Текст книги "Властелин сознания"
Автор книги: Алекс Дроздов
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
– А она действительно появилась?
Повалившись на траву, Савелий расхохотался. Насмеявшись, он посмотрел на меня. У меня был довольно обиженный вид, и это рассмешило его ещё больше. Наконец, он сел, и, видимо, желая приободрить меня, похлопал по плечу.
Обида проходила. Ободряюще кивнув мне, он вдруг прикоснулся большим пальцем правой руки к моему лбу и быстро провёл ладонью по воздуху, сверху вниз, прямо передо мной.
***
Я огляделся. Деревья, меняя очертания, изменили и своё место. Избушка, стоящая слева от меня, тоже переместилась вправо. Земля, оживая, пошла волнами, наклоняя стволы сосен, разрезаясь на овраги и вздыбливаясь огромными холмами.
Всё пришло в движение. Только сам Савелий оставался на том же месте. Он по-прежнему сидел, скрестив ноги по-турецки.
Мне стало плохо. Горло перехватил спазм, и я почти не дышал. Внезапно вспышка света поглотила всё – поляну, деревья, дом, и самого деда Савелия. Она длилась доли секунды.
Тотчас всё «небо» озарилось ярким сиреневым светом.
Он был не просто ярким. Он был ослепительно сиреневым! Я никогда не видел, чтобы свет – цвет был таким. Он был совершенно неестественным.
Дышать стало легче. Спазм отступил, и я поднял голову. Сиреневый свет плавно переходил в голубой, а ещё выше – в синий, теряясь в небесах.
Справа от меня был огромный, метра два в поперечнике, зелёный столб. Столб уходил в небо. Его поверхность была покрыта продольными углублениями с впечатанными в промежутки выпуклыми шестиугольниками. Из него шёл какой-то приглушенный шум. Никогда не видел ничего подобного!
Вдруг всё это великолепное свечение заколыхалось, и сверху посыпались большие, величиной с грецкий орех, ярко-жёлтые «шарики». Их было множество. Они издавали запах, напоминающий цветочный. Шарики замедлялись, плавно опускаясь.
Тут я заметил, что сиреневый «свет» является поверхностью. Можно было приблизиться и определить на ощупь. Намереваясь осмотреть дорогу, я глянул вниз.
Ног у меня не было!
***
Надо мной было небо. Плыли облака, и птицы реяли, срываясь вниз. Савелий склонился надо мной, заслонив видение неба. Я встал.
– Что…. Где я был, Савелий? – спросил я, отряхивая с головы пух одуванчика.
– Ты? Ясно дело – в цветке.
– Как это – в цветке?
Я отчётливо помнил увиденное. Сомнений никаких не было. Сине-сиреневые лепестки, пыльца…. Ну да, в цветке. Это же так естественно – взрослый мужик залезает в цветок. Он обычно так и делает весной.
– Твоя беда в том, что ты воспринимаешь мир линейно, в одной плоскости. То есть мир вот такой. Он материален. Он – твёрдый. Иногда жидкий и газообразный. Вода – мокрая. Сыр – вкусный. Всё состоит из атомов. И так далее. Так тебя учили.
– А разве не так, Савелий?
– Нет.
Мы шли к избе. Дед молчал, шагая впереди меня. Он замедлил шаг только перед порогом. Затем резко обернулся.
– Тебе тридцать два года, и в тебе семьдесят пять килограммов. Ты был в цветке?
Я молчал. Но дед смотрел прямо мне в глаза.
– Савелий, но это же был какой-то фокус, да?
– Может быть, может быть. А ты как думаешь сам? Как ты залез туда?
У него была точь-в-точь такая же интонация, как у героя старого фильма «Волшебная лампа Аладдина»: «Мубарек, зачем ты залез в кувшин?» Мы вошли в дом, и он усадил меня на скамью. Сам сел прямо на пол. Не дожидаясь моего ответа, в котором в общем-то и не было нужды, стал говорить:
– Учёные уже давно упорно работают в области элементарных частиц. Мезоны, гипероны, бозоны. Казалось бы, что с того? Найти самую элементарную частицу – вот задача. Такую частицу, мельче которой уже не было бы. Зачем?
Она – основа всего. То, из чего создана материя. Она – сама материя.
Эта эмпирическая частица последняя в ряду. Дальше её – уже энергия идёт.
Известно также, что такая частица пока не открыта. Иные и вовсе сомневаются в её существовании.
Но мало кому известно, что всё же такая частица была открыта, только никто не заметил этого исторического события. Кроме старика Эйнштейна.
Фотон, движущийся со скоростью света, претерпевает любопытные изменения. В любой бесконечно малый отрезок времени он является либо электроном, либо электромагнитной волной. То есть – либо материей, либо энергией. Эйнштейн пришёл к выводу, что фотон и есть та самая частица, стоящая на границе энергии и материи. Кирпичики, из которых состоит вселенная. Другими словами, материя – это фотоны, свет. А свет, как известно, это то, посредством чего мы видим, воспринимаем весь мир.
Но тогда получается, что материи не существует, есть только свет, только он и реален.
Все последние работы Эйнштейна были изъяты, а сам он объявлен сумасшедшим. Это было не слишком открыто, но всё же очень умело, да. К чести спецслужб того времени.
Я был поражён. Никогда ещё Савелий не говорил так много! Между тем, он продолжал:
– Что это значит? Материи не существует в том понимании, к которому мы все привыкли.
– А что же тогда… существует? – спросил я, пытаясь хоть что-нибудь прояснить.
– Существует наше восприятие, наше сознание. Оно-то и «создаёт» материю, мир. Мир – это свет, который мы видим. Или хотим видеть.
– Я где-то уже слышал что-то подобное: «Стол – это не стол. Это иллюзия»….
Дед зло посмотрел на меня.
– Мир – это не иллюзия. Это реальность. Всё, что мы видим – реальность, даже если она и не сообразуется со здравым смыслом.
Он помолчал немного.
– Но для нас с тобой главное – не это. Главное то, что световые волны служат для описания вероятности появления в данном месте фотонов; частицы вещества в свою очередь управляются величиной, имеющей волновой характер. Постоянная Планка управляет величинами в обоих случаях. Проще сказать, энергия управляет материей, а материя – энергией. А так как мы установили, что это – одно и то же, и всё сводится к восприятию, то задача ещё более упрощается. Ничего не стоит управлять восприятием – как своим собственным, так и чужим. И заметь, всё это будет абсолютной реальностью.
Я был подавлен.
– Так ты так и сделал? Управлял моим восприятием? Но я всё равно не понимаю, как….
– Как? Конечно же, с помощью постоянной Планка! – дед Савелий покатился со смеху.
Я сидел напротив и пытался связать сказанное им в какую-либо стройную систему. Это было сложно сделать, поскольку я столкнулся с новой, неизвестной мне доселе логикой. Мне хотелось спорить:
– Но ведь есть реальность, а есть иллюзия… Где кончается одно, там начинается другое – это разные понятия!
– Хорошо, объясню тебе по-другому. Я вкладываю другой смысл в эти слова. Тебя учили, что мир существует независимо от того, существуешь ли ты в нём, или нет. Отчасти это так. Дело здесь в том, что подразумевается под этим словом – мир. Тот мир, к которому ты привык – из атомов, молекул, твёрдый и предсказуемый – не настоящий. Это я так говорю для того, чтоб ты понял суть. Я говорю – не настоящий, но это не иллюзия. Но ты уверен, что видишь его, и именно потому, что он – есть. Всё так бы и было – если бы существовала материя.
Я постепенно запутывался всё больше и больше. Между тем, Савелий продолжал:
– На самом деле всё как раз наоборот. Мир, этот мир, к которому ты так привык, является не источником, а продуктом твоего восприятия. Он вторичен. Ты желаешь его видеть таковым, и он таковым становится. Ты его создаёшь, ты – и многие другие. Он – коллективный продукт желания миллиардов людей. Когда ты родился, рос, и тебя обучали – ты принял условия восприятия, тебе предложенные. У тебя просто не было иного выхода, пришлось довольствоваться предложенным – за неимением альтернативы, да. Тебя заставили видеть мир таким. Всё, что так создано – абсолютная реальность. А иллюзия – это другое. Это то, чего нет.
Но ты можешь не согласиться с этими условиями, навязанными тебе обществом, и тогда реальность станет другой. И это не будет иллюзией. Более того, ты можешь отменить соглашение для сознания другого человека, или даже группы людей. Но для этого нужна немалая сила.
Я размышлял некоторое время. Потом спросил:
– Ты говоришь, что мир – настоящий мир – не такой. Тогда какой же он, Савелий?
Дед помолчал, глядя на лютик.
– Мир – это свет. Ты ещё увидишь его.
Так началось моё обучение.
Глава 6.
Почти всё лето мы провели в лесу. Вернее сказать – я провёл всё лето в лесу, а дед Савелий только руководил этим процессом. Этот процесс он называл полным очищением. Я должен был очистить сознание от всей «шелухи» – так Савелий называл мой образ мыслей, да и образ жизни заодно. И, надо сказать, не без великого труда я преуспел в этом.
Я подолгу находился один, среди деревьев и лесных обитателей, питаясь тем, что посылала матушка природа. Дед Савелий навещал меня, непостижимым образом всегда определяя безошибочно моё месторасположение в самой глухой чаще. Он приносил «вкусненькое» – варёный картофель и хлеб. Постепенно всё городское развеивалось в голове, и на свободном месте возникали новые, подчас звериные чувства и ощущения. Я слушал ночные шорохи, крики птиц, я чуял запах зверей. Я стал хорошо видеть в темноте. Но главное было то, что через какое-то время я совсем перестал размышлять – жевать эту бесконечную мысленную «жвачку» о бессмысленных делах и проблемах. Их просто не стало. Но я мог и запускать этот процесс по своему желанию снова.
Сознание стало чистым и ясным.
Достигнув этого (по настоянию деда), я обнаружил в себе некие доселе неизвестные способности. Например, я стал слышать, как движется сок по стволу дерева, как открывается сердечный клапан у полёвки под толщей земли в норе, а полёт летучей мыши меня просто оглушал – у неё был слишком мощный эхолокатор…
Я видел тёплые волны ночного леса, его волю, намерения. Рысь, подстерегающую добычу – её желание убить. Огонь сознания совы, преследующей полёвку. Страх полёвки был малинового цвета. И я ощущал всё это не умом, а как-то животом, что ли. Я необъяснимо менялся.
Это новое чувство разрывало сердце надвое и страшно пугало меня. К осени я вернулся на хутор Савелия в надежде, что там всё войдёт в наезженную колею. Но мои ожидания оказались напрасными – лес что-то изменил во мне совершенно бесповоротно. Я стал другим. Я видел, и эта способность видения упрямо не исчезала.
И только сам дед Савелий остался для меня непроницаемым совершенно, как стена.
Я набирался сил и отдыхал целую неделю, а Савелий занимался хозяйством.
Он был доволен, оглядывая меня.
– Ты всё это умел и раньше, только не замечал, не придавал значения. Сейчас ты можешь видеть и слышать, но пока не умеешь действовать. Это ишо всю зиму учить будем.
Я посмотрел в бочку с водой и отшатнулся – густая борода, спутанные волосы и впалые щёки. Горящие безумным огнём глаза.
…В ноябре начались морозы. Я перебрался в избу, и мы начали временами протапливать её на ночь. Первое время я дивился отсутствию бани на хуторе, но Савелий мне объяснил это.
– Нагреть-то воду можно, если хочешь. Но париться я не парюсь, и тебе не совет.
– Почему, Савелий? Ведь париться – полезно!
– Э-э-э, как сказать, да. Ну, конечно, для тела – полезно, согласен. Но вот для головы парная – сущая катастрофа. Когда ты паришься, идёт активное выделение влаги из тела, да. И из головы – тоже. А мозг-то состоит на 90% из воды! И потеря воды для него – беда, ох беда. «Усыхают» мозги-то в парной. И после организм вынужден восстанавливать водный баланс мозга целую неделю, вот. А до той поры человек – дурак дураком. До следующей бани-то. А у нас с тобой мозг – инструмент основной, факт.
Он помолчал, пряча улыбку.
– Нет, если тебе мозги без надобности – парься, сколь хошь.
Как у многих городских жителей, у меня был хронический насморк, кашель курильщика и прочее, и прочее. Савелий вылечил всё это махом. Первое, что он сделал – заставил искупаться меня в роднике.
Озерцо было покрыто тонким слоем льда, ручей вырывался из-под него, порождая иней и новую ледяную корку. Я умоляюще посмотрел на Савелия.
– Давай, давай, ныряй, отрок! – он легонько подтолкнул меня в спину.
Я разделся. Сразу появилось ощущение близости часа смертного. Снег жёг пятки, и стужа мигом скрючила моё тельце. Было градусов восемь мороза – жутко холодно. Я с силой ударил ногой по льду. Панцирь хрустнул, и синяя нога погрузилась в воду.
И тут Савелий саданул меня в спину, и я полетел прямо в озерцо.
Брызги с льдинками фонтаном взлетели на берег. Ужас обуял меня – тысячи игл пронзили плечи, живот, руки. Но вода оказалась тёплая. Вернее, она ощущалась, как тёплая – ноль градусов. На воздухе-то было холоднее.
Продержав в воде пару минут, Савелий погнал меня в избу прямо нагишом.
После нескольких сеансов такой «терапии» я с удивлением обнаружил полное наличие отсутствия какого бы то ни было насморка и кашля. Курить я тоже бросил. Сигарет просто не было, и через два-три дня мучений я забыл про них. Конечно, я понимал, что это просто необходимо сделать – тут слов нет. И поэтому пресекал беспощадно любые поползновения ума, тщательно предавая забвению все воспоминания о табаке.
Турник вошёл в мои повседневные деяния. Поддержание здоровья, по утверждению деда Савелия, было необходимо не для самого здоровья, а для успешного прохождения второго этапа моего обучения – действия.
Мы сидели в избе у Савелия. Надо сказать, что внутри жилище деда оказалось такое же экзотическое, как и снаружи, даже более того. Первое, что бросалось в глаза – это печь. Она стояла не в центре, как обычно, а у стены, и напоминала камин, если бы не узкая топка. Печь была отделана изразцами, что было явно роскошью для такой глуши. Во всю избу на полу лежал ковёр. Я не разбираюсь в коврах, но он создавал впечатление дорогого. Балки перекрытий не были скрыты – они были тщательно обработаны, открывая естественный рисунок дерева. Промежутки между балками были выбелены на совесть. Стены обшиты гладкими досками, так же, как и балки, они были «живыми» – без лака и олифы. На большом, с рамой – крестом, низком окне штор не было. У окна стоял струганный грубый стол, на вид мощный и крепкий, у глухой стены – кровать, тоже «плотная», но из тёмного дерева. Вероятно, и вся остальная мебель тоже была сработана самим дедом – скамья, четыре стула, тумбочка и полка над ней. Большая, до самого потолка, многоуровневая полка была вся сплошь заполнена книгами. Книги – разные, в основном – научные труды по физике, химии, биологии, ботанике, философии, истории, географии. Добрая половина книг – древние, иные на иностранных языках.
И ни одной художественной.
Ещё был сундук и шкаф, кухонный, с посудой и небольшим столом для приготовления пищи. Изба была довольно большая, и вся эта мебель не переполняла её, создавалось ощущение простора. Только одна вещь в избе была совершенно непонятна мне.
Около печи висела железная цепь. Она выходила из круглого отверстия в потолке и уходила в точно такое же отверстие в полу. Дед упрямо молчал в ответ на все мои расспросы о назначении этой цепи.
Жилище людоеда.
Дед Савелий сидел на кровати, поджав под себя ноги. Я расположился прямо на полу, рядом.
– Ты должен создать другую реальность. Отбрось всё, что принадлежит этому миру – мысли, чувства, восприятие. Весь секрет в том, что ты должен поверить в то, во что верить невозможно. Здесь и учиться ничему не надо – твоё тело, твоя информация, заложенная в твои гены, сделает всё сама. Как только ты научишься верить фотонам, из которых состоит твоё тело, так и закончится твоё обучение. От уровня концентрации будет зависеть и уровень реальности. А сейчас собери сознание в одну точку, и помести её вне себя. Там будет то, что ты создашь. И не будь таким напряжённым.
***
Я расслабился. Постепенно мысли смолкли, и комната стала принимать иные незнакомые очертания. Прямые линии стола, потолка стали двоиться, стены приобрели хрустальную прозрачность. Причудливая структура их заструилась перед глазами. Под полом был подвал, на чердаке я видел сваленные доски и странную конструкцию из блоков и шестерён. За стенками кухонного шкафа горками стояли тарелки. В простенке у печи кралась мышь.
***
Ничего не получилось. Я просто видел, сверхъестественно, и не более того. Ничего не происходило.
Не получалось на второй, и на третий день. И на десятый. Я нервничал, а дед был невозмутим.
– Ты всё знаешь, – отвечал он на мои ссылки на незнание. – Просто ты не веришь, и всё. Поверь в тот мир так же, как ты веришь в реальность этого. Упрямец!
Через две недели всё повторилось. Мы сидели в комнате, я – на полу, дед на кровати.
***
Всё повторялось. Стены стали прозрачными, я даже стал видеть двор сквозь них. И вдруг я услышал ясный щелчок.
Чего-то не хватало в обстановке. Я осмотрел снова комнату и обнаружил отсутствие кухонного шкафа. И ещё – не было цепи.
Что-то изменилось. Я повернулся, чтобы спросить Савелия.
Деда не было на кровати. Он исчез…
***
– Открой глаза! – услышал я его голос.
– Они открыты, – я не понимал.
– Только подумай об этом!
Я повиновался. Глаза были действительно закрыты. Я увидел комнату. Всё было на месте – и шкаф, и цепь, и дед тоже.
– Савелий, у меня получилось?! – радостно завопил я.
– Пока только немного, да. Твоя задача теперь в том, чтобы делать это по щелчку пальцев. Так то! Тогда и скажу, что получилось. Теперь иди рожу в бочке умой, а то и вовсе «крыша» поедет. Она у тебя ещё сла-абая. Да быстрей, ужинать будем.
Глава 7.
Мы занимались этими «фокусами» до самой весны. И в начале лета Савелий сказал, наконец, что я «научился». Отмечая это событие чаепитием с липовым мёдом, мы сидели на лужайке за столом.
– Ты готов к третьему этапу, – дед наливал себе уже третью чашку.
– К какому – третьему? – я думал, что я уже круче самого Копперфильда.
– Ты пока умеешь менять реальность для себя. Это и любой наркоман умеет. Что тебе с этого?
– А что же, можно и для других? – сказал я и тут же вспомнил фокус с цветком. Это выскочило из головы.
Тренируясь всю зиму в избушке, я стал чувствовать ещё что-то, совершенно не похожее на сверхвидение. Я как бы не существовал в привычном статусе. Я чувствовал ток крови в жилах, пульсацию клеток и ядер. Под контролем были все нейроны и импульсы. Я превращался в некую «систему» информации и связи, прозрачную и дрожащую, без тела и мысли. Бесформенное аморфное существо. Пульс при этом увеличивался, как мне казалось, до миллиона ударов в минуту.
– Это не пульс, – объяснил дед, – это вибрации твоего организма. Частота их увеличивается в несколько тысяч раз, когда ты занимаешься. Пульса ты не чувствуешь – он, как и твоё тело, остаётся в прежней реальности.
До меня дошло.
– Поэтому я и тебя перестаю видеть?
– Я остаюсь тоже в прежней реальности. Новую ты создаёшь только для себя. Эвон, видишь косулю?
Я посмотрел за забор. На краю опушки стояла косуля, метрах в пятидесяти от нас.
– Попробуй сейчас. Создай её реальность для себя. Стань ей! И тогда создай реальность для неё. Пусть для неё станет реальностью крадущийся волк. Пусть она почувствует его запах, почувствует опасность и страх. Стань косулей! Ты знаешь, что делать.
Теперь я понимал, что бесполезно о чём-то думать, что-то понимать, и, сообразно логике, действовать. Не было никакой логики. Логика – бред, она вредна. Когда ты убиваешь в себе логику, то открывается путь для естественного течения Энергии. Он был всегда, он есть и всегда будет. Только наше «городское» сознание изо всех сил мешает, блокирует его. Мы сами, по доброй воле, отрезаем себе органы чувств, духовно кастрируя себя, обрастая непробиваемой скорлупой, отгораживая себя от Мира. Нам всем нужно было немного свихнуться.
«Открой сердце своё, и тогда я войду в него…».
Хотелось пить. Я двигался осторожно, ежесекундно напрягая слух. Поляна – открытое место, а значит – очень опасное. За ней, шагах в пятидесяти, была вода, и я знал это. Неясное препятствие мешало по кратчайшему пути пересечь поляну, и я, перебирая копытами, огибал её по краю. Так было безопаснее, и «препятствие» не излучало тревоги.
Внезапно я почуял запах. Он исходил из центра поляны. Он был знаком, этот запах.
Хищник!
Удар был внезапным. Животный ужас пронзил меня насквозь, спазм парализовал сознание. В доли секунды инстинкт напряг мои мышцы до предела, и я метнулся в лес….
***
Я пришёл в себя. Капли холодного пота выступили на лбу и руках. Дед сидел за столом и пил чай.
– Ты справился. Но только ты должен сделать ещё кое-что.
– Что же?
– Сделай это по щелчку пальцев!
***
…Почему я пришёл сюда? Не лучше было бы вернуться в город? Или из двух зол я выбрал меньшее? Я думал об этом всё это время, и не потому, что этот вопрос особенно мучил меня – такова природа человека. И дело было не в том, что в городе всё нужно было начинать заново – и место обитания, и средства к существованию являли из себя проблему. Во мне что-то изменилось. Тот, второй, что жил во мне, взбунтовался. Доколе? Доколе быть рабом? Это стало вопросом жизни и смерти, и этот «вопрос» исчез, растворился в ветвях деревьев, в глазах Савелия, в страхе косули.
Огнём природа обновляется вся….
За время обучения тот, второй, полностью выжил, выдавил меня прежнего из моей бренной оболочки. Савелий что-то сделал со мной. И я был рад этому. Я ощущал невероятную силу.
Огнём природа обновляется вся….
Моим существом стала Свобода. С каждым днём, с каждым месяцем она росла, и я уже не понимал себя прежнего. Я перестал приходить на хутор, проводя всё время в лесу. Стремительно проносилась сквозь заросли лань, ловил холодные струи воздуха орёл, парящий в вышине. Я был ужом, и, принимая изгиб камня, грелся в лучах заходящего солнца. И серебристой рыбой в заводи ручья.
Жизнь вошла в меня. Я слушал Закон Жизни, бегущий в венах волка и в грации мотылька.
Я был им. И мыслей больше не было. Всё, что мешало жить, отпало, как шелуха, как опадают лепестки с завязи цветка. И он уже не цветок – он плод.
Я больше не принадлежал этому маленькому мирку, который люди называют Вселенной. Место, где я существовал, было гораздо больше, чем Вселенная. Я не знал, как это назвать – Мегавселенная? Это не имело никакого значения, и более не заботило меня.
Я стал слышать голос. Голос говорил со мною, поясняя немногие события и чувства. И я обеспокоился.
– Тебе пора перестать уже беспокоиться, – сказал Савелий. Я подошёл к нему, выйдя из леса. Он готовил коптильню.
– И побрейся уже. Ихтияндер.
Я уселся на колоду, наблюдая за действиями деда. Он аккуратно укладывал чурки на дно бака. Колбасы, приготовленные, лежали на тряпице, расстеленной прямо на земле. Он всё делал в высшей степени аккуратно.
– Это голос Страйдера.
– Кто такой Страйдер? – спросил я.
– Никто. Сознание без тела. Дух, живущий в бесконечных уровнях миров. У него много имён. Хранитель, Наблюдатель, Мисссионер, Хозяин. Раз уж он с тобой заговорил, значит – ты достиг кое-чего, да.
– Постой! Хозяин – это дьявол, да?
– Да не боись ты. Кроме как говорить, он и не делает-то ничего. Басней церковники напридумали. Здесь другое – тебя могут заметить.
– Кто?
– Думаешь, ты один такой урод? Однако известность не входит в наши с тобой планы.
– Какие ещё планы, Савелий?
Он промолчал.
– Готовься к четвёртому этапу.
«Огнём природа обновляется вся…».
Глава 8.
– Но почему ты учишь меня? Что тебе с того, Савелий? – спросил я его однажды.
– По двум причинам, – сказал он, помедлив. – Первая – я должен исполнить назначенное мне. Это моя миссия, я не волен тут.
– А вторая причина?
– Вторая – время моё на исходе. Тело моё старо, и никому не дано быть бессмертным. Скоро ухожу, и должен обучить тебя, пока есть сила.
Он помолчал немного. Задумавшись, он вдруг встрепенулся.
– Есть ещё и третья причина.
– Но ты же сказал, что их – две?!
– Да, но третья принадлежит тебе. Ты должен исполнить свою миссию, используя те знания, которые я тебе передал. Нужно спешить, да. Всадники уже близко….
***
…Мы сидели на крыше избы. Я держал мешок с черепицей, а Савелий, сидя верхом на коньке, менял треснутые фрагменты кровли. Закончив работу, он взял у меня из рук мешок и тихонько пустил его вниз, прямо на землю. Черепица, вопреки законам физики, не грохнулась, а плавно опустилась, не издав ни звука. Он повернулся ко мне.
– Не будем слезать покамест.
Лес закрывал линию горизонта. Но я знал, что там, за лесом, есть деревня, трасса, город. И люди.
– Всё в мире взаимосвязано и взаимозависимо. Это старая истина, да. Но ты должен знать, что представляют собой эти связи. Они вполне реальны. Это пути, по которым движется энергия, информация. Ну, и сознание. Всматривайся в дали голубые. Расширь своё восприятие. Забудь о своём теле, ведь ты есть свободная чистая энергия. А действию ты уж обучен, да…
***
И я переместил внимание вдаль. Концентрируясь на пространстве гораздо большем, чем лес, или двор, я вдруг ощутил, что сознание начало движение. Движение было вращательным – сначала медленным, но потом всё более быстрым. Всё слилось перед глазами в немыслимый поток.
И я увидел… Я увидел!!!
Это была бесконечная сеть ярко сияющих нитей, уходящих вдаль. Их были мириады.
Сознание распалось на две части. Я был одним и вторым одновременно. Одна моя часть неслась по этим нитям, озаряясь ослепительными вспышками света. Необыкновенная радость охватила всё моё существо – это было прекрасно!
Другая же часть оставалась на крыше. Я увидел и лес, и деревню, и дорогу. И город. И всё это происходило единовременно, сразу.
Я видел людей, проходящих по улице села, грибника, шарящего во тьме чащи. Он был совсем недалеко, в километре.
Что-то мешало. Я неуверенно определил помеху – это был купол. Едва заметный, он покрывал хутор и пространство вокруг него. Он замедлял моё действие.
***
Мы уже сидели во дворе, на крыльце.
– Савелий, а этот купол… – спросил я его.
Дед ехидно улыбался. Это было его «рук» дело, конечно же! Грибники и другие обходили поляну стороной, а если и попадали туда (тут ещё нужно было догадаться – как), то ничего не видели. Всё было просто – для них это была совсем другая реальность. Избушка, избушка….
В целях лучшего моего обучения дед убрал «купол», и я получил возможности…. Обнаружив Нити Мира, я получил неограниченные возможности! Это как ребёнок, которому дали в руки молоток и пустили в магазин посуды. Это как подросток в Интернете. Это…. У меня не было сравнений. Мне скоро наскучило просто смотреть. Жители Истока были, за редким исключением, скучны. Я пугал грибников, создавая на их пути то автомат газ – воды, то милиционера со свистком. Мне нравилось отключать зажигание в проезжавших по трассе автомобилях, или наоборот – прибавлять «газку». Но когда я устроил у деревни ниагарский водопад – на реке, где бабы полоскали бельё – терпение у Савелия лопнуло, и он вернул купол на место.
– Будя выпендриваться. Не шутки это.
Вскоре я почувствовал едва заметную перемену в настроении Савелия. Хотя он и был для меня всё время совершенно закрытым.
Четыре года я постигал здесь науку. Его, деда, науку. Как я это делал, судить только ему. Но эмоций у меня уже не было, и это тоже являлось свидетельством успеха. Я очень надеялся, что сделал всё, как он учил меня.
– Ты знаешь, что делать. Ты пришёл из того мира в этот за силой. Ты её получил. Когда возникла необходимость в этой силе, в тот момент ты и получил свой карт-бланш. И я умолкаю.
Когда вернёшься в Город, найди там Маркуса. Он тоже приходил на эту поляну, но он другой, не такой как ты. Может случиться так, что ты вернёшься сюда. Зачем? Может так статься, да. Но меня ты уже не найдёшь здесь. Это я знаю точно, да. Прощай.
Он повернулся и пошёл прочь.
Я хотел окликнуть его, но он исчез, растворился, как и не было его вовсе. До меня лишь долетели слова:
– Сгинуло имя твоё….
Но это были уже не его слова – со мной теперь говорил только Страйдер….
Разделитель.
Эти события произошли до 200N года. Я описал их так, как запомнил сам. Всё это действительно происходило со мной, хотя и может Вам показаться и бредом, и литературным вымыслом – я не стану возражать против любого определения.
Но то, что случилось после этого, ещё более удивительно. И это обстоятельство меняет привычный ход повествования – я не могу рассказывать об этом от первого лица.
Потому что, потому что….
Летом 200N года Меньшов Николай Иванович умер. Его не стало. Не стало смешного жалкого «совка» в шляпе и потёртом на локтях костюме.
Но природа не терпит пустоты. И его место было занято другим, о котором я могу говорить теперь только так:
Он.
Его никто не ждал. Он был лишний в Мире Золотого Тельца. Но Его появление потрясло до основания всю страну, изменив ход событий, остановив волю Сильных Мира сего. Почему же тогда об этом ничего и никому до сих пор неизвестно?
Вы сами поймёте, когда дочитаете до конца.
Властелин Реальности.
Глава 1.
Человек, как винтик общества, развивается под действием двух основных факторов. Первый – это гордыня, чувство собственной значимости, ощущение важности себя, присущее любому из нас. Это «первое» относится скорее к стороне чувственной, иррациональной, духовной. Второе – это уровень интеллекта, его качество. Это относится к рациональной стороне, и она более играет роль рассудка, понятного нам всем.
Если в развитии превалирует первая составляющая, а вторая – подавлена, то человек становится взрывным, эгоистичным, жестоким. Он меньше думает и больше подчинён эмоциям. Таковыми бывают преступники.
Если побеждает вторая – человек скромен, им не овладевает гордыня. Мощный интеллект делает из него учёного, мыслителя, подчас пренебрегающего материальными благами.
Если же обе составляющие гармонируют, то это – властитель. Первая составляющая заставляет вторую работать, и они дополняют, стимулируют друг друга.
Вот три кита, три типа и три предела. Всё остальное же – вариации процентного соотношения.
Но есть ещё и тип четвёртый.
Он чрезвычайно малочисленный. К нему относятся те, которые умеют управлять этим процессом – процессом собственного развития. Конечно же, можно повышать свой интеллектуальный уровень вполне сознательно – правда, даже таких людей мало. Но не всем под силу формировать свои чувства. Корректировать, соотносить с интеллектом, где надо – исправлять, тормозить, ускорять….
Такие люди не вписываются ни в один из трёх типов. Они стоят вне классификации. Над ней. И это даёт им огромное преимущество.
Они никогда не выделяются, и не заявляют о своём существовании. Они всё время в тени.
До времени…
Глава 2.
Игорь Валерьевич Ивлев идеально соответствовал именно третьему типу.
Финансовые ручейки, текущие к нему, постепенно превращались в речушки и реки, делая «Властелин» силой незримой и мощной. Обладая незаурядными организаторскими способностями, Игорь Валерьевич создал свою, совершенно оригинальную структуру своей организации.