Текст книги "Властелин сознания"

Автор книги: Алекс Дроздов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Глава 3.

Через день в палате появился «коршун» в сопровождении пухлой Людмилы Иосифовны. Он склонился над моей кроватью, словно намеревался немного поклевать.

– Ну что ж, батенька. Номер вашего полиса мы, по крайней мере, выяснили, в вашей поликлинике по месту жительства. Но вот следователь звонил. Он сообщил, что по тому адресу, который вы ему дали, прописаны почему-то совсем другие люди. Так получается, что вы что-то напутали, или мы. Хотя, с такой травмой…. Ну ладно. Вы еще пролежите у нас две недели, и я вас выпишу.

Он дал указания медсестре и продолжил обход. По моим подсчётам, я уже кантовался в этом «храме» медицины четвёртый месяц. Из них последние два после третьей операции – на ногах. Это обнадёживало. Что ещё радовало, так это везение с соседством. Андрей оказался вполне порядочным парнем. И что самое главное, он оказался интересным собеседником. Сказывалось его образование – он когда-то окончил факультет журналистики, хотя ни дня не работал по специальности.

Спасибо перестройке…

Мы болтали по вечерам, иногда скрашивая их пивом. Персонал больницы, особенно младший, знал об этом, и если это было в пределах разумного – закрывал глаза.

Вскоре настал день моего «освобождения». Я с утра забрал из кладовой свои вещи и получил выписку. К чести сестры-хозяйки, они были вычищены и даже выглажены. Можно было и пройти курс лечения значительно быстрее и качественнее, но для этого нужны были деньги. Хорошо ещё, что нашёлся номер полиса, когда я был без сознания. Родственников не было никаких, а знакомым было до фонаря, что я не появляюсь на работе, завод фактически уже закрылся.

Я предчувствовал, что с квартирой возникнут какие-то проблемы. Неясность и тревога висели в воздухе. Я поделился этим с Андреем.

– Квартирные убийцы? Ну да, ну да. А тебе есть к кому пойти на первое время-то? Мало ли чего?

Я мотнул головой. Друзья-то были, но это на неделю. А дальше я надеялся разобраться быстро. Андрей нацарапал в блокноте адрес общежития, где он жил, и фамилию коменданта.

– Скажешь – от меня. Пристроит. И вот ещё, – он ещё что-то написал и вырвал листок.

– Что это? – спросил я, глядя на второй адрес.

– Это мне дали в «Лондоне». Здесь адрес «Властелина». На всякий случай.

Я пожал ему руку, но он не выпустил её.

– И последнее, что я хотел тебе сказать, Коля. Вот тебе ещё один ориентир – дед Савелий. Если ничего не будет получаться, или опустятся руки, или тебя опять захотят убить – найди этого деда. Не смейся. Когда ты его увидишь, то сам всё поймёшь. Он когда-то вытащил меня с того света, и я только по молодой своей глупости не остался у него. И сейчас жалею, да только поздно – к нему второй раз не возвращаются.

– Почему? – удивился я.

– Не удивляйся. Если попадёшь к нему – Андрей почему-то перешёл на шёпот – не удивляйся ничему. Слышишь, ничему! И обо мне ему вообще ничего не говори.

Он впал в странное беспокойство. Нервно закурив, он сбивчиво объяснил мне дорогу к странному деду. Это оказалось далеко. Какая-то деревенька в ста километрах от Москвы. Запомнить было нетрудно.

Я рассеянно сунул бумажку в карман и направился к выходу. Никаких вещей у меня не было….

…Примерно через час, или около того, я был уже дома. В голове нарастало полное смятение. Я вошёл в подъезд, и…. Остановился на площадке первого этажа.

Двери в мою квартиру не было. Стена! Она была ровно оштукатурена, так же как и противоположные стены. Дверей соседей тоже не было. У меня задрожали колени и перехватило дыхание. Ничего не соображая, я выскочил на улицу.

На лавочке перед подъездом сидела какая-то мамаша с коляской. С бешено колотящимся сердцем я почему-то побежал вдоль дома, и, повернув за угол, очутился на другой стороне дома.

Поток машин проносился мимо. Я ошалело посмотрел на фасад – на всех окнах первого этажа были установлены решётки и ролл-ставни, окна были тонированы. Там, где было окно моей квартиры, красовалось высокое крыльцо. На крыльце курил охранник в униформе.

Я подошёл ближе и у входа, на вывеске, прочёл: ООО «ХХI век». Больше ничего. Только в нижнем правом углу, помельче: корпорация «Властелин».

Я стоял, разинув рот. Охранник, молодой парень, докурил сигарету, аккуратно затушил её о подошву высокого шнурованного сапога и окликнул меня.

– Эй!

Я вышел из оцепенения. Две телекамеры бесшумно поворачивались, фиксируя происходящее перед входом в офис.

– Вали отсюда, придурок, – сказал он, дружелюбно добавив:

– Вали давай, здесь нельзя стоять.

Я тупо, не мигая, посмотрел на его нашивку – «служба безопасности». На поясе болталась резиновая дубинка.

Развернувшись, я поплёлся по улице, как побитая собака. Всё было глупо. Глупо рваться в это самое ООО и что-то требовать, глупо биться головой в то место, где была дверь в мою квартиру. Глупо. Глупо вообще идти по этой улице.

Резкий сигнал отрезвил меня. Передо мной стоял огромный джип. Из открытого окна высунулся толстый бритый парень в тёмных очках.

– Эй, долдон! Ты что, шары залил с утра? Куда прёшь?

Он рванул с места, обдав меня гарью. «Так тебе и надо! Раскис. Соберись!» Но это не помогло. По-прежнему тряслись колени. Меня попросту вышвырнули на улицу, бесцеремонно, как окурок в форточку. Вот так.

Я машинально достал сигареты из кармана. В милицию и в бога я не верил. В суд тоже. Что оставалось? Самому браться за автомат? Я не мог. Мораль, впитанная с молоком, с первым вдохом, сделала из меня законопослушного «совка», интеллигента с авоськой. Я не мог даже поставить мышеловку на мышь, таскающую из моего гаража припасы.

Гараж!

Я вернулся во двор дома. Гараж стоял на месте. Ключи были тоже со мной – от несуществующей квартиры, от гаража и от машины. Я подошёл к гаражу, достал ключ и сунул его в скважину замка. Нет, постой, и что же дальше? Тащить друзей в свидетели, доказывать, что я – это я, судиться…. Возвращать квартиру…. Внутренний голос дал о себе знать. Я почему-то подумал, что не дойду даже до двери в суд, и меня постигнет судьба Стёпы. Я отчётливо и ясно понял это. Моментально.

Тысячи таких вот бомжей заселили колодцы тепловых сетей, оккупировали вокзалы и парки. Учиться хорошо бы на чужих ошибках, так обычно поступают умные люди, а я самоуверенно причислял себя к ним. Не смотря ни на что.

Я принял решение и повернул ключ. Распахнул ворота. Моя родная «семёрка» стояла смирно, ожидая хозяина. Меня! Стало легче. Я сел за руль и запустил двигатель.

Выехав за город, я направился на юг. Сомнения развеялись – я уже знал, куда ехать. Пристроившись во второй ряд, я ехал со скоростью около семидесяти – внимание работников ГИБДД мне было сейчас ни к чему.

***

Самый обычный дом-пятиэтажка выходил с торца окнами на Каширское шоссе. В нём было семьдесят девять самых обычных квартир. Кроме одной, последней, восьмидесятой.

Каждую пятницу именно в этой квартире появлялся Маркус. Ровно в шесть часов шесть минут и шесть секунд, вечером, он отпирал дверь, входил в большую комнату и там начинал чёрный ритуал.

По четырём углам комнаты на огромных подсвечниках он зажигал четыре чёрные большие свечи. На полу уже был начертан круг, описанный вокруг пятиконечной прорезной звезды. Посреди круга стоял алтарь. Алтарь был покрыт чёрным шёлком с вышитыми серебром священными арамейскими письменами. Магнитным порошком на полу были сделаны изображения символов астральной защиты. На алтаре покоился человеческий череп. Рядом с ним стоял золотой подсвечник с толстой красной свечой. Вкруг располагались четыре маленьких зеркала в изящных оправах из серебра. Свет пламени свечи отражался в них.

***

…Маркус в длинном чёрном одеянии стоял у алтаря, и свет горящих свеч блестел в его безумных глазах.

– Прето волюнтас ет терра, инсекто магнум. Ин коелис рабаникум сигнаториум, седуктор арканорум…

Маркус произносил заклинание. Он простёр обнажившиеся руки, жилистые, с крючковатыми пальцами. Дым из курильницы, стоящей за его спиной, перестал подниматься к потолку, он расстилался всё ниже и ниже. Тени заплясали на стенах.

– Деворатор ет прима, деворатор ет сартура кетра. Астимус ноэртрум корса, арканорум ноктикула некро!!!

От черепа отделилась небольшая тёмная сфера и медленно поднялась над алтарём. Её поверхность была матовая и ничего не отражала. Её поддерживали четыре тонких световых луча, исходящие от зеркал. Сфера быстро вращалась.

– Росперо ес кетра, адвениат некро кетер! – выкрикнул Маркус. Его лицо было страшно искажено. На поверхности сферы стали появляться проблески. Она вдруг ярко вспыхнула, и…исчезла.

Маркус в изнеможении опустил напряжённые руки.

Он уже который раз делал попытки установить связь с Миром Мёртвых, но безуспешно. Чёрный дым медленно оседал на алтарь. Всё шло прахом. Вся подготовительная работа, целый месяц.

Но он был обречён повторять всё снова и снова.

Маркус щёлкнул пальцами. Свечи тут же погасли.

Несдержанность. Он не любил дешёвых трюков и выключатель привел в действие рукой, просто включив им свет – шторы были плотно задёрнуты.

Около двенадцати….

….За шторой, на подоконнике, стояло зеркало, он забыл про него. Непростительная оплошность для мага такого уровня.

Небольшое зеркало на подставке. На его поверхности всё ещё плясали огоньки чёрного пламени. Оно было направлено в окно, на улицу. Как раз на то место, на шоссе у парапета, где был вход в Метро.

…Они никогда не были агрессивными.

Место было достаточно людное. Каширское шоссе здесь делало едва заметный поворот. С одной стороны улицы мерцало огнями казино, с другой теснились ряды ларьков, не закрывающихся день и ночь. Ресторан “Majestic” завершал «композицию»….

Маркус уже три месяца безуспешно вызывал силы мёртвого мира.

***

Я уже подъезжал к Подольску, когда заметил, что лампочка топливного указателя горит, не мигая – бак был пустой. Какой смысл высматривать заправку – денег-то всё равно нет? Ни денег, ни паспорта, ни прав, ни дома, ни хрена. А теперь вот и бензина.

Я миновал Подольск и покатил дальше, ожидая, когда встанет машина. Указатель у дороги сообщил, что до Серпухова сорок километров, а стрелка и вовсе упала на ноль.

Всё, что мне оставалось – это начать жизнь заново. И чем дальше от цивилизации, тем лучше. Я несколько раз бывал в деревне, и там всегда мысли сами собой приходили в порядок, и душа успокаивалась. Мне пришла в голову мысль, что наверняка не меня одного так манили запахи сена и тишина.

Ещё километров тридцать. Я ничего не понял, что там с бензином. По всем расчётам он кончился давным-давно. Чудеса какие-то. Если бы я знал, что это было только начало… О чудесах я имел очень приблизительное представление, как оказалось впоследствии. Тем не менее, уже должен быть этот Серпухов. Я что-то слышал об этом городе. Ускоритель, учёные, открытия….

Ещё с пять километров. Ничего.

Куда я ехал? За каким чертом?

На обочине замаячила фигура. Старушка, с клюкой, в платке и телогрейке, сжимала в сухоньких руках небольшую корзинку. Ясно, сезон грибов, сентябрь….

Она махнула, я остановился.

В зеркало я заметил, что старушка и не собиралась ехать – она продолжала свой путь в сторону, противоположную моему движению. Показалось. Я сдал назад и вышел из машины.

– Здравствуйте! – громко крикнул я. Старушка обернулась.

Я подошёл ближе.

– Чего тебе, милок? – сказала она, внимательно глядя на меня и щурясь. Телогрейка оказалась не телогрейкой, а опрятной, чистой кофтой. На голове берет. Она улыбнулась, являя полный рот зубов, и на секунду мне показалось, что передо мной женщина средних лет.

– Вы не знаете, где-то здесь деревня должна быть, Исток называется. Не знаете?

Глаза старушки лучились.

– А тебе, милок, туды зачем?

– У меня там друг живёт, – соврал я.

Старушка хитро улыбнулась.

– Ну, здесь недалече будет. Поезжай ещё прямо, там и столбец увидишь. Да, а на нём-то надпись и будет.

И повторила:

– Тебе – недалече будет.

Она повернулась и пошла по обочине, но уже без клюки. Я помотал головой, отбрасывая наваждение – по дороге шла не старушка, а молодая девушка с огненно-рыжими волосами.

Она обернулась. Её смех отозвался эхом в высоких соснах.

Я бросился в машину. Только закрыв дверь, я успокоился. В зеркале никого не было.

Чур меня.

Я завёл машину и поехал. По моим расчётам, было около полудня, но солнце клонилось к закату. Неужели я так долго ехал? Однако надо было торопиться.

Через триста метров я увидел указатель: «Д. Исток», и стрелку – направо. Надо же, Пырловка под Крыжополем. Ещё и указатель! Деревня федерального значения. Не успел я повернуть направо, как двигатель заглох. Ну вот, наконец-то всё нормально.

Ну что, пешком? Ну и ладненько. Я запер машину и пошёл к повороту. На другой, левой стороне дороги стоял щит, «спиной» ко мне. Меня взяло любопытство – я дошёл до щита и посмотрел на него. Ёшкин кот!

На щите значилось: Серпухов – прямо, сорок километров. Налево – деревня Рыжики, никакого Истока не было.

Чертовщина какая-то. Это что ж, я проехал Серпухов? А где же он был? И на чём я так отмахал, без бензина-то? Ага, заснул за рулем, и Серпухов проспал просто.

Я повернул к деревне. Она была недалеко, километрах в двух. Дорога спускалась к ней с пригорка, и вся деревня, обозримая с этой возвышенности, показалась дворов на пятьдесят, не больше. В таких деревеньках все друг друга знали.

Глава 4.

Картонные коробки фирмы «МосУниПак» направлялись на сотни предприятий страны. В них упаковывали рыбные консервы на дальнем востоке, телевизоры, комплектующие для отечественных автозаводов, приборы, химические реактивы, стройматериалы, лекарства и многое, многое другое. На всех этих товарах стояла маркировка заводов-изготовителей. Но кроме обычной маркировки, на большинстве из них значилась ещё и другая, дополнительная. А где не позволяло пространство – простой маленький штампик – «К. В.»

Корпорация «Властелин». Если учитывать ещё и сферу обслуживания, питания, развлечения, туризма, культуры, то корпорация и там имела тысячи дочерних предприятий. И эти дочерние предприятия были отнюдь не какие-нибудь мелкие фирмочки.

Такое соотношение сил в мире бизнеса сложилось совсем не вдруг. Поначалу было создано маленькое бюро в одном из экономических институтов, которое уже тогда называлось «Властелин». Затем оно было преобразовано в ИЧП, затем – в НПО. Оно занималось интеллектуальной собственностью. В то время никто не знал толком – что это такое и можно ли этим торговать. Тем более – можно ли на этом заработать. А так как руководитель этого «Властелина» не выделялся ни сверхвысокими доходами, ни умопомрачительными машинами, ни громадными особняками, то и интереса для мира жёсткого бизнеса не представлял. Им не интересовались так же и так называемые братки. И милиция тоже. Денег у этого человека не было, а интеллектуальная собственность бандитов не притягивала, во всяком случае, в то время. В самом деле, это же не партия видеомагнитофонов, её нельзя было отнять, продать.

По большому счёту НПО «Властелин» занималось посреднической деятельностью и теоретическими разработками в области экономики и управления. Человек, стоящий во главе фирмы, был очень талантливым организатором, и звали его Игорь Валерьевич Ивлев. Он носил очки в массивной оправе, имел склонность к полноте и учёную степень доктора экономических наук.

Через год «Властелин» незаметно перевёл свои интересы в сферу биржевых операций. Ивлева очень привлекали движения стратегически крупных видов товара, а также финансы. Особенно финансы. Конъюнктура диктовала приоритеты распределения финансовых потоков, их скорость, зависимость от факторов политики, перспектив развития и спроса. Структура общества менялась, с ней менялось финансовое поле. Одни игроки выходили, заменяя других, сыгравших свою роль до конца, порой – до самого конца. Обо всём этом движении, об этой жизни знал господин Ивлев, а в ряде случаев и участвовал. Правда, «Властелин» никогда не стремился выстроить свой имидж и завоевать известность, всегда оставаясь в тени, зачастую действуя через им же учреждённые вторичные фирмы.

Это была особенность Ивлева. После ряда удачных для «Властелина» сделок, повышающих престиж и позволяющих выйти на качественно иной уровень бизнеса, он отказывал в раскрутке ситуации. На вопросы компаньонов о причинах такой политики Ивлев отшучивался. Говорил что-то о скромности, честном бизнесе, порядочности и о прочей муре.

Через несколько лет стало понятно такое поведение, и все, и партнёры, и конкуренты, оценили по заслугам талант Игоря Валерьевича.

Но было слишком поздно….

***

…Что ж, деревня, как деревня. Таких я видел немало. Улица и дома утопали в зелени, ребятишки с шумом бегали, обгоняя друг друга. Спустившись по дороге вниз, я обогнул селение справа – дорога шла дальше, за деревню. Дворовая собака просунула морду сквозь редкую изгородь и посмотрела мне вслед, не издав ни звука. Хотя и солнце было довольно высоко над горизонтом, взрослых местных жителей не наблюдалось. Только слышался отдалённый говор да крики птиц.

Дорога представляла собой уже просто широкую тропу. Она упиралась в редколесье, петляя ещё более узкой тропинкой меж деревьев. Памятуя наставление Андрея, я и пошёл по ней.

Лес совершенно волшебным образом успокоил взвинченные нервы, и я, уже беспечно что-то насвистывая себе под нос и с удовольствием оглядывая дышашщие природой стволы, устремился по тропке. Она то петляла, огибая покрытые мхом пни, то выпрямлялась. Какие-то птицы щебетали в ветвях каких-то (в ботанике я был профан) деревьев, чем привели меня в совершенно счастливое настроение.

Через полчаса ходьбы между высоких деревьев завиднелся просвет. Я ускорил шаг, радуясь окончанию своего путешествия. По моим расчётам, я уж прошагал километров шесть или семь.

Я вышел на поляну. Но к моему величайшему удивлению, передо мной была деревня. Та же самая деревня.

Тьфу ты…

Я где-то явно напетлял – вот городская балда. Развернувшись, я двинулся обратно. Настроение улетучилось, и я заставил себя более внимательно оглядывать лес, но примерно через четверть часа вынужден был остановиться.

Всё повторялось. Я здесь уже проходил, это совершенно очевидно. Те же пни и коряги, та же ель – возникла уверенность, что я опять двигаюсь к злосчастной деревне. Но этого не может быть, я точно помнил, что не сворачивал с тропинки ни на шаг.

Теперь всё выстраивалось в логическую цепочку. Бензин, старуха-девушка, собака, щит на дороге. Чертовщина была налицо, но рациональное мышление отбрасывало эти сказки, как мистический бред.

Хорошо, чертовщины не бывает. Тогда что же делать? В голове откуда-то взялось: «Наука даёт следующее объяснение…».

Я испугался и обозлился одновременно. Испугался ситуации и обозлился на собственное бессилие. Злость в такой ситуации была как раз на руку. Вопреки всякой логике я повернул назад, на сто восемьдесят градусов, и это меня спасло.

Здравый смысл восставал против такого решения, сверля мозги фразой: «Вот сейчас ты выйдешь опять к деревне, дурачина»… Но всё изменилось, я миновал заросли кустарника и увидел огромную сосну, которой раньше не было. За сосной сквозь ветви проглядывало свободное пространство, и через минуту я вышел на широкую поляну.

Поляна была ровная, как стол, заросшая земляникой и одуванчиками. Со всех сторон её обступали кольцом деревья, образующие почти непролазную чащу. Другого выхода, кроме моей тропинки, я не заметил. И куда дальше?

Я пересёк поляну, ступая по траве, как по мягкому ковру. У самого края стоял большой дуб. Я остановился, размышляя, и оглядел поляну в поисках дороги – тропинка, по которой я сюда дошёл, затерялась в зарослях. Чего я здесь делаю? Я повернулся к дубу в надежде всё-таки отыскать путь.

Под дубом, на пне, сидел дед.

Он был какой-то ненастоящий. Седую бороду теребил лёгкий ветерок. Одетый в свободную рубаху из грубой материи и синие джинсы, он сидел на пне и ехидно улыбался.

Тут же вспомнились слова Андрея: «Ничему не удивляйся!» Взяв себя в руки, я ляпнул:

– Здрасьте!

Дед хихикнул, и, сощурившись, спросил:

– Ищешь кого, милок?

Вылитый старичок-боровичок.

– Да, мне сказали, здесь дед Савелий живёт. Не вы ли?

– Он самый.

Я почему-то ожидал, что дед начнёт спрашивать, что, да как, кто послал. Но он молчал, глядя куда-то мимо меня. Сидел и попросту молчал. И мои слова куда-то делись – голова была абсолютно пуста. С трудом преодолев скованность, я спросил:

– Вот хорошо, что я вас нашёл! А то, знаете, чуть не заблудился. Дедушка Савелий, а где же вы живёте?

– А прямо здесь и живу.

– Что, в лесу? Мне сказали, что где-то здесь есть хутор.

– Ну-ка, поворотись!

Я обернулся.

Большую часть поляны занимал двор с рубленой избой. Высокая остроконечная крыша, покрытая красной черепицей, делала дом приземистым. Затейливый водосток в виде раскрытых пастей драконов, как это было ни странно, гармонировал строению. Немного нелепо выглядел сарай, прилепившийся на заднем плане. У сарая была сложена поленница. Забор из одних прожилин стоял только с «передней» стороны, со стороны же леса его не было вовсе. Напротив сарая был ещё погреб – я определил его по конструкции в виде двери и насыпного холма. Туалета, обычного для деревенских построек, я не заметил. Посреди двора стоял настоящий турник (!), который уж совсем не вязался со всем этим.

«Избушка, избушка, стань к лесу задом!» Бред. Я повернулся к деду.

– Откуда это… взялось? – другого вопроса я не придумал.

– Туман в уме твоём, – ответил дед Савелий.

Я стоял, не понимая, о чём он говорит. На всякий случай я ещё раз обернулся – дом стоял на своём месте.

Дед смеялся надо мной.

– Разве всё, что ты видишь – реально? Ты просто уверен, что реально. Реально, потому что видишь, или видишь, потому что реально? Или потому что – уверен?

Вдруг он подпрыгнул, и, пройдясь колесом по траве, оказался под турником. Схватившись за перекладину, он сделал подъём, затем – переворот, другой и, соскочив, повернулся ко мне.

Я открыл рот. Передо мной стоял мужчина средних лет. Бицепсы натягивали материю рубахи, сильная шея была напряжена. Глубокие морщины на лице разгладились, а глаза стального цвета смотрели на меня открыто и свободно.

Тут, словно «спохватившись», дед Савелий сгорбился, и, кряхтя, оглянулся.

– Ну, милок, пойдём в избу. С дороги не грех и поужинать тебе, да.

«Нет, он просто издевается, этот чёртов дед. Ну конечно, это просто гипноз».

Тут и думать нечего. Я последовал за ним.

– Ты милок, верно, думаешь, что это всё – гипноз. Так? – он поднял топор, лежащий на крыльце, и с силой метнул его. Топор со свистом вонзился в колоду, стоящую на другом конце двора, расколов её надвое.

– Так… – нерешительно протянул я.

– Нет. Ты ошибся. Хочешь ли узнать, что это?

– Да нет уж. К чему мне эти фокусы? Что мне с них? – осторожно ответил я.

«Дед» медлил, взявшись за ручку двери. Потом обернулся, опять хитро сощурившись. Голос его стал ясным и каким-то иным. Он вдруг совершенно отчётливо произнёс:

– Не будь слабым, Коля. Разве не за этим ты пришёл сюда? Ты ведь от слабости хочешь избавиться?

Он был прав. Я всегда это знал. Я знал, что ищу здесь силу.

– Тогда заходи. Но помни, что назад дороги нет.

Дед Савелий рывком открыл дверь в избу, пропуская меня вперёд.

Медлить было нельзя – и я переступил порог.

Он, кажется, назвал моё имя.

Глава 5.

И я стал жить у деда Савелия. По его совету я поселился в сарае: снаружи неказистый, внутри он оказался вполне приличным – даже пол был сработан из плотно пригнанных струганных досок. Под маленьким окном стоял топчан с несколькими козьими шкурами, и этого вполне было достаточно в тёплые летние ночи. Осенью я перебирался в избу. В мои хозяйственные обязанности входила заготовка дров, поддержание чистоты во дворе, мелкий ремонт построек, и ещё – вода. Вода была в тридцати метрах от двора – из-под земли бил ключ, наполняя чистейшей влагой небольшое озерцо. Озерцо в поперечнике составляло метра три – четыре, не больше. Из него вытекал ручей, скрываясь в чаще леса. Я должен был наполнять две деревянные бочки, стоящие в огороде, и еще одну – над душем. Летом это был тяжкий труд – дед сам поливал огород, не жалея воды. Иной раз он и сам помогал мне в носке воды, играючи таская по два ведра воды, как заведённый. Бани с паром у Савелия не было, как впрочем, и туалета. Туалет был «природный».

Я никак не мог понять, сколько ему лет. Приблизительный диапазон был таков: от сорока до восьмидесяти. На мои вопросы относительно возраста он не отвечал, только улыбался. И я отстал. Да и не в этом было дело.

Летом мы отправлялись в лес на несколько дней, а то и на пару недель. Мы беседовали, собирали грибы и травы – дед был в них большой спец. Это был заповедник, его территория была довольно обширна, и казалось, мы исходили его вдоль и поперёк. Зимой, долгими вечерами, сидя у очага, продолжались те же разговоры. По мере такого течения времени постепенно у меня складывалось представление о нём, первоначально ошибочное. При первой встрече я был уверен, что судьба свела меня с малограмотным отшельником, эдаким «лесовиком».

Савелий часто отлучался сам, строго настрого запретив мне ходить в деревню самому. Да и честно говоря, меня не тянуло, хотя по логике я должен бы нуждаться в общении. Летом он ходил пешком, набив рюкзак «гербарием» – врачевание в окрестных деревнях приносило ему кое-какой доход. Зимой – на лыжах. Возвращался Савелий с продуктами, самыми необходимыми: соль, спички, хлеб и прочее. Мясо он тоже доставлял из деревни – ружья у нас не было. Это была загадка – где и как оно хранилось? Ведь вся готовка была на нём, и Савелий не допускал меня до «святого». Загадка разрешилась, когда я впервые побывал в погребе. Это было настоящее чудо инженерии.

Погреб был «двухэтажный». Нижний этаж представлял собой ледник с весьма искусно устроенной системой водостоков и вентиляции. Даже в самое жаркое время крышка ледника была подёрнута инеем. На мои расспросы дед туманно объяснял что-то о многослойном покрытии грунта и о досках, из которых была сделана дверь в погреб.

В общем, в этом самом погребе всегда было холодно. Но моё воображение в первый раз поразило ещё и другое. На полках стояли банки и бочонки с соленьями, вареньями и приправами, с диким мёдом, грибами. В отдельном месте – капуста, морковь, лук, чеснок. Под потолком, вперемешку с пучками травы, назначенной защищать от гнили, висели кольца колбас и вяленая рыба. И всё это не портилось и хранилось почти всё лето.

Стоя в этом царстве припасов и пуская слюну, я ощущал довольно приличный холодный сквозняк.

Что касается дикого мёда, то дед добывал его самолично. Как он это делал – мне известно не было. Однажды я застал его за необычным занятием, отчасти проливающим на это свет.

Я вернулся из своего обычного похода за водой. Недавно прошёл дождь, и обувь, намокшая от росы, требовала просушки. Я разулся и поставил сандалии на крыльцо. Савелия не было видно во дворе, но я знал, что он недалеко. Обогнув дом, я нашёл его у края леса.

Он сидел на корточках возле небольшой разрытой ямки, что-то доставая оттуда. Я подошёл ближе.

Он сосредоточенно доставал из ямки шмелей – руками! И пересаживал их в норку, вероятно устроенную им же, искусственно.

Я хмыкнул. Он не обратил на меня ни малейшего внимания, продолжая доставать маленьких «шмелят». Они вырывались, но он настойчиво совал их в «новый дом».

– Здесь их заливает. Я повыше им сделал нору-то. Вот. Здесь сухо будет им.

Шмели, видимо, уже привыкли к такому обхождению с его стороны, и принимали новый дом хорошо. Некоторые уже сами залетали внутрь.

Так он обходился со всем остальным миром живых существ, обитающих в лесу. Змеи, мыши, совы и ежи, зайцы словно и не замечали его вовсе: сновали под ногами, птицы садились на голову и плечи. Каждый день мы обедали с ним во дворе, летом вынося струганный стол на траву. И каждый день прилетала сорока. Она садилась прямо на стол, выпрашивая кусочек. И дед кормил её. И только когда она норовила залезть в его тарелку, дед Савелий осаживал её негрубым словом.

Так я прожил зиму, лето и следующую зиму. За это время никто из посторонних не появлялся у нашей избушки, хотя до деревни (по моему мнению) было около трёх километров. Зиму мы пережили в достатке, «затарив» осенью погреб запасами доверху.

Наступила весна. Весной Савелий брился, обрастая за лето бородой, как раз к холодам. Зеркал в доме не было, и он брился, глядя в бочку с водой. Мне же было разрешено иметь маленькое зеркальце для этих целей.

Так вот, дед брился, напевая бессмысленную песенку:

– Огнём приро-о-ода обновляется вся-а-а!

Я подошёл к нему.

– Савелий, что это за песня?

Он настоял, чтобы я называл его именно так – Савелий. И добавил: «А ещё лучше – Сава. Краткость – сестра таланта. И ума, да»

Но я остановился на Савелии, не желая называть его этой полутюремной кликухой – он внушал мне какое-то необъяснимое уважение. Просто своим присутствием, даже когда молчал. От него исходила совершенная чистота и какая-то завершённость, что ли. В нём не было ничего лишнего. Нет, я не об одежде говорю.

Он не суетился. Все его движения были точны и совершенны. Его старческая немощь была, пожалуй, некоей маскировкой – так мне казалось. Голос был ясен и чёток, и в его речи не было «паразитов». Мысль всегда выражалась предельно кратко и понятно. Хотя большее время он всё же молчал, да.

Нашим городским политикам следовало поучиться у деда. Уже пора им идти в народ, в лес, пора…

– Это песня одного еврейского мальчика. Он умер потом. На кресте.

Глубина его познаний в истории и квантовой физике постоянно ставила меня в тупик. Я чувствовал себя в таких случаях профаном-студентом у мудрого профессора на экзамене. Он закончил своё бритьё и стал похож на мужчину средних лет. Только грубая рубаха старила его, а джинсы приводили в замешательство.

– Рубаха чистая, и штаны тоже – сказал он.

Все мои мысли были для него открытой книгою, и я начал привыкать к этому. Да и скрывать было нечего. В принципе, мы могли с ним и не разговаривать вовсе – общение без слов было вполне возможным. Он спрятал бритву в сумку, и, кивнув мне, направился к поляне за забором. Я последовал за ним.

Весенние травы уже покрывали тёплую землю. Мы уселись прямо на траву, друг против друга. Запах пьянил голову – после зимы это было особенно приятно. Из всех цветов я знал только одуванчики, хотя были и другие – синенькие, красненькие. Дед словно ждал, когда я надышусь.

– Николай, а ты помнишь, как пришёл сюда? – сказал он.

– Ну да, конечно помню.

Дед сощурился ехидно.

– И как избушка появилась?

Я смутился. По правде говоря, появление избушки я отнёс к временной потере зрения, усталости и проч.