355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алекс Шталь » Ваше дело » Текст книги (страница 5)
Ваше дело
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 17:58

Текст книги "Ваше дело"


Автор книги: Алекс Шталь



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

4

Освободившись от всех дел, которые ему, как дежурному по роте, надо было сделать, Андрей уединился в канцелярии. Посмотрев на себя в зеркало, он представил, как будет выглядеть на фотографии, которую собрался послать вместе с письмом сестре.

Новые сержантские лычки резко выделялись на слегка отбеленной в хлорке форме.

– Продвигаемся по служебной лестнице? – спросил он у своего отражения. – Так точно! – ответил сам себе. – На дембель сержантом, это вам не хухры-мухры!

Удобно устроившись за столом командира роты, он принялся за письмо.

«Мила, Солнце моё! Ещё каких-то два месяца, и мы снова будем вместе!

Смотри-ка, уже пролетели два года! А помнишь, мы с тобой даже представить боялись – такой ужасный срок! Когда на проводах ты плакала, я думал, что вот сейчас всем всё про нас станет ясно. Боже, как я тогда перепугался!

Представляю, какая ты стала! Мужики на улице, наверное, шеи себе сворачивают, когда ты проходишь мимо. Тяжело тебе, наверное, как и всякой красивой девушке. Моральных уродов – игнорируй! Мир, к сожалению, не без них».

Андрей задумался, вспоминая свои необычные отношения с младшей сестрой.

Надо же, разница у нас всего два года, а насколько старше она мне кажется! Умница она у меня! Господи, неужели счастье – это так просто?!

Секрет мира и благополучия, оказывается, лежал на самом видном месте, а человечество искало его, аж, за тридевять земель. Люди убивали друг друга, стирали с лица Земли целые города, и всему этому никто не находил причин. Вернее, причины выдумывались самые, что называется, «веские». Экономические, политические, религиозные, да какие угодно! Чтобы оправдать своё зверское поведение, человечество шло на всё. И только мы узнали, что для счастья необходимо только одно условие – жить не умом, а сердцем. Только сердце может сказать тебе – кто твой самый близкий человек. Достаточно было прислушаться к своему сердцу, перестать лгать себе и счастье становилось такой же нормой жизни, как царившие в мире войны, эксплуатация человека человеком и погоня за чувством удовлетворённости. Умом этого не понять! Ум изворотлив, как змея, пытающаяся укусить себя за хвост. Ум – практичен, безжалостен и… глуп, как ни странно. Живущие умом находятся в состоянии постоянной неудовлетворённости. Они крадут друг у друга то, что те украли у кого-то ещё. Сколько им ни дай, им всё равно будет мало!

«Мила, – продолжал Андрей, – любовь моя! Когда я думаю о нас с тобой, когда вспоминаю всё, что у нас с тобой было, мне с трудом верится, что где-то могут быть люди, счастливее нас. Не могу представить, как живут люди, в отношения которых влезла ревность, зависть, какие-то понятия о какой-то неверности! Господи, какая чушь! Они ещё и деньги умудряются сюда приплести! Как?! Зачем?! Как, спрашиваю я себя, они умудряются смешивать два таких понятия, как любовь и деньги?!

За два года службы я наслушался таких откровений, что теперь только твои объятия смогут избавить меня от тяжёлых мыслей, поселившихся в моей голове. Только чистота наших с тобой отношений способна навести порядок в моей душе. Как хорошо, что вся грязь этого мира не коснётся нас с тобой! Пусть этот безумный мир живёт сам по себе. Нам-то какое до него дело? Ты – моя религия! Ты – моё богатство! Ты – та единственная, кого я по-настоящему люблю»!

Андрей собирался уже закончить письмо, когда услышал слева от себя, за стеной, пьяный смех.

Что за чертовщина? Кто может в такое время веселиться в каптёрке?

Вот, снова раздался смех. Теперь ещё и голоса.

Ёлки-палки, там же пьёт кто-то! Если это сразу не пресечь, потом неприятностей не оберёшься. А за два месяца до увольнения в запас неприятности любого рода не нужны.

Аккуратно сложив неоконченное письмо, Андрей убрал его в карман куртки. Не оставлять же такое на столе в канцелярии! Взглянув на себя в зеркало, он нахмурил брови, представив, как будет делать внушение распоясавшимся нарушителям, и, усмехнувшись своей гримасе, пошёл разбираться с весёлыми ребятами, на ходу поправляя повязку дежурного по роте.

Амбарный замок – гордость старшины, на двери в каптёрку отсутствовал. Андрей прислушался к происходящему за дверью. Разобрать слов было нельзя, но, не услышав в общем гомоне голос каптёрщика, Андрей замешкался, и его рука, потянувшаяся было к дверной ручке, замерла на полпути. Предчувствие чего-то, с чем ему не приходилось ещё сталкиваться, чего-то грязного и нежелательного, нахлынуло неприятной волной. Поборов чувство, ещё не успевшее полностью захватить его, Андрей распахнул дверь.

За столом каптёрщика восседала четвёрка неразлучных хулиганов и склонных к употреблению солдат. Возглавлял попоище, как называл старшина все пьянки на территории части, конечно же, Петухов. Два друга – украинцы Кучмай и Богданец, а так же, правая рука Петухова – рядовой Гладышев, по кличке Гладыш.

– Охренеть! Новоиспеченный сержант Дрон собственной персоной! – заорал пьяный голос, принадлежавший Петухову.

В каптёрке было накурено и душно. Запах перегара конкурировал с табачной вонью и запахом немытых тел.

– Не ори, кругом люди спят, – спокойным голосом посоветовал Андрей.

– Дрон, давай, хряпни с нами! – не унимался Петухов. – Мы тут дембель обмываем. Как ты на это смотришь? Неужели не присоединишься к своим боевым товарищам?

Петухов, схватив бутылку, стал наливать. Примерно столько же водки, сколько попало в стакан, он расплескал по столу.

– Кстати, Дрон! – продолжал он. – Ты нам товарищ, или хрен моржовый? А?

– Как вы сюда попали? Где замок? – не повышая голоса, спросил Андрей.

Из своего опыта общения с Петуховым, он знал, что тот заводится, что называется – с полоборота, даже трезвый. А уж с пьяным «Петей» и подавно никто не связывался. Кличка «Петя» закрепилась за Петуховым после нескольких неудачных попыток называть его «петухом». Несколько разбитых носов и подбитых глаз отбили охоту называть Петухова этой позорной кличкой. Даже ребята физически более крепкие, чем Петухов, тоже прекратили свои эксперименты в этой области и стали называть его Петей.

– Замок? – Петухов лихо опрокинул стакан водки и осипшим голосом продолжил, – замок висит слева от тебя, на гвозде. – Он занюхал выпитое куском чёрного хлеба с колбасой. – А вошли мы сюда, как все нормальные люди. Ты сказку про золотой ключик в детстве читал, Дрон? Вон, в замке и ключик тот самый торчит, как член Сатаны! – переходя на пьяный смех, закончил Петухов свою остроту.

Компания заржала, поддерживая атамана, но в поведении Кучмая и Богданца Андрей заметил некоторые изменения, связанные, как он понял, с появлением дежурного по роте.

– Где вы взяли ключ? – как можно более строгим голосом спросил Андрей.

– Где, где, в… – начал было Петухов очередную пошлость.

– Господа офицеры, молчать! – рявкнул Гладыш, и компания снова закатилась от смеха.

– Я вас серьёзно спрашиваю! Где вы взяли ключ от каптёрки?

– Твой друг, ара Манукян, так крепко спит, что у него не только ключ из-под подушки можно вытащить, его трахнуть можно, а он даже и не проснётся! – давясь от смеха, прохрипел Петухов, и все снова согнулись от хохота.

– Не знал я, что Манукян пробуждает в тебе такие желания! – сказал Андрей, погасив таким образом «хорошее» настроение разгулявшейся компании.

– Ты – полегче! – среагировал на остроту Андрея Петухов. – Кто кого возбуждает, это мы ещё как-нибудь обсудим. – И уходя от непонравившейся ему темы, добавил:

– Ты успокойся, про ключ ара даже не знает.

– Так вы украли ключ у спящего каптёрщика? – спросил Андрей, поражённый таким откровением плохо контролирующего себя Петухова. Он вспомнил вдруг, сколько раз Манукян не мог найти в каптёрке то одну, то другую вещь. Каждый раз он, краснея, объяснял старшине, что видимо где-то обсчитался. Старшина верил Манукяну, считавшемуся в роте человеком честным, не подверженным всяким порокам. Но видно было, что неприятный осадок от всех этих недостач у старшины всё же остаётся.

– Дрон, не кипятись! Украденное не возвращают, а мы этот ключик положим прямо под тёплую щёчку твоего дружка ары, – сказал Петухов. Видимо, до него начало доходить, что с точки зрения Андрея, шалости перешли в разряд более серьёзных проступков.

Кучмай и Богданец тоже это почувствовали. На их лицах застыло выражение растерянности. Наконец, положив руку на плечо Петухова, Кучмай сказал:

– Петюня, може мы в бытовку перебазируемся?

– Да! – поддержал его Богданец. – Там и музон е! Та ещё ентот…, как его мать?… Во! Вертилятор!

– Вентилятор, во-первых. Хохол ты неграмотный. – Петухову явно не нравилось происходящее. – Во-вторых, я отсюда никуда не пойду! – закончил он.

– Тогда, мне остаётся только одно, – твёрдым голосом сказал Андрей и заметил, что на него все смотрят, оставив свои пьяные мысли на потом. – Мне остаётся – позвонить дежурному по части и таким образом прекратить вашу посиделку. Устраивает?

Кучмай и Богданец начали заворачивать остатки закуски в расстеленные на столе газеты. Петухов молча за всем этим наблюдал, сверля их взглядом. Когда на столе осталась только одна недопитая бутылка водки, стоявшая перед Петуховым, Кучмай сказал:

– Петюня, так мы в бытовке догуляем. Приходь до нас…

Он и Богданец направились к двери. Петухов проводил их таким взглядом, каким смотрят на предателей.

У самой двери Богданец поднял стоявшую на полу сумку, которую Андрей, когда вошёл, не заметил.

– Это что? – спросил Андрей, показывая на сумку.

– Це? Да це, так – фигня, – сказал Богданец, не отвечая на вопрос.

– Покажи! – приказным тоном сказал Андрей.

Богданец и Кучмай переглянулись. Немного потоптавшись и демонстрируя явную нерешительность, Богданец поставил сумку на пол и, указав кивком головы на Петухова, сказал:

– Нехай вин показуе. Пидемо, чи що, Лёха? – и вытолкав приятеля из каптерки, он тихонько прикрыл дверь, ещё раз перед этим зыркнув на Петухова.

Андрей посмотрел на Петухова. Тот всем своим видом изображал бомбу, которая вот-вот взорвётся. Гладыш, видимо, ещё не решил, кто здесь прав, поэтому, развалившись на стуле, делал вид, что его это всё не интересует, активно ковыряя спичкой в зубах.

– Петухов, что в сумке? – спросил Андрей более мягким голосом. Если хитрый и подлый Богданец требовал, чтобы к нему обращались на командных нотах, то Петухова этим можно было только разозлить.

– А я откуда знаю!? – изобразив на лице удивление, сказал Петухов. – Это хохлы сумку бросили, а не я. А потом, она же к тебе ближе, возьми и посмотри.

Национализм был для Петухова возможностью оправдать свою никчёмность. С утра до вечера он поливал на чём свет стоит ненавидимых им «хохлов», «чурок», «чухонцев» и прочих «нехристей». Только уважаемого всеми Манукяна, он никогда не обзывал ни одним обидным прозвищем. Зато Манукян воткрытую называл Петухова «калхозником».

С ударением на «а»!

Однажды Андрей поправил своего приятеля, объяснив, что слово «колхозник» пишется через «о». Потому что….

Но, недослушав его объяснения, Манукян, сказал:

– Да ты что, Андрон, думаешь если я не русский, то и говорю неправильно? Э-э-э! Всё это я знаю! И про колхоз, и про молоко… Просто в случае с Петуховым, это слово происходит от слова «кал»! Понятно, Андрон?

Андрей, некоторое время не понимая, смотрел на хитро улыбающегося Манукяна, и вдруг до него дошло!

Они долго хохотали, хлопая друг друга по плечам и давясь от смеха повторяли – «калхозник, блин, калхозник»!

Вот и теперь, стоило только Петухову сказать – «хохлы», как Андрей сразу вспомнил манукяновского «калхозника». Но сейчас ему было не до смеха. Он понимал одно – Кучмай и Богданец хотели тихо вынести сумку из каптёрки.

– То есть, ты не знаешь что в сумке? – продолжал Андрей свой импровизированный допрос.

– Не-а! – Петухов, как ни в чём ни бывало, наливал себе водку. Он хотел, было, налить и Гладышеву, но тот, покачав головой, накрыл стакан ладонью. Из этого его жеста Андрей сделал заключение, что Гладыш почувствовал запах жареного.

– Ну, хорошо, – сказал Андрей, присаживаясь на корточки. – Я посмотрю, только вы оба никуда не выходите.

– Это ещё почему?! – возмутился Гладыш.

– А вдруг мне понадобятся свидетели! Вы же видели, что Богданец и Кучмай сумку оставили и ушли. Может, в ней краденое!

Подёргав «молнию», Андрей открыл сумку, заметив краем глаза, что Гладыш и Петухов переглянулись. Гладышев даже, вроде, привстал, но Петухов жестом усадил его на место.

– Одна, две, три, – считал Андрей оказавшиеся в сумке банки с тушёнкой. Контролируя боковым зрением сидевших за столом, он отметил, что как только он открыл сумку, эти двое, как по команде, закурили.

– Итого – двадцать банок. – Андрей поднялся и, посмотрев на пьяных дружков, спросил: – Ну что, звоню дежурному по части? Ты, Гладышев, и ты, Петухов, вы как свидетели пойдёте, или…

– Дрон, давай, по-братски эти банки поделим, и делу конец! А? – голосом потерпевшего спросил Петухов. – Дембель же на носу! Ты что, не понимаешь?

Андрей, почувствовавший себя уложившим сразу двоих бугаев на лопатки, отступать не собирался.

– Прапорщик Кучеренко попросил старшину, чтобы на время ремонта на продскладе все продукты питания, во избежание попадания в них ядовитых веществ, хранились в хорошо проветриваемых и подходящих для этого помещениях. – Сказав это, Андрей пристально посмотрел на постепенно трезвеющих солдатиков. – Для хранения тушёнки решили отвести нашу каптёрку. И вот что меня сейчас заинтересовало! – он сделал театральную паузу, – сколько раз? – он многозначительно посмотрел на Петухова и Гладышева, – сколько раз вы вытаскивали из-под подушки у спящего Манукяна тот самый золотой ключик, о котором ты, Петя, мне тут вещал? А?

Гладышев и Петухов одновременно встали. Никакой угрозы с их стороны Андрей не ожидал, но всё равно положил руку на рукоять штык-ножа. Петухов, как всякий пьяный, тянул всё ту же песню.

– Делиться же будем, Дрон!

Смерив их взглядом, Андрей решил добивать неприятеля.

– Ты знаешь, Петя, что я подумал? – сказал Андрей, пропустив мимо ушей предложение Петухова, – ведь если ваши пьяные физиономии, оформленные краденой тушёнкой, предстанут сейчас перед дежурным по части, то, я думаю, что дембель, о котором вы тут размечтались, повернётся к вам, мягко говоря, спиной!

Глазки Петухова забегали. Андрей же продолжал:

– А дежурный сегодня у нас кто?! – с ехидцей в голосе спросил пьяных дружков Андрей.

– А дежурный у нас сегодня – майор Глухов! – ответил он за Петухова и Гладышева, не ожидавших такого поворота событий. Внимательно изучив на их лицах реакцию на свои слова, он продолжил:

– И всем известно, что Глухов глух к мольбам о помиловании, особенно, когда звучат они из уст пьяных нарушителей, не стойко переносящих все тяготы и лишения воинской службы, а ворующих тушёнку для обмена на водку, или… не знаю, для чего ещё она вам понадобилась…

Петухов и Гладыш перестали переминаться с ноги на ногу и, не веря своим ушам, буквально открыв рты, приклеились взглядами к поймавшему их с поличным сержанту. Андрея это вполне устраивало. И он плеснул масла в огонь:

– И по факту этого воровства напишет товарищ майор бумагу! И потянется следствие, в результате которого всплывут все, время от времени исчезающие из каптёрки вещи, список которых на сегодняшний день будет… – Андрей никак не мог подобрать сравнение, но, вспомнив пошлую шутку Петухова, применил её в обратном направлении.

– Список этот будет подлиннее, чем хвост Сатаны! Да, Петухов?!

– Дрон, братан, говорю же, – давай поделимся! – стоял на своём Петухов.

– Ты что, Петухов, хочешь, чтобы стало известно не только о том, что ты вор, но и о том, что ты меня хотел на ворованную тушёнку купить, когда свою шкуру спасал? – сказал Андрей, даже не представляя какие последствия могут вызвать эти слова.

Лицо Петухова изменилось в считанные секунды. И без того маленькие глазки превратились теперь в щёлочки. Бегающий взгляд куда-то пропал. Мерзкая ухмылка исказила лицо солдата. Петухов, сопя от злости как паровоз, ехидным, скрипучим полушёпотом сказал:

– А ты что, хочешь, чтобы всем стало известно, что ты…

В этот момент Гладышев, стоявший рядом, толкнул Петухова локтем, давая понять, что тот далеко зашёл.

– Отлезь Гладыш! – рявкнул Петухов.

– Я бы не стал… – начал было Гладышев, Но Петухов заткнул его одним только взглядом, и продолжил:

– Дрон, если ты про эту тушёнку вякнешь, всем станет известно, что ты дрючишь свою родную сеструху!

Мир вокруг Андрея прекратил своё существование. Зелёные цвета сменялись голубыми и перетекали в какие-то красные оттенки. Все звуки отсутствовали. Существовало только зависшее в пустоте тело Андрея и осознание потери самого дорогого, что у него было. Опустошение! Полное опустошение!

На какое-то мгновение Андрей вернулся в реальность, когда Петухов, грубо толкая его в грудь, оттеснил от злосчастной сумки и, порывшись в своём кармане, достал оттуда мятую фотографию Люды. Он тыкал в лицо Андрею фото любимой сестры и просто любимой, самой дорогой для него девушки. Петухов произносил какие-то грязные слова, которые Андрей не разобрал, но понял, что они имеют отношение к нему и к его сестре.

Всё это время на втором плане маячила ухмыляющаяся рожа Гладышева, который тоже что-то постоянно говорил, неприлично жестикулируя.

Вдруг к Андрею вернулось нормальное восприятие. Он увидел как Петухов, с трудом оторвав от пола тяжёлую сумку, выходит из каптёрки. За дверью уже стоял Гладыш, мерзко похихикивая.

– Делиться надо! Понял, Дрон? – сказал Петухов и захлопнул за собой дверь.

В каком-то полу отключенном состоянии Андрей подмёл в каптёрке. Убрал все следы пребывания здесь «весёлой компании» и, закрыв дверь на висячий замок – гордость старшины, отправился в спальное помещение. Теперь надо было незаметно вернуть ключ на место. Он сомневался, что у него получится незаметно положить ключ под подушку спящего Манукяна. Но у него получилось. Манукян действительно спал очень крепко.

А через неделю Гладышев и Петухов подошли к Андрею с «коммерческим», как они выразились, предложением.

5

«Вот это номер! – думал я по дороге в комнату. – Дела-то у парня так запутаны, что решать их ему, похоже, пришлось самым древним методом «нет человека – нет проблемы». Натворил он, конечно, будь здоров, никаких сомнений тут быть не может. Но, мы же никогда не знаем, на какие поступки будем способны мы, если нас загнать в угол».

Я понимал, что для Андрея сейчас что-то вроде передышки. Крыша над головой, еда, сбитые с толку преследователи, возможность отдохнуть, собраться с мыслями, а возможно, и получить от меня инструкции на дальнейшую жизнь.

Меня бы самого сейчас не мешало бы хорошенько проинструктировать.

«Кто же из моих знакомых может посодействовать мне в этом непривычном деле, которое, даже страшно сказать, как называется!» – думал я, потому как проблему эту, рано или поздно решать придётся. И чем скорее, тем, естественно, лучше.

Самое удивительное, что у меня на этот счёт не было никаких идей. Я твёрдо знал только одно – парня надо вывезти из посёлка, где все не на шутку перепуганы, и любой житель, не задумываясь, сдаст его, а то и прихлопнет ко всем чертям. Накупили в девяностых оружия, а ведь оно за это время истомилось по крови. Да и руки у многих чешутся, знаю я тут некоторых.

Когда мы с Андреем вошли в комнату, нас со всеми почестями встретила кошка. Эта старушка – ровесница дома, умеет устраивать целые представления из своего появления.

– Ну что? – спросил я животное. – Где всё это время шлялась? Давай, дуй на кухню! Там тебя ждёт много интересного.

Пока мы с моим гостем ужинали, я не забывал подкладывать в кошачью плошку кусочки, которым она будет рада.

Ещё немного повертевшись у нас в ногах, зверюга, поставив хвост трубой, пошла на кухню.

– Понимает! – немного удивлённо сказал Андрей.

– Они много чего понимают. Просто им не интересны разговоры людей. Ну, как, например, трёхлетнему ребёнку совершенно не интересны разговоры взрослых. А эту животину, кстати, я нашёл прямо здесь. – Я обвёл руками пространство, имея в виду дом.

– То есть? – не понял Андрей.

– Маленьким котёнком она пряталась в строительных материалах, завезённых для постройки именно этого дома. Так что, она здесь уже жила, а мы с женой – только собирались. С тех пор мы у неё в гостях! Уже четырнадцать лет!

Проводив кошку взглядом, Андрей снова, как и в первый раз, стал изучать книжные полки, которые покрывали, в общем-то, все стены в этом помещении.

Какие ассоциации вызывало у него обилие книг? Что он думал? Мне то было не ведомо. Но было ясно одно, отношение к книгам у паренька явно – несовременное. Трепетное, я бы сказал.

Я, тем временем, «открыл» пришедшее от жены письмо и, быстро прочитав коротенькое послание, стал набирать ответ, не забыв попросить её посмотреть, нет ли по телевизору каких-нибудь выдающихся новостей.

Написав и отправив ответ, я повернулся к Андрею, который, будучи предоставлен сам себе, уже листал какую-то книгу.

– Андрей, а что из литературы ты предпочитаешь? – спросил я, оторвав его от изучения, как оказалось, томика стихов Блока.

Он пожал плечами и, отложив книгу, сказал:

– Да, в общем-то, всё подряд. Понимаете, я ещё не определился со своими пристрастиями в области литературы. Все новомодные отечественные писатели, по словам папы, срисовывают свои «произведения» с западных образцов. Из американских писателей у меня пошёл только Азимов.

– А Кинг? – спросил я. – Смотри, сколько по Кингу фильмов снимают! Я, правда, не смотрел их, но читаю его чаще, чем других «королей». А фильмы не смотрю по одной причине – не хочу портить впечатление, полученное от книги. Всё же экранизация – это экранизация!

– Кинг у меня не пошёл. Я взялся, было, за «Дорожные работы», но с трудом осилил два десятка страниц!

– Да-а!.. Кинг это целая наука! Его надо начинать изучать с «Противостояния»! И только потом начнёшь разбираться, что написал этот великий алкоголик и наркоман для души, а что ради денег.

– Мне вообще трудно читать обычную литературу. Ну, ту, где всё на человеческой глупости основывается. Мы с Людой, – это сестра моя, – мы с ней нашли для себя интересной литературу, которую, в общем-то, принято ругать. Там, понимаете, нет всей той белиберды, которая в бульварных романах встречается.

– А, понимаю! – «Пьер нервно курил и думал – придёт Люси или не придёт… А она вошла – теребя перчатки…»

– Так что ли?

– Здорово вы это подметили! Класс!

– Это не я подметил, а Лем. Его, как я понимаю, тоже тошнило от всей этой «романтики».

– А где он про это пишет? Я почему спрашиваю, у нас дома весь Лем есть. Только я до него ещё не дошёл.

– Это «Возвращение со звёзд». Только Лем, Андрюша, больше не пишет. Он умер недавно.

– Знаю. Я как раз домой приезжал. Папа в таком трауре пребывал! Говорил, что целая эпоха скончалась, а никто и не заметил.

– А кем у тебя отец работает?

– Он художник. До недавнего времени в Строгановке преподавал, а потом его в рекламу переманили. Ну, деньги, там, и всё такое.

– Понятно. Андрюша, а как вы с Людой… Ну… Ты извини, если я грязными лапами лезу, куда не следует. Поверь, я не из праздного любопытства спрашиваю! Просто я вижу, парень ты не испорченный, воспитанный…

Я никак не мог подобрать слова, которые могли бы объяснить пареньку, что меня мучает вопрос совсем не из области «Как вы до такого докатились?»

– Ведь было же у вас с сестрой что-то, что обычно предшествует… ну, люди же не сразу…

– Ну, на самом деле наши отношения всегда были не такими как у всех. Мы же среди людей живём, видим, что вокруг нас происходит. Сравнивали не раз. Конечно, то, что происходит за стеной, у соседей, так и остаётся никому не известной стороной жизни, но ведь внешние признаки неблагополучия спрятать невозможно. Всё это проявляется.

– А к своей сестре я всегда относился как… Ну, не знаю… Наверное, самым правильным будет такое определение: я относился к ней всегда, как к самому дорогому, что у меня было.

Андрей, как мне показалось, слегка покраснел. Трудно было сказать, что так на него подействовало – то, что он сейчас говорил, или крепкий чай после сытного ужина.

– Люда, она, знаете… она всегда была не такая, как другие девочки. И сколько меня не предостерегали родители, что, мол, будет она из-за меня избалованной капризной фифочкой, мне в это никогда не верилось. Ну не может человек стать плохим из-за хорошего к нему отношения. А потом, у нас с ней столько всегда было общего, что, по моим наблюдениям, вообще не встречается такое глубокое взаимопонимание. Ну, или редко встречается. Все наши общие знакомые или пытались отделаться от своих сестёр и братьев, как от обузы какой-то, или игнорировали их, как чужеродное, что само отвалится, если к нему соответствующим образом относиться. Некоторых моих приятелей раздражало то, как я всё время возился со своей сестрой. Всякие шарфики, которые я тщательно на неё повязывал, все эти слетевшие рукавички, которые я поправлял, ну, когда она совсем маленькой была, – всё это их, буквально, бесило! Но на их мнение мне было наплевать.

Как говорится, – на себя посмотри! Я же не указывал им на то в их отношениях, что, на мой взгляд, нельзя было назвать не только родственными связями, а вообще – не подходило ни под какое определение. Только один раз у нас с сестрой был момент, случай, когда наши чувства могли пошатнуться, что ли. Да и то, это я сейчас так думаю. А, скорее всего, выдумываю себе пугал очку, ну, чтобы жизнь сладкой не казалась.

С минуту Андрей молчал. Взгляд его был устремлён, как я понимаю, в прошлое. Потом он голосом каким-то – не отсюда – сказал:

– Миле тогда шёл двенадцатый год… Она так быстро повзрослела! У неё тогда месячные пришли. В первый раз, – задумчиво произнес он, погружаясь в воспоминания.

– Освобождайся от захвата, Людка! – кряхтя, советовал сестре Андрей.

Люда отнеслась к игре настолько серьёзно, что Андрей уже пожалел, что взял на себя обязательство обучить сестру приёмам самообороны. «Хотя, девчонка вон как вымахала за лето, – думал он, – не плохо было бы ей уметь постоять за себя».

Он почти каждый день наблюдал в школе одну и ту же картину: здоровый дебил, вдруг заметивший, что вчерашняя девочка превращается в девушку, начинает на неё охоту. Все эти «хватания» за руку, все эти «тисканья» на самом деле носят сексуальный характер, и девчонкам, не умеющим себя защитить, приходится туго. А Люда не просто выросла, она довольно быстро, буквально на глазах, превращалась в красавицу. И хоть она не рассказывала брату о своих проблемах, но её желание научиться обороняться говорило о том, что хамы её, всё-таки, заметили.

– Дрюшка, ты ведь меня по-настоящему крепко держишь? – спросила сомневающаяся Люда. Она знала, что брат относится к ней так, как только в романах относились к своим сестрам благородные юные рыцари, готовые не только защищать, но и, если надо, отдать жизнь за честь сестры.

– Я тебя так держу, противненькая, что если бы на твоём месте был Гуддини, он давно бы молил о пощаде…

Воспользовавшаяся секундной потерей бдительности, Люда резко, змеиным движением, выскользнула из захвата и, рванувшись всем телом в сторону, лишила Андрея опоры. Пытаясь схватить сестру снова, но на самом деле загребая воздух руками, Андрей рухнул на ковёр и, в следующую секунду, Люда, оседлала его.

– Это, это!.. – Андрей хотел сказать – «это не честно», но понял, что проиграет дважды, если станет обвинять сестру в нечестности, пытаясь оправдать своё поражение.

– Да, противный Дрюшка! Это – я! Это я тебя завалила! Ну, что, Гуддини, будешь просить о пощаде?!

– Фиг тебе! – Андрей ёрзал и дёргался, но Люда только усиливала залом руки брата, и он понял, что проиграл.

– А теперь – дискотека! Пам-пам-пам, па-па-ра-ра-ра-ра-ра!

Лежавшему на животе Андрею приходилось туго. Сестра, сидевшая у него на пояснице, лихо подпрыгивала, напевая какую-то мелодию, и одновременно рывками заламывала и без того уже «обезоруженную» руку.

– А-а-а! Не могу больше! Сдаюсь!

– Фигушки!

– Да, сдаю-у-у-у-сь же! – вопил Андрей.

Теперь Люда на все сто была уверенна, что братец не обманывает её. Она прекратила свои издевательства, отпустила руку и, схватив обеими руками Андрея за волосы, спросила:

– Ну, что, Гуддини?! Хорошая из меня ученица получилась? А? Как, там, мама говорит: «Плох тот ученик, который ниже учителя!» – так, что ли?

– Ты – изверг! Фашистка! Инквизиторы тебе платили бы бешеные бабки за твоё искусство!

В голосе Андрея было столько досады! Какая-то девчонка не потратила и пятнадцати секунд на то, что у него никогда не получилось бы!

– Ну ты здорова-а-а! – уже успокаиваясь, похвалил сестру Андрей. – Только смотри, позвоночник мне не сломай!

Чуть привстав, давая брату немного свободы для движения, Люда сказала.

– Давай, Дрюшка, переворачивайся! – и уже «страшным» голосом, добавила. – Ятебя сейчас пытать буду!

Андреем ещё руководило желание отомстить победившей его сестре, и поэтому первой его мыслью было освободиться, воспользовавшись предоставленной свободой. Но, как всегда, победило его отношение к Люде, которое, сколько себя помнил Андрей, всегда было одинаковым – во всём ей уступать, не обижать, защищать, а в последнее время Андрей стал сестру баловать, расшатав, как говорила мама, всё, что было заложено ею, как педагогом.

Но почему-то Андрей всегда относился к Люде, как к человеку более ценному, нежели он сам! Он не раз, анализируя свои поступки, своё к сестре отношение, удивлялся. Ведь никто, никогда, не навязывал ему такого, далеко непедагогического отношения к младшим, а тем более, к члену семьи. Что же руководило им? Но этот вопрос так и оставался для него загадкой!

Осторожно перевернувшись на спину, Андрей хотел, ну, хотя бы успеть схватить Люду за руки, пока она не пустила их в ход, но пальцы сестры уже охватывали шею!

– Приснавайся, русиш швайне! Кде спрятался наглый партизанен? Сколько шителей дерефня ушли в лес с партизанен? – имитируя немецкий акцент, «допрашивала» своего брата Люда.

– А пряник медовый дашь? – подключился к игре Андрей.

– Ты есть – протифный продашный шкура! Ми расстрелять тебья на рассфете! – продолжала Люда, и пальцы её всё крепче и крепче смыкались на шее. Слегка надавив брату на «яблочко», Люда, сделав «зверское» лицо, сказала:

– Или нет, протифный продашный шкурка! Ми не пуд ем тратить патронен на твой жалкий, никчёмный жизнь, ми просто удушать тебья! – она покрепче сдавила Андрею горло и, приблизив своё лицо вплотную, глядя «по-фашистски» прямо в глаза, прошипела:

– Скажешь – «Хайль Гитлер», – отпущу!

– Иди подземным переходом! – прохрипел Андрей.

– Я плёхо слишать, пофтори, что ты там бормотать?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю