Текст книги "Алька. Вольные хлеба"

Автор книги: Алек Рейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Мил, а неплохо было бы настоящее масло приобрести, я место знаю, куда повесить.

– Какое масло?

– Картину, живопись.

– Я тоже мечтаю, но о другом. Серёжки с бриллиантиками в виде капель, такие, знаешь, солитеры, и тоже знаю, куда их повесить. Но как-то обхожусь, и ты обойдёшься.

– Я ж не только себе, картина – она же для всех.

– Женщины тоже украшения носят не только для себя.

Облом, вот ведь бабы, им о высоком, а они про висюльки всякие.

В последние годы я любил, когда было время, зайти художественный салон «Красный угол», расположенный на Сущевском Валу, напротив Рижского вокзала. В основном там были представлены работы московских художников Гумерова, Сальникова, Воробьёва, Тулуповой, Беляшина, Щекиной, Дмитриева и других. Ходил, смотрел, приценивался. Ещё до начала своей предпринимательской карьеры купил там небольшой пейзажик Гумерова. Когда деньжонок у меня стало поболе, купил ещё один, потом ещё. И вдруг я понял, что могу купить любое полотно в этом салоне, заходил туда регулярно и покупал понравившиеся работы. Что-то осталось у меня до сих пор, что-то раздарил друзьям.

***

Договорились встретиться втроём: Сашка Чертов, Виктор Сухоруков и я, посидеть где-нибудь в кабаке. Виктор уже несколько лет как работал в представительстве, если не изменяет память, шведской фирмы «Альфа Лаваль». Начинал инженером, а потом в связи с изменением состава руководства концерна стал представителем подразделения, которое занималось сепарацией нефтяных отходов.

Сидели, выпивали, разговаривали, Витёк рассказывал:

– За нашими сепараторами очередь – на годы. При добыче нефти на всех этапах и её подготовке к загрузке в трубопровод образуется нефтешлам. В Западной Сибири этого шлама – целые озёра. А люди покупают у нас сепаратор, чистят эти озера, получают нефть, которую продают прямо на месте компаниям, оставшиеся твёрдые шламы дожигают, получают тепло, спасают природу. Если хотите, я вам могу вне очереди такую установку поставить, но это обойдётся вам примерно в лям долларей.

– А где мы её поставим, в Орехово? Так там нефти нет.

– А я вас с ребятами познакомлю, с которыми мы уже несколько установок поставили. У них есть договоры с нефтяными компаниями и с трубопроводными, может быть, договоритесь с ними, если у вас будет установка. Отдадите её им в аренду, она будет у них в эксплуатации, вам будет денежка капать, года за полтора отобьётесь, а там плюсы пойдут.

Лям под хорошее дело найти было возможно, и мы втроём поехали знакомиться с потенциальными партнёрами. Офис их фирмы находился в старинном особняке на Мясницкой улице, что говорило о статусе организации. Фирмачи к Виктору отнеслись подчёркнуто уважительно, но нам заявили:

– Мужики, без обид. Раз вас Виктор Николаевич рекомендует, то примите наши уверения в полнейшем к вам почтении. Вам-то Виктор Николаевич сепаратор хоть завтра подгонит. Завидуем, но нам в нашем бизнесе ни помощники, ни соперники не нужны. Давайте без нас. А вы чем сейчас занимаетесь?

– Преимущественно торговлей.

– А чем торгуете?

– Всем понемногу. От автомобилей и телевизоров до лопат и детских игрушек.

– Вот это, кстати, то, что нам нужно. А-то у нас десяток фирм обустройством быта и снабжением вахтовиков на месторождениях занимается. А нам было бы удобнее с одной работать. Вот в этом бы направлении мы с вами посотрудничали.

– Спасибо, у нас другие планы.

Отказавшись, я поступил как ребёнок, которому не дали поиграть в понравившуюся ему игрушку, надо было соглашаться. Попробовали бы себя в новом бизнесе, потом поработали бы поплотнее с северянами, поглядели бы поближе на то, как это всё происходит. Может быть, что-нибудь и в мозгах у самих прояснилось.

Мы, правда, не сразу отказались от этой идеи: заказали у какого-то института экономики, который работал в нефтегазовой отрасли, расчёт экономического эффекта при реализации предлагаемой схемы. Институт насчитал отрицательную рентабельность, и мы решили не рисковать.

***

Коля Бабин взялся за проведение какого-то высокорентабельного бартера: менял москвичи ИЖ-комби на факсы фирмы Alcatel, их на пенопласт, его – на черепичную кровлю, кровлю – на пиломатериалы и ещё пяток позиций. Закончив, перечислил деньги на наш счёт и доложил мне об успешном окончании операции. Лицо его сияло, что показалось мне подозрительным – что-то уж больно радостный. Я посмотрел стоимость москвичей и сколько зачислено средств на счёт, зачисленная сумма точно соответствовала стоимости автомобилей на момент начала операции.

– Колюнь, чего такой радостный? Три месяца работы, а рентабельность нулевая?

– Да ты понимаешь, что я смог сделать?!

Далее последовал рассказ обо всех трудностях и проблемах, сопровождавших его грандиозный бартер. Говоря, он пытался скрыть переполнявшее его радостное возбуждение, но не мог. Щерился во все свои тридцать два крупных, желтоватых, но крепких зуба, я понял: была всё же рентабельность, была, и явно немаленькая.

Но Колю больше к более-менее серьёзным делам не подпускал.

***

Стремительный рост цен сопровождался исчезновением нормальных продуктов из магазинов. Открылась масса палаток, торгующих всяким дерьмом, а вот купить обыкновенной еды стало проблемой. Выручал Сашка Чертов, обычно это происходило так: он подходил и негромко сообщал:

– Тут мне масла сливочного предложили, для тебя взять?

– Возьми, пригодится.

Сказать по совести, я в домашние дела всегда был мало вовлечён, так, изредка помою посуду, схожу в магазин. Сколько будет масла, я не спросил, подумал: ну, возьмёт килограмма два, пусть будет. Сливочное масло тогда в продуктовых магазинах продавали в основном на развес. На рабочем столе продавщицы – за редким исключением продавцами были женщины – всегда стоял масленый куб, сторона которого была сантиметров тридцать. Куб этот перед продажей кромсали струной на килограммовые кубики, от которых продавцы по требованиям покупателей отрезали нужные им по весу кусочки. В субботу Санька приволок к нам в квартиру этот огромный куб, который весил без малого двадцать пять кило. Вот тогда я понял, как кстати мы взяли морозильный ларь, казалось, что он может проглотить любое количество продуктов. Взял третью струну от гитары, порезал куб на кубики и всё запихнул в ларь. С этого момента всем гостям при расставании мы втюхивали по килограммовому кубику ледяного масла.

Через какое-то время Саня поинтересовался:

– Тебе крабов взять?

– Крабов? Каких крабов?

– Ну, эти, «Снатка», такие в жестяных банках по двести пятьдесят граммов, в собственном соку.

– А сколько можно?

– Да сколько хочешь, хоть коробку.

– А две коробки?

– Хорошо.

Почему две, сколько банок в коробке, а неважно – две. Конечно, я люблю крабов, креветки и всю эту морскую канитель, но почему всё же две?

В ближайшую субботу в дверь позвонили, глянул в глазок – Сашка Чертов, я открыл дверь. Санёк шагнул в прихожую, поставил на пол деревянный ящик немалых размеров, повернулся и пошёл к лифту, дверь которого он оставил открытой, сказав:

– Сейчас второй принесу.

– А что это?

– Крабы.

– Крабы?!

Появившись со второй коробкой, сам пронёс её на кухню и, гордо водрузив её на стол, сказал:

– Не представляю, как ты всё это сожрёшь.

– Ты ж сказал две коробки, – в голосе моём явно прозвучал испуг.

– Коробки, ящики – тебе не один хрен, в чём это всё будет сложено? Деньги гони.

Наглость – второе счастье, бедность, как известно, не порок, а жадность? Где она там, в каком списке? Сказать по-честному, когда я произнёс две, я почему-то представил себе коробочку, в которой лежало восемь-десять баночек крабов, то есть не шибко раздумывал, отвечая «две». Но что ж делать? Поначалу мы лопали крабов каждый день – вкусно же, потом реже, потом перестали вообще – видеть не могли. Все уходящие гости получали в нагрузку по несколько банок крабов, где-то за год крабы растворились.

Пару лет спустя мы решили сделать ремонт, начав с замены деревянных рам на пластиковые. Прошлись по всей квартире, поменяв заодно всю мебель. На балконе у нас стояла колонка от старой кухонной мебели, в которой хранился какой-то ненужный хлам. Я решил выкинуть и колонку, и всё то, что в ней хранилось. В самом низу, под кучей барахла, обнаружился какой-то деревянный тяжеленный ящик. Решил, прежде чем выбрасывать, вскрыть его, поглядеть, что в нём хранится. С трудом оторвав прикипевшую крышку, с огромным удивлением обнаружил, что ящик забит жестяными банками с проржавевшими крышками, и тут же вспомнил. Когда Санька приволок нам два ящика крабов, мы, не зная, куда их пристроить, один ящик впихнули в колонку, стоящую на балконе.

Тут нас охватили сомнения, что с ними делать, крышки даже проржавели, наверно содержимое испортилось. Решили всё же вскрыть одну банку, прежде чем выбрасывать, тщательно протёрли чистой салфеткой и вскрыли.

Всё же недаром большевики двинули перед XII съездом КПСС лозунг «Советское – значит отличное», случалось, что это так оно и было, во всяком случае с крабовыми консервами фирмы «Снатка» произошло именно так. Пролежав три года на балконе, ныряя то в жар, то в холод, они сохранились в том же великолепном вкусовом качестве. Ни одна банка не проржавела насквозь.

***

Преодолевать дорогу от Загорска до Краснозаводска по зиме на заднеприводном жигулёнке было непросто, поэтому взял себе полноприводную ниву, а свою пятёрку отдал Мишке.

Мишка моментально привёл её в порядок – разбил правое крыло и правую дверь, весной дед-«подснежник», выезжая со двора, так раздолбал ему левую дверь, что влезал и вылезал Мишка из салона только через правую.

***

Мне пришла в голову мысль провести конференцию – собрать всех наших основных партнёров в «Сенеже», получше познакомиться, обсудить возможные пути сотрудничества. Народ эту идею в целом одобрил. Я переговорил с Павлом Ивановичем, чтобы он пригласил кого-нибудь из своих приятелей-директоров, надо было расширять контакты. Мы подготовили каждому участнику по солидному набору подарков: перед началом конференции вручили каждому блокнотик, ручку и недорогие электронные наручные часики, по окончании – по моноблоку, видеомагнитофону и что-то ещё.

Кроме наших учредителей, прилетели директора крупных оборонных предприятий из Нижнего Тагила, Копейска, Харькова, пригласили Зинченко из Бобруйска. Впоследствии со всеми, кроме Зинченко, у нас завязались рабочие взаимоотношения.

***

Заводчане предложили нам взять в аренду цех деревообработки завода, организовать там производство какой-нибудь продукции, пользующейся спросом. Поскольку ничего секретного цех не производил и территориально находился вне режимной зоны, это было возможно, но против этого категорически возражал начальник режима. Решение о согласии стать хозрасчётным подразделением должно было принять общее собрание цеха. От «Софтекса» на собрание приехали я и Коля Бабин, которого мы планировали поставить директором цеха.

Организовали общее собрание в каком-то актовом зале, первым выступил начальник режима:

– Дожили – спекулянтов на оборонный завод пригласили. Они уже полстраны разворовали, теперь у нас всё сопрут, если мы позволим. Вы на рожи их поглядите, это ж пройды несусветные. Я, конечно, извиняюсь, но мы же такую продукцию делаем, все же знают, что говорить об этом нельзя. Они же всё у вас разузнают, хотя вы и ничего не знаете – вам не положено, и всё американцам продадут. У нас «Першинги» над городом летать начнут, а вы будете ушами хлопать – это как? Мы что, без них ящики сколотить не сможем? Они зачем нам? Чего молчите?

Из зала кто-то крикнул:

– Из чего колотить-то? Дерева второй месяц нет.

– Вот, дерева нет, а почему? А это всё спекулянты раскупили, чтобы втридорога продавать, может, вот эти и раскупили, а потом вам впихнут, а вы радуйтесь. Я предлагаю голосовать против того, чтобы они у нас тут хозяйничали.

Потом слово дали нам, выступил я:

– Позвольте мне, как представителю спекулянтов-расхитителей с наглыми рожами, высказать своё мнение. Для начала пара слов о нашем малом предприятии. Учредителями нашей организации являются ваш завод и исполком и райком ВЛКСМ Краснозаводска. Основной состав сотрудников – это бывшие сотрудники МВТУ имени Баумана – инженеры, преподаватели, научные работники. Создавались мы как производственное предприятие и первые работы были именно в этом направлении, но, увы, сегодня спрос на научную проблематику и продукцию невелик, поэтому занимаемся по большей части торговлей, спекуляцией, как справедливо заметил предыдущий оратор. В экономической лексике спекуляция – это получение дохода за счёт разницы между ценами покупки и продажи, то есть это та же торговля. Вы все знаете, что сейчас на многих заводах ВПК происходит конверсия – перевод военной сферы производства на гражданскую. Мне приходится по роду деятельности много ездить по аналогичным предприятиям и наблюдать за тем, как они это осуществляют. Особо продвинутые предприятия производят видеомагнитофоны, видео– и аудиокассеты, химзаводы делают краску, заводы, в которых есть мощные деревообрабатывающие цеха, выпускают, как правило, мебель. В идеале, я думаю, к этому надо двигаться и вам, но быстро это вряд ли получится – нужно будет подкупить оборудование, подучить персонал. Но ничего невозможного я не вижу, главное – начать движение – идущий осилит дорогу. Начать надо с закупки леса. Мы готовы пройти этот путь вместе с вами, те, кто готов рискнуть, поднимите руки.

Все проголосовали за. Начальник режима от злости чуть меня не покусал, прошипел:

– Да вы представляете, куда вы лезете? Вы знаете, что мы производим?

Вопрос был явно риторический, но я сглупа – уж больно он допёк – произнёс:

– Тоже бином Ньютона, алкаш в любой пивной Загорска знает.

– Так что же?

– Патроны охотничьи да РПО «Шмель».

– Откуда вы знаете, кто вас информировал?

– Я ж говорю: по пивным поболтайтесь, вам там всё в стихах и прозе расскажут. А если денег не пожалеете, вам и шайтан-трубу из-под полы продадут.

Договор мы подписали, Бабин стал рулить цехом. Руководителем он оказался малопригодным, что-то не получалось у него. Да и купить древесины оказалось непросто. Сашка Чертов предложил своего брата, якобы он мог достать, договорились с ним обсудить, он приехал на переговоры.

– Здорово, Илья, откуда дровишки?

– Здоров, из зоны, вестимо.

– В смысле?

– В прямом смысле. Знакомый есть на зоне в Коми, работает там каким-то начальником на производстве.

– Хорошо, а с кем заключаем договор?

– Два договора: на поставку древесины с зоны и субдоговор – комиссионное вознаграждение за организацию поставки.

– И сколько ты хочешь за такие пустячные хлопоты?

– Ни хрена себе пустячные, да одна поездка на зону чего стоит, это ж рыск, они по рассеянности могут дверку-то сзади защёлкнуть. Опять же дорога, а сопровождение сделки? И самое главное: в мою комиссию входит наша благодарность руководству колонии.

– Хорошо, сколько это будет?

– Пятьдесят процентов.

Торговались мы полчаса, Илья не отступал. Цифра комиссии была абсолютно непотребной, но вдруг я понял, что говорим мы ни о чём – нет отпускной цены и стоимости доставки. Позвонили на завод, узнали, по какой цене они берут кругляк, разобрались с изменением цены в точке приёма, оказалось, что безумная комиссия Ильи вполне укладывалась в нужную цену. Под это дело я отбил, что оплата будет осуществлена наложенным платежом после приёмки леса в Краснозаводске.

Дело закрутилось, составили и подписали договор с нашей стороны. Илья съездил в колонию, подписал договор, ждали первую поставку. Через пару недель из цеха деревообработки позвонил Бабин:

– Алик, мы это говно сгружать не будем.

– Почему не будем и почему говно?

– Деловой древесины нет вообще, ни одного бревна. Только горбыль и мусор – кора, ветки, палки, хвоя. Оно даже на дрова не годится. Руководство приказало не сгружать – потом больше времени на уборку территории уйдёт.

– А по документам что?

– По документам всё в порядке: деловая древесина, кубатура, всё как надо.

– Скажи, что я прошу два часа на разбор, пусть пока не трогают.

Я позвонил Илье:

– Илья! Ты кого нам подсунул?! Прислали мусора вагон. Сейчас составим акт и запердолим вагон назад, на зону.

– Не может быть, нормальные мужики, я с ними давно работаю. Дайте час, я подскочу, гляну.

– Ты что, думаешь, я пошутить решил? Подскочишь, не вопрос. Но сначала позвони в колонию, скажи, что если они хотят сами убедиться в том, что они вагон говна прислали, то пусть дадут телеграмму-молнию с просьбой задержать вагон для осмотра груза представителем отправителя. А потом на самолёт – и в Москву.

На следующий день мы всем кагалом: представитель колонии, Илья, Коля Бабин, человек пять заводских и я – осматривали лежащие в вагоне щепки и прочую мутоту. Вохровец, он же начальник лесобиржи колонии, невысокий плотный мужик, матерился не переставая, нарезал круги вокруг вагона, остальные курили, ждали, когда он придёт в себя.

Договорились, насколько я помню, вагон всё же разгрузить, палки пустить на топку печки в сторожке, стоящей на площадке, и на костры зимой, у которых грелись работяги, занимающиеся сортировкой и разгрузкой-погрузкой лесоматериалов.

Колонист клялся на крови, что следующий вагон будет с отборной древесиной и будет отгружен через пару дней. Поехали в офис.

На Каширке наш лагерный партнёр стал выгружать из объёмистой сумки продукцию, производимую сидельцами: массажные коврики для автомобилистов под спину, под зад и массажёры для ног и ступней, был ещё какой-то хлам. Разговорились, в ходе беседы Сашка Чертов пошутил:

– Ну а случись чего – как-то можно рассчитывать на хорошее отношение?

Гость наш расцвёл.

– Тут вам, главное, подсуетиться и к нам попасть, а там не сомневайтесь. – Он подвинулся поближе. – Камера на солнечную сторону, витаминные уколы.

На душе у меня стало спокойнее.

***

Весной Илья Чертов предложил мне поменяться машинами – мою Ниву на его новую шестёрку. Идея не вызвала у меня отторжения – зимой по бездорожью нива здорово выручала, но ездить на ней летом – это мука мученическая. При скорости девяносто камней в час она выла как истребитель на взлёте. Поменялись, шестёрка мне понравилась больше пятёрки – была поприемистее. Нива была нужна его брату, он купил дом в Завидово, и добраться туда на обычных жигулях было нереально.

***

Санька Чертов пришёл с идеей – купить нам с ним по гаражу, у него в Медведково строился гаражный комплекс. Почему не купить? Стоил один гараж тысяч десятку грина. Вошли мы в строительство на завершающей стадии, так что ждать нам долго не пришлось. Рулил всем делом Сашка, нам отдали два гаража на последнем этаже, в тупиковом пандусе, расположенном над пандусом нижнего этажа, по которому машины поднимались снизу. Из-за этой особенности часть пола была с наклоном и машины парковались так же, что было изрядным минусом, но так как с противоположной стороны от въезда была не стена соседнего гаража, а крыша, нам отдали всё помещение. Там одна за одной можно было ставить две машины, всего получалось четыре, а под самой кровлей была горизонтальная площадка с высотой ппотолка чуть больше полутора метров. На этой площадке Санёк поставил старый диван, натащил кучу какого-то хлама из дома. Диваном, надо полагать, активно пользовалась наша молодёжь, которая периодически проводила там свободное время. Сашка отдал гараж в свободное место местным автослесарям, в качестве арендной платы они там делали ТО нашим машинкам, пока мы ездили на отечественных авто. Я бывал там редко, не люблю бардака вообще, тем более там, к чему я имею какое-то отношение.

***

Дорогу до Загорска тогда привели в порядок, и можно было летать, не опасаясь, но перед въездом в город был высокий холм, внизу за ним прятался гаишный пост, на котором меня регулярно на скорости ловил один и тот же мент. Меня это допекло, и как-то, подъехав к холму, я затормозил и въехал на мост строго на скорости шестьдесят километров, радуясь в душе – хрен ты меня сегодня подловишь. Мент уже радостно бежал ко мне наперевес с радаром. Я в недоумении остановился.

– Какие проблемы? У меня было шестьдесят.

Гаишник крутил головой, ржал, ничего не отвечая, и стучал пальцем по окошечку радара, в котором краснели цифры 107.

Я возмутился, денег мне не было жаль, но это же дикий развод.

– Да я перед холмом сбросил, въезжал на шестидесяти, у тебя радар неисправен.

Он молча стучал пальцем по окошку. Поняв, что ничего я доказать не смогу, я плюнул на возможность оспорить несправедливость наказания, заплатил штраф и укатил.

Вечером рассказал про эту историю сыну, он, выслушав, сказал:

– А тебе надо было попросить его время указать, радар фиксирует время каждого замера скорости.

А я и не знал, что ж, дети умнее нас – закон жизни.

Месяца через полтора я по рассеянности опять сквозанул на этом же посту. Дорогой моему сердцу гаишник, так же радостно гогоча, подскочил к машине и сунул в окошко радар, дабы я убедился в правомочности его действий. А я и не собирался спорить, знал, что виноват, полез за кошельком, и вдруг, вспомнив, что мне говорил Миха, сказал:

– Время фиксации покажите, – почему сказал, не знаю, скорее, просто так, показать, что я тоже не лыком шит. Милиционер машинально нажал пальцем какую-то кнопочку, и в окошке высветилось 8:32. Я глянул на часы – было около одиннадцати. Указав на циферблат, я сказал:

– Без пяти одиннадцать, вы мне мою скорость покажите.

Постовой, прижав радар к груди, сказал:

– Но вы же превышали.

– Я ехал шестьдесят, вы мне можете предъявить мою скорость? На десять пятьдесят три.

Он молчал, растерянно глядел на меня. Ясно было, что он меня отлично помнил, за последние три месяца он оштрафовал меня раз десять, и я всегда, не заморачиваясь, платил штраф и уезжал. А тут такой афронт.

А я сидел и думал: до чего, зараза, оборзел – в начале смены кого-то подловил, а дальше ленится каждый раз скорость замерить, всем показывает то, что было утром. Мент ещё раз с горечью в голосе от надвигающейся финансовой потери произнёс:

– Ты ж гнал за сто двадцать.

– Я ехал шестьдесят, как и в прошлый раз, помнишь? Ну, давай, раз показаний нет, я поеду, удачной охоты.

И укатил. Так-то я мужик не очень вредный, но в груди такое тепло разлилось.

***

К нам в офис приходило много разных людей, были и весьма забавные, но изобретательные. Один такой персонаж – кореец, наш, условно русский – в смысле россиянин, обратился ко мне:

– Меня Миша зовут. Слушай, мне деньги нужны, но предложить какой-то бизнес или товар я тебе не могу. Но у меня есть один знакомый, очень большой бизнесмен – я тебя ему представлю. Если у вас что-то сладится, то ты мне немного подкинешь, сколько посчитаешь правильным, а не сладится – я не в претензии.

– Хорошо, рассказывай.

– Ты можешь заказать стол в ресторане?

– Конечно.

– Давай так. Я договорюсь с ним, когда он сможет, а ты скажешь, куда подойти.

– Куда подойти, я тебе и сразу скажу – ресторан «Москва», это в гостинице «Москва» на седьмом этаже, вход справа от фасада. Как по-корейски тебя зовут?

– Мэн Хо.

– В очереди не стойте, Мэн Хо, подойди к швейцару, дежурящему у лифта, и скажи, что вас ожидают, мы имя твоё швейцару скажем. По залу пройдёшься, увидишь меня. Дерзай, Миша.

Дней через пять около восьми часов вечера мы с Сашкой Чертовым сидели за столом ресторана. Вскоре появился Миша, с ним был черноволосый мужчина, непритязательно одетый – в пиджаке и какой-то цветной рубашке, тоже азиатской наружности. Миша представил нас друг другу. Спутник Михаила, оказавшийся японцем – представителем японской компании, дальше так и буду его называть – представителем, поскольку имя его я запамятовал, – вручил мне простенькую визитку, на которой было написано «Fuji Corporation». Я вручил ему свою, крутую, на которой сияло «Softex», пусть знает наших. Японец на пару с Санькой пили с явным удовольствием водку, мы с Мишей – Мэн Хо – пили с не меньшим удовольствием вино. Меню было вполне европейское. Представитель сказал, что в России он давно и кухня наша ему нравится, даже повариху он себе завёл русскую.

Говорили обо всём, кроме возможного сотрудничества. Он рассказывал о японской корпоративной культуре, как они после работы идут обязательно в кабаки и напиваются там, как жёны терпеливо ждут их дома. Мы рассказывали, как наши жёны ждут на дома со скалками, если мы после работы идём не домой, а в кабаки. Хохотали, представитель был очень коммуникабельным, европейским по стилю общения, интересным. Коснулись даже проблемы северных территорий, представитель дипломатично сказал:

– Эта история слишком стара, чтобы решить её очень быстро, нужна кропотливая работа. Решим с годами. Нам надо больше сотрудничать в бизнесе, тогда и решение по территориям придёт быстрее.

Это сразу сподвигло меня задать вопрос:

– А чем вы конкретно занимаетесь?

– Я генеральный представитель «Фуджи Групп» в Восточной Европе. «Фуджи Групп» – это примерно сорок процентов промышленного потенциала Японии. Так что если у вас есть интерес к сотрудничеству, то мы готовы рассмотреть любые ваши идеи. У нас довольно большой штат специалистов, прикрепим к вам сотрудника, он вместе с вами проработает любое ваше предложение. Но это должны быть совершенно конкретные предложения. Скажу сразу: российская техника и технологии нас вряд ли заинтересуют.

И мы продолжили веселиться, расставались тепло, японец на прощание сказал:

– Спасибо за вечер, очень хорошо отдохнул, прямо как на родине. Думайте.

Я думал неделю, поскольку торгануть нашими, в смысле изготовленными в СССР, сеялками-веялками явно не удавалось, я оказался в тупике. Перебирая в уме все знакомства и связи, подумал, что, пожалуй, я найду немало лично знакомых мне или моим друзьям директоров заводов, у которых склады и задние дворы забиты ненужным им металлическим ломом. А не обсудить ли мне с ним поставку металлического лома?

Где-то, как раз через неделю, позвонил Миша – Мэн Хо.

– Алек Владимирович, представитель приглашает вас с другом к себе домой в гости, как вы, готовы?

– Очень даже готов, я думаю, пообщаться с ним в домашней обстановке будет вдвойне интересно.

– Послезавтра в семь вечера вы сможете?

– Да.

– Тогда подъезжайте к ЦМТ55
  Центр международной торговли.


[Закрыть] в семь вечера, я вас буду ждать внизу у входа. Давайте мне полные ваши и Саши имена и прочее, оформлю вам пропуска.

В оговорённое время мы были с Чертовым на Краснопресненской набережной у входа в ЦМТ. Поднявшись на лифте на нужный этаж, встретили ожидающего нас в просторном холле японца. Тепло поздоровавшись, он провёл нас в офис представительства Fuji Corporation. Мы пошли между рядами клерков, сидящих в маленьких открытых боксах. Оглядываясь по сторонам, я сказал:

– Да, штат у вас – будь здоров.

Представитель равнодушно ответил:

– Мы два этажа арендуем.

Я, признаться, думал, что нам покажут офис представительства, а потом мы поедем или пойдём в его квартиру, располагающуюся в гостинице ЦМТ, если такая есть, или в съёмную. Всё оказалось проще. Пройдя насквозь офис, мы вошли в небольшое помещение, напоминающее прихожую квартиры – там были настенные вешалки для верхней одежды, – миновав которое, мы оказались в жилой квартире.

Представитель провёл нас в гостиную, в центре которой стоял низкий круглый стол, диаметром метра полтора, сказав:

– Покурите пока, я посмотрю, как там Варя управляется. – Ушёл. Мы закурили, Сашка курил «Беломор» – утверждал, что во всех наших сигаретах вместо табака резаная бумага. Вонь от его «Беломора» была дикая. Японец тоже был заядлым курителем, смолил не переставая.

Появился японец, пригласил всех столу. Мы прошли в столовую, примыкающую к гостиной. Столовая располагалась в узкой проходной комнате, примыкавшей противоположной к гостиной стороной к кухне. В комнате стоял стол, за которым, потеснившись, могло бы усесться человек десять-двенадцать, так что мы вчетвером расселись весьма комфортно. У стола хлопотала женщина лет пятидесяти пяти в белом переднике. Представитель познакомил нас:

– Это Варвара Петровна, только благодаря ей и существую: кормит меня, следит за моим гардеробом, помнит, где у меня что лежит. Без неё совсем бы одичал. Её Варей называю. На Петровну времени не хватает, работаю так, что иногда месяцами на улицу не выхожу. Дом – работа – дом… Варя только и спасает, гонит прям, говорит: «Хватит уже, иди на улицу, воздухом свежим дыши».

Варвара Петровна, полноватая, аккуратная, явно очень добродушная русачка, отмахнулась:

– Да ладно выдумывать, вы его не слушайте, он такой говорун, нарасскажет.

Стол был накрыт, салаты, горячее – всё было приготовлено в русских традициях. Уплетая, я поинтересовался у хозяина:

– Я гляжу, Варвара Петровна кормит вас вкусно, но по-русски. Не скучаете по японской пище?

Хозяин не успел открыть рот – за него ответила Варвара Петровна:

– Да я могу, а он не хочет, говорит: «Варя, делай мне русскую еду, японскую я буду есть в Японии».

Японец расхохотался. Варя напоминала молодящуюся бабушку, была явно добра и словоохотлива. За общими разговорами я сказал:

– Мы тут прикинули: а что, если нам попробовать начать сотрудничество с металлолома?

– У вас есть какие-то наработки?

– Только по наличию металлолома.

– Уже неплохо. Разделанный, неразделанный?

В своих размышлениях я до такой стадии не доходил, но сообразил, что он имел в виду. Сообразил и то, что если мы и уговорим директоров отдать нам лом на реализацию, уговорить их разделать его, чтобы возить меньше воздуха, вряд ли удастся, и ответил:

– Неразделанный.

– Плохо, но возможно. Сделайте прикидки для начала из расчёта один балкер дедвейтом не меньше 50 000 тысяч тонн где-нибудь в Ванино или Советской гавани. Как будете готовы, звоните мне, поработаете совместно с нашим специалистом, посмотрим, что у нас получится.

Нет, ну надо, по виду нормальный мужик, и вот те раз – балкер. Кто он, этот самый балкер? Дядя его? Что ему делать в Ванино? Я про Ванино только из песни нашего детства «Ванинский порт» знаю. Дедвейт – еврей, должно быть, его знакомый.

Забегая вперёд, скажу, что узнать, что такое балкер66
  Специализированное судно для перевоза грузов навалом.


[Закрыть] и дедвейт77
  Грузоподъёмность судна плюс вес всего остального, обеспечивающего его перемещение.


[Закрыть], было несложно. Несложно было и разобраться, что для того, чтобы перекинуть такой груз на Дальний Восток, надо было бы взять в аренду площадку для складирования лома вблизи крупной сортировочной станции; взять в аренду штук тридцать-пятьдесят крупнотоннажных автомобилей, которые будут туда свозить лом; взять в аренду около пятидесяти вагонов – чем-то надо всё это перетаскивать в бухту Находка, например; там же надо в порту организовать площадку, опять же для складирования этого самого лома, будь он неладен, и продать его прямо в порту.

Реально всё это организовать, не имея никакого опыта, было бы безумно сложно, но… в принципе возможно. Но где взять нужное количество денег? Имеющихся у нас средств, по моим прикидкам, не хватало в полном объёме. Можно было взять кредит, но влезать в совершенно незнакомое дело, причём дело невысокой рентабельности, по моим прикидкам, рискуя всем капиталом, да ещё брать кредит я посчитал неправильным.