Текст книги "Стена(СИ)"

Автор книги: Альберт Исаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

"Пора расставить все точки над "i" – мне надоела твоя компания: ты просто конченый придурок, которой мне никогда не нравился. Я просто притворялась, чтобы самой научиться танцевать. Можешь забыть обо мне – не твоего уровня птица. Уходи: не хочу тебя более ни видеть, ни знать. Прощай, неудачник!"

Удивлённый, нет – ошарашенный до глубины души, Саша поначалу было решил, что это какая-то ошибка: что у его Рыжули украли телефон, взломали почту или ещё чего. Иначе как? Как такое вообще возможно: почти полгода вместе, пять месяцев идеальных отношений – и тут на тебе! Всё обман – коварное притворство?! Но попытавшись позвонить ей на домашний телефон, разузнать, что же произошло, Александра попросту шесть раз сбросили. А когда тот посмотрел в сторону комнаты Настасьи, то ясно разглядел в окне второго этажа девчачий кулак, показывающий средний палец.

Долгое время Саша не мог принять, что всё это произошло с ним – подросток просто не мог поверить, что его выкинула, словно надоевшую игрушку, та, кого он искренне любил. Столько ждал возможности поговорить, выяснить, что не так, но всякий раз натыкался на непреодолимую стену: номер телефона и почту Александра девушка сразу внесла в "чёрный список", а попытка встретиться с Настасьей у неё в школе лишь чудом не закончилась дракой с "тринадцатыми". Отвергнутый, Саша никак не понимал, что же тут происходит: неужто это и вправду случилось? Быть такого не может... И только спустя пару месяцев после того, как одно-единственное сообщение разделило его жизнь на "до" и "после", совсем как полгода спустя город Саратов, наконец осознал: всё, написанное Настасьей – правда. Всё то время, что они были знакомы, девчонка скрывала под маской милашки свою истинную, лживую и циничную натуру. И тогда, в то злополучное утро, он впервые увидел её истинную личину: она действительно не хочет его видеть. Эта рыжая никогда его не любила – и не любит.

После этого парень оборвал все связи с Настасьей – пятнадцатилетний мальчуган на собственной шкуре осознал, что никакой взаимности его чувствам не было и нет. Те билеты в кино пришлось попросту выкинуть – бедняге не хотелось даже вспоминать, что когда-то в его жизни присутствовала эта ведьма. Пожалуй, то был редкий случай, когда поговорка о рыжих была правдивой – у Настасьи не было не только души, но и сердца. А после того, как в Саратов вошли войска НАТО, этот дом и эта школа волею судьбы оказались по ту сторону границы. С тех самых пор Саша уже почти забыл о её существовании, однако теперь, спустя вот уже два года с тех пор, как они расстались раз и навсегда, услышав до боли знакомые ему инициалы, Александр был поражён до глубины души.

– А... Что... с-с-случилось? – заплетающимся языком спросил он.

– Дело в том, что... Данная особа – выдержал паузу Николай Петрович, – Назначила тебе встречу на Переговорной улице. Сегодня, в 13 часов 5 минут, у двенадцатого окна.

Тут-то подросток окончательно выпал в осадок: "Окно в Америку", улица, ещё недавно носившая имя Сакко и Ванцетти – единственное место во всём Саратове, где разделённые Стеной люди могли абсолютно законно подойти к ней. Где-то год назад в толстенный бетон, отделивший их Северный Саратов от чужого, Южного, были вмурованы огромные, метр на метр, толстые пуленепробиваемые стёкла высокой степени прозрачности. Всего таких "окон" в Стене сделали пятнадцать, на расстоянии где-то десять метров друг от друга. После этого территория Переговорной улицы сразу была оцеплена – отныне на неё можно было попасть только по предъявлению паспорта, если человек жил тут или где-то рядом, или особой карты, выдававшейся только в Саратове. Зато теперь, с этими документами любой мог находиться там свободно – каждый саратовец имел полное право поговорить с человеком по ту сторону Стены, просто назначив ему "встречу у "окна". Родственники, чьи семьи и судьбы разделила новая государственная граница, получили полное право пообщаться друг с другом. Однако воспользоваться этой поистине невероятной для горожан возможностью можно было лишь двенадцать раз за весь год – по одному на месяц. Зачем Настасья решила истратить такую ценность именно на него, после всего, что было, сам Саша не имел ни малейшего понятия. И честно говоря, не хотел даже думать об этом.

– В принципе, в принципе – как бы невзначай, но всё равно навязчиво объяснял ему директор, – Тебе... необязательно идти туда. Нет – конечно, тебе решать: ты парень умный, с потенциалом, с перспективами. Сам знаешь – отсюда людей выпускать не очень любят, но не пустить студента, имеющего место в общежитии другого города, учиться на бюджет даже военные не имеют права. А связи с иностранцами всё-таки могут чуть усложнить данную, кхм, процедуру...

– Николай Петрович, я вас понял – неожиданно перебил его Саша.

Брови мужчины резко поднялись.

– Правда? Рад слышать...

– Но я всё-таки схожу туда – закончил Александр свою фразу.

Николай Петрович искренне удивился.

– Эва как! Есть причина?

– Не знаю... – признался он, – Наверное, просто не хочу, чтобы у неё сгорела встреча. Сами знаете, если не явлюсь туда, встреча всё равно будет считаться состоявшейся и она просто... Потеряет возможность встретиться с кем-нибудь ещё.

Саша был предельно честен с человеком, ставшем ему вторым отцом ещё при жизни первого – он в самом деле не знал, не имел ни единой причины, чтобы идти туда. В голове Александра не укладывалось: зачем? Зачем Настасья снова нашла его? Уже больше двух лет прошло и тогда она абсолютно чётко дала понять, что не желает больше с ним пересекаться! Теперь они живут в разных городах и даже странах – с той поры очень многое изменилось. К тому же, вокруг неё всегда крутилось много парней и такая красивая внешне особа просто не могла засидеться в девках. Но если Настасья не хочет снова оживить их отношения, зачем ей видеться с ним? Насыпать соль на рану хочет? Или может, ей что-то нужно от него? Словом, поступок рыжей дьяволицы выглядел по меньшей мере странно и даже глупо, но этим он только провоцировал пойти на её условия.

– Ну... Ну ладно. Хорошо, – слегка неохотно согласился Николай Петрович, – Тогда тебе, я так полагаю, карта пропуска нужна?

– Она со мной – неожиданно ответил Саша. Порывшись в сумке, парень показал ему небольшую, вроде банковской, ярко-алую карточку с шестнадцатизначным индивидуальным номером и надписью латиницей "Kiselev Alexander".

– Зачем ты её таскаешь?

– Мама просит – понуро ответил подросток, – Говорит, вдруг папа всё-таки вернётся...

– Понятно... – понимающе протянул тот, кто знал о судьбе почти каждого из учеников своей школы – У тебя ведь следующие два урока у меня?

– Сдвоенная алгебра – да.

– Ну, стало быть, тогда тебя с них отпускаю – заявил Николай Петрович, – Иди.

Старшеклассник искренне удивился:

– Да зачем, Николай Пе...

– Иди-иди! – настаивал директор и Сашин учитель математики по совместительству, – За целый год ни одного урока не пропустил – надоел уже! Надо же делать хоть иногда исключение. Только домашнее задание сдай – и чеши отсюда. Давай-давай, топай, Киселёв!

Недолго думая, Саша отдал ему свою домашнюю работу и попрощавшись, удивлённо пошёл в гардероб. Да уж – такого поворота его жизнь давно не делала. Если и был человек, который выходит на улицу только для того, чтобы пойти в школу, ну или на самый крайний случай – в магазин, то это был Киселёв Александр. С тех пор, как появилась Стена, жизнь Саши практически не менялась вот уже как почти полтора года. А тут – на тебе: директор подбивает на прогул своего же урока! Та, что не желала его больше видеть и знать, неожиданно объявилась в совершенно чужой стране! "А я точно ещё в своей Вселенной?" – полушутливо-полусерьёзно подумал двенадцатиклассник. Хотя если уж по-честному, шутить сейчас было не то время, да и не то место: под звонкую трель школьного звонка Александр скорее набросил на плечи куртку, нацепил рюкзак и молча вышел из школы.

Выбравшись из-за ограждения через узкую дыру в заборе, Саша поспешил в сторону улицы Горького – там, на пересечении с Сакко и Ванцетти его ждала самая странная, самая, наверное, невозможная встреча в его жизни. В голове всё ещё стояло стойкое непонимание: для чего? Именно тогда, когда он почти уже забыл о ней, снова напоминает о себе. Эта рыжая ведьма – что ей от него надо? Почему именно он – тот, кто совершенно точно не захочет её видеть? После двух с лишним лет отсутствия – стоит ли вообще заново вспоминать то, что уже не вернёшь? Вопросы в голове её бывшего ухажёра плодили друг друга, как кролики и Саша только и делал, что разбирался в них, на ответы же попросту не было времени. До назначенной встречи у Стены уже оставалось немногим больше тридцати минут, а ему ещё надо было пройти через весь проспект Кирова. Напряжённо думая, а скорее – бессмысленно гадая, чего ожидать от Настасьи, громко хлюпая сапогами по тротуарной плитке, Саша почти бегом пересёк улицу Чапаева.

Яркое полуденное солнце на иссиня-голубом небосводе вовсю слепило глаза, обжигая своими горячими лучами правую сторону лица двигающегося в сторону Горького школьника. Стайками оккупировавшие чёрные нити проводов, над проспектом о чём-то своём бойко щебетали воробьи. Свежий, не тронутый выхлопами машин ветер приятно освежал мысли, заставляя на некоторое время забыть о цели пешего похода. На окраине пока ещё абсолютно голые, здесь посаженные год назад вместо старых молодые деревца как раз успели дать первые нежно-зелёные листочки – центральные кварталы Северного Саратова уже впустили к себе в гости весну. Сверкающий билбордами, неоновыми вывесками, "саратовский Арбат" был так похож на какое-нибудь Пятое Авеню на Манхеттене: чистенький, без единого пятнышка грязи или снега проспект увлекал за собой, приглашал пройти дальше вглубь. Не по-буднему праздничная и яркая, пешеходная улица как могла привлекала к себе взгляды немногих гуляющих здесь в будний день горожан.

Одновременно с тем глаза резали никем не тронутые, ни от кого не скрытые, наоборот, как бы выставляемые напоказ незаживающие раны, оставленные штурмом города двухлетней давности: почти каждый дом где-нибудь да ощутил на себе огневую мощь войск американцев – точно изъеденное короедом гнилое дерево, местами штукатурка попросту зияла дырами 223-го НАТО-вского калибра. Большая часть когда-то жилых квартир здесь давно опустела: заколоченные фанерой окна – выеденное яйцо, тонкая белая скорлупка без какого-либо содержимого. Каждый третий дом не имел жильцов вовсе. Здание аптеки на пересечении с Вольской было почти разрушено – из четырёх этажей только один и остался. Практически сокрушив центральный, Фрунзенский район Северного Саратова, "Кровавая весна" оставила после себя стойкое ощущение того, что ходишь по самому настоящему Сталинграду. Такой контраст жизни и смерти на одной улице создавал впечатление города-призрака, не так давно оставленного цивилизацией, и если не знать, что это самое ядро административного центра почти на миллион душ, было бы очень сложно с этим поспорить.

Погрузившись в свои унылые размышления, Саша дошёл до улицы Горького и, даже не оглядевшись по сторонам, свернул направо и вышел прямо на середину проезжей части. По этой дороге, в этом направлении уже давно никто не ездит: а просто некуда – впереди улица упирается прямо в Стену. Людям только и остаётся, что использовать опустевшую от пробок улочку как парковку – слева и справа практически впритык к домам на тротуаре стройными рядами стояли автомобили. Сухой, потрескавшийся от времени и взрывов снарядов асфальт оставлял на душе ощущение пустыни. То слева, то справа, следы ударов авиации НАТО всё чаще попадались на глаза. По мере приближения к Стене число обитаемых, "живых" квартир становилось всё меньше и меньше – опасность границы отпугивала, давя на подсознание. Приближаясь к разделившей некогда единый город черте, Саша сильно занервничал: что ему там делать? Не зря ли он вообще туда идёт? Может, стоит, пока не поздно, повернуть назад?

Но пройдя мимо улицы имени Железного Феликса, двенадцатиклассник поднял голову и устремил свой взгляд строго вперёд. Там щурящиеся от яркого солнца карие глаза узрели, наверное, самое необычное для местного человека зрелище: здесь, на пересечении Горького с Сакко и Ванцетти, Стена, разделившая Саратов на две половины, уже не выглядела такой устрашающей. Ни контрольно-следовой полосы, ни сетки под напряжением, сигнализации, снайперов – только голый серый бетон, за которым другой город и другая страна. Отсюда, прямо за оградой уже можно было разглядеть эти странные, из ниоткуда возникшие на месте старых двух– или иногда трёхэтажные, разукрашенные в оранжевые, фиолетовые, голубые и другие цвета радуги дома – Южный Саратов, перешедший по итогам перемирия Колонии, точно назойливая моль, шутоподобно играл своими красками перед лицами жителей Севера. Всякий, кто хоть раз бывал здесь до войны, сразу замечал – этих зданий на южной стороне улицы прежде никогда не было – почти подчистую разрушенный ударами НАТОвских сил, город по ту сторону границы возрождился из пепла ещё до строительства Стены. Северянам оставалось только диву даваться: как они это сделали? Откуда у них такие силы и средства, что теперь тот Саратов выглядит даже лучше, чем его северный сосед? Это казалось невероятным: там, за Стеной, теперь всё совсем иначе – по сути, от прежнего Саратова в южной его части осталось только название. И пусть здешние политики все в один голос твердят, что перед ними "ярчайший образец пропаганды проамериканского правительства Азовщины – потёмкинская деревня", что чуть дальше от границы вовсю процветают хаос, нищета и разруха, что людей, бывших граждан России, оказавшихся там, вовсю притесняют, факт оставался фактом – другое государство позаботилось о внешнем виде своей части города. В отличие от его северной территории.

Уже подходя к Стене, Саша увидел, как к какому-то маленькому, наподобие театральной кассы киоску тянется длинная, почти на всю длину Сакко и Ванцетти очередь – все эти люди стремились назначить встречу хотя бы на сегодня. Переговорная улица, "Окно в Америку", квартал самоубийц – кто как называет это место, и если первые два названия ещё понятны обывателю, то последнее имело, как бы это грубо ни звучало, самый что ни на есть сакральный смысл. Каждый раз, приходя сюда на встречу, люди оставляли здесь частичку себя – знать, что там, за толстым слоем бетона, ещё есть кто-то, кто тебе дорог, но ни уйти, ни уехать туда, и уж тем более – забрать его оттуда ты уже никогда не сможешь, было страшнейшим из испытаний для саратовцев. Почти круглые сутки по обе стороны от Стены сюда выстраивалась такая километровая очередь: люди со всех концов разделённых границей городов стремились назначить сыну, дочери, брату, свату, другу, куму или просто какому-нибудь знакомому встречу здесь, у "окна". Пускай даже всего на пять минут, пусть их будет разделять толстое пуленепробиваемое стекло, а потом они не смогут видеть и слышать друг друга ещё целый месяц, они встретятся – расскажут друг другу, что у них там происходит, узнают, что было хорошего и плохого, как течёт жизнь по обе стороны Стены – немыслимая, непостижимая разуму ценность для тех, кто не живёт в Саратове – городе, бесстыдно разделённом на Северный и Южный.

– Стой!

Откуда ни возьмись, в нескольких метрах от границы, прямо возле Саши словно из-под земли вырос мужчина в военной форме. Крепко сложенный, выше Александра больше чем на пол-головы, его строгий, суровый взгляд сам по себе внушал ужас. Глядя в эти жёсткие глаза, Сашу всего передёрнуло, хотя ровным счётом старшекласснику нечего было бояться.

– Вы на Переговорную улицу? – спросил военный.

– Да – кратко ответил ему Саша.

– С какой целью?

– Мне назначена встреча.

– Окно?

– Двенадцатое.

– Время?

– Тринадцать-ноль-пять.

– Имя, назначившего встречу?

Военный снова пристально смерил взглядом молодого человека, от чего ему стало как-то не по себе.

– Настасья.

– Полное имя? – несколько раздражённо повторил он.

– Рыжова Настасья Анатольевна – проскрипел зубами Александр.

– Год рождения?

– Семнадцатый.

– Место рождения?

– Саратов, Заводской район.

По правде говоря, Саше начинал уже надоедать этот допрос с пристрастием. Ну ладно, имя-фамилия, но год рождения-то ему зачем? Они бы ещё кличку собаки попросили назвать! И вообще: Настасья – довольно редкое имя, зачем к нему ещё и фамилия? Одним словом – бюрократия. Во всей своей красе.

Поколебавшись немного, не найдя, видимо, больше поводов прицепиться, мужчина в камуфляже протянул Александру одетую в белую хлопковую перчатку правую руку.

– Вашу карту.

Недолго думая, подросток протянул ему свой пропуск на этот крохотный клочок земли. Взяв карточку, военный достал из кармана прибор, похожий на карт-ридер, как в магазинных кассах. Резко вставив в него кроваво-красный кусок пластика, мужчина принялся набивать что-то своими толстыми пальцами. Задумавшись о том, что будет дальше, Саша подумал: неужели не могли всю эту тягомотную волокиту автоматизировать? С такой концентрацией вояк это место так и будет называться "Окно в Америку"! Совсем их ничему жизнь не учит.

Спустя несколько секунд на торце прибора загорелась зелёная лампочка и цифра: "11". Военный вернул старшекласснику карту, чтобы тот сразу убрал её в рюкзак.

– Следуйте за мной – строго сказал ему мужчина.

Пройдя через рамку металлодетектора, напоследок оглянувшись на длинную очередь, оставшуюся позади, Александр поспешил за этим великаном в цветах хаки. Ходил солдат российской армии быстро, широкими шагами, так что Саше приходилось чуть ли не бежать, чтобы не отстать от своего спутника. По дороге к окну подросток очень старался не смотреть направо – близость Стены его ещё немного пугала. Этот толстый, шершавый слой бетона – так близко к нему больше нигде нельзя подойти. Хотя нет, можно – но всего один раз: как в анекдоте с подзорной трубой, направленной на солнце.

Вскоре военный остановился перед одной из нескольких тесных, сложенных из толстой фанеры кабинок. Из щелей этих глухих фанерных коробок чуть заметно проглядывал тёмный войлок, служивший, вероятно, в качестве звукоизоляции. Снаружи их прямо сквозь Стену тянулись какие-то провода – очевидно, от микрофонов, чтобы люди по обе стороны границы могли друг друга услышать.

– Ждите здесь – сказал он и встал возле двери лицом к границе, спиной к Саше.

– А долго? – не выдержал и спросил Александр.

– Сколько надо, столько и будете ждать – жёстко отрезали ему в ответ.

Не получив ответа, парень украдкой заглянул в свой мобильный – на часах было 13:02. Ещё три минуты, а скорее всего, чуть больше осталось до встречи с нею. Не зная, чем себя на это время занять, Саша снова принялся думать: Настасья – та, которую он когда-то любил больше всего на свете, и которая оказалась совсем не той, за кого себя выдавала – зачем ей назначать ему встречу? "Всё-таки женщины – странные создания" – подумал он: а если бы он уехал, как часть его или её одноклассников? Как она тогда бы выкручивалась? Пересечь-то границу России с Азовской Республикой нигде, кроме как в Саратове, невозможно, а дальше границ города её просто не пропустят – нет регистрации! Впрочем, Саша давно уже устал гадать, зачем только ей понадобился – в конце концов, скоро сам всё узнает.

Внезапно дверь кабинки, возле которой стоял военный, сама собой приоткрылась. Из-за его широченной спины старшеклассник с трудом увидел, что внутри довольно-таки темно – так темно, что не видно даже стоящего там человека.

– Время истекло – выходите! – приказали ему снаружи.

Из переговорной кабины медленно, прихрамывая, показался дряхлый, сморщенный старик в сильно потрёпанном кителе, болотно-зелёных брюках и головном уборе, отчётливо напоминающих прежнюю военную форму. Судя по погонам и кокарде на его тёмно-зелёной фуражке, служивший когда-то в Вооружённых Силах в звании капитана, грудь мужчины была буквально усыпана орденами. Из-за отблесков солнца Саша не смог разглядеть все его награды, но готов был поклясться, что видел на форме у былого вояки медали "За оборону Краснодара" и "За оборону Волго-Дона" – сложно в это поверить, но мужчине не было и пятидесяти. Лицо "старика" было всё сплошь изрыто морщинами, под почти бесцветными, блестевшими от слёз глазами отчётливо виднелись синюшные мешки. Сильно израненные руки с трудом держали деревянную, грубую трость – военный, отдавший свои лучшие годы служению Родине, теперь и сам стал её пленником. Незавидная участь того, кто отдал бы жизнь за мирное небо над головой своих потомков. От мысли об этом у Саши в груди что-то кольнуло: да – не заслужил он такого...

Медленно ковыляя на своих скрюченных ногах, мужчина с ощутимым трудом вышел из переговорной кабинки, после чего военный повернулся к следующему на очереди:

– Проходите.

Немного побаиваясь, старшеклассник поспешно вошёл внутрь тесной, обитой изнутри несколькими слоями войлока комнаты. Бросив рюкзак на фанерный пол, Саша увидел перед собой матово-чёрную непрозрачную заслонку. Чуть ниже, где-то на уровне пояса из фанеры спереди торчал большой микрофон с динамиком – сюда люди должны были говорить, чтобы услышать человека по ту сторону. Постояв немного, Саша хотел спросить у военного, что делать дальше, но не успел он обернуться, как в ту же секунду за ним закрыли дверь, оставив подростка наедине с собой.

Несколько секунд Александр стоял в полной темноте, с лёгкой опаской задумываясь: и что – всё? Больше ему ничего не светит, что ли? Но стоило Саше только подумать об этом, как наверху сразу загорелась лампочка, озарив войлочные стены неестественно ярким белым светом. Матовая преграда на месте окна в считанные мгновения в буквальном смысле растворилась: то, что было принято им за заслонку, оказалось прослойкой электрохромного стекла, скрывавшегося на фоне толстого, отсвечивающего зеленоватым пуленепробиваемого. Удивлённо оглядываясь по сторонам, Саша посмотрел прямо туда и увидел – по другую сторону кабинки, за Стеной, со стороны Колонии, в паре метров от него стояла невысокая стройная девушка на вид где-то одного с ним возраста. Одетая в школьную униформу, состоящую из светло-серого женского пиджака, ослепительно белой школьной блузки, ярко-красного шёлкового банта-галстука, юбки чуть выше колена и иссиня-чёрных туфель на небольшом каблуке, выглядела она очень эстетично и красиво. И всё равно – глаза юноши сразу уловили: внешность молодой особы сплошь перекроена. Длинные, почти до пояса, угольно-чёрные волосы незнакомки резко контрастировали с отдельной не тронутой краской огненно-рыжей прядью. В больших ярко-зелёных глазах её ярко сверкали окрашенные в тёмно-карий цвет контактные линзы, а худые, тонкие как соломинки ноги были все исписаны хной. Видя перед собой Александра, неизвестная просто стояла, повесив свой аккуратный носик, и молчала, не зная, что сказать.

С первого взгляда не узнав свою бывшую возлюбленную, парень подошёл вплотную к стеклу и увидел на щеках у неё едва заметные следы веснушек. Правый средний палец девчонки вдруг сверкнул до боли знакомым кольцом. В голове Александра сразу щёлкнуло: то самое кольцо, на том самом пальце – том, что показали ему из окна два года назад. Кошмар, о котором он почти забыл – сомнений не осталось: чуть подросшая за прошедшие два лета, внешне изменившаяся почти до неузнаваемости, Рыжова Настасья собственной персоной стояла по другую сторону стекла.

Наконец, решившись первой нарушить неловкое молчание, "незнакомка" очень изящно наклонилась к своему микрофону и тихонько произнесла:

– Ну здравствуй.

Услышав на том конце голос бывшей пассии, Саша буквально впал в ступор: парень готов был поклясться, что услышал в интонации собеседницы чистый английский акцент. Этот мягкий, нежный, почти детский голосок когда-то любимой им девушки – что с ним стало? Невозможно было не признать: он помнил Настасью совершенно другой. Прежде эта рыжая никогда не экспериментировала, тем более так сильно, с собственной внешностью – природа наделила девочку редкостной красотой, которую попросту боязно было портить. Теперь же в Настасье не было почти ничего настоящего: волосы крашеные, в глазах линзы, а ноги – все в татуировках, пусть и временных. Говорит – и то с акцентом! Что же это за мода такая? "Колония" – с дрожью в поджилках подумал северянин.

Именно сейчас, в тот самый момент, когда пришло время раз и навсегда расставить всё по своим местам, все слова, лестные и не очень, которые вообще можно было произнести в адрес Рыжовой Настасьи, со свистом куда-то вылетели из головы Киселёва Александра, растворившись в спёртом воздухе камеры для переговоров. Растерянно глотая воздух, старшеклассник не мог вымолвить ни единого слова. Испуганно оглядываясь по сторонам, глаза Саши уловили в нижнем правом углу стекла таймер, отмерявший время – шестьдесят секунд встречи двух жителей городов, разделённых государственной границей, уже прошли. "Что делать? Что мне делать?" – парень понятия не имел, что сказать той, что когда-то втоптала его в грязь. Но тут Настасья, слабо улыбнувшись глазами, сказала ему:

– Рада, что ты пришёл...

И у Саши само собой вырвалось:

– А я вот что-то не очень!

Кулаки юноши судорожно сжались, пульс невыносимо больно застучал где-то в висках. Взгляд рыжей ведьмы по ту сторону Стены сразу сник.

– Понимаю. Понимаю, ты злишься...

– Да ни черта ты не понимаешь! – тут же перебил её бывший парень, – Я тоже какое-то время не понимал. А потом понял – понял, кто ты такая и кто ты на самом деле. И что зря я вообще тебя встретил. Зря!

В лице Настасьи мелькнула тень страха:

– Постой, Саш...

– Ну нет – сама хотела со мной встретиться, так получай! – бесился он по другую сторону стекла, – Ты просто скажи: как? Как у тебя вообще хватило совести? После всего, что было? Думала, снова тебя увижу и завизжу от радости – как малолетка, буду прыгать и радоваться, что ты снова нашла меня? Думала, ждать буду тебя, как верный пёсик, Хатико недоделанный? Или просто захотелось повеселиться? Поиграть с одной когда-то забытой игрушкой?! Посмотреть, как тот, кому ты вонзила нож в спину, гниёт в четырёх стенах? Порадоваться, что все прошлые козни сошли тебе с рук – ответь, Настя?

– Не называй меня Настя, – тихо попросила его Настасья – Пожалуйста, Киселёв...

– Ах, мы теперь на фамилии перешли! – снова вспылил Александр, – Ну что же, буду тебя Рыжова называть – тебе, кстати, идёт!

Большие глаза в контактных линзах испуганно вытаращились.

– Послушай, Саш...

– Нет, это ты меня послушай – перебил её человек из другой страны, – Здесь и сейчас. Раз уж ты всё равно притащила меня сюда, я использую оставшиеся минуты по максимуму – чтобы ты наконец узнала, как я тебя ненавижу.

На лице Настасьи появилась жалостливая гримаса.

– Я две недели – две недели пытался поговорить с тобой. Названивал, сообщения слал: на почту электронную, на телефон – всюду! Даже в школу к тебе припёрся, за что меня там чуть не побили, между прочим. Ты хоть представляешь, через что мне пришлось пройти, чтобы просто понять, почему ты так со мной поступила?

– Я...

– Я же никогда тебе ни в чём не отказывал. Старался, как мог. Делал всё, чтобы ты была счастлива: в кино сходить? Да не вопрос! Помочь с чем-то в школе? Без проблем! Поговорить о наболевшем? Только щёлкни пальцем! Я всегда был рядом. Готов был помочь, уступить в чём-то, надеясь, что я тебе так же нужен, как и ты мне! И этим ты мне отплатила?

– Саш...

– Чего стоило просто поговорить? Сказать, что такого случилось? Признаться во всём с глазу на глаз? Да, тяжело, да, трудно, но я бы понял – понял тебя и постарался исправить то, что смогу, ну а если нет, то хотя бы принять это. Мы бы даже танцевать, может, продолжили бы – пусть и не парой, но всё равно! Тебе же это нравилось, я это знаю – так чего стоило просто признаться? Сказать в лицо: "Пшёл вон! Надоел уже, отброс!"

С каждой фразой Саша всё больше выходил из себя – всё, что накипело, наболело за долгие два года, то, что он долгое время держал в себе, разом выплеснулось на девушку по ту сторону Стены. Все эти годы держал себя в узде, но когда снова увидел эту рыжую ведьму перед собой, просто не смог сдержать эмоции – жгучая, невыносимая ненависть к Настасье перелилась через край. Всё больше повышая голос, старшеклассник уже надрывал голосовые связки, продолжая орать на ту, чьё предательство стало для него началом конца.

– Тебе ведь без разницы, что из-за войны у меня больше нет отца. Что моя сестра, чуть что, замыкается в себе и молчит по нескольку дней. Что моя мать надрывается каждый день, просто чтоб с работы не попёрли. Что я сам вряд ли поеду на учёбу туда, куда мечтал, просто потому, что она не потянет по финансам! Ну как тебе теперь – хорошо, смотрю, живётся в Колонии, предательница!

Настасья тем временем медленно сползала на пол:

– Саша... Пожалуйста...

– У тебя осталось всего полторы минуты – яростно прошипел, глядя на таймер, Саша – И за эти полторы минуты я хочу услышать ответ всего на один-единственный вопрос: зачем ты вообще сюда припёрлась? На кой хрен я тебе спустя два года сдался? Какой колдун дал тебе такую смелость, ведьма? – проорал он последние пару слов так, что чуть не охрип.

На несколько секунд в кабинке по обе стороны от Стены наступила гробовая тишина. Испуганная и шокированная, Настасья окончательно исчезла из поля зрения Саши. В какой-то момент ему показалось, что он слышит тихие всхлипы, но ни на йоту этому не поверил: слишком много он видел и слышал, чтобы теперь снова верить этой грязной лжи. Когда-то отвергнутого, Александра всё ещё разрывало от ненависти и каждый глоток воздуха лишь усиливал эту безумную злость. Сердце колотилось как бешеное, дыхание стало рычащим и непонятно, как парень до сих пор не проломил стекло, чтобы задушить эту мерзавку.

Наконец, где-то спустя пол-минуты гостья из-за Стены снова показалась в окне кабины. На лице Настасьи не было ни слезинки, что окончательно убедило Сашу: она ни капли не раскаивается и не сожалеет. А значит, всё зря – абсолютно все его слова прошли мимо ушей.

– Я... Я просто... – тихо, нерешительно пропищала она.

– Что? Что? – уже не так громко, но всё равно злобно спросил её Александр.

– Погоди секунду!

Девушка снова исчезла где-то внизу, но через несколько секунд вновь появилась в его поле зрения – на сей раз Настасья держала в руке маленькую бумажку и перьевую ручку. Короткий взгляд на таймер в углу – ещё сорок секунд.

– Пожалуйста, Саша – южанка усердно принялась что-то строчить на бумаге, – Прошу, тебя умоляю: приди завтра, в семь часов вечера – вот по этому адресу.