Текст книги "Варлорд. Северное Сияние"

Автор книги: Алекс Делакруз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Глава 3

Новые корпуса, изначально предназначенные для Авроры и переданные гимназии Витгефта, занимали немалую площадь острова. И мне, конечно же, необходимо было в самый дальний конец занимаемой гимназией территории, поэтому пробежаться пришлось изрядно.

Профессор темных искусств барон Максимилиан Иванович фон Колер знает, что я был у директора гимназии, и за опоздание мне, несомненно, сильно пенять не станет. Но он же потом будет напоминать об этом постоянно, а его педантичность и в некотором роде даже занудство уже стали притчей во языцех среди всех тех, кто посещает его лекции. Душу же вынет. Так что, покинув главное здание гимназии, разогнался я даже быстрее ветра.

Арена для одиночных поединков, где проводилась лекция, находилась под землей. Персонала гимназии на входе уже не было, а проходил я в автоматические двери по подтвержденному фон Колером допуску.

За зоной контроля царство белого хай-тека уступило место необработанной каменной кладке: внутри арена узнаваемо напоминала римский Колизей. Размерами только гораздо меньше, конечно. Видимо, по традиции императорских учебных заведений предназначенная для одиночных или групповых дуэлей арена выглядела стандартно аутентично, с минимально видимым вмешательством технологий. Наверное, для того, чтобы выполнить общие требования соответствия, чтобы при этом античный вид площадки не выделялся на фоне бело-голубого хай-тека корпусов, арену и спрятали под землю.

Овальная площадка здесь также была стандартного размера, точь-в-точь как на малой арене гимназии Витгефта, где я наблюдал дуэль Анастасии и Разумовской. Вот только песка здесь сейчас не наблюдалось, а площадка была закрыта выдвижным синтетическим покрытием темно-фиолетового цвета.

Вместо напитанной магической сетки арена по периметру была оборудована самыми современными защитными экранами. Они, по идее, должны защищать зрителей от дуэлянтов. Но сейчас экраны, наоборот, были настроены так, чтобы закрыть нас от всего остального мира.

Лекции по темным искусствам имели самый высокий, красный класс опасности. Официально подобные занятия, конечно же, не проводились, поэтому в расписании у меня сейчас стояла лекция Языческий огонь – фон Колер ведь читал у нас еще и Славянское язычество. Тоже в практических занятиях имевшее красный класс опасности.

На скамьях пустой арены расположилось всего пять человек. Валера, как обычно, занял место чуть поодаль ото всех. Всем видом он демонстрировал усталость от жизни, со скучающей ленцой взирая на происходящее из-под полуприкрытых глаз. Ясноглазая Наденька, чья кавайная внешность периодически все же вызывала у меня подозрения в генетической модификации, наоборот, смотрела на мир с неослабевающим любопытством. За ее спиной уткнулся в ассистант Илья, самый молчаливый из нашей сборной команды гимназии по практической стрельбе. По совместительству еще и являющейся группой одержимых, обучающихся темным искусствам.

Модест и Эльвира, как обычно, сидели совсем рядом друг с другом, в то же время сохраняя показательную дистанцию – как будто вообще незнакомы. Неразлучные и внешне совершенно непохожие – он черноглазый, худощавый, с тонким носом и аристократической бледностью, она – настоящая северная валькирия с толстой косой; внешность, отлично соответствующая ее титулу сибирской царевны.

Расположилась вся команда на первой скамье, прямо напротив стоявшего за невысоким ограждением фон Колера. Профессор провожал меня внимательным цепким взглядом, пока я спускался по проходу. И говорить он начал еще до того, как я присел на скамью.

– Все вы знаете, что у нашего мира есть изнанка. А изнанка – это… Надежда Геннадьевна?

– Одна из граней астрального плана.

– Отлично, Надежда Геннадьевна. А можете сказать, каким образом мы путешествуем в Изнанке?

– С помощью астральной проекции мы покидаем собственное тело, отправляясь в астральный план нашего мира, – без запинки ответила ясноглазая девушка.

– Почему одержимые могут путешествовать по изнанке мира, а одаренные нет? – задал ей очередной вопрос профессор.

Что он, что Андре испытывали необъяснимую слабость к всезнающей девушке, часто превращая свои лекции в ее бенефис и практически не трогая вопросами остальных.

– Фундаментальные различия в природе использования силы, – между тем безо всяких раздумий начала отвечать Наденька. – Суть возможностей владеющих стихийным даром – это Aether. Эфир, или квинтэссенция, пятый элемент. Одаренные люди после активации своего психоэнергетического центра средоточия силы, так называемого источника, могут работать со стихиями. А именно – используя свой источник, черпать энергию стихий из нашего мира, накапливая ее в своем внутреннем резервуаре.

Одержимые люди не работают со стихиями. Мы не принадлежим этому миру полностью, и наша физическая оболочка, в отличие от ауры одаренных, имеет астральный план. Благодаря этому, при должной тренировке концентрации разума, мы можем использовать Тьму из других планов бытия. Не касаясь эфира, так как в этом нет нужды.

– Все согласны с озвученными Надеждой Геннадьевной выводами? – поинтересовался фон Колер.

Несогласных не было. Что и неудивительно – потому что ясноглазая Наденька как по писаному повторяла в точности все то, что говорил нам профессор на самых первых лекциях.

Фон Колер между тем медленно кивнул. Мановением руки справа от него возникло два призрачных манекена. Человеческие фигуры – одаренный и одержимый: у первого вместе со стихийным свечением присутствовала лазурь эфира; манекен, отображающий одержимого, дополнился астральной аурой и серыми лоскутами, так знакомыми мне по визитам в теневую изнанку нашего мира.

– Надежда Геннадьевна, скажите, пожалуйста, что такое астральная проекция?

– Астральная проекция – практика, при которой усилием концентрации наш разум может покинуть физическую оболочку и оказаться за границей нашего плана бытия.

– Можем ли мы, находясь в Изнанке мира, влиять на события в нем?

– Нет, потому что в Изнанке мы находимся бестелесным духом. В форме астральной проекции мы можем только наблюдать.

Фон Колер согласно кивнул и сделал еще один жест, после которого между двумя манекенами появился реалистичный шар планеты. Который был окутан голубоватым сиянием атмосферы и отсвета океанов, смешанных с зеленым цветом континентов. В сравнении с одаренным, подсвеченным лазурью ауры души – эфира, стихийное сияние выглядело очень похоже. Особенно стало похоже после того, как фон Колер вывел на проекцию данные о плотности населения, которые, концентрируясь в районе больших городов, еще более добавили глубины цвета и жизни лазурному сиянию планеты.

– Люди и стихии часть души нашего мира? – негромко поинтересовалась Эльвира.

– Точно сказать этого никто не может, – ответил ей профессор. – Но, согласитесь, выглядит очень похоже.

Фон Колер дал нам несколько секунд посмотреть на манекен одаренного и изображение планеты, после чего сделал еще один легкий жест. Голубоватое сияние земного шара после этого разбавили серые лоскуты астрального плана, а рядом с планетой появились призрачные и смутные изображения отражений других миров.

Демонстрация оказалось столь наглядной, что никто даже вопросов не задал. И планета, и изображения людей рядом выглядели невероятно похоже. Вот только у одаренного отсутствовал астральный план, а у одержимого – явно видная аура эфира. Планета же совмещала обе ауры.

– Надежда Геннадьевна, в чем разница между заклинанием и конструктом? – поинтересовался после паузы фон Колер.

– Заклинание – это повеление. Конструкт – это создание, плетение.

– Именно так. Одержимые используют гораздо более серьезные силы, чем подчиняющиеся одаренным, и создают плетения. Мы не только создаем, но и повелеваем – чужими силами, ресурсами и даже душами. Делаем то, чего никогда не смогут сделать обычные стихийные одаренные. Какие же конструкты создают стихийные одаренные? Названия? – добавил фон Колер через секунду, уточняя вопрос.

– Ледяная стрела…

– Зимняя стужа, огненный взрыв…

– Девятый вал…

– Воспламенение сущности, метеорит…

– Поцелуй жизни…

– Шаровая молния, ледяной конус…

Профессор оглядывал нас одного за другим, выслушивая названия конструктов, применяемых одаренными. Когда фон Колер счел, что слышал достаточно, он поднял руку и благодарно кивнул.

– Что их все объединяет? Надежда Геннадьевна?

– Это все магические конструкции, основанные на природных явлениях.

– Все верно, – удовлетворительно кивнул фон Колер. – Добавлю только: максимально простые стихийные конструкции.

Выдержав паузу, профессор отступил на несколько шагов. Он закрыл глаза, сосредотачиваясь, а когда открыл, на нас посмотрели два заполненных мраком провала. От уголков век профессора под кожей потянулись быстрые черные змейки, уродуя лицо.

В руке фон Колера материализовалась катана, которая почти сразу подернулась лоскутами мрака. Я узнал этот теневой конструкт – профессор демонстрировал нам его на одной из лекций. Между тем сквозь черные лоскуты видоизменяемого оружия уже проглядывала рукоять с оголовьем в виде черепа, а клинок расползся в девятихвостую змеиную плеть.

Стеганул по ушам яростный инфернальный визг, и превратившиеся в змеиные тела хвосты плетки забились в ярости. С клыков открытых пастей закапал яд, а на нас дохнуло холодом потустороннего мира.

– Артур Сергеевич, – зазвучал словно отовсюду хриплый голос фон Колера, – будьте добры, сформируйте два клинка Тьмы.

Поднявшись, я прямо по ограде арены отошел чуть в сторону ото всех и поднял руки. Привычный холодок, и вокруг предплечий заклубились лоскуты мрака. С «сырой» Тьмой я уже работал не раз, а под руководством фон Колера уже хорошо отточил навык простейших конструкций.

– Перед вами два конструкта, – вновь зашелестел словно отовсюду голос фон Колера. – Самый простой и грубый, – он дернул подбородком в мою сторону, а после поднял свой пугающий хлыст, – и плетение седьмого ранга.

Змеиные головы с распахнутыми клыкастыми пастями вдруг прянули вперед, истошным визгом нам всем ударило по ушам, а демоническое оружие подернулось лоскутами мрака. Змеевидная плетка забилась в руках профессора, словно нехотя подчиняясь чужой воле, а после окуталась черной дымкой, закрутившейся вихрем лоскутов мрака.

Яростный инфернальный крик вдруг оборвался, оставив после себя только забившееся под сводами арены эхо, а пугающее оружие неожиданно превратилось в черный, густой дым – как от горящей резины. Частично он рассеялся в воздухе, а частью опал на пол в виде черной, неприятной и опасной даже на вид густой жижи. Часть капель прожгла синтетическое покрытие, потянуло запахом жженого пластика, но заработавшая вентиляция быстро справлялась.

Не дожидаясь указания профессора, я отпустил сформированные клинки Тьмы, которые почти сразу растворились в воздухе. Встряхнув руками, избавляясь от покалывающего холодка, я вернулся на место.

– Надежда Геннадьевна, – приходя в себя, произнес профессор почти своим голосом. – Скажите, как вы думаете, к какой школе темных искусств принадлежит примененное мною заклинание конструкта?

Ясноглазая Наденька сразу не ответила. Не ответила она и через несколько секунд, что для нее совсем нехарактерно. Но это совсем неудивительно – не думаю, что сейчас кто-либо из нас мог с ходу дать правильный ответ. Потому что в прошлый раз, когда фон Колер формировал это плетение, он – я хорошо это помню, – избавляясь от него, как будто разорвал границу реальности и выкинул свое живое, ярящееся оружие прочь из нашего плана.

Тогда, после первой демонстрации профессора, мне казалось очевидным, что живая змеевидная плеть – конструкт школы демонологии, призыв покоренного демона. Сейчас же, избавляясь от созданного заклинания, фон Колер сделал то же самое, что и я, – а именно: просто отпустил Тьму от себя, так что она развеялась. А это уже прямой признак Элементарной, или Тайной, магии темных искусств.

Наденька между тем сильно закусила губу и покраснела, пытаясь найти правильный ответ и нервничая из-за возникшей паузы.

– Надежда Геннадьевна, – заметив состояние девушки, успокоил ее профессор. – Не переживайте, если у вас пока нет ответа на поставленный вопрос. Сейчас мы найдем его вместе. Пока же, попрошу вас, расскажите, пожалуйста, нам, что такое сила стихийного одаренного.

– Сила стихийного одаренного – это размер энергии, которую он может сохранить и усвоить для использования, – отчеканила Наденька.

– Все верно, Надежда Геннадьевна. Если говорить прямо, сила одаренного – это размер его источника. А теперь, будьте любезны, дайте определение силе одержимого.

– Сила одержимого – это сила мысли, умение контроля и концентрации. Это уровень его умения в обуздании потока энергии при создании конструктов, а также способность повелевать ими с помощью заклинаний.

– Замечательно, Надежда Геннадьевна. Теперь скажите, пожалуйста, что такое… ледяная стрела?

– Ледяная стрела – это конструкт стихии Воды школы магии Льда, созда…

Едва только Наденька начала говорить, как профессор поднял обе руки, привлекая внимание, и ясноглазая девушка сразу осеклась.

– Мне бы определение попроще. Валерий Георгиевич, думаю, вы сможете мне помочь. Скажите проще, ледяная стрела – это…

– Сосулька? – пожал плечами Валера, даже не переменив своей вальяжной позы.

– Сосулька? – взметнулись брови профессора, а голос его вновь зазвучал словно отовсюду шелестящей Тьмой. От его тона Валера выпрямился и невольно сглотнул.

– Большая сосулька, – произнес он осторожно и напрягся, ожидая последствий. Которые незамедлительно последовали, причем совершенно неожиданные.

– Именно! – даже щелкнул пальцами фон Колер. – Большая сосулька! Заклинания стихийных школ элементарной магии, если обобщать, являются просто большими сосульками. Если встречаются два мага школы Льда, в их споре поединком победит тот, кто кидает свои сосульки сильнее, дальше или быстрее. Ну, и кто чаще попадает в противника, конечно же.

Каждый конструкт одаренного, как мы уже с вами сегодня говорили, – это зеркало обычного природного явления. И даже его максимальный уровень по сложности исполнения ненамного превышает сложность создания клинков Тьмы, которые продемонстрировал нам Артур Сергеевич. Банальная грубая сила, применяемая в создании конструктов на основе элементарных вещей и явлений.

Выдав эту тираду, фон Колер помолчал, после чего обернулся ко мне.

– Артур Сергеевич, сложно было создавать клинки Тьмы?

– Нет, – ответил я, совершенно не покривив душой.

– Действительно, ничего сложного, – согласился со мной фон Колер и вытянул руку, вокруг которой сразу заклубилась Тьма, формируясь в черный клинок. – Просто представить в руке меч, саблю, нож, да даже оторванную от забора штакетину, простите за определение. Эффект одинаков, в результате у вас в руках грубое и смертоносное оружие. Но, – посмотрел на меня профессор. – Артур Сергеевич, если бы вы попытались отрубить своими клинками хоть один хвост созданной мной змееглавой плетки, как думаете, что бы произошло?

– Точно сказать не могу, но предполагаю, что ничего хорошего для меня.

– Правильно предполагаете, Артур Сергеевич. Эффект для вас был бы похож на попытку потушить костер бензином. Сможете более полно сформулировать причину этого?

– Наверное, потому, что сформированные мною клинки, как и ваше заклинание, являются представителями одной школы. Используя недавнее сравнение – ваша сосулька сильнее.

– И…

– Больше?

– Сложнее и выше уровнем исполнения, Артур Сергеевич, – с явным неудовольствием от моей недогадливости покачал головой фон Колер. – Если соперничество двух одаренных разного ранга – это два встретившихся в океане айсберга, большой и маленький, то соперничество двух одержимых разного ранга… Для сравнения представьте, как авианесущий крейсер нашего Тихоокеанского флота пытается атаковать германская миноноска из девятнадцатого века. Системы активной защиты крейсера уничтожат атакующего наглеца в автоматическом режиме, даже не отвлекая операторов от девочек из социальных сетей, а офицеров от утреннего кофе.

Подождав, пока мы усвоим озвученную разницу, профессор заговорил снова.

– Теперь, после вводной части, можете ли вы мне озвучить вполне очевидный вопрос, к которому я подводил вас этой демонстрацией?

На некоторое время повисла пауза. Когда фон Колер с расстроенным видом собрался было уже заговорить, он увидел взгляд Эльвиры.

– Эльвира Рафаэловна?

– Каждый одаренный, создавая конструкт, использует для этого как образец простейший природный элемент. Артур, создавая только что клинки Тьмы, как образец взял представление об обычном мече, конструкция которого не отличается сложностью.

По мере того как Эльвира говорила, фон Колер кивал, а лицо его разглаживалось. Царевна между тем продолжала.

– Если продемонстрированная вами змееглавая плеть не заклинание призыва школы демонологии, а созданный конструкт… возникает вопрос, что послужило образцом для его создания, и…

– И каким образом я смог получить этот образец, – продолжил за нее фон Колер, жестом показав, что выводом Эльвиры более чем удовлетворен.

Снова выждав паузу, профессор продолжил.

– Пока официально существует четыре школы темных искусств, и каждому из вас предстоит выбрать, на изучение какой из них вы собираетесь делать упор. Но изучение каждой школы немыслимо без посещения и изучения Изнанки. И начинается практическое изучение в том месте, где эфир и астрал нашего мира пересекаются с границами других миров. В месте, где астральная проекция обретает плоть. А это значит… Надежда Геннадьевна?

– Это значит, что посещение подобных мест опасно для жизни? – без задержки предположила Наденька.

– Все верно. Посещение подобных мест опасно для жизни, но без них изучение темных искусств невозможно. И сейчас одно из подобных мест, безопасное при условии навигатора в сопровождающих, а также при определенных подготовительных действиях, мы с вами посетим. Прошу, подойдите ближе.

В этот момент у меня появилось нехорошее предчувствие, а на душу легла муторная тяжесть. К сожалению, я, как далекий от мира магии, совсем не предполагал, что адепты темных искусств с предчувствиями осторожны куда более даже, чем авиаторы, не употребляющие слово «последний».

Это была одна из тех очевидных и элементарных вещей, которых я на тот момент еще не знал.

Глава 4

После слов профессора мы все без малейшей задержки поднялись с мест и, поочередно перескакивая через ограждение, вышли на площадку арены.

– Щит Давида, – коротко бросил сосредоточившийся фон Колер и жестом показал Эльвире, на каком удалении от него нужно встать. Царевна удивилась – как и все, но послушно отошла метров на десять по указке профессора.

Фон Колер на нас уже не смотрел. Впрочем, контролировать наши действия нужды не было – подобное построение под защитную гексаграмму мы отрабатывали не раз. Просто ни разу не участвовали в создании такой огромной, практически во всю дуэльную площадку.

Небольшая заминка произошла только с Валерой. Эльвира шикнула, привлекая его внимание, и принц по ее указанию отодвинулся дальше от Модеста, приближаясь к Надежде. После этого мы все расположились равноудаленно друг от друга и от профессора, обступив его по кругу. Ошибку Валеры Эльвира, судя по взгляду и короткому кивку, не осуждала – все же защитное построение впятером без оборотня, в пентаграмме, мы отрабатывали гораздо чаще, чем гексаграмму вместе с принцем.

Понизу между тем заклубилась созданная фон Колером серая мгла. Ноги при этом как будто погрузились в мягкий ковер лесного мха. Вскоре мглистая завеса обволакивающими лоскутами поднялась, доставая всем уже почти до груди. Сгустившаяся пелена словно отделила ступни от пола, а чуть погодя появилось чувство, похожее на нахождение в невесомости. И чтобы стоять прямо, нам сейчас всем приходилось едва балансировать, словно на плавно двигающейся платформе.

– Заходим в изнанку, господа и дамы, – негромко произнес фон Колер. Профессор уже побледнел, черты его лица заострились, а вокруг кистей поднятых рук клубился мрак.

Глубоко выдохнув, я вошел в состояние расслабленной сосредоточенности и ощутил, как дух выходит из тела, в то же время оставаясь в нем. Но вопреки привычной практике, краски мира не поблекли, только на периферии зрения появилась легкая размытая серость. Не скрывая удивления, я быстро стрельнул взглядом по сторонам. Эльвира, которая стояла от меня справа, также осматривалась с недоуменной настороженностью.

Царевна, как и я, почувствовала – из-за созданной фон Колером пелены мы оказались неразделимы со своими астральными проекциями. И сейчас в телесном виде, в привычном течении времени мы, получается, находились и в истинном мире, и в его изнанке одновременно.

Почти сразу после того, как вся команда вышла в изнанку, – я почувствовал присутствие остальных неожиданно активизировавшимся внутренним радаром, – серая пелена под ногами опала. Колышущиеся лоскуты мглы поползли вниз, словно гибкие стебли лиан, отпуская нас. Пара секунд, и мы теперь стояли на плотном ковре правильного круга, сотканном из прессованной серой пелены.

Фон Колер между тем взмахнул рукой – как художник кистью, и положил на пол первую линию шестиконечной звезды. Она легла прямо передо мной, будто барьером отсекая ото всех остальных. Еще одно движение, еще одна упавшая на плотный серый ковер линия, и стоявшая лицом к лицу с профессором Эльвира оказалась внутри первого острого угла. Профессор в это время поворачивался против часовой стрелки, широкими взмахами бросая на пол очередные источавшие густую пелену мрака линии гексаграммы.

По правую руку от Эльвиры стоял Модест. И третья брошенная на пол черная линия, легшая на пол слева от него, одновременно отсекла от нас всех Эльвиру – царевна оказалась внутри небольшого треугольника, одной из вершин только создаваемой гексаграммы. Теперь никто из внешнего мира не мог бы к ней попасть; но и сама она без создающего конструкт навигатора покинуть защитную капсулу не могла.

Очередная линия оказалась на клубящемся мглой полу, и следом еще одна – одновременно заключая в следующую крепость вершины гексаграммы Модеста. Эта линия легла прямо перед Валерой, который стоял напротив меня через профессора. У меня в этот момент многократно усилился холодок плохого предчувствия. Насторожившись, я оглянулся по сторонам – никто их моих спутников беспокойства не показывал, все выглядели абсолютно спокойно.

Рассказать о своем беспокойстве фон Колеру?

Теперь я так и собирался сделать, потому что всегда руководствовался принципом, что в непонятной ситуации лучше задать вопрос и выглядеть дураком, чем после выглядеть дураком из глубокой лужи. И корил себя за то, что промолчал еще до начала создания конструкта. Но сейчас сделать ничего уже точно не получится, необходимо дождаться окончания создания защитной конструкции. Попытка отвлечь профессора от процесса плетения может стоить слишком дорого. И вдруг, совершенно неожиданно, мое беспокойство прошло как не было, и даже, наоборот – появилось чувство полного и безмятежного спокойствия.

Одновременно с тем, как профессор взмахнул рукой, готовясь положить на пол последнюю, замыкающую гексаграмму линию, на плече я почувствовал легкое касание. И сразу ощутил всепоглощающую ауру тепла и любви. Любви особенной, не требующей ничего взамен. Профессор между тем бросил последнюю линию на пол, и в этот миг по его расширившимся глазам я успел заметить – что-то пошло не так.

Фон Колер должен был положить линию, завершающую начертание защитной гексаграммы. Она должна была окончательно заключить меня, Надежду и Илью в отдельные треугольники вершин шестиугольной звезды, а также завершить начертание гексагона – правильного шестиугольника, внутри которого оказывался сам профессор.

Рука профессора дрогнула на середине штриха – причем так, словно кто-то его перехватил за запястье, а он пробовал этому воспротивиться. Последняя линия уже ложилась на пол, огородив Наденьку, но, зайдя внутрь звезды, вдруг потеряла плавность. Клубящаяся Тьма словно вышла из-под контроля и расплавленным черным свинцом брызнула в стороны, попав тягучими кляксами на безукоризненный костюм профессора. Лицо фон Колера мгновенно перекосило, а рот открылся в беззвучном крике.

Профессор попал словно под струю сжигающей все на своем пути черной кислоты – и в последний момент рука его все же дрогнула, а завершающая линия легла криво. Щит Давида, шестиугольная гексаграмма, был завершен не полностью: тот треугольник, в котором находился я, остался открытым.

Время в этот момент для меня не просто замедлило свой бег, а совсем замерло, остановившись. Я видел застывшее лицо профессора, искаженное не болью от расплавленной обжигающей Тьмы, а страхом за нас, своих подопечных. Сомнений в этом у меня не было – слишком уж отчаянный ужас читался в глазах обычно невозмутимого фон Колера.

Несмотря на то, что время полностью остановилось, сам я не испытывал никаких неудобств. Ни следа привычной тяжести нахождения на глубине – как бывает, когда самостоятельно ускоряюсь в скольжении, замедляя время. Кто-то более сильный поставил жизнь на паузу, выдернув меня из бега времени, так что я оказался зрителем среди скульптурной композиции. И я – по знакомой ауре рядом, даже прекрасно знаю, кто остановил мгновенье.

Обернувшись, встретился глазами с удивительной красоты женщиной. Сейчас, когда она оказалась так близко, я впервые смог рассмотреть своего ангела-хранителя без спешки и предельного напряжения сил. Как это было в тот раз, когда увидел ее во время наложения на меня слепка души.

Передо мной стояла совсем молодая, ослепительно прекрасная девушка. Не старше двадцати лет – сама, по сути, еще ребенок. Шагнув вперед, этот юный ангел взяла меня за руку. Она качнула головой и показала взглядом в сторону, словно предлагая покинуть пределы гексаграммы через проем, оставшийся после криво брошенной фон Колером линии, завершившей ставшую дефектной конструкцию.

Коротко глянув на профессора, я осмотрел лежащую на сером пологе незавершенную гексаграмму, оставшуюся открытой как раз на моей вершине. И, не стесняясь в выражениях, мысленно поблагодарил фон Колера за привычную показуху – сначала отправить нас куда-то, а только потом объяснить свои действия.

Профессор, судя по ранам, не жилец. Умрет он в ближайшие секунды, минуты, а гексаграмма со всей командой окажется неизвестно где – не думаю, что есть составленный профессором план занятия с указанием предполагаемого к посещению места.

Конечно, на фон Колере должен быть слепок души, но его тело уже изуродовано истинной Тьмой – и, даже воскреснув, не факт, что профессор сразу придет в себя. И вообще сможет вспомнить последние минуты, дни и даже годы жизни. А вся остальная команда, заключенная в защитной гексаграмме, отправится сейчас неизвестно куда с перспективой никогда не вернуться.

– Пойдем, – между тем раздался негромкий шепот оказавшейся столь неожиданно юной матери Олега.

– А как же они? – показал я глазами на своих напарников по команде.

Прекрасная девушка только пожала плечами. Этим жестом ясно показывая, что судьба моих спутников ей не интересна. Потому что для нее была важна моя жизнь, а остальные ее не волновали ни капельки, проходя в графе «допустимые потери».

Но больше всего меня сейчас беспокоил другой вопрос: знает она, что я не Олег?

– Я не могу их бросить, – покачал я головой.

– И спасти их ты тоже не можешь, – медленно прикрыла глаза прекрасная девушка.

– Я реалист. И поэтому всегда требую невозможного, – после недолгой паузы ответил я под взглядом огромных васильковых глаз.

– Остановить тебя от безумного самопожертвования не получится? – в ответ едва наклонила голову моя ангел-хранительница.

– Но теоретически если, я смогу им помочь избежать смерти?

– Ну… – сморщила носик она, состроив гримасу, словно я спросил у нее, может ли выиграть футбольная сборная Южной Кореи у команды Германии. – Как сказать, – добавила девушка и вновь пожала плечами.

Сейчас моя ангел-хранительница совсем не напоминала высшую сущность, за которую я ее раньше считал. У нее еще и смешные веснушки на носу – неожиданно увидел я.

– А ты можешь помочь мне их спасти?

– Отправиться с тобой я не могу, для меня это слишком опасно, – покачав головой, произнесла девушка. Сразу после этого понял – то, что я не Олег, она уже давно и прекрасно знает.

– Советы, знания?

– Ты окажешься в нижнем мире, в своей телесной оболочке. Если ты умрешь там, умрешь и здесь.

– На мне есть слепок души.

– Если Максимилиан Иванович, – показала глазами девушка на изуродованного Тьмой профессора, – создает Щит Давида, то он либо серьезный перестраховщик, либо есть немалая вероятность в конечной точке маршрута встретить того, кто обладает способностью организовать любому одержимому истинную смерть.

– Какие еще проблемы можно ждать?

– Ты не сможешь спасти своих спутников. Щит Давида тебе не преодолеть, а твой навигатор скоро умрет.

– Но есть же какие-то способы?

– Вообще… Да. Теоретически ты сможешь понять, где оказался, оставить там якорь или маяк, потом вернуться в наш мир и зеркально восстановить Щит Давида с этого же места, повторив работу твоего навигатора, – коротко стрельнула глазами девушка в сторону фон Колера. – И только после вновь отправиться за своими друзьями, отзеркалить защиту и уже безопасно вернуть всех сюда.

– Обязательно для этого сходить туда и вернуться? Можно ли…

– Сходить куда?

– А, черт…

Фон Колер создал Щит Давида, обеспечивая нашу безопасность. Вот только куда мы должны были отправиться, знает только он один. А судя по тому, что у профессора сейчас отсутствуют нижняя челюсть, часть руки и половина грудной клетки, сожженные вышедшей из-под контроля Тьмой, вряд ли он в ближайшее время сможет что-либо сказать.

– Имей в виду, если навигатор создает Щит Давида, вряд ли ты сможешь попасть домой именно с того места, где окажешься, – наверняка там небезопасно. Придется найти другую точку пересечения границы.

– Ну, если в общем, пока все звучит выполнимо.

– Если не вдаваться в детали. И забыла еще сказать, что одной из главных задач будет вопрос выживания, – невесело улыбнулась девушка.

Вздохнув сквозь стиснутые зубы, я покачал головой. Раньше, в прошлой жизни, в крупных военных конфликтах я не участвовал. И, глядя на политрука Еременко – знаменитую фотографию, где он поднимает пехоту в атаку, всегда думал, как это – просто встать и побежать по чистому полю на чужие пулеметы. Теперь я примерно знаю, как это, но не могу сказать, что удовлетворен получением ответа.

– Это не твоя вина и не твоя война, – показала ангел-хранительница на остальных моих товарищей, замерших в защитных коконах вершин гексаграммы. – Данная атака к тебе никакого отношения не имеет.