Текст книги "База-500: Ягдкоманда"

Автор книги: Алекс фон Берн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

– Но оборудование еще не установлено, – напомнил я. – Оно по-прежнему находится в вагонах. Может, их перегнать хотя бы в Волковыск?

– Оборудование уже находится в вагонах количеством пять на вашем объекте, и вы уже несете за него полную ответственность! – раздраженно напомнил Бах. – И, похоже, что русские об этом знают! Еще не хватало, чтобы они перехватили эшелон по дороге! Поэтому слушайте приказ, Герлиак: немедленно организуйте усиленную охрану объекта. Роте шуцманшафта у меня нет доверия, – и вам не рекомендую на них полагаться! Отправляйте их к чертовой матери, – то есть к Штрауху, – и помните, что с этого момента вы несете ПОЛНУЮ ответственность за объект и находящееся в нем секретное оборудование.

– У меня мало людей, группенфюрер, – пожаловался я. – Фактически я располагаю всего лишь ротой для несения охраны объекта. Тяжелое вооружение отсутствует, и случае нападения на объект мы ответим лишь огнем личного оружия и немногочисленных ротных пулеметов. Когда прибудут основные силы моего батальона?

– Спокойствие, Герлиак! – потребовал Бах. – Час назад ваш батальон во главе с начальником штаба погрузился в эшелон и убыл в направлении Волковыска. Завтра они прибудут в Волковыск и направятся к вам. Хайль Гитлер!

– Хайль!

Я повесил трубку телефонного аппарата, открыл сейф и достал чемоданчик, в котором находился чудодейственный и роковой «панцершоколад»; посмотрел на упакованные в станиоль плитки, – секрет потрясающей выносливости германской армии, – и, преодолевая искушение, снова убрал чемоданчик в сейф. Нет, слишком велика цена! Я вспомнил слова врача из санатория СС, где проходил курс восстанавливающей терапии после демянского ада: «Вы слишком плотно подсели на перветин, оберштурмбаннфюрер! Это препарат на крайний случай, – что бы вам не говорили наши гении из ИГ Фарбениндустри! Уж лучше ежедневная щедрая порция алкоголя, чем этого адского зелья!»

Я достал из кармана фляжку с коньяком и сделал щедрый глоток. Потом еще один, пока не почувствовал, как живительная энергия расползается по жилам. Одержав победу над тягой к чудодейственному и роковому первитину, я закурил и отправился в комнату дежурного.

– Первый взвод заступил на охрану объекта! – доложил мне находившейся в дежурном помещении Рудаков. – Происшествий нет!

– Держите людей в полной боевой готовности, – приказал я. – Отдыхать, не распуская ремней и не выпуская оружия из рук вплоть до моего особого распоряжения! Я буду у себя в кабинете.

Вернувшись в кабинет, я принял еще дозу коньяка, прилег на диван и погрузился в размышления.

Предположим, Бах прав и в районе Коссова действительно высадился тот самый десант русской разведки, который мы ожидали. Высадка с самолета в глубоком немецком тылу десантной группы является очень сложным делом: нужно благополучно пересечь линию фронта, не нарваться на многочисленные зенитные позиции обороны важных объектов и десантироваться в заданном районе. Нужно иметь связь с местной агентурой, поскольку высадка вслепую крупных сил, предназначенных для захвата охраняемого объекта, – самоубийство.

Нужно перебросить не только живую силу в количестве не менее сотни опытных бойцов, но и боеприпасы, и тяжелое вооружение… Предположим, русские смогли это сделать. Для чего они атаковали Коссово, находящееся на приличном удалении от объекта? Отвлечь силы СД и полиции и тем самым облегчит захват объекта? Логично. Но почему они ограничились минометным обстрелом коссовского замка? И откуда у них столько минометов? Уж слишком мощным был минометный обстрел для десанта: таким количеством стволов тяжелого вооружения в немецкой армии оснащают целые полки! Не проще было устроить чисто демонстративные атаки на ближайшие гарнизоны с целью их кратковременной блокады, а основной удар немедленно направить против объекта?

Да, все это странно! Впрочем, предстоящая ночь расставит точки над «i»: либо нас будут штурмовать сегодня ночью, либо атака Коссова и обстрел коссовского замка никак не связаны с моим объектом.

Я решил, что разложил мысли по полочкам и решил вздремнуть. Но что-то не давало мне расслабиться и уснуть. Что?

Вдруг я вспомнил: Альманис, этот латышский обер-лейтенант. Я где-то слышал эту фамилию. Но где? Что-то, непосредственно затрагивающее меня… Нет, не могу вспомнить!

Ладно, забыли это… Нет, еще что-то не дает покоя… И когда же наконец появится мой батальон с новым начальником штаба во главе?! Как его там… гауптштурмфюрер Вахман. И ведь эту фамилию я тоже где-то слышал! Точно слышал! Но где? Нет, сейчас не могу вспомнить!

Я встал, сделал огромный глоток из своей спасительной фляги, дождался восхитительного ощущения струения по жилам живительной влаги, улегся на диван и погрузился наконец в объятия Морфея.

Глава 13

Вильгельм Вахман (штрихи к портрету)

Несмотря на удачное выполнение заданий Гейдриха в «ночь длинных ножей» карьера Вахмана в СД не получила должного ускорения: после расправы над «предателями» Вахману присвоили звание СС-оберштурмбаннфюрера, но повышения в должности не произошло: правда, его перевели в гестапо, но всего лишь на достаточно скромную должность инспектора-криминалиста. «Могли бы дать и старшего инспектора!» – злился Вахман, но мудро не проявлял своего неудовольствия.

Место новой работы вначале разочаровало Вахмана: он попал в канцелярию гестапо, где в сферу его деятельности входила проверка работников гестапо, – как вновь принимаемых на службу, так и просто перемещаемых на другую должность. Впрочем, в обязанности Вахмана входила и проверка лиц, не находившихся на службе в гестапо, но чьи кандидатуры рассматривались в качестве кандидатов.

То, что этот перевод был специально предпринят Гейдрихом с одному ему известными далеко идущими планами; а также то, что Гейдрих рассматривал Вахмана, как своего человека для сбора информации о подчиненных соратниках, – это Вахман понял очень скоро. Однако прошло довольно много времени, прежде чем Вахман получил задание и, пожалуй, определившее всю его дальнейшую судьбу.

Случилось это осенью 1938 года. Вахмана внезапно вызвал Гейдрих. Неожиданный вызов к руководству, как правило, означал перемены в карьере. Так оно в итоге и получилось, хотя в тот день Вахман решил, что все ограничится лишь разовым конфиденциальным заданием руководства.

– Ведь вы раньше работали в СД? Как вам работа в гестапо? – отрывисто спросил Гейдрих, листая бумаги и не глядя на Вахмана.

– Благодарю, группенфюрер, – начал было Вахман, не зная, что сказать. Но его ответ явно не требовался Гейдриху. Тот отложил бумаги и вонзился взглядом своих холодных глаз в Вахмана.

– Судя по результатам, вы оказались на месте, – заявил Гейдрих. – Работа в кадровом управлении отличается, я бы сказал, некоторой деликатностью… Не так ли? Ведь помимо рутинной проверки надо негласно собрать информацию о человеке так, чтобы получить ответ на вопрос: соответствует ли он ответственной работе в государственной тайно полиции? И сделать это надо так, чтобы не бросить тень на старого борца, честного национал-социалиста и опытного профессионала. У вас, как я вижу, это получается!

– Благодарю, группенфюрер! – повторил воспрянувший духом Вахман и щелкнул каблуками.

– Поэтому у меня для вас есть ответственное задание именно в таком ключе, – продолжил Гейдрих. – Мне нужно, чтобы вы провели проверку одного сотрудника аппарата СД. Это старый борец и опытный сотрудник, поэтому необходимо, чтобы ни он, ни его коллеги ничего не знали о проверке. Понятно?

– Да, группенфюрер, – откликнулся Вахман. – Я готов! О ком идет речь?

Гейдрих взял папку с личным делом и положил ее на край стола.

– Речь идет о сотруднике центрального аппарата СД СС-гауптштурмфюрере Генрихе Герлиаке. Надо произвести его всестороннюю проверку.

– Герлиак? – переспросил Вахман и неосторожно ляпнул: – Похоже, еврейская фамилия.

Гейдрих вскинул взгляд на Вахмана, пристально сверля его глазами.

– Вы хотите сказать, что в члены СС и на ответственную работу в СД могли принять еврея? – холодно осведомился он.

Вахман похолодел, но его верткий язык как всегда пришел ему на помощь в минуту смятения.

– Вы же сами сказали, группенфюрер, что надо произвести «всестороннюю проверку», – напомнил он. – А всестороннюю проверку мы всегда начинаем с проверки родословной. Извините, группенфюрер, но таков порядок и…

– Оставьте оправдания, Вахман! – усмехнулся Гейдрих. – Все правильно. Проверка есть проверка. Но – не зарывайтесь! Работайте!

И Гейдрих взглядом указал на лежащее на краю стола досье.

* * *

Еврейских предков у Герлиака не обнаружилось: его род происходил от переселившихся в Брауншвейг из Лангедока в конце семнадцатого века семьи французских гугенотов. Вплоть до середины восемнадцатого века представители рода носили титул «фон Герлиак», но когда точно и почему они утратили права на дворянство, – этого Вахману выяснить не удалось.

Зато ему удалось выяснить очень интересную вещь: мать Генриха Герлиака была дочерью российского подданного, дворянина Лифляндской губернии Карла Иоганна Остена барона фон Штернберга. Вахман сразу вспомнил неудачную охоту на некоего барона фон Штернберга в «ночь длинных ножей» и выяснил, что тот самый, проживавший на Ляйпцигерштрассе барон был братом матери Генриха Герлиака, – то есть приходился ему родным дядей!

Вахман занялся изучением судьбы столь счастливо избежавшего смерти барона и с удивлением узнал, что барон в конце 1934 года снова объявился в рейхе, – причем, как ни в чем не бывало, занял свою прежнюю должность в Восьмом (поселенческом) отделе Главного управления по делам расы и поселений. Что спасло его от гнева организаторов «ночи длинных ножей»? Проанализировав связи Штернберга, Вахман выяснил, что тот был закадычным другом СС-бригадефюрера Герберта Бакке, заместителя начальника Главного управления Вальтера Дарре.

Дотошный Вахман выяснил даже, откуда проистекала дружба Бакке и фон Штернберга: Бакке был уроженцем России и даже окончил в России гимназию, – в Тифлисе. А Штернберг в свое время владел в России, недалеко от Риги, поместьем, которое было сожжено местными революционерами в 1907 году.

Нет ли здесь заговора русских? Вахман отметил для себя это совпадение и принялся изучать материал дальше.

Сам Генрих Герлиак также был уроженцем России: он родился в городе Баку, в семье инженера, работавшего в компании Нобиля. После начала войны семья Герлиаков, спасаясь от интернирования, бежала в Персию; оттуда после долгих приключений добралась до Австрии, а затем осела в Баварии. Но самое существенное: брат Генриха Герлиака Рихард воевал в Великую войну на фронте, был в приятельских отношениях с нынешним шефом гестапо Мюллером, а также с командиром «Лейбштандарта Адольф Гитлер» Йозефом (Зеппом) Дитрихом и в настоящее время имел звание СС-оберштурмбаннфюрера, командуя батальоном в пресловутом Лейбштандарте.

С точки зрения нынешних связей Генрих Герлиак был непотопляем: его брат в приятельских отношениях и в прямом подчинении телохранителя фюрера, а дядя – лучший друг Герберта Бакке, который известен как человек Геринга в СС. А как с точки зрения служебной деятельности?

Герлиак начинал свою деятельность в мюнхенской полиции. Зарекомендовал себя толковым криминалистом, но и здесь Вахман нашел темное пятно: по ряду дел Герлиак привлекал в качестве консультанта профессора Мюнхенского университета, еврея Зюсса. Что это за дела, где упоминается имя Зюсса? Ага, вот: дело об исчезновении фамильных драгоценностей в семье графа фон Транкфельда. Итог? Дело улажено во внесудебном порядке. А какого черта там делал еврейский профессор? Впрочем, интересно другое: спустя пару лет конюх фон Транкфельда был обвинен в воровстве и на допросе заявил, что ничего не воровал, а лишь реализовывал на черном рынке ценные вещи из собственности Транкфельдов по личной просьбе графини фон Транкфельд. Продажа драгоценностей и антиквариата понадобилась якобы для того, чтобы покрыть долги самой графини и долги, – по словам конюха, – находившегося с ней в близких отношениях Генриха Герлиака. Затем конюх вдруг отказался от показаний и был признан невменяемым на основании диагноза, поставленного все тем же профессором Зюссом. Однако! Это наводит на размышления.

Вахман выяснил, что пресловутая графиня фон Транкфельд после смерти мужа доживает свой век в поместье; по возрасту она была на одиннадцать лет старше Генриха Герлиака, что также дало Вахману пищу для размышлений. Но самым интересным было следующее: когда Вахман решил найти следы профессора Зюсса, то не нашел ничего. Такое впечатление, что с определенного момента профессор словно растворился в воздухе, – причем не один, а со своими близкими. Очень странно! Если профессор в концлагере или сумел скрыться за границу, – должны же были остаться какие-то следы в документах гестапо? Но ничего такого Вахман в архивах гестапо не обнаружил.

Из близких у Зюсса осталась только сестра-вдова с двумя малолетними детьми, проживавшая на окраине Мюнхена. В один прекрасный день она вышла с детьми из дома и не вернулась. Что интересно: неделей раньше точно так же профессор Зюсс вышел из своего дома на прогулку и больше домой не вернулся. Что же с ними случилось?

Но самым загадочным было то, чем занимался Герлиак после ухода из баварской полиции. Он перешел на службу в СД. Но никто в СД не знал, чем он занимается, и твердо было известно одно: Герлиак выполняет личные задания Гейдриха.

Этот факт обеспокоил Вахмана. Зачем в таком случае Гейдрих поручил ему собирать компромат на Герлиака? Эдак можно нарыть такие факты, о которых высокому начальству не захочется вспоминать! Кроме того, у брата и дяди Генриха Герлиака очень неплохие связи, – вполне достаточные, чтобы отправить вставшего у них офицера гестапо в отставку, а то и в Дахау.

Не взирая на столь тревожные мысли, Вахман продолжал делать свою работу, поскольку не представлял себе, что он еще может делать в этой жизни.

Кстати, а что у Герлиака с личной жизнью? Может он этот… типа Рёма? Нет, здесь вроде все нормально… кроме графини Транкфельд есть еще продавщица из бакалейной лавки, актриса провинциального театра, хозяйка магазина элитной одежды на Унтер ден Линден. Стоп… что общего у скромного офицера СД с богатой хозяйкой элитного магазина? Вахман довольно быстро нашел ответ: хозяйка магазина одновременно проходила в материалах крипо как сводница – нечто вроде публичного дома без постоянного помещения и персонала. А что, если он посещал этот магазинчик вместе с Гейдрихом, питавшим склонность к злачным местам?

Дойдя до такой мысли, Вахман вытер пот со лба и подумал: не пора ли заканчивать расследование? Он подготовил краткий отчет: несколько машинописных листков, отпечатанных им лично на пишущей машинке и подшитых в серую картонную папку с белым ярлычком: «Конфиденциально! Единственный экземпляр! Лично СС-группенфюреру Гейдриху».

Он передал папку адъютанту Гейдриха, который, прочитав надпись на ярлычке, немедленно отнес ее в кабинет начальства. Выскользнув через минуту из-за тяжелой дубовой двери, адъютант сказал:

– Вас ждут, оберштурмфюрер!

Вахман вошел и вскинул руку в традиционном приветствии.

– Хайль Гитлер, Вахман. Присаживайтесь, – ответил Гейдрих, просматривая отчет. Положив через пару минут папку на стол, Гейдрих сказал: – Очень хорошо, Вахман! Продолжайте в том же духе. Поставьте двух-трех человек, пусть походят за ним, подежурят возле дома.

– Вы санкционируете круглосуточное наблюдение? – не сдержал удивления Вахман. Такое практиковалось обычно в том случае, если объект брался в разработку.

– Меня интересуют связи Герлиака, – это вам ясно? – с легким раздражением ответил Гейдрих. – Когда, куда, с кем… И еще: обратите внимание, нет ли за ним наблюдения.

– Иностранная разведка? – догадался Вахман.

– Не исключено, – не стал вдаваться в подробности Гейдрих и добавил, заканчивая беседу: – Отчеты ежедневно в том же порядке. И не забывайте опечатывать папку. То, что вы вручаете мне ее через моего адъютанта, вовсе не отменяет требования секретности.

* * *

Распорядок дня Генриха Герлиака был на редкость однообразен. Утром часов около десяти он выезжал на машине из гаража виллы в Шарлоттенбурге и ехал на другой конец района, где в глубине сада, огороженного высоким кирпичным забором, располагался двухэтажный особняк. Вход в особняк охраняли эсэсовцы.

Там Герлиак проводил весь день и часов в девять вечера возвращался в виллу. Иногда он задерживался до глубокой ночи, иногда оставался ночевать в особняке. Примерно раз в неделю на территорию особняка заезжал крытый грузовик.

Вахман проверил принадлежность особняка и виллы. Вилла относилась к категории «аризованной собственности», то есть в свое время была конфискована или выкуплена за гроши у евреев, после чего была продана некоему доктору Бахманну, юридическому консультанту концерна «ИГ Фарбениндустри». Вахман хотел повидать этого Бахманна, чтобы выяснить, почему на его вилле проживает другой человек, но в кадровом отделе концерна объяснили, что господин Бахманн представляет интересы фирмы в ряде зарубежных стран и постоянно находится в командировках, причем никто не может сказать, где именно в настоящий момент он пребывает.

Особняк с большим садом относился к выморочному имуществу: его владелец в 1934 году отправился на тот свет, не оставив наследников. И, поскольку владелец был довольно видным деятелем СА, можно было с уверенностью предположить, что на тот свет его отправили по указанию Гейдриха. Так или иначе с 1934 года особняк числился на балансе СД.

Можно было не сомневаться, что если господин Бахманн действительно существовал в реальности, то он так же был сотрудником СД.

Помимо Герлиака, – если не считать тех, кто приезжал в закрытом грузовике, – в особняке время от времени появлялись два человека: сам Гейдрих и некий СС-оберштурмфюрер Курт Шульц. Шульц был доктор медицины, специализировавшийся в области психиатрии. У него была небольшая клиника, в которой он практиковал современные методы лечения неврозов. Пожалуй, это была единственная достоверная информация о нем, – кроме того, что доктор Шульц был приближен к Гейдриху.

Впрочем, Шульц мало занимал Вахмана: его целью был Герлиак.

Выходные Герлиак проводил в различных увеселительных местах: городских и загородных ресторанах, театрах или в уединенных виллах, куда часто наведывался и сам Гейдрих. Судя по всему, Герлиак поддерживал активные внеслужебные отношения с Гейдрихом и его семьей. Несколько раз наружка отмечала появление Герлиака в общественных местах вместе с «высокой стройной блондинкой». Вахман просмотрел фотоснимки и с удивлением выяснил, что пресловутая блондинка – фрау Лина Гейдрих!

Вахман не допускал мысли, что Герлиак осмелится крутить любовь с женой шефа, – если он и собирался покончить жизнь самоубийством, то для этого можно было выбрать менее мучительный способ. Выходит, Гейдрих сам поручал Герлиаку сопровождать свою супругу. Помимо этого, получалось, что Герлиак был излюбленным компаньоном Гейдриха по тайным развлечениям: оргии и кутежи в уединенных местах. Зачем же Гейдрих поручил Вахману вести наблюдение за Герлиаком? Похоже, что Гейдрих не столько собирал компромат на Герлиака, сколько выяснял: не попал ли он в сферу интересов иностранных разведок… или прочих заинтересованных лиц.

К последней мысли Вахман склонялся более всего. Если Герлиак приближен к Гейдриху, то в любой интриге против шефа тайной полиции Третьего рейха Герлиак мог стать первой целью. По-видимому, Гейдрих использовал Герлиака как своего рода лакмусовую бумажку для выявления плетущихся против него заговоров. Хотя и версия о том, что Герлиак с определенного момента в силу неизвестных Вахману обстоятельств перестал пользоваться доверием Гейдриха, тоже оставалась актуальной.

Весной 1939 года СД, полицию и гестапо начали объединять в Главное имперское управление безопасности (РСХА). Само существование РСХА было засекречено, да и все вошедшие в него организации не поменяли места своей дислокации: СД поделилось на внутреннюю и внешнюю, – соответственно III и VI управления РСХА; гестапо стало IV управлением; криминальная полиция (крипо) – V управлением. Но на работе сотрудников это никак не отразилось. Вахман продолжал заниматься своим делом. Однако в начале лета все изменилось: Герлиак уехал в командировку, а вскоре после этого Гейдрих приказал Вахману снять наблюдение за виллой и особняком.

– Да, но если вдруг Герлиак там появится… – осторожно осведомился Вахман и добавил с тайной надеждой: – Или я должен прекратить работу по Герлиаку?

– Герлиак там не появится: он сейчас в восточной части рейха и в ближайший год вообще не приедет в Берлин, – ответил Гейдрих. – Что касается работы по Герлиаку, то вы ее продолжите… Но после особого указания.

* * *

Осенью началась польская кампания и Вахман решил, что вопрос с Герлиаком отпал сам собой. Но в середине сентября его внезапно вызвал Гейдрих и сообщил новость, от которой Вахман с трудом устоял на ногах:

– Настало время вам вплотную поработать с Герлиаком! В настоящее время Герлиак возглавляет спецподразделение СД, ведущее борьбу с антигерманскими элементами на бывшей территории Польши: теперь это Люблинский дистрикт генерал-губернаторства. Вы назначаетесь начальником штаба этого подразделения и должны завтра убыть к новому месту службы. Ваши доклады я жду еженедельно, передавать их будете через курьера в опечатанных папках с ярлыком «Конфиденциально! Лично СС-группенфюреру Гейдриху». Вопросы?

Душевное состояние Вахмана не позволяло задавать вопросы: он был просто раздавлен. Внезапно сменить приятную кабинетную работу на хлопотную должность начальника штаба сражающегося, – пусть с партизанами, но сражающегося! – подразделения, на начальника которого он должен собирать компромат! А что, если Герлиак об этом узнает? Кто мешает во время очередной операции с польскими партизанами влепить пулю в спину соглядатаю?

Решение Гейдриха очень не понравилось Вахману. Но надо было либо выполнять приказ, либо застрелиться. И Вахман убыл в заранее ненавистную ему Польшу.

* * *

Выгрузившись на вокзале в Люблине, Вахман зашел в комендатуру и протянул замученному гауптману вместе с зольдбухом листок бумаги, на котором было написано совершенно непроизносимое название захудалого польского местечка, в котором дислоцировалось спецподразделение Герлиака.

– Это примерно пятьдесят километров от Люблина на юго-восток, – сказал гауптман. – Вам повезло: на площади стоят грузовики пехотного батальона, они отправляются в…

И тут гауптман назвал совершенно невыговариваемое название.

– От этого места до пункта вашего назначения рукой подать.

– Напишите мне, пожалуйста, название места, куда направляется батальон, – попросил Вахман. Он уже ненавидел поляков лютой ненавистью: наверняка названия своим населенным пунктам они давали таким образом, чтобы их не могли выговорить «швабы»!

Гауптман понимающе кивнул и написал на листке бумаги: «Krasnystaw».

Через полчаса Вахман ехал в кузове грузовика в компании веселых солдат. Из их разговоров Вахман понял: за восемнадцать дней, отведенных фюрером, поляков разгромить не удалось. Официально победу провозгласили неделю назад, но до сих пор продолжаются бои.

– Но с кем же идут бои, если фюрер уже сообщил о победе? – недоуменно воскликнул Вахман.

– С поляками, разумеется! – ухмыльнулся сидевший напротив него ефрейтор. – Видимо, фюрер забыл известить поляков о нашей полной и окончательной победе.

Тем не менее солдаты были уверены в скором завершении боевых действий и пребывали в отличном настроении.

Они уже были недалеко от Краснистава, когда вдруг раздался хлопок и грузовик, вильнув в сторону, остановился.

– Партизаны?! – было испугался Вахман, но ефрейтор немедленно его успокоил:

– Пока только баллон. Надеюсь, запаска найдется.

Действительно, спустило колесо. Водитель ругал неведомо как оказавшийся на дороге обломок грабель, а старший машины – фельдфебель, ругал водителя. Командовавший колонной обер-лейтенант приказал немедленно заменить колесо и догонять колонну.

Колонна грузовиков скрылась в пыли. Федьдфебель закурил и сказал водителю:

– Ну, ты там скоро?

– А куда вы торопитесь, господин фельдфебель? – усмехнулся водитель. – Вам там приготовили Железный крест?

Побагровевший фельдфебель чуть не поперхнулся дымом сигареты, но ответить не успел: раздался выстрел и фельдфебель упал на дорогу. Следом грянули автоматные очереди и выстрелы из карабинов. Вахман не сразу понял, в чем дело: он лишь увидел, как брезент грузовика начал покрываться дырками, а люди в грузовике заорали как ненормальные и принялись выпрыгивать из кузова. Вахман сам не помнил, как вдруг оказался лежащим в придорожном кювете рядом с ефрейтором.

– Вы живы, гауптштурмфюрер? – удивился ефрейтор. – Неожиданный факт! Но боюсь, поляки его скоро исправят.

– Что нам делать? – жалобно спросил Вахман.

– Похоже, что они сейчас занимаются теми, кто оказался по ту сторону дороги, – поделился наблюдениями ефрейтор. – Следующие в очереди мы. Но нам есть чем ответить!

И ефрейтор любовно похлопал по стволу ручного пулемета.

– За нашими спинами, метрах в двадцати, я приметил окоп. Далеко мы не уйдем, но в окопе сможем занять оборону. Может, наши услышат шум боя и вернутся, тогда у нас хороший шанс продержаться до их прибытия! Итак, я первый. Затем вы. Если вас заметят, то я прикрою.

– А если вас заметят первым? – спросил Вахман, привыкший прояснять проблему до конца.

– Тогда вам я не завидую! – рассмеялся ефрейтор. – Меня убьют и вы останетесь один на один с поляками. А поляки почему-то успели невзлюбить СС! Так что вам не позавидуешь. Я не советую вам размышлять о таком варианте – лучше помолитесь за меня.

И ефрейтор рванул к окопу. Поляки его не заметили: они приканчивали тех, кто оказался на той стороне дороги, – об этом свидетельствовали частые одиночные выстрелы. Очутившись в окопе, он выставил ствол пулемета и махнул рукой Вахману. Тот, не теряя времени, рванул следом и через несколько секунд скатился в окоп.

– Отлично, гауптштурмфюрер! – похвалил ефрейтор. – А теперь покажем этим польским свиньям!

И он дал очередь по не ожидавшим атаки полякам. Вахман подумал, что следовало бы просто отсидеться в ожидании помощи, а не провоцировать поляков. У него вдруг появилось и начало расти чувство раздражения против весельчака ефрейтора, который самозабвенно, – но в то же время профессионально, – бил короткими очередями по полякам, выкрикивая время от времени ругательства в их адрес. Однако чувство раздражения у Вахмана не успело перерасти во что-то большее: внезапно сокрушительная волна сбила его с ног и бросила на дно окопа.

* * *

Когда Вахман очнулся, он ощутил, что ему отчаянно не хватает воздуха: ефрейтор лежал на нем в буквальном смысле мертвым грузом. Вахман забарахтался и сбросил с себя труп. Отдышавшись, он вдруг ощутил, что мир наполнился непривычной тишиной. Вахман принялся лихорадочно прислушиваться к окружающей действительности и вдруг понял, что он не слышит ничего. Абсолютно ничего! А что, если поляки все еще здесь? А он даже не услышит их приближения! Вот уж обрадуются эти кровожадные животные, когда обнаружат офицера СС. Вахману даже было представить страшно, что они с ним сделают, и он немедленно решил замаскироваться под простого армейского служаку.

К счастью, покойный ефрейтор был с ним одной комплекции, а его мундир почти не поврежден: осколок гранаты попал ефрейтору в висок и кровь лишь слегка запачкала погон. Вахман сноровисто разделся до нижнего белья, затолкал свой мундир в валявшийся на дне окопа ящик из-под боеприпасов и засыпал его землей. Затем он раздел ефрейтора: не успевший остыть труп легко поддался этому. Вахман, полулежа на дне окопа, – он боялся неловким движением выдать свое присутствие, – кое-как нацепил на себя мундир и почувствовал себя увереннее. Он достал зольдбух, прочитал имя: ефрейтор Клаус Фик. Ну, теперь хоть есть надежда, что поляки не сразу его прикончат!

Впрочем, было бы странно оставаться на месте и покорно ждать встречи с беспощадными партизанами. Поэтому Вахман в конце концов решился осторожно выглянуть из окопа, чтобы оценить обстановку. Увидев дымящийся на дороге грузовик, он подумал, что поляки могли затаиться в ожидании тех, кто решит прийти на помощь попавшим в засаду, и потому решил двигаться в противоположную от дороги сторону. Вахман ужом выполз из окопа и устремился с максимально возможной пластунской скоростью к спасительному подлеску. Под сенью кустарника и молодых деревьев Вахман решился принять вертикальное положение и опрометью бросился бежать.

Когда панический страх прошел, Вахман попытался определить, где он находится, и понял, что заблудился. Ладно, Польша все-таки не джунгли Амазонки и если все время идти по прямой, то в конце концов выйдешь к людям. Вахман поглядел на клонящееся к закату солнцу и призвал на память свои школьные знания географии: солнце идет по северной части неба и садится на западе – значит если идти прямо на солнце, то это будет направление на северо-запад. И Вахман шел, сверяясь по солнцу, до тех пор, пока оно не скрылось за деревьями.

Предстояла ночевка в лесу. Придется развести костер. Вахман пошарил по карманам и обнаружил зажигалку. Но помимо зажигалки он обнаружил еще кое-что ценное: два бутерброда с салом, завернутые в вощеную бумагу. Ничего не евший с утра Вахман мгновенно уничтожил бутерброды и запил водой из фляжки.

Наутро он продолжил свой путь и уже через час вышел на дорогу, по которой шли грузовики вермахта. Но он нарвался на сурового майора, сразу заподозрившего в Вахмане дезертира, и Вахман мудро решил умолчать о переодевании. Он просто рассказал, что их грузовик подвергся нападению поляков и выжить удалось только ему. Майор оказался в курсе происшедшего и сразу переменился: приказал накормить Вахмана и помочь ему добраться до штаба его части.

От еды Вахман отказался, поскольку с утра чувствовал себя неважно: бил озноб, с желудком творилось что-то неладное и Вахман за утро уже три раза бегал справлять нужду. Грузовику, в котором он ехал, пришлось несколько раз останавливаться, причем не каждый раз Вахману удавалось добежать до кустов. Фельдфебель, поглядев на Вахмана, сразу все понял и остановил проезжавший санитарный автобус. Вахмана положили на носилки и он очутился в компании таких же страдальцев. Фельдшер, записывая в реестр ефрейтора Клауса Фика, сокрушенно покачал головой:

– Что-то неслыханное! Дизентерия косит вермахт почище пулеметов врага!