Текст книги "Рассказы"

Автор книги: Альдо Пазетти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

ЗАКОН НЕ ОБОЙТИ

В дверь постучал маленький, худенький человек с картонной папкой под мышкой. От этого слабого толчка гнилая, источенная мышами, хлипкая дверь мгновенно подалась. В двери не было ни замка, ни даже щеколды. Эту смехотворную заслонку, казалось, поставили только затем, чтобы в щелях ее завывал ветер.

Во время одного из самых страшных в истории человечества наводнений три четверти зданий рухнули как карточный домик. Могучий поток грязи унес в море одежду, запасы продовольствия, скот и великое множество всякого добра. Город будто вымер. Население, оплакав свои потери, укрылось в чудом уцелевших домах и церквах.

И вот человечек вошел в древний, полуразвалившийся, давным-давно заброшенный монастырь. Теперь его заполонили те, кто выжили после наводнения и не нашли прибежища в городе. В каждой келье поселилось по семье. С потолка свисала паутина, постепенно обволакивая и стены.

– Синьор Карло Брамбилла, профессор Альфредо Козими! – сурово выкрикнул человечек.

Из келий показались два сонных беженца. Профессор был высокий и совершенно лысый, а Карло Брамбилла – приземистый, коренастый, с узеньким лобиком и нечесаной бородой.

– Я налоговый агент, – сухо представился вошедший и достал из папки какие-то бумаги, испещренные формулами и таблицами.

– Тут живут бедняки, – робко прошептал Брамбилла.

– Какие с нас можно взять налоги? – поддержал его профессор Козими.

– Бедные или не бедные, это мы еще проверим, – ответил налоговый агент, сурово оглядев профессора из-под очков. – Вы, насколько мне известно, профессор.

– Я преподаю в лицее…

– Чтобы стать профессором, надо долго учиться, а для учебы нужны деньги.

– Но ведь столько лет прошло… – в растерянности пробормотал Козими.

– А я вот малограмотный! – с торжеством в голосе воскликнул Брамбилла. – Уже в девять лет окурки собирал. С грехом пополам умею читать и писать.

Налоговый агент сосредоточенно делал пометки в реестровой книге: почерк у него был изящный, с завитками, явно составлявшими предмет его гордости. Время от времени он прерывался и окидывал взглядом страницу, как художник, любующийся своим творением. Может, он и в самом деле творил.

– Ваша профессия? – спросил человечек у Брамбиллы.

– Какая там профессия, шеф! – запротестовал Брамбилла, дрыгая ногами, как обезьяна, у которой отнимают банан. – У меня ремесло, и, поверьте, собачье ремесло! Вот профессор Козими не даст соврать: он каждое утро слышит, как я в четыре ухожу. Сам-то он встает в восемь. А я картошкой торгую.

Козими был как на иголках и хотел уже уточнить: «Не только картошкой». Но тут налоговый агент резко повернулся к нему и тоном сурового судьи спросил:

– Так вы, значит, встаете в восемь?

– Занятия в лицее начинаются в девять утра… И потом, вечером я засиживаюсь допоздна.

– При нынешних-то ценах на свечи такое немногим доступно, – с иронией заметил чиновник, снова записывая что-то в свой «кондуит».

– Я проверяю тетради своих учеников…

– Ладно, ладно, – оборвал его налоговый агент. – Учтите только – закон не обойти. Мне все ясно. Но я должен еще провести досмотр.

Профессор, бледный как полотно, посторонился, пропуская новоявленного цербера. А тот бдительным оком оглядел обе кельи – Брамбиллы и профессора.

В обеих обстановка была поистине убогая. Соломенный тюфяк, облупленный таз, вместо стульев грубо сколоченные ящики.

– Так у вас и ковер есть, – обратился к профессору налоговый агент.

– Это половик, – робко возразил Козими, – ноги вытирать.

– Возможно. Но у синьора Брамбиллы его нет, – заявил налоговый агент тоном, не допускающим возражений, и вновь сделал запись в книге.

Козими еле удержался, чтобы не крикнуть: «Посмотрите, посмотрите, что у Брамбиллы под тюфяком!» Однако счел за лучшее промолчать. Продавец картофеля заискивающе улыбнулся господину чиновнику, жуя черствую корку.

Внезапно налоговый агент поднял свои круглые, как у сыскного пса, глазищи к потолку и ткнул пальцем вверх так, словно уличил профессора в укрытии краденого добра. На штукатурке проступили налеты сырости, местами она вздулась, напоминая облако. Одни узоры складывались в четкий рисунок, другие были расплывчаты, словно причудливые видения.

– Вот отпечатки ваших снов! – грозно провозгласил чиновник налогового ведомства. – Закон не обойти!

С неожиданным проворством он выскочил в келью Брамбиллы.

– Ага, и здесь тоже! – торжествующе воскликнул он, показывая на потолок.

Потом вынул из папки какой-то приборчик, очень похожий на фотоаппарат, один раз щелкнул со вспышкой в келье Брамбиллы, второй – у Козими. Затем, весьма довольный собой, направился к двери.

– Сны у меня, поверьте, самые невинные, – умоляюще произнес профессор.

– Проверим в архиве, – отрезал налоговый агент и скрылся за хлипкой дверью.

Спустя три дня он вернулся. Ни слова не говоря, вручил Козими и Брамбилле листки бумаги – белый и желтый. Хитро улыбнулся продавцу картофеля, пялившему на него свои бараньи глаза.

Белый лист гласил:

«Брамбилла Карло, продавец клубнеплодов, имуществом не владеет, занимается тяжелым физическим трудом. Отпечатки снов категории В-2; сны нехитрые – о бутылях вина, о жирной колбасе, чесноке и растительном масле. А еще о грошовых безделушках и вульгарных женщинах. От налогов освобождается».

Козими дрожащей рукой взял свой желтый лист и прочитал следующее:

«Проф. Козими Альфредо, работа непостоянная, живет в достатке. Отпечатки снов категории А-1: сны о драгоценностях, старинных зеркалах, гравюрах, порой цветных, о редких картинах, о фарфоре фабрики Каподимонте, серебре, постельном белье из чистейшего льна, о вилле в деревне, о выигрышных номерах лотереи. Наивысший налог на движимое и недвижимое имущество…»

МАСКИ

В пышных залах герцогского дворца Миолии карнавал был в самом разгаре. История континента еще не знала такого грандиозного торжества. Приглашенные заглядывались на свое отражение в мраморе колонн. Тягучие, мелодичные звуки оркестра вели за собой танцоров, одетых на редкость живописно.

Только Главный церемониймейстер барон Орбайс и Главный камергер граф Цурлино не танцевали, а, стоя в сторонке, о чем-то вполголоса беседовали.

– В следующем году, дорогой граф, – прошептал Орбайс, – надо будет все продумать заранее!

– Как вас понимать, барон?

– Четко распределить карнавальные костюмы. Разве я неясно выразился?

– А как же свобода, барон? Каждый хочет иметь свободу выбора.

– Так вот, во имя этой самой свободы!.. Впрочем, взгляните сами, дорогой граф! Такое впечатление, что мы не на придворном балу, а на школьном утреннике!

– Да, но нельзя же после стольких уставов ввести еще и этот – указать каждому жителю Миолии, какую маску ему носить. Право же, хватит с них и того, что они противогаз носят.

– Однако допустимо ли, чтобы, скажем, депутаты парламента почти все до одного вырядились в костюмы паяцев?

– Тут нужно различать…

– Различать, различать… Слишком много Арлекинов.

– Но есть и Пульчинеллы. Встречаются и маски Тартальи и Стентерелло. А вот капитан Фракасса.

– Но все они паяцы.

– Что поделаешь! Вы, я вижу, других критиковать горазды, ну а сами как нарядились?

– Ну, я человек современных взглядов – надел маску золотаря. Поверьте, она мне недешево обошлась. Разве не видно, что она из чистого золота?

– Ах, барон, не будьте так придирчивы. К сожалению, вы правы – многие гости надели убогий костюм Панталоне. И все же взгляните вон на ту группу у стола с закусками. Они без малейших затрат взяли и перелицевали свои ливреи. Находчивые люди, не правда ли? Как жаль, что я не смог этого сделать.

– Почему же?

– Да потому что к прошлогоднему карнавалу я уже перелицевал свой сюртук.

– Неужели в вашем гардеробе всего один сюртук?

– Все до одного уже перелицованы.

– Скажу вам по секрету, я и сам об этом подумывал. Да только слишком много было карнавалов. Уж простите за откровенность, но, по-моему, у нас тут сплошной карнавал. Проходят дни, месяцы… а карнавал продолжается. Как вы объясните столь странное явление, граф?

– Знамение времени, барон. В вас говорит мятежный дух юности!..

– Не произносите вслух эти глупые слова – «мятежная юность». Осторожность не повредит и на бале-маскараде!

– Здесь нас никто не слышит.

– Но я-то вас слышу.

– Вы-то, конечно, барон.

– И могу причинить вам неприятности.

– Ничуть не сомневаюсь.

– Лучше никому не доверять.

– Даже вам?

– Особенно мне.

– И себе самому тоже?

– Себе тем более.

Граф Цурлино забарабанил пальцами по бедру мраморной Венеры, великолепной копии Венеры Милосской, – верный признак того, что хотел бы изменить тему разговора.

Домино кружились в изящном вальсе, прижимаясь к змеям. Сами змеи были из папье-маше, но их раздвоенные жала казались настоящими. Крокодилы – одна из наиболее эффектных масок – отплясывали тарантеллу. Бледного Пьеро, под тем предлогом, что на карнавале допустимы любые забавы, бомбардировали конфетами. И все веселились, глядя на ошалевшего беднягу. Многие протягивали что-то соседу в зажатом кулаке. Потом со смехом разжимали пальцы и показывали, что на ладони – конфетти.

– Любопытно было бы посмотреть, – помолчав, сказал граф Цурлино, – какую маску выбрал себе наш обожаемый правитель.

– Я и сам сгораю от любопытства.

В тот же миг во дворе, на лестнице, у входа загремели сотни золотых труб. Мгновенно воцарилось молчание, стихли и звуки музыки. Мажордом трижды стукнул по мраморной подставке, возвестив громовым голосом:

– Его высочество Великий герцог Миолии!

В сопровождении дам и пажей появился улыбающийся Великий герцог.

– Невероятно! – прошептал барон. – Великий герцог не надел никакой маски!

И в самом деле его величество изящно выступал впереди своей свиты в сером двубортном костюме с галстуком в белый горошек и цветком в петлице.

– Поразительно! – отозвался граф Цурлино. И направился к Первому министру, чтобы выведать у него секрет.

Очень скоро все выяснилось. Гости восторженно зааплодировали. Оказывается, и Великий герцог надел маску. Но не снаружи, а изнутри – вместо каменного сердца он нацепил мягкое, картонное.