Текст книги "Три года на планете Марс"

Автор книги: Альберт Дебейер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

ГЛАВА VII. Прощание

После возвращена из страны Забытых, Фроммгерц начал все больше и больше избегать сношений со своими былыми товарищами. Он, конечно, продолжал встречаться с ними за столом, но затем, каждый раз, когда это можно было сделать без особой неловкости, удалялся из их общества. По вечерам, которые обыкновенно проходили в общих разговорах и обмене мыслей в прекрасном доме в Лумате, он уходил на уединенную прогулку и наслаждался в молчаливом восторге волшебством марсовых ночей. И отсюда ему нужно было уехать, уехать из этого рая снова вниз на холодную Землю? При этой мысли сердце Фроммгерца замирало в груди. Остальные ученые были слишком заняты каждый сам собою, чтобы придать большое значение поведению своего товарища.

Штиллер уведомил через Эрана центральное заседание класса Мудрых в Анголе, что он и товарищи его окончательно решили вернуться на Землю. Они намеревались отправиться в путь в день своей второй годовщины на Марсе.

В ответ на это пришло приглашение снова приехать в Анголу. Прием, оказанный им там, не оставлял желать ничего лучшаго. Был дан целый ряд празднеств в честь их, в виде торжественнаго прощания с ними.

Последний торжественный обед был дан в огромной зеркальной галлерее дворца Мудрых. На этом обеде присутствовали приглашенные со всех концов Марса, равно как и представители от всех классов. На западе уже начало спускаться к горизонту Вечное Светило – Солнце. Большия зеркала залы отражали его кроткие золотые лучи в тысячах направлений. Весь зал был залить волнами и потоками света, положительно ослепляющаго глаза. Сквозь открытыя окна во дворец проникало благоухание цветов. Легкий вечерний ветерок тихо шелестел листьями верхушек стройных пальм парка. Ясно и спокойно улыбалось темно-синее озеро сквозь зеленыя ветви деревьев, среди которых еще продолжали летать и чирикать в торопливой суете тысячи птичек, шныряя меж вьющихся растений, переплетших стволы своими цветущими гирляндами. Еще дальше мягкия линии возвышенностей, окрашенных лучами заходящего солнца в бледно-розовый цвет, обрамляли восхитительный пейзаж, которым сыновья Земли должны были любоваться сегодня в последний раз. Ученые появились в зале первыми и стояли теперь у высоких окон, погруженные в волшебно прекрасное зрелище.

Зал постепенно наполнялся приглашенными. Все подходили к сыновьям Земли и пожимали им руки. Когда появился Анан, все уселись за стол. Возле старейших из старших поместились семеро ученых. Люстры зала засверкали электрическим огнем. Оне осветили пышно украшенный стол и большое, торжественно настроенное общество. Внизу перед зеркальной галлереей, на огромной террасе, расположились хоры певцов и музыкантов, которые во время обеда попеременно услаждали слух пирующих чарующей музыкой.

По окончании обеда, Анан поднялся с места.

– Братья и сестры, – начал он свою речь, – час разлуки пробил в Анголе. Наши гости из далекой Швабии в самом непродолжительном времени снова возвращаются к себе. Да достигнут они целыми и невредимыми почвы своей родины! Они навеки будут жить в нашей памяти. Мы решили начертать их имена золотыми буквами на мраморных досках здесь, в этом зале, рядом с их портретами, в воспоминание нашим далеким потомкам об их отважном путешествии к нам и долгом, не нарушенным ни малейшим недоразумением пребывании среди нас.

– А теперь, мои дорогие друзья, – с этими словами Анан обернулся к семи ученым, – мы предназначили вам на память о нас ряд подарков, изготовленные сообща искусствами и науками на нашем „Отпрыске Света“. Возьмите же с собою эти произведения, которыя лежат там на столе в память о вашем пребывании среди нас. Передаю вам вот эту золотую книгу. В ней содержатся история развития нашего народа, наши законы, которые исходят из одного основного положения: не делай другим того, чего ты не желаешь, чтобы другие делали тебе.

Когда почтенный старец смолк, кругом воцарилась мертвая тишина. Затем поднялся Штиллер. С глубоким сердечным волнением поблагодарил он прежде всего, от имени своих товарищей и своего собственнаго, присутствующих за все радушие и внимание, оказанное им здесь наверху. Затем он заговорил о том, что встретил здесь высоту и зрелость развития, о который раньше даже едва осмеливался мечтать, не считая их осуществления возможным. Он сказал, что он и его товарищи научились здесь весьма многому и освободились от многих заблуждений.

– Никогда, до последняго дня нашей жизни, не забудем мы, что вы сделали для нас, чем вы были для нас, и какую честь вы нам оказали. Когда мы в грядущие дни внизу, на нашей родине увидим в безконечной дали ваш Марс, ваш „Отпрыск Света“, посылающий нам свои яркие лучи, мы в глубине сердца всегда будем с вами и с тоскою мысленно перенесемся к лучшей поре нашей жизни. Будьте счастливы, дорогие друзья! Обнимаю Анана за всех вас и за всех вас касаюсь в братском поцелуе его чистаго чела. Ведь все мы, называющиеся людьми, – братья, как здесь, так и там внизу, на Земле!

Слова Штиллера произвели на всех присутствующих потрясающее впечатление и, когда он затем приблизился к благородному старцу Анапу, обнял его и поцеловал, в зале раздались громкия одобрения.

Через несколько дней после трогательнаго прощания, семь ученых снова находились в Лумате. Штиллер был весь поглощен последними заботами о воздушном шаре.

Со времени отлета из Каннштатскаго парка в знаменательный декабрьский вечер прошло почти два с половиной года. В течение этого времени Марс снова удалился от земли на огромное, во много миллионов километров, разстояние и находился в настоящее время на ровно вдвое большем разстоянии от земли, чем вовремя их отбытия. Штиллер высчитал, что им по земному времени придется провести в гондоле по крайней мере пять полных месяцев, да и это лишь при условии, что никакое непредвиденное обстоятельство не нарушит полета „Мирового Пловца“; но если он и его товарищи достигли однажды при удовлетворительно физическом здоровьи и без особых помех Марса, почему бы им не совершить так же удовлетворительно обратной поездки?

„Мирового Пловца“ извлекли из сарая и теперь, прочно привязанный на якоре, он качался на том же месте, куда некогда спустился. Последний день пребываиия на Марсе настал для всех слишком скоро. На другой день, на самой заре, должен был совершиться отлет из Луматы. Эран, гостеприимный, почтенный старец, не отказал себе в удовольствии предложить своим гостям еще один роскошный прощальный обед, который снова был окрашен чудным искусством артистов и певцов из Луматы.

ГЛАВА VIII. Отщепенец

Во время обеда при общем приподнятом настроении, никто не обратил особеннаго внимания на исчезновение Фроммгерца. Только при конце пиршества, затянувшегося до первых утренних часов новаго дня, когда сыновья земли поднялись с мест и намеревались покинуть дом Эрана, в котором они прожили целых два года, они заметили исчезновение товарища. Его искали по всему дому, но не нашли нигде. За то в его комнате на столе всем бросилось в глаза письмо. „Моим друзьям и товарищам“ гласил адрес.

Штиллер вскрыл письмо и быстро пробежал его содержание.

– К сожалению, в нашей среде оказался отщепенец, – объяснил он своим озабоченным товарищам. – Выслушайте, что пишет Фроммгерц. Но прежде всего сядем и обсудим спокойно, что нам предпринять дальше.

Ученые согласились, и Штиллер попросил Эрана и остальных марситов потерпеть несколько минут, ссылаясь на отсутствие своего седьмого и последняго спутника. Эран сейчас же удалился вместе со своими, оставив путешественников одних.

– Ведь я давно уж был наполовину склонен думать, что Фроммгерц окажется изменником, – начал Пиллер с гневом. – Прочитайте-ка нам этот документик, Штиллер.

– „Простите мне, дорогие друзья и товарищи, что я готовлю вам тяжелое разочарование. Я не в состоянии возвратиться вместе с вами на Землю, на нашу старую родину. Я долго и тяжело боролся сам с собою по этому поводу, но я не в силах покинуть Марс, это было бы для меня равносильно смерти, а ведь вы этого наверно не желаете? Здесь, наверху я нашел осуществленным все, о чем так страстно мечтал на Земле. Неужели же теперь я должен покинуть этот рай и вернуться снова к узким и неискренним взглядам на жизнь и отношения, прожив так долго в чистом свете истины? Нет, это невозможно! Разве благородный Анан в Анголе не разрешил нам остаться здесь, наверху, если угодно? Хорошо! В таком случае, хоть я воспользуюсь этим разрешением и предоставлю вам ехать обратно одним.

„Я отлично знаю, что глубоко оскорблю вас подобным решением, но я положительно не в состоянии поступить иначе. Не судите меня слишком строго и, если возможно, простите мне во имя старой дружбы! Я остаюсь здесь, наверху совершенно добровольно. На вас не может пасть ни малейшей ответственности за то, что вы вернетесь на родину одни, без меня. Дай Бог вам достигнуть ее благополучно! Это мое самое искреннее, самое горячее желание. Поклонитесь от меня моему Тюбингену, поклонитесь моей дорогой Швабии и моим тамошним родственникам! Скажите им, что я чувствую себя здесь счастливым, как в раю, и поэтому не хочу больше возвращаться на Землю с ея муками и страданиями. Не делайте попыток искать меня. Вы все равно меня не найдете в моем верном убежище, в котором пробуду, пока вы не уедете. Будьте счастливы! Мысленно остаюсь, как и раньше, вашим другом. Фридолин Фроммгерц“.

Когда Штиллер окончил чтение письма, ученые просидели некоторое время в мрачном молчании.

– Несчастный отщепенец! – начал ворчать Дубельмейер. – Теперь у меня словно завеса спадает с глаз, и я понимаю, почему он вел себя так странно последния недели.

– Оставим это! – сказал Штиллер. – А теперь я поговорю с Эраном.

Почтенный старик выслушал разсказ Штиллера, не выказав ни малейшаго признака удивления.

– Я нахожу, что ты отлично поступаешь, не принуждая своего брата возвращаться с вами. Каждый человек имеет, до известных пределов, право располагать собой по-своему. Оставьте его совершенно спокойно здесь и возвращайтесь с остальными братьями на Землю.

Эран непременно пожелал проводить шестерых сыновей Земли до „Мирового Пловца“. Все взрослое население Луматы последовало за ним. Во всей толпе царило серьезное молчание – выражение искренней печали по поводу предстоящей разлуки. Молча прошли они к лугу, на котором в прозрачном и чистом воздухе восходящаго дня качался „Мировой Пловец“.

Попрощаемся быстро и коротко, не будем усиливать грусти разлуки лишними словами! – заметил Эран, обнимая ученых одного за другим. – Пусть счастие сопутствует вам на обратном пути! Желаю вам благополучно достигнуть вашей отчизны!

Еще одно рукопожатие, поклоны со всех сторон, и отважные воздухоплаватели поднялись в гондолу. Канаты обрубили, и шар начал медленно и гордо подниматься, приветствуемый первыми лучами восходящаго солнца,

В эту минуту к месту отправления быстро подбежал Фридолин Фроммгерц. Толпа дала ему дорогу.

– Будьте счастливы, друзья! – закричал он громким голосом. – Еще раз простите мне, что я остаюсь здесь вместо того, чтобы вернуться с вами. Счастливаго пути вам всем и поклонитесь от меня моей дорогой Швабии!

Но ученые из гондолы с трудом только могли разслышать слова Фроммгерца. Ответить ему они уже не имели возможности. Все быстрее и быстрее удалялся „Мировой Пловец“ от прекрасной планеты, и вскоре уже летел по темному, холодному мировому пространству.

ГЛАВА IX. Снова на Земле

Внезапно, точно молния из яснаго неба, в один прекрасный сентябрьский день весь Штутгарт поразило известие, что господа профессоры, которые уже почти три года тому назад отправились из каннштатскаго парка на Марс, опустились на один из островов южных морей и даже вместе со своим шаром „Мировым Пловцом“. В первыя минуты никто не хотел верить этому известию; его сочли за дурную шутку. Когда же оно появилось в „Правительственных Ведомостях“ королевства Вюртембергскаго среди других официальных уведомлений и распространилось в тысячах добавочных листков, наконец и самые упрямые из пессимистов должны были убедиться в истине этого известия.

Матупи 31 августа, ночью.

„Мировой Пловец“, возвращаясь с Марса, опустился здесь. Штиллер, Пиллер, Бруммгубер, Гэммерле, Дубельмейер и Тудиум относительно здоровы“.

Начальник округа.

В первом необычайном возбуждении никто не обратил внимания на то, что в телеграмме упоминалось лишь о шести членах экспедиции. Только немного спустя вспомнили и о седьмом ученом. Мнения быстро согласились по поводу этого пункта: Фроммгерц несомненно умер во время путешествия.

С величайшим нетерпением стали ожидать дальнейших сведений не только в Швабии и в Германии, но и во всем культурном мире. Каких интересных, необычайных отчетов можно было ожидать от этих исследователей, которых давно уже считали погибшими!

* * *

* * *

Первое время после отъезда с Марса прошло довольно сносно для жителей гондолы. По заявление Штиллера, „Мировой Пловец“ находился на верном пути и в сфере притяжения Земли. Путь снова потребовал от ученых всего их здоровья, терпения и выносливости. Прошли целые месяцы, а цель их полета – Земля все еще не хотела показываться. Многострадальные ученые чувствовали себя все более и более истощенными и мысленно часто завидовали оставшемуся на Марсе Фроммгерцу.

Но в конце концов даже самая длинная, темная ночь должна уступить разсвету. Приближался конец августа. „Мировой Пловец“ уже более пяти месяцев летел по мировому пространству. Штиллер со дня на день ожидал вступления воздушнаго шара в атмосферу Земли. И действительно! Начинающийся слабый свет указывал на ея близость.

Как некогда, при приближении к Марсу, вылетели из памяти все трудности пути, так произошло и теперь. Когда Штиллер соеобщил своим товарищам, что они только что вошли в земную атмосферу и, вероятно, сегодня же опустятся где нибудь на Землю, если только товарищи не пожелают прямо пролететь на „Мировом пловце“ в Германию, в гондоле раздались громкие крики ликования. Все лишения и опасности, все неудобство долгаго пути были сразу позабыты. Куда бы то ни было, но только скорее на Землю и вон из этого проклятаго ящика! – объявил Пиллер.

– Право, мы уж довольно долго были заперты в нем.

Пиллер прав, – поддержал его Тудиум.

– Я не останусь в этой ужасной клетке ни одного часа долее, чем это необходимо, – решал Гэммерле; Дубельмейер и Бруммгубер вполне согласились с его мнением.

– Ну, если таково ваше желание, мы опустимся на Земле, где только окажется возможным, – ответил с обычным спокойствием Штиллер. – Мы только должны позаботиться о том, чтобы высадиться в какой-нибудь хоть сколько нибудь цивилизованной стране, и не попасть нечаянно в открытый океан.

– Если меня не обманывают глаза, мы несемся теперь над восточным берегом Австралии, – мы опустимся на Землю близ Брисбанэ в Квинсленде.

Вдруг страшный порыв ветра схватил гондолу и вместе с шаром закружил ее с поразительной быстротой. Ученые должны были ухватиться за ближайшие предметы, чтобы не быть отброшенными в разныя стороны, подобно мячикам.

– В последнюю минуту мы попали в один из циклонов, которые так часто свирепствуют в этой местности, – закричал Штиллер своим перепуганным товарищам.

– Теперь нам понадобится все наше мужество. Мы стали игрушкой слепого случая.

Ураган свирепствовал несколько страшных часов с неуменьшающейся силой и порывистостью. Ветер с воем врывался в открытое, расщепленное окно гондолы и крутил в ней все, что не было крепко привинчено к месту. Благодаря ужасному шуму урагана, всякий разговор стал невозможным. В конце концов обитателям гондолы пришлось лечь на пол, ради большей безопасности. Совершенно безпомощный шар несся, куда гнала его буря. Это было поистине трагическое происшествие, смутившее покой путешественников в последния минуты пути, когда они уже собирались высадиться на Землю. К этому прибавлялась грозная опасность, что „Мировой Пловец“ будет заброшен далеко в открытое море и экспедиция, до сих пор так благополучно свершившая необычайное путешествие на Марс, погибнет в морских волнах родной планеты Земли.

Печальныя, смутныя мысли терзали ученых. Так прошел целый ряд часов. Так много обещавший с утра день клонился к концу. Сила бури, казалось, – начала ослабевать.

В эту минуту шар упал на высокия верхушки пальм, которыя с треском обломились под его тяжестью. Одетые в белое, люди торопливо подбежали к месту спуска. К ним присоединились и почти голыя, темныя фигуры туземцев, которые вскоре, крича и жестикулируя, окружили место, прочищенное „Мировым Пловцом“ в их лесу. Из гондолы раздались голоса путешественников.

– А-а! да это, кажется, немцы! – воскликнул один из подошедших людей, стройный человек с белокурой бородой и голубыми глазами.

– Да, мы немцы! – ответил Штиллер из гондолы. – Пожалуйста, помогите нам прикрепить шар. Вот канат с якорем.

– С удовольствием! – ответил незнакомый господин. – Помогите ка вы там! укрепите хорошенько якорь! – Эти слова были обращены к стоящим вокруг темнокожим. Эти повиновались приказанию и вскоре исковерканный циклоном „Мировой Пловец“ стоял прочно укрепленный на якоре среди пальмоваго леса.

– Где же мы находимся? – спросил Пиллер через окно гондолы.

– На немецкой территории.

– С каких же пор кокосовыя пальмы растут в германской империи.

– С тех пор, как у нас есть колонии, – послышалось в ответ со взрывом смеха.

Вы на архипелаге Бисмарка, на острове Матупи.

– Ах, вот как! Значит, действительно в германских владениях! Вот это так счастье при всей неудачности нашего спуска, – засмеялся Бруммгубер.

– Вон из гондолы, друзья, вон из гондолы и, наконец, на твердую почву! – торопил остальных Штиллер.

Когда ученые вылезли, услужливый белокожий представился им под именем Севастьяна Шеуфелэ из Каннштата в Штутгарте, уже три года назначеннаго правительственным начальником округа на Матупи.

– Да и мы ведь тоже швабы, – со смехом ответил Штиллер. – Мы профессора Тюбингенскаго университета и в свое время поднялись из каннштатскаго парка на воздушном шаре. Повидимому, всюду на свете можно встретить швабов, Если вы когда-нибудь попадете на далекий Марс, вы и там даже встретите своего земляка.

Начальник округа посмотрел на говорившего с некоторым недоумением, так как совершенно не мог понять его слов.

– Вы прилетели на своем шаре из Каннштата?

– Не прямым путем; косвенно же – да; мы прибыли сюда прямым путем с Марса! Не приходилось ли вам когда-либо слышать об экспедиции на Марс? Конечно, прошло уже два и три четверти года с того дня, как мы поднялись из каннштатскаго парка.

– Ах, да! теперь я припоминаю, что когда-то читал об этом совершенно невероятном путешествии в Швабском Меркурии. И вы действительно эти семь швабов? Но я здесь вижу только шестерых, которые…

– Сын Земли и земляк наш, – прервал его Пиллер торжественным тоном, – вы неужели думаете, что шестеро почтенных швабских профессоров станут сообщать вам небылицы? Мы именно те семь швабов, которые отправились на Марс. Мы прожили там два года и вернулись в шестером только потому, что седьмой предпочел остаться там, наверху. О, человек, поверьте же, наконец; неужели я должен сейчас же представить вам вещественныя доказательства того, что мы действительно те, за кого себя выдаем? Кстати, мое имя – профессор Параклеус Пиллер.

– Нет, нет! – протестовал Шеуфелэ. – Извините меня, я верю вам на слово; я только совершенно растерялся, и мысли мои перепутались под впечатлением всего, что я от вас услышал.

– Ну, мы охотно окажем вам снисхождение под тем условием, что вы подкрепите нас, уже пол года не видевших горячаго супа, обедом и хорошим вином.

– Конечно! Непременно! С величайшим удовольствием. Пожалуйста, зайдите ко мне, господа!

– Хождение для нас несколько затруднительно. Наши ноги порядочно-таки отекли, – объяснил Штиллер начальнику округа, следуя с некоторым трудом за ним, в его расположенное по близости жилище. – Мы отправились с Марса 7-го марта. Сегодня, если я не ошибаюсь, 31-ое августа. Согласно с этим, мы пробыли в гондоле почти шесть месяцев. Долгое, томительное время!

– Как я рад тому, что вы опустились на землю именно тут, у нас!

– Ну, недоставало весьма немногаго, чтобы экспедиция наша погибла в последнюю минуту, и никто не узнал бы результатов нашего путешествия. Но пока довольно об этом! Мы, повидимому, уже дошли до места.

– Войдите в мой дом, который с настоящей минуты становится вашим, и позвольте мне первым приветствовать на немецкой почве вас, самых отважных путешественников, когда-либо живших на свете. Простите, что я только теперь произнес это приветствие. Ваше внезапное появление здесь заставило меня совершенно растеряться! – Шеуфелэ горячо пожал руку каждаго из профессоров и представил им остальных господ, смотревших с нескрываемым уважением и удивлением на гостей, буквально свалившихся к ним с неба.

Мировые путешественники прежде всего освободились от своих меховых одежд и охотно приняли предложение любезнаго начальника округа заменить тяжелое дорожное платье легкими, белыми тропическими костюмами, которые он приготовил для них в соседней комнате. Переодевание окончилось очень быстро, и вскоре ученые удобно расположились в больших плетеных креслах на прохладной веранде. На дворе лил дождь, и его плеск по крыше еще увеличивал чувство уютности и комфорта.

– Я сейчас же сообщу в Штутгарт по телеграфу о вашем прибытии, – объявил Шеуфелэ. – Какую огромную сенсацию вызовет это известие на нашей родине!

Путешественников устроили в домах разных служащих на Матупи, и вскоре они погрузились в глубокий спокойный сон.

В эту же ночь Шеуфелэ отправил уже упомянутую телеграмму в Штутгарт.

После того, как путешественники на следующее утро освежились купаньем в прозрачных водах бухты, из Штутгарта-Великаго пришла ответная телеграмма. Правительство и городской совет прислали первыя горячия приветствия из отечества и просили в то же время сообщить об участи Фромгерца, имя котораго не упоминалось в списке вернувшихся.

„Фромгерц по собственному желанию остался на Марсе. Экспедиция добралась туда благополучно. Прожили два года на планете. Надеемся приблизительно через четыре недели быть в Штутгарте. Штиллер“.

Через несколько дней ученые на пароходе покинули гостеприимный остров.