Текст книги "Секретное задание, война, тюрьма и побег"
Автор книги: Альберт Дин Ричардсон
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Негры стояли в ряд, перед конторкой аукциониста, к их одежде были прикреплены карточки с написанными на них номерами. Таким образом, молодая женщина с ребенком на руках, которая с изумлением смотрела своими прекрасными глазами на все, что ее окружало, была обозначена «№ 7». Сверившись со списком, я прочитал о ней следующее:
«№ 7. Бетти, 15 лет, и ребенок 4 месяца, прекрасная полевая работница и служанка по дому, очень красивая. Качество гарантируется».
В свое время Бетти и ее мальчик были проданы за 1 165 долларов.
Те, кто был уже продан, находились по другую сторону от аукциониста. У одной молодой женщины, в выцветшем платье, шляпке от солнца и в золотых серьгах, были прямые коричневые волосы, карие глаза, чисто европейские черты лица и очень светлая кожа. Я не смог найти в ней ни капли негритянской крови. Она было в точности такая же, как и другие обычные девушки из рабочих семей Юга. Сосед сообщил мне, что она была продана с молотка, незадолго до моего прихода. Она дружески общалась с неграми и после окончания торгов вышла из комнаты, и никто при иных обстоятельствах не смог бы даже предположить, что в ней течет частица африканской крови.
Всего присутствовало около двухсот человек, но в торгах принимало участие человек двадцать, не больше. Это были плантаторы из глубинки – широкоплечие и с отвратительными лицами, – городские торговцы и хлопковые факторы, прыткие молодые люди, жаждущие острых впечатлений и снедаемые любопытством приезжие.
В числе последних тут был один щеголеватый молодой человек, одетый в костюм из глянцево поблескивающей черной ткани и белоснежной льняной рубашке – без сомнения, истинный житель Бостона. Он непринужденно прогуливался туда и сюда и старался выглядеть спокойным, но потерпел в этом деле крупное поражение. Его беспокойный взгляд и красноречивое выражение лица ясно свидетельствовали, что он впервые среди этих филистимлян и в полном ужасе от происходящего.
Здесь были также профессиональные работорговцы и много разных других, не поддающихся описанию людей представляющих собой как бы различные градации между бездельниками и мошенниками, каковые всегда есть в любом свободном сообществе. Это были люди с полными губами, чувственными ртами, двойными подбородками, толстыми шеями и блеклыми глазами – верными признаками ведущих беспутный образ жизни людей. Они выглядели «крутыми» ребятами. Я бы не позавидовал тому известному аболиционисту, который попал бы в их цепкие лапы. Никакая благоразумная страховая компания не рискнула бы вступиться за него.
Аукционист красочно рассказывал о достоинствах каждого из своих подопечных, редко тратя на одного более пяти минут. Геркулесовского телосложения детина с широченной грудью был одет в порыжевший от времени черный костюм, а на голове его красовался старомодный шелковый цилиндр. Он выглядел как опустившийся, но приличный джентльмен, был оценен в 840 долларов. Пухлый желтый мальчик, также в черном костюме и шелковом цилиндре и, казалось, полагавший, что эти торги – просто веселая шутка, широко улыбался и при каждой какой-либо шутке или замечании, демонстрировал полных два ряда своих белых зубов – почти от уха до уха. Он внес 1 195 долларов, и очень был горд тем, что стал хозяином такого великана.
Несколько светлых девочек-квартеронок были оценены очень высоко. Одна из них была окружена толпой невоспитанных мужчин, которые очень вульгарно разговаривали с ней, громко хохотали, когда она отворачивалась, чтобы спрятать свое лицо, и к тому же и грубо ощупывали ее руки, плечи и грудь. Ее возраст не был указан. «Беда с этими неграми, – заметил мне один плантатор. – Вы никогда не сможете сказать, сколько им лет, и поэтому вы можете оказаться обманутым». Одна женщина и ее ребенок были проданы за 1 415 долларов.
Спустя несколько дней я зашел в «St. Charles» и попал на двойной аукцион – торги шли полным ходом. На одном из них аукционист рекомендовал хорошо сложенного и абсолютно здорового негра, как «очень красивого и умного молодого человека, джентльмена», который год назад был бы продан за 1300. А сегодня мне предлагают лишь 800… 800… 800… 800, неужели никто не даст больше?
На другом конце зала другой аукционист, громогласно рекламировал достоинства красивой квартеронки, со вкусом одетой с золотым кольцом на пальце и золотых серьгах. «Этой девушке, джентльмены, всего пятнадцать лет, она очень красива и ухожена, как вы можете убедиться, превосходная швея, которая стоила бы 1000 долларов, если бы у нее не было других умений. Она продается не потому, что провинилась, а просто потому, что ее хозяину нужны деньги. Ни один женатый мужчина не купил ее – она слишком красива». Эта девушка была продана за 1 100 долларов и сразу же стала работницей на плантации. Поднимаясь по ступенькам, она споткнулась и упала, а аукционер подбодрил ее такими словами: «Шевелитесь же, черт бы вас побрал!»
Матери и их очень маленькие дети не слишком часто разлучались, но иногда я видел, как мужья и жены продавались отдельно, совершенно не требуя, чтобы их продавали вместе. Негры часто предлагались с тем, что красиво называлось «дефектом» на их руке или плече. Иногда это было результатом несчастного случая, иногда наказания. Я видел одного проданного, у которого не было двух пальцев на каждой ноге. Никаких публичных заявлений и объяснений не было. На заданные ему вопросы он ответил, что его ноги «иногда болят», после чего был продан за 625 долларов – примерно две трети его полной стоимости, если бы не «дефект».
Некоторые рабы, стоявшие на постаменте – особенно матери – выглядели грустными и тревожными, но каждые трое из четырех казались веселыми и беззаботными, смеющимися и перешучивающимися друг с другом, как до, так и после продажи. Особенно молодые люди, которые часто казались наиболее жизнерадостными.
И тем не менее, несмотря на то, что со временем мне стало намного легче присутствовать на аукционах, и я уже не чувствовал себя так плохо, как в первый раз, когда я его увидел, аукцион по продаже рабов – это самое отвратительное зрелище, какое мне когда-либо приходилось видеть. Но он омерзителен не из-за похотливых взглядов и замечаний, которые всегда вызывает вид молодой и красивой девушки на постаменте, не в оскорбительных выражениях и издевательствах, которым она подвергается, не во вселенском господстве белой крови, которая рассказывает свою историю о нравственности этого явления, не в разрушении семей, не в продаже женщин – таких же белых, как и наши собственные матери и сестры, – ставшие жертвами незначительного африканского влияния, не в шрамах и не в «дефектах», которые когда становятся видимы всем, свидетельствуют об имевшем место насилии.
Все это вышеперечисленное очень плохо, но на многих продажах не все из этого можно наблюдать, да и, выглядят эти торги очень красиво. Дело в том, что омерзительна сама сущность этой системы – которая признает право обладать человеком и его бессмертной душой – право покупать и продавать его, как лошадь или тюк хлопка – и это есть унижение Демократии, искажение понятия о том, что есть Цивилизация, и оскорбление Христианства.
В марте на Нью-Йорк обрушилась сильнейшая снежная буря. Гений телеграфа сообщил мне об этом, когда я сидел в своих апартаментах, наполненных ароматом апельсина, где люди в легких льняных одеждах обсуждали клубнику и мороженое. И я невольно поежился, будучи в таком восхитительном и роскошном климате. Слепой и старый Милтон был прав. Куда он должен был поместить Эдемский сад, если не в тропики? Как он должен был описать мать человечества, если не с
«… текущими золотом
Ее свободными косами»[26]26
Д. Мильтон. Потерянный рай. Перевод В. Пахомова.
[Закрыть].
то есть, блондинкой – красавицей-северянкой?
Глава V
Почти каждый северянин, о котором я слышал на Юге, как о страдающем от подозрений в аболиционизме, на самом деле всегда был за рабство и всю жизнь сопротивлялся аболиционистам. Я вспоминаю забавный случай с человеком, родившимся в одном захолустном городке в Массачусетсе, и несколько лет прожившем в штате Миссисипи. Во время избирательной кампании в Новой Англии, которая закончилась избранием м-ра Линкольна, он так рьяно высказывался в пользу рабства, что с трудом избежал расправы.
Он душой и сердцем был полностью убежден в божественной сущности Рабства, и, без сомнения, был готов сражаться за него. Но его северное происхождение привлекло на него подозрения, и сразу же после начала Сецессии, неумолимые минитмены сообщили ему, что если он хочет сохранить свою жизнь, он должен быть готов в течение часа покинуть пределы штата. Он был вынужден бросить своего имущества на сумму около 20-ти тысяч долларов. Таких как он было много.
Даже с точки зрения повстанцев это была неприятная несправедливость. Возможно, демократы были теперь единственными северянами, которые остались на Юге – республиканцы и аболиционисты держались от него как можно дальше, согласно известной мудрости, что осторожность является лучшей частью доблести.
Я хорошо помню, что я думал, когда однажды вечером шел на почту с длинным письмом в своем кармане, в котором содержалось точное и до горечи правдивое описание аукциона по продаже рабов: «Если бы сейчас минитмены нашли у меня это письмо, меня бы никакие даже очень правдоподобные отговорки не спасли. И через час в „The Tribune“ появилась бы свободная вакансия».
Но после того как письмо скрылось в почтовом ящике, я почувствовал какое-то облегчение в том смысле, что, если бы толпа мятежников схватила меня, или если бы меня посадили в тюрьму, я мог бы быть удовлетворен тем, что сердцем они не ошиблись, и что, если бы мне пришлось подражать святому Павлу в «трудах многих, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти»[28]28
Кор. 11:23. – Прим. перев.
[Закрыть], я, наверняка таким способом, стал бы самым выдающимся великомучеником.
Новый Орлеан, 17-е марта 1861 года
Вчера в Конвенте штата было очень оживленно. М-р Бьенвеню нанес мощный удар по лагерю Сецессии в виде проекта закона, требующего отчета об официальном голосовании в каждом приходе (графстве), в котором были избраны депутаты. Таким образом будет доказано, что голосов тех избирателей штата, которые настроены против немедленной сецессии большинство – на несколько сотен больше. Конвент не мог допустить, чтобы его уличили в пренебрежительном отношении к воле народа, и, проголосовав 73-мя против 72-х, отказалось рассматривать этот вопрос.
Затем последовала горячая дискуссия о представлении «Конституции Конфедеративных Штатов Америки» на всеобщее голосование за его ратификацию или отказ. Самый мощный аргумент против этого привел Томас Дж. Сэммс из Нового Орлеана, бывший генеральный прокурор штата Луизиана. Он – остроумный, прекрасно одетый и весьма артистичный джентльмен, который своей краткой и жесткой речью сделал все, что можно было сделать в этой непростой ситуации. Суть его аргументации состояла в том, что республиканские правительства опираются не на чистую демократию, а на то, что м-р Кэлхун назвал «согласованным большинством»[29]29
Американский политик Джон К. Кэлхун разработал теорию согласованного большинства для решения проблемы тирании большинства. В ней говорится, что значимые решения принимаются не просто за счёт численного перевеса, но требуют соглашения или признания со стороны лично заинтересованных в этом общественных групп, каждая из которых имеет возможность блокировать федеральные законы, в случае опасений, что эти законы будут серьёзно ущемлять их права. – Прим. перев.
[Закрыть]. Избиратели делегировали все полномочия Конвенту, который являлся «сублимированной и концентрированной квинтэссенцией суверенного мнения всего народа».
Губы оратора презрительно скривились при словах «простое численное большинство». В данный момент это любимая фраза всех мятежников Юга. Однако все они признают, что большинство, даже в один голос, в Миссисипи или Вирджинии, справедливо контролирует все решения штата и связывает меньшинство. Хотелось бы, чтобы они объяснили, почему «простое численное большинство» является более угнетающим в содружестве государств, чем в одном единственном государстве.
М-р Эдд Розье, из Нового Орлеана, в своей смелой речи высказался за представление конституции народу. На вопрос – «Вы проголосовали за Сецессию несколько недель назад?» – он решительно ответил: «Нет, и да поможет мне Бог, и никогда бы так не сделал!»
Спонтанный всплеск аплодисментов из кулуаров стал показателем того, насколько подавлено общество. М-р Розье заявил, что сецессионисты знали, что они действуют против воли народа и не осмеливаются обратиться к нему. Пока конституция Монтгомери не станет Законом земли[30]30
Закон земли является юридическим термином, относящимся ко всем законам, действующим в стране или регионе. – Прим. перев.
[Закрыть], он отвергает ее, плюет на нее и топчет ее ногами.
М-р Кристиан Розелиус, тоже из Нового Орлеана, выступал за проект как смело, так и страстно. Он настаивал на том, что оно зиждется на основных принципах республиканства, и что данный Конвент – это не «Долгий парламент»[31]31
Долгим парламентом называется парламент, созванный Карлом I 3 ноября 1640 г. после Епископских войн. Он получил такое название из-за событий, которые последовали за актом парламента – он мог быть распущен только с согласия самих депутатов, и они не соглашались с его роспуском до окончания Английской гражданской войны и до конца периода междуцарствования в 1660 г. (когда произошла реставрация Стюартов). – Прим. перев.
[Закрыть], управляющий Луизианой без всякого контроля или ограничений, и он с беспощадным сарказмом высмеял теорию м-ра Сэммса о «сублимированной и концентрированной квинтэссенции суверенного мнения всего народа».
На этом неумолимое большинство прекратило дебаты, сославшись на предыдущий вопрос, и 73-мя голосами против 26-ти отвергло принятие этого закона.
Этот Конвент – есть хороший образец олигархической сущности Сецессии. Он из собственных депутатов – штата Луизиана – назначил своих делегатов в Конвенте создавших Конституцию Монтгомери отделившихся штатов, и напоследок предлагает принимать решения совершенно самостоятельно и не оповещать о них свой народ.
21-е марта
Еще один захватывающий день в Конвенте. Тема: «Принятие Конституции Монтгомери». Пять или шесть юнионистов сражались с ним очень храбро, и без всяких обиняков осуждали план «Хлопковой» Конфедерации хлопка и политику Южной Каролины за попирание прав человека. Большинство весьма слабо пыталось опровергнуть эти аргументы, но некоторые из самых ярых депутатов очень злобно смотрели на господ Розелиуса, Розьера и Бьенвеню, которые, несомненно, проявляли высокую моральную и физическую храбрость. Вам на Севере легко бороться с Сецессией, но противостоять ей здесь, как это делали эти джентльмены, значительно тяжелее и требует сверхъестественных сил, каковых нет у большинства людей.
Речь м-ра Розелиуса была талантлива и пропитана горечью. Это не конституция – это просто лига – договор о союзе. Это порождение дерзкой и безграничной олигархии. Это откат на 600 лет назад в искусстве управления государством. Нам сказали (на этом месте саркастический тон оратора был таким ярким и неповторимым, что рассмеялись даже лидеры Сецессии), что этот Конвент является «сублимированной и концентрированной квинтэссенцией суверенного народа!».
Он говорил, что Цезарь при переходе Рубикон – был Августом, когда свергал римскую республику – Кромвелем, когда разгонял «Долгий парламент» – Бонапартом, когда штыками уничтожал Совет пятисот – Луи Наполеоном, когда он нарушил свою присягу республике и взошел на царский престол – и все они были «сублимированной и концентрированной квинтэссенцией суверенного народа».
Как все самые одиозные тираны истории, он сохранил видимость свободы, но дух ее был сокрушен. Конвент, из которого это существо вылезло на свет, подражал одиозному правительству Испании – единственному в мире, уплачивающему налоги, – взимая экспортную пошлину за хлопок. Он был удивлен, что законодатели Монтгомери не предложили восстановить еще одну испанскую институцию – Великую инквизицию. И то, и другое отвратительно.
М-р Розелиус закончил речь дрожавшим голосом и с большим чувством. Он невыразимо опечален, видя гибель свободных институтов. Вожди Сецессии выкопали могилу республиканским свободам, и нас позвали помочь на похоронах! Он не желает иметь к этому грязному делу никакого отношения.
М-р Розье, стойкий до конца, предложил поправку:
«В случае принятия Конституции Монтгомери, суверенный штат Луизиана оставляет за собой незыблемое право выйти из Союза, созданного на основе этой Конституции в том случае, если по мнению его граждан, того потребуют его основные интересы».
Безусловно, Сецессия – короче говоря – это фундаментальный принцип всего движения. Но вожди отказались выпить собственное лекарство и внесли предложение без всякого обсуждения.
М-р Бьенвеню потребовал внести в протокол свой протеста против действий Конвента, осуждая этот документ как «лишающий народ своего суверенитета, сводящий статус штата до вассального и отдающий судьбы штата и новой Республики, в руки ненасытной и безответственной олигархии».
Затем состоялось окончательное голосование, с результатом 101 за и 7 против, и поэтому «Конституция Конфедерации» была объявлена ратифицированной штатом Луизиана.
25-е марта
Революционеров нельзя обвинить в отсутствии откровенности. «The Delta», огорченная тем, что Конвент Вирджинии не вывел этот штат из Союза, все же одобрительно утверждает, что «кромвеллианские настроения еще одолеют Конвент и поставят Старый Доминион в ряды Сецессии». «De Bow's Review», главный оракул Сецессии, в своем последнем номере, с высокими претензиями на знание философии и политической экономики, говорит:
«Все правительства начинаются с узурпации и далее живут благодаря силе. Природа ставит более могучих на высшую ступень, а массы внизу, и они подчиняются высшим. Ниже их правительства быть не может. Правом управлять обладают очень немногие, а повиновение свойственно большей части человечества».
Сегодня «Crescent» обсуждает возможность принятия северных штатов в Южную Конфедерацию, «когда они узнают, что это скоро станет возможным, они уже не смогут ладить друг с другом». И нет никакого сомнения, что они будут просить принять их – но им уготована судьба Пери, которая
Но дверь перед ними должна быть закрыта. И никакие мольбы не помогут. Навсегда. «Чтоб приступы душевных угрызений не потрясли ни замысла, ни дела»[33]33
У. Шекспир. Макбет. Перевод М. Лозинского.
[Закрыть].
Я знаю, все это звучит просто как шутка, но «The Crescent» абсолютно серьезен. В этом отношении эти повстанцы просто джентльмены в своих великолепных ожиданиях. «Сэр, – заметил один из них, судья, разговаривавший со мной в тот же день, – через семь лет Южная Конфедерация станет самой большой и богатой страной на земле. У нас будут Куба, Центральная Америка, Мексика и все, что западнее Аллеган[34]34
Горы в системе Аппалач, восточная часть Аллеганского плато. Расположены на территории штатов Виргиния, Западная Виргиния, Мэриленд и Пенсильвания. – Прим. перев.
[Закрыть]. Мы – естественный рынок для северо-западных штатов, и они обязательно присоединятся к нам!»
Ну, вы только подумайте, а? Представьте себе, что отец Гиддингс, Карл Шурц и Оуэн Лавджой – опора и оплот республиканских штатов Висконсин, Мичиган и даже совсем юного Канзаса, чьи детские ножки прошли к свободе по раскаленному плугу и крови мучеников – постучатся в дверь Рабовладельческой Конфедерации! Ну разве это не экстаз безумия?
26-е марта
Сегодня этот добродетельный и оплаканный орган – Конвент Луизианы, после очень бурной сегодняшней сессии, перенес заседание на 1-е ноября.
«The Crescent» пишет о присутствии здесь «корреспондентов северных газет, которые сочиняют всякие небылицы», и так хладнокровно, словно обедают в «Saint Charles». Риторика «The Crescent», но за свою бдительность и патриотизм заслуживает похвалы. Этот вопрос, безусловно, следует учитывать.
Мы все еще наслаждаемся радостями лета. Воздух переполнен ароматом нарциссов, фиалок и роз, сладкой оливы и апельсина. Я только что вернулся с прогулки по болоту – этой великой выгребной яме этого мегаполиса, которая каждое лето вновь становится рассадником различных болезней.
С точки зрения северянина, оно выглядит очень странно. Отдельные озерца, наполненные стоячей черной и зеленой водой, вполне гармонируют с высокими и жуткими мертвыми деревьями, с ветвей которых свисают длинные пряди серого испанского мха, что вызывает какие-то смутные ассоциации с готической архитектурой. Этот мох используется в качестве диванной и матрасной набивки, но в своей родной среде, на ветвях, они очень соответствуют словам индейцев чокто, которые называют их «волосами деревьев».
Странные мертвые стволы, мох и вода очень выделяются на фоне густой и яркой листвы, наслаждающихся летом деревьев. Мягкий воздух делает жизнь здесь просто восхитительным и лечит от усталости. Снимите шляпу, закройте глаза, и его мощные струи разгладят ваш лоб и мягкой подушкой прижмутся к вашей щеке.
В конце марта я отправился в Новый Орлеан, и по «Great Northern Railway» прибыл в Джексон, штат Миссисипи, где заседал Государственный Конвент.
Холмы Луизиане не превышают двух сотен футов. По мере езды по железной дороге поросшие вечно зеленой травой болотистые равнины сменяются мрачными топями, гигантскими кипарисами и лавром, с его блестящими листьями.
На плантациях, белые одноэтажные хижины негров стоят длинными двойными рядами, совсем недалеко от огромных, украшенных крытыми террасами усадьбами плантаторов. Молодой сахарный тростник, похожий на двух– или трехнедельную кукурузу, еще едва виден над землей. Благородные живые дубы спокойно покачивали своими ветвями над обширными полями. Здесь очень популярна «Гордость Китая». Ее ягодами охотно питаются птицы, хотя сок их, как говорят, опьяняет их. Но поскольку у них нет ни револьверов, ни ножей, можно сказать, что развлекаются они вполне невинно.
Джексон – это совершенно не то место, где охотно жил бы человек моей профессии. Всего лишь четыре или пять тысяч человек – это была одна из тех восхитительных, называвших себя городом деревень, в которых никак не проявляются исключительные права солнечного Юга – где все знают, кто чем занимается, и где, после того, как появляется какой-либо чужой, вся община превращается во Всеобщий Комитет, чтобы выяснить, кто он, откуда он, и чего он хочет.
В большом мегаполисе шпионажем легко заниматься, но в Джексоне неизвестный «chiel»[35]35
Chiel – шотл. парень, человек. – Прим. перев.
[Закрыть], похожий на того, кто умел «делать заметки», не говоря уже о «способном опубликовать их», оказывался жертвой постоянного и затрудняющего жизнь контроля.
В отличие от шума и суеты Нового Орлеана, здешняя жизнь казалась непрерывным семидневным отдыхом, хотя я был совершенно уверен, что если я попаду под подозрение, после субботнего дня воскресный вечер для меня никогда не наступит.
Несколько месяцев спустя, беженец, который там когда-то проживал, невероятно красочно расписал мне возмущение и невероятное изумление жителей Джексона, когда из случайно попавшего к ним номера «The Tribune» они узнали, что один из ее корреспондентов не только гулял с ними, разговаривал с ними, и делал у них покупки, но кроме того, будучи намного хуже Шейлока, был готов есть вместе с ними, пить вместе с ними и молиться вместе с ними.
В то время чарлстонские газеты, а также и некоторые северные ежедневники объявили опубликованные в «The Tribune» репортажи с Юга поддельными и написанными в самой редакции. Чтобы изменить этот ошибочный взгляд на мои письма, я начал датировать все свои заметки, и подробнейшим образом описывал все, что происходило в Конвенте и Джексоне – то, о чем совершенно не упоминали местные газеты.
Мрачно-мегаполисным Джексон являлся в одном единственном вопросе – цене за проживание в его наилучшем отеле. Стол и апартаменты были отвратительны, но я считаю, что мы стали жертвой неординарной роскоши щедрости неряшливого тевтонского хозяина с грозным именем Х-и-л-ь-ц-г-е-й-м-е-р!
В Конвенте обсуждалось представление «Конституции Монтгомери» народу. Главный секретарь, с которым я случайно познакомился, любезно пригласил меня занять место рядом с его столом, и, все то время, когда я сидел перед депутатами, он рассказывал мне об их талантах, взглядах и их прошлом. Казалась ли ему невероятная любознательность отличительным качеством жителя Нью-Мексико, он не заявлял, но однажды он внезапно поинтересовался, не имею ли я какого-либо отношения к прессе? За невероятно короткое время я полностью освободил его мозги от этого необычайно неверного заблуждения.
После долгой дискуссии Конвент проголосовал 53-мя голосами против 52-х, отказался представить Конституцию народу и ратифицировал ее от имени Миссисипи. Семерых юнионистов не удалось заставить сделать это голосование единогласным, поскольку их убеждения были твердыми и непоколебимыми.
