Текст книги "Икар"

Автор книги: Альберто Васкес-Фигероа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Часть вторая

Ничего не было видно.

Совсем ничего.

Высоко в небе, наверно, ослепительно сияло солнце, однако здесь, у самой земли, в поезде, свет не был светом, скорее грязным полумраком, из которого предметы выплывали и тут же исчезали, словно в каком-то жутком калейдоскопе.

Джон МакКрэкен был поглощен созерцанием этой кошмарной картины.

Так прошло где-то около часа, и тут пожилая дама, сидевшая напротив, сняла очки в круглой оправе и, протирая их с величайшей осторожностью, проговорила, не глядя на него:

– Когда я была девчонкой, путешествовать на поезде в этих краях было одно удовольствие. Все вокруг было зеленое-зеленое, луга без конца и края, с россыпями цветов, ярко-голубое небо и белые облака, образующие причудливые фигуры – мы с братьями еще придумывали им названия. А иногда можно было увидеть стада бизонов…

Она долго молчала, потом вздохнула и, снова надев очки, подняла голову и пристально посмотрела на шотландца.

Тот не произнес ни слова, ограничившись вежливой улыбкой, в то время как она продолжала:

– Я тогда даже не могла себе представить, что люди способны столь варварски разрушить одно из самых прекрасных творений своего Создателя.

– Люди? – удивился ее единственный попутчик. – Чем провинились бедные люди, которые страдают от бесчинства ветра и пыли?

– Да всем.

– Всем? – насмешливо и в то же время недоверчиво переспросил Джон МакКрэкен.

– Всем!

– Что же все-таки они сделали? Дули изо всех сил?

– Полно, молодой человек, нечего насмехаться! – осадила его разговорчивая дама; впрочем, в ее тоне не было и тени суровости. – Я вам в матери гожусь, уже одно это о чем-то говорит, ведь вы тоже далеко не мальчик, и поверьте, я знаю, о чем толкую. Когда я путешествовала здесь впервые, на нас напали индейцы.

– Это невозможно!

– Говорю вам! Мой отец влепил одному из них пулю пониже спины.

– Никогда бы не подумал. В моем представлении последние мятежные индейцы исчезли…

– Когда я родила уже второго ребенка, молодой человек, – перебила его собеседница. – И не пытайтесь учить меня истории моей страны. Судя по акценту, вы англичанин.

– Шотландец.

– Да вы одним миром мазаны! Как вы понимаете, я вовсе не хочу вас обидеть… – Словно желая доказать свое дружеское расположение, дама протянула руку, взяла лежавшую рядом с ней коробку и, открыв ее, предложила собеседнику: – Хотите шоколада?

Джон МакКрэкен принял предложение – больше из вежливости, чем по какой-то другой причине, – однако, разворачивая конфету, не сводил взгляда со старушки и при этом почти безотчетно качал головой.

– Я вовсе не собирался учить вас истории вашей страны, – сказал он. – Я не вправе этого делать, однако я немало попутешествовал и пришел к убеждению, что человек ничего не значит по сравнению с огромной мощью природы. – Он кивнул в сторону окна, за которым не на чем было остановить взгляд, и добавил: – И если здесь и сейчас природа упрямо желает, чтобы ветер дул и дул, вздымая столько пыли, что она застилает даже солнце, мы-то, бедные, что можем поделать?

– А не буди лиха, – был лаконичный ответ.

– Это ветер, что ли? – хмыкнул шотландец. – Как его можно разбудить? Шаманским камланием?

Элегантная дама с короткой стрижкой – венчиком белых, как пух, волос, – в отлично сшитом сером шелковом платье с кружевной отделкой на груди и на рукавах смерила взглядом представительного иностранца в безукоризненном темном костюме, узорчатом жилете, с массивной золотой цепью от дорогих карманных часов и, вероятно решив, что он стоит ее внимания, с расстановкой спросила:

– Вам на самом деле хотелось бы это знать или просто стараетесь проявить любезность по отношению к бедной старухе, у которой, по-вашему, явно не все дома?

– Ехать-то нам долго, – сказал собеседник, словно они обговорили это заранее. – И раз уж во время длинного путешествия, когда из-за пыли не полюбуешься видами за окном, представился случай узнать что-то новое, с моей стороны было бы глупо им не воспользоваться, как вы считаете?

– Вы сами сказали… было бы глупо. – Неожиданно удивительная дама открыла сумочку, достала изящный портсигар, а из него – длинную сигару. – Курите? – спросила она.

– Нет, благодарю.

– Не возражаете, если я закурю?

Оторопевший собеседник с явным беспокойством посмотрел на необычную сигару: вид у нее был внушительный, – а затем воскликнул с деланым безразличием:

– Абсолютно!

Дама, которой, судя по всему, давно перевалило за восемьдесят, поискала спичку, откусила кончик сигары и закурила – с наслаждением, ловко и непринужденно, словно заядлый курильщик, отработавший каждое движение за свою страшно долгую жизнь.

– Вот, только эта вредная привычка у меня и осталась, – заметила она, выпуская дым после первой затяжки и на секунду прикрыв глаза, словно неожиданно впав в транс. – Мои внуки уверяют, будто табак постепенно меня убьет, но он явно проявляет терпение… – Она помолчала, с легкой улыбкой благодарности проследив за тем, как кольцо дыма возносится к потолку, и, вновь повернувшись к иностранцу, спросила: – Так на чем мы остановились? – Она ткнула сигарой в сторону почти невидимого пейзажа. – Ах да! Я пыталась доказать вам, что ужасная катастрофа, которая творится здесь и которая привела часть страны к полной разрухе, дело рук человеческих. – Она снова вздохнула – на этот раз очень глубоко – и добавила с оттенком гордости в голосе: – Мой муж, Царство ему Небесное, предсказал это больше тридцати лет назад.

– Ветер тоже виноват в разрухе и депрессии? – изумился Джон МакКрэкен, едва сдерживая смех. – Как это возможно? Он что, выдул в окно акции на нью-йоркской бирже во время краха в двадцать девятом?

– Не так буквально, конечно. В тот день в открытые окна бросались только люди вниз головой. Однако на практике так оно и вышло.

– И на чем же основано столь рискованное утверждение?

– Вам на самом деле интересно? Может, желаете продолжить чтение или пропустить рюмочку в вагоне-ресторане?

– Уверяю вас, я умираю от любопытства – так хочется узнать вашу теорию. Я действительно никак не мог взять в толк, как получилось, что экономика самой богатой страны в мире вдруг взяла и в одночасье рухнула в тартарары. В Великобритании подобное коллективное помешательство просто немыслимо.

– Потому что там ухаживают за газоном.

– Простите, что вы сказали?

– Что у вас в стране ухаживают за газоном – за травой, если точнее. А мы, в Соединенных Штатах, никогда не умели этого делать.

– Не понимаю, о чем вы.

– О газоне. О траве, сплошь покрывавшей эти луга, по которым мы едем уже несколько часов и которые, как я вам говорила, во времена моей юности были самым красивым и уютным местом на свете. – Дама вновь затянулась и откинулась на спинку кресла; казалось, она собирается вернуться в свое очень далекое детство. – Бог создал здесь рай для бизонов, – очень тихо проговорила она. – Здесь были несметные стада бизонов. Они паслись, как только они умеют это делать: щипали траву, а не вырывали ее с корнем, и постоянно кочевали, благодаря чему она успевала вырасти снова. – Рассказчица вытянула руку, словно пытаясь охватить безграничность невидимого пейзажа, и добавила: – А еще по всей территории текли широкие реки; глубокие озера вбирали в себя излишки воды, и она распределялась равномерно, с сохранением баланса. Так было испокон веков – до того времени, когда я стала взрослой.

– И что же тогда случилось?

– А то, что пришел Буффало Билл.[38]38
  Буффало Билл, он же Вильям Фредерик Коди (1846–1917) – американский военный, охотник на бизонов, убил несколько тысяч бизонов в период их массового истребления в США. Завоевал популярность благодаря организованным им представлениям «Дикий Запад», воссоздающим картины быта индейцев и ковбоев.


[Закрыть]

– Буффало Билл? Знаменитый Буффало Билл, герой цирковых представлений?

– Да уж, герой!.. Этот шут гороховый устроил свой балаган из настоящей трагедии. Он был падальщиком, вроде гиены. Этот клоун вскарабкался к славе по трупам бизонов, уничтоженных его предшественниками – настоящими браконьерами. Сто миллионов замечательных животных, истребленных безо всякой пользы!

– Сто миллионов? – изумился ее попутчик. – Вы хотите сказать, что истребили сто миллионов бизонов?

– Что-то около этого. Миллионы тонн превосходного мяса – хватило бы утолить голод всех горемык, которые теперь мотаются семьями по стране в поисках куска хлеба. За то время, как я из девочки превратилась в женщину, здесь сгноили столько еды, что ее хватило бы, чтобы прокормить целое поколение американцев.

– Но почему?

– Потому что какому-то недоумку генералу пришла в голову идиотская идея, что лучший способ покончить с индейцами – это лишить их основного источника питания. Оказалось, что намного труднее и опаснее сразить одного индейца, чем тысячу бизонов, вот почему он приказал их истребить.

– Какая дикость!

– Так вот за этот приказ и пришлось заплатить самую высокую цену в истории человечества…

Хрупкой даме, по-видимому, потребовалась передышка, поскольку она очень осторожно положила сигару в пепельницу, порылась в сумке, вынула плоскую фляжку и два серебряных стаканчика и, наполнив их (сосредоточив на этом все свое внимание), предложила:

– Коньяку?

– Благодарю.

Они наклонились вперед, молча чокнулись и выпрямились, чтобы сделать глоток, и вновь откинулись на спинки кресел со стаканчиками в руках.

– Буйволовая кожа! – сказала она, поглаживая подлокотник кресла. – Настоящая буйволовая кожа, над которой не властно время. Вот и все, что от них осталось! Ну что, продолжать?

– Сделайте одолжение!..

– Ладно! – кивнула она. – Как я вам говорила, истребили бизонов и индейцев, чтобы сюда могли приехать колонны людей, которые поделили между собой эти замечательные земли. Правительство взяло курс на расширение территорий с целью получить небывалые урожаи, которые бы подняли престиж нашей страны. Таковы были указания, и они строго выполнялись. Распределили землю и воду, и переселенцы принялись за работу.

– И что же произошло?

– А то, что в самом начале все как будто шло прекрасно. Трудолюбивые переселенцы пахали и засевали землю, обильно поливая ее водой из природных источников. Однако кукурузе, пшенице, ячменю или хлопку требовалось гораздо больше воды, чем до этого – пастбищам, и вскоре ее стало не хватать. И вдруг неожиданно – я очень хорошо это помню, потому что как раз в тот год моя Розалин вышла замуж, – случилась засуха. Ужасная засуха, вызванная, по всей видимости, чрезмерным нагреванием воды в Тихом океане. Вот тогда-то мы и обнаружили, что земля, которая всегда была у нас под ногами, теряет плотность, как только утрачивает влагу или ее перестают сцеплять живые корни растений.

– Что вы хотите этим сказать?

– А то, что, высыхая, она превращалась в пыль. В настоящую пыль! Тысячелетиями от солнца и ветра ее защищала трава, с которой так деликатно обращались бизоны, однако без этой защиты земля стала рассыпаться.

– Мне никогда не приходило в голову, что могло случиться что-либо подобное.

– Но ведь случилось! А как вам известно, на просторах равнин всегда нравилось резвиться ветрам.

– Логично.

– Конечно логично, однако раньше ветер лишь колебал травы, развевал гривы лошадей и перья украшений индейцев. Однако в тот день ветер подхватил легкий и почти невесомый слой почвы и увлек его за собой – к небу. – Женщина чуть ли не всхлипнула. – И вот так возник, словно бич божий, Большой Пыльный котел,[39]39
  Пыльный котел – серия катастрофических пыльных бурь, происходивших в прериях США и Канады между 1930 и 1936 гг. Термин «пыльный котел» также применяется для обозначения региона, ставшего центром пыльных бурь: запад Канзаса, юг Колорадо, часть Техаса и Оклахомы, а также северная часть Нью-Мексико.


[Закрыть] который начал вертеться и вертеться вокруг своей оси, день ото дня увеличиваясь в диаметре, закрывая солнце, поглощая поля, деревни, города, – и в итоге превратился в самое крупное стихийное бедствие, которое когда-либо видел род человеческий… – Она кивнула в сторону окна: – Вот вам, пожалуйста! Наш грозный враг, Большой Пыльный котел, по вине которого потеряны миллионы гектаров плодородных земель.

– Любопытно! – признался шотландец, действительно увлеченный ее рассказом. – Крайне любопытно и очень интересно. Мне никогда не приходило в голову связать то, что я считал простым атмосферным явлением, с прямым вмешательством человека.

– Как видите, они взаимосвязаны, – изрекла собеседница, выпуская новое – просто невероятное – облако дыма, которое, должно быть, до отказа заполняло ее легкие. – К счастью, мой муж, самый умный человек из всех, кого я знала, догадался об этом, когда однажды утром понаблюдал за небольшим торнадо, крутившимся вдалеке. Он видел их десятки раз, поэтому сразу заметил разницу: это был уже не просто вихрь, захватывавший сухие листья или мелких тварей. Нет. Теперь это был гигантский пылесос, уносивший землю очень далеко и закрывавший солнце по три-четыре дня… – Казалось, старая женщина заново переживала событие, которое, несомненно, стало поворотным в ее жизни. – Вечером того же дня он сказал: «Мы уезжаем. – Она изменила голос, по-видимому подражая голосу покойного мужа. – Завтра же все продаю, и мы отсюда уезжаем: это место теперь проклято». Я пыталась его переубедить, говоря, что это наш дом, что здесь родились наши дети и жили наши предки, но, к счастью, он меня не послушал, заметив, что посредством этого торнадо Господь дал ему понять, что Он гневается на тех, кто разрушил Его прекрасное творение. Муж настоял на том, что мы должны чтить Его волю, поэтому мы все продали и переехали в Филадельфию.

– Вероятно, это было суровое испытание, – заметил Джон МакКрэкен.

– Еще хуже пришлось тем, кто остался, потому что наступил такой момент, когда уже никто ничего не давал им ни за фермы, ни за дома. Когда у них погибли урожаи, им пришлось взять кредиты, но, поскольку ветер так и не стих, в результате все досталось банкам.

– Банкам! Вечно они наживаются на чужих несчастьях.

– Только не в этом случае, – возразила старая дама. – Все досталось им, это так, но это «все» оказалось лишь пылью, носившейся в воздухе. Какой им был прок от сухих и бесплодных ферм? Имея излишек ресурсов, которые никому были не нужны при нехватке ликвидности, крупные сельскохозяйственные банки Среднего Запада начали лопаться один за другим. Мой муж, который, как я уже сказала, схватывал все на лету, сразу понял, что они потянут за собой промышленные банки, с которыми они так или иначе были связаны.

– Звучит логично.

– Так оно и было! А поскольку Томас также понял, что на бирже возникла явная тенденция к завышению стоимости ценных бумаг, он сделал вывод, что рано или поздно разразится биржевая катастрофа, поэтому избавился от всех наших акций, превратив их в золото. Через год случился кризис, хотя, к несчастью, мужу не суждено было увидеть, что все его предсказания сбылись. Он умер за три месяца до этого.

– Чувствуется, что он был выдающимся человеком.

– Самым выдающимся из всех, кого я знала. Самым замечательным, самым осмотрительным и при этом самым отважным. Благодаря ему я сейчас могу считать себя счастливицей, потому что мне не пришлось присоединяться к толпам отчаявшихся, которые бродят из конца в конец по нашей несчастной стране.

Воцарилось молчание, оба устремили взгляд на темный силуэт огромного полуразрушенного дома. Он возник рядом с железнодорожным полотном и постепенно уплыл назад, пока не исчез в облаке пыли, словно его проглотило ненасытное апокалиптическое чудовище.

Когда от заброшенной станции осталось лишь воспоминание, Джон МакКрэкен чистосердечно признал свое полное поражение.

– Я был не прав, когда скептически отнесся к вашим словам… – заметил он. – Вначале ваше утверждение показалось мне абсурдным, но теперь я считаю его обоснованным. Действительно, человек начал весьма опасным образом противодействовать воле своего Создателя.

– Так и есть. Он не бережет Его творение и в итоге дорого за это заплатит.

– И что же будет теперь? – поинтересовался шотландец.

– Честно говоря, не знаю, – ответила дама. – Томас утверждал, что, как только огромная масса воды Тихого океана охладится, наступит период проливных дождей, которые вновь обратят пыль в землю. Если это произойдет, если мы окажемся достаточно умными, чтобы не повторять прошлых ошибок, и найдем способ укрепить почву, вот тогда, возможно, нам удастся частично восстановить утраченное.

– Я уверен, что ваш муж опять окажется прав.

– Я тоже. – Старушка размяла в пепельнице то немногое, что осталось от сигары, и убрала фляжку и стаканы. – А сейчас с вашего разрешения, – добавила она, – попытаюсь немного вздремнуть. Долгий разговор меня утомил.

Она прикрыла глаза и через несколько секунд громко захрапела, чем изумила попутчика еще больше.

Пару минут шотландец созерцал эту поистине необыкновенную женщину: взять хотя бы ее возраст и привычки, – а затем потихоньку встал и на цыпочках покинул купе, притворив за собой дверь.

В коридоре он остановился, чтобы взглянуть в окно: с этой стороны была такая же темная и безрадостная картина, как и с другой, – и, покачав пару раз головой, видно все еще переваривая услышанное, отправился на поиски вагона-ресторана.

Он сделал заказ и собрался насладиться ледяным крепким пивом, как вдруг раздался чей-то громкий возглас, заставивший его вздрогнуть, и он чуть не выплеснул содержимое кружки на свой безупречно чистый пиджак.

– МакКрэкен! Джон МакКрэкен! Глазам своим не верю!

Он поднял голову и страшно обрадовался, узнав стоявшего перед ним человека – крепкого, улыбчивого, загорелого.

– Джимми! – воскликнул он. – Джимми Эйнджел! Как я рад вас видеть!

Они с видимым удовольствием обменялись рукопожатием, и пилот сел напротив старого друга, не выпуская его ладоней из своих: чувствовалось, что он взволнован.

– Святой Боже! – повторял он. – Великий МакКрэкен! Властелин золота и алмазов! Не проходило и дня, чтобы я о вас не вспоминал.

– Я тоже частенько вас вспоминаю, – признался МакКрэкен. – Но скажите-ка… что делает Король Неба в поезде, который ползает по земле, как простой червяк? Это же не ваша стихия.

– Ну как, по-вашему, я полечу в такую пылищу? Меня наняли перегнать самолет, а я вынужден перевозить его в грузовом вагоне. Вот уже несколько лет, как эта часть страны практически закрыта для авиации.

– Знаю. Виноваты бизоны.

– Что вы сказали? – удивился Король Неба.

– Не обращайте внимания. Это я так, о своем. – Он жестом подозвал официанта и попросил обслужить товарища. – Ну рассказывайте же… Как дела? Чем занимались все это время?

– Да чем только не занимался! – весело ответил летчик, расплываясь в улыбке; она нисколько не изменилась. – Однако самое главное – пару лет провел в Китае.

– В Китае? – удивился собеседник. – Какого черта вы там забыли, на другом конце света?

– Меня наняли, чтобы я научил летать антикоммунистов Чан Кайши, однако я вскоре понял, что никакие они не антикоммунисты, а самые настоящие звери-фашисты, поэтому решил вернуться домой. Затем какое-то время подвизался в кино.

– В кино? – опешил шотландец. – Уж не хотите ли вы сказать, что стали кинозвездой…

– Да какой звездой! Скорее звезданутым. Я участвовал в нескольких фильмах в качестве каскадера, специалиста по воздушным трюкам. Сломал ногу и четыре ребра – правда, мне хорошо заплатили.

– Горбатого могила исправит, не так ли? Где есть риск – там и ищи Джимми Эйнджела.

– Что поделаешь, если я больше ничего не умею?

– Ну и как там, в кино?

– Сумасшедший дом, хотя благодаря кино я познакомился с Говардом Хьюзом,[40]40
  Хьюз, Говард (1905–1976) – американский предприниматель, изобретатель, пионер авиации, режиссер и кинопродюсер.


[Закрыть] а уж он-то и впрямь Король Неба. – Эйнджел многозначительно хмыкнул. – И звезд. Снимает с ними фильмы и благодетельствует им, то одной, то другой, особенно Джин Харлоу.[41]41
  Харлоу, Джин (1911–1937) – американская актриса, кинозвезда и секс-символ 1930-х гг. Первая из голливудских актрис получила прозвище Платиновая блондинка.


[Закрыть] Я рядом с ним многому научился.

– Это касается самолетов или звезд?

Американец подождал, пока официант их обслужит, и, когда тот отошел, с улыбкой сказал:

– К сожалению, только самолетов. – Он покачал головой. – В бизнесе он гений. И летает, как бог. Он выделывает такие трюки, какие я – будь у меня десятая часть его капитала – выделывать бы не стал.

– Тем не менее о нем рассказывают ужасные вещи, – заметил его сотрапезник.

– Все правда! – тут же ответил американец. – Все плохое, что можно сказать о Г. Х., наверняка правда, потому что мы вместе работали в «Ангелах ада»,[42]42
  «Ангелы ада» – фильм Говарда Хьюза, вышел на экраны в 1930 г., посвящен летчикам Первой мировой войны.


[Закрыть] а ведь тогда-то и проявляется настоящий характер человека. Таких мерзавцев, как он, свет не видывал, но он знает, чего хочет и как этого достичь. Однажды он довел меня до такого бешенства, что я готов был врезаться в башню, с которой он снимал сцену боя.

– Я-то вас знаю! Думаю, что вы вполне на это способны.

– Еще как способен! Я пролетел в трех метрах от камеры… И знаете, что он мне сказал, когда я приземлился?

– Даже не представляю.

– Дескать, очень жаль, что я не подлетел немного ближе, потому что тогда бы он снял исключительный кадр… Клянусь вам, я был готов придушить его на месте! А он подхватил под ручку Платиновую блондинку и отправился с ней кувыркаться в постели.

– Невероятно! Кстати… Раз уж об этом зашла речь… Вам удалось найти свою медсестру?

Король Неба так и не донес вилку до рта. Несколько секунд он сидел с отсутствующим видом, словно на него вдруг нахлынули воспоминания о той незабываемой ночи, а потом печально покачал головой.

– Нет, – сказал он. – К тому времени, когда мы с вами познакомились, я уже оставил мысль ее найти. Грустно осознавать, что где-то у меня растет сын, но не существует возможности узнать где именно.

– У вас есть сын? – удивился шотландец. – Кто вам об этом сказал?

– Видел во сне, – ответил Эйнджел; от его уверенности становилось не по себе. – Однажды ночью она явилась мне во сне, и, хотя я не мог разглядеть ее лица, я хорошо разглядел лицо ребенка лет пяти, которого она вела за руку. Она сказала: «Это твой сын, и мне жаль, что ты никогда его не узнаешь, потому что это чудесный ребенок. Я никогда не узнаю, похож ли он на тебя или нет, но ему страшно нравятся самолеты, и я уверена, что когда-нибудь он станет прославленным летчиком».

– Дорогой друг! – растерянно сказал МакКрэкен. – Думаю, вы никогда не перестанете меня удивлять. Меня до сих пор выворачивает наизнанку, стоит вспомнить тот день, когда мы сиганули с вершины тепуя. Как только вам удалось сохранить хладнокровие, когда мы понеслись вниз? Думаю, я на несколько секунд потерял сознание, а когда очнулся, мы летели почти над кронами деревьев. Еще бы несколько метров – и мы бы сейчас об этом не говорили.

– Здорово, правда?

– Здорово? Да это было безумие!

– А что нам еще оставалось? Вы же настаивали на том, чтобы сесть на вершину, а ведь как-то надо было спуститься.

– Что правда, то правда. И, честно говоря, я ни разу об этом не пожалел. Если бы я сейчас не чувствовал себя таким старым и таким усталым, попросил бы вас проделать это еще раз.

– А кто говорит, что вы старый? – возразил Король Неба. – Выглядите прекрасно.

– Выглядеть – это еще не все, – ответил собеседник с легкой печалью в голосе. – Я как раз еду из Хьюстона, где, как вам известно, лучшие в мире специалисты по раковым болезням. – Он с горечью улыбнулся, качая головой. – Они мне честно сказали, что я не протяну больше года.

Страшное известие тут же развеяло обычное благодушие Джимми Эйнджела, и он посмотрел на своего старого товарища по приключению с явной растерянностью.

Он не сразу пришел в себя, а когда наконец собрался с духом, сумел только сбивчиво проговорить:

– Мне жаль! Мне жаль до глубины души! Хотя наше общение было недолгим, я вас искренне уважаю.

– Знаю, дорогой друг! Знаю! Когда чувства взаимны, сразу понимаешь, что они настоящие. Я тоже вас ценю, а потому прошу вас не принимать это близко к сердцу.

– Зная, что вам осталось жить какой-то год!..

– Вы рискуете жизнью каждый день, а я уже свыкся с тем, что со мной случится. И где-то даже рад, что скоро встречусь с Элом Вильямсом. В этом мире меня уже больше ничего не интересует.

– Вы всегда были самодостаточной личностью.

– Мы были два сапога пара, не правда ли? Когда сидели, опустив задницы в лесную реку, в окружении пираний и воображали, что за нами наблюдают индейцы-людоеды. Славное было времечко!

– Просто невероятное! Я часто о нем вспоминаю.

– Вы все такой же неисправимый мечтатель. Если вам так понравилось, почему бы вам туда не вернуться?

– В Великую Саванну? Для чего?

– Слетаете на месторождение золота и алмазов, затерянное на вершине тепуя, и разбогатеете.

Воцарилось молчание; собеседники смотрели друг на друга, и было очевидно, что один из них пытается сообразить, правильно ли он понял услышанное.

– Что вы хотите этим сказать? – наконец чуть слышно произнес Джимми Эйнджел.

– То, что сказал, – как ни в чем не бывало, улыбаясь, отозвался его товарищ.

– То есть вы не против, если я отправлюсь туда искать вашу «жилу»?

– Ну конечно! Алмазов у меня больше чем достаточно на остаток жизни. Не думаю, что было бы правильно унести секрет вроде этого с собой в могилу. Я ведь так и не женился, поэтому прямых наследников у меня нет.

– Но почему я?

– Раз вы, человек, побывавший там и которого я действительно ценю, вдруг встретились на моем пути именно тогда, когда я узнал, что почти все кончено, значит, это, скорее всего, знак судьбы. Тут вот, совсем недавно, одна пожилая дама убедила меня в том, что такие знаки существует и что их не следует оставлять без внимания. – Он протянул руку, положил ее собеседнику на плечо и, широко улыбаясь, сказал: – Я дарю вам месторождение.

Джимми Эйнджел не сразу отреагировал. Несколько минут он сидел неподвижно, переваривая услышанное: подобное заявление могло означать резкий поворот в его судьбе.

– Вы это серьезно? – наконец спросил он.

– Не думаю, что кто-то будет шутить таким образом, стоя на пороге смерти, – заметил МакКрэкен с легкой улыбкой. – Какой мне прок ложиться в могилу с мыслью о том, что в теории я страшно богат? Предпочитаю умереть, сознавая, что кого-то осчастливил. Дарю вам месторождение с двумя условиями.

– Какими же?

– Первое: не зарывайтесь. Возьмите столько, сколько, по-вашему, вам потребуется, чтобы вести вольготную жизнь, только не жадничайте. Терпеть не могу тех, которым все мало, вы уже знаете!

– Обещаю… А второе?

– Пусть десять процентов от вашей добычи будет потрачено на то, чтобы немного смягчить нищету, царящую в этой стране. И сделайте это в память об Эле Вильямсе.

– Клянусь.

– Нет необходимости клясться, – сказал шотландец. – Я и так знаю, что вы так и поступите.

– Боже праведный! – не удержавшись, воскликнул летчик. – Я хозяин месторождения золота и алмазов!

– При разумном подходе останется еще и вашим внукам.

Король Неба глубоко вздохнул.

– А как же я его найду? – спросил он. – В тот день по вашим указаниям я столько кружил, что даже утратил способность ориентироваться.

– Оно расположено на вершине тепуя, в трехстах километрах на юг от реки Ориноко и в пятидесяти – восточнее Карони.

– В трехстах километрах южнее Ориноко и в пятидесяти восточнее Карони, – повторил пилот, словно пытаясь накрепко вбить эти данные в память. – Вы уверены?

– Абсолютно. Я никогда не теряю способности ориентироваться. Это вырабатывается после долгого пребывания в сельве. Я назвал координаты тепуя, и, как вы сами видели, на его вершине скрывается месторождение.

– А как мне следует действовать, оказавшись наверху?

– Пойти вдоль речушки, пока она не вильнет влево, образуя своего рода омут, который почти не видно, потому что его прикрывают нависшие над ним черные каменные плиты. Там, на дне небольшой вертикальной ямы, и находится золото с алмазами.

– И много еще осталось?

– Много, не сомневайтесь. Больше, чем мы уже взяли. – МакКрэкен взглянул на него в упор и спросил: – Вы на самом деле готовы туда отправиться?

В ответ летчик отвернул широкий лацкан кожаной куртки, чтобы показать значок, прикрепленный с обратной стороны.

– Помните? – спросил он. – Это значок Эскадрильи Золотой Цапли, которую вы сами основали в тот день. Не знаю почему, но, хотя с тех пор прошло одиннадцать лет, у меня всегда было странное ощущение, что та история не закончилась, поэтому я никогда с ним не расстаюсь. Моя судьба – там, в сельве, я это знаю.

Собеседник показал на обручальное кольцо на пальце пилота:

– А что скажет ваша жена?

– А вы как думаете? Вирджиния считает, что поиски судьбы следует ограничить пределами сада, окружающего белый домишко в окрестностях Спрингфилда в штате Колорадо.

Дом был просторным, уютным и милым и располагался на вершине холма, откуда просматривалось главное шоссе, но вдали от шума и чужого любопытства.

Больше всего, несомненно, притягивали к себе внимание ухоженный сад, чьи клумбы, утопающие в ярких цветах, были немыми свидетелями проявляемой о них заботы, да еще белая изящная беседка, словно подчинившая себе пейзаж. Сейчас в ней восседал Король Неба, откинув голову к изогнутой спинке огромного плетеного кресла и устремив невидящий взгляд в сторону горизонта, за которым вот-вот собиралось скрыться солнце.

Стало темнеть, когда из дома выпорхнула привлекательная женщина чуть старше тридцати лет, худая и скуластая, и села напротив.

– Ты сидишь так уже три часа, – сказала она. – Что с тобой?

– Я думаю.

– Можно узнать, о чем?

– Думаю!.. – ответил Джимми Эйнджел. – Сегодня утром один из грузовиков фермеров стоял брошенным на обочине со сломанной осью. Через несколько километров я их увидел: навьюченные, как мулы, они брели на запад. – Слегка повернув лицо, он взглянул жене в глаза и спросил: – Они что, надеются пешком добраться до Калифорнии?

– Отчаяние придает сил, – заметила она. – Что еще им остается? В Канзасе и Оклахоме народ умирает от голода.

– Думаешь, в Калифорнии они найдут что-то лучшее? – допытывался он. – Последний раз, когда я был в Лос-Анджелесе, мне рассказывали, что они получают поденную плату, которой не хватит даже на хот-дог.

– Не секрет, что во время кризиса кое-кто наживается, – согласилась Вирджиния Эйнджел с оттенком злости в голосе. – И уже ясно, что это самый худший из когда-либо пережитых кризисов. Многие умрут, но многие сколотят себе целые состояния.

– И что же, ничего нельзя сделать?

– Что, например? Воздеть руки к небу и приказать, чтобы ветер перестал дуть? Или попросить тучи двигаться против ветра?

– Но ведь этот исход лишен надежд, и боюсь, что в итоге он утянет нас за собой в трясину.

– Чего ты добиваешься? – вдруг спросила Вирджиния; в ее тоне явственно прозвучали враждебные нотки.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что, когда ты заводишь эту песню, мы обычно оказываемся на другом конце света. – Она угрожающе наставила на него палец. – Я тебя хорошо знаю, даже слишком хорошо! Как только у тебя возникает социальная озабоченность, это значит, что тебе не сидится на месте.

– Что за глупости ты говоришь! К чему ты клонишь?

Вирджиния Эйнджел нервно сдула челку, упавшую на лоб.

– А к тому, что с меня хватит! – проговорила она. – Ты поклялся, что мы останемся здесь и я смогу до старости жить в собственном доме, со своей мебелью и садом.

– Разве я сейчас сказал что-то другое? – жалобно проговорил пилот, протестующе разводя руками. – Разве хоть словом намекнул?

– Тебе не надо ни говорить, ни намекать – я и так знаю, что творится у тебя в голове… – Женщина наклонилась вперед, чтобы суровым взглядом окинуть лицо мужа, а затем спросила, чуть ли не цедя каждое слово: – И что же на этот раз: кино, цирк или чертов нитроглицерин, который однажды разнесет тебя на куски – одно только мокрое пятно останется?