Текст книги "Последний солдат СССР (СИ)"

Автор книги: Алекс Шу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

  – А чего это твой парень такой взбудораженный? Тебе, что уже и потанцевать ни с кем нельзя?

  – Да какой он мой? – возмущается Света, – Однокурсник, просто. Учимся с ним в одном техникуме. Витя парень неплохой, пару раз приглашал меня в кафе и кино, но я отказалась. Не мой типаж.

  – Грызешь гранит науки? – подкалываю девушку.

  – Да, а ты? – с вызовом смотрит на меня шатенка.

  – Куда же я денусь, – грустно вздыхаю, – В каком техникуме учишься?

  В глазах девушки мелькают лукавые искорки.

  – В кулинарном, – чуть помедлив, отвечает она.

  – О, так ты мудрая женщина, – мои губы расплываются в широкой улыбке, – знаешь, что путь к сердцу любого мужчины лежит через желудок.

  – Я просто готовить очень люблю, – простодушно признается моя партнерша.

  – А я обожаю вкусно кушать. Угостишь своими кулинарными шедеврами?

  – Ишь какой, угощать его еще. Губу закатай обратно гурман, – фыркает девчонка, – мне значит покупать продукты, стоять у плиты часами, чтобы ты брюхо себе набил?

  – Я же не такой бессовестный, – протестую я, – все продукты куплю самостоятельно. И не только. Готовить помогу. А твой скорбный труд будет оценен хорошим подарком.

  Песня заканчивается, и я отвожу девушку обратно к скамье. Чернявого и его друга уже нет.

  – Богатенький Буратино? – недоверчиво интересуется Света, – Ты вообще-то маловат для меня.

  – Что значит маловат? – театрально выпячиваю грудь, – я выше тебя на полголовы.

  – Не в этом смысле, – отмахивается девушка, – сколько тебе лет?

  – Шестнадцать.

  – Вот видишь, а мне восемнадцать, – назидательно говорит Света.

  – Совсем старушка, – скорбно качаю головой, – ну ничего, ты прекрасно сохранилась.

  – Дурак, – шатенка шутливо бьет меня ладошкой по предплечью.

  Через минуту она все-таки сдается, и говорит мне адрес своего общежития и номер комнаты, в которой проживает. Вежливо раскланиваюсь со Светой, и обещаю забежать к ней на днях с продуктами.

  Возвращаюсь к ребятам. Они уже сидят на противоположной скамье.

  – Ну что закадрил девку? – усмехается Мальцев.

  – А то, – с вызовом говорю я, – крепость казалась неприступной, но после короткого штурма пала сраженная моим неотразимым обаянием.

  Парни ржут. Потапенко показывает мне большой палец.

  Подсаживаюсь к ним. Ребята болтают о своем, а я рассматриваю людей на танцплощадке. Мой взгляд цепляется за знакомые лица. Надвинутые на глаза кепочки, руки в карманах, походка в развалочку. Ба, какие люди и без охраны. Но главное, среди знакомых лиц шпаны я вижу стукача старшего лейтенанта Омельченко. Замечательно. Вот с ним мне и нужно побеседовать.

  Звуки следующей песни заставляют меня замереть на скамейке.

  'Заповедный напев, заповедная даль

  Свет хрустальной зари, свет, над миром встающий

  Мне понятна твоя вековая печаль

  Беловежская пуща, Беловежская пуща'

  Пронзительный голос Валерия Дейнеко пробирает до глубины души. Он завораживает, будоражит сердце и наполняет светлой печалью. Для меня знающего, какую роль сыграла Беловежская пуща в распаде СССР, эта песня звучит трагическим реквиемом по великой стране.

  'У высоких берез свое сердце согрев

  Унесу я с собой, в утешенье живущим

  Твой заветный напев, чудотворный напев

  Беловежская пуща, Беловежская пуща'.

  Вспоминаю убитую в Белом Доме девушку, её широко раскрытые застывшие глаза и русые локоны, слипшиеся от крови. Глаза против воли наполняются слезами. В горле застывает громадный ком, мешающий дышать. Сердце учащенно стучит, стараясь вырваться из груди, сдавливаемой каменным обручем. Крепко стискиваю зубы. Секундная слабость проходит.

  – Лех, ты чего? – ощущаю толчок локтем в бок. На меня обеспокоенно смотрит Мальцев, заметивший мое состояние.

  – Все нормально, – мой голос похож на воронье карканье.

  – Точно? – Серега недоверчиво хмыкает.

  – Да.

  – Ну смотри, если что, всегда поможем, – басит здоровяк – ты в нашей команде.

  Ребята согласно кивают.

  – Спасибо парни, – от такой искренней поддержки мне становится легче. Громадная тяжесть, бетонным блоком придавившая трепыхающееся сердце, исчезает.

  Танцы продолжаются. Песни идут одна за другой. Молодежь пляшет и танцует обнявшись под Лещенко, Кобзона и Анну Герман. Наблюдаю за сявками. Они дрыгаются, пристают к девчонкам, задирают парней. Типичные персонажи для передачи 'В мире животных'.

  Замечаю, что стукачок, отделившись от кучки шпаны, передвигается к выходу, обходя танцующих.

  – Ребят я сейчас приду, – предупреждаю Потапенко и Миркина. Волобуев и Мальцев уже танцуют в круге, и оживленно болтают со смеющимися девчонками.

  Выбираюсь из толпы на входе. Осматриваюсь. Стайки молодежи дымят сигаретами, пьют пиво и весело общаются. Стукача нигде не видно. Черт! Похоже, я упустил урода. Обхожу компании, внимательно рассматриваю лица и прилегающую территорию. В отдалении, среди деревьев парка, замечаю знакомую фигуру.

  Стараясь не шуметь, подхожу к гопнику. Он мочится, став у дерева. Дожидаюсь, пока урод закончит. Когда сявка начинает застегивать ширинку, отпускаю ему смачный пинок по заднице. Отморозок падает прямо на помеченное им же дерево.

  – Мля сука, на лоскуты порву, – гопник вскакивает и разворачивается ко мне. Злобное выражение на его лице сменяется оторопью.

  – Привет Комок, – я недобро ухмыляюсь, – кого ты обещал порвать, стукачок ментовский?

  Сявка вздрагивает, в его глазах появляется страх.

  – Какой стукачок? Ты о чем? – неуверенно бормочет он.

  – Да все о том же, – смотрю бешеным взглядом прямо в зрачки Комка, – ты зачем сука такая, брякнул Омельченко, что я Быка и Трофима поломал?

  – Я ничего не говорил, – отморозок отводит глаза.

  – Ты будешь мне тут ваньку валять? – усиливаю напор, – может тебя гниду твоим же дружкам и заложить? На прошлой неделе ты встречался со старшим лейтенантом Омельченко на Сталинградской, недалеко от гастронома. Там ты вдул в уши оперу то, что тебе по секрету сказал Трофим.

  Комок изумленно отшатывается от меня. Чтобы не потерять равновесие он хватается рукой за ветку дерева.

  – Откуда...– кадык гопника судорожно дергается, в зрачках плескается животный страх, – откуда, ты знаешь?

  – Это неважно, – я спокоен и собран, – главное, что я могу это доказать. У Омельченко имеется твое согласие 'на добровольное сотрудничество' в письменном виде. Ты это помнишь?

  Комок молчит. На его лице отражается смесь животного ужаса и ненависти. Только глаза сявки лихорадочно бегают по сторонам.

  – В делах оперативного учета твои доносы тоже фиксируются и ты там как источник информации фигурируешь, по которому проводят мероприятия ОРД – морально добиваю урода, – например, твоим дружкам будет интересно узнать, кто слил Пулю и Клима. Они сейчас нехилый срок за разбой мотают. Ты представляешь, что с тобой сделают, если это все раскроется?

  – Представляю, – выдавливает Комок, – чего ты хочешь?

  – Вот это уже другой разговор, – усмехаюсь, – продуктивный. Теперь будешь работать на меня. Прежде всего, я хочу вовремя узнать, если Бык, Трофим и их кореша пожелают мне отомстить. Далее, аккуратно, вливай Омельченко в уши, что, скорее всего Трофим набрехал. Трепанул хрень всякую, чтобы ты отвязался. Но повторяю, делать это все будешь красиво, и под моим полным контролем. Может придется товарищу старшему лейтенанту пару сюрпризов организовать, чтобы его служебное рвение пригасить немного.

  – Но...– Комок замолкает, собираясь с духом.

  – Понимаю, – сочувственно смотрю на морального урода, – боишься, что опер тебе не простит? Не переживай, все сделаем ювелирно.

  Хорошо, – сявка едва шевелит пересохшими губами.

  – Ну вот и отлично, – дружелюбно смотрю на своего 'подопечного', – телефон домашний есть?

  Комок обреченно кивает.

  – Говори.

  Запоминаю продиктованные цифры, и обговариваю способы связи

  – Да и чтобы у тебя не было дурных мыслей, – наставительно поднимаю палец, – я, как ты, наверно, уже догадался, не один. Если со мной что-то случиться, то на следующий день, все будут знать о твоей работе на мусоров. Понял?

  – Да, – выдыхает шакаленок.

  – Все, можешь идти. Больше вопросов у меня к тебе нет.

  Комок вздыхает с облегчением, и срывается 'с низкого старта', торопясь убежать подальше от этого места.

  Возвращаюсь на танцплощадку. Миркин покачивается в объятьях рыженькой малышки с живым личиком, Мальцев балдеет, прижимая к себе пышку с толстой русой косой и внушительным бюстом. Вова Потапенко уже сидит рядом со стройной брюнеткой и что-то увлеченно рассказывает ей, махая руками.

  На нашем месте лениво развалился, раскинув руки в стороны, Волобуев.

  Толкаю его в бок. Он нехотя поворачивается ко мне.

  – Лех, чего сидишь? Вон, ребята себе уже пары нашли, а ты отдыхаешь. Никто не нравится?

  – А ко мне завтра невеста приезжает. Нужно силы и энергию сохранить, – улыбается тезка, – потанцевать, составить вам компанию я с удовольствием. А большего мне сегодня не надо.

  – Понятно, блюдешь верность будущей жене, – я язвительно усмехаюсь.

  – Ага, – Леша не обращает внимание на сарказм, продолжая рассматривать танцующих приятелей.

  Неожиданно ощущаю на себе чей-то взгляд. Поворачиваюсь. С противоположной скамьи на меня пялится девушка-колобок. Белый от пудры овал лица, в сочетании с хомячьими щеками, склеенными черной густой тушью ресницами и кроваво-красными намазанными губами выглядит страшновато. Юбка выше колен, обнажает похожие на куриные окорочка, толстые короткие ноги в колготках, небольшая обтягивающая курточка, еле сдерживает рвущиеся наружу телеса.

  С трудом узнаю в этом кошмарном чудище Дашу Одинцову. Рядом с ней, стоит Аня в привычном сером пальто. У неё в отличие от подруги все нормально. Никакой косметики. Николаенко, увидев мой взгляд, сразу же гордо отворачивается.

  Даша улыбается мне. Мля, лучше бы она этого не делала. Если повторит, перепрыгну через скамейку и растворюсь в темноте с дикими криками. Думаю как в одном известном фильме, минуты за три добегу до канадской границы.

  Беру себя в руки, и машу Одинцовой рукой. Все-таки девушка не виновата, что у неё полностью отсутствует вкус. Дашка радостно трясет ладошкой в ответ. Аня, задрав носик, смотрит в сторону.

  Звучат первые аккорды новой песни. Решительно встаю, и шагаю к одноклассницам.

  – Ань, можно тебя пригласить? – протягиваю руку Николаенко. Улыбка на Дашином лице гаснет. Теперь отворачивается она, надув губки. Напудренная, напомаженная и обиженная Одинцова выглядит так забавно, что я с трудом сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться.

  Аня вкладывает свою ладошку в мою пятерню и встает. Теплый прочувствованный голос Лосева обволакивает нас незримой пеленой, закрывая от других танцующих.

  'Песни у людей разные,

  А моя одна на века.

  Звездочка моя ясная,

  Как ты от меня далека.

  Поздно мы с тобой поняли,

  Что вдвоём вдвойне веселей

  Даже проплывать по небу,

  А не то, что жить на земле'.

  В зеленых глазищах Ани светятся отблески вечерних фонарей. Аккуратно держу её ладошку, чувствуя подушечками пальцев мягкий бархат девичьей кожи. Моя рука нежно обнимает осиную талию одноклассницы. Я ощущаю упругое молодое тело, идущий от него еле уловимый запах весенней свежести и парного молока. Песня продолжает навевать легкую грусть, создавая романтическое настроение.

  'Облако тебя трогает,

  Хочет от меня закрыть.

  Чистая моя, строгая,

  Как же я хочу рядом быть.

  Поздно мы с тобой поняли,

  Что вдвоём вдвойне веселей

  Даже проплывать по небу,

  А не то, что жить на земле'.

  – Ань, тебе никто не говорил, что ты прекрасна, как утренняя роса на лепестках распустившейся розы? – шепчу я своей партнерше.

  Девушка опускает взгляд вниз. Её маленькие ушки горят огнем. Первую секунду вижу на лице Николаенко растерянность. Одноклассница пытается нахмуриться, но получается не очень.

  Мне забавно за этим наблюдать. Не могу удержаться и прыскаю, выпуская на волю давно рвущуюся смешинку.

  Аня с негодованием смотрит на меня, открывает рот, желая сказать что-то злобное, но уголки губ против воли хозяйки, начинают расползаться в улыбке, демонстрируя жемчужинки ровных белоснежных зубок.

  Девушка прыскает в ответ. В глазах Николаенко пляшут веселые чертики.

  – Какой галантный кавалер, – с еле уловимой иронией замечает зеленоглазка, – учишься разбивать женские сердца?

  – Что ты, – протестую я, – это просто крик моей исстрадавшейся души, очарованной твоей неземной красотой.

  Все-таки женщины очень чуткие существа. Нотки сарказма в моем ответе Николаенко улавливает моментально.

  – Издеваешься? – изумрудная зелень Аниных глаз темнеет от негодования.

  – Ни в коем случае, – я абсолютно искренен, – просто наслаждаюсь танцем с симпатичной девушкой. А на подколки отвечаю в таком же духе.

  Девчонка, прищурившись, смотрит на меня. Спокойно выдерживаю испытывающий взгляд одноклассницы.

  – Все-таки я была права, – серьезное лицо девушки усиливает эффект произнесенных слов – ты стал абсолютно другим, не похожим на прежнего Шелестова.

  – Просто повзрослел за лето, – мои глаза светятся неподдельной честностью, – смирись с этим. Мы все растем, становимся старше и умнеем.

  – Ты не просто вырос, – задумчиво замечает зеленоглазка, – у меня возникает ощущение, что я танцую не с ровесником, а с взрослым мужчиной.

  – Ладно, открою тебе страшную тайну, – дурачась, наклоняюсь к маленькому ушку, – я шпион из Альфа Центавры. Мы прилетели на летающей тарелке и похитили настоящего Шелестова. Сейчас над ним проводят опыты, пока я внедряюсь в общество землян.

  – Умнее ничего не мог придумать? – девушка насмешливо смотрит на меня.

  – А чем этот вариант не устраивает? – пожимаю плечами – Тебя же смущают произошедшие во мне изменения, а в мое взросление ты не веришь.

  Музыка заканчивается, я отвожу девчонку обратно. Дашка сидит в отдалении, надув губы, и смотря в сторону.

  – Спасибо за танец Ань, – благодарю одноклассницу, и разворачиваюсь, собираясь идти обратно к парням.

  – Леша, – окликает меня Николаенко.

  Поворачиваюсь к ней с вопросительным выражением лица.

  – Присядь, пожалуйста, хочу у тебя кое-что спросить, – девушка серьезно смотрит на меня.

  Устраиваюсь на скамейке рядом с ней.

  – Леш, помнишь, ты подходил ко мне и говорил, что Быков меня доставать больше не будет? – Анины зеленые глазищи пронизывают меня насквозь.

  – Помню, – лаконично отвечаю, и с интересом жду продолжения.

  – Я потом узнала, что он и Трофимов попали в больницу. Их кто-то хорошо избил. Твоя работа? – одноклассница продолжает буравить меня взглядом.

  Рассказывать ей правду я не собираюсь. По крайней мере, на данном этапе.

  – Да с чего ты взяла? – я демонстрирую бурное возмущение, – Как бы я с ними справился?

   – Шелестов, скажи мне правду, – голос девушки холодеет на несколько градусов.

   Молча гляжу на неё. Одноклассница замерла в ожидании. Почему-то мне не хочется ей врать.

   – Давай прекратим этот разговор, – отворачиваюсь, и разглядываю танцующие парочки, – мне нечего добавить.

   – Понятно, – в голосе Ани слышатся презрительные нотки, – значит, ты такой же, как и они. Все вопросы думаешь кулаками решать?

   Этой хрупкой девочке удается меня сильно задеть. Резко поворачиваюсь к ней.

   – Почему? – требовательно смотрю на Николаенко.

   – Что почему? – девушка не понимает моего вопроса.

   – Почему ты ставишь меня в один ряд с этими ублюдками? – спокойно осведомляюсь я.

   Аня хочет что-то ответить. Останавливаю её движением руки.

   – Я отнимал деньги у детей? Избивал всех, кто мне не понравится? Хамил старшим, распивал спиртное, крыл матом, болел блатной романтикой? – усиливаю напор, – Грабил и воровал? Постоянно попадал в детскую комнату милиции? Вел себя как эти одноклеточные?

   Девушка молчит.

   – Какими поступками я заслужил сравнение с этой мразью? – мрачно смотрю на зеленоглазку, – Ты меня сейчас очень сильно оскорбила.

   Тишина. Одноклассница, не выдержав моего обвиняющего взгляда, смущенно отводит глаза в сторону.

   – Зря ты так, – каждое слово впечатывается в вечернюю мглу, возводя невидимую преграду между нами, – ну, что же, теперь я буду знать, как ты ко мне относишься. Всего тебе доброго Ань. Я, пожалуй, пойду.

   Весь мой вид буквально вопиет о незаслуженной обиде. Музыка на некоторое время стихает. Медленно поворачиваюсь и, опустив голову, бреду к парням. Интересно, когда она меня окликнет?

   – Леша, подожди.

   Приходится вернуться. В зеленых глазах сверкает прозрачная влага. Руки девушки нервно теребят полы пальто. Чувствую укол совести. Взрослый мужик виртуозно играет на чувствах школьницы. И пофиг, что я нахожусь в теле её ровесника. Все равно возникает ощущение, что обманываю чистого и неискушенного во взрослых играх женщин и мужчин ребенка.

   – Извини меня, пожалуйста, – тихо произносит она, – я была не права.

  – Все нормально, – я осторожно присаживаюсь на краешек скамьи возле Ани, – но, пожалуйста, больше не разбрасывайся такими словами.

  – Не буду, – девчонка виновато опускает голову.

  – Вот и хорошо, – успокаивающе произношу я, – проехали. Хочешь анекдот?

  – Давай.

  – Мам, почему на первое сентября все девочки нарядные, – копирую детский писклявый голосок, – в белых передничках, с большими красивыми бантами, косичками, яркими лентами, а я как дура в строгом костюме и волосами, собранными в пучок? Тамарочка, но ты же директор школы!

  Негромкий переливчатый смех Ани разрезает тишину мелодичным звоном маленьких колокольчиков.

  * * * *

  18 сентября 1978-ого года. 14.55. Понедельник.

  – Ну хорошо, – Нелли Робертовна испытующе смотрит на меня, – будем считать, что вы меня убедили. Попробуйте. Вреда от этого точно не будет, а польза огромная. Школьники должны знать, какой ценой нам досталась победа, а лучше ветеранов об этом никто не расскажет. Тем более что Шелестов и Залесский предлагают очень оригинально все оформить. Уверена, детям будет интересно. Думаю, такую инициативу можно и даже нужно поддержать.

  – Нина Алексеевна, – директор разворачивается к своему заместителю, – давайте все устроим в актовом зале. Скажем, в следующий четверг. Вместо пятого урока. Пригласим девятые и десятые классы. Ребята взрослые, сознательные. Думаю, им будет интересно.

  – Хорошо, – завуч как всегда невозмутима, – все организуем.

  – А вы Ольга Александровна, как следует, проработайте план мероприятия с Шелестовым, Залесским и Богдановым, – обращается директор к классной, – потом обязательно ознакомите меня с тем, что у вас получилось.

  – Конечно, – классная отвечает с еле заметной запинкой, чувствуется, что она немного волнуется, – посидим, все обдумаем, а через недельку к понедельнику все подготовим. Правда, ребята?

  'Ребята' подтверждают свое согласие утвердительными восклицаниями.

  – Спасибо Нелли Робертовна, – радостно влезает Залесский, – мы вас не подведем.

  Комсорг школы солидно кивает, поддерживая мнение своего 'младшего' коллеги.

  Мысленно перевожу дух. Я минут сорок распинался перед директором и завучем, стараясь как можно привлекательнее преподнести им свою задумку. Пытался быть очень убедительным и заразить их своими идеями. Похоже, мне это удалось.

  Подробно ответил на все каверзные вопросы, рассказал, почему это нужное и необходимое для школы мероприятие, упирая на необходимость патриотического воспитания молодежи и сохранения памяти о Великой Отечественной Войне. Такие инициативы сегодня поощряются. Так что мои слова упали на благодатную почву. Поддержка комсоргов, желающих 'засветиться' в такой акции, и получить одобрение 'старших товарищей' тоже сыграла свою роль.

  – Хорошо, – директор по-прежнему смотрит на меня, – Ольга Александровна жду от вас окончательный план мероприятия к утру следующего вторника. Вопросов больше нет? Все свободны.

  Вежливо пропускаем вперед завуча и классного руководители, выходим за ними с коридор.

  – Давай Шелестов подумай еще сегодня хорошо над этим, завтра увидимся, переговорим, перед встречей с Ольгой Александровной, поделишься своими мыслями, и мы, глядишь, тоже кое-что подскажем, – в голосе Богданова звучат командирские нотки.

  – Договорились, – я прощаюсь с комсоргами и иду в раздевалку. Народ уже разбежался по домам, только в вестибюле мелькают несколько скачущих фигурок малышни оставшейся на продленку.

  Через минуту уже выхожу на улицу. Массивная дверь с глухим стуком захлопывается за моей спиной. Осенний ветерок игриво бьет в лицо, теребит воротник куртки, дергает за брюки, заставляя их колыхаться. Сухие желтоватые листья подлетают вверх, а через мгновение, кружась в мутном сером воздухе, оседают на землю. Хмурые темные тучи нагло захватили небосвод, грозясь обрушить на грешную землю тяжелый град капель.

  Перспектива попасть под ливень совсем не радует, поэтому я ускоряю шаг, и, выйдя за школьные ворота, энергично шагаю по тротуару.

  Вчера мы еще немного посидели и поговорили с Аней на танцплощадке. Она, надо сказать, произвела на меня впечатление. Живой ум в сочетании с редкой природной привлекательностью, искренностью и каплей вредности, смешанной со здоровым сарказмом – невероятный 'зажигающий' коктейль. Причем в девчонке пока не видно даже зачатков стервозности, характерной для таких красавиц.

  Нравится мне зеленоглазка безумно, но ни на минуту не забываю, что ей еще только шестнадцать лет. Мы немного посидели на скамейке, затем я попрощался с Волобуевым, парней увлеченно общающихся с девушками, беспокоить не стал, попросил только Леху передать, что я пошел провожать одноклассниц, и на танцплощадку сегодня уже не вернусь.

  Аня и Даша жили в соседних домах, недалеко от меня, поэтому особых неудобств не возникло. Мы шли обратно, по залитой светом вечерних фонарей мостовой. Изящные, тонкие пальцы девушки крепко сжимали мою ладонь. Рядом семенила на своих коротких ножках надутая Одинцова. Её нахмуренный вид немного портил мне настроение. При Даше мы особо не разговаривали, перекидываясь короткими фразами.

  Проводил девушек, нагло чмокнул Николаенко в щечку на глазах оцепеневшей толстушки. Попрощался с покрасневшей от смущения Аней, кинул короткое 'пока' Одинцовой, и направился домой.

  Дома меня порадовал отец. Он сообщил мне, что уже поговорил с секретарем райкома и своим начальством. Они поддержат создание военно-патриотического клуба. Поскольку уже было поздно, папа пообещал рассказать все подробности на следующий день после работы.

  Лежа в кровати, и корректируя свои дальнейшие планы, я отметил еще одну важную для себя вещь. Мой дар развивается. 'Озарения' происходят чаще, события прошлого и будущего видятся гораздо четче. Иногда достаточно просто взглянуть на человека и уже видно всю его подноготную.

  Вчера, отдыхая после танцев, заметил еще один нюанс. Иногда, когда моделирую ситуации или думаю, как мне действовать, нужные знания всплывают из глубин мозга, подсказывая необходимое решение. В последние дни мне снятся яркие сны о том, что будет происходить, если распад СССР не удастся остановить. В голове перемежающими кадрами мелькают мертвенные морщинистые лица умерших от голода пенсионеров, окровавленные ошметки тел восемнадцатилетних солдат-мальчишек в центре Грозного, траурные таблички с детьми Беслана.

  Иногда во снах, я вижу черную тень будущих бедствий и страданий нависшую над советскими людьми. В голове горят ярким огнем цифры, факты и трагические события, которые готовит нам будущее. Просыпаясь, я помню свои сновидения до мельчайших подробностей.

  Благодаря снам и развивающимся новым возможностям, сегодня мне уже известно о реальных настроениях общества, заговоре, зреющем в верхушке КПСС, теневой экономике и многом другом.

  До сих пор не понимаю, чем или кому я обязан этим даром, и как эти громадный массив информации сохраняется в памяти. Где-то в глубине подсознания шевелится опасливая мысль, что когда-то мозг не выдержит такие нагрузки, и я просто сойду с ума. Но пока никаких проблем не замечаю. Наоборот, вместе с перемещением в школьника, ко мне вернулась невероятная яркость ощущений, юношеская энергия, бьющая через край, эластичность связок и все возможности молодого растущего тела. Я могу высоко прыгать, далеко бегать, быстро восстанавливаюсь от нагрузок, не ощущаю проблем с суставами и ноющих на погоду старых боевых ран.

  ПРОДОЛЖЕНИЕ от 02.12.2017

  В раздумьях путь от школы до дома пролетает незаметно. Быстро обедаю, разогретыми макаронами с сосиской, около часа времени корплю над уроками. Как же мне надоела эта школа. В первые дни после 'перемещения', была волна эйфории от внезапно возвращенной молодости, и радость от встречи с молодыми родителями, одноклассниками и любимыми учителями. К сожалению, к хорошему быстро привыкаешь. Сейчас учеба в школе и общение с подростками уже немного раздражают. Просто вырос я давно из коротких штанишек. Снова попал в молодое дело, а разум и сознание остались прежними, как у тридцатилетнего мужика.

  Неожиданно приходит мысль, что нужно посетить Шаховского. Все-таки я пришел к нему, уговорил выступить и пропал на несколько дней. А он, наверно, ждет, когда я проясню ситуацию.

  Через десяток минут снова стою перед знакомой дверью, оббитой черным дермантином. Мой палец привычно давит на кнопку круглого звонка. Мелодичная трель оповещает хозяина о гостях. Через минуту дверь открывается. Шаховский в домашней серой рубашке и темно-синих тренировочных штанах близоруко сощуриваясь, смотрит на меня. Вопросительное выражение в его глазах сменяется теплой улыбкой узнавания.

  – Алексей? Здравствуйте, здравствуйте. А я все думал, куда вы пропали? – каждая черточка лица ветерана светится лукавой добротой, – Может уже передумали приглашать старика?

  – Здравствуйте Леонид Романович, – бодро откликаюсь на приветствие, – Ну какой же вы старик? Зрелый мужчина в самом расцвете сил.

  – Алеша не подхалимничайте, – Шахновский шутливо грозит мне пальцем, – Я все знаю про свой возраст. Проходите, раздевайтесь, чай будете?

  – Спасибо, обязательно буду, – мне немного стыдно, второй раз прихожу к старику и с пустыми руками.

  Мы снова сидим на уютной маленькой кухне Леонида Романовича. Опять кипятится вода в чайнике. Радушный хозяин поставил на стол блюдце с горкой пористого желтого печенья. На другой тарелочке россыпью примостились знаменитые конфеты 'Мишка на Севере' в синих бумажных фантиках. Опять чувствую себя неловко, и мысленно обещаю в следующий визит, купить торт или другую сладость к чаю.

  После ответов на пару вопросов об учебе в школе и оценках, решительно перехожу к делу.

  – Леонид Романович, помните, я вас просил выступить перед классом и рассказать о войне?

  Шахновский кивает, внимательно смотря на меня.

  – У меня уже почти все готово. Я привлек комсоргов класса и школы, и мы вместе поговорили с классным руководителем и директором. Они поддержали наше предложение. Более того, нам предоставят актовый зал и в нем будет сидеть не только мой класс, но и ребята из 10-ого Б, и девятиклассники. Но я хочу сделать все не так как обычно. Моя задача, зажечь их души и сердца, заставить мысленно перенестись в это героическое время, и ощутить с каким страшным врагом пришлось столкнуться Советской армии.

  – И как вы планируете это сделать? – в глазах Шаховского горит огонек интереса.

  Рассказываю ему свой замысел подробно. Ветеран задумчиво трет ладонью лоб.

  – Очень необычно и оригинально, – помолчав, замечает Леонид Романович, – но знаете Алексей, это может сработать. Вы в очередной раз меня поражаете. Интересно, как вы до этого додумались?

  – Не знаю, – пожимаю плечами, – как-то само получилось. Много читал, размышлял и вот решил сделать так.

  – Хорошо, – ветеран встает, поворачивается ко мне спиной, снимает чайник с огня, разливает исходящую паром жидкость по чашкам, – только заранее предупредите, когда я вам понадоблюсь.

  – Мероприятие назначено на четверг. Я к вам зайду в среду, примерно часа в три-четыре, и мы обсудим все детали.

  – Хорошо, я буду вас ждать, – согласно кивает Леонид Романович.

  Не торопясь, смакую ароматный чай. Шаховский придвигает ко мне тарелочки с печеньем и конфетами.

  – Берите сладкое Алексей, не стесняйтесь, – ветеран с легкой улыбкой смотрит на меня.

  – Спасибо, – я хватаю кончиками пальцев хвостик конфеты, и развертываю шелестящую обертку. Через секунду маленькая вафелька в шоколадной глазури аппетитно хрустит у меня в зубах. Давно забытый вкус детства вызывает гастрономический экстаз. Я на секунду даже прикрываю глаза, чувствуя, как шоколадная глазурь медленно тает во рту.

  – Как там дед поживает? – неожиданно интересуется Леонид Романович.

  – Нормально. Крепит оборонную мощь страны, – отшучиваюсь я, – Хочу к нему в Москву на каникулы съездить. С родителями говорил, они не против.

  – Привет от меня передавайте. Не забудете?

  – Обязательно, – киваю я, – можете не беспокоиться.

  От Шаховского я возвращаюсь в приподнятом настроении. Не знаю почему, но Леонид Романович всегда на меня положительно действует. Война, прошедшая по его жизни кровавой косой, не убила в Шаховском человечности. Чувствуется в нем какая-то мягкость и искренняя доброта, сочетающаяся со стальным внутренним стержнем.

  Смотрю на белеющий циферблат часов в моей комнате. Надо идти на тренировку.

  В зал к Семеновичу я прихожу первым. Тренировка у самбистов в полном разгаре. Крики, броски, хлопки тяжелых тел на ковер, резкий запах пота бьет в нос.

  Зорин кивает мне, не прекращая занятие. Он ходит между парами борцов, раздает советы, поправляет захваты, показывает все нюансы приемов.

  В раздевалке никого. Неторопливо переодеваюсь в кимоно, и выхожу в зал. Слышится командный голос Семеновича. Мужики уже ломают друг друга в стойке, хватая за отвороты и рукава борцовок.

  – Петровский, ты опять как сонная муха ползаешь. Чего такой вялый, жена ночью спать не давала? Рыков, ну кто же так бросает? Дави на него, пусть сопротивляется, а потом подсаживайся и рви его на себя, – раздает указания сэнсей.

  Зорин на секунду отрывается от возящихся друг с другом пар борцов и переводит взгляд на меня.

  – Разминайся, – коротко командует он.

  Начинаю делать круговые махи руками, растягиваться и прыгать. Пока разогреваю связки и суставы, тренировка заканчивается, Семенович отпускает самбистов переодеваться.

  – Шелестов иди сюда, – наставник машет мне рукой.

  – Здравствуйте Игорь Семенович, – жизнерадостно приветствую тренера.

  – Наматывай бинты и надевай перчатки. Пока остальные не пришли, поработаем на лапах, – командует Зорин.

  – Хорошо. Но я хотел с вами поговорить о военно-патриотическом клубе. Есть новости...