Текст книги "Босиком по пеплу. Книга 3"
Автор книги: Алекс Джиллиан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Глава 2
Алисия
Амиран так и не разбудил меня. Не позволил подарить возможность крепко обнять его, прижаться щекой к груди и сердцу, прежде чем снова отпустить в неизвестность.
Нужно быть совсем слепой и наивной, чтобы не осознавать страшного – мой муж всегда будет находится на прицеле у могущественных противников, ему подобных «высокопоставленных» фигур, жаждущих урвать свой кусок власти. Игры этих людей жестоки, беспринципны, хладнокровны. Мне хочется верить в то, что Ран имеет в запасе не один запасной план и точно знает, что нужно делать и уже сейчас находится на пути, который приведет к абсолютной победе.
А пока он сражается… я остаюсь совсем одна, наедине с нашей общей болью. Которую было бы куда легче разделить на двоих, прожить вместе. Несколько часов рядом с Миром ощущались глотками свежего воздуха, после которых я вновь опустилась в кипящий агонией ад, сотканный из моих страхов, несбывшихся надежд и сожалений. Бесконечных сожалений…о том, что допускала когда-то мысль, будто мне не нужен ребенок от Амирана и не нужен он сам.
Я знаю, что эти мысли будут терзать меня долго, и каждая минута наедине с ними только усиливает боль, запуская новые и новые корни сомнений и тревог. Ран убедил, что только с ним безопасно, и сейчас, без него я ощущаю себя хрустальной статуэткой, медленно раскачивающейся на краю обрыва от силы переменных ветров.
Внутри себя я уже разбилась, упала за край. Мне отчаянно хочется быть сильной и крепкой, вылитой из стали. Не получается, не выходит, я расплавлена жгучим пламенем до самого нутра, до сердцевины души и тела. Внутри погасла и кажется, что навсегда, словно я потеряла не еще одну свою жизнь, а несколько сразу…
Тяжело вздохнув, я тянусь за стаканом воды. Пальцы едва сжимаются на керамической кружке. Каждое движение, даже самое необременительное и повседневное, дается с неимоверным трудом, покрываюсь потом, озноб сотрясает тело, когда я медленно подношу воду к губам, и снова обессилено падаю на подушки.
Я все еще чувствую аромат парфюма Амирана, но больше не ощущаю нашего сына внутри себя. Находясь в бессознательном состоянии и призрачном забвении, я уже обреченно понимала, что маленькая хрупкая жизнь покидает меня. И не хотелось просыпаться, не хотелось открывать глаза, в надежде на то, что я вижу лишь страшный сон и очнусь от него сама, как только кошмар достигнет своей кульминации.
Но проснуться, прийти в себя и смириться с фактом потери пришлось.
Его больше нет – любимого, горячо ожидаемого мной, не рожденного сына.
Именно ему я не подарю жизнь, не прижму сладкий комочек к груди, не загляну в светлые глаза малыша. Он никогда не помашет мне рукой, никогда не увидит солнце и наши с Миром улыбки. Я не увижу его в сильных руках Амирана, не замечу нежность, любовь и гордость во взгляде мужа, направленные на сына.
Он хотел его так же сильно. Наша первая общая потеря… И мне страшно, я боюсь дышать и думать о будущем.
На зачатие новой жизни решусь я не скоро. Сейчас кажется – что никогда. Слишком силен ужас пережить этот кошмар снова.
Перенести в угнетающем одиночестве.
Тоскливо оглядываю четкую вмятину, оставшуюся на простыни, где еще несколько часов назад лежал Амиран. Его недолгое присутствие помогло мне, придало немалых сил, но даже это – лишь капля спасения в океан боли. Амиран на какое-то время стал моей кислородной маской, но как теперь дышать без него?
Опускаю руку на живот, болезненно ощущая, насколько он впалый и плоский. Удушливые слезы подступают к обожжённым солью глазам. Перед внутренним взором калейдоскопом проносятся образы мерзких гадюк: Жасмин и Зарины. Следы крови на белой ткани, мурлыкающая Сэви, мое сокрушительное падение в вольере…
Что это? Месть Богов за мою глупость, за отрицание чувств к Амирану? Но прежняя я не могла перестроиться так быстро, повзрослеть в одночасье, принять свои новые чувства, отбросив старые. На все нужно время, его просто не хватило.
А может, это знак свыше – и нам не судьба быть с Миром?
Что если у меня не получится забеременеть снова, когда я буду готова? Никогда не получится?
И буду ли я когда-то готова?
Что если не получится выносить малыша и все повторится снова?
Второго раза я просто не вынесу.
Слезы превращаются в колкие иглы, впиваются заостренными пиками в изнанку горла. Я не понимаю, почему это произошло со мной, именно с нами. В мыслях я успела выбрать нашему малышу имя и хотела озвучить его Амирану. Не специально, непроизвольно выбрала. Словно в одно утро все материнские инстинкты проснулись и его имя отстучало набатом в висках.
– Все наладится, моя дорогая, – сквозь плотную призму сна, слышу и распознаю мягкий голос Дайан.
Я не заметила, как отключилась, а проснулась уже в присутствии своей новой подруги и родственницы. Она мягко и ободряюще улыбается мне, опуская букет гортензий в прозрачную вазу. Ди обожает везде создавать красоту и уют, даже если это больничная палата.
– Мальчики по тебе скучают. Мы ждем тебя дома, – ласково приговаривает Дайан, поглаживая меня по спутанным волосам. – И я жутко скучаю. Я так сочувствую вам обоим. Алиса, ты не виновата…никто не застрахован от такого несчастья…
– Я ничего не чувствую, – откровенно лгу я, поспешно перебивая ее. На самом деле я ощущаю себя так, словно меня медленно сжигают на инквизиционном костре. – И никуда не хочу, – тихо бросаю.
«Мой дом, там, где Амиран», – размеренно и ровно пульсирует в висках простая, но такая искренняя фраза.
– Понимаю, – сомневаюсь, что Дайан на сто процентов способна осознать, каково мне сейчас. И не хочу, чтобы была способна. Я ни одной женщине этого не пожелаю.
– У тебя два прекрасных сына, Ди. Чему я очень рада. Разве с тобой такое случалось…? – если честно, утешить меня сейчас способны лишь истории женщин, которые прошли через потерю ребенка и нашли в себе силы попробовать создать жизнь снова. А главное – у них получилось.
– Когда была беременна Брэдли, я лежала в больнице. Риски были. Но все обошлось, – делится откровением Дайан, и мое сердце хаотично сжимается.
– Брэду было суждено появиться на свет, – все еще надломленным и сиплым голосом рассуждаю я. – А вдруг нам с Амираном не судьба создать жизнь? Быть вместе? Не предначертано…не maktub. Кажется, что сам Аллах против нашего союза…, – взгляд и выражение лица Дайан мгновенно меняется.
– Ну что ты такое говоришь, глупышка? – она крепко сжимает мою ладонь, вкладывая в прикосновение все материнское тепло и дружескую поддержку. – Он любит тебя. Как никогда и никого не любил. Я не оправдываю его. Амиран нужен тебе сейчас сильнее, чем когда-либо. Поверь, если бы он мог остаться, то обязательно был бы рядом, – горячо заверяет меня Дайан в том, что я и так понимаю.
– Амиран любит меня? – автоматическим голосом лепечу я. – Не сомневаюсь. Но недостаточно сильно, чтобы взломать законы физики и размножиться, чтобы быть сейчас со мной, – горько усмехаюсь, пытаясь шутить. Защитная реакция на стресс. Завтра же запишусь в ряды стенд ап комиков.
– Милая, я знаю, что он сделает все возможное, что поскорее вернуться и облегчить твою боль, – Дайан плавно наклоняется ко мне, заключая в объятия. От нее пахнет яблочным штруделем и кофе из больничного автомата.
Ди не покидала пределы клиники с тех самых пор, как меня сюда доставили. Приятно ощущать настолько сильную и искреннюю поддержку и заботу.
– Тебе нужно домой к мальчикам, – отправляю ее во дворец я, осознав, что она все это время наверняка ночевала в клинике. Дайан коротко кивает, не решаясь спорить.
– Твоя мама и сестры зайдут к тебе прямо сейчас. Ты готова поговорить с ними? – осторожно интересуется Ди.
– Хорошо. Пусть войдут, – разрешаю я, с тяжелым сердцем ожидая спешащую поддержать меня делегацию.
* * *
Ночью мне совершенно не спится. Сколько не переворачиваюсь с бока на бок, все равно затекают ноги и шея, все мышцы. Я буквально начинаю задыхаться от мучительной бессонницы, от отравляющих мыслей, раздражающим роем зудящими в голове. Лунный свет бьет по радужке глаз, минуя довольно плотные портьеры, намеренно мешая мне забыться в царстве Морфея.
Убедившись в том, что больше не привязана к капельнице, я встаю с постели и покидаю больничную палату. Времени на прогулку у меня не так много, потому что я уверена, что дежурная медсестра совершает обход каждые десять минут.
Бесцельно и медленно перебирая стопами по прохладной, мраморной плитке клиники, я передвигаюсь вдоль стен и дверей. Останавливаюсь лишь тогда, когда замечаю в тупике длинного коридора дрожащую девушку.
Потерянная она стоит ко мне спиной. Хрупкая, невесомая, сломленная, охваченная сумрачным светом… Девушка кажется моим собственным отражением, полным отожествлением внутреннего состояния.
Она дрожит, задрав голову к потолку. Я не вижу ее лица, но более чем уверена в том, что она читает молитву или разговаривает с утраченной маленькой душой, которая также не смогла прийти в этот материальный мир.
Услышав мои приближающиеся шаги, она оборачивается и поднимает растерянный взгляд. Покрасневшие воспаленные белки с полопавшимися сосудами, потухший взгляд – все это мелкие и едва заметные дефекты в сравнении с кровоподтёками и ссадинами на ее теле, которые не способна скрыть ночная рубашка. В груди что-то вновь обрывается, когда в тонких чертах лица молодой девушки я узнаю до боли знакомую мне женщину, с которой провела бок о бок довольно много времени.
– Рамилия? – тихо зову по имени свою ассистентку я, интуитивно считывая ее боль, что так схожа с моей.
Этой девочке досталось сильнее и больше… маленькая моя, беззащитная. Ни одна женщина не заслужила такого к себе отношения и в моих силах остановить подобное насилие во всем Анмаре. Только в моих. Потому что если этого не сделать сейчас, то это не побороть никогда.
– Госпожа…, – беззвучно, едва слышно шелестит голос Рэми. Она опускает взор, и стыдливо отступает в тень, в надежде спрятать свои гематомы, нанесенные руками и кулаками мужа.
Ей нечего стыдиться. Стыдно должно быть извергу, которому нет места на свободе.
– Что случилось, Рами? – спрашиваю я, хотя по взгляду и виду девушки понимаю достаточно.
– Он убил нас, госпожа, – всего пять слов, от которых слезы к глазам подступают с новой силой. Душат, застревают в горле десятками разбитых осколков.
Я знаю, что все женщины, находящиеся в этом крыле клиники связаны одной болью, одним несчастьем. Да только у ребенка Рамилии был бы шанс, если бы не постоянные побои и издевательства, которым подвергло ее жалкое подобие мужчины.
Поддавшись порыву, я крепко обнимаю Рэми, и она незамедлительно отвечает мне, прижимаясь к моей ключице. Через секунду моя ночная рубашка уже влажная от нескончаемого потока слез девушки.
Мы не говорим, тихо выплакивая все, что накопилось в сердце…Я просто рядом с ней. И она рядом со мной. Сегодня – я нашла, с кем разделить свою боль.
И я обязательно найду в себе силы жить дальше. Жить и бороться за справедливость, стану светом на пути для других пострадавших женщин, пока не станет поздно. Снова.
Глава 3
Нью-Йорк
Нейтан
– Долго ещё, как думаешь? – разминая затёкшие мышцы шеи, спрашивает напарник. Я неопределённо пожимаю плечами, неотрывно наблюдая за тремя мужчинами, пятый час ведущими диалог за стеклянными дверями кабинета, находящегося в Нью-Йоркских апартаментах Амирана аль-Мактума.
– Третий час ночи. У меня смена заканчивается, а они договориться никак не могут, – снова недовольно бубнит под нос второй телохранитель. Его раздражение можно понять. Труженики группы секьюрити наследного принца могут выдохнуть, только когда их объект спит, а за трое суток вахты в Нью-Йорке, эмир позволял телохранителям расслабиться крайне редко. Рабочий график наследника забит до отказа и практически не меняется. Долбаный день сурка. Перелеты, встречи, совещания. Выносливый сукин сын, но не бессмертный, как и все животные твари, заселяющие планету.
– Пересменок в семь утра, – безучастным тоном напоминаю я.
Для меня нет никакой сложности неподвижно простоять на посту и пять и десять часов. Штрафные дежурства в военной академии закалили выдержку. А возможность закрепить выносливость и стойкость щедро предоставил мне будущий король, сослав в провинцию, охваченную военными действиями.
Кажется, пролетела целая и как будто бы не моя жизнь с того момента, как его Высочество Амиран аль-Мактум «навестил» меня в тюрьме.
Я все ещё помню, как содрогалось все внутри от его пытливого взгляда, проникающего в самое жерло моих страхов, как стыла кровь от каждого выверенного хищного движения эмира, от свистящего звука тяжёлого дыхания, выдающего его царственную ярость. Тщательно контролируемую ярость.
Тогда мне нечего было противопоставить облаченному властью наследнику. Я был измождён, измотан пытками и абсолютно обнажен, не готов отражать нападение.
Но продуманный хищник и не собирался впиваться зубами в мою глотку. В отличие от меня, он четко понимал, как действует подавляющая энергия его несокрушимой воли на едва держащегося на ногах заключённого. Аль-Мактум одновременно и безжалостно бил по всем нервным окончаниям, бил еще до того, как его колено врезалось в мой пах. Удар последовал, когда я позволил себе отвлечься на наводящие ужас мысли о возможных вариантах унизительных мучений. Но кастрировать меня и не входило в хитроумные планы Амирана аль-Мактума.
Можно ли назвать это везением? Если по фактам, то, наверное – да. Яйца же на месте и даже женой, которой они могут пригодиться, «добрейший» аль-Мактум меня обеспечил. Правда, сразу после медового месяца меня отправили воевать, но тогда я сам был рад сбежать куда угодно.
Вот только далеко и надолго убежать не вышло, как и вырезать с корнем воспоминания о той, кого аль-Мактум присвоил себе, не оставив даже иллюзорного выбора нам обоим.
Я снова здесь, снова выполняю его приказы, обеспечиваю безопасность, наблюдаю за бездушным ублюдком, шестой час беседующим с шейхом Адамом Саадатом и своим верным псом Мердером Колманом, чью «доброту» я тоже не забыл. Плохой и хороший полицейский. Классика жанра. Один пожалел, другой вмазал по яйцам. Разыграно было как по учебнику.
Когда это было? Несколько месяцев назад… для меня вечность.
Моя кожа все ещё пахнет порохом, а в голове гудит грохот разрывающихся снарядов. Под бронежилетом зудит свежий шрам, в ушах шумит от не долеченной контузии. А в памяти контрольным выстрелом, затмевающим все события в котле Зулейра, застрял недавний образ Ли на больничной койке, обнимающей мужа. Я был там, в госпитале, стоял в коридоре среди остальных телохранителей, снова ощущая, как место, где когда-то выгорело сердце, кровоточит от ядовитой боли.
По злому року первое дежурство на старой должности закончилось односторонней встречей с моим прошлым, мучительным, выжженным до пепла…
Алисия меня не заметила. Ли никого не заметила, потому что смотрела только на него. Смотрела так, как никогда – на меня. И хотя я подозревал, что во время прощального разговора в редакции, Ли частично сказала правду, убедиться в этом воочию было сокрушительно мучительно больно… И я бы мог упиваться этой болью, черпать в ней силы для ненависти и гнева, если бы не знал, какую боль пришлось пережить «больше не моей» Ли.
Я закрывал глаза и гнал прочь яд непрошенных мыслей, не позволяя ярости просочиться в кровь. Это были самые длинные десять часов чудовищной пытки, в течение которых я дотошно перебирал события последних недель, нырял в них, ощущая копоть на коже и залпы снарядов боевиков. Кровавый безумный ад, в который я погрузился – лишь бы только не видеть действительности, рвущую душу на части.
Меня отправили в Зулейр, как рядового солдата, и за те часы, пока армейская машина доставляла меня к месту службы, я свыкся с мыслью о скорой смерти. Тогда я даже хотел… умереть. Мне казалось, что на земле не осталось ничего, что могло бы заставить меня сражаться, дышать, обрести смысл дальнейшего существования.
О том, что мне вернули офицерское звание, я узнал уже в части, где мне предстояло провести ближайшие месяцы. Поставили перед фактом, не объяснив причины внезапного повышения, но я подозревал, что отцу каким-то образом удалось повлиять на решение Амирана аль-Мактума.
Признаться, первым порывом было отказаться от щедрости наследника и в добровольном порядке отправиться с полевым отрядом в самую горячую точку Зулейра. Командование мне не позволило подобного геройства, я не участвовал в прямых столкновениях, а совместно с другими руководителями управлял операциями из штаба.
Получив спустя всего два месяца очередной приказ о переводе, я уже не удивлялся, не задавал вопросов. Если честно, мне было не до расшифровки планов наследника, внезапно и одним днем решившего вернуть меня в ряды своей охраны. Мысли о личных мотивах мести со стороны эмира больше не казались такими неоспоримыми, как еще совсем недавно.
Предписание поступило, когда я находился в военном госпитале мирного поселения Аран, где проходил лечение после ранения. Ничего серьезного. Легкая контузия и осколочное ранение в плечо. Пара швов – не повод для беспокойства, как сказал бы полковник Газар, если бы остался жив после нападения на базу группы вооружённых террористов.
События развивались внезапно. Боевики атаковали наш блокпост, когда большая часть наших отрядов находилась в другой части Арана. Нам удалось отбиться, но погиб почти весь руководящий состав военной части. Меня задело несильно, но достаточно, чтобы потерять сознание. Очнулся уже в госпитале. Мне сообщили, что я выжил благодаря одному из своих командиров. Тот самый полковник Газар, чье сомнительное чувство юмора и жесткая прямота спасали многих солдат от полного безумия. Получив смертельное ранение, Газар придавил меня своим телом, и когда брошенный террористами снаряд разоврался внутри здания, основной удар пришелся на погибшего полковника.
Освобождение Арана анмарской армией от радикальных террористических группировок стало самым кровопролитным за мой ограниченный опыт. Ожесточенные бои длились несколько дней подряд, непрекращающиеся залпы снарядов, десятки погибших и раненых, как среди террористов, так и среди наших военных.
Многие из моих сослуживцев оставили там свои жизни. Когда взрывы стихали, их изуродованные и разорванные осколочными снарядами тела доставляли фрагментами. Зрелище не для слабонервных. Кровавое, выворачивающее наизнанку. Даже закалённые и опытные военные теряли самообладание, получая жуткие посылки от террористов. Но страшнее всего было входить в освобождённые разрушенные города, заваленные трупами мирных жителей. Старики, женщины, дети. Уходя боевики вырезали всех, не щадя даже младенцев.
Безмолвное небо, палящее солнце и мертвая тишина. Едкий дым, вьющийся над раскуроченными крышами домов, хрустящие под ногами стекла и кровь, черная, засохшая, пропитавшая землю. Я воочию увидел настоящий ад, оставленный фанатичными Шайтанами, вдохнул смрад смерти.
И так вышло, что именно в эпицентре кровавых сражений я понял, что нет ничего ценнее человеческой жизни, которая может оборваться в любой миг. Неважно как – мучительно, мгновенно, нелепо или героически. Смерть – это смерть. И в ней нет никакого смысла. Смысл имеет только то, что мы оставляем здесь, сейчас, пока дышим и можем изменить, исправить… Я почувствовал стыд за собственное малодушие и слабость, а потом словно заново открыл глаза. Я смотрел на охваченное черным маревом небо и видел за дымными клубами его бесконечную чистую синеву. Я не мог наглядеться, не мог оторвать взгляд.
Вдруг это последний раз…
– Вроде расходятся, – приободрившийся голос напарника вторгается в мои воспоминания, возвращая в пахнущий лимонным очистителем стерильный холл роскошного пентхауса Амирана аль-Мактума.
Первым из кабинета появляется заметно уставший Адам Саадат. Выражение его лица подтверждает мои подозрения, что переговоры с американцами пока не принесли желаемого результата.
Наверное, мне стоит ликовать, что миссия наследника вероятнее всего потерпит неудачу, но на самом деле испытываю нечто совсем другое. Смешанные чувства, которые сложно охарактеризовать одним словом. Желать падения аль-Мактуму сейчас, когда Ли нуждается в нем (а в этом нет ни малейших сомнений) кажется мне кощунственным. Я снова в клетке, в тюрьме своей бессильной ненависти к слишком сильному противнику.
Шейх задерживает на мне тяжелый пытливый взгляд и, сравнявшись, останавливается.
– После возвращения в Асад эмир предоставит тебе трехдневный отпуск. Надеюсь, ты не забыл, где находится твой дом, и что там ждет тебя жена, – холодно произносит он и, не дождавшись ответа, удаляется из апартаментов.
Недвусмысленный намек Адама Саадата вызывает острое отторжение. Стиснув зубы, я обращаю взгляд вглубь кабинета и ожесточенно смотрю на главного зачинщика беспредела, учиненного в моей жизни. Амиран аль-Мактум вальяжно восседает за массивным столом, расфокусированным взглядом наблюдая за собирающим документы и гаджеты Мердером. Мужчины обмениваются короткими фразами, и Колман тоже оставляет кабинет. Проходит мимо меня, такой же погруженный в раздумья, как Адам Саадат.
– Зайди к эмиру, Каттан, – я вздрагиваю от неожиданности, услышав голос Мердера, задержавшегося на выходе из пентхауса. В следующую секунду дверь за поверенным аль-Мактума закрывается с автоматическим щелчком.
В холле становится настолько тихо, что я слышу биение пульса в висках. Понятия не имею, что опять понадобилось его ублюдочному высочеству. За те дни, что я как тень следовал за ним по пятам, он ни разу не соизволил обратить на меня свой царственный взор. Опыт контактов с эмиром вынуждает готовиться к худшему. Заметив мое состояние, напарник бросает на меня сочувственный взгляд, ободряюще хлопает по плечу.
– Удачи, – кивает, когда я твердой рукой открываю дверь из толстого стекла и уверенно прохожу внутрь. Откинувшись в кожаном кресле, Амиран аль-Мактум полностью игнорирует мое присутствие, лениво перебирая стопку документов, лежащих перед ним на столе.
– Сядь, – не поднимая головы, коротко приказывает принц.
Сукин сын как всегда немногословен. Я сажусь в одно из кресел напротив, остановив взгляд на бесстрастном лице наследника, изучающим выуженный из кипы бумаг бланк с королевским гербом.
– Подписывай, – документ ложится прямиком мне под нос.
– Что это? – уточняю, бегло пробежав по первым строчкам, и, подняв голову, наталкиваюсь на раздраженный взгляд эмира.
– Читать умеешь, Каттан? Или контузия сказалась на твоих умственных способностях? – выдает целых две саркастичные фразы. – Даю минуту на изучение, – а вот и третья. Целый диалог. Какая честь выпала.
Проглотив ядовитый комок в горле и, сжав челюсть до скрипа, я погружаюсь в изучение приказа о новом назначении.
Который по счету за последний год? Меня переводят на должность заместителя руководителя группы сопровождения. По идее – это повышение. А на деле – фикция. Такой должности в штатном расписании нет. Точнее не было. Теперь есть, специально для меня создана.
Вопрос – зачем?
Поставив свою подпись в графе «ознакомлен», я снова встречаюсь с наследником взглядом. Недоумение на моем лице наверняка читается так же легко, как откровенное неприятие – на физиономии Амирана аль-Мактума. Ухмыльнувшись уголком плотно сжатых губ, эмир кладет передо мной выпуск ежедневной новостной анмарской газеты. В глаза сразу бросается крупный заголовок.
ASAD NEWS: «ПРИСВОЕННАЯ НЕВЕСТА»
«Новые подробности о самом грандиозном событии этого года.
Последние месяцы общественность королевства с неугасаемым интересом обсуждала тайную свадьбу наследника Амирана аль-Мактума и старшей дочери шейха Адама аль-Саадата. Сегодня пресс-секретарь принца поведал нашему издательству истинную причину, по которой бракосочетание наследника несколько дней держалось в строжайшей тайне.
Выяснилось, что желание двух влюблённых соединить свои сердца в благословенном союзе не нашло поддержки у глав семей жениха и невесты. Чтобы заполучить в жены прекрасную дочь шейха, его высочество Амиран аль-Мактум организовал самую романтичную в истории королевства секретную операцию, целью которой было похищение девушки и вступление с ней в законный брак. Как мы можем наблюдать, спецоперация наследнику удалась.
Пресс-секретарь его Высочества сообщил, что невеста была похищена прямо из резиденции отца с помощью своего телохранителя, который теперь занимает одну из руководящих должностей в свите его Высочества, получив поистине бесценный и прекрасный подарок – вторую дочь «алмазного короля в качестве законной супруги».
Прочитав содержимое, я ошеломленно застываю. Мышцы брюшного пресса каменеют от напряжения.
– Эта статья пару дней назад появилась на всех таблоидах Анмара, – сухим тоном поясняет аль-Мактум. – Завтра утром появится в местной прессе.
– Зачем?
– А ты как думаешь? – прищурившись, с яростным шипением спрашивает эмир. – Или «думать» для тебя слишком сложно, Каттан? Тебе и не придется. Просто выучи слово в слово и вбей в свою голову, что все так и было, как написано здесь. Это понятно?
– Да, – отзываюсь севшим голосом. Эмир удовлетворённо кивает. – Она не пострадает?
– Научился думать о ком-то, кроме себя, Каттан? – в голосе наследника сквозит скепсис и высокомерие. Стиснув зубы, я проглатываю злость, предпочитая промолчать.
– Свободен, – небрежно бросает аль-Мактум, и принимает телефонный звонок, мгновенно забыв о моем присутствии.
Захлопнув дверь своего номера, практически с порога начинаю раздеваться. Сразу отметаю мысли о холодном душе. После двенадцатичасового дежурства, сон – это единственное, о чем я могу думать. Стаскиваю себя пиджак, вставляя ключ-карту в выключатель. Датчик не срабатывает, чтоб его. Чертыхнувшись про себя, прохожу к кровати, попутно скидывая обувь, пытаюсь нащупать в кромешной темноте панель ночника. И снова безрезультатно.
Тьма, хоть глаз выколи. Окна выходят на внутреннюю часть улицы. Свет фонарей и блики рекламных щитов практически не проникают в номер. Сбросив в кресло пиджак и рубашку, остаюсь в одном бронежилете и брюках.
Нашарив рукой трубку отельного телефона, собираюсь высказать администрации гостиницы все, что я думаю о качестве предоставляемого сервиса, и резко застываю, услышав в трубке полную тишину. Сердце пропускает удар, а все инстинкты усиленно вопят об опасности.
Задержав дыхание, я разворачиваюсь в сторону окна и медленно пячусь спиной к выходу. Легкое шевеление за портьерами вынуждает замереть на месте. Напрягаю зрение до рези, но все что могу рассмотреть, это размытые очертания невысокой фигуры в черном. В правый глаз попадает красный блик, и когда я понимаю его источник, инстинктивно дергаюсь назад.
– Не советую, Хамдан. Еще одно движение, и в твоей головы появится аккуратное отверстие, – произносит механический измененный голос прячущегося в темноте сталкера. Единственное, что можно определить наверняка, мой неизвестный гость – женщина.
– Парень, чей прицел сейчас находится в центре твоей лобной кости, еще ни разу не промахнулся, – безэмоционально продолжает леди в черном. – Поэтому давай договоримся сразу – ты слушаешь, отвечаешь, когда я спрошу, и, если твои ответы меня устроят, я уйду, и никто не пострадает, – деловито переходит к конструктивному диалогу. – Пока не пострадает, – уточняет для непонятливых.
– Я – агент разведки. Это помещение прослушивается и просматривается, как и весь периметр отеля, – мой голос звучит уверенно и ровно. Если бы ей нужен был мой труп, то мы бы не разговаривали сейчас.
– Ты же не считаешь, что я пришла сюда, не подготовившись? Не волнуйся, Хамдан Каттан, никто не узнает о нашем тайном свидании.
– Откуда тебе известно мое имя?
– Я все о тебе знаю. Но вопрос неверный.
– Чего ты хочешь?
Женщина удовлетворенно хмыкает:
– У нас есть общий враг. Мне нужно твое содействие.
– Если я откажусь?
– Пострадают люди, которые тебе очень дороги. Я могу назвать их по именам, начиная с твоих младших братьев и заканчивая женой человека, которого ты охраняешь. Ты же не хочешь этого, Хамдан?
– Кто тебя послал? – как правило, на этот вопрос отвечают после нескольких суток в пыточной камере, но попробовать стоило.
– У меня нет хозяина. Я сама по себе, – жестко отзывается сталкерша. – А ты? – делает выразительную паузу. – А ты хочешь избавиться от своего хозяина?
– Кто ты такая?
– Мое имя тебе ничего не даст, Хамдан. Мы не знакомы, но я владею исчерпывающей информацией о каждом из твоего окружения. Поэтому запомни первое правило нашего сотрудничества: затеешь игру со мной, и я начну отстрел без предупреждения. Не советую испытывать судьбу.
– Тогда, как я могу обращаться к тебе?
– Называй меня Ястреб.
