Текст книги "В интересах государства. Аудиториум, часть 2 (СИ)"

Автор книги: Алекс Хай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– На одном торфе далеко не уедешь, Михаил. Как и любой ресурс, однажды он закончится. И я продал именно те земли, где разработка давно прекратилась. У нас есть еще один участок, где все выбрали, – его палец скользнул в сторону от болота, южнее. – Здесь. Там много озер с топкими берегами. Что с ними делать, я пока не решил.

– Рыба, – предложил я.

– Кого в наших краях удивишь рыбой?

– А что, в Ладоге или Финском заливе водится карп? Или, скажем, много озерной форели?

Отец глядел на меня как на пришельца. Впрочем, им я и являлся.

– Как тебе такое в голову пришло?

Я пожал плечами.

– А что? Главное – это вариант. Озер много. Главное – регулярно их чистить. Нанять рыботехника или как там называются специалисты по разведению… Карп – рыба донная, но в кулинарии популярная. Форель так вообще все любят…

Пораженный моим предложением, отец отнял руку от карты и прошел вглубь комнаты. На его лице боролись разные эмоции – сомнение, интерес, надежда и неуверенность.

– Может тебе стоило выбрать не Аудиториум, а другой факультет? – Задумчиво произнес он и принялся рыться в стопке сложенных карт. – Вот, нашел…

– Что там?

– Более подробная карта покинутого участка.

– Какая площадь? Сколько прудов?

– Около двадцати… Площадь у каждого небольшая, но…

– Большая и не нужна, – улыбнулся я.

Отец схватил карты и понес в кабинет. Я поспешил за ним.

– Мне нравится идея, – сказал он, бросив карты на стол. – Очень нравится. Нужно все посчитать. Возможно, удастся наскрести денег и без ссуды… Будут, правда, толки, что мы занимаемся плебейским делом…

– А чем рыба хуже торфа? – с вызовом спросил я. – Какая им разница, если это станет приносить нам деньги?

– Согласен. Раньше я как-то и не думал о рыбном хозяйстве – у нас на берегу Ладоги есть несколько сейнеров, они занимались рыбным промыслом. Да и то все расходится по нашему уезду и до Петрополя не доезжает. Можно сказать, для себя и своих людей делали.

– Ну вот. А если поднять хозяйство с редкими в наших краях видами рыб, да еще и со знаком качества…

Глаза отца впервые за все время, что я с ним воссоединился, по-настоящему горели жаждой дела.

– Завтра же займусь этим. Приглашу поверенного, обсудим, посчитаем, займемся продумыванием этого варианта.

– И станем рыбными графами, – усмехнулся я. – Нужно прекращать продавать землю и приводить наши болота в порядок.

– Знаю.

– И, поверь, я еще придумаю, как их облагородить, – пообещал я. – А что касается специалиста по рыбам, у меня есть подходящая кандидатура…

Глава 7

Я закончил раскладывать доставленные из Лебяжьего пожитки, прибрался и, уперев руки в бока, по-хозяйски оглядел свою комнату.

– Теперь – красота.

Вещей оказалось не так уж и мало. Поразительным образом я умудрился всего за месяц прилично обрасти барахлом, и слугам пришлось вдвоем поднимать сумки на мою мансарду.

Последствия катастрофы, что я учинил сразу после явления в этот мир, устранили. На стенах теперь красовались новые обои и свежие деревянные панели. Кровать починили, медицинское оборудование убрали и даже перекрасили потолок. Никаких подпалин и следов разрушения.

Особенно мне нравился скошенный потолок – моя комната располагалась прямо под крышей. Здесь, в этой берлоге, было уютно, дышалось спокойно, и я отчасти жалел, что придется так быстро покинуть это место.

Матильда подарила мне несколько книг – в том числе и тот самиздатовский сборник заклинаний, который я продолжал изучать. Что ж, налегке я в Аудиториум точно не попаду. А еще предстояло примерить форменный китель, который заказали в мастерской… Тем проще будет припрятать шпионские подарки Корфа.

Зевая и сетуя на испортившуюся погоду, я спустился на первый этаж и направился на кухню. Не мешало бы попросить кофейку – Ирэн с Матильдой все-таки подсадили меня на этот напиток. В нашей семье было принято чаевничать по пять раз на дню, но я еще не перестроился после быта Штоффов.

Забрав кофейник, я отправился в гостиную. Последствия визита Штоффов уже ликвидировали, спрятали праздничную посуду и убранство. О нашей скорби и трауре напоминали лишь фотографии Петра с черными лентами на каминной полке да горящие лампадки, которые каждое утро ставила бабушка.

Сестра, как обычно, суетилась вокруг гигантского аквариума, что занимал добрую половину стены в гостиной. Я ничего не понимал в аквариумистике, а рыбу предпочитал ловить или в виде ухи, но Оля знала всех своих цихлид по именам и с легкостью могла отличить одну рыбку от другой.

– Привет! – я поставил кофейник на журнальный столик. – Чем занята?

Оля оторвалась от созерцания питомцев.

– Да вот, скалярию новую запустила. Наблюдаю. Видишь, какая красотка?

Я приподнялся и проследил за пальцем сестры. Забавные рыбки с плавниками, словно месяцы, медленно фланировали между водяными растениями и причудливыми корягами.

– Вот эта полосатая новенькая? – уточнил я.

– Ага.

– Красивая. Редкая, наверное.

– А то! Зебра. Папа подарил. Ну как подарил – отвел в зоолавку, дал денег и сказал, что могу выбрать любую. Вот, выдержала в карантине и запустила сегодня к остальным. Сожрать не должны.

Оля всегда рассказывала о своих любимцах с такой увлеченностью, что я и правда начинал убеждаться – с людьми ей будет сложнее. Теперь осталось упросить отца все-таки позволить ей получить образование и заниматься этим на более серьезном уровне. В конце концов думать о благополучии рода и деньгах должен был я – на правах наследника. И мне хотелось подарить сестре побольше свободы. Ибо ей еще не раз придется повиноваться нашей воле.

– Где отец, кстати? – спросил я, оторвавшись от аквариума.

– В кабинете. К нему приехал Матвеев. Боюсь, это надолго.

– О да.

Я вернулся на диван и взглянул на часы – без четверти полдень. Когда приезжал Матвеев, они могли засидеться в кабинете до самого вечера лишь с кратким перерывом на обед.

Максим Романович Матвеев был нашим поверенным: ведал делами, решал юридические вопросы и всячески помогал отцу. Сухонький дедушка с живыми глазам, острым умом и вечным кожаным портфельчиком. И всегда привозил Оле сладости из кондитерской Абрикосова. Пусть одну маленькую баночку конфет – но всегда. В детстве Оля ждала его как Деда Мороза.

– Мне тоже налей, пожалуйста, – попросила сестра, достала из серванта чашку и устроилась рядом.

– С каких пор ты у нас перешла на кофе?

– Да я так, немножко. Просто спать хочется ужасно… Ох уж эта погода. Скорее бы уже пришла настоящая зима – чтоб с сугробами и без ветра.

Я бросил взгляд в окно. Похолодало, минусовая температура держалась уже больше суток. Вчерашний снег так и не растаял и лежал на опавших листьях тонким ковром. Можно было попробовать вытащить Олю прогуляться – хотелось почаще бывать с ней перед отъездом. Но, зная ее нелюбовь к холоду, я не стал этого предлагать.

Я разлил кофе по чашкам, а сестра достала из складок платья какой-то небольшой предмет, похожий на шкатулку.

– Что это?

– Максим Романович привез. Говорит, новый десерт, – Оля выставила на стол небольшую жестяную коробочку с портретом очень красивой женщины в богатом одеянии. – Засахаренные фиалки. Любимое лакомство легендарной австрийской императрицы Сисси! Сейчас по этим сластям сходит с ума весь Петрополь. Попробуешь?

– Рискну.

Не знаю, от чего была в восторге эта императрица Сисси, но я прикола не понял. Ну сладко, ну вкусно, но не так чтобы очень… А вот Оля, казалось, прониклась. Наверняка это все было грамотным маркетинговым ходом. Вряд ли бы она разделила все эти восторги, не знай она красивой легенды.

Не успел я допить свою чашку, как со стороны «рабочей» части дома – где располагались отцовский кабинет и библиотека – послышался шум. Захлопали двери, до нас донеслись шаги и голоса. Оля взглянула на часы.

– Хм, быстро они. Даже до обеда управились. Даже странно.

Я ожидал, что отец проводит поверенного к машине, но, к нашему с сестрой удивлению, они прошли в гостиную.

– Михаил Николаевич! – обрадовался дедуля, увидев меня. – Как же давно мы не виделись! Рад встрече, ваше сиятельство.

Я поднялся и шагнул навстречу, чтобы пожать ему руку.

– Максим Романович, – улыбнулся я. – Действительно, в прошлый раз виделись только на похоронах, да и то мельком.

– Ужасный повод для встречи… – севшим голосом отозвался поверенный. – Но примите мои поздравления. Аудиториум подарит вам замечательные перспективы. Я безмерно горд, что служу семье, чей отпрыск достигнет таких высот.

– Максим Романович, не хвалите юношу сверх меры, – прервал поток сладких речей отец. – Михаилу сперва нужно продержаться в этой мясорубке хотя бы один семестр. Вот после весенних каникул и поговорим.

Оля хотела было позвать слуг, чтобы те сервировали стол дополнительными чашками, но отец, угадав ее мысли, жестом остановил сестру.

– Оленька, не хлопочи. Михаил, присоединись к нам в кабинете, пожалуйста. Мы обсудили твою идею и хотим поделиться размышлениями.

Я уставился на сестру. Она явно не понимала, о чем шла речь. Видимо, отец решил не обнадеживать ее раньше времени.

– Тогда и ей все расскажите, – настоял я.

– Не рановато ли?

– Отнюдь. Я скоро уеду, а Оля может тебе помогать. И тебе подспорье, и ей радость. Если ваши расчеты обнадеживают, конечно.

– О чем вы? – удивилась девушка.

Я улыбнулся и подмигнул отцу.

– Давайте все же попросим еще кофе и обсудим все здесь. Как раз все в сборе.

Отец недолго колебался и, наконец, согласно кивнул.

– Хорошо. Обсудим вместе. Но у меня есть предложение поинтереснее. Дети, одевайтесь. Прокатимся в Лепсари. Осмотрим владения и освежим воспоминания. Там все и расскажем.

Оля с недоумением переводила взгляд с меня на отца.

– Что же вы задумали?

– Беги наверх кутаться, – улыбнулся я. – Как раз успеем вернуться к обеду, если поторопимся. Тебе понравится.

* * *

Лепсари была одной из деревень, что принадлежали нашему роду уже несколько столетий. Это ингерманландское поселение было известно еще с начала XVI века, но здорово пострадало в Северную войну и было отстроено заново. Стоящая на одноименной речке, сейчас эта деревня насчитывала примерно пятьдесят дворов. После отмены Крепостного права многие местные остались здесь, а позже, когда сюда докатился промышленный бум, стали работать на дело нашей семьи.

Здесь же на протяжении многих лет добывался торф, а когда месторождение иссякло, местным наверняка стало туго. Отец не препятствовал развитию хозяйства и позволял арендовать дополнительные земли по выгодной ставке. Быть может, это отчасти и вредило нашим доходам. Но когда ты бок о бок живешь с семьями, которые знаешь десятилетиями, сложно думать об одной лишь выгоде.

Наши с Матвеевым автомобили припарковались на дальнем краю деревушки. Я помог Оле выбраться, и она с любопытством оглядывалась по сторонам.

– Да уж, давненько я тут не бывала. Почти ничего не изменилось.

Я же глядел на Лепсари и сравнивал эту деревню с воспоминаниями о ней же из своего мира. Там, где я родился, здесь была огромная свиноферма, ингерманландцев уже и след простыл, да и в целом впечатление складывалось более депрессивное.

Эта версия Лепсарей нравилась мне куда больше – добротные дома с большими дворами, ровные укатанные дороги, даже магазинчики были похожи на семейные лавки, а не на пристанище местных алкашей.

Все-таки в этом мире было много чего, во что можно было влюбиться. Много того, что мой родной мир утратил.

Отец собрал нас и повел по укатанной дорожке в сторону от реки – туда, где раньше работала техника, а сейчас остались лишь ряды чуть запущенных прудов с заросшими берегами.

– Отец, зачем мы здесь? – сестра нагнала Патриарха и поравнялась с ним. Поверенный шел рядом со мной и помалкивал.

– Мы придумали, как использовать эти пруды, чтобы наладить наши дела, – отозвался он, медленно шагая и поглядывая по сторонам. – Скажи, Оленька, как бы ты распорядилась этими землями?

Оля смешно сморщила носик, как делала всегда, когда напряженно думала.

– Ты говоришь об озерах, отец?

– Не только. Обо всех этих землях.

– Ну… Можно обустроить ферму. Только почва болотистая, нужно укреплять. А это дорого.

– А еще?

«Отец, не мучай ее», – обратился я к нему ментально. – «Она очень боится тебя разочаровать и стесняется говорить все, что думает. Лучше помоги ей».

Патриарх обернулся и наградил меня долгим взглядом, значение которого я понять не смог. Тем временем мы подошли к берегу одного из прудов. Относительно небольшой, где-то метров двадцать на тридцать, и я пожалел, что не надел резиновые сапоги. Ботинки утопали в грязи по самые щиколотки.

– Ладно, – вздохнул Патриарх, – томить не стану. Ольга, я намерен обустроить на этих прудах рыбное хозяйство. Хочу заняться разведением ценных видов. Форель, карп, быть может, даже стерлядь.

Оля недоверчиво на него взглянула.

– Правда? Это не шутка?

– Да, – улыбнулся отец. – И у меня к тебе деловое предложение, дочка. Судя по нашим расчетам, мы сможем относительно быстро выйти на прибыль. Я подключу кое-какие связи и знакомства, чтобы, так сказать, выйти на рынок сбыта. Однако самая ответственная часть – разведение. Я хочу, чтобы ты использовала свои таланты на благо семьи. Если Михаил сказал правду и ты действительно хочешь связать свою жизнь с изучением животных, я готов предложить тебе пойти обучиться. Хватит чахнуть над аквариумами – у тебя будет кое-что получше.

Оля слушала его, не веря своим ушам. И вместо ответа она просто бросилась отцу на шею.

– Конечно, я согласна! Даже мечтать о таком не смела! Спасибо! Спасибо!

– Смела, раз я все-таки оказался в курсе, – отозвался отец и отстранился. Его всегда смущало проявление чувств на людях. – Мне не нравилась идея позволять тебе принимать роды у овец и лечить чумку. Но если ты сосредоточишься на рыбном хозяйстве, я сочту это приемлемым. И, разумеется, доля от прибыли станет частью твоего приданого. Со временем ты обретешь достаточную самостоятельность, а там время покажет.

А мой отец, оказывается, был более демократичных нравов, чем я ожидал. Что ж, следовало порадоваться. Матвеев тут же подскочил к ним – даже сейчас он не выпускал из рук свой портфельчик.

– Я нашел подходящее учебное заведение для Ольги Николаевны. Петропольское морское рыбопромышленное училище. Поступление возможно после девяти классов обязательной школы. А по окончании возможно поступить в несколько профильных университетов…

Глаза Оли загорелись жаждой.

– Я сейчас как раз прохожу программу десятого года… Учебный год в училищах начался всего пару месяцев назад. Быть может, я смогу успеть подготовиться, чтобы прийти туда уже на второй семестр? Тогда мы не потеряем время…

Максим Романович задумчиво погладил бородку.

– Придется договариваться с руководством, но с учетом ваших успехов в учебе… Полагаю, можно попытаться это организовать. В таком случае, пока мы будем хлопотать о вашем зачислении на второй семестр, вам надлежит подготовиться, чтобы пройти вступительные испытания в училище и сдать программу первой сессии.

Сестра явно решила хватать удачу за хвост.

– У меня все получится, – пообещала она. – Я пройду всю программу и не опозорю семью. Клянусь вам. И я… Я правда смогу здесь работать? Это действительно… Ну хоть в какой-то мере будет моим? Моим делом?

– Конечно, – ответил я. – Иначе ради чего я все это затеял? Начнем с разведения рыбы. Затем можно привести в порядок территорию, организовать посещения для рыбалки. Быть может, даже открыть здесь ресторан, где рыболовы сразу же смогут отведать свои трофеи… Словом, идей у меня много, но все по порядку.

Отец наклонился ко мне на ухо.

– Запиши их все перед отъездом. Мне нравится идея превратить Лепсари в место отдыха для богатеев.

– Разумеется, – кивнул я. – Чем больше гостей, тем крепче связи.

– Именно, сын.

Мы обошли еще несколько прудов, а когда возвращались к машинам, нас вышли встречать местные. Оля сияла, как начищенный медный таз для варенья – такой счастливой я помнил ее разве что в детстве. Да и вообще в этот день, в этот момент я ощутил какое-то сверхъестественное единение с семьей.

И главное – Род тоже отозвался благосклонно. Я ощутил, как сила, что текла внутри меня, словно окрепла. Как будто наше стремление работать над общим делом незримо сплотило не только живых, но и духов предков.

И именно в этот момент, видя сияющие глаза сестры, надежду во взгляде отца и самую искреннюю радость местных при нашем появлении, я наконец-то почувствовал себя дома по-настоящему.

* * *

– Точно все взял?

Оля суетилась вокруг меня с такой скоростью, что в глазах начало рябить.

– Да все готово, успокойся уже, – проворчал я и огляделся.

Да уж, не свезло провести дома так мало времени. Только все начало налаживаться, только удалось как-то всех сплотить после гибели Петра, которая, наоборот, всех разъединила… И вот уже настала пора снова покинуть Ириновку.

Накануне были проводы. Все мои пожитки давно собрали – неформальная одежда, белье, книги, полезные мелочи и прочее-прочее… Поэтому вечер мы провели все вместе – даже бабушка спустилась и грелась у камина, попивая выдержанный скотч.

А вот долгие прощания я всегда не любил. Оля крутилась вокруг меня потому, что была самой чувствительной и эмоциональной из всего семейства. Бабушке и отцу не позволила проявлять эмоции чопорность и старая закалка, а я… просто задвигал привязанность подальше, чтобы лишний раз не грустить.

– Автомобиль подан, ваше сиятельство, – оповестил Егор и подхватил мои сумки.

Семейство вышло на крыльцо проводить меня. Накинув пальто, я по очереди обнял каждого.

– Пиши письма, – попросила Оля. – Так часто, как сможешь. Пожалуйста.

– Только и ты мне пиши. Обязательно делись успехами в учебе. И я хочу знать, как продвигается рыбная история, – я обнял сестру и поднял глаза на отца. – Как смогу вырваться, сразу примчусь к вам. Надеюсь, на Рождество отпустят.

Я попрощался со всеми слугами, снова обнял Олю, чмокнул бабушку и пожал руку отцу.

– Не скучайте тут без меня, – улыбнулся я и направился к автомобилю. Егор как раз загрузил мои сумки в багажник.

Когда мы тронулись, я заставил себя не оборачиваться. Все же прикипел.

Но впереди меня ждал Аудиториум.

И я не должен был провалить задание.

Глава 8

Я достал вещи из багажника, вытащил из-за пазухи документы и, зажав их под мышкой, подхватил сумки.

«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АУДИТОРИУМ!» – гласила надпись на растяжке. Золото на ярко-синем.

Позади меня шаркнул шинами отъезжающий автомобиль, и я остался в одиночестве напротив распахнутых кованных створок.

Ну все, теперь назад дороги не было.

Собравшись с духом, я направился прямиком сквозь ворота, и меня тут же перехватил дежурный сотрудник.

– Добрый день! – поприветствовал тучный мужчина, на животе которого с трудом сходился китель. – Первый курс? На заселение?

– Да. Здравствуйте, – отозвался я.

– Тогда будьте любезны документики для проверки.

Взглянув на паспорт и приглашение на бумаге с вензелями Аудиториума, охранник вернул их мне.

– Все в порядке, ваше сиятельство. Добро пожаловать. Вам нужно пройти прямо до конца по дорожке, затем повернуть налево, обогнуть главный корпус и зайти с торца. Там на первом этаже будет кабинет 103. Найдете с легкостью. Там стоят указатели. Дальше вас сориентируют.

– Благодарю, – кивнул я и, обойдя шлагбаум, направился в нужном направлении.

Идти пришлось недолго. В прошлый визит, на Смотре, я успел немного освоиться, да и план острова на большом щите здорово помог. Главный корпус выходил одним флигелем к воде, а вторым глядел на парк. Место здесь, конечно, было роскошное. Всего через реку Петроградка – почти центр Петрополя, и я любил ее гораздо больше, чем все эти Дворцовые, Исаакиевские и прочие раскрученные среди туристов достопримечательности. Сам же Каменный остров был оазисом зелени среди бетона, стекла и кирпичей.

Нужный вход был как раз со стороны парка.

Подойдя ближе, я поежился от неприятных воспоминаний о теракте подручных Радаманта. Звон, крики, кровь… Словно осколок стекла снова царапнул между лопаток.

– Михаил!

Я вздрогнул и обернулся. Ко мне семенил Коля Сперанский. Рыжеволосый лекарь тащил здоровенный баул с одеждой. Я взглянул на две свои сумки и усмехнулся: значит, у меня все еще не настолько было и плохо.

– Тебя словно все бабушки мира собирали, – ухмыльнулся я и, бросив сумки, сгреб Сперанского в объятия. – Здравствуй, дружище! Как Поля с Борей?

Лекарь закашлялся и с трудом вырвался из моих объятий.

– Хррр… Нормально. Дуются, конечно, что не прошли. Завидуют немного… Или много… Но ничего, отойдут. Хорошо хоть, что живы остались.

– Это да. Ну что, идем заселяться?

– Ага. Интересно, как нас там распределят? Я слышал, комнаты там на четверых. Интересно, можно ли договориться, чтобы нас разместили вместе?

– Даже если поселят в одной комнате, есть риск, что там же окажется, например, Денисов, – пожал плечами я.

Черт. А вот это было бы не очень приятно. Ну да ладно, разберемся на месте.

– Я готов дать взятку, лишь бы нас от него избавили, – проворчал Сперанский, и я покосился на него с усмешкой.

Чтоб Сперанский, этот праведник и идеалист, да решил кому-то давать на лапу… Это ж как нужно было довести парня? И, к слову, я не слышал, чтобы Денисов его как-то чрезмерно задирал. Просто нелюбовь или я о чем-то не знал?

– А чего это ты его невзлюбил? – спросил я, пока мы искали нужный кабинет.

– Потому что он позорище не только своей семьи, но и всего сословия. Хорошо хоть, титул ему не достанется. А то как представлю, что однажды пришлось бы ему кланяться или воздавать какие-нибудь почести, так все нутро воротит.

– И только? – допытывался я.

Нет, в этой ненависти было кое-что еще…

– До десятого года мы учились в одной гимназии, – признался Коля. – В соседних классах. Он задирал Полю и Борю, я пытался заступиться, но… Ты же сам видишь, я хиляк, а пользоваться Благодатью в общеобразовательных учреждениях запрещено. Пытался пару раз кулаками помахать, но ничем хорошим это для меня не кончилось. Потом мы разошлись на два года на домашнее обучение, и все почти забылось. А сейчас вот опять переживаю…

– У этого Денисова друзья-то хоть есть?

– Не друзья. Дружки, – зло выплюнул Коля. – Вот увидишь, он быстро сколотит свою шайку и начнет терроризировать остальных. Всегда найдутся желающие использовать его деньги, статус и безнаказанность.

– Знаешь, – тихо сказал я, – мне знаком такой тип людей. Такие понимают только силу. Пока не прижмешь так, что едва не раздавишь, не угомонится.

– Это Аудиториум, Миш, – шикнул на меня лекарь. – Здесь строгие правила. Я просто боюсь, что он найдет способ их обойти.

Но я был непреклонен.

– Если он не намерен их соблюдать, с чего мы станем терпеть его выходки? Полезет – пожалеет.

Сперанский лишь неодобрительно покачал головой.

– Порой я тебе удивляюсь, Михаил. Вроде из приличной семьи, а иногда говоришь такие странные вещи, словно вырос где-нибудь на Лиговке. В мире, где в наших руках сосредоточено столько силы, нельзя переходить черту. Таким, как мы, особенно важно соблюдать этикет и формальности. Потому что если мы начнем срываться с цепи, все превратится в хаос.

Забавно, что почти такими же словами в свое время Корф объяснял мне важность соблюдения законов. Только у Сперанского мотив был иной.

– Вот за это ты мне и нравишься, Коль, – улыбнулся я. – Ты гуманист. Да вот только мы живем ни разу не в гуманном мире.

Сперанский не стал спорить. Вместо этого он осторожно постучал в кабинет с медной табличкой 103.

– Входите! – глухо донеслось из-за двери.

Мы завалились внутрь прямо с сумками.

Дама дважды бальзаковского возраста опустила на нос очки-дольки и взглянула на часы.

– Первокурсники, так? – мы синхронно кивнули. – Что-то рановато вы явились. В приглашении же сказано, что прибыть надлежит в полдень. А сейчас половина одиннадцатого.

Коля взял инициативу в свои руки.

– Простите великодушно. Мы ехали из-за города. Переживали, что застрянем в пробках, а дорога оказалась пустой…

– Разумеется, пустой, – проворчала дама. – Сегодня же воскресенье. Ладно уж, юноши. Присаживайтесь, давайте документы. Будем искать, куда вас определили.

Отставив в сторону изящную фарфоровую чашку со спитым чаем, женщина царственно поднялась, проплыла через весь кабинет к стеллажу с массивными папками и, вытащив одну нужного номера, вернулась на свой трон.

– Так-так, господа… – взглянув на наши фамилии, она сверилась со списками зачисленных и принялась листать страницы. – Все наши студенты живут в Домашнем корпусе. Он расположен ближе к западной части острова.

«Еще Домашний корпус называют Крестом», – прозвучал у меня в голове голос Коли. – «Потому что если смотреть на здание сверху, получится равноконечный крест. Почти что как Мальтийский».

– В Домашнем корпусе четыре крыла, три из которых жилые. Северное крыло занимает преподавательский состав. Западное – мужское крыло. Восточное, соответственно, занимают женщины.

– А южное? – спросил я.

– В Южном крыле располагается столовая, Общий зал, залы для подготовки и мастерские. Не переживайте, наши студенты даже в самых многочисленных потоках никогда не жаловались на тесноту. У вас будет все самое лучшее из необходимого!

Дама рассказывала с такой гордостью, что я невольно улыбнулся, заразившись ее воодушевлением. Уже и самому не терпелось наконец-то взглянуть на местный быт. Тем временем сотрудница прочертила пальцем линию и наконец-то нашла нас.

– Соколов и Сперанский… Повезло, господа. Вы в одной комнате. Пятый этаж Западного корпуса, комната номер 507.

– Благодарю. Не соизволите ли уточнить, кто еще разместится вместе с нами?

– Отчего же не соизволить, – улыбнулась дама. – Господа Афанасьев и Ронцов. Ронцов, к слову, тоже ранняя пташка – уже отметился у меня в списках. И сразу предупреждаю, господа, это учебное заведение, а не отель. Переселяться нельзя!

Мы с Колей одновременно выдохнули с облегчением.

Кто угодно лучше, чем Денисов. Окажемся в одной комнате почти полным составом, только жаль, что Малыша Рахманинова поселили не с нами. Эта гора мышц нам бы пригодилась в противостоянии дедовщине. Да и вообще Малыш казался мне парнем надежным.

– Интересно, по какому принципу наполняются комнаты? – не особенно рассчитывая на ответ, спросил я. – Или это внутренняя тайна Аудиториума, которую нам не доверят?

– Могу сказать лишь, что распределение строится на основе вашего взаимодействия друг с другом на испытаниях, – ответила дама. – Очень часто студенты обнаруживают соседями своих одногруппников.

«Все так и вышло. Только выяснить бы еще, кто этот Ронцов».

«Выясним, не отвертится», – ответил Сперанский. – «Есть у меня одна догадка».

– Сердечно благодарим за помощь, – я забрал протянутые документы и поднялся. – Дозволено ли нам будет пройти в Домашний корпус?

Дама в странных очках снова взглянула на часы и вздохнула.

– Ну что же с вами делать, сиятельства… Дозволено, конечно. Не отправлять же вас на мороз да еще и с вещами. Ступайте в корпус, там сориентируйтесь. Заодно будет время освоиться.

Мы с Колей еще раз рассыпались в любезностях и бочком-бочком выползли за дверь.

– Ну что, идем искать? – заметно приободрился Сперанский.

– Ага. Тебе с баулами помочь? Ты ж их до сюда-то едва допер.

– Нет, сам должен. Говорил мне отец, что помимо книг нужно уделять больше времени физкультуре, а я его не слушал…

Болтая о всяких безделицах, мы вышли на улицу. Народу заметно прибавилось: у ворот уже выстроилась настоящая очередь, и я обрадовался, что прибыл раньше. Не придется плясать на холоде.

Дорога в Домашний корпус лежала через парк – прямая, словно стрела, аллея вывела нас прямиком к Кресту. Мне понравилось, что здесь не прослеживалось какого-то особого замысла: деревья росли не по строгой линии, а как получилось. Не было по пять фонтанов на каждом шагу, да и редкие скульптуры застенчиво прятались в разных уголках. Словом, все было просто, как я любил.

А еще здесь было полно девиц на пробежках. Пришлось даже шикнуть на Сперанского, чтобы не пялился так открыто на девчонок в форменных тренировочных костюмчиках.

– Возможно, мне здесь даже понравится, – широко улыбнулся Коля, проводив взглядом очередную старшекурсницу с аппетитно обтянутым велюровыми штанами задом.

– Что-то я тебя раньше не уличал в подобном.

– А когда на это было время? – вздохнул лекарь. – К тому же на кого мне было пялиться? На сестру или на Ирэн, которая мне тоже как сестра? Но ничего, тут-то я и восполню пробелы…

В том, что в первые месяцы у нас будет время на что-то кроме учебы, я сильно сомневался. Первые два года в Аудиториуме были самыми кошмарными – по всеобщему признанию. Старшекурсники вспоминали «базу» как страшный сон, а «базисты» видели в самых счастливых снах только распределение по специализациям.

Так что на месте Коли я бы закатал губу обратно.

– Вот это дворец, – ахнул я, когда нам открылось все великолепие нашего нового пристанища.

Такого в моем мире точно не было. На Каменном острове в мои времена располагалась недвижимость, какую могли позволить себе либо высшие чиновники, либо очень удачливые бизнесмены. Но это были, как правило, сравнительно небольшие особняки. Здесь же Аудиториум взял масштабом.

Здоровенное шестиэтажное здание в стиле классицизма с аскетичным убранством и немногочисленными украшениями, тем не менее, внушало трепет и ностальгию по Девятнадцатому веку. От вереницы белых колонн рябило в глазах, свежеокрашенная лепнина над портиками и окнами создавала впечатление изысканной строгости. Наверное, такую красоту и воспевал в свое время Пушкин.

– Сразу видно – элитная общага, – пробубнил я под нос.

– Да этот дворец и на общежитие не похож, – отозвался Коля. – Сколько ж денег его величество сюда вбухал…

– Лучше нам не знать.

Финансовое положение Сперанских было куда безоблачнее нашего, но, тем не менее, деньги там считали. Вся троица моих друзей отличалась простотой в быту и удивительной для богачей неизбалованностью. Казалось, ребят с малолетства держали в черном теле и учили экономить. Поэтому Коля, как и я, обладал аллергией на расточительство.

– Пятьсот седьмая комната, – вздохнул лекарь, взглянув наверх. – На пятом этаже. На самую верхотуру нас забросят…

– Полагаю, как и всех первокурсников. Будем качать мышцы ног.

Роскошные створки дверей Домашнего корпуса были распахнуты настежь. Над нашими головами висела очередная приветственная растяжка, вход был украшен воздушными шарами и какими-то гирляндами – ну прям как на деревенской свадьбе.

Поднатужившись, мы подняли наше барахло по лестнице и оказались внутри гигантского холла.

– Ух ты…

Внутри все было убрано гораздо роскошнее, чем могло показаться снаружи. С потолка на толстенных цепях свисали хрустальные люстры с множеством висюлек. Сами потолки и стены были расписаны сценами из учебной жизни – каждой специализации посвящалась отдельная живописная картина. Наверняка работал какой-то именитый художник.