Текст книги "Вампирские сказки (СИ)"

Автор книги: Альберт Зеличёнок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Высоко-высоко, заслонённое кронами вековых и прочих деревьев, сияло солнце. Вокруг стрекотали дятлы, зудели и кусались комары, кто-то мерно ухал – вряд ли филин, рановато ему было, скорее уж лесоруб. Тропинка вилась, как обкурившаяся, где-то впереди притаилась первая опасность.

И она не замедлила явить себя в образе краснорожего дяди метров трёх в холке.

– Ему бы в баскетбол играть, – присвистнул гном.

– Вынужден возразить, – сказал Граф. – В данной игре с мячом ему пришлось бы тяжко – кольцо слишком низко. Скорее уж борьба или прыжки в высоту. Через планку он мог бы просто перешагивать. Кажется, этот способ называется «ножницы».

Мужик ощерился и зарычал – впрочем, неожиданно членораздельно и даже литературно:

– Я – ужас сего места! Я – здешний людо– и всеед! Я – кошмар ваших сновидений! Требую выкупа за право прохода через мою территорию!

– И какова же будет дань? – вежливо поинтересовался эльф.

– Ваши презренные жизни! – логично ответствовал великан и изготовился к нападению.

– По-моему, это местный хулиган, – задумчиво сказал Граф.

– Да сволочь просто, и всё! – возмущённый размерами платы за проход, рявкнул Ретаболил.

– Собственно, он не представляет особенной проблемы, – заключил вампир и, набычившись, часто задышал.

Контуры его фигуры затуманились, через несколько мгновений весь он исчез в сером облаке, и из этого дыма вынырнула чудовищная – повыше людоеда – оскалившаяся в сатанинской усмешке летучая мышь. Она подпрыгивала и явно намеревалась напасть. Крылья твари взмахивали мощно и целенаправленно. Воплощённый нетопырь издал тонкий алчущий крик.

И дядя-всеед не решился дожидаться неизбежной развязки. Развернувшись на месте, он, проламывая кусты, исчез в чаще. Тут же пропал и жуткий монстр, на месте которого вновь оказался юный Двакула.

– Ну, здорово! – восхитился гном. – Я так не умею.

– Собственно, – скромно сказал Граф, – это была фруктовая мышь. Если бы он не испугался, могли случиться неприятности.

– Но он же струсил, – логично возразил Ретаболил. – Так что ты – молодец!

Несколько часов ничего интересного не происходило, и наши герои стали задумываться о привале. А тут и тропа упёрлась в крыльцо занюханного одноэтажного домишки, потемневшие стены которого обличали его почтенный возраст. Под крышей был приколочен череп редкого существа с тремя глазными отверстиями и четырьмя мощными рогами. В ответ на стук дверь с противным скрипом распахнулась, и на покосившееся крыльцо выбралась – нет, скорее прошкандыбала… да, именно так! – древняя старуха, одетая в ветхие лохмотья не вполне определённых цветов. Увидев странников, малопочтенная дама нехорошо обрадовалась.

– Да кого ж я вижу! – приседая, подпрыгивая и пытаясь – безуспешно – изобразить умиление на сморщенном лице, заголосила она. – Раньше гостей зазывать надо было, а нынеча гости сами идут! И кого ж я вижу, кого лицезрю, кого пока не слышу, ась? Как имена ваши славные, молодёжь? А то ведь и не узнаю после, сердешная…

И она рефлекторно облизнулась. Изо рта у старухи отчётливо попахивало. Настолько отчётливо, что запах, преодолев несколько метров и не утратив по дороге природной силы, в первозданной свирепости достигал ноздрей нашей троицы.

– Скрывать нечего нам, – нараспев ответил эльф. – Вот это – могучий гном Ретаболил. Рядом – вампир Граф Двакула. А я – скромный Фингерборд из славных луговых эльфов. А кто же вы сами, бабушка?

– Ха, всё ему скажи! Колдунья я, понятно?! А имя, при рождении данное, за давностью лет запамятовала.

– Не угостите ли вы обедом голодных путников, добрая женщина? – продолжал эльф. – А то сухомятка, сами понимаете.

– А как же лембасы, сударь? Или эльфы позабыли секреты кулинарии? – по-прежнему корчась и подскакивая, просипела бабка. – Впрочем, неважно. Сейчас пообедаем, да-да, кто-то сегодня наконец поест горячей пищи.

Произнеся это, колдунья принялась вращалаться вокруг своей оси, совершая трясущимися пальцами чародейские пассы. Ноги странников начала опутывать паутина, явственно потемнело.

– Советую прекратить гнусное шаманство твоё, о безымянная, или пожалеть тебе придётся, – воззвал к здравому смыслу старухи Фингерборд.

Вместо ответа та завертелась ещё яростнее.

– Была ты предупреждена, – констатировал эльф, стягивая с плеча лук. Стрела бесшумно снялась с тетивы и, поразив центральную глазницу черепа над входом, разнесла мёртвую голову на куски.

– Что ж ты творишь-то, ирод?! – завизжала старуха, прерывая колдовство. – Это ж была уникальная вещь, ей цены нет. Ой, да где ж я теперь другую достану?

– Сама виновата ты, злая чародейка, и бессмысленна истерика твоя. Могу ли я с друзьями миновать дом твой? – куртуазно осведомился стрелок.

– Да идите уж, проваливайте к дьяволу. Чтоб вас дракон сожрал! – кричала вслед безутешная ведьма.

Однако перекусить всё-таки следовало. Путники устроились под деревом неизвестной им породы и плотно подзаправились.

– Ты же говорил, что неважно владеешь луком, – вспомнил, дожёвывая шестой бутерброд с колбасой и закусывая бараньей котлетой, Ретаболил.

– Во-первых, там было достаточно близко, а во-вторых, я стреляю неважно д л я э л ь ф а – чувствуешь разницу?

– Теперь, кажется, чувствую. Кстати, про какого, интересно, дракона она вопила?

Очень скоро они это выяснили, когда обнаружили возлежащую поперёк тропы исполинскую тушу зеленоватой окраски. Из туши в разных направлениях росли четыре могучие когтистые лапы, три устрашающих головы на мускулистых шеях и мощный хвост с булавой на конце. Ящера разморило, и он едва шевелил конечностями. Завидев путников, левая, ближняя к ним, голова протяжно зевнула, показав мокрый синий язык, и мягким баритоном произнесла:

– Привет, ребята! Разрешите представиться: Не Смог. Дракон, как вы догадываетесь. А ваши имена, мне, собственно, ни к чему…

Левая башка монстра снова раззевалась, да так надолго, что в разговор пришлось вступить центральной.

– Зря вы, мужики, сюда пришли, – эта голова говорила басом. – Я сейчас сыт. А вас всё равно пропустить не могу. Ментальность не позволяет, понятно? А значит – несварение, ожирение. Сплошные нарушения режима из-за вас, калик перехожих, получаются. Так и до язвы недалеко. Ну ладно, потрепались – и будет! Эй, правая, просыпайся! На ланч пора!

Грузно переворачиваясь на живот, чудище готовилось принять вертикальное положение. Приключение вот-вот должно было закончиться.

– Бегом! – срывающимся дискантом скомандовал гном и, зажмурившись и вращая над головой топор, устремился вперёд.

Оторопевший от подлой выходки обнаглевшей пищи дракон попытался схватить Ретаболила, но запутался в головах, и герой проскочил под самыми шеями монстра, оцарапав тому топором левый подбородок. Пока это происходило, эльф и вампир успели обогнуть ящера со стороны хвоста и добежали до спасительной кромки леса. Через пару мгновений к ним присоединился и гном. Дракон оскорблённо взвыл, но преследовать беглецов было лень, и он вскоре затих, успокоив себя тем, что вряд ли о его неудаче кто-либо узнает, так что имидж не пострадает. Кроме того, он будет всё отрицать. И вообще, он сыт.

– У, диплодок паршивый! – с чувством произнёс Граф. – Если бы не ты…

– Ну, я, собственно, предполагал, что как раз вы отвлечёте его на себя, а я попробую напасть с тыла. Ежели, конечно, он с вами… то есть вы с ним не справитесь. Таков был план. Я же крикнул: «Вперёд!», что же вы застряли? Главное – кто-то остался бы в живых и нашёл клад. В конце концов, это гномье сокровище, разве нет?

Некоторое время искатели приключений шли молча. Позже, не сговариваясь, они решили не вспоминать в разговорах друг с другом данный эпизод.

Ещё часа полтора пришлось брести по вихляющей тропинке, пока она не уткнулась в толстенный ствол дуба.

– Судя по карте, пришли, – устало сообщил спутникам гном.

– Рыть, что ли, придётся? – спросил Граф. – А где, кстати, лопата?

– Не надо лопат, – сказал Ретаболил. – Гоблин не любил физического труда. Корона должна быть в дупле.

Там она и оказалась, завёрнутая в полуистлевший свитер – отнюдь не золотая, но кое-как склёпанная из олова, с многочисленными украшениями из дешёвых стразов.

– Если она волшебная, то её, возможно, удастся продать цыганам, – пробормотал Граф.

– Погоди, гном, – воскликнул Фингерборд, которого посетила не понравившаяся ему мысль. – Не изделие ли того самого Гоблина Пресловутого, каковой отличался неумеренной страстью к хищению чужой собственности?

– Ну-у… да! И что же?

– Она не волшебная, – заявил эльф, оборачиваясь к Двакуле. – Можешь быть уверен. Всё, что Пресловутый сделал сам, было фальшивым. Цыгане её не купят. Её даже в кукольный театр не возьмут. Можем её прямо здесь и выбросить. Хотя… Гномы – известные старьёвщики.

– Что ты сказал?! – прорычал Ретаболил, бросаясь на Фингерборда.

Вампир с сожалением прервал драку.

– Парни, нам ещё возвратиться домой нужно. Поодиночке это вряд ли выйдет. Тут и вместе-то – мимо дракона… Рет, посмотри повнимательнее по карте – нет ли ещё каких путей?

Спустя минуты три странно упавшим голосом гном, откашлявшись, сообщил:

– Ну, в общем, есть один вариант. Я его сразу не углядел. Метров триста на запад через кусты – и мы попадём на другую дорогу в город.

– А с чего ты взял, что она безопасна? – подозрительно осведомился эльф.

– Ну… как сказать… я ж говорю, что с первого разу не усёк. Там… в общем… шоссе. Я, собственно, не мастак читать карты. Честно говоря.

Короче, вскоре они поймали попутку и через полчаса были дома. Усталые и злые. Гном привёз в клан Корону, и она всех разочаровала.

Я мог бы написать, что после возвращения троица дружила всю оставшуюся каждому из них жизнь, но это была бы неправда. Слишком они были разные. Ну тогда допустим, что после великого похода все их зауважали. И вы способны в это поверить? А с чего это родня должна была менять отношение к нашим лузерам? Подумаешь – шлялись где-то…

Зато в их судьбе был этот поход!

И что? Да ничего, собственно.

Вот, в общем-то, и всё.

Ожидающий–За–Углом

Как известно, дети и первобытные племена живут в ином плане бытия, пронизывающем наш мир, но не совпадающем с ним. В их Вселенной действуют другие, непостижимые для научной логики законы. В шкафах затаились смертоносные чудовища, единственное спасение от которых – накрыться с головой одеялом. Брошенная на стул одежда по ночам оживает, бестелым убийцей подкрадываясь к хозяину, и горе ему, если у него нет под рукой водяного пистолета. Пожирателя-В-Кустах можно отогнать лишь двустишием, известным весьма немногим. И горе тому, кто в сумерках посмотрит из глубины комнаты на незанавешенное окно.

Вырастая, мы теряем способность ощущать Мир Грёз, постепенно забывая трепет, охватывавший нас от невесомых его эманаций, однако его бессмертные обитатели продолжают призрачное существование в параллельной грани Сущего, изредка проникая в сны и наркотическое забытьё. И лишь невежественные дикари не взрослеют никогда.

Страшила, преследовавший Ромку, был необычным. Во-первых, он не исчезал днём, лишь немного активизируясь вечерами. Во-вторых, никогда не показывался, даже краешком или тенью. В-третьих, неизвестно было, чем угрожала встреча с чудовищем неясного облика. Но главное, в-четвёртых, от него не существовало спасения. Никакого, что грубо нарушало условия игры с Потусторонним, некогда разработанные, должно быть, самим Люцифером и подписанные первым ребёнком на Земле.

Строго говоря, монстр не особенно досаждал Ромке. Просто порой Роман ощущал чей-то взгляд, сосредоточенный в районе шеи или между лопатками. Чуждое присутствие становилось нестерпимым, давление на спину нарастало, и в конце концов он не выдерживал, ускорял шаг, почти бежал, невероятно хотелось и было жутко обернуться, но, если всё-таки удавалось… Никого, конечно же, позади не было, кроме, разве что заурядных прохожих, удивлённых странными выходками приличного с виду мальчишки.

Или вдруг из-за угла следующего по ходу дома, из затенённого переулка веяло неземным холодом. Рома переходил на другую сторону дороги, но Тот не отставал, скользя по следам жертвы, исчезая ненадолго и вновь являясь впереди, легко предугадывая и пресекая жалкие потуги спастись. И всё же никогда не нападал, по-видимому, насыщаясь одним лишь ароматом ужаса дичи.

Никто из приятелей Ромки, мудрых и отчаянных сочинителей охранных снадобий и наступательных заклятий, не мог посоветовать средства, способного если уж не погубить монстра навеки, то хотя бы на время отогнать его. Тот даже не смеялся жутким призрачным хохотом над изобретениями доморощенных искателей философского камня, если бы… Нет, Он попросту презрительно игнорировал их.

Когда тебе восемь или даже десять, сосуществовать с Привычным Страхом нетрудно и даже по-своему приятно. Кровососущее чудище лучше, намного лучше собаки, это истинная правда, Малыш! Но двенадцать, пятнадцать, восемнадцать, двадцать лет… Ромушка, Ромка, Рома постепенно становился Романом, даже порой Романом Владимировичем, а Детский Ужас не желал сгинуть, затерявшись в краях, где бродят Слонопотамы и Снусмумрики. Нет, конечно, он наносил визиты реже, зато снайперски выбирал подходящий момент: первая прогулка с девушкой, беседа с шефом на открытом воздухе, переноска из одного здания в другое хрупкого макета, собранного из картона и спичек. И, ощущая знакомую холодную волну вдоль хребта, лихорадочно и глупо извиняясь или теряя с подноса бумажные небоскрёбы будущего, Роман, пусть и Владимирович, срывался с места и, ускоряясь, исчезал вдали. В лучшем случае, совершив могучее усилие над собой, застывал с приоткрытым ртом, напрочь теряя нить разговора.

Не удивительно, что он приобрёл мало престижную репутацию оригинала или – как сие звучит на сленге сексапильных девиц брачного возраста – «шизика долбанутого», что не слишком способствовало ускоренной карьере и активной личной жизни. С работы, жалеючи молодого, убогого, но старательного специалиста, не увольняли – и за то спасибочки.

И при этом даже некому было пожаловаться. Подруги, что очевидно из вышесказанного, у Романа не было. Друзья повзрослели и более не склонны были доверчиво выслушивать траченные молью детские страшилки, разве что по пьяни, но Рома не готов был напиваться до такого состояния. К тому же приятелей он тоже большей частью подраспугал «неадекватным поведением». Визит к психоаналитику? А смысл? Ромка, что бы ни начал внушать ему гипотетический потрошитель мозгов, был абсолютно уверен в реальности своего инфернального врага и в собственной (по крайности, относительной) нормальности. Так и осуществлял Роман относительно приятное млекопитание под приглядом у Ждущего, сублимируя половой интерес за счёт активного чтения, всё больше товарищей по несчастью, вроде Лавкрафта и Эдгара По, да просмотра шедевров мирового кинематографа от Тинто Брасса до Родригеса включительно. А жизнь, в том числе сексуальная и деловая, катилась мимо, обдавая его брызгами из луж.

Отпраздновав в узкой и тёплой, по причине наличия на столе многочисленных бутылок с жидкой отравой, компании день рождения и зафиксировав для памяти в дневнике, что за четверть века он так и не лишился девственности, Ромушка взбунтовался. На следующее утро, воспользовавшись субботой и связанным с ней отсутствием необходимости идти на службу, он сверился с припрятанным от родителей газетным клочком с адресом и, захватив определённое количество дензнаков, направился к автобусной остановке, полностью игнорируя призывы здравомыслящих журналистов не попадаться на удочку мошенников и прочих неквалифицированных экстрасенсов, но доверяться лишь магам международно лицензированным. От чего от чего, а уж от здравомыслия Роман был надёжно застрахован всей своей не выдающейся жизнью.

Недипломированная колдунья обитала в крепком кирпичном доме на окраине с крупным номером 66 и неопределённым пятном на месте полустёршейся третьей цифры. Из сеней вырастал хвостик небольшой очереди, что, впрочем, было не хорошо и не плохо, а так – привычно. Видимо, Ждущему не очень понравилась идея Романа, потому что по мере пешего прохождения последних трёх кварталов до местопребывания ведьмы монстр стал чудовищно активен, а под конец – почти назойлив, дыша ужасом практически из-за каждого замшелого угла, коих вокруг было множество. Знала старуха, где поселиться, дабы произвести должное впечатление на потенциальных и кинетических клиентов. Облившись потом и придерживая левую – более отчётливо дрожащую – руку правой, Роман всё героически преодолел, чтобы ещё полтора часа маяться в компании таких же бессчастных поруганных жизнью личностей на неудобной скамейке в одну доску перед обитой потёртой кожей дверью, страдая от отсутствия в пределах видимости мест общего санитарного пользования. Но и слабость физиологии он победил мощным волевым усилием и предстал-таки пред очи хозяйки заведения.

Старуха оказалась дамой лет тридцати-тридцати двух, одетой не добротно, а – напротив – легко и модно и весьма даже ничего себе, причём крашена была отнюдь не в ожидаемую по подобным адресам брюнетку, а в рыжую-бесстыжую. Хотя, может, и не крашена – кто проверял? Никаких хрустальных шаров, потрёпанных карточных колод и прочих атрибутов шаманизма вокруг не наблюдалось. Мебель – за исключением мощного дубового стола, за которым и принимала посетителей колдунья, – составляла комплект и, похоже, была знакома Роману по телерекламе.

– Зачем беспокоите одинокую женщину, незнакомый юноша? – сексапильно потянувшись, осведомилась (да, именно осведомилась, а не спросила, ибо всякому действию приличествует адекватное словесное отражение) труженица мантии и палочки, которых, впрочем, поблизости не наблюдалось.

– Мне надобна… тьфу, то есть нужна… то есть совершенно необходима помощь специалиста, – не воспользовался приглашением чуток пофлиртовать Рома и, местами запинаясь, продекламировал заранее заготовленный спич. Его монолог продолжался минут десять, но опытная в общении с не вполне нормальными визитёрами хозяйка вынесла всё, не перебивая, а лишь изымая из шкафов и вновь возвращая на полки мензурки, склянки, бутылочки и запылённые вязанки иссушённых представителей флоры. Наконец, судя по всему, отыскала требуемое, ибо, повеселев, вернулась к столу и опять уселась напротив пациента. В руке у неё обнаружилось специфическое изогнутое зеркальце, отчасти параболической формы, с прихотливо искривлёнными краями.

– Вот то, что вам нужно, сударь. Персонаж ваш хорошо известен в мире магии под именем Ожидающего-За-Углом, или Преследователя. В обычных условиях относительно безвреден и легко удаляется при незначительных по времени контактах. Однако в данном случае проблемы неизбежны. Больше срок – выше цена.

– Я принёс с собой деньги, – торопливо сказал Рома.

– Не в этом дело. Тот, кто сопровождает человека столь долго, неизбежно похищает некую долю его сущности. Готовы ли вы утратить навеки неотъемлемую часть собственной личности, Роман Владимирович?

– Я уже на всё согласен, лишь бы от Него отделаться? Вот он у меня уже где! Режьте, отрубайте или что там у вас полагается!

– О нет, удалять Преследователя – сугубо интимный момент. Это вы сделаете сами, – скучным голосом сказала колдунья. – Вот вам амулет. Почувствуете Его присутствие – зайдите за ближайший угол (но не тот, где ощущаете Его), быстренько обернитесь да и взгляните в зеркальце. Там вы и увидите Ожидающего – в первый раз и на прощание, после чего Он покинет вас навеки. Не пожалейте только потом. Хотя… После этого вы вряд ли будете о чём-либо жалеть. Не передумали?

– Да никогда в жизни! По гроб буду обязан, – пробормотал Роман позаимствованные из какого-то деревенского сериала, совершенно не свои слова.

– Ну что ж. Мой долг – предупредить, остальное – ваша прерогатива. Три двести с вас.

Расплатившись и твердя про себя инструкцию, почти совершенно твёрдым шагом Рома двинулся на встречу с монстром.

И всё удалось. Преследователь действительно ушёл. Насовсем, то есть навеки, как, собственно, и обещала ведьма. Роман теперь работает на новом месте, недавно стал главным инженером проекта с перспективой дальнейшего роста. Библиотеку по случаю выгодно продал – всё равно не оставалось времени на книги: дела, дача, междусобойчики с друзьями – такими же ГИПами – и начальством, да и потребность в систематическом чтении с возрастом увяла. Кстати, он женился, на симпатичной, моложе на десять лет. Растит сына. По воскресеньям ездит с ним на рыбалку. При наследнике старается много не пить. Подумывает завести постоянную любовницу, потому что боится за здоровье: СПИД, знаете ли.

Иногда, шаря в ящике стола, он натыкается на странное изогнутое зеркало – явный брак производителя. И, когда он берёт его в руки, странное чувство овладевает Романом Владимировичем: ему хочется бессмысленно бежать куда-то, что-то вспомнить, изменить. Он знает откуда-то, что ничего уже не исправить, да и нечего исправлять, поскольку всё действительное разумно и прелестно. Тогда ему становится нестерпимо скучно и пусто на душе. Чего-то важного не хватает, а вот чего?.. Зеркальце незаметно выпадает из руки, Роман задвигает ящик, так и не наведя в нём порядок и не выбросив всякий хлам, и вновь обо всём забывает. Он почти счастлив. До следующего раза.

Было бы разумно, если бы жена отнесла дурацкую игрушку на помойку. Однако сие невозможно, так как он никому не разрешает лазить в свой ящик. А в гневе он суров.

Первая охота

Дня Посвящения ждут с восторгом и трепетом. Накануне вся семья – да и Клан тоже – бестолково суетится, готовя по древним рецептам особые блюда, дабы праздничное утро запомнилось юному уже не Птенцу, но Охотнику ещё и чем-то вкусненьким, не только тем, что после бессонной ночи голова умудряется быть одновременно пустой и тяжёлой, а под веки будто мыши накакали. Дедушка выволакивает из чулана и в меру сил вычищает самый церемониальный из костюмов, то есть именно тот, который сидит на нём максимально отвратительно, а впавший в маразм посторонний старик репетирует личную версию Танца Победы. Вождь Клана готовит речь (каковую сочиняет, тяжко вздыхая, наиболее образованный из его племянников). Куча троюродных тётушек которые сутки постится, чтобы нанести максимальный урон хозяйскому столу с угощениями. Мама настаивает на травах заветный Напиток для той самой фляжки, глоток коего – можно и не один – необходимо сделать перед главным. А непосредственно юному герою следовало бы проводить последние часы в медитациях, насыщая душу воспоминаниями о деяниях выдающихся предков и не менее славных современников.

Только вот Тер (по метрике Теренций, но полного имени он пока что не заслужил) не испытывал никакого восторга перед предстоящим испытанием. И вообще не ощущал ничего, кроме бессмысленной и непродуктивной обиды на судьбу, соединившую ровно пятнадцать лет плюс сколько-то там полагавшихся по канонам месяцев внутриутробного развития назад его свежеприбывшую на Землю душу с эмбрионом из клана Охотников, а не, скажем, Странников, Скальдов… или хотя бы Торговцев. Конечно, он любил свою семью… однако тогда у него была бы иная семья, и её он тоже, наверное, любил бы. И сейчас сочинял бы оду или готовился в безобидный поход по отдалённым поселениям, а не занимался всякой ерундой – и он ещё более яростно принялся водить лезвием ни в чём не повинного серебряного кинжала по точильному камню. Ну почему против Тех эффективно лишь серебряное оружие?! Вон в доме сколько стальных ножей, и все острые. А эта убийственная игрушка – пусть и с рубинами на рукояти – валялась до нужного момента в маминой шкатулке и, естественно, стала тупой, как несносный фанфарон Авессалом. Ещё бы: второй Говорящий в Совете Клана, правая рука вождя. И его же левая ягодица! А и был-то всего лишь Сол, дальний родственник из самого захудалого ответвления семьи, всеми презираемый за надоедливое хвастовство и вопиющие манеры. Но легко – ещё до трёх утра – упокоил на первой Охоте пятерых и пошёл в гору. Впрочем, манеры никуда не делись, однако ныне числятся причудами.

Терзаемый кинжал обиженно взвизгнул. Тер скептически взглянул на лезвие. Пожалуй, довольно, а то ещё сломается, не дай бог. Да и времени более не осталось. Вон и семейные напольные часы бьют одиннадцать, и мама зовёт. Пора!

Поправив сбившийся плащ и стёрши мамину помаду со щёк, Тер мысленно перебрал пожитки. В правом кармане куртки лежала карта – впрочем, на ближайший час она не понадобится, дорогу до Пустого Города знают все мальчишки. Ремень оттягивали кинжал и фляжка, небольшой фонарик подвешен на шейной цепочке – не забыть бы сбросить перед схваткой, у Тех пальцы ловкие, могут и использовать для удушающего приёма, говорят, были случаи. Вроде бы всё с собой. Еды на Охоту брать не полагалось. Тер сглотнул слюну и канул в ночь. Ну прямо будто по заказу: ни Луны, ни звёзд, зато ветер в ассортименте: от постоянного средней силы до порывами пронизывающего.

Легко сказать – канул. Вроде и зрение у него неплохое, но тьма есть тьма: под ноги выпрыгивают корявые корни, колючие кусты лезут с непрошеными объятиями, металлический прут – гарантированно ржавый – едва не распорол брюки. Итого путь до мёртвого Города занял не предусмотренный час, а все полтора. Когда-то, столетия назад, здесь происходили кровавые бои с Теми. Ночные, разумеется, ведь всем известно, что те не переносят Солнца и на свету вмиг рассыпаются в прах – только вот поди вымани их из крепостей днём. Потому-то и Охота происходит ночами. К счастью, теперь Их редко встретишь, из-за чего Посвящение порой длится несколько суток, а то и неделю. Праздничные блюда успевают протухнуть, а троюродные тётки – иссохнуть. А в легендарные времена орды Тех столкнулись с армией героев и были сражены серебряными мечами воинов в торжественных алых плащах. Почти поголовно истреблённые, Те укрылись в таинственных крепостях, к которым никто не решался приблизиться, и с тех пор усилий клана Охотников было вполне достаточно, чтобы контролировать Их численность. Ну почему он, Тер, не принадлежит к клану Скальдов?!

Чертовски болели колени и икры. Никаких подозрительных следов в свете фонарика не наблюдалось. Или он не умел их определять. За спиной периодически слышались подозрительный треск и пугающие шорохи. Говорят, что Те не отражаются в зеркалах. И что: таскать на Охоту зеркальце? При этом, чтобы его использовать, предварительно нужно изловить кого-то из Них, а тогда уж оно вроде и ни к чему. Ещё рассказывают, что для существования Те нуждаются в жизненной энергии настоящих людей, поэтому Их необходимо истреблять. Вот почему не прекращается Охота. В книгах пишут, что у Тех есть собственные Охотники и даже свой Обряд Посвящения. Наверняка, а иначе зачем Им бродить в лесах и в Пустом Городе. Возможно, сейчас по следам Тера крадётся кто-то, чтобы уничтожить его. А Тер никого не жаждет убить Тем более мальчишку, даже если он из Тех. А ведь это может быть и девчонка – бог знает, кто у Них ходит на Охоту. Сед… то есть Седрик, должно быть, только обрадовался бы: добыча полегче. А он, Тер, предпочёл бы тогда уж лучше вообще не пройти Посвящения. И пусть он будет как двоюродный дядюшка Ники, добряк Ники, так и не ставший Домиником, некогда широкоплечий красавец, надежда Клана, а теперь смешной толстяк, заплывший жиром неудачник, объект почти беззлобных насмешек ввиду полной неспособности к Охоте. Нет, только бы не девочка.

Впереди, чуть правее развалин, кто-то мелькнул на фоне светлой стены уцелевшего строения. Тер судорожным движением выключил фонарь и начал подкрадываться, накинув на голову капюшон плаща, двигаясь быстро, однако бесшумно, как учил отец. Хорошо, что Тер хоть и трусливый, но худой и ловкий. И ещё везучий: Тот до сих пор был у белого здания. Более того, он стоял спиной к Теру и, согнувшись, то ли рассматривал что-то на земле, то ли завязывал обувь. Судя по фигуре и волосам, всё-таки парень. Его одежда не была нарядом Охотника, значит, он не принадлежал к настоящим людям, ибо никто, кроме Охотников и Тех, по ночам не шастает за пределами поселений. Времени на длительные раздумья у Тера не было. Подхватив из развалин удачно подвернувшийся под ногу кирпич, он несколькими мягкими прыжками (многократно отрепетированными во время скучнейших тренировок) преодолел расстояние до начавшего распрямляться незнакомца и не от всей души, чтобы исключить возможность ошибки, но увесисто шваркнул того каменюкой по затылку. Противник рухнул и остался лежать на левом боку, часто дыша и не двигаясь. Тер перевернул его на спину и, подсвечивая фонариком, рассмотрел. Слава богу, действительно парень, точнее, подросток примерно одних с Тером лет, был бы довольно симпатичным, если бы не характерные для Тех уродливые зубы. Возможно, проходит своё Посвящение. Точнее, пытался пройти. На боку у него тоже висел клинок, подлиннее, чем у Тера, и, похоже, тоже серебряный. Видимо, они полагают, что настоящих людей берёт только серебро. Глупое суеверие.

Надо было довершить дело. Тер вынул из ножен кинжал и размахнулся. Решимости не хватало. А может быть, соврать? Сказать, что оглушил Того, а потом, как полагается, добил. В конце концов, это почти правда. Нет, не выйдет: Сед рассказывал, что после первого убийства в зрачках Охотника появляются такие особые красные точки, видимые ещё примерно сутки, так что россказнями никого не обманешь. Тер вспомнил про фляжку, отвинтил пробку и сделал несколько запоздалый ритуальный глоток тягучей, душистой, чуть солоноватой жидкости. Обещанная стальная воля Истребителей не наполнила сердце. Вообще ничего не произошло. Правда, было вкусно – спасибо маме. Тер вновь взглянул на поверженного врага. Мальчишка как мальчишка. И что он из Тех, почти не видно. Тер сплюнул. Ну не может он так. Сразу надо было, а теперь он не в состоянии – и хоть режьте! Кстати, и чудодейственный напиток ни фига не помог. Гадость эта ваша Охота, и вообще всё – сплошное враньё.

Он решительно повернулся спиной к Тому и пошёл прочь. Что ж, ежели Сед не врал насчёт точек в глазах – не быть Теру Охотником. Не очень-то и хотелось. Если честно – вовсе не хотелось. Пусть относятся как к Ники! Тер поёжился. Пусть! Ники – тоже человек, ещё и получше многих.

Тер торопливо возвращался домой, уже вслух споря с невидимыми собеседниками, ругаясь и иногда всхлипывая. А за его спиной, на бывшей площади бывшего города лежал без сознания не менее неудачливый Тот, приоткрыв рот и демонстрируя появившимся звёздам свои омерзительные клыки –до отвращения короткие.

Розовый как желание

Камешек был пронзительно-розовый. Нет, не так. Розовый цвет изношен светскими красотками и мертвенно-сексуальными Барби, опошлен и уничтожен. И всё же был непорочный Свет Розы, изначальное сияние которого вдохновляло поэтов и влюблённых. Принадлежа к обречённому кругу объектов, на коих стояла незримая печать Не От Мира Сего, он не мог не пасть жертвой бессмысленных потуг жадных подражателей, но оставил в сердцах тех, кто соприкасался с ним, да что там в сердцах – в генах след, некое смутное воспоминание, морозно топорщащее волоски на спине при случайной встрече с Настоящим.