Текст книги "Кто там, за стеной (СИ)"

Автор книги: Александер Уваротопулос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

  Слепящие белые лучи автомобильных фар резанули автобусную остановку, заставив зажмуриться, и вслед за ними пронзительный и долгий визг схваченных тормозами колес взорвал равномерный гул автострады.

  Денис отскочил – нервно, неловко, и только затем испугался. Слишком быстро, слишком неожиданно черная мощная туша внедорожника подрезала белый 'мерседес' совсем близко от него. 'Немец' рванул вправо, к обочине, и, конечно же, сила инерции занесла, развернула, а затем бросила на металлическую ограду.

  Белая масса, снеся тонкий столб, с треском уткнулась в забор метрах в трех от Дениса и затихла. Только мелко дребезжал полуоторванный указатель с большой красной буквой 'А' и ободряющими надписями 'интервал 15-20 мин' .

  Тут же представился полностью смятый передок, окровавленная голова на руле, паутина трещин на разбитом стекле. Скорая, белая простынь, закрывающая носилки, бесстрастные врачи, 'так значит, вы подошли первым ...'

  Денис поежился. Стой он на два метра ближе, судьбу водителя мог разделить бы и сам.

  Молодой человек оббежал автомобиль, помедлил секунду, чтобы подготовиться к жутким деталям, а затем рванул на себя дверцу водителя. Та со скрежетом поддалась, открывая темный салон. Пришла запоздалая и пресловутая дрожь в коленках, впрочем, дрожь была какая-то и вовсе несолидная, не подходящая к раздутой на полсалона подушке безопасности и отчаянно пытающейся избавиться от нее девушке. Задравшаяся юбка неприлично открывала чужое бедро, растрепанные черные волосы не давали разглядеть лицо.

  – Вам помочь? – участливо осведомился Денис, облегченно вздохнув.

  Девушка пробормотала что-то невнятное. Нечто равнодействующее между 'все мужчины – сво...' и 'да как же она убирается?'. Во всяком случае, интонация была именно такой – средней между двумя этими возгласами.

  Затем пострадавшая раздраженно оттолкнула начавшую сдуваться систему безопасности и неловко схватилась за дверцу, выбираясь.

  Денис подумал, что крови может и не быть, если сломана шея. Вот сейчас девушка вылезет, распрямится, ее глаза зажгутся нехорошим зеленым светом, она вытянет вперед руки и двинется к нему, медленно и монотонно.

  – Чего смотришь? – недовольно буркнула девушка.

  Хотя, почему медленно?

  – Вам помочь? – Он только сейчас понял, что перед ним стоит певица и телеведущая, и вздрогнул от узнавания. – Лена? Лена Китова?

  Та нервно осматривала руки и ноги.

  Набежали, завертелись на языке десятки вопросов, маленьких и больших, но всех их отталкивала, отпихивала, загораживала собой фраза, непонятно откуда вылезшая: 'С вами все в порядке?'

  Совершенно ненужный, бездушный голливудский вопросец, за которым обычно тянется глупое 'В самом деле?'. С такой непосредственностью и невинной безмозглостью: – 'Риали? В самом деле?'

  – С вами все в порядке? – спросил Денис.

  – Ну как со мной может быть в порядке?! – воскликнула Лена. – Вы видели джип, которой меня подрезал? Гады! Будете свидетелем! Номер не разглядели? Главное, ничего не трогать!

  И не забыть стереть отпечатки пальцев, отчего-то подумал Денис.

  Он стоял перед кинодивой, теряясь, не зная, что сказать, смотрел, как Лена оправляет юбку, как ищет сумочку. Голову заполняли всякие ненужные, бестолковые и совершенно не относящиеся к делу мыслишки. Хотелось раздвинуть, растянуть одним рывком несущестующий галстук, подойти и мужественно положить руку ей на плечо... или на талию – так будет еще мужественнее, – затем произнести успокаивающим джеймсбондовским баритоном: 'Девочка, ты в полной безопасности, капля Шато Кардонн тебя успокоит'. Да, такой высокий бокал с красным озерком на дне. Затем, срывая пиджак, кинуться к дороге, чтобы остановить первую машину.

  Лена нашла свой мобильный телефон, начала набирать номер. Руки у нее заметно тряслись, девушка тыкала пальцем в экран снова и снова, повторяя: 'Главное – ничего не трогать...'

  – Лена, погодите, – сказал Денис. – Я наберу сам.

  Он извлек из кармана свой телефон, вызвал гаишников, затем, подумав, скорую помощь.

  – Спасибо. У тебя выпить ничего не найдется?

  – Шато Кардонн... – задумчиво произнес Денис.

  – Как?

  – Нет-нет, не обращайте внимание, вырвалось. Вам нужно сейчас что-нибудь успокоительное.

  Лена лихорадочно порылась в сумочке, достала блестящую пачку сигарет, пошла вдоль автомобиля, осматривая его.

  Мимо неслись, поглощали асфальтовые километры чужие автомобили, ревели двигателями, ускоряясь, и никому не было дела до взломавшего ограду покореженного 'мерседеса' и двух человек близ него. Словно находились они на далекой планете, в часе или двух от базы и своих единомышленников. Рядом – брулящее русло чужой безжизненной реки, которая тащит валуны и рвет волной неровный берег, рядом – сломанная беспомощная железяка вездехода и они двое, людей...

  Китова пришла в себя, опять взялась за телефон и тут же погрузилась в свой мир, демонстративно денежный и яркий, с узнаваемыми именами, не требующими фамилий. С особыми потребностями и желаниями, выставляемыми напоказ. С кичливостью и надменностью.

  Хотя, почему с надменностью, спросил себя Денис. Обычная простая девушка, как остальные. Как, например, Сверчкова из технического отдела, или Маринка из канцелярии. С такой можно поболтать, уговориться по-дружески выпить чашку кофе, в кино сходить... пиджак предложить – а то, небось, продрогла, вон плечами как поводит.

  Он подумал, как будет рассказывать завтра, в офисе, на утреннем чае, окружая себя восхищением, возможно, завистью, о том, как говорил с самой Китовой. Нет, телефон не оставила, но вот стояла так же близко, как сейчас. Да, улыбалась. А потом протянула руку для пожатия.

  Лена не расставалась с телефоном и сигаретой, объясняя, жалуясь, вспоминая, сколько денег урвал последний ремонт автомобиля, сколько ушло на выплату кредита, сколько десятков тысяч съел отдых.

  Вполне обычная девушка, как наши офисные барышни, подумал Денис. Если только не считать сумму потраченного...

  Пиджак, который давно следовало бы обновить, с заметным блеском уставшей материи на локтях, предлагать расхотелось.

  'А сейчас, когда я еще не отошла от последних съемок, мне предлагают участвовать в проекте на Первом!' – вещала Лена в трубку, прохаживаясь неподалеку от Дениса. – 'Ты представляешь? И опять какие-то дурацкие острова, пальмы, антисанитария!'

  Вполне обычная девушка, если не считать островов, добавил про себя Денис.

  'И вот я стою тут, как дура, одна, никого кругом нет, машина всмятку, эти гады уехали...'

  Денис вздохнул. Пожалуй, фразу про пожатие на завтрашнем триумфе придется опустить. Просто расстались, посмотрев на друга с затаенной печалью, и в глазах их осталось намного большего того, что они успели сказать...

  Подъехал, освещая себя сине-красным новогодним светом, патрульный автомобиль. Рявкнул сиреной, предупреждая, что пришло неотвратимое возмездие и такая же неотвратимая помощь.

  Гаишники, откормленные и упитанные, действовали быстро, деловито и с той особой бестактностью, которая отличает гаишников и хирургов. Осмотрели 'мерседес', представились невнятной скороговоркой, в которой Денису послышалось 'и не вылавировали', спросили документы. Вслед за этим возникли разграфленные бумажки, в которые следовало вносить коротко и ясно человеческий страх, испуг, возмущение и недовольство.

  Один гаишник забрался обратно в свою машину, а второй расположился с бумагами на капоте побитого мерседеса, похожий в своей ядовито-салатовой жилетке на большую гусеницу-капустницу со множеством ложных глаз и всяких штучек для полной мимикрии.

  – Права и тех паспорт, – равнодушно бросила гусеница, не слушая сбивчивый рассказ Китовой. – Номер и марка автомобиля.

  Мощная лапа с авторучкой зависла в воздухе, на уровне жвал.

  Похоже, он обращается ко мне, подумал Денис.

  Молодой человек торопливо посмотрел на плохо различимые в темноте буквы и цифры 'Мерседеса' и сбивчиво воспроизвел требуемое.

  – Так ноль тридцать пять или ноль восемьдесят пять? – спросил страж дорог.

  – Вот документы, – сказала Лена.

  – Тридцать, – поправился Денис. – Эс, ноль, тридцать...

  – Василич, а ну-ка пробей номер, – неожиданно громко и резво крикнул блюститель автомобильного порядка в темноту.

  Денис попытался уточнить, что номер не тот, но вместе с ним заговорила и Лена, перебивая. Вместе получилось невнятно и путано.

  – Тише, – недовольно скривился гаишник. – Что ты там говоришь, не слышу?

  – Сюда подойди, – голос его напарника звучал глухо и нарочито отчетливо. Таким обычно прилюдно шипят на отпрыска, поправшего своим визгом и абсолютно асоциальным поведением все правила приличия: 'Да перестань же ты орать, мерзавец, люди ведь услышат'.

  Жезлоносец с подозрением посмотрел на Дениса и Лену, взвесил в руке документы, и прошествовал к своему автомобилю. Полосатая палочка болталась сбоку как резиновая дубинка американских полицейских

  Cейчас, подумал Денис, он поставит нас к стенке с широко раздвинутыми ногами и, щелкая затвором тяжелого дробовика, начнет медленно вопрошать: 'Грязный белый ублюдок, кого ты назвал нигером?'

  – Ну, началось, – тихонько сказал Лена, смотря гаишнику вослед – Я как предчувствовала. Сколько они сейчас берут, не знаешь?

  – Точно не знаю, – негромко ответил Денис. – Но обычно сумма зависит от степени беспомощности.

  Они непроизвольно сделали пару шагов вперед, чтобы услышать, о чем сейчас будут говорить представители власти.

  – Как-как? – донесся возглас. – Вот эта финтифлюшка?

  Лена встрепенулась.

  – Да, – произнес второй голос, – смотри сам, видишь – человек 'девять-четыре'.

  Лена, это было заметно по ее лицу, собиралась возмутиться и Денис – неожиданно для себя, – взял ее за руку, отвлекая, а затем выразительно прижал свой указательный палец ко рту.

  – Отдавай документы и едем от греха подальше. Не хочу я в эти дела влезать, – сказал первый.

  Денис подумал, что не ошибся. Прозвучали вдруг в темноте осенней ночи не просто необычные слова, прозвучал иной мир, чужой, новый, странный и немного пугающий. Словно основательная стена, стоявшая из века в век, на которую спокойно опирался, вдруг разошлась, оказавшись дверцей, и оттуда пахнуло ветром, скоростью и пустотой. Неожиданно и беспокойно...

  Молодой человек оттянул замершую Лену назад, чтобы их не заподозрили в подслушивании.

  Притопал их гаишник, теребя документы и старательно отводя глаза.

  – Все в порядке? – спросил он с неловким, дающимся с трудом радушием. – Сейчас мы вызовем скорую, потерпите немного.

  Он протянул бумаги, отпустил их за мгновение до того, как их перехватил Денис, и поспешно ретировался в свою крепость на колесах. Та тут же рванула с места, без обычный сирены, вонзилась в наступившую ночь и исчезла.

  – Не поняла, – удивленно сказал Лена. – Что это было?

  Денис задумчиво посмотрел на девушку.

  Наверное, подумалось ему, точно так же чувстует себя человек, увидевший на лесной дороге вначале девочку в длинном старинном платье и красном чепчике, с корзинкой, задернутой белым вышитым платочком, а затем пеструю компанию в странных нарядах, в ботфортах, с широкополыми шляпами, из которых торчат страусиные перья, с кремниевыми мушкетами и кисетами явно пороха на кожаных широких поясах. Такого просто не может быть. Кто-то безусловно, притворяется. Или воображение, или ... реальность.

  В данный поздний вечер реальность не притворялась, это Денис чувствовал. Гаишники были самыми натуральными. И испуг их был настоящим. И бегство тоже. Да и слова их слышались распрекрасно.

  Но вот Китова знает об этих 'девять-четыре'? Может только делает вид, что ни при чем? Или так же поражена услышанным?

  – Так что вы собирались сказать?

  – Когда? – не поняла Лена.

  – Ну там, возле машины.

  – Не помню.

  – Когда я еще попросил вас молчать, а вы намеревались перед этим что-то сказать.

  – Не помню.

  – Ну, когда он назвал вас финтифлюшкой. Я еще подумал, что вы будете возмущаться...

  – Очень умно напомнить об этом! Я тактично два раза намекнула, что о подобном в приличной компании не упоминают, а тебе обязательно нужно было произнести это слово вслух еще раз! Думаешь, мне было приятно, когда этот жук...

  – Гусеница.

  – Что?

  – Гусеница, не жук. У жуков нет такой чудовищно ядовитой окраски.

  Лена испытующе посмотрела на него.

  – Издеваешься?

  Денис смутился.

  – Простите. Просто вы сказали, 'жук', а они больше похожи на гусениц. Толстые, прожорливые в своих ярко-желтых накуртниках – настоящие гусеницы.

  Девушка промолчала.

  – Еще раз простите, что перебил. Лена, а что такое человек 'девять-четыре'? Или об этом в приличной компании тоже не упоминают?

  – Это ты про то, что сказали те двое? Не имею ни малейшего понятия. И вообще, что вдруг за допросы?

  – Согласен, я не вправе вас расспрашивать, но вам не кажется странным то, что случилось? У вас уже бывали подобные случаи?

  – Аварии? Нет, впервые.

  – Да вовсе не аварии – необычности! Разве в порядке вещей, когда вас называют человеком 'девять-четыре', и отношение к вам сразу ошеломляюще меняется?

  – Да, неординарно.

  – И вам не интересно узнать, почему так происходит и что все это означает?

  – Интересно – не интересно! Почему ты все время изводишь меня вопросами?

  Девушка полезла в сумочку, выудила из нее телефон и, поднеся к лицу, чтобы лучше видеть, принялась возить пальцем по экрану.

  Денис вспомнил давнюю фразу, точнее, она сама всплыла из памяти – как непотопляемый спасательный круг. Океанский лайнер, его родитель, скрылся в пучине, а этот бублик выскочил из воды и теперь плавал на поверхности, выскальзывая из рук и никак не желая тонуть: 'Два мира – два образа жизни'.

  Но молодой человек не успел развить эти слова в жизненное правило или даже в моральный принцип – из потока автомобилей выделилась пара слепящих фар, быстро подвернула к ним и застыла вровень с застывшим в нокдауне 'мерседесом'.

  Лена и Денис молча смотрели, как от 'Скорой помощи' отделилось два человека, крепкий мужчина и полноватая невысокая женщина, оба в белых халатах поверх вполне обычных утепленных курток.

  Врачи быстро, но без торопливости подошли, посмотрели на автомобиль Китовой, затем мужчина спросил:

  – Как вы себя чувствуете?

  – Прекрасно, – язвительно сказала Лена, так что сразу стало понятно, что все паршиво.

  – Очень хорошо, – одобрительно произнес врач. – Вас видели только гаишники?

  Денис подумал, что ощущение, которое им завладело в это мгновение, никак не соотносится с пресловутой ложечкой. 'Похолодело под ложечкой' – а вот и нет! Похолодело где-то внутри, глубоко и серьезно, прошлось мелкой непроизвольной дрожью по спине и свернуло в руки, к кончикам пальцев. И самое поразительное, что вызвало этот прилив одно слово. 'Только'.

  Ни он, ни Лена не успели ответить. Мужчина в белой халате кивнул своим мыслям, а потом обронил своей спутнице:

  – Пусть гаишниками займутся.

  Ох, только и подумал Денис. Чистильщики! Где-то в их машине помещаются белые канистры, в которых мирно плещется жидкость – c бульканием и едким шипением растворяющая все на свете, и стоит алюминиевый, серебряного цвета чемодан с электропилой и стопкой полиэтиленовых пакетов

  – Вам придется проехать с нами. Сожалею, что доставляем неудобство, но без этого никак.

  Мужчина приглашающим жестом указал на раскрытый бок 'Скорой помощи' и повернулся к врачихе.

  – Как обычно. Эвакуатор, терриротрию подчистить, гаишники само собой. Действуйте.

  Денис посмотрел на Лену. Та и не думала возмущаться, просто пялилась на белый халат со смесью удивления и какой-то почтительности. Или опасливости, что, впрочем, почти равноценно.

  Молодой человек слегка потянул ее за собой и девушка покорно двинулась к 'Скорой', не пытаясь возмущаться и кричать 'кто вы такие, я сейчас вызываю милицию!', поминать адвокатов и депутатов Госдумы.

  Да, он боялся подобного, боялся что дверца из нереального колеблющегося настоящего в полное загадок непонятное будущее захлопнется: Лена начнет упираться, звать на помощь, а странные люди, похоже, вовсе и не врачи, поспешат покинуть место аварии. Или, того хуже, достанут хищные черные штуки, удобно лежащие в руках, с длинными стволами, раздастся тихое 'пфф' или 'пшш' и это будет последним, что они увидят. А дальше – тот самый серебряный чемоданчик и пластиковые канистры...

  Только у самых дверей Лена придвинулась к нему и шепнула:

  – Это не опасно?

  Опасно, конечно опасно, кричало все внутри – особенно, если обнаружится, что они самозванцы. Но и оставаться не следует, вызывая подозрение.

  – Главное, чтобы они ничего не заподозрили, – одними губами проговорил он и протянул руку, помогая девушке забраться внутрь.

  Через секунд десять после того, как они расположились на сиденьях микроавтобуса, машина плавно влилась в поток и понесла их в ночь.

  В салоне имелось только четыре кресла – ни кушетки, ни всех этих приборов, спасающих жизнь, только сиденья да дырки в полу от снятых болтов креплений.

  Врач или кто он там, сидел рядом с шофером, полуотгороженный стекляной панелью с открытым оконцем, смотрел на дорогу, вел себя спокойно и уверенно.

  – Кто они? – спросила тихонько Лена, придвигаясь к Денису.

  – Не знаю, – Денис приглушил голос и прикрыл руку ладонью. – Возможно, люди 'девять-четыре'. Может, кто-то из обслуги.

  – Ты что-то знаешь?

  – Нет.

  – Но, наверное, раньше слышал о подобном?

  – Ни вот столько.

  Лена с уваженим, той самой малюсенькой долей, которая уже заметна со стороны, но и одновременно не роняет себя в своих же глазах, посмотрела на Дениса.

  – Работаешь где? Наверное, что-то связанное с армией?

  – Нет. Хотя, можно, сказать, да, связан. Наши продукты и в армии едят.

  – Никогда бы не подумала: сообразительный ты. Я вот не сразу допёрла, что происходит.

  – Странно, что не сразу.

  – Чего странного?

  – Я считал, что ваше положение на вершине известности и славы... ну, или около нее, подразумевает, что вы – активная умная , схватывающая на лету. Незаурядная личность, в общем. И вы должны быть особенно восприимчивы к новому, более гибкими, чем человек с улицы, безликая часть неопределенного 'население города составляет...'. Поэтому, должны были среагировать раньше меня. Быстрее.

  – А я оказалась недалекой и глуповатой?

  – Нет, я такого не говорил.

  – Ладно, ладно. Там, где стоят войска, вырастают колючки и тернии.

  Денис подумал, что последняя фраза ему знакома.

  – Кажется, это китайская пословица?

  – Трактат о Пути и его воплощении. Дао-де-цзин.

  Вот так вот, подумал Денис. Как удачно сказала – и аккурат под ситуацию Вроде понятно, а с другой стороны, столько иных смыслов, что не знаешь, правильно ли понял.

  – Я поначалу подумал о Чжуан Цзы.

  Лена снова покосилась на него.

  Теперь, после обмена такими фразами, самое время предложить ей чаю, подумал Денис. Подобрав полы шелкового халата и собрав рукава, чтобы не мешали, поднести в фарфоровой чашке едва настоявшийся 'Дракон и Феникс' в плитках. А затем сказать с почтением: 'Смотрите, госпожа, как изысканы южные горы в девятую луну и как восхитительно вьется внизу туман, прося взять кисть и тушь'

  – Сейчас самое время поднести чай, – сказал он вслух. – 'Дракона и Феникса', он особенно ценился во времена династии Сун. Такие круглые плитки с выдавленным изображением мифических зверей.

  Лена вопросительно подняла брови.

  – Или во времена Тан. Точнее не скажу.

  Врач, до того, несколько минут ерзавший на сидении, полуобернулся к ним, заставив мгновенно умолкнуть, осмотрел спокойно, хотя и чересчур медленно, еще раз задержался на Денисе. Затем сказал без всяких интонаций:

  – Кстати, забыл спросить, в 'Мерседесе' были только...

  Проверка, только и подумал Денис.

  – Вдвоем, – спокойно ответила Лена. – Машина записана на меня, но он тоже...

  – Не продолжайте, не нужно. Это все, что я хотел выяснить. Извините за беспокойство.

  Он улыбнулся, но вежливо, без души. Просто дежурная улыбка, более похожая на гримасу швейцара: 'Да, проходите, да, мы очень вам рады'. Ага, как же.

  – Еще минут пять, тут плотное движение.

  – Ничего, мы подождем, – сказала Лена.

  'А потом? – подумал Денис. – Что потом, когда эти пять минут пройдут? Ох, влипли же мы!'

  Врач задвинулся на прежнее место, устроился удобнее. Пассажиры его, похоже, больше не интересовали.

  – Так что ты говорил про чай? – подшепнула сбоку Лена.

  – Спасибо.

  – Не за что. Мы в одной лодке. Которую тащит невесть куда...

  Она задумалась.

  – Ты знаешь, что делать?

  – Нет, – признался Денис.

  – И я -нет. Так что ты говорил про чай?

  – Что его хорошо пить, любуясь окрестным видом. Такая сосновая терасса, выдающаяся далеко вперед, а за ней и дальше – водопады, горы в сизой дымке, журавли, тропки и одинокие путники...

  Он замолчал, думая, насколько глупо это звучит сейчас.

  – Которые лезут, куда не следуют... – заметила Лена. – Да, есть чем любоваться. Интересно, зачем ты меня потащил сюда?

  Денис вздохнул, чтобы, набрав воздуха побольше, попытаться хотя бы начать, но Лена продолжила:

  – А главное, я-то сюда зачем полезла?

  Она посмотрела на Дениса долгим пристальным взглядом и тот подумал, что телевидение искажает суть. Что-то добавляется, что-то зарисовывается слоями макияжа, подсвечивается правильным светом, жадными взглядами, и человек меняется. Получается плакат. Символ. Идеал. Но никогда – человек, не выспавшийся этим утром, с морщинками-складками у безупречных, картинных глаз, с щербинкой на правой щеке, с настороженными бровями и тонкой красотой, которая проступает через обыденность, облагораживая ее.

  – Наверное, ты прав. Любопытно все это. Как будто проснулась однажды рано утром, присмотрелась, и увидела, что твоя стена в спальне вовсе не стена, а бумажный полог. И из-за него доносятся звуки, запахи, кто-то ходит, повышает голос, звенит чем-то – целый мир, который ты не хотела видеть раньше.

  Машина притормозила, сворачивая вправо, завиляла, следуя поворотам дороги. На окна окончательно налипла темнота, остались видны только тусклые и далекие шары уличного освещения, да отдельные части каких-то домов и заборов, попавших в круги света.

  Затем остановились совсем. Врач выскочил первым, рывком откинул дверь, и, повернувшись, зашагал к близкому входу. Ничего выдающегося – стеклянные распахивающиеся двери, бетонные стены рядового НИИ времен СССР, наверняка, благополучно заприватизированного до окончательного развала.

  Врач, и они вслед за ним, прошли в вестибюль с длинной гостиничной стойкой и невнятными креслами – то ли для посетителей больницы, то ли для постояльцев, которые должны подождать десять минут, пока администратор колдует над паспортом и списком номером.

  За стойкой сидела девушка, тонкая и высокая, в строгой черной юбке и белой блузе. Но едва они вошли, девушка встала и ушла.

  Врач оглянулся на Лену и Дениса, извлек из себя 'подождите вот здесь. Это не займет много времени', и ушел вслед за девушкой.

  Они остались одни.

  Минуту молчали, затем Лена щелкнула пальцами. Получился такой нетерпеливый и немного раздраженный щелчок.

  – Немного чудно, не находишь?

  Денис кивнул, соглашаясь.

  – Предположим, мы важные птицы. Тогда они должны... – многозначительное 'они должны' уткнулось в тишину, Лена не стала продолжать. Должны и должны.

  – В самом деле, загадочно, – оживился Денис. – Догадываетесь, на что это похоже?! Авария, девушка в разбитом автомобиле, парень подбегает, чтобы помочь. А после ровно ничего не происходит из того, что ожидалось, зато появляются странные люди вместо обычной скорой, увозят их куда-то. Город вдруг становится пустым и каким-то чужим. Понимаешь?

  – Неет...

  – Их никто не замечает, словно не видят. А поскольку они далеко, то уже не могут наблюдать, как из разбитого 'Мерседеса' спасатели бережно извлекают разбитое тело красивой девушки, а рядом врачи безуспешно пытаются вдохнуть дыхание в безжизненное тело парня.

  Лена судорожно осмотрелась.

  – То есть, мы как бы...

  – А врач – он тот, кто принимает души.

  Лена подняла руку с явным намерением себя ущипнуть, но не решилась, просто провела рукой по руке, прислушиваясь к чувствам.

  – Ладно, – затем сказала она. – Будем считать это версией номер два.

  – А первая какая?

  – Понимаешь... тебя как зовут?

  – Денис.

  – А я... ну да, ты же знаешь! – Она улыбнулась на мгновение, словно осветилась изнутри. – Китова Лена.

  Их прервали. Из бокового коридора вышла прежняя девушка, улыбнулась им настоящей гостеприимной улыбкой и пригласила подойти к стойке.

  – Простите за задержку, у нас очередное нашествие. Как говорит Агасфер Эммануилович, запарка: котлы не справляются, а серы не хватает.

  Девушка искренне засмеялась, а Денис с Леной тревожно переглянулись.

  – Это он так шутит. Правда, забавно?

  Очень, подумал Денис.

  – Вы уже забыли все случившееся? – осведомилась девушка, извлекая из-за стойки древнюю, очень древнюю книгу, от вида которой Денис похолодел.

  Да, именно так она и должна выглядеть, обреченно подумал он. Тяжелый том, укрытый толстой кожей с выдавленными на ней темными от необозримого количества веков узорами, тусклые металлические уголки по краям и длинные тяжелые застежки – тоже из металла, – как вечные засовы на последних вратах. А там внутри, среди текста, выложенного угловатым готическим минускулом, с рисованными буквицами и отступами записаны и они: такого-то числа родились, такого-то прибыли вот сюда, где окончательно решится, был ли смысл в той, первой дате...

  Внутри, в самом деле, имелся тяжелый рукописный шрифт, разграфленные таблицы, цифры и фамилии.

  – Мы должны забыть?– осторожно спросила Лена.

  Девушка, старательно перелистывая серовато-коричневые пергаментные листы, одной рукой пошарила за стойкой и, найдя, выставила пирамидальной формы бутылочку из темного стекла – широкую снизу, узкую вверху, с венчающей ее темной пробкой.

  – Достаточно глотка, не больше.

   Денис оглянулся на стеклянные двери, за которыми окончательно угас прошлый мир.

  Хотелось ли вернуться туда, тянули ли назад незаконченные дела, не остались ли внутри слова, которые непререкаемо следовало произнести там, с той стороны? Как ни странно, ничего такого не вспоминалось, разве что: пренепременно проследить завтра, что заказчики документы получили и подписали, не забыть оплатить счета, ответить в живом журнале, что оппонент категорически неправ, потому что ... и так до бесконечности. То есть, ничего такого, из-за чего нужно было бросаться в ноги, крича, про не успел, цель жизни и миссию, которая рухнет без твоего присутствия.

  Денис усмехнулся.

  – Пить обязательно? – спросил он.

  Девушка по-прежнему пыталась перебрать все листы Книги.

  – Нет, если сможете справиться со стрессом сами. Некоторые пьют, чтобы восстановить силы, только помните, армонильяк действует на тех, кто долго жил среди людей, опьяняюще. Вот, наконец-то нашла!

  Она удовлетворенно прогладила пергамент и провела рукой по первым строчкам.

  – Инструкция для девять-четыре.

  Денис снова посмотрел на Лену, поймал ее недоуменный взгляд.

   – Давайте, я запишу. День и месяц по местному календарю... месяц... месяц... ах да, август...

  Девушка подняла голову и воодушевленно произнесла:

  – ... когда дымка созревшей любви ложится тонким пологом на уставшие от зноя поля, ранний рассвет еще таит свежесть юной весны, а сады уже полнятся плодами – как обещанием вкусить от древа познания... так, кажется?

  Происходящее было не просто непонятным, чудовищно непонятным. Словно колодец, в который забрасываешь ведро, ожидая воду, а из него прет жирный синий дым, вызывающий чихание, и лезет со словами: 'Зачем ты потревожил джинна, о неверный?' – кто-то нечеткий и колеблющийся.

  Обычные вещи и слова сместились, поломали прежний узор и вышло дивно и беспокойно, и томительно – от неспособности понять и последовать за новыми правилами.

  Открылась дверь и вестибюль принял в себя девушку, тонкую и нескладную. В длинной юбке, невзрачной блузке и с большим футляром за спиной, надетом как рюкзак и вмещавшем какой-то музыкальный инструмент.

  Новенькая прошла мимо замерших Дениса и Лены и кивнула девушке за стойкой. Та в ответ улыбнулась мягко и с удовольствием, как обычно улыбаются только своим.

  А ведь я был прав, подумал Денис. В любом случае это уже не наш мир. После странных и необъяснимо душевных слов, почти ангельских взглядов, незамутненных тревогой и усталостью, – какой угодно, только не наш. После их улыбок, доверчивых, ясных, открытых и безупречно чистых – улыбок-радуг, становится абсолютно неважным, во что одет человек, сколько он тратит в месяц, и где собирается отдыхать. Больше того, все планки, все указатели и ярлыки 'добился успеха', 'взял от жизни все', 'сделал себя' разламываются в труху, нелепую и глупую труху. Вроде обыкновенные, и даже не очень ладные лица, но сколько в них оттенков, сколько намеков на то, что скрывается внутри, в душе. А там, в прозрачной глубине тропического моря не та масса, которой полнится обычный человек и которая прет из него в случае чего – смесь тягот, мелких и не очень обид, раздражения, боязни опоздать, не успеть, не соответствовать... нет, что-то иное, не от наших дней и не от наших мечтаний.

  – Здрасьте, – сказала новенькая. – Отправьте инструмент.

  Она повела плечами и чехол саксофона или что там есть подобного размера, соскользнул и ударился тяжело об пол.

  – Что-то записать? – спросила девушка-администратор. – Он, как и было предсказано, закончил дни в мучениях, после чего мир, вне ожидания, стал еще хуже?

  – А загадок стало на одну больше.

  И голоса у них звучали мелодично и легко. Голоса, не знающие перекуров через каждые два часа, бесчисленных чашек кофе и разговоров: 'Да ты что... прикольно... а она ему что ответила... ну, вообще, я бы не стерпела...'

  – Есть новые варианты будущего?

  – Расчетчик пока что скрыт, – ответила администраторша. – Ждем появления с часу на час. Но колебания уже пошли.

  И администраторша с приветливой улыбкой указала на Дениса и Лену.

  Новенькая посмотрела на них, кивнула задумчиво, мол, да, вот, что бывает, прислонила к стойке саксофон, произнесла: 'Он полностью разряжен', – и неторопливо последовала в боковой коридор.

  – Простите за заминку, – продолжила администраторша, – еще немного, и вместе покончим с бюрократией.

  Она посмотрела в коридор.

  – А что записать, так и не сказала.

  – Напишите про мучения, – предложил Денис.

  Ему подумалось, что девушка улыбнется в ответ, но та нахмурила брови.