Текст книги "Проклятие Ночной Ведьмы"

Автор книги: Алекс Астер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Алекс Астер
Проклятие Ночной Ведьмы

Посвящается Джону-Карлосу и Луне.

И моей бабушке, которая рассказала мне историю девочки со звездой на лбу.

1
Желание

Тор Луна часто разглядывал линию жизни своей маленькой сестрёнки. Он провёл пальцем по маленьким ручкам Розы.

Роза заёрзала от щекотки и засмеялась.

– Посмотри на все эти вершины, – сказал он, постучав пальцем по линиям всех цветов радуги, змеившимся по её ладоням.

– Больше чем в Разбойничьей гряде, – с довольной улыбкой ответила Роза.

Тор знал, что она никогда не видела Разбойничьей гряды своими глазами – да и он сам тоже. Но, по слухам, по сравнению с этой знаменитой грядой те горы, что стеной окружали их деревню, – просто маленькие холмики.

Довольный, он накрыл ладошку Розы своей ладонью. Такое, конечно, случалось редко, но линии жизни иногда менялись буквально за одну ночь, так что Тор всегда проверял – на всякий случай. Этот ритуал успокаивал его. Разглядывая судьбу Розы, отпечатанную на обеих ладонях, он словно видел, как разворачивается её будущее: трудности (провалы), испытания (петли) и, конечно же, достижения (вершины). Её линия жизни была длиннее среднего и спускалась почти до самого правого запястья. Тор очень этому радовался.

Но больше всего радовалось его мама. Восемь лет назад, в день, когда родилась Роза, касика[1]1
  Каси́ка – женщина-вождь на языке индейцев. Мужчину-вождя называют каси́к.


[Закрыть] Луна, рассмотрев ручки новорождённой, с облегчением вздохнула. А потом, окружённая жителями деревни, под глухой бой барабанов касика внимательно рассмотрела каждый дюйм кожи своей дочери в поисках эмблемы. Толпа двигалась подобно волне – покачивалась взад-вперёд в нетерпеливом ожидании, а громкий шёпот напоминал треск огня. Касике не пришлось искать долго.

– Вот! – воскликнул Тор, показывая на шею маленькой сестрёнки.

На левой стороне шеи, прямо посередине между нижней челюстью и ключицей, обнаружилось маленькое красное сердечко. Мама Тора улыбнулась, а толпа одобрительно загудела.

– Певица, – произнесла она, мягко надавив пальцем на кожу младенца.

То был отличный дар. Не слишком редкий, но эмблема всё равно была хороша. Кто-то вообще при рождении не получал ничего, поспешила напомнить касика своим детям. Их называли пустышками.

– Больше чем в Разбойничьей гряде, – повторил Тор с лёгкой улыбкой, потом посмотрел на свои руки. Как и у Розы, его линия жизни не менялась ни разу.

Хотя иногда ему очень этого хотелось.

Разноцветные линии на его ладонях были совершенно прямыми – и скучными. Ни высоких вершин, ни даже провалов.

– Хорошая, уютная жизнь, – говорила ему мама, и её глаза улыбались, словно это было очень хорошо.

Тор всегда возражал, говорил, что это плохо. Ровная линия жизни говорила, что впереди не будет ни боли, ни затруднений. Но, с другой стороны, ждать тоже было нечего. Никаких приключений.

Что такое жизнь без хотя бы небольшой опасности?

Впрочем, одна необычная вещь на линии жизни Тора всё-таки была. Маленький узелок на левой руке, где все линии соединялись в маленькой-маленькой точке. Настолько маленькой, настолько незаметной, что старуха-гадальщица, прищурившись сквозь толстые стёкла очков на носу с горбинками, пожала плечами.

– Не вижу никакого узла, – объявила она.

Но Тор его видел. И надеялся, что он что-то значит.

На небе появилась алая полоска, и Роза широко раскрыла карие глаза.

– Я опаздываю! – воскликнула она и выбежала из дома, построенного, как и все остальные, прямо внутри большого дерева.

Тор вздохнул. Роза всегда опаздывала, и это почему-то всегда застигало её врасплох.

Через несколько мгновений под рассветным небом послышалась идеальная мелодия. Хор голосов, которые никогда не дрожали и не надламывались, затянул утреннюю песню. Снаружи послышались шорохи – деревня просыпалась, сбрасывая с себя покровы снов – приятных, а может быть, и кошмарных.

Песня продолжилась, а затем без всякого перерыва перешла в другую простую мелодию, которую исполняли лишь раз в двенадцать месяцев, в канун Нового года. То был самый важный праздник на всём острове.

В Новый год можно было загадать желание – и эмблемитяне записывали эти желания на листьях. В ночь тридцать первого декабря все эти желания бросали в яркий костёр.

Желание – это священная вещь. Оно должно быть рождено истинным вожделением сердца. Его нужно составлять по строгим правилам: никакой мести или насилия. А ещё оно связано с определённым риском. Если составить плохое желание, оно может превратиться в проклятие.

И как и во всех делах, с желаниями требовалась удача. Из множества загаданных под Новый год желаний исполнялись лишь очень немногие, а у тех жителей острова, которым удача улыбнулась, появлялась на коже золотая звезда в напоминание о даре.

Тор записал своё желание несколько месяцев назад и постоянно носил уже порядком истрепавшийся лист в кармане… в ожидании. Услышав, как наконец зазвучала песня Нового года, он улыбнулся и погладил желание пальцами.

«Настал тот день, настал тот день, настал тот день», – напевал он про себя, пока все слова не слились в одно.

– С наступающим, – послышался из-за спины мамин голос.

Тор подпрыгнул от неожиданности и поспешно вытащил руку из кармана.

Он кивнул в ответ, потом прошёл на кухню, бормоча, что надо найти чай с канелой[2]2
  Кане́ла – сорт корицы.


[Закрыть]. Тут вошёл папа, держа в руках поднос с четырьмя глиняными кружками традиционного новогоднего напитка. Конечно же, он уже его приготовил. Кулинария была его талантом, что подтверждал кухонный нож, изображённый на указательном пальце.

– С наступающим Новым годом, – сказал папа и поцеловал Тора в затылок.

Тор улыбнулся, но лишь одним краешком рта. Отец на несколько секунд задержал на нём взгляд. Он что, увидел, что Тор вспотел от волнения? Или у него желание из кармана торчит?

Затем папа тоже улыбнулся. В этот самый момент в дом ворвалась Роза; её тёмные волосы развевались от быстрого бега. Она напевала мелодию, сладкую, как изумрудный пудинг, нежную, словно тихий перезвон колокольчиков. Родители Тора окинули друг друга любящими взглядами, которые его отчасти бесили, а отчасти очень радовали.

– Пойду в школу, – пробормотал он, схватил коробочку с обедом и направился к кухонной двери.

Мама стремительно, словно ястреб, повернула голову.

– Так рано?

Почему мама хоть разочек не может забыть о своей должности? Хоть чуть меньше о нём заботиться? Он бы вовсе не возражал, если бы мама общалась с ним меньше; его друг Энгль жил вполне нормально, несмотря на то что его родители не крутились вокруг него постоянно. Тор сглотнул и постарался не смотреть на ноги – это уж точно бы его выдало.

– Перед уроками запланировано собрание класса лидеров.

Он замер, ожидая, что мама подозрительно изогнёт брови. Но этого не произошло. Она улыбнулась, и в её взгляде читалось что-то куда более опасное: надежда. Тор почувствовал резкий укол совести.

Мамина улыбка исчезла так же быстро, как и появилась.

– Тогда иди, – спокойно сказала она, словно опасалась, что если слишком обрадуется, то Тор вдруг поймёт, что на самом деле не хочет быть ни в каком классе лидеров.

Он медленно вышел из комнаты, потом выбежал из дома, аккуратно закрыв за собой тяжёлую входную дверь. На лбу выступили капельки нервного пота; с веток, которые нависали над домом, словно раскрытые объятия, упали несколько пурпурных листьев. Это сильный цвет, знак касики. Тор сглотнул. Ему совсем не нравился ни цвет, ни то, что он символизирует. К сожалению, на его коже был знак точно такого же цвета. Два пурпурных кольца вокруг левого запястья.

Тор посмотрел на свою эмблему лидера и задумался, простит ли его мама за то, что он собирается сделать.

Зачарованное ожерелье

Однажды, когда с неба упала звезда, девочка по имени Эстрель[3]3
  По-испански «Эстре́ль» значит «Звёздочка».


[Закрыть] получила в подарок от бабушки ожерелье. Оно было похоже на мыльный пузырь, внутри которого лежали маленькие обереги, сделанные из блестящих драгоценных камней.

В тот же день бабушка посадила её в лодку и вытолкнула в море. Война добралась до их дома, и единственным способом сохранить себе жизнь был побег. Эстрель кричала и упрашивала бабушку, чтобы она уплыла с ней, но та не могла.

И Эстрель поплыла через океан. Были у неё лишь ожерелье, фляга с водой и одна-единственная сумка с запасом еды на десять дней и десять ночей.

Она спала, свернувшись в маленькой лодочке, когда та наконец наткнулась на берег.

Эта земля совсем не напоминала ту, где она жила. Вода в море была лишь совсем чуть-чуть синей. А песок на берегу – совсем серым.

Эстрель, крепко сжимая в руке ожерелье, сделала первые шаги на своей новой родине.

Остальной остров был таким же неказистым. На деревьях дрожали бледные листья, которые легко облетали на ветру, а земля была слишком сухой, словно зола из их семейного очага. Растения были маленькими и скрученными, если вообще вырастали. Фрукты гнили раньше, чем успевали созреть.

Она боролась за жизнь в этой бездушной пустыне, полной бесцветных зверей и зубастых, страшных чудовищ. Каждый день был тяжелее предыдущего, а земля была совершенно бесплодной, словно на неё налетела буря и забрала себе всё хорошее, что в ней было.

Сколько-то времени Эстрель бродила по острову, словно привидение, живущее в развалинах; она не говорила ни слова и пыталась забыть обо всём, что было раньше, понимая, что такому счастью не место среди серости. Но однажды ночью она посмотрела в небо и наконец заплакала от тоски по прежней жизни… а ещё она спросила у неба, выжила ли бабушка. А если нет – следит ли бабушка за нею сверху?

Слеза прокатилась по её ожерелью; стекло треснуло, и ей на руку выпал радужный оберег.

Она изумлённо смотрела, как оберег погрузился в её кожу, оставшись там навсегда. Когда Эстрель коснулась пальцем земли, из неё тут же выросло яркое зелёное растение. Когда окунула руку в океан, по волнам разошлась синева, и вскоре всё море стало ярко-лазурным. Всё, чего она касалась – от фруктов до деревьев, от животных до чудовищ, – приобретало яркие цвета… и в конце концов девочка раскрасила весь остров так, как ей нравилось.

Когда через несколько месяцев она нашла на дальней стороне острова других обитателей, Эстрель подарила каждому из них по волшебному оберегу, хорошо понимая, что сразу все она надеть на себя не сможет.

Рыбу – тому, кто узнал, что может дышать под водой.

Луну – девушке, которая обнаружила, что умеет управлять морем.

И тигра – девочке, которая научилась говорить с животными.

Вскоре на острове родились дети с новыми отметками, а ожерелье, с которого всё началось, пропало.

Вот так появились эмблемы.

2
Новый год

Пляж был пуст, не считая трёх шумных одноногих птиц, скакавших по песку, и кучи гигантских бледных раковин, которые ждали, пока их соберут жители деревни в надежде найти внутри такие же огромные жемчужины. Верхушки раковин начали сереть; это значило, что они созрели и готовы к тому, чтобы их вскрыли.

Тор с облегчением сбросил ботинки, носки и школьную форму. Когда он разделся до плавок, первые лучи дневного солнца пробежали по его загорелым рукам, спине и опустились к пальцам ног, которые он закопал в мокрый песок.

Этот ритуал он практиковал уже много лет: убегал ночью или рано утром и тайными тропками, чтобы никто его не видел, пробирался к океану, чтобы поплавать. Он стал настоящим экспертом в хождении на цыпочках, наступая на половицы в доме так легко, что они даже не скрипели, а ещё он научился незаметно пробираться мимо окон, льющих свой свет.

На берег накатила волна, и Тор бросился ей навстречу; по спине пробежал холодок, когда вода обдала его тёмные волосы. Он двигал ногами и руками синхронно – вперёд, в стороны, назад – точно так же, как лягушки, за которыми наблюдал в детстве. Он плыл быстро – не только чтобы поскорее добраться до своего любимого рифа, но и для того чтобы избавиться от гнева и раздражения, которые уходили, только когда он плавал. Вода впитывала все эти чувства, забирая тревоги и страхи и кружа их до тех пор, пока они не становились мягкими, как папины взбитые сливки. Он плыл, пока руки и ноги не заныли от усталости и облегчения.

Только тогда он глубоко вдохнул и нырнул.

Когда он опускался ко дну, из его рта вырвался поток пузырьков. Закрыв глаза и слыша далёкий звон в ушах, он чувствовал полнейшее спокойствие.

Дедушка часто рассказывал об успокаивающих свойствах медитации, а также о пользе поедания свежей травы – что, признавал Тор, заставляло относиться к другим его словам с куда меньшей серьёзностью. Тем не менее пусть Тор и приходил в ужас от мысли, что хоть сколько-нибудь похож на своего странного дедушку, – плавание в какой-то степени было его личной медитацией… лишь в воде он чувствовал себя по-настоящему целым.

Совершенно счастливым.

Он поблагодарил богов желания, что живёт так близко от чудесного моря. Океан близ деревни Эстрель был знаменит – прежде всего тем, что многие морские животные, обитавшие там, вырастали до гигантских размеров. На морском дне лежали морские звёзды размером с ковёр и цветом от пурпурного до золотого, а большие ракушки часто давали настолько огромные жемчужины, что жителям деревни приходилось тащить их впятером на прочной сетке. Однажды он даже видел краба с клешнями, толстыми как ствол дерева.

Сапфировое море было действительно чудесным, потому что было сапфирового цвета – оттенка, казавшегося неестественно ярким, слишком насыщенным, чтобы существовать. Такой же насыщенный цвет он видел только один раз – в глазах одноклассницы, до которой ему не было особого дела.

Наконец добравшись до дна, Тор моргнул.

Может быть, всё дело было в том, что он плавал всю жизнь, почти каждый день, и просто привык, а может быть, в чём-то совсем другом, но у Тора не щипало в глазах от солёной воды. Он видел океанский мир так же ясно, как и мир надземный, и мог даже проглотить немного морской воды без всякого вреда для горла.

Он знал: то, что на него не действует соль, – ненормально. Его друг Энгль никогда не заходил в океан именно по этой причине: его глаза были чувствительнее, чем у большинства. Когда Энгль ходил вместе с Тором на пляж поутру, он часто вообще не заходил в воду – вместо этого он забирался на пальму и с помощью своей эмблемы высматривал акул и кальмаров-людоедов.

Глаза у Тора не болели, а вот лёгкие уже начинали трепетать – это означало, что он провёл под водой слишком много времени. Тем не менее он не двинулся с места, разглядывая букеты кораллов слева от себя. Спайк, красный морской ёж, за которым Тор наблюдал ещё с тех пор как он был не больше камешка, вырос уже размером с человеческую голову; он ушёл с прежнего места и спрятался в тени жилистого мягкого коралла. Энгль сказал, что Спайк проживёт сто лет; если бы об этом сказал Тору кто угодно другой, он бы ни за что не поверил. Но Энгль знал больше о животных на Острове Эмблем, чем даже Теодора, девочка из их класса, эмблема которой помогала ей говорить с животными.

В его груди что-то дёрнулось: лёгкие решили заявить, что ещё немного и сморщатся до размера изюмин. Тор с неохотой оттолкнулся ногой от дна, едва не задев морскую звезду, и вскоре вынырнул на поверхность, хватая ртом воздух.

На лоб налипли волосы; не поправляя их, Тор сделал пять глубоких вдохов. После многих лет плавания он создал целую научную теорию. Пять глубоких вдохов приблизительно равнялись двум минутам под водой.

Пора возвращаться.

На этот раз, впрочем, Тор поплыл вперёд, а не вниз. Он направлялся к Костяной Шхуне.

Сто лет назад, совсем чуть-чуть не добравшись до берега, здесь затонул корабль, перевозивший зачарованные вещи. Ещё до того как его научили избегать акул и выбираться из быстрины[4]4
  Быстрина – сильное и опасное течение, образующееся у берега при отливе.


[Закрыть], Тор уже знал, что прикасаться к сокровищам Костяной Шхуны строго запрещено. Начнётся настоящий поток ужасов: сто лет проклятий, зубы, падающие с неба, море станет серым и так далее, и так далее – все эти старые россказни, слыша которые Тор только закатывал глаза.

А вот смотреть на корабль никто не запрещал – у знамений и зловещих предсказаний обычно не бывает дополнительных оговорок, приписанных маленькими буквами. Так что Тор поплыл вниз, вдоль мачты, к палубе, где под слоем похожих на ленты водорослей и ряски лежали зачарованные вещицы.

Тогда он это и увидел. Блеск чего-то серебряного. Спрятанного под сломанной доской.

Похоже на кольцо. Нет, или это иголка? Или монетка?

Если бы только он мог подержать вещицу в руках, узнать, что она из себя представляет. Никто же не узнает… Можно просто протянуть руку и взять её.

Нет. Он остановился буквально в последний момент.

Хотя Тор не то чтобы верил в проклятия – в основном потому что никогда не видел их в действии, а только слышал о них из преданий, – ему совсем не хотелось проверять, правдивы ли старые истории.

Так что, вздохнув и выпустив облако пузырей, он развернулся и решил вместо этого набрать ракушек. Почти полчаса он плавал на животе, не сводя глаз со дна океана, и искал, где блестят самые красивые. Он терпеливо ждал, пока течение потревожит песок – и, словно из-под отдёрнутого одеяла, на дне появились совсем новые ракушки. Тор нырнул, чтобы собрать те, которые ему больше всего понравились, до того как они снова скроются под песком.

На этот раз, когда Тор вынырнул, чтобы подышать, небо изменилось. Оно уже было не светло-розовым, как на рассвете, а голубым – а это значило, что пора в школу.

Тор выпустил из кулака собранные ракушки, и они опустились обратно на дно; он смотрел им вслед с чувством горького разочарования. Мальчик, конечно, отлично понимал, что забрать их с собой всё равно нельзя. Ни в коем случае. Только Энгль знал, что Тор до сих пор ходит плавать.

С тех пор как учительница прислала домой письмо, в котором сообщила о том, что Тору недостаёт трудолюбия – или, если точнее, он вообще даже не пытается трудиться, – родители недвусмысленно дали ему понять, что он должен сосредоточиться только на учёбе.

А учёба, к сожалению, никак не была связана с водой.

Он медленно, шаркая ногами, шёл по мелководью к берегу. Солнце уже начинало припекать; Тор досуха выжал на себе плавки, потом оделся. Полотенца у него с собой не было – это выглядело бы слишком уж подозрительно, – так что носки его оказались перепачканы песком, а в ботинках хлюпала вода. Но он не возражал. Наоборот, ему даже нравилось. Когда можно касаться пальцами ног осколков раковин в носках, пережить восемь часов учёбы как-то даже легче.

Академия Асульмар[5]5
  По-испански «Асульма́р» значит «Лазурное море».


[Закрыть] была построена прямо на склоне горы, которую ученики называли Наконечник, потому что её вершина в самом деле напоминала наконечник стрелы. Задние стены школы были сделаны из блестящего серого гранита, в главном зале горели большие костры, хорошо заметные от всегда открытых колоссальных входных дверей. Здание выглядело очень тёплым и гостеприимным.

А вот учителя – нет.

– Эй, мальчик! – послышался громоподобный голос женщины от силы футов четырёх ростом.

Ученики шутили, что у миссис Альмы в роду были гномы, но, конечно, говорили они это не всерьёз. Все знали, что гномы вымерли давным-давно, в последний ледниковый период. Энгль клялся, что однажды видел замороженного гнома на рынке в городе Пафос.

Тор сглотнул.

– Да, миссис Альма?

Она показала на него пугающе длинным, изогнутым ногтем и покачала им туда-сюда – так обычно виляют хвостом собаки, правда, выражая при этом куда более приятные чувства.

– Вчера сбежал с занятий пораньше, да? Целых три брошюры остались непрочитанными!

У миссис Альмы было ужасное зрение и привычка постоянно терять очки, так что прогуливать уроки было обычно довольно несложным делом. Тор мечтал сбежать на пляж всё время, что не проводил в классе.

Ученики Асульмара изучали только то, что связано с их эмблемой – их даром.

А Тор свой дар ненавидел.

Если бы кто-нибудь взглянул в его расписание уроков, то вполне бы понял почему, думал Тор. Будучи прирождённым лидером, как мама, Тор вынужден был изучать историю политических событий, документы и решения, принятые за последние… много-много лет. Дело было даже не в том, что все эти тексты были очень длинными: люди с эмблемами лидеров обычно оказывались очень плохими писателями, так что ему приходилось часами сидеть над предложениями, которые никак не желали заканчиваться, а описывали они события, которые были ещё скучнее, чем чёрствый хлеб.

Впрочем, дело было даже не в скуке как таковой: он бы точно так же страдал и на захватывающих уроках для обладателей дара варки эликсиров, которые целые дни проводили над пробирками с пузырящимся химическим варевом. Тора не интересовали вообще никакие умения, не связанные с водой. Плавание было единственным, что он по-настоящему любил.

Что ещё хуже, класс с его эмблемой был самым маленьким в школе. Лидерству учились всего двое.

И второй ученице, похоже, занятия всё же нравились.

Мельда Александер вприпрыжку вбежала через главный вход школы.

– Не беспокойтесь, миссис Альма. Я дам Тору свой конспект глав, которые он забыл прочитать.

Миссис Альма повернулась к Мельде, но смотрела примерно градусов на десять в сторону, словно обращаясь к одной из серых горгулий[6]6
  Горгу́льи – уродливые каменные статуи, которыми архитекторы любили украшать старинные здания. Как что-то уродливое может украсить – даже не знаю. Спросите лучше какого-нибудь всезнайку.


[Закрыть], сидевших по сторонам от входа в Асульмар. Она совершенно изменилась в лице.

– Ты очень добра.

Миссис Альма любила Мельду больше, чем всех других своих учеников. А может быть, и вообще больше всех.

Учительница направила взгляд куда-то в сторону Тора.

– Больше так не делай, – сказала она и удалилась, недовольно ворча.

Тор вздохнул и посмотрел на Мельду.

– Спасибо.

Девочка посмотрела на него, прищурив сапфировые глаза. Голубой – это очень редкий цвет глаз, и Тор думал, что природа зря потратила краску на такую заносчивую девчонку.

– Если что, я помогаю тебе только потому, что не хочу, чтобы плохая карма[7]7
  Ка́рма – это сила, которая, как считают многие, следит за тем, сколько хороших или плохих поступков ты совершил, и определяет, что случится с тобой дальше.


[Закрыть] испортила моё новогоднее желание, – сказала она, потом сжала пальцами кулон, который всегда носила на шее, не снимая, повернулась на каблуках и ушла в класс.

Уроки в тот день были такими же, как и во все предыдущие дни. Те шесть лет, что Тор учился лидерству, он в основном то притворялся, что внимательно читает, то смотрел на часы, жалея, что его эмблема – не песочные часы и он не может просто взять и сдвинуть стрелки на полдень усилием мысли.

Но у Тора созрел план, который, как он надеялся, всё изменит. Он посмотрел на эмблему, изображённую на левом запястье, и улыбнулся. Если ему повезёт, то завтра он уже освободится от неё.

Едва Тор увидел Энгля в столовой, его лучший друг сразу же спросил:

– Ты правда принёс своё желание в школу?

Тор сглотнул и машинально сунул руку в карман. Энгль заметил внезапное движение и с явным любопытством поднял брови.

– Ну? – продолжил Энгль, когда они сели за свой обычный столик.

Большинство учеников в столовой разбивались на группы, соответствующие их эмблемам, но Тор и Энгль дружили столько, сколько себя помнили, так что всегда сидели вместе.

У Энгля был дар дальновидения: он мог увидеть мраморный шарик с расстояния в целую милю или акулу, которая неслась вперёд в глубинах Сапфирового моря. Иногда, когда погода была хорошая и у него не чесались глаза, он даже видел сквозь предметы. К счастью для Тора, сквозное зрение у него пока ещё было не слишком развито.

Тор вздохнул и опустил голову.

– Да. Не пытайся его читать.

Энгль кивнул. Если расскажешь о своём желании хоть кому-то, оно не исполнится. Об этом знали все.

– А вот моё желание лежит дома, в безопасном месте, где его никто не найдёт – прямо под моей статуэткой гидроклопа, – сказал Энгль. Потом он замер и нервно захихикал, сообразив, что сболтнул лишнего. – Э-э-э, никому не говори, хорошо?

Тору стало интересно, чего мог пожелать Энгль. Судя по тому, что он видел, его друг был вполне счастлив.

– Я сохраню твою тайну, – сказал Тор.

– И я тоже, – послышался голос позади, и они оба резко развернулись, чтобы узнать, кто же подслушал их разговор.

Ну конечно же. Мельда.

Плечи Энгля напряглись, потом он закатил глаза.

– Так и знал, что она придёт, – пробормотал он.

– Да, Гримельда? – спросил Тор.

Все называли её Мельдой, но Энгль однажды увидел её полное имя на документах в кабинете директора, стоя в противоположном конце коридора, и Тору очень нравилось звать её так, когда она его злила.

Девочка недовольно нахмурилась.

– Просто хотела отдать вот это, – сказала она и положила перед ним стопку бумаг.

Тор моргнул. Её «конспекты», похоже, были ещё длиннее, чем сами трактаты!

А потом она ушла обратно к своему столику. На стуле, за которым, наверное, должен был сидеть Тор, высилась стопка книг.

* * *

Больше всего Тор любил канун Нового года, потому что занятия в школе заканчивались раньше. Он весело напевал, поднимаясь и спускаясь с трёх холмов, лежавших между Асульмаром и деревней.

Роза шла далеко впереди вместе с другими певцами из хора. Энгль, который, скорее всего, развлекался, разглядывая что-нибудь вдали, шёл рядом с ним.

Их деревня была одним из многих поселений на Острове Эмблем. Она называлась Эстрель в честь основательницы, и однажды тут разыгралась большая битва. Если верить многочисленным урокам истории, которые он изо всех сил старался не слушать, но они всё равно каким-то образом осели у него в голове, у деревни Эстрель было важное стратегическое преимущество: она лежала в долине между горной грядой и океаном. Из-за этого на неё сложнее напасть. Или проще? Вот это он как раз запамятовал.

С городской площади послышался громкий звук горна, и из густых разноцветных крон деревьев вылетели несколько птиц луло.

– Здра-а-авствуйте, касика Луна! – крикнул Энгль в сторону деревни и помахал рукой. Скорее всего, он действительно её видел, хотя идти было ещё довольно далеко.

Тор вздохнул. Его мама руководила всеми новогодними празднествами, одетая в традиционную эмблемитянскую одежду, которая вызывала у него довольно противоречивые чувства. Тем не менее Тор очень гордился мамой. Она хотела быть лидером, и у неё это замечательно получалось – отчасти благодаря эмблеме. Эмблема усиливала черты характера, которыми она обладала и без того. Любовь к своему делу и тренировки – именно так развивали свои умения большинство эмблемитян. Тора окружали люди, которым в самом деле нравились их отметки. Роза обожала петь, отец – готовить, Энгль… таращиться?

А вот Тор был не таким, как они, и боялся, что мама его никогда не поймёт. Так что он решил взять дело в свои руки.

Когда они дошли до дома, папа был на кухне.

– Энгль! Хочешь немного сапфирового пирога? – Антон Луна показал на липкий, усыпанный голубоватыми пятнами десерт, который только что достал из печи. Когда драгоценные камни запекали при достаточно высоких температурах, они становились слаще чего бы то ни было другого. У сапфира был насыщенный сливочный вкус.

– Два кусочка, – радостно ответил Энгль. – Нет, лучше три.

У него был самый сильный аппетит из всех, кого знал Тор, – и не только по отношению к потрясающей выпечке его отца.

Папа предложил кусочек и Тору.

– Нет, спасибо, – ответил он; в его животе сплетался тугой комок нервов.

Завтра к этому времени он, возможно, навсегда освободится от свой эмблемы. И, что даже лучше, может быть, даже получит новую. Ту, которую хотел всегда.

Мистер Луна посмотрел на часы, потом хлопнул в ладоши.

– Эй, вы двое, праздник вот-вот начнётся. Приготовьтесь.

Энгль спрыгнул с высокого стула, на котором удобно устроился; он уже успел расправиться со всеми тремя кусками пирога.

– Пойду-ка я домой. – Его глаза загорелись от нетерпения. – Надо взять моё желание.

Все распрощались с Энглем, хотя знали, что он вернётся буквально через несколько минут.

Из гостиной в кухню вошла Роза, недовольно надув губки.

– Почему я слишком маленькая, чтобы загадывать желания?

Папа улыбнулся и присел рядом с ней, чтобы посмотреть прямо в глаза.

– Потому что, если бы мечты восьмилетних детишек сбывались, мы бы каждый день ели на завтрак тортики, а вместо школы ходили бы охотиться на светлячков.

Роза моргнула.

– Но это же здорово!

Тор засмеялся.

– А чего бы ты хотела пожелать?

Загадывать желания разрешалось только с двенадцати лет; Тор участвовал в этом впервые.

Роза высоко задрала носик.

– Я хочу быть дальновидящей, как Энгль!

Тор приподнял бровь.

– А я думал, ты любишь петь.

– Люблю. Я просто хочу быть и певицей, и дальновидящей!

Отец перестал улыбаться.

– Роза, – сказал он строгим голосом. – Ты знаешь правила. Всем положена одна эмблема, и только одна. Больше – уже перебор.

– Но…

– Вопрос закрыт. – Он вздохнул, потом потрепал её волосы. – А теперь идите и приготовьтесь, вы двое. Нас ждёт долгая ночь.

Тор ушёл в свою комнату, закрыл за собой дверь и для пущей надёжности прижался к ней спиной. В горле у него словно застрял морской ёж. Может быть, ему тоже нужно быть благодарным за эмблему, которая у него уже есть? Может быть, ему стоит забыть о своём желании?

Он выпрямился. Ну уж нет, он слишком долго ждал. Это не поспешное решение: он уже не один год ненавидел свою отметку – с тех пор как узнал, что она не позволит ему заниматься тем, что он любит. А теперь у него наконец-то появился шанс всё исправить.

Когда Тор окончательно уверился, что Роза и папа не зайдут в комнату без спроса, он достал листок из кармана и аккуратно развернул. К его облегчению, желание всё ещё было видимым – чёрные чернила на ярко-зелёном фоне. После того как на вечнозелёном растении что-либо писали, оно навсегда оставалось свежим. Он шёпотом прочитал своё желание вслух:

– Хочу не лидером я стать, а под водой уметь дышать.

Правила, говорившего писать в рифму, не было, но Тор надеялся, что это повысит шансы на исполнение желания. Вдруг таинственным богам желаний нравится поэзия? В любом случае не повредит, решил Тор.

Он понял, что пора выходить из дома, когда услышал барабанщиков – они маршировали по улице, и грохот барабанов напоминал настоящий гром. Роза открыла дверь, и Тор увидел, как мимо прошла процессия – настоящее море людей, словно течение, нахлынувшее на улицу. Едва завидев певцов, Роза приготовилась, а потом подбежала и присоединилась к их группе; её узнаваемый голос, высокий, мелодичный, тут же вплёлся в их песню.

А потом настал черёд и Тору присоединиться ко всеобщему безумию.

Все его чувства оказались одновременно напряжены. В ушах гремела музыка – звон струн арфы прерывался боем барабанов, а затем впереди слышалось эхо играющего горна. В нос ворвался насыщенный аромат свежих круассанов с лавандой и эмпанад[8]8
  Эмпана́да – испанский жареный пирожок с начинкой.


[Закрыть] с начинкой из цветов. Глаза видели все цвета разом: с крон деревьев, возвышавшихся над домами, осыпались листья всех цветов радуги, люди несли оранжевые корзины, вытянув высоко над головами, полные ягод, сирени и золотистых яблок. А его кожи касались руки жителей деревни, пробегавших мимо. Потом рядом, справа от него, оказался Энгль, и они увидели впереди костёр.