Текст книги "Как спасать принцесс # 1. Волшебник Лагрикома"

Автор книги: Алекс Траум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Эпл был настолько сбит с толку, что даже не пытался вырвать себя из рук хозяина. А тот, совершенно обезумев от разверзшейся под ним пропасти банкротства, нещадно тряс, колотил и раздавал юноше тумаки и оплеухи.

Одна из них наконец привела его в чувство.

– Ай! Ой! Эй! Постойте, сэр! Ай! Да погодите же, говорю! – Он поймал руки хозяина и оттолкнул его. – Слушайте, я тут ни при чем. Хоть убейте, не знаю, что случилось с вашим сокровищем.

– Уж в этом будь уверен, дружочек! – Барон сверкнул глазами. – Я тебя убью – как ты убил меня, ибо как мне теперь жить без всего, что было дорого моему сердцу? Очень дорого! Сколько денег, сколько денег! Но сначала, попомни мои слова, сначала я выведу тебя на чистую воду.

– Да уберите вы от меня руки, сэр! Давайте лучше я вас сперва выведу на чистый воздух, а?

Сэр Барни оставил попытки подлезть к горлу садовника.

– Да, да. А потом я…

«Вот заладил», – вздохнул Эпл про себя, открывая дверь.

Огонь был уже здесь – вместе со своим прилипчивым братом дымом. Они еще не бесновались так же, как на третьем этаже, но их вечеринка с танцами на потолке, закусками из гобеленов и лепнины и курением всего, что подвернется под горячую руку, была в самом разгаре.

Садовник и барон завернулись в единственную оставшуюся штору, хотя барон и не горел желанием «находиться в таком близком соседстве с вором». На это Эпл ему ответил, что коль сэр Барни не горит желанием, то скоро, когда не сможет выбраться из замка без помощи Эпла, будет гореть огнем.

– Подчиняюсь, – сказал барон скорбно. – Хотя и содрогаюсь.

Они направились по коридору к лестнице. По пылающему коридору к лестнице, которая была где-то там, в дыму. Они наперебой кашляли, обливались слезами и, хоть и не признались бы в этом даже себе, цеплялись друг за друга покрепче и были рады, что попали в эту переделку не одни.

– Почему ты спотыкаешься?

– Я не спотыкаюсь, сэр, это вы.

– Я? Я просто спускаюсь по лестнице, а ты путаешься у меня под ногами. Вот опять.

– Но здесь нет лестницы, мы идем по ровному полу.

– Как это?

– Сами смотрите.

– Я и смотрю сам, дурак ты этакий!

Эпл пожал плечами. Сэр Барни покачнулся.

– Я вижу ступеньки, убегающие далеко вниз, – объявил он.

– Ладно. Вы, главное, не спускайтесь туда с концами.

– Хорошо. А ты куда?

– А я пойду дальше, вперед, по полу.

– Ну, как знаешь. Упрямый какой! Хм, впрочем… Эпл, а возьми меня с собой?

– Хорошо, сэр. Пойдемте. Хватайтесь.

– Так ты ведь уже тащишь меня.

– А, отлично. Тогда просто продолжайте в том же духе.

– Да. Но лестница все равно есть.

– Сэр, я не спорю. Как вам будет угодно.

– Ты такой хороший парень, Эпл.

– Да, сэр.

– Такой трудолюбивый, способный. На тебя всегда можно положиться.

– Да, сэр.

– Может, мне дать тебе повышение? Хочешь?

– Конечно, сэр!

– Впрочем, не будем спешить, да? Возможно, во мне сейчас говорит отравление дымом.

– Да, сэр.

– Или радость, что я чудом спасся.

– Да, сэр.

– Одним словом, посмотрим. Иногда лучше оставить все как есть.

– Да, сэр. Если это не пожар.

– Верно сказано, мой мальчик, верно сказано! Если это не пожар. Пожар оставлять как есть нельзя.

– Нельзя, сэр.

– Иначе он может все съесть.

– Еще бы, сэр.

Все смешалось в доме Вирджиниуса Барни. Все смешалось в тускнеющем сознании его единственных обитателей, которые стремились поскорее убраться отсюда. Все смешалось в складках шторы, одной на двоих. Как пела скальдесса Пастинака, «смешенье рук, смешенье ног, судьбы смешенье».

То ли садовник поддерживал барона, то ли барон привалился к нему, чтобы не дать ему упасть, – так они подступились к лестнице (на этот раз настоящей) и стали спускаться. Сквозь дым и шум огня за спиной до их ушей долетали звуки, кружась по пути хлопьями пепла, и медленно, медленно, как бы нехотя, складывались в хриплые слова:

– Скажи мне, мой мальчик, это ведь не ты меня ограбил? Такой хороший парень, мне бы не хотелось расстраиваться.

– Нет, сэр, не я.

– Я так сразу и подумал, ни минуты в тебе не сомневался. Я ведь столько для тебя сделал, ты бы со мной так не поступил.

– Конечно, сэр.

– Но кто тогда? Кто посмел предать меня самым гнусным образом?

– Не знаю, сэр. Вам придется над этим поразмыслить.

– О да, мой мальчик, будь покоен: я уж поразмыслю. Эпл? Эпл?

– Да, сэр?

– Откуда у тебя рог?

– Рог?

– У тебя рог вырос. – Сэр Барни неопределенно махнул рукой. – Как у единорога, длинный такой, серебристый.

– О. – Эпл ощупал лоб. – Откуда?

– Да где-то там.

Еще пару ступенек преодолели в молчании.

– А вот это странно, – удивился садовник.

– Что странно?

– Что у вас пар из пятачка да копыта вместо тапочек. Куда делись ваши тапочки с помпонами, сэр?

– А я почем знаю? Потерял, видимо… Студемура нет, ты мне не помогаешь…

– Ну как же, я тащу вас…

– Не помогаешь, не спорь. И это я тебя тащу, тощее ты создание. – Барон покачнулся. – Эпл…

– М?

– У меня в глазах темнеет что-то совсем…

– Я вас почти не слышу, что?

– Темно, говорю, вижу с трудом…

– Не слышу я вас, хоть вы что…

– Мир кружится, так кружится, вертится, вокруг и вокруг… Эпл, кажется, я сейчас упаду…

– У вас такой вид, будто вы собрались отрубиться, сэр. Не надо. Потерпите еще немного.

– Дышать… нечем… не видно…

– Если вы что-то говорите, я все равно не слышу. Похоже, я сам сейчас грохнусь. Ну-ка держитесь!

Эпл успел поймать падающего хозяина и каким-то чудом не уронил его. Они балансировали на краю ступеньки где-то на последней трети лестницы, но Эпл не заметил этого: его чувства отключались одно за другим, словно кто-то у него в голове задувал свечи. Рев огня и стоны сэра Барни превратились в неразличимый шум где-то вдалеке. Круглое красное лицо хозяина подернулось дымкой, видимый мир сжался по краям, словно Эпл смотрел на него через трубку, перед глазами мелькал целый рой черных мошек…

Лицо барона вдруг стало заваливаться, и Эпл решил, что чувства совсем его оставляют и он падает. «Так вот что такое обморок», – мелькнуло в его гаснущем сознании. Но лицо барона продолжало клониться набок, а стены оставались стоять как стояли. Значит, это не Эпл падал, а снова барон. Эпл прислонил его к перилам, высвободил руку и отвесил ему такую затрещину, какой гордилась бы любая оскорбленная дама: звонкую, крепкую, а главное – отрезвляющую.

– За что-о-о??? – возопил барон.

– Вы балбес и толстяк, тетка ваша уродина, а замок у вас – я видал у свиней хлев побольше.

– Что-о-о? ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ, НАГЛЕЦ!..

– Вот-вот, догоняйте.

Эпл запрыгал вниз по лестнице, как проколотый, продавленный, разошедшийся по швам, сдутый до складок мячик. Его безумная усмешка сверкала ярче огня: отвесить пощечину барону – таким не каждый мог похвастаться. Сквозь дым своего сознания он лишь надеялся, что барон не примет его слова близко к сердцу, он же просто спасал ему жизнь и не имел в виду ничего такого.

Сэр Барни бросил прощальный взгляд на съедаемую пламенем роскошь, утер то ли слезу, то ли пот и поспешил за своим нахальным работником.

И вот случилось то, на что они и не надеялись надеяться. Спасение. Они протиснулись сквозь печку горящих дверей и не успели глотнуть свежего воздуха – как на них выплеснули из ведра воду. «Ну, во всяком случае, это вода», – подумал садовник, вытирая лицо.

Глава 8
Плакучая ива льет слезы

Подобно тому как рассыпаются горы, в жизни каждого замка рано или поздно наступает момент, когда его ровняют с землей. Подобно тому как восходит солнце, каждого барона однажды озаряет горькая истина: не все в этом мире можно купить (хоть и очень многое). Подобно потревоженному жаложуку2323
  Небольшой, но очень неприятный жук. Кто может знать это насекомое лучше, чем я? Прыгая сквозь кусты и заросли в саду, я не раз встречался с ним нос к носу (хотя скорее нос к жалу). Поэтому обойдемся на этот раз без Якоба Орфогуста. У жаложука черный панцирь, два брюшка, четыре жала и восемь крыльев, позволяющих ему не только очень быстро летать, но и практически бесшумно парить у вас над головой – а потом молниеносно опускаться и вонзать сразу четыре жала вам в загривок. Тот, кто придумал этих гадких жуков, настоящий садист.


[Закрыть], каждого садовника можно довести до той грани, за которой его руки оставят садовые ножницы и тяпку, чтобы взять топор и пилу.

Сэр Барни и Эпл вывалились за порог горящего замка – и оказались в водовороте суматохи. Люди кричали, гудели, причитали, бегали, махали руками, натыкались друг на друга и продолжали кричать, бегать и махать. В отсветах огня мелькали ведра с водой: кто-то их приносил, кто-то хватал и выливал.

Эпл не замечал ничего, кроме неограниченного пространства без потолка и стен и воздуха – невероятного, всепроникающего, невидимого и такого до смешного естественного здесь, снаружи, и драгоценного там, откуда он едва выбрался. Воздух окатил его волной новой жизни, унял удушье и боль, раздиравшие горло, и пробудил от полуобморока. Свежий, ароматный, напоенный ночной прохладой, воздух покалывал его разгоряченную кожу и успокаивал, как нежные руки знахарки. Эпл дышал жадно, страстно, и с каждым новым вдохом мир наполнялся красками, темные мошки перед глазами бледнели и пропадали, силы крепчали.

Пока они с бароном стояли бок о бок у крыльца, хрипя и отдуваясь, чуть поодаль работники обступили кольцом мага-презервиста, как загнанного зверя, и требовали, чтобы он что-нибудь сделал.

– Да чего вам надо? Говорю вам, не могу я сделать воду из ничего и полить крышу, ну поймите! Я вообще не с водой работаю, а со льдом, это совсем разные области. Меня не учили такому, понимаете? Да и платят мне не столько, чтобы брать дополнительные курсы, – сами же знаете нашего барона-скрягу. Что? На что вытаращились? Будто самого барона за спиной увид… О… О. О! Кхм, сэр Барни, во славу Тайлиндэла, вы живы! То есть целы и здоровы! А мы, знаете, как раз план вашего спасения тут обсуждали…

– Я все прекрасно вижу, – прохрипел барон. – Где Студемур?

– А разве он не с вами был? Разве не он вас поднял?

Сэр Барни похлопал Эпла по спине ослабевшей рукой – бабочка и та сделала бы это заметней.

– Это все он. Нашел меня, разбудил, увел из огня. Жуткий нахал, но спас мне жизнь, так что…

В этот миг сэр Барни заметил, как необычайно светла ночь.

– Нет, нет, нет… – простонал он, хватаясь за голову.

Словно не до конца еще оживший мертвец, он сошел с крыльца нетвердой походкой, раздвигая руками людей, а взглядом впиваясь в зрелище впереди. Через несколько шагов он остановился, покачнулся. К нему подоспел Эпл. Если пожар в замке сбил барона с ног, то картина охваченного огнем поместья всадила ему в сердце нож. Все, что могло гореть, горело. Но печальная участь постигла лишь созданные человеческими руками постройки и каким-то удивительным образом миновала сады. Садовник знал, в чем тут разгадка.

Сэр Барни хныкнул и хотел было схватиться за голову, но, к его неудовольствию, он уже успел это сделать. Языки пламени отражались в его больших круглых глазах, так похожих на глаза Тофото, когда тому доставалась трепка, и Эплу стало жалко барона. Таким он его никогда не видел.

Наконец сэр Барни очнулся и остановил одного из пробегавших мимо работников – тот замер, расплескав полтаза воды.

– Где Студемур?

– Не видел его, сэр, почитай что со вчерашнего дня…

– Кто же тогда организовал все это тушительное действо, позволь спросить?

– Так знамо-то кто, сэр, ваш гость, мистер Гавальди, сэр! Он перво́й учуял дым-пожар да перевсполошил всех на ноги. Кабы не он, спали б мы почем зря до таперича и позадохнулися все.

Сэр Барни кивком отпустил работника и поддел Эпла локтем:

– Что я тебе говорил, а? Удивительный это человек, столичного покроя, не то что мы! Вовремя я его выписал, как знал ведь!

«Вовремя я его растормошил», – подумал Эпл.

Тут они оба одновременно заметили между снующими туда-сюда борцами с пожаром верного помощника барона, управителя поместья. Он сидел на скамейке чуть в стороне, скрюченный больше обычного, как будто пытался спрятаться за самого себя. Ему это прекрасно удавалось. Когда он заметил спешащего к нему хозяина, глаза его расширились, он привстал в полупоклоне и проскрежетал что-то похожее на:

– Искал вас по всему замку…

Судя по тому, как барон взмахнул руками и покачал головой, ответ Студемура ему не понравился. Он стал что-то быстро-быстро говорить управителю, каждое слово подчеркивая движением пальца перед его лицом.

Эпл глядел по сторонам в поисках Авокадо. Всклокоченные волосы, измазанные сажей щеки, блестевшие от пота лбы, порванная и обгоревшая одежда – узнать кого-нибудь в таком виде было не так-то просто.

– Вижу, ведро тебе все же пригодилось, – раздалось у него в голове.

Эпл аж подпрыгнул. Он поднял глаза на пылающую крышу и там, среди дикой пляски огня, раскаленного воздуха и дыма, увидел девушку. Стройную, как прутик, и неумолимую, как лесной пожар. Она смотрела на него с осуждением и гневом.

Он собирался было ответить, но его прервало новое происшествие, чудесное и вместе с тем опасное, – а могло ли быть с Манебжи иначе? Из цветочных клумб у дорожки выпрыгнули лозы и поползли туда, где стояли барон и его помощник. Сэр Барни был обращен к ним спиной и не видел. Студемур же, хоть и видел, казалось, верил глазам с трудом. Он выпучил их так, будто силился разглядеть солнце ночью, и как-то полубоком-полуспиной засеменил подальше от хозяина, аккуратненько, чтобы никто не смог назвать это бегством, и при этом достаточно быстро, чтобы не попасться ползучим растениям.

Сэр Барни шагнул было к управителю…

– А ну поди сюда, старый ты… АЙЧТОТАКОЕ!

…Но его схватили за щиколотки. Он замахал руками, как шмутка2424
  Заглянем в десятый том труда Якоба Орфогуста «Все, что дышит и растет»: «Шмутка, наряду с пингусом и ворном, птица основополагающая. Уступая курице в престиже, она тем не менее держит елку первенства по части популярности: если первая доступна только людям обеспеченным, образованным и знаменитым, то вторую могут себе позволить и просто люди. По праздникам. Раз в несколько лет. Но ведь могут!
  Было бы уничижающим преименьшением потенциала этой птицы сказать, что шмуткой только питаются. Отнюдь! Ее имя чаще имен других представителей пернатых звучит в поговорках и присказках. Шмуткой с неизменным успехом обзывают друг друга и стар и млад. На празднества шмуткой наряжаются дети, имитируя ее яркий чепчик из перьев.
  Эта птица – сама ходячая польза. И хорошо, что она умеет летать, иначе уже давно вымерла бы, ведь пухлые бока и ножки идут на знатные пироги, из когтей получаются отличные инструменты резчика, а из рожек – прочные крючки на стену».


[Закрыть] на воде, качнулся вперед, качнулся назад, качнулся вбок – и упал бы, если бы из земли вокруг не выстрелил фонтан зеленых прутьев. Они устремились вверх и соединились над головой барона, где сплелись в большой, прочный и красивый бант. Настолько красивый, что за роскошь украсить им свою шляпку любая графиня не моргнув отдала бы и пятиэтажный замок с парой башенок и золотыми петушками на шпилях, и кусок своих обширных земель, и даже своего племянника целиком.

Барон Вирджиниус Барни больше не махал руками: в клетке для этого попросту не было места. Он схватился за прутья, потряс их и закудахтал:

– Что? Что? Что? Что?

Его умоляющий взгляд прыгал с одного измазанного сажей, блестящего потом лица на другое, но все оцепенели и мгновенно забыли о пожаре. Даже Тумну было ясно: творилось что-то невообразимое.

Эпл подбежал к клетке, подергал одни прутья, схватился за другие – без толку. Молодые ветки были крепкими и гибкими, такие и топор не возьмет – отскочит.

– Эпл, мальчик мой, вытащи меня отсюда! – взмолился хозяин. – Не знаю, что это такое, но я тебя озолочу, уж поверь, только вызволи!

Эпл не стал терять время и успокаивать барона. Он повернулся к пылающей крыше замка:

– Что ты задумала?

Манебжи ответила не сразу. С развевающимися на ветру волосами и блестящей улыбкой, она помахивала хвостом и прогуливалась в волнах пламени под черным небом.

– С кем ты говоришь? – удивился барон. – Не отвлекайся, Тавол тебя задери, ты же садовник, вот и избавься от этих прокля́тых стеблей!

Манебжи остановилась. Повернулась – глаза ее горели ярче огня.

– Просто ловлю паразита, – ответила она наконец. – Он любит лакомиться растениями, вот я и избавляюсь от этой прокля́той тли. Ты же садовник, сам все знаешь.

– Но он живой человек! – крикнул Эпл.

– И что с того? Растения тоже живые. Земля живая. Я живая. Кто-то из этих вот вокруг хоть раз подумал о нас? Кроме тебя – никто. Но, я вижу, и твой фрукт недалеко укатился от барона, раз ты теперь на его стороне.

– Да ни на чьей я стороне! Ты только послушай себя, просто остановись. Что ты делаешь?.. – Он почувствовал, как чьи-то пальцы вцепились ему в локоть. – Сэр?

– Я слышу! – прошептал барон. Он выглядел так, будто от пропасти безумия его отделял шажок – и одну ногу он уже занес. – Я слышу ее! Я… я… да оградят меня Восемь2525
  Как уже говорилось, Мудрецов-Основателей почитают под разными именами: Гасельеры, Восемь, Святая Восьмерка и прочие.


[Закрыть], я вижу ее!

Манебжи наигранно ахнула:

– Так вот что нужно сделать девушке, чтобы привлечь внимание барона! Всего-то спалить ему замок и запереть его в клетке.

– Что… что… – Барон продолжал заикаться, цепляясь за руку садовника и не отводя глаз от видения на крыше своего замка.

Манебжи сбросила игривость, как надоевший наряд, и сделалась серьезной. Угрожающе серьезной.

– Теперь, когда ты меня и слышишь, и видишь, я расскажу тебе о твоих злодеяниях. Слушай внимательно, человек, ведь это последнее, что ты услышишь. Но я не такая, как ты. Я не убиваю жизнь. Я дам тебе дивный шанс переродиться и стать одним из тех, кого ты всю свою ядовитую жизнь так презирал.

Вдруг под ногами у Эпла зашевелилась земля, что-то сдавило ему лодыжки, дернуло, опрокинуло и поволокло – только голова знай себе подпрыгивала на неровностях. В дюжине шагов от клетки его оставили, земля снова зашевелилась, но, когда он посмотрел туда, ничего необычного не увидел. А потом…

Трщщщ! Трщщщ! Трщщщ! – выскочили из-под земли копья. Трщщщ! Трщщщ! Трщщщ! – окружили они барона в западне. Это оказались деревца, но без веток и листьев, высокие и гладкие, как кости. Кто-то бросился к ним на крики хозяина – деревья тут же ощерились длинными крючковатыми шипами.

Эпл поднялся, ухватился одной рукой за воздух, другой – за кого-то рядом и смотрел сквозь частокол, как клетка, внутри которой бился хозяин, мало-помалу обрастала все новыми стеблями, зеленела все новыми листьями, твердела темными складками коры и мало-помалу принимала очертания ствола большого дерева. Последняя злая шутка Манебжи.

Тем временем она напоминала барону его прегрешения:

– Два месяца тому назад ты, так называемый властитель этих земель, приказал вырыть новый колодец на месте, где росли чудесные кусты жимолости. И все бы ничего, да только ты не удосужился сохранить им жизнь. Что ты сделал, барон Вирджиниус Барни? То же, что я теперь делаю с твоим поместьем. А три месяца тому назад…

Эпл подергал за колья и коснулся шипов. Прочные, опасные, так просто не пропустят – изрежут всего. Может, подкопать? Но с какой глубины поднимались эти странные деревья? Метр, два, больше? А если рубить – выйдет едва ли лучше, чем с клеткой.

Рубить…

Эпл глянул на Манебжи: на своем пылающем пьедестале она не обращала внимания ни на что, кроме обрастающего корой врага у ее ног. Отлично. Значит, она не услышала мятежную мысль садовника.

Он ринулся сквозь оцепеневшую толпу, прочь от безысходности и навстречу последней надежде. Найти бы топор – но все сараи горели, вряд ли что-то уцелело. Теперь и ведра-то не сыщешь – разве что раскаленный кусок железа, из которого Тумн мог бы выковать новое. Эта мысль потянула за собой связанные с кузнецом неприятные воспоминания, где в темном тоннеле спасительной искрой сверкнула сломанная лопата.

Он вихрем пронесся к кузнице и побежал от нее по тому же пути, по какому удирал от Тумна. С трудом верилось, что с тех пор прошло всего несколько часов. Какое на удивление счастливое то было время! Тогда Эпл переживал лишь о том, как бы не получить тумаков, а теперь…

Он споткнулся и на полном ходу врезался в землю (хотя ему показалось, что это земля врезалась в него). К счастью, как у всех деревенских парней, кости у Эпла были крепкие, а к синякам он привык с детства: то с дерева свалишься, то в лесу оступишься, то на мальчишку наткнешься, у которого кулаки выросли раньше мозгов.

Когда перед глазами перестали плясать звезды и в ушах затих звон, Эпл со стоном поднялся – и обнаружил под ногами черенок лопаты. Схватил – и метнулся к пруду.

Под сенью плакучей ивы ночь казалась удивительно спокойной, тихой – обычной. «Было бы здорово, – подумал садовник, – если бы все и вправду было как обычно». Он многое – да нет, пожалуй, все бы отдал за невероятный шанс вернуться в тот мирный летний вечер и на предложение обворожительной девушки спасти деревья – отправить ее обратно в иву!

Но он мог сделать это теперь – лучше ведь поздно, чем совсем поздно. Главное, остановить этот самосуд и спасти сэра Барни. А с пожаром-то как-нибудь справятся, пока замок стоит. Наверняка из соседних поместий уже спешили на помощь. Кто знает, может, и местный маг подоспеет с заклинанием дождя (или хотя бы ведерка воды). Шанс еще оставался. Но чтобы вырвать этот шанс из цепких языков огня, Эпл должен был загнать духа в его обитель.

Правда, он хотел и ему дать последний шанс. Поговорить, прежде чем натворить. Они начали с разговоров – может, и закончат ими.

Если он слышал Манебжи над ухом, когда она говорила с крыши, то, может, и она услышит его сейчас. Он не знал, сработает ли эта странная связь в обратном направлении, но решил попробовать.

– Манебжи, – начал он спокойным голосом, который почти не дрожал (вся дрожь уходила в колени), – если ты сейчас же не прекратишь все это… – Ему не хватило воздуха, он вдохнул поглубже и продолжил: – Отпусти барона, вернись в свое дерево, а не то я… я… я срублю его, вот!

Он затих и стал ждать. Ива шелестела над головой. Поместье горело. Ответа не было. Он успел моргнуть несколько раз и несколько раз облизнуть губы, прежде чем услышал знакомый журчащий смех. Казалось, она была у него за спиной. Он вздрогнул и оглянулся: никого.

– Думаешь, раз я садовник, так не стану рубить дерево?

Снова молчание. А потом:

– Да, именно так я и думаю. Ты не станешь рубить мое дерево, потому что ты садовник. А еще потому, что у тебя нет топора.

Эпл опустил глаза на лопату в руке. С обоими доводами трудно было поспорить.

– Хочешь еще поболтать, пока зарастает дупло на месте лица твоего хозяина? – Последнее слово она прямо-таки выплюнула ему в ухо – Эпл даже удивился отсутствию брызг.

Она ему не верила. Играла с ним, как играют листья с солнечным светом, как играет огонь с мотыльком. Не верила, что он может причинить ей боль. И ему тоже не хотелось в это верить.

– Манебжи… – Он поднял лопату, поморщившись от боли в ободранных веревкой ладонях. – Манебжи, прости…

С тупым металлическим звуком клинок пробил кору, одновременно пронзая сердце садовника и раня дух Усьтенкъёльни. Тишину вспорол девичий крик, полный изумления и боли.

– Как ты мог? – Она задыхалась в слезах. – Как ты посмел??

– Прости…

– Это ничего не значит! Это не остановит меня. Надрез, ха! От такого только люди стонут, плачут и истекают кровью. Ты лишь разозлил меня еще больше!

– Прости…

– «Прости»? Ты думаешь, что достаточно сказать это слово?

Но Эпл извинялся не за то, что сделал, – он просил прощения за то, что собирался сделать. Он занес лопату – и опустил, затем еще, снова и снова, пока клинок не разлетелся на мелкие осколки – вместе с его сердцем. Протяжный крик незримого духа так и звенел у него в ушах, затихая, слабея…

Упала тишина. Только люди снова кричали и бегали, как шмутки без головы. Эпл надеялся, что успел.

За спиной капнул тихий плач. Он обернулся и увидел, как земля раскрывается и из нее вырастает девичья фигура. Это была совсем не та Манебжи, которую он видел раньше: высокая, гордая, с поднятым хвостом. Теперь хвост тащился за ней по земле, голова была опущена, волосы висели темным занавесом, как ветви ивы над ними. Она зажимала живот обеими руками, из-под которых вырывались снопы ослепительного света и струилась темно-зеленая кровь. Едва держась на ногах, она шагнула к дереву, и оно распахнуло объятия. Раненый дух исчез внутри раненого растения.

Эпл надеялся, что вместе они быстро поправятся. Но на сердце от этого не становилось легче. Со вздохом он повернулся – вдруг что-то схватило его за ноги и подбросило. Земля и небо поменялись местами, а потом откуда-то выпрыгнули пляшущие огни, и он упал прямо в них…

Вместо испепеляющего страдания он окунулся в холодное безмолвие воды. Паника выдернула его за горло на поверхность. Он бился с водой как сумасшедший и спустя вечность пузырей и брызг сам не зная как добрался до берега.

Жадно хватая ртом воздух и дрожа от холода, он сел на траву – и вдруг ощутил на себе взгляд. Ветерок играл ветвями плакучей ивы, и на несколько мгновений в них удивительным образом проявились очертания женского лица. Огромные глаза смотрели на садовника с грустью и болью.

– Ты ранил меня. Хорош садовник! Ты такой же, как все. Типичный человек. Знай же: у деревьев долгая память, а их ветви могут достать далеко. Дальше, чем ты думаешь.

Ветерок пробежался по листьям и смахнул черты лица, будто их и не было.

Даже без прощального напутствия Манебжи у Эпла ветки скребли на душе, а после ее слов и подавно. Ему было стыдно: за глупость свою, за слабость, за попытку совершить слишком большой поступок для такого человека, как он. Все свелось к развалинам и боли. Как вообще безобидное, в общем-то, желание спасти деревья могло привести к такому? Он чувствовал себя самым грязным негодяем.

В пруду тонули звезды и тускнели огни, дым застилал землю, луна выглядывала из-за облаков, замечала горе-спасителя и пряталась снова. Бронзовые светильники вокруг пруда, которые он притащил сюда в какой-то далекой, чужой жизни, напоминали ему погасшие свечи на прокисшем торте. Сэр Барни так хотел устроить нечто знаменательное – теперь-то уж его день рождения запомнит вся округа.

По-хорошему, ему бы стоило проведать хозяина, убедиться, что с ним все в порядке и там, где раньше была голова, все еще голова, а не дупло. В конце концов, ради него Эпл и поднял лопату на несчастную девушку. Но Эпл продолжал сидеть на берегу, понуро глядя в темную воду. Ведь если он пойдет к замку и увидит там не барона, стоящего в окружении слуг, а огромное дерево в кольце деревец поменьше, – то что тогда? Кто знает, может, пока он носился за лопатой и колошматил иву, дух Усьтенкъёльни уже успел превратить всех-всех жителей поместья в растения. Очень даже логично: они больше никогда бы не навредили природе. Но что делать Эплу, если он остался последним человеком в Клубничной Лавине?

Нет, глупости – он отмахнулся от этой мысли. Манебжи точила сук только на барона и не собиралась вредить никому больше. Но вот что сталось с бароном? Сходить посмотреть – или остаться сидеть тут? Пока Эпл не знал, что произошло, все было хорошо: барон был как бы в порядке, одновременно и жив, и нежив, одновременно и человек, и дерево. Оба варианта были равнозначны. Но вот стоило Эплу пойти туда и увидеть правду – как один из вариантов тут же испарится. И ведь штука была в том, что испариться мог вариант получше.

Хотя, если подумать, откуда ему, простому садовнику, знать, что будет лучше? Послушать Манебжи – так лучше будет, если барона не станет вовсе. Ну а ей откуда знать? И кому решать такие вопросы? Вот что, неужто есть та грань, ступишь за которую – и твои худые поступки безо всяких споров и сомнений перевесят все на свете хорошее, что сделал ты и мог бы еще сделать, и камнем утянут тебя к смерти? Или все же, несмотря ни на что, любой достоин права на жизнь и второго шанса?

Да. Эпл кивнул сам себе и всему вокруг, что как будто затаило дыхание и ждало его решения. Да, у каждого должен быть второй шанс. И, кто знает, если он опростоволосится с ним, ему можно дать и третий – если он наломает не слишком уж много дров.

Эпл прошел среди дымящихся развалин, шагнул за угол – и увидел, что все хорошо, барон жив-здоров, цел-невредим и из носа у него не торчат сучья. Он ходил туда-сюда, размахивал руками и говорил, а Студемур и еще пара слуг бегали за ним и кивали. Остальные убежали тушить замок.

Как же садовник обрадовался! С каким счастьем он услышал голос хозяина, в котором звучало его имя:

– Ну, попадись мне этот щенок Эпл, я его голыми руками!..

Счастье в груди юноши как-то вздрогнуло, споткнулось и перестало разливаться теплым молоком.

– Вот этими самыми руками его, слышишь! Сам, сам, понимаешь! Сам его вздерну, гаденыша!

У Эпла поднялся такой гул в ушах, что он не услышал всей фразы. Но он уловил слова «его» и «вздерну» в опасном соседстве со своим именем, и ему сделалось худо. Подогнувшиеся ноги качнули его обратно за угол, он привалился к стене и остался незамеченным.

Тут у развалин напротив он увидел лицо. Сначала он его не узнал из-за копоти и растрепанных волос, но потом понял: это была Лиси. Он показал пальцем себе за спину, за угол, и покачал головой: не выдавай меня.

Она кивнула. И сделала все наоборот: выбежала к барону с криком:

– Сэр, сэр, я знаю, где Эпл!

Сердце садовника подпрыгнуло, стукнулось о нёбо, встрепенулось, как ошалелая пташка, и свинцовой гирей грохнулось в самые пятки. Он вжался в дощатую стену спиной так сильно, что у него там что-то хрустнуло. Уши его навострились, как у зайца на пороге лисьей норы, и он услышал доклад Лиси:

– Сэр, я видела, как Эпл бежал к амбару. Уж не знаю, что ему взбрело в голову, но вам бы поспешить: вид у него был какой-то недобрый.

«К амбару? – удивился садовник. – К какому амбару, я же тут…»

В его навостренных, как натянутая тетива, ушах загремели шаги преследователей – но, удивительное дело, они не приближались, а отдалялись. Эпл выдохнул и отлип от стены.

Вдруг – другие шаги, легкие, одинокие. Он вмиг вернулся к прежнему распластанному состоянию – но это оказалась всего лишь Лиси.

– Что ты?.. – начал было он.

– Тебе нельзя здесь находиться! – выпалила она. – Везде тебя искала, переживала, что не успею, что схватят. Тебе надо бежать! Слава Восьми, пожар миновал конюшни. Забирай своего ослика и беги что есть мочи! – И чтобы подчеркнуть свои слова, она слегка толкнула его в грудь.

– Да постой ты, подожди! – Он положил руки ей на плечи. – Что тут происходит? Почему хозяин зол на меня? Почему мне надо бежать? Я всего-то отошел минут на пятнадцать, а пропустил столько, что и за неделю не разгрести!

Лиси кивнула, глубоко вдохнула, убрала прядь со лба и постаралась говорить спокойно:

– Всей истории не знаю, но слышала, что хозяина обокрали. А мистер Студемур убедил его, что это твоих рук дело. И что пожар тоже устроил ты. Говорит, застукал тебя у норы на задворках, куда ты стаскивал все наворованное.

– Да не так все было! Что за чушь-то! Ну, видел он меня у норы, но ведь…

Бим-бомммм! – прозвенел колокол у него в голове, знаменовавший, что до него кое-что дошло. Это был он, Студемур. Это был он! В пылу спасения из пожара легко было упустить связь: управитель знал о норе; управитель не хотел, чтобы о ней знали другие; управитель заведовал кошельком барона и, наверное, мог заглянуть в самое сокровенное – его ларец. Но главное – управитель знал о том, что все это известно Эплу и только ему.

– О-о-о-ой. – Эпл пощупал воздух у себя за спиной, наткнулся на какой-то обугленный обломок и сел. – Экую свинью мне подложили, Лиси. Клянусь, не я это, я даже…

– Понятно, что не ты! – Лиси махнула рукой. – Только толку-то?

– Как это?

– Сам же знаешь мистера Студемура: раскланивается он низко, поет сладко. Хозяин поверил, Эпл! Хозяин поверил.

Эпл сжимал кулаки от бессильного гнева и бегал глазами по сторонам, как будто пытаясь найти хоть какую-то знакомую опору среди обломков своего мира.

– Лиси, я в жизни не крал ничего, и пожар затеял не я. То есть да, призна́юсь, хотел я сжечь бочки, но все пошло не так…

– Это неважно, Эпл! – прервала она ласково. – Я тебе верю, ты же поверил в меня. – Она увидела недоумение в его глазах и пояснила: – Все считают меня жуткой сплетницей, но только ты меня разглядел.