Текст книги "Дядя Веня"

Автор книги: Алекс Тарн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Телегин. Я – не видел.

Серебряков. Какая непристойная истерика… Мария Борисовна, его определенно надо показать психиатру. Он просто опасен для общества. Вооружен и опасен…

Мария Борисовна. Господи, как неловко-то… Вы уж извините его, Александр. Я в самом деле не понимаю – что это на него нашло? Вы же знаете, как он вас уважает.

Серебряков(не слушая). И, главное, – за что? Столько агрессии, столько ненависти, причем – ничем не спровоцированной… За что? Соня, может быть, ты что-нибудь понимаешь?

Соня(неохотно). Видишь ли, папа, вопрос продажи дома не так прост, как тебе, наверное, кажется.

Серебряков. Возможно. Я и не говорил, что это просто. Ты вспомни, я ведь сразу сказал, что мало понимаю в практических делах.

Пауза.

Ну что ты молчишь, объясни мне, наконец – что же в этом такого?

Соня. Ладно, если ты так настаиваешь. Двенадцать лет тому назад этот дом стоил 95 тысяч долларов. Он был куплен на три льготные ссуды – твою с мамой, дяди Венину и бабушкину.

Серебряков. Ах, Соня, неужели это так существенно? Мне эти детали ни о чем не говорят.

Соня. Нет, подожди. Это важно. Ты тогда почти сразу уехал, мама болела, так что дядя Веня выплачивал все три ссуды практически в одиночку. Уж если говорить о чистой совести, то надо принять во внимание и эту несущественную деталь.

Серебряков. На что ты намекаешь?

Соня. Ни на что я не намекаю. Если ты такой непонятливый, то я скажу прямо: этот дом – Венин и только Венин. Ты тут особо не при чем. Так – достаточно ясно?

Серебряков(страдальчески). Ах, ладно, давайте оставим эти пошлые разборки! Не хотите – как хотите.

Мария Борисовна(пожимая плечами). Кроме того, Александр, позволь тебе заметить, что в этом доме на территориях мы оказались именно по твоему настоянию. Вспомни, я тогда хотела поселиться рядом с моими друзьями в Реховоте, но ты сказал, что это недостаточно выражает нашу гражданскую позицию. И мы все приехали сюда – выражать эту самую позицию.

Серебряков. Да? Я так сказал? Но что теперь сравнивать? Ситуация тогда была совершенно иная.

Леночка. Вот же сука!

Серебряков. Что ты сказала?

Леночка. Нет, ничего.

Пауза.

Астров. Вы знаете, Александр Владимирович, я так хорошо вас понимаю… Меня самого все время коробит от этого несносного израильского хамства. Неловко перед прогрессивным человечеством, особенно перед Европой.

Серебряков. Конечно. Неловко и стыдно. Стыдно смотреть людям в глаза. Вы знаете, что сказал мне профессор Шнайдер на последнем съезде антиглобалистов?

Астров(перебивает). Не знаю, но предполагаю. Профессор Шнайдер, видимо, выразил сожаление о том, что его папа не успел решить проблему еврейского хамства в золотые сороковые годы. Тогда наше наглое желание жить выражалось не так выпукло, как теперь. А значит и дискутировать с нами было намного легче. В те времена наши европейские оппоненты просто ставили нас на краю рва или заводили в так называемые душевые, а потом командовали «огонь!» или пускали газ. И все дела. На столь действенные аргументы у нас не находилось возражений. Нет, прогрессивное человечество нас, конечно, жалело, но делало это, твердо зная, что вскоре жалеть будет уже некого. Видимо, это знание придавало чувству жалости эдакий благородный декадентский оттенок…

Это сейчас мы обнаглели до крайности – вот уже которое десятилетие упорно препятствуем законному желанию несчастного арабского народа вырезать нас под корень… Это ж надо! Какая черная неблагодарность!

Звонит телефон.

Понятно, что профессор Шмайстер возмущен до глубины души.

Серебряков. Профессор Шнайдер. Не Шмайстер – Шнайдер, известнейший гуманист. И прекратите…

Астров. Шнайдер, Шмайстер, Фоккер-Вульф… Какая разница? Нам ведь, евреям, все едино – что Хамас, что Мессершмидт – лишь бы с ног косило… Только знаете что, передайте вашим уважаемым Хорстам Весселям и прочим гуманистам вот такую вот выразительную фигуру речи (складывает кукиш и водит им перед носом у Серебрякова). Вот так вот. Накося, выкусите, хрен вам моржовый по самые уши!

Не вы нас в этот мир посадили, не вам нас отсюда вывести. Ферштейн?

Леночка(хлопает в ладоши). Класс!

Марина(выходит с телефонной трубкою в руке). Миша, это тебя.

Астров(с отчаянием). Ну может быть у человека выходной?.. (берет трубку) Да. Да. Что?.. Где?.. Состояние? Алло! Алло! Черт… (возвращает телефон Марине) Веню подстрелили. Тут рядом, за деревней. Я еду.

З а н а в е с

Действие четвертое

Терраса из первого действия. Яркий солнечный день.

Телегин и Марина сидят друг против друга и мотают шерсть.

Телегин. Давайте скорее, теть Марина, а то они уже вот-вот приедут. Сонька звонила, что выехали.

Марина(старается мотать быстрее). Немного осталось.

Телегин. Вы вот все вяжете, вяжете, как заведенная. А кто-нибудь потом эти носки носит?

Марина. А как же. Марочка носит, я ношу, Веня… (всхлипывает)…даже Сонечка носит – когда кавалеры не видят. Зимой вот, когда холодно.

Телегин. Зима прошла, теть Марина. Вон как припекает. Скоро опять хамсины пойдут, будь они неладны.

Марина. Эта прошла – новая придет.

Телегин. Круговорот носков в природе.

Пауза.

Пора бы им уже и приехать.

Марина. Да не ерзай ты, приедут. (вздыхает) А и в самом деле – пора. Уж сколько времени из больниц не вылезаем. Марочка совсем с ног сбилась. Когда Веню подстрелили-то?

Телегин. В конце ноября. Почти четыре месяца прошло.

Марина. Ага. Тогда профессор еще тут жил. Точно.

Телегин. Какой он профессор… Чучело он, а не профессор.

Марина. Это ты так про будущего тестя! (смеется) А и впрямь – чучело. Как это он тогда разбежался – мол, дом продать, а деньги поделить.

Телегин. Вот-вот. Только Сонька его быстро на место поставила.

Марина. У этой не забалуешь. Эх, жена тебе достанется, Илюша… всем бы мужикам такую – глядишь, и дурости бы на свете на осталось.

Телегин. Подумаешь… Такие как я тоже на дороге не валяются.

Марина(смеется). Это смотря – сколько выпьют.

Пауза.

Телегин(хмыкает). Профессор… Я тут недавно видел одного профессора по телевизору. Зачем, говорит, палестинцы в городах взрываются? Надо бы им только на поселенцах сосредоточиться. Тогда, мол, все израильские прогрессивные силы их с радостью поддержат. Типа, совет такой, ученый.

Марина. И зачем их, подлецов, по нашему телевизору показывают?

Телегин. Кого «их», тетя Марина?

Марина. Ну профессоров этих арабских. Что, у нас своих нету?

Телегин. Так это и был наш. Самый что ни на есть еврейский профессор из Тель Авива.

Марина. Да ну, не может быть… Это ты, наверное, что-то путаешь.

Телегин. Да вот ей-Богу!

Входят Астров и Леночка в длинной юбке.

Леночка. Не поминай имени Господа всуе, грешник! Шалом честной компании!

Астров(кланяется). Теть Марина… Илюша… (оглядывается) А где же виновник?

Телегин(Марине). Ну вот… Уже и Астровы тут… (Астрову) Понятия не имею, где они, Михаил Львович… По всем расчетам должны уже подъехать.

Астров. Пробки…

Телегин. Я чего боюсь – как бы Сонька на радостях в кювет не угодила. (встает) Теть Марина, давайте уже кончать с этой шерстью… (кладет шерсть на стул)

Марина(с досадой). Да что ж тебе неймется-то так? Уже почти и закончили…

Астров. Кончай дергаться, Илюха. Не для того Веня четыре операции пережил, чтобы в автокатастрофе коньки откинуть.

Леночка(садится на место Телегина, берет шерсть). На все воля Божья.

Телегин(отходит с Астровым в сторону). Чего это с ней?

Астров(вздыхает). И не говори. С тех пор как на курсы по гиюру пошла, только про Бога и слышу.

Телегин. Так она вас, небось, еще и с кашрутом мучает?

Астров. Мучает – не то слово… К холодильнику не подпускает – не суйся, говорит, своими некошерными лапами. Это еще что. Скоро песах – тут мне совсем, чувствую, кирдык настанет…

Телегин. Заставь дурака Богу молиться – он и лоб расшибет.

Астров. Э-э-э… ты, Илюха, того – говори, да не заговаривайся. Не такая уж она и дура. Во всяком случае, не дурее тебя будет. (отходят вглубь сцены)

Марина. Как вы поживаете, Леночка?

Леночка. Спасибо, теть Мариночка, слава Богу. Хожу вот на курсы. Интересно… жуть! Можно сказать, жить заново начала! Я ведь раньше такая дура была, такая дура… Вот говорят – заставь дурака Богу молиться – он и лоб расшибет. Прямо про меня сказано. Ну и пусть. Мне, может, и лоб-то расшибать радостно. Понимаете, одно дело – жить просто так, без царя в голове. Ну там, есть, ходить, спать ложиться… и все – как придется, не думая, как телка неразумная. И совсем другое дело – когда во всем этом смысл есть. Когда каждый твой шаг значение имеет… Мне сейчас так спокойно стало, так хорошо… Я и молиться уже умею. Хотите, покажу?

Марина(поспешно). Да что ты, Леночка, милая… я же в этом не понимаю. Не в коня корм. Помню, дед мой когда-то молился; коробочки эти накрутит, талит накинет и – ну качаться… А родители мои сразу окна зашторивают, дверь – на замок… боялись. Отец говорил – ты, мол, дед, своим мракобесием беду на нас наведешь. Он ведь член партии был. И мама тоже. (вздыхает) Вот ведь как… все перепуталось.

Леночка. Я хочу, чтобы все по правилам было. Чтоб у детей была бар-мицва и свадьба по всей форме. Чтобы все было как надо, как положено. Как у всех.

Марина. Дай тебе Бог счастья, девочка.

Леночка. Амен.

Телегин(прислушивается). Приехали! Ну наконец-то!

Входит Соня.

Соня. Илья, Михаил Львович, помогайте… там ступенька.

Телегин и Астров уходят.

Марина(складывает шерсть). Ну вот и приехали. Пойду-ка я чай поставлю. (уходит)

Соня(Леночке). Здравствуй, подруга дорогая! (целуются) Ну как оно, с доктором? (поет) «Мама, я доктора люблю; мама, за доктора пойду; доктор делает аборты…»

Леночка(отмахивается). Срамница ты Сонька. До чего циничная нынче молодежь пошла…

Соня. Ладно, ладно, не буду. Ты же у нас теперь святее рава Овадии. А знаешь, тебе даже идет. Ну, какова из меня сваха?! Открою-ка я, пожалуй, брачное агентство. Назовем его… (прищелкивает пальцами)

Леночка. …«Свет субботы».

Соня(смотрит на нее с сожалением). Совсем рехнулась… Назовем его… Вот! – «Днепропетровские лебедушки».

Леночка. Почему именно «днепропетровские»? Я, к примеру, с Череповца.

Соня. Но ты у нас и не лебедушка. (обнимает Леночку за плечи) Ты у нас орлица!

Входит Мария Борисовна.

Ну что?

Мария Борисовна. Да пока уложили. Пусть отдохнет немного. Устал ведь с дороги. Здравствуй, Леночка.

Леночка. Добрый день, Мария Борисовна. Ну как он?

Мария Борисовна. Счастлив, что, наконец, дома. Намыкался по больничкам.

Входят Астров и Телегин, потом – Марина с подносом, расставляет чашки, все постепенно рассаживаются вокруг стола.

Астров. Хорошее дело – весна в Самарии. И солнце, и дышать еще можно, даже в полдень.

Соня. Ага. И земля еще влажная. И зелень. То что надо.

Марина. Кто бы только придумал – что с этими зайцами делать. Весь виноград обожрали. Вчера видела – за оливку принялись. И ведь нахальные какие – ничего не боятся.

Телегин. А чего им бояться – они тут дома. Что самое странное – их даже собаки не гоняют. То ли боятся, то ли мирный договор у них.

Соня. Ага. Соглашение Осло… Что ты чушь мелешь – какой мирный договор? Кто тут договоры соблюдает, в этой местности?

Мария Борисовна(смеется). Тоже верно. А может, забор поставим? Жалко виноград-то, совсем без листьев остался.

Телегин. Не-е, забор не поможет. Это ж не зайцы, это ж просто помесь альпиниста с канатоходцем. Вон, у соседа, посмотрите – прямо великая еврейская стена… и что? Обожрали, как и нас.

Марина. Что ж делать-то?

Леночка(смеется). А ничего не делать. Жить как жили и все тут. С дождем вот вы живете. И с солнцем. И с небом. Приходит вам в голову с ними бороться? Нет ведь… Добавьте к этому списку еще и зайцев, вот и все.

Астров(Телегину). А ты говоришь – дура… К примеру, тебе такую умную вещь за всю жизнь не придумать.

Телегин. Где уж нам, неучам, супротив вас, ученых…

Пауза.

Астров. Кстати об ученых… (Соне) Как там твой батяня поживает?

Соня(неохотно). Поживает… что ему сделается…

Телегин. Он теперь в Брюсселе. При Европейском Союзе подъедается. Там ставка свободная открылась. «Борец за гуманизм» называется. Зарплата, машина, квартира… все дела. Мне Сонька в Интернете плоды его жизнедеятельности демонстрировала.

Астров. Ну и что? Ругает нас, небось?

Телегин. Ругает. А как же. У него ведь зарплата от этого в прямой зависимости.

Соня. Ты бы заткнулся, а?

Мария Борисовна. Софья! Как ты выражаешься?!

Соня. Извини, бабуля. Просто этот деятель иногда бестактен до неприличия.

Пауза.

Из дома доносится громкий неясный звук, похожий на мычание.

Это Веня! (убегает в дом)

Долгая пауза.

Наконец Соня вывозит Войницкого на инвалидной коляске.

Войницкий лучезарно улыбается.

Астров. Ну, здравствуй, друг дорогой.

Войницкий(продолжая улыбаться). Мм-мауум-х.

Астров. Как жизнь молодая?

Войницкий. Мм-ооу-мм.

Астров. Ну вот и хорошо. Надо бы отметить твое возвращение, как ты полагаешь?

Леночка. Миша, перестань.

Астров. Теть Мариночка, у вас водочки найдется по такому случаю?

Мария Борисовна(Астрову, вполголоса). Миша, что вы, ему нельзя.

Астров. Водки! Водки! (Войницкому) Венька, помогай, бабы водку зажимают…

Войницкий. Мм-уы! Мму-ы!

Марина. Да ладно, ладно, черт с вами, несу, несу… (уходит)

Астров(Войницкому). Ты видел? Хотели водку зажать! Да разве ж мы позволим?

Войницкий(восторженно мотает головой). Нн-ет! Ннн-ет!

Астров. Конечно, не позволим!

Входит Марина с бутылкой водки и тремя стаканами.

Марина. Вот вам ваша водка!

Астров. Илюха, разливай! Смотри, Венька, молодые – пока не скажешь, ни хрена не соображают. Всему учить надо.

Войницкий. Ммм-а!

Астров. Разливай! (Телегину, тихо) Налей ему воды, из чайника.

Телегин. Да как можно, ведь заметит…

Астров(перебивая, кричит). Наливай, молодой, мать твою!

Войницкий(смеется). Ммм-аай-айю!

Телегин наливает – Астрову и себе из бутылки, Войницкому – из чайника.

Астров. Лехаим, бояре! (выпивает)

Войницкий. Маа-им! (выпивает свою воду, морщится, занюхивает рукавом)

Астров. Закуси быстрее, Веня… Тетя Марина, ну дайте же ему что-нибудь…

Пауза. Леночка сидит, закрыв лицо руками.

Войницкий жизнерадостно жует поданное Мариной печенье.

Телегин мрачно разливает по-новой.

Ну – еще по разику. (выпивает вместе с Телегиным)

Пауза.

А чего ты все сидишь, Вениамин? Тебе походить не хочется?

Войницкий(интенсивно кивает). Му-у-у. Му-у-у. Да.

Астров. Ну тогда давай, походим. (подходит к Войницкому и поднимает его с кресла) Илюшенька, друг, сыграй-ка нам что-нибудь подходящее.

Телегин начинает наигрывать на гитаре «Прощание славянки».

Астров поднимает Войницкого и они медленно движутся вокруг сцены; Телегин идет за ними, наигрывая на гитаре.

Леночка. Это невозможно.

Мария Борисовна. Отчего же, милая? С ним ортопед так каждый день ходит. Он ведь теперь как маленький ребенок – все заново учит. И ходить, и говорить… Пусть, пусть. Миша – умница, знает, что делает.

Пауза.

Леночка. А я бы тоже выпила (разливает водку по чайным чашкам) Давайте, тетки. Дай нам Бог силы. (выпивают)

Астров. Ну что ты, елы-палы, ноги-то еле волочишь, мать твоя удивляется… Извините, Мария Борисовна.

Мария Борисовна. Ничего, Миша, продолжайте.

Войницкий. Мм-ау…

Астров. Хрен тебе в зубы «мао». Маоист нашелся. Ходи давай!

Войницкий. (смеется) Да. Да.

Продолжают ходить.

Соня(Леночке). А чего ты так распереживалась-то? Ты ж его в больнице навещала, видела все…

Леночка. Видела. Только одно дело – в больнице, где все такие… Я ж его тут помню, на этом балконе. Он мне тут спину кремом натирал.

Мария Борисовна(вздыхает). Сейчас еще ничего. А помните, как он в первые недели лежал – растение растением. Доктора говорили – не встанет.

Марина. Много они понимают, доктора твои. Вон он, смотри какой бравый… Еще немного и сам пойдет. А там и говорить научимся, и читать. Главное – работать надо. Работать. (собирает шерсть)

Мария Борисовна(встает). Устала я что-то. Пойду прилягу. (Леночке) Вы с Мишенькой еще тут побудете?

Леночка. Да нет, Мария Борисовна, пожалуй, сейчас и поедем. До свидания. Дай вам Бог здоровья.

Мария Борисовна. Ага. (Марине) Мариночка, пойдем, поможешь мне. (уходят)

Астров. Ну что, устал, боец? Давай отдохнем… (усаживает Войницкого в кресло) А ты молодец, Веня. Если будешь так же стараться, через месяц на палку перейдешь.

Леночка. Миша, нам, наверное, пора. Помнишь, у меня еще курсы вечером… (целует Войницкого в щеку) Держитесь, Вениамин Михайлович.

Войницкий. Ма-а-йа!

Астров и Леночка прощаются и уходят. На сцене остаются сидящая в задумчивости Соня, Телегин, тихонько наигрывающий на гитаре и Войницкий – в инвалидном кресле.

Потом Соня встает, подходит к Войницкому и вывозит его на авансцену, лицом к залу.

Соня. Что же делать, надо жить!

Пауза.

Ты, дядя Веня, будешь жить. Нужно только научиться жить заново, научиться этой новой, странной для тебя, чужой жизни. Но это не страшно, ведь ты не один, таких много; посмотри, как эти люди, там, внизу… Надо только сказать себе, что прежняя жизнь ушла, что ее как бы и не было, а если и была, то надо смотреть на нее с улыбкой, без сожаления. Ты, конечно, научишься, ты проживешь длинный, длинный ряд дней, долгих вечеров; будешь терпеливо сносить испытания, какие пошлет тебе судьба; а когда наступит твой час, ты просто уйдешь, и будешь знать, что вся эта бодяга стоила того, что ты страдал, что ты радовался, смеялся и плакал, что было горько временами, и тяжело, и больно, но ты не врал, и не подличал, и не сдавался… главное – не сдавался… И тогда Ленкин Бог, конечно, улыбнется тебе, и мы с тобою улыбнемся вместе с ним, мы оглянемся с улыбкой на теперешние наши несчастья – и отдохнем. Я так в это верю, дядя, так верю… (Становится перед ним на колени и кладет голову на его руки; утомленным голосом.) Мы отдохнем!

Телегин тихо играет на гитаре.

(Вытирает ему платком слезы). Бедный, бедный дядя Веня, ты плачешь… (Сквозь слезы.) Ты не знал в своей жизни радостей, но погоди, дядя Веня, погоди… Мы отдохнем… (Обнимает его.) Мы отдохнем!

Телегин тихо наигрывает. Проезжает патрульная машина.

Мы отдохнем!

З а н а в е с   м е д л е н н о   о п у с к а е т с я.

Copyright © 2002