжевым пламенем горела в лучах солнца листва.

Камарели взглянул на часы: было 11 часов утра. Он стал напряженно прикидывать, в какой стране сейчас ярко светит солнце. Восход – в Африке и на западе Советского Союза… Закат – на Тихом океане… Но осенний пожар в садах ранней весной?.. Вероятнее всего, что это в Африке.

Женщина повернулась и, сделав Камарели какой-то знак, улыбнулась, подняла руки, взмахнула ими, как крыльями. Стена опять сомкнулась. Женщина потянула за черную ручку в углу экрана.

Вдруг все исчезло – и женщина, и комната, и сад за стеной. Перед Камарели лишь холодным блеском отсвечивала черная полированная доска.

Он постоял несколько секунд перед экраном, потом опустил крышку ящичка и, задвинув занавес, нервно зашагал по лаборатории.

Да, он прикоснулся к тайне Вайсмана, но от этого она стала только еще более непостижимой, необъяснимой. Какие отношения между Вайсманом и этой женщиной? Где она теперь находится и кто она?! Уж не пленил ли этот современный маг прелестную незнакомку, чтобы получить сказочный выкуп от ее прежнего владельца? Что за глупости! Или, может быть, неразделенная любовь настолько ожесточила сердце могущественного ученого, что он заточил эту необыкновенную красавицу, отвергшую его, на каком-нибудь затерянном в океане необитаемом острове и оставил ей этот экран – единственное окно в мир, чтобы никто, кроме разгневанного возлюбленного, не мог ее видеть…

Долго размышлял Камарели, находил и отвергал всевозможные объяснения увиденному, но так и не сумел проникнуть в тайну Вайсмана.

«Необходимо хоть немного успокоиться, чтобы разобраться во всем происходящем», – решил он наконец. Погасив свет и заперев лабораторию, он вернулся к себе. Но не стал ни читать, ни работать – переоделся и вышел из дому.

Свежий воздух приветствия знакомых, привычный гомон тбилисских улиц постепенно помогли ему обрести спокойствие.

Он спустился по улице Чавчавадзе и, не торопясь, пошел по проспекту Руставели.

Смятение улеглось, но лицо женщины, столь неожиданно возникшей в зеркале, все еще стояло перед его глазами.

Постепенно в сознании начало созревать решение удивительной загадки. «Вайсман – выдающийся ученый. Что же удивительного, если он так блестяще разрешил проблему передачи изображения на дальние расстояния? А разве его летаргин – меньшее чудо, менее гениальное изобретение? Да, все это так».

И все же где-то в самых дальних тайниках сердца у Камарели что-то дрогнуло. Изобретением Вайсмана или прекрасным лицом незнакомки вызвано это волнение?

Камарели усмехнулся: недоставало только влюбиться в видение. Приближаясь к Дворцу правительства, он уже окончательно справился со своим волнением. Впечатлительный от природы, он умел контролировать свои чувства.

Легко и весело взбежал Камарели по ступеням широкой лестницы Дворца правительства.

Камарели вернулся домой глубокой ночью. Весь день он работал много и плодотворно, и сейчас был доволен собой. Как здоровому ребенку, присуща потребность двигаться, играть, шалить, так и Камарели необходимо было работать, трудиться, созидать, находить все новое применение своей бурной, кипучей энергии, – это была его стихия, воздух, которым он дышал.

И сегодня он с обычным увлечением занимался любимым делом. Но к привычному чувству радости прибавилось что-то новое: в тайниках сердца продолжал жить чарующий образ незнакомой женщины.

В самый разгар работы, в момент ожесточенного спора или спокойной беседы с друзьями перед внутренним взором Камарели возникали полыхающие огнем глаза, волосы, и незримые крылья надежды переносили его в таинственный, неведомый мир. Ему удавалось иногда совершенно отрешиться от видения, и тогда ясные глаза его по-прежнему горели уверенностью и энергией.

Камарели разделся. Выключил свет. Лег. С удовольствием потянулся на широкой постели. Усталое тело жаждало тишины и спокойствия.

И вдруг в темноте ярко вспыхнул экран и заискрились удивительные глаза незнакомой женщины.

Резко приподнявшись, Камарели нащупал на стене выключатель.

Видение исчезло, но душу Камарели охватило смятение: значит, обретенное сегодня спокойствие было лишь внешней видимостью, обманом. Внезапная вспышка только обнажила истину, которую он пытался от себя скрыть. Им опять овладело чувство смутной тревоги и волнующего ожидания; по жилам, казалось, побежал огонь.

Он встал, накинул халат, отворил окно.

Высоко горели звезды. Над Тбилиси стояла умиротворяющая ночная тишина. Только где-то вдали слышалось позвякивание одинокого трамвая. С Мтацминды потянуло легким ветерком.

Камарели облокотился на подоконник и, уже не сопротивляясь, отдался стремительному потоку неизведанных дотоле чувств:

 
Сверкнуло зеркало
Неведомая женщина в саду.
Ее глаза – две яркие свечи.
Ей сладок неразгаданный огонь
Минувших человеческих дерзаний,
Ее влечет далекий жизни сон.
Таинственная быль веков угасших.
В ее руке – неведомая книга.
Мерцает на развернутой странице
Заглавие прочитанных стихов:
«Виденье в зеркале».[11]11
  Перевод Е. Кочеткова.


[Закрыть]
 

Камарели минуло тридцать лет. После окончания школы и физико-математического факультета университета он два года успешно работал в одном из научно-исследовательских институтов Москвы. В Грузию, где в то время развернулась напряженная работа по электрификации республики, он вернулся уже опытным специалистом.

Камарели был холост. Женитьба как-то не занимала его мыслей. Всякий раз, когда знакомство с женщиной могло перейти границы простой дружеской близости и способно было увлечь его в область более серьезных отношений, возникали совершенно непредвиденные обстоятельства, избавлявшие его от принятия серьезных решений. Камарели был уверен, что этот вопрос никогда не вызовет осложнений в его жизни и не станет предметом его серьезных раздумий. Всем существом своим он отдался науке, творчеству, и ему казалось, что семья только помешает его плодотворной, всепоглощающей работе. И вот в жизнь этого человека ураганом ворвался образ женщины с таинственного экрана. Она распахнула перед ним окно в неведомый доселе мир, заворожила прекрасным видением.

Восход солнца невольно напомнил Камарели увиденную вчера на экране картину: разлив солнечных лучей, необычное одеяние женщины, странное убранство ее комнаты… Кто она? Уроженка какой страны?! Он должен успеть до возвращения Вайсмана выяснить все это, чтобы встретиться с ним во всеоружии…

В половине десятого он вошел в лабораторию. Раздвинул занавес, открыл ящичек в углу экрана, повернул ручку аппарата. Раздался звонок, и после нескольких томительных минут ожидания, когда сердце Камарели то начинало гулко биться, то совершенно замирало, прозвучал ответ. В тот же миг на экране возникло изображение.

Женщина стояла в углу, протянув руку к аппарату. Она улыбнулась Камарели, взмахнув руками, как крыльями. Взгляд ее странно сверкающих глаз приковал его к месту. И в этот миг Камарели с необычайной ясностью осознал, что ночное видение и вся его вчерашняя борьба с самим собой были не просто какой-то малозначительной случайностью, но что отныне его судьба навеки переплетена с судьбой этой женщины.

Он опустился на стул, не в силах оторвать от нее восторженного взгляда.

Женщина на экране удобно расположилась в кресле.

Безмолвно, неподвижно сидели они друг против друга, и только глаза их говорили на своем, понятном во всей Вселенной, языке.

Казалось, прошла вечность. Женщина поднялась, поднесла руки к глазам, а затем простерла их к Камарели. Улыбнулась. Камарели тоже, почти машинально, протянул к ней руки и кивнул головой; странный жест ее он понял, как знак нерушимой любви. Он встал, отошел назад, указал на противоположную экрану стену лаборатории и сделал руками движение, словно раздвигает ее.

Женщина поняла и тотчас исполнила его просьбу.

Показался залитый солнцем пурпурный сад.

Камарели попытался жестами выяснить: восход это или закат.

И она ответила: солнце садится.

Камарели не мог поверить: солнце садится сейчас только на Тихом океане, но на том меридиане нет ни одного островка!

Женщина сделала шаг вперед и принялась что-то объяснять. Он догадался, о чем идет речь: она куда-то уходит, и в течение двух, трех, пяти дней он не увидит ее. Но потом она, кажется, обещает что-то радостное: приложила руки к ушам и зашевелила губами. Видимо, что-то сказала ему… А может быть, она уже догадалась, где он находится, и просто собирается прийти к нему? За пять дней она преодолеет неведомый путь и далекое видение воплотится в живое существо.

Пока он раздумывал, женщина сделала ему прощальный знак, и экран погас.

До приезда Вайсмана Камарели провел пять длинных, томительных дней. Каждое утро он приходил в лабораторию, раздвигал черный бархатный занавес, звонил, ждал часами – но ответа не было. Это убедило его в том, что он верно понял знак женщины. Он лишь опасался, как бы она не приехала вместе с Вайсманом.

Десятого сентября из Ростова вернулся инженер Густав Вайсман.

Вопросы, которые Камарели обдумал тысячу раз и собирался задать иностранцу, почему-то не шли с языка. Весь день он так и не решился заговорить об экране. Неизвестно, как воспримет Вайсман его вопросы, кто знает, какие отношения связывают его с той женщиной? Быть может, что-то вынуждает его скрывать от всего мира любимую, и бесцеремонное вмешательство в его тайну повлечет за собой страшные для Камарели последствия: иностранец просто снимет экран и перенесет его в другое, никому не известное место. Тогда Камарели лишится и последнего утешения – хоть издали видеть любимое лицо! С другой стороны, пять дней, о которых, по-видимому, говорила женщина, на исходе, и, значит, каждую минуту можно ждать разгадки тайны.

Вайсман всю ночь проработал в лаборатории.

Утром за завтраком он как бы невзначай спросил утомленного бессонной ночью и тревожными думами Камарели.

– Вы видели мой экран?

Выстрелом прозвучали эти слова для Камарели.

Он побледнел и лишь огромным усилием воли овладел собой, улыбнулся и произнес:

– Да, правда, я совершенно случайно обнаружил его, когда…

– Я приношу извинения, – прервал его Вайсман, – что не сообщил о своем новом изобретении. Но опыты еще не завершены, а мне хотелось сделать вам сюрприз. Знайте, – с улыбкой продолжал он, – что и это изобретение – очередное подтверждение вашей смелой гипотезы о сверхдальнем распространении электромагнитных волн.

– Действительно, я связывал проблему телевидения с моей гипотезой, – как бы оправдываясь, отвечал Камарели, – хоть и не занимался специально этим вопросом, и ваша новая победа – величайшая радость для меня.

– С экраном соединена женщина, – по своему обыкновению, Вайсман словно ответил на его самые сокровенные мысли, – но я еще не знаю, кто она и где она находится.

Камарели бросило в жар от этих слов.

– Я попрошу вас только об одном, – доверительным тоном продолжал Вайсман, вперив в собеседника непроницаемо-черные стекла своих очков, – несколько дней, пока я не закончу опыты, ничего не спрашивайте меня об экране!

Камарели был поражен – Вайсман не знает, кто эта женщина и откуда она! Так кто же построил ей такой же экран, как и в лаборатории? Нет, иностранец лжет, он хочет выиграть время, чтобы избавиться от не в меру любопытного сотрудника и сохранить свою тайну. Иностранец начинает борьбу с Камарели, и ему не остается ничего другого, как принять его вызов.

– Хорошо, ваша лаборатория по-прежнему в вашем распоряжении, – с подчеркнутой вежливостью ответил он Вайсману. Но Вайсман даже не обратил внимания на его учтиво-холодный тон и не придал значения обиде Камарели; он, кивнув головой, непринужденно сказал:

– Наш союз, друг мой, сулит много новых побед. Ну, а теперь – идемте, нас ждут дела!

– Вам, кажется, нужно быть на заводе? – спросил его Камарели.

– Совершенно верно.

Камарели взглянул на часы.

– Без двадцати час. Меня ждут в правлении. – И, взяв портфель, он последовал за Вайсманом.

Идти с Вайсманом Камарели не хотелось. Но и оставаться дома после неприятного разговора было как-то неловко, поэтому он просто выдумал несуществующее дело в правлении.

Дойдя до угла. они разошлись в разные стороны. Камарели, пройдя один квартал, тут же свернул в переулок и через десять минут был дома.

Он стремительно вбежал в кабинет, бросил на стол портфель, шляпу и заспешил в лабораторию.

В мгновение он обдумал все: между Вайсманом и неизвестной женщиной не может быть согласия. Она любит его, Камарели, только его. Ничем иным он не может сейчас объяснить ее поведение. Во всяком случае, в борьбе с Вайсманом женщина будет его союзницей. Необходимо только как можно скорее увидеть ее, постараться объяснить ей, в чем дело.

Камарели позвонил. Красные круги плыли перед его глазами. Неужели и сегодня она не откликнется на его зов?

Но раздался звонок оттуда – экран засветился, появилась незнакомка. Сегодня она была одета еще ослепительнее. Чудесная радуга окутывала ее, переливаясь и сверкая при каждом движении.

Она смеялась и плавно, словно в танце, взмахивала руками, – видимо, приветствовала Камарели. Затем сняла со стены какой-то аппарат, похожий на радионаушники, и одела его. Камарели посмотрел в ту сторону, куда она протянула руку, и увидел на рамке экрана такой же аппарат, как и в комнате женщины. Он торопливо приложил его к ушам и тотчас услышал мелодичный голос: женщина говорила. Но речь ее была непонятна: «Sanor den Obra. Wen, gara, obran sanoren largo». Лицо ее сияло, светилось искренней радостью.

Когда заговорил Камарели, женщина вся обратилась в слух. Однако он умолк, а с лица ее долго еще не сходило выражение внимания и ожидания – она ничего не поняла.

Тогда Камарели снял наушники, кинулся к шкафу, схватил стоящий на нем глобус и поднес к экрану: «Укажите место, где вы находитесь».

Камарели медленно поворачивал глобус. Но женщина, внимательно вглядываясь в него, лишь недоуменно пожимала плечами. Отойдя от экрана, она вышла в смежную комнату и тотчас же вернулась с глобусом в руках.

Черный, испещренный желтыми и белыми полосами глобус медленно вращался перед глазами Камарели, но и он ничего не мог понять.

Он поднял взгляд на женщину, как бы ища у нее разъяснения…

А она стояла в своем радужном наряде, глядя на него большими, странно лучистыми глазами.

Глобус медленно вращался. И когда взгляд Камарели пал на Северный полярный круг, сознание пронзила догадка – Марс!

И в один миг все стало ясным и понятным: он разговаривал с марсианкой, с женщиной, отдаленной от него сотнями миллионов километров: безграничность этой черной пропасти убила в нем всякую надежду, его любовь теряла смысл, оказавшись за рамками реальности.

Лицо Камарели покрылось мертвенной бледностью. Безжизненным, потухшим взором еще раз окинул он незнакомку и как подкошенный упал перед экраном.

Очнулся Камарели в постели, подле него сидел врач и держал его за кисть, следя за пульсом по своим круглым карманным часам.

Потом Камарели увидел Вайсмана. Иностранец неподвижно стоял у окна.

Глава четвертая
ПРОЧИТАННЫЕ ЗНАКИ

Камарели, перенесший тяжелую болезнь, в середине октября, по настоянию врачей, поехал в санаторий на Черноморское побережье.

В конце ноября его навестил Вайсман.

Мучимый угрызениями совести, Камарели чувствовал себя при встрече неловко: как мог он заподозрить этого человека в каких-то недостойных помыслах. Теперь Вайсман представлялся ему самоотверженным ученым и замечательным другом. Надо было во что бы то ни стало искупить свою вину перед ним и заслужить его дружбу и доверие.

Встреча с Вайсманом была первой после долгого перерыва – врачи очень неохотно разрешали навещать больного. Теперь правда Камарели окончательно поправился, и только бледное осунувшееся лицо говорило о перенесенной болезни.

– Вы, конечно, сердитесь на меня, – усаживаясь в кресло, обратился к Камарели Вайсман. – Я не до конца был откровенен с вами, но, надеюсь, вы поймете, что причиной этому была лишь наша профессиональная осторожность. Мне хотелось подытожить все опыты, чтобы самому исправить возможные ошибки.

– Напротив, – смущенно потупив голову, отвечал Камарели, – это я должен извиниться перед вами за свое ребяческое поведение. Я поддался внезапному порыву, помешал вам и готов теперь принять любое наказание.

– Я очень рад, что вы уже здоровы и, вероятно, скоро сможете приступить к работе, – не обращая внимания на его покаянный тон, ответил Вайсман.

– Через две недели надеюсь быть в Тбилиси. Я и здесь уже понемногу начинаю работать, – Камарели указал на тетради, лежащие на столе.

– Поэтому-то, наверно, меня и пропустили сюда, что вам уже разрешено заниматься. Экран почти готов, и я ожидал лишь вас, чтобы вынести ему окончательный приговор.

– Знаете, меня больше всего занимает вопрос: каким образом на Марсе оборудовали точно такой же экран, как и в нашей лаборатории? – не отвечая ему, продолжал Камарели.

Вайсман отозвался не сразу.

– На объяснения потребуется очень много времени, боюсь утомить вас, проговорил он после паузы.

– Неужели я так уж плох?

– Значит, вы разрешаете?

– Я весь – внимание.

Вайсман вынул из портфеля, который он принес с собой, несколько книг и тетрадей, разложил их на столе и, закинув ногу на ногу, обратил на Камарели сверкающие стекла очков.

– Ваша гипотеза о прямолинейном излучении электромагнитных волн навела меня на мысль, что проблема телевидения между двумя планетами[12]12
  «…проблема телевидения между двумя планетами может быть разрешена с большим успехом, нежели даже между двумя точками земного шара».
  Учитывая особенности распространения ультракоротких волн, нужно согласиться с автором при условии повышения на несколько порядков мощности передающей и чувствительности приемной части межпланетной линии телевизионной связи. В наши дни мы являемся свидетелями успешного осуществления передачи изображения с советских космических кораблей.


[Закрыть] может быть разрешена с большим успехом, нежели даже между двумя точками земного шара. Прямолинейное движение лучей затрудняет их использование для телевидения на Земле. Поэтому я построил свою работу по иному принципу. Как известно, расстояние между Землей и Марсом сокращается часто весьма значительно. Именно в это время, не теряя своей первоначальной силы, пучок параллельных лучей с Земли легко дойдет до Марса. Но, чтобы уловить эти лучи, необходимый передатчик и приемник.

– В этом-то все дело! – оживившись, воскликнул Камарели.

– Я ни на минуту не сомневался в том,[13]13
  «Я ни на минуту не сомневался в том, что на Марсе есть жизнь».
  По современным воззрениям, на Марсе действительно существует органическая жизнь, но не в форме высокоорганизованных существ, а в зачаточной, примитивной форме (лишайники, низшие формы растений, бактерии).


[Закрыть] – продолжал Вайсман, – что на Марсе есть жизнь. Действительно, как можно думать, что в необозримом просторе Вселенной, в мире стольких небесных систем, бесчисленных планет, среди которых, безусловно, есть сходные с Землей по своим химико-физическим свойствам, – как можно думать, повторяю я, что во всей Вселенной жизнь ограничена только Землей, что только Земля является каким-то необыкновенным феноменом? Больше того, ученые давно уже пришли к выводу, что среди многих планет нашей солнечной системы именно на Марсе существуют наилучшие условия для развития жизни.

– Да, наши ученые уже не первый год бьются над изучением Марса, но, к сожалению, практические результаты пока не очень велики, – прервал его Камарели. – Ну, а в последнее время… – Он махнул рукой – Вы помните, в августе 1924 гола, когда Марс приблизился на расстояние пятидесяти пяти миллионов километров и телескопы всех обсерваторий мира тщательно ощупывали каждую складку марсианского рельефа, им не только не удалось обнаружить ничего нового, но вдруг исчезли и те удивительные каналы,[14]14
  «Марсианские каналы».
  Происхождение и природа «каналов» на Марсе до сих пор остаются невыясненными, несмотря на наблюдения Скиапарелли, Ловелла, Пикеринга, Антониади, Тихова и других астрономов.


[Закрыть] которые прежде были видны даже на большом расстоянии.

– Вот, вот, именно об этом я и хотел с вами посоветоваться, – оживился Вайсман. – Поразительно: на протяжении многих десятилетий линии этих каналов были отчетливо видны с помощью куда более примитивных телескопов и на гораздо большем расстоянии, нежели в 1924 году, когда крупнейшие и сложнейшие объективы современных телескопов не смогли обнаружить и следа каналов.

– Откровенно говоря, и я был поражен! – признался Камарели.

– Да, это заставило меня призадуматься, – продолжал Вайсман, – и с того времени я начал изучать каналы, вернее сами загадочные линии по старым картам и фотографиям. Я не сомневался в действительном существовании линий, оно подтверждено учеными многих эпох, рисунками и фотоснимками. Для меня ясно, что стройная, графически четкая система линий не могла явиться отражением происходящих на Марсе природных процессов. Значит, напрашивалось объяснение линии проведены разумными существами с какой-то определенной целью. Наиболее убедительной, на первый взгляд, казалась гипотеза каналов. Убедительной, если забыть об их ширине: ведь они достигали от 60 до 300 километров! С нашей точки зрения технически невозможно проведение системы каналов подобной ширины от одного до другого полюса планеты, причем, заметьте, – каналы расположены в определенном порядке: параллельно и треугольниками. Добавьте сюда еще одно странное обстоятельство: в некоторых местах линии вдруг исчезали на несколько недель или дней, и тогда менялась вся система каналов.

– Да, это действительно очень странно! – подтвердил Камарели.

– Когда я стал изучать фотоснимки поверхности Марса, – продолжал Вайсман, раскрывая одну из своих тетрадок, – мое внимание привлекли результаты наблюдений Скиапарелли. Зарисовав один и тот же участок Марса сначала в 1884 году, затем в 1886 году, он обнаружил совершенно непонятное и необъяснимое явление: за два года направление каналов не изменилось, но отдельные линии кое-где исчезли, а кое-где появились новые; изменилась и комбинация углов, – с этими словами Вайсман протянул Камарели фотокопию одного из рисунков.

– Этот рисунок 1884 года. Взгляните внимательно на всю систему, особенно на среднюю ее часть, и сравните вот с этим. – Вайсман указал на рисунок 1886 года. – Это та же система два года спустя. Как видите, параллели и треугольники так изменили свое расположение, что гипотеза каналов вообще теряет всякий смысл.

– Но существует еще и другая версия, – возразил Камарели, внимательно разглядывая второй рисунок, – эти черные линии могут представлять собой берега каналов, покрытые растительностью. Сами каналы не видны, но заросли растений, занимающие большие пространства, как тени, тянутся вдоль каналов.

– А почему некоторые линии порой исчезают? – спросил Вайсман.

– Осенью опадают листья, и линии пропадают, кажется, так это объясняют.

– А ну-ка, взгляните на оба рисунка: территория одна и та же, а линии разные. Листопадом подобное явление никак нельзя объяснить. Ведь тогда линии не изменялись бы, а вовсе исчезали в определенное время года. Нет, нет, листопад – не объяснение. Выдвигался, правда, и еще один, скажу прямо, смехотворный вариант: якобы линии эти – дороги, по которым время от времени передвигаются колоссальные стада животных.

Вайсман придвинул к себе оба рисунка и задумался.

– Когда в 1924 году вдруг сразу исчезли все линии, – заговорил он после короткой паузы, – я сначала растерялся. Если на таком близком расстоянии мы ничего не можем разглядеть, то не являются ли эти загадочные линии просто зрительным обманом? Но хрустальные объективы – чрезвычайно объективны и не допускают галлюцинаций. Я продолжал изучение фотографий и обнаружил одну очень интересную подробность: число и характер параллелей менялись всегда в определенной последовательности. Я много думал над этим, и однажды меня осенило предположение: не являются ли черные линии сигналами, которые Марс упорно шлет Земле?! Со светлой поверхности планеты, – невозмутимо продолжал Вайсман, – невозможна сигнализация лучами. Они затеряются, сольются со светом Марса. А теневые полосы видны хорошо.

– Удивительно, – воскликнул Камарели, – что такая простая мысль никому, кроме вас, не пришла в голову!

– Правда, удивительно, – согласился Вайсман. – Тем более что марсиане прибегли к чрезвычайно остроумному средству: они совершенно прекратили подачу сигналов, надеясь, что с Земли обратят на это внимание и, наконец, поймут, в чем дело.

– Мысль, сбившаяся с верного пути, долго бродит по закоулкам, пока не выберется на дорогу, – задумчиво проговорил Камарели.

– Нить была найдена, – с увлечением продолжал Вайсман, – и потянулся весь клубок. Ведь на Земле ожидали сигналы с Марса? Ожидали. Но задумался ли кто-нибудь об их возможном характере?

– Мне помнится, что тогда по радио слышались какие-то шумы, – ответил Камарели.

– Я знаю о них, но ведь это могло быть простым недоразумением. во всяком случае, шумы не повторялись. – Вайсман потянулся к портфелю, достал небольшую газетную вырезку и прочел ее вслух:

«23 августа 1924 года. Британский радиотелеграф сообщает из Канады: сегодня утром работники одной из радио станций приняли неизвестные сигналы: странный комплекс звуков, не зафиксированный ни в одном радиокоде».

– Возможно, сигналы были поданы с Марса? – спросил Камарели.

– Конечно. Но я ставлю вопрос несколько иначе: на каком языке могут объясняться жители двух планет? Ведь применение сигналов, изобретенных на Земле, возможно только в пределах нашей планеты. Межпланетная же сигнализация должна быть основана на общих и понятных для всей Вселенной знаках.

– Но где такие знаки?

– Эти знаки-пути движения лучей и планет! – произнес Вайсман к в упор посмотрел на Камарели. – Параллели, круги, треугольники, вообще все геометрические фигуры – поистине универсальны, они основаны на общих законах движения энергии и веществ. Если где-то во Вселенной существуют разумные существа, подобные людям, то законы движения, несомненно, будут им так же понятны; как и человеку; лучи во всей Вселенной распространяются одинаково. С таких позиций я и стал рассматривать загадочные линии на Марсе. Мое внимание привлекло постоянство суммы параллелей и треугольников. Тщательные наблюдения привели к окончательному выводу: фотографические карты показывали три различных цикла расположения параллелей и треугольников (циклы с удивительной точностью сменялись на протяжении ста лет). Каждый цикл состоял из двенадцати фигур. Заменив фигуры на математические знаки, я получил исходную формулу для постройки экрана.