Текст книги "Ковчег спасения"

Автор книги: Аластер Рейнольдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Илиа заговорила быстрее, опьяненная собственными словами:

– Машины, возможно, перегруппируются, но им придется искать новые планеты для разборки. А мы и там их разобьем. Разнесем в клочья все потенциальные источники твердой материи. И тогда они ничего не смогут сделать с газовым гигантом! Шанс у нас отличный, но есть одна загвоздка. Капитан, мы нуждаемся в вашей помощи!

Снова Вольева посмотрела на браслет. Ничего особенного. Можно вздохнуть с облегчением, но больше не стоит провоцировать капитана. Обсуждение возможного сотрудничества зашло дальше, чем предполагалось. Причем намного дальше.

Вдали раздался рев вихря, яростно несущегося по километрам коридоров.

– Капитан! Не надо!

Поздно.

Ураган ворвался в рубку, швырнул Илиа на пол. Вырвал из пальцев сигарету. Вместе с ней в смерче закрутились крысы и подхваченный в коридорах мусор.

Дышать стало трудно.

– Капитан… я не хотела…

Ветер покатил ее по полу, беспомощную, нелепо размахивающую руками. Рев был невыносим, словно в нем звучала вся боль Джона Бреннигена, скопившаяся за долгие годы.

Затем ураган стих, мусор улегся на пол. Вряд ли капитану понадобилось выпускать воздух наружу для этого небольшого представления. Должно быть, он открыл отсек в трюме, где обычно поддерживался вакуум. Но эффект был такой же, как от утечки при разрушении корпуса. Очень сильный удар по нервам.

Илиа Вольева встала. Кажется, все кости целы.

Она отряхнулась, достала новую сигарету. Курила минуты две, пока не успокоилась настолько, насколько вообще можно успокоиться в такой ситуации.

Заговорила опять, терпеливо, как при общении с истеричным ребенком:

– Хорошо, капитан. Вы свою точку зрения выразили ясно. Оружие под вашим контролем, и это не оспаривается. Но поймите: мы здесь не о мелочах говорим, не о местных дрязгах. Ингибиторы неспроста явились к Дельте Павлина. Они вторглись в человеческое пространство. И это лишь начало. Они не остановятся, уничтожив все живое на Ресургеме во второй раз за миллион лет. Для них это лишь разминка. Они пойдут дальше. Наверное, на Окраину Неба. Потом будут Шива-Парвати, Гранд-Титон, Морская Пена, Заструга. Может, и Йеллоустон. Или даже Первая Система. Да не важно, в каком порядке. Рано или поздно они покончат со всеми. Десятилетия это займет или века – им все равно. Главное, покончить с нами, стереть все человеческие свершения, начиная с каменного века. Нас вычеркнут из бытия. Я гарантирую: стрельбы будет предостаточно, пусть и неизвестно, кто останется победителем. Вот только плохо, что мы не увидим финала. И невозможно передать словами, как это бесит меня.

Она глубоко затянулась, выдохнула. Принесенные вихрем крысы уже разбежались, корабль казался почти нормальным. Может, простил небольшую дерзость?

– Пока машины не обращали на нас внимания. Но рано или поздно обратят. Хотите услышать мои соображения, почему на нас еще не напали? Возможно, машины попросту нас не видят, их восприятие настроено на объекты намного крупнее, чем одинокий субсветовик. А может, нас не воспринимают как угрозу. К чему отвлекаться на мелочовку, когда можно уничтожить всех одним махом? Думаю, они мыслят именно так. Не стоит гоняться за единственной мухой, если собираешься истребить весь вид. Чтобы победить этого врага, необходимо думать, как он. Капитан, нам нужно оружие.

Рубка содрогнулась, сфера и все огни погасли. Вольева посмотрела на браслет и не удивилась, обнаружив, что корабль снова погружается в кататонию. Повсюду роботы бросали работу. Даже часть насосов отключилась – ощущалась перемена в многоголосом слитном гудении. Лабиринт коридоров теперь погрузится в темноту. Перестанут нормально работать лифты. В течение нескольких дней, а то и недель, простое выживание на борту потребует максимума усилий.

– Капитан, пожалуйста, поймите, – попросила Вольева тихо, не уверенная, что ее слушают, – я отсюда не уйду. И черные машины тоже.

Стоя в темноте, Вольева докурила сигарету, затем вынула фонарь, включила и покинула рубку.

Триумвиру предстояло много работы.

Ремонтуар стоял на клейкой поверхности кометы, где находился завод Скади, и махал рукой приближающемуся судну.

Небольшое, чуть больше корвета, доставившего Ремонтуара на комету, оно двигалось медленно, опасаясь подлететь слишком близко к черной поверхности. Из корпуса торчали округлые башенки. Ремонтуар поморщился, когда по визору шлема скользнул красный луч прицельного лазера. Луч выписывал узоры на комете, проверяя, нет ли ловушек и мин.

– Вы сказали, что вас двое, – загудел в шлеме голос командира приближающегося судна. – Я вижу только одного.

– Скади ранена. Она сейчас внутри кометы, за ней ухаживает Главный конструктор. Зачем вы используете голосовую коммуникацию?

– Учитываю возможность ловушки.

– Я Ремонтуар. Вы меня не узнаете?

– Повернитесь налево, чтобы я мог видеть ваше лицо сквозь шлем.

Пару минут судно изучало Ремонтуара, затем приблизилось, выстрелило якоря – они вонзились близ все еще торчащих трех якорей корвета с оборванными тросами. Ремонтуар ощутил дрожь от удара, пленка среагировала и крепче прихватила подошвы.

Он попытался установить нейросвязь с пилотом.

– Теперь вы узнали меня?

В корпусе корабля открылось отверстие шлюза, наружу вышел сочленитель в полной боевой броне. Он прыгнул, опустился на поверхность кометы в двух метрах от Ремонтуара. Нацелил оружие. Стволы корабельных пушек тоже уставились на старого сочленителя. Тот понял: одно неверное движение – и начнется стрельба.

Сочленитель в доспехах обратился по нейросвязи:

– Что вы здесь делаете? Кто такой Главный конструктор?

– Боюсь, этого я вам сказать не могу. Дело Узкого совета, оно касается нашей общей безопасности. Как вы, наверное, уже догадались, эта комета – одна из наших секретных баз.

– В экстренном сообщении указано, что вас прилетело сюда трое. Где доставивший вас корабль?

– Объяснить это будет нелегко.

Ремонтуар попытался связаться напрямую – было бы гораздо проще, если бы солдат заглянул в память, – но тот надежно заблокировал доступ.

– Вы попробуйте.

– С нами был Клавэйн. Он угнал корвет.

– Почему он это сделал?

– Я не могу ответить на такой вопрос, не раскрыв предназначения этой кометы.

– Попробую угадать сам: опять дела Узкого совета?

– Правильная догадка.

– Куда направился корвет?

Ремонтуар улыбнулся. К чему теперь играть в прятки, все уже и так вышло на поверхность.

– Наверное, к центру системы. Куда еще ему лететь? К Материнскому Гнезду он не вернется.

– И давно это случилось?

– Более тридцати часов назад.

– Ему понадобится менее трехсот, чтобы достичь Йеллоустона. Почему вы не подняли тревогу ранее?

– Я старался как мог. Но у нас возникли осложнения со здоровьем Скади. К тому же потребовалось немало усилий, чтобы убедить Главного конструктора послать сигнал Материнскому Гнезду.

– Осложнения со здоровьем?

Ремонтуар указал на истерзанную поверхность кометы вблизи входного отверстия.

– Как я уже говорил, Скади ранена. Ее нужно доставить в Материнское Гнездо как можно скорее.

Ремонтуар пошел, осторожно переставляя ноги. Корабельные пушки продолжали следить за каждым его движением, готовые в любой момент создать в боку кометы миниатюрный кратер.

– Она жива?

Ремонтуар покачал головой:

– Боюсь, в данный момент – нет.

Глава 12

Клавэйн вынырнул из наведенного сна, полного песчаных штормов и обваливающихся стен. Пробуждение было безрадостным. Не сразу он понял, где находится. Затем вернулась память о недавних событиях: заседание Узкого совета, полет вместе со Скади к верфи-комете. Вспомнился Главный конструктор и спрятанная в комете эскадра, несомненно предназначенная для эвакуации. Угон корвета, направленного к центру системы на максимальной тяге.

Клавэйн сидел в пилотском кресле. Он коснулся сенсоров приборной панели, активировал дисплеи. Те развернулись вокруг, яркие, будто подсолнухи. Неразумно было бы позволить корвету сообщаться с мозгом напрямую – Скади могла подсадить в сеть блокирующий рассудок вирус. Конечно, вероятность этого невысока, до сих пор корабль подчинялся безоговорочно, но нет смысла рисковать.

По раскрывшимся дисплеям с чудовищной скоростью полетели вереницы данных – корвет проверял свои системы. Клавэйну пришлось значительно увеличить скорость восприятия, чтобы разобраться с символами и схемами. Корабль пострадал при старте с кометы, но критическими повреждения не были; значит, можно выполнить задуманное. Дисплеи показали и тактическую ситуацию в окрестностях, выдавая условное изображение в логарифмическом масштабе. Клавэйн тщательно изучил текущее расположение демархистских и сочленительских кораблей, баз, автономных роботов и самонаводящихся мин. В трех световых часах разворачивалась масштабная битва. Но ближе – ничего. И никаких признаков погони, высланной из Материнского Гнезда. Никаких известий о дезертирстве. Конечно, это не значило, что погоня не снаряжена, ведь информацию о тактической обстановке Клавэйн черпал из общей системной сети, не рискуя использовать сканеры корвета. Активный поиск выдал бы местонахождение беглеца любому, взглянувшему в нужном направлении.

Итак, заметного всем отклика Материнского Гнезда нет. И это обнадеживает.

Клавэйн улыбнулся, пожал плечами и сразу вспомнил о сломанном ребре. Болело уже не так сильно – перед отходом ко сну Клавэйн надел медицинский жилет: магнитное поле, воздействуя на область перелома, заставляло кость срастаться быстрее. Боль в груди живо подтвердила: события на комете и дезертирство – не плод воображения. И на руке, взрезанной до кости пьезоножом, – заплата. Но эта рана была чистой. Клавэйн позаботился о ней, прежде чем уснул.

Значит, все правда. Он, Клавэйн, взялся за старое. А ведь был момент, когда, толком не проснувшись, он счел недавно произошедшее всего лишь рожденным тревогой кошмаром. Такие кошмары всегда мучают любого солдата, у которого осталась хоть крупица совести – и который повидал достаточно войн, чтобы понимать: нередко кажущееся самым правильным впоследствии оборачивается тягчайшей ошибкой. Однако он это сделал. Предал свой народ. Пусть его мотивы сколь угодно чисты и возвышенны, факт остается фактом: он бросил сочленителей, доверивших ему важнейший секрет.

Ему не хватило времени как следует оценить последствия измены. Едва увидев эвакуационный флот, он понял: есть лишь одна возможность удрать, а именно украсть корвет. Если бы промедлил хоть немного, скажем до возвращения в Материнское Гнездо, несомненно, Скади разгадала бы его намерения. Ведь уже подозревала, но ей трудно было пробираться сквозь незнакомую архитектуру мозга, читать устаревшие нейроимплантаты, полузабытые протоколы обработки данных.

Нельзя было дать Скади время разобраться толком. Пришлось действовать быстро, зная, что он, наверное, больше не увидит Фелку. Вряд ли останется на свободе или вообще в живых, когда попытка бегства придет к планируемому финалу. К самой трудной, решающей стадии. Как хорошо было бы увидеть Фелку перед бегством. Конечно, Клавэйн не убедил бы ее удрать вместе. И даже если бы чудом смог, с ней побег оказался бы неосуществимым. Но Клавэйн позволил бы ей узнать и понять его намерения. Она бы не выдала тайны, ни в коем случае. Может, и не согласилась бы, но отговаривать бы уж точно не стала. И когда бы пришла пора навсегда распрощаться, возможно, Фелка ответила бы на вопрос, который он никогда не отваживался задать, – вопрос о далеком прошлом, о гнезде Галианы, о страшной войне на Марсе и его первой встрече с Фелкой. Клавэйн спросил бы Фелку: может, она его дочь?

А теперь придется доживать, не зная ответа. Хотя, если бы и остался, наверное, никогда бы не набрался решимости спросить. Ведь сколько лет прошло, а он так и не задал вопрос. Но теперь впереди лишь изгнание, плен, смерть. И невозможность узнать простую человеческую правду давит на плечи свинцом.

Надо к этому привыкнуть.

Уже приходилось дезертировать, оставлять за плечами былую жизнь. Клавэйн выжил, оправился от потрясения. Теперь он намного старше, но не столь уж немощный, чтобы не выдержать тягот изгнания. Секрет выживания в том, чтобы сосредоточиться на насущном, сиюминутном. Дела обстоят не так уж плохо – ведь жив, и ранения нетяжелые. Возможно, вдогонку уже запустили ракеты-перехватчики, но, скорее всего, недавно, иначе корвет уже засек бы их. Кто-то – вполне возможно, что Ремонтуар, – сумел задержать погоню, дать фору другу. Не слишком большую, но и такая лучше, чем мгновенное превращение в облако ионизированного газа.

Клавэйн невесело улыбнулся – если и прикончат, то, по крайней мере, вдали от дома.

Поскреб в бороде. Из-за перегрузки это потребовало немалых усилий. Двигатели корвета еще выдавали максимальную тягу, создавая ускорение в три g– солидная прибавка к весу. Корвет шел ровно, будто притягиваемый массивной звездой. Каждую секунду в реакторе аннигилировала частица антиматерии величиной в бактерию, но пока запасы металлического водорода и антиматерии оставались почти нетронутыми. Корвет может достичь любой точки системы меньше чем за десять дней. Ускориться можно и сильней, но тогда слишком уж возрастет нагрузка на двигатели.

Но главное, у Клавэйна был план.

Ускорители корвета намного превосходили двигатели демархистов, хотя и работали на ином принципе, нежели сочленительские двигатели для звездолетов. Небольшие, не способные разогнать массу в миллионы тонн до скорости, лишь на доли процента отличающейся от световой, они имели важное тактическое преимущество: практически не излучали нейтрино. А раз Клавэйн отключил активные датчики, засечь корвет могли только по пламени реактивного выхлопа, по вырывающемуся из дюз потоку релятивистских частиц. Но выхлоп был сфокусирован до толщины рапирного лезвия, он рассеивался в стороны очень слабо, и обнаружить его можно было только в узком углу и в непосредственной близости от кормовой части корвета. Конечно, с расстоянием струя выхлопа расширялась – но и слабела, будто свет фонаря с удалением от него. Вдали лишь наблюдатель на оси потока мог зарегистрировать достаточное число фотонов, чтобы зафиксировать положение корабля. В масштабах системы отклонение уже в доли градуса не позволяло определить координаты корвета.

Но изменить угол струи – значит изменить и направление полета. Материнское Гнездо такого не ожидает. Наверняка там полагают: Клавэйн мчится по оптимальной, кратчайшей траектории к Эпсилону Эридана, чтобы направиться затем к Йеллоустону, обращающемуся по близкой к звезде орбите. Туда доберется за двенадцать дней. А куда ему податься еще? До другой звезды корвету не дойти. У него едва хватит ресурсов для полета к кометному облаку. А прочие миры системы пока еще под властью демархистов, пусть и номинальной. Пусть их власть и ослабла, но перепуганные колонисты, страшащиеся демархистов, могут атаковать, несмотря на заверения в дезертирстве и намерении передать важные военные секреты.

Клавэйн это учитывал. Он составил план еще до того, как ткнул пьезоножом в пленку на поверхности кометы. Может, не самый изящный и разумный замысел и с малыми шансами на успех, но ведь на обдумывание оставались считаные минуты. И Клавэйн использовал их наилучшим образом. Даже потом, когда появилась возможность спокойно все обдумать, ничего лучшего не представилось.

Но для его успеха нужна толика доверия.

– Я хочу знать, что со мной случилось! – потребовала Скади.

На нее посмотрели, затем переглянулись. Она ощущала, как лихорадочно скачут их мысли, как напряжена, наэлектризована обстановка – будто перед грозой.

Первый хирург изобразил спокойствие и уверенность. Решительно проговорил:

– Скади, послушайте…

– Я хочу знать, что со мной случилось!

– Главное, вы живы. Были тяжело ранены, но выжили. Но пока нуждаетесь…

Деланое спокойствие подвело врача. Он запнулся.

– Нуждаюсь в чем?

– В нормальном лечении. Но все будет хорошо, уверяю.

Почему-то Скади не могла заглянуть в их головы. У большинства сочленителей такая изоляция вызвала бы крайне неприятные и пугающие ощущения и мысли, но Скади была неплохо подготовлена к подобному. Как-никак она состояла в Узком совете.

– Что не в порядке с моими имплантатами?

– С ними все в порядке.

Скади вспомнила, что главного хирурга зовут Делмар.

– Так почему же я не слышу другие разумы?

Она поняла, каким будет ответ, еще не завершив фразы. Эти люди не хотят, чтобы Скади увидела себя их глазами. Не желают, чтобы узнала в полной мере о случившемся с ней.

– Скади…

– Не трудитесь придумывать объяснения. Почему меня разбудили?

– С вами захотели встретиться.

Она не могла двинуть головой – только глазами. Скосив их, заметила Ремонтуара, приближающегося к ее койке. Он был облачен в белоснежный халат поверх тускло-белой одежды. Голова казалась отсоединенной от тела странно колышущейся сферой. Перед ним расступились длинношеие медицинские роботы. Главный хирург скрестил на груди руки, посмотрел на гостя с крайним неодобрением. Прочие врачи быстро покинули комнату.

Скади глянула на свою кровать, но увидела только расплывчатую белизну, возможно иллюзорную. Рядом слышалось тихое жужжание. Обыкновенная больничная обстановка.

Ремонтуар присел рядом. Спросил:

– Что вы помните?

– Скажите, что со мной произошло, и я расскажу, что помню.

Ремонтуар глянул на хирурга и позволил Скади уловить мысль, посланную Делмару.

– Боюсь, вам придется нас оставить. И забрать с собой ваши машины, поскольку они содержат записывающие устройства.

– Ремонтуар, мы оставим вас на пять минут, не больше. Вам хватит?

– Раз нельзя больше, придется уложиться.

Ремонтуар кивнул и посмотрел, улыбаясь, как хирург покидал комнату, гоня перед собой роботов. Те грациозно изгибали длинные шеи, проходя в дверь.

– Вы уж извините…

– Ремонтуар, всего пять минут!

Скади попыталась шевельнуть головой – безуспешно.

– Ремонтуар, подойдите ближе. Я плохо вижу вас. Врачи не захотели объяснить, что со мной случилось.

– Вы помните комету? С нами был Клавэйн, вы показывали ему строящиеся корабли.

– Помню.

– Клавэйн запустил двигатели, прежде чем мы смогли подняться на борт. Корвет был еще пришвартован.

Скади помнила, что взяла Клавэйна с собой, направляясь к тайной верфи, – но больше ничего в памяти не осталось.

– А он сумел удрать?

– Да, но об этом позже. Клавэйн включил двигатели, не отдавая швартовы. Они оборвались. Вас зацепило лопнувшим тросом.

Скади подозревала с самого пробуждения: с ней произошло что-то по-настоящему скверное. Но что именно, представить не могла.

– Зацепило?

– Ранило. Очень тяжело. Если бы вы не были сочленителем, не имели имплантатов, помогающих справиться с шоком, боюсь, погибли бы – несмотря на все меры, принятые системами скафандра.

– Черт возьми, так покажите мне меня!

– Здесь нет зеркала. Без него – никак. Я не могу преодолеть установленную Делмаром нейроблокаду.

– Тогда расскажите! Ремонтуар, опишите, что со мной!

– Скади, я пришел не для этого… В самом ближайшем времени Делмар погрузит вас в рекуперативную кому. Когда проснетесь опять, будете здоровы. Я пришел спросить о Клавэйне.

Скади подавила желание немедленно выпытать, что же с ней стряслось. Спросила:

– Он еще жив?

– Да. Его пока не сумели остановить.

Несмотря на гнев и отчаяние, дело Клавэйна интересовало Скади едва ли не больше, чем собственное состояние. К тому же одно с другим связано, не так ли? Непонятно, что случилось, но ведь это дело рук Клавэйна. И не важно, намеренно он ранил ее или нет.

В предательстве случайности не бывает.

– Где он?

– Забавно, но никто, похоже, не знает. Его выхлоп засекли – Клавэйн направлялся к центру системы. Мы полагаем, к Йеллоустону и Ржавому Поясу.

– Демархисты же его на части разорвут!

– Да, они питают к нему особые чувства. Но теперь, похоже, он летит в другую сторону. Сменил направление. Куда – непонятно. Выхлоп его двигателей мы потеряли.

– У нас по всей системе мониторы. Наверняка он попал в поле зрения хотя бы одного.

– К сожалению, Клавэйну известно их расположение.

– Ракеты выпущены?

– Да, но ни одна не подобралась на достаточное расстояние, чтобы навестись самостоятельно. Им не хватило топлива, чтобы вернуться в Гнездо. Пришлось взорвать.

Скади почувствовала текущую по подбородку слюну.

– Ремонтуар, зарубите на носу: мы должны его остановить!

– Но если мы и сумеем засечь выхлоп, ракеты уже не догонят цель. И ни один из наших кораблей не догонит.

Скади постаралась обуздать гнев. Заметила уже спокойней:

– У нас есть прототип.

– Даже «Паслен» не настолько быстр – по крайней мере, в масштабах системы.

Скади молчала несколько секунд, прикидывая, какие сведения можно раскрыть, не нарушив тайны. В конце концов, дела Внутреннего святилища необходимо хранить в секрете даже от Узкого совета.

– Ремонтуар, этот корабль достаточно быстр.

Открылась дверь. В нее проскочил робот, за ним показался Делмар. Ремонтуар встал и вытянул руки ладонями вперед.

– Пожалуйста, еще минуту…

– К сожалению, более не вижу возможности оставить вас наедине, – хмуро заявил Делмар.

Скади зашипела. Ремонтуар приблизился, нагнулся так, что их головы разделяло несколько сантиметров, и контакт разумов стал возможным без усиливающей аппаратуры.

– «Паслен» сможет догнать. Порог его ускорения намного выше, чем вы думаете.

– Насколько выше?

– Намного. Увидите сами. Вам достаточно знать, что «Паслен» сумеет взять след корвета и приблизиться на дальность выстрела. Само собой, вы будете со мной на «Паслене». Ведь вы солдат. Знаете оружие гораздо лучше, чем я.

– Быть может, нам бы стоило подумать о способе возвратить его живым?

– Вам не кажется, что время для этого уже прошло?

Ремонтуар промолчал, но Скади поняла: она угодила в самую точку. Вскоре он поймет ее правоту и согласится. Ремонтуар – сочленитель до мозга костей и потому примет любой образ действий, сколь угодно жестокий, если он во благо Материнского Гнезда. В этом разница между Ремонтуаром и Клавэйном.

– Скади…

– Да?

– Если я соглашусь на ваше предложение…

– У вас есть встречное требование?

– Не требование, просьба. Пусть к нам присоединится Фелка.

Скади сощурилась. Хотела уже отказать, но вдруг осознала, что причина отказа, которую она хотела привести, недейственна. Ведь Фелка тоже член Узкого совета, и ее присутствие не скажется на секретности операции.

– Чем же полезно ее участие? – спросила Скади.

– Это зависит от ваших намерений. Если вы отправляете вдогонку расстрельную команду, Фелка, конечно же, без надобности. Но если вы хотите вернуть Клавэйна живым – а живым, полагаю, вы должны его вернуть, – тогда ее полезность переоценить трудно.

Скади понимала, что он прав. Хотя признавать это было неприятно. Клавэйн нужен, чтобы вернуть «адское» оружие. Без Клавэйна операция сильно затруднится. Потому весьма заманчиво привезти его назад в Гнездо и высосать начисто накопленный за многие годы военный опыт. Но захват неизмеримо трудней, чем убийство дальнодействующим оружием. А пока Клавэйн жив, есть вероятность его попадания к демархистам. Те, несомненно, с удовольствием узнают о новой кораблестроительной программе, о намечающейся эвакуации и тайном страшном оружии.

Не исключено, что после таких известий демархисты воспрянут духом и приобретут новых сторонников, до сих пор сохранявших нейтралитет. Если соберутся с силами и при поддержке ультра и черт знает кого еще предпримут отчаянную атаку на Материнское Гнездо, все может рухнуть.

Нет. Клавэйна следует убить. Здесь и спора быть не может. Вместе с тем нужно создать впечатление открытости для чужого мнения, готовности согласиться. А значит, согласиться с присутствием Фелки.

– Это шантаж?

– Нет, Скади. Разумное предложение. Если кто и может переубедить Клавэйна, так это Фелка.

– Он не послушает ее, даже если…

– Даже если она его дочь? Это вы хотели сказать?

– Ремонтуар, он старик. Причем с маниакальными идеями. Я не хочу нести ответственность за его бредни.

Роботы расступились, позволяя Ремонтуару покинуть комнату. Скади наблюдала, как овал его лица, кажущийся независимым, отделенным от тела, вдруг пропал, будто лопнул воздушный шарик. В ходе разговора казалось иногда: есть щели в нейроблокаде, пути, по вполне понятным причинам не перекрытые Делмаром полностью. Мгновениями, словно при вспышках стробоскопа, открывалась возможность заглянуть в разум Ремонтуара. Наверное, он и не догадывался о подглядывании. А может, Скади лишь вообразила, что подглядывала?

Вообразила или нет, Ремонтуара наполняли ужас и жалость. Что же он увидел в ней?

– Делмар, я хочу знать! – резко произнесла она.

– Скади, это потом, после выздоровления. А сейчас я должен вернуть вас в кому.

– Гад! Покажи сейчас!

Он приблизился. Робот с длинной лебяжьей шеей выглядывал из-за его плеча, хромированные сочленения шеи блестели. Машина крутила головой, рассматривая и оценивая.

– Хорошо. Но не говорите потом, что я вас не предупреждал.

Блокада ушла – будто с лязгом упали тяжелые стальные заслоны. Хлынул поток данных. Скади увидела себя глазами Делмара.

В лежащей на больничной койке без труда опознала себя – голова удивительным образом осталась нетронутой. Но остальное…

Скади передернуло от омерзения, словно при виде древней фотографии в патолого-анатомическом альбоме. И захотелось скорее перелистнуть страницу.

Оборвавшийся трос рассек ее надвое. Полоснул наискось, от левого плеча к правому бедру. Будто скальпелем отрезал ноги и левую руку. Жизнеподдерживающая аппаратура закрыла раны глянцевито-белым панцирем, словно огромным нарывом, наполненным белесым гноем. Под панцирем гудело и жужжало. Откуда выходили трубки, несли жидкости в приземистые белые модули у кровати. Со стороны казалось, будто Скади закована в растущий кристалл белого металла. Он скоро поглотит ее, превратит в химеру, фантасмагорию.

– Делмар…

– Скади, мне очень жаль, но я же предупреждал…

– Вы не понимаете… Это состояние меня не беспокоит. Ничуть. Разве я не сочленитель? У нас все можно починить и вылечить, было бы время. Я уверена, вы сможете вернуть меня в прежнее состояние.

Она сразу ощутила чувство облегчения, затопившее разум врача.

– Да, конечно, со временем я смогу…

– Проблема в этом «со временем». Самое большее через три дня мне надо быть на корабле.