Текст книги "Близкие контакты седьмого рода (СИ)"
Автор книги: Алана Инош
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Близкие контакты седьмого рода
Аннотация: Сказка о прекрасной принцессе на белом... звездолёте. Ну, может быть, не совсем принцессе. И не совсем прекрасной – на любителя. Но если таки распробовать – м-м, бабушкино земляничное варенье не сравнится с этим! Незабываемые новогодние выходные обеспечены. Ну и, как водится, любовь-морковь... Но при чём здесь двулетнее травянистое растение семейства зонтичных? Пардон, небольшие недоработки словаря идиом и фразеологизмов.
Вечер тридцатого декабря подмигивал огоньками, как будто намекая: «Ну что, праздник удался?» А между тем, формально он ещё и не начинался, но у Леси от новогодней иллюминации на улицах уже рябило в глазах, а пространство время от времени икало. Ик! – лёгкое сотрясение мироздания. Ик! – моргнули лампочки, а далёкие галактики чуть сместились, заставляя астрономов теряться в догадках по поводу сего загадочного явления.
Впрочем, к чему обвинять мироздание в технических неполадках с изображением? Скажем уж правду: Леся возвращалась на такси с новогоднего корпоратива на работе. Сама за руль в таком виде она сесть не решилась и правильно сделала – от греха подальше.
Нет, она, конечно, держала себя в рамках приличий. Тёплый хмель покачивал её, здравый смысл время от времени выдавал значок «подключение с ограниченными возможностями», но в целом кое-как работал.
– Ик! Ой, – мощно тряхнуло Лесю всем телом, галактики опять вздрогнули, астероиды столкнулись. В нос ударило шаловливое эхо шампанского и мандаринового аромата. – Извините, – на всякий случай добавила она.
Таксист лишь добродушно и понимающе усмехнулся.
Доехала она благополучно, расплатилась. С тёмного неба падал мягкий, ласковый снежок, и в его пелене такси растворилось, поскрипывая колёсами по пушистому свежевыпавшему покрывалу.
Леся не сразу попала ключом в скважину замка на калитке. Ключ всё время упирался в непреодолимое препятствие, выкидывая в слегка подогретом винными парами воображении Леси табличку: «В доступе отказано». Так, кажется, бывает в кино, когда какой-нибудь хакер пытается взломать засекреченную базу данных спецслужб.
– Тьфу ты! – Леся хлопнула себя по лбу и рассмеялась.
Причина «отказа в доступе» оказалась проста: она всего лишь пыталась вставить ключ не той стороной. Как только она его перевернула, дело сразу пошло как по маслу. «Доступ предоставлен», – загорелась воображаемая зелёная табличка, замок поддался, и Леся наконец проникла в свои владения.
Домик со вторым этажом-мансардой достался ей от бабушки. Кругленькую сумму пришлось вложить в ремонт, провести интернет, сделать современные удобства. Раньше Леся отдыхала здесь только летом, но прошлой осенью перебралась на постоянное жительство. Хоть дорога до работы из пригорода удлинилась, но ей так необходим был отдых и тишина! Знаете ведь, как бывает в городской квартире: семейство этажом выше ходит в чугунных тапочках, соседи справа сверлят стену уже третий год, делая в ней девятитысячную по счёту дырку, снизу живёт мнительная бабушка, которая уверена, что все звуки исходят именно от вас, и пишет на вас жалобы... В частном доме ничего подобного нет. Покой и тишина.
– Эхх, игррррай моя гаррмошка... кхы, кхы, кхххх, – выписывая ногами зигзагообразную траекторию по улице, тащился поддатый Петрович, живший через четыре дома от Леси.
Ну, разве что такое бывало. Новый год ведь – что поделать. Петрович был в целом безобиден, никого по пьяной лавочке не задирал. Мог только куда-нибудь свалиться и захрапеть. Так-то он был мужик хозяйственный и мастеровой – когда трезвый. Руки золотые. Когда-то он Лесе с ремонтом помог, тем самым сократив расходы.
А отдыхать Лесе в загородной тиши было от чего. К своим тридцати трём годам она руководила отделом на промышленном предприятии. Работа была напряжённая, причём в последний год стрессы как-то уж очень крепко навалились. Леся держалась достойно, но усталость копилась, как снежный ком. За этот последний год она вымоталась, как не выматывалась за всё время работы. А здесь, дома – как в крепости. Она сидела в кресле у камина с бокалом вина, и никаких тебе бабок-кляузниц, никаких чугунных шаров, катающихся наверху, никакого сверления мозгов от соседей справа... Пусть они там делают свою стену-соты, а здесь – только янтарное пламя камина, хорошее вино и покой. Городскую квартиру она сдавала – какая-никакая, а прибавка к зарплате.
Уходящий год вымотал её и на личном фронте. Отношения с Марьяной становились месяц от месяца тяжелее, и причиной тому была необузданная ревность. Это были какие-то американские горки: то всё прекрасно, гладко и замечательно, то вдруг в Марьяне пробуждался спящий вулкан, готовый залить лавой всё живое в округе. Марьяна могла заваливать Лесю SMS-сообщениями целый день: «Где ты? Что ты делаешь? С кем ты сейчас?» Леся, улучив секундочку, украдкой отвечала: «Я на совещании, давай попозже». Конечно, следовал гневный ответ: «Придумай уже отмазку поновее! В общем, можешь забыть ко мне дорогу...» Леся знала, что будут ещё SMS-ки, но, сжав зубы, отключала телефон на время совещания.
Всё заканчивалось примирением, но каких нервов это стоило Лесе! Если бы не эти периодические припадки бреда ревности, Марьяна была весёлым, обаятельным и интересным человеком, с огоньком во взгляде и копной тёмных коротких кудрей. Вся она была словно электрическая... И взрывная, увы. Эти взрывы оставляли в душе Леси воронки, которые затягивались ох как долго...
Была ли у Марьяны хоть одна реальная причина так бешено ревновать? На сторону Леся не смотрела, ни с кем не заигрывала. В её жизни существовала только работа, чтение книг на досуге и Марьяна. Да, она была красивой женщиной. Она напоминала актрису Анастасию Вертинскую в молодости – ту, что играла роль Гуттиэре в фильме «Человек-амфибия». Её прозрачные глаза, похожие на голубые топазы, мерцали и переливались озорными искрами, когда она смеялась, а когда плакала, сверкали ещё ярче. Правильный точёный носик, маленький коралловый рот, лёгкая, воздушная фигурка, на которой особенно очаровательно смотрелись приталенные наряды... Она была как статуэточка, тонкая и грациозная, выточенная рукой влюблённого мастера. Конечно, это притягивало взгляды. И не только мужские. Но Лесе легкомысленное поведение было чуждо, не любила она кокетничать, хотя вся её природная красота к тому располагала. Разве только за эту красоту и можно было её ревновать... Наверно, только ею она и провинилась.
В итоге в ноябре Марьяна стала бывшей девушкой Леси. Мало того, что на работе той приходилось несладко, да ещё эти выкрутасы и истерики возлюбленной... Жили они не вместе, встречаясь то у Леси, то у Марьяны, и их это устраивало. Поэтому обошлось без дележа имущества, включая бельё, сковородки, фены и тазики. Марьяна ещё долго бушевала, пыталась ей писать в социальных сетях, но Леся её всюду заблокировала, внесла её номер в чёрный список. Однако Марьяна умудрялась обходить заслоны: регистрировала фейковые временные аккаунты, звонила с чужих номеров.
А два дня назад она приехала к Лесе домой – вся такая тихая, виноватая, смиренная.
– Лесь, давай начнём всё с начала, а? Я понимаю, что вела себя как идиотка. Я... Я даже слов таких не знаю, как себя назвать!.. Но такого больше не повторится, клянусь.
Леся только вздохнула. Всё это она уже слышала, и не раз. Камнем на сердце повисло понимание: ничего не изменится. Может, первые месяц-два Марьяна на эйфории от воссоединения и будет паинькой, но потом всё начнётся снова.
– Марьяш, всё, – глухо проговорила она. – Я ничего не хочу возвращать. Я вообще уже ничего не хочу. Устала я, понимаешь? Устала.
– Лесенька, солнышко, всё будет по-другому, обещаю! – горячо заверяла Марьяна, сверкая этим своим слегка сумасшедшим электричеством в глазах и пытаясь протиснуться сквозь приоткрытую калитку, удерживаемую цепочкой. – Я всё осознала, я исправлюсь!
– Не верю я в это, – вздохнула Леся. – Я дорожила тобой, любила несмотря ни на что и пыталась сгладить углы... Но у всех есть предел. И у меня тоже. И он наступил.
– У тебя что, уже кто-то есть? Есть? – раздувая ноздри, сразу ощетинилась Марьяна. – Я так и думала!!!
В её тёмных, пристальных, бешеных глазах Лесе почудилось что-то страшное... Крошечные ледяные лапки пробежали по лопаткам от ужаса. В голове проплыли отстранённые кадры криминального репортажа с нею самой в главной роли. Рука сама захлопнула перед лицом Марьяны калитку и задвинула тугой засов.
– Открой! – бесновалась та, колотя кулаками в дверь, в забор. – Открой сейчас же, дрянь!
– Не смей меня оскорблять! – срывающимся голосом крикнула ей в ответ Леся. – А будешь тут дебоширить – полицию вызову!
Шум вскоре стих: видно, Марьяна ушла, несолоно хлебавши. А Леся в гостиной сползла на корточки, скользя спиной по стене. Раньше, бывало, она недоумевала: а как это вообще – убийство из ревности? А вот так.
Её ещё долго трясло. Вместо обычного бокала вина у камина в тот вечер она выпила три. И пожаловаться-то было некому... Родители умерли, с братом у Леси были натянутые отношения: тот выпивал, пристрастился к азартным играм и скакал с одной работы на другую, нигде не задерживаясь. Он завидовал успешной карьере сестры и злился, что бабушкин дом достался не ему. Но Леся не сомневалась: брат-игроман непременно спустил бы наследство. Вот и бабуля так же думала...
...Всё это Леся оставляла за припорошёнными свежим снежком плечами, шагая по тропинке к крыльцу. Земля чуть плыла под ногами, но она добралась до двери и зазвенела ключами в поисках нужного. Ох, и сыграло же с ней шутку это шампанское... Ох уж эта Анжела, чертовка грудастая! Три года вместе работали, а Леся её ни разу не пощупала. Как там говорится? Назови человека сто раз свиньей – и он захрюкает. Сколько раз Леся выслушивала от Марьяны необоснованные обвинения в изменах – не счесть. Пора уже, в конце концов, и оправдать... Ик! К счастью, внезапная икота вывела здравый смысл из режима гибернации, и Леся оборвала себя на полудвижении: рука, потянувшаяся было к весомым прелестям секретарши, в последний момент свернула в сторону блюда с мандаринами. Сколько их Леся съела? То ли семь, то ли восемь... Отсюда и «праздничная» отрыжка. Душистые оказались, и впрямь новогодние, хоть и кисловатые.
Леся, возясь с ключами, время от времени вздрагивала плечами и диафрагмой от этих уже ставших утомительными спазмов. А ещё некстати зачесалось в носу, и она, чихнув, выронила ключи. Они неудачно свалились куда-то в снег у крыльца – и утонули.
– Да ёлы-палы...
Ещё б тут не расстроиться: ведь ей, и без того не вполне твёрдо державшейся на ногах, предстояло рыться в леденящем снегу в поисках этих дрянных ключей... Что поделать? Вздыхая и отдуваясь, Леся спустилась, нагнулась и приступила к поискам. Вид сзади у неё был весьма соблазнительный, но кровь сразу зашумела в голове, и пришлось присесть на корточки, чтоб не потерять не только равновесие, но и сознание. Металлоискатель бы...
– Уфф...
На её беду, она не закрыла за собой калитку. И в эту-то брешь и просочился враг... А точнее – Марьяна. Увидев её осатанелые глаза, совершенно безумные и светившиеся диким электрическим огнём, Леся громко икнула и села на снег. Ноги вдруг отказались служить ей.
– Что, нахрюкалась до поросячьего визга? – прорычала Марьяна. – Уже с кем-то переспала на своём корпоративе? С кем? Ну?! С этой Анжелкой, у которой вымя, как у коровы? С ней, да?! Да она же со всем офисом путается!
Хоть вместе они и не работали, но Марьяна с дотошностью то ли сыщика, то ли маньяка всегда разнюхивала всё – «держала руку на пульсе». Заочно она знала всех коллег Леси. С каждым словом Марьяна встряхивала её за плечи, обдавая запахом спиртного.
– Уйди, оставь меня в покое, ты невменяемая! – Голос от ужаса осип, а мочевой пузырь был готов сделать опис. Тот ещё каламбур... Это было бы смешно, если бы не было так жутко.
– Это я невменяемая?! – ревела Марьяна-Халк, потрясая в воздухе кулаками. – Это я?!
Из её перекошенного рта хлынул такой поток ругательств, что Леся зажмурилась. В ней теплилась надежда лишь на то, что та выпустит пар словесно, а до действий дело не дойдёт. Растерянная, увязнувшая в нелепой заторможенности, Леся лишь вжимала голову в плечи...
Марьяна вдруг смолкла на полуслове и замерла, будто парализованная, её глаза выпучились, а лицо приобрело перекошенный, ошарашенный вид – совсем как в мультике «Том и Джерри», когда кот получает чем-нибудь тяжёлым по голове. В следующую секунду Марьяна рухнула в снег, как подрубленное дерево. Прямо и ровно, брёвнышком, руки по швам.
Снег падал безмятежно и ласково, как и прежде, и сквозь его пелену потрясённая Леся увидела высокую и стройную незнакомку в облегающем светло-бежевом комбинезоне и сапогах. Сомнений в том, что это женщина, у Леси не возникало: маленькая, но всё-таки заметная грудь, женские черты лица, телосложение... Лицо – холодноватое, правильное, с большими глазами удивительного, фиолетового с золотыми прожилками цвета. Короткие тёмные волосы были зачёсаны со лба – высокого, белого и гладкого. Губы – сурово сжаты.
– В-вы... вы кто? – заикнулась Леся.
И поняла, что весь хмель разом прошёл.
Незнакомка изящными, но сильными руками помогла ей встать, обследовала её каким-то приборчиком наподобие наручных часов у себя на запястье.
– Всё в порядке, повреждений нет. Агрессия – это несусветная дикость! Это атавизм, которому место в далёком прошлом! Прости, я не представилась. Меня зовут Айяла.
Разговаривала она довольно бегло и правильно, но с лёгким акцентом. Эти глаза... Совершенно неправдоподобного, не встречающегося в природе цвета. В сочно-фиолетовой радужке мерцали золотые ниточки, а из черноты зрачков на Лесю смотрел древний космос.
Первое потрясение отступило, и Леся обратила взгляд на «брёвнышко» у своих ног, пощупала пульс на сонной артерии. Ничего не нащупала и закричала:
– Вы что с ней сделали?! Вы её убили?
– Успокойся, – промолвила Айяла. – Эта скандальная особа только погружена во временный анабиоз. Мне пришлось это сделать, чтоб прекратить её агрессию. Она придёт в себя без каких-либо последствий для своего здоровья.
– Анабиоз? Вы кто вообще? – попятившись уже от несколько другого ужаса, пробормотала Леся. – И почему вы мне тыкаете? Мы что, знакомы?
– Просто в нашем языке не существует обращения на «вы», – спокойно объяснила незваная гостья. – И множественное число в этом случае для меня непривычно. Прости, если прозвучало неучтиво. Отвечаю на твой вопрос: я – с планеты Эйя. Я путешествую в поисках новых впечатлений.
– Что за... бред? Научная фантастика какая-то, – пролепетала Леся.
– Отнюдь, – сказала Айяла. – Смотри.
Она взглянула куда-то в сторону, блеснув огоньками в глазах, и во дворе замерцали очертания вытянутого предмета. Сперва он выглядел прозрачным, как сгусток воды в невесомости, сквозь него просвечивали кусты смородины и забор, но потом сполохи радужного сияния сделали его более плотным, материальным. И вот перед Лесей предстал серебристый летательный аппарат в несколько раз больше самого крупногабаритного автомобиля-внедорожника. Он левитировал над заснеженным участком, не касаясь его и не оставляя следов. У Леси вырвался запоздалый, заблудившийся «ик», хотя хмель как ветром сдуло. Ей вдруг вспомнились вздрагивающие галактики и сходящие со своих орбит планеты... Неужели её икота вытряхнула из глубин Вселенной... вот ЭТО вот?.. Абсурд, конечно, но она будто чувствовала. Не зря её мысли, вспененные пузырьками шампанского, потянуло на космическую тему. Кстати, идея для писателей-фантастов: Великий Демиург, создатель миров, перебрал вечером в пятницу, и сила его Великой Созидающей Икоты столкнула какие-нибудь там молекулы, и получилась вот такая вот... штуковина. Штуковина, в которой мы сейчас живём.
– О-фи-геть, – раздельно, по слогам произнесла потрясённая Леся и села в снег. Что-то твёрдое впилось... Опа, а вот и ключи. Металлоискатель не понадобился, достаточно оказалось ищущих на себя приключений «вторых девяносто».
А в глазах Айялы вдруг замигали зелёные огоньки – что-то вроде курсоров на мониторе компьютера. Мигнули они раза два или три и исчезли.
– Прости, что? – переспросила она в лёгком замешательстве. – О-фиг-еть... Корень «-фиг-». Но какое отношение к этому имеет плод субтропического листопадного растения, иначе называемого инжиром? Ты хочешь сказать, что переела фиг?
У Леси невольно вырвался фырк. Удивительно, как в таких диких обстоятельствах она вообще могла выдавливать из себя какое-то подобие смеха: Марьяна валялась бревном на снегу с перекошенным лицом кота Тома, получившего бейсбольной битой по макушке, а невысоко над землёй в её собственном дворе парил инопланетный летательный аппарат – совершенно реальный, хоть сейчас протяни руку и потрогай.
– Это – образное выражение, – хмыкнула она. – Это значит – я в шоке.
– Ах да... – И Айяла опять замигала зелёными огоньками. – Кажется, в словарь идиом и фразеологизмов русского языка, который загружен в мою память, вкралось упущение. Ну ничего, я сейчас внесу дополнение. – Через секунду она сообщила: – Готово. Благодарю тебя за усовершенствование моего словаря. Перед путешествием я загрузила себе в мозг кое-какую информацию о вашей цивилизации, но некоторые пробелы в моих знаниях, вероятно, есть. Буду признательна тебе, если ты по ходу нашего общения их восполнишь... Гуттиэре.
А вот теперь настала очередь Леси пробормотать:
– Прости, что?
Удивительные глаза Айялы были очень близко, они жили и дышали золотыми прожилками, переливаясь всеми оттенками фиолетового – от нежно-сиреневого до глубокого, почти космического. Лесю будто обнял кто-то незримый – мурашки скользнули по телу зябким ветерком.
– Изучая вводный курс в человековедение, я познакомилась также с кинематографом, – шевельнулись губы Айялы совсем близко от лица Леси. – У нас есть искусство, но оно представлено другими видами, которых на Земле не существует. Кинематографа в вашем, человеческом понимании среди них нет. Есть так называемое «погружение», чем-то похожее на вашу виртуальную реальность, но гораздо более высокого качества, которого вы пока не достигли. Зрителю не нужны шлемы, перчатки, костюмы и прочие приспособления, воздействующие на тело. Он просто входит в иной мир, не «максимально приближенный» к реальному, а неотличимый от него. Ваш кинематограф – интересное явление, хоть и двухмерное. К сожалению, мы располагаем всего несколькими ознакомительными отрывками из ваших фильмов. Из всех мне больше всего... как это у вас говорится? Запал в душу фрагмент с этой девушкой... Гуттиэре. И я решила её во что бы то ни стало отыскать. И нашла.
Тонкие длинные пальцы Айялы коснулись щёк Леси, пульсирующие оттенками глаза вводили в мягкий транс. Это было сродни хмелю, только гораздо тоньше, волшебнее. Почти онемевшими от этого хмеля-транса губами Леся всё-таки проронила:
– Я не актриса Анастасия Вертинская. Хоть все и говорят, что я похожа на неё. Но она – гораздо старше. – И, видя в глазах Айялы зелёные курсоры недоумения, добавила проще: – Я – не Гуттиэре. Я только похожа. Я – Леся.
– Даже если ты действительно лишь похожа, то сходство поистине удивительное, – промолвила Айяла. И повторила, как бы пробуя имя на вкус: – Леся, Леся... Мне нравится. Благозвучно. Позволь спросить: а по какой причине эта скандалистка... – Она покосилась на «брёвнышко» в анабиозе. – По какой причине она повышала голос на тебя?
– В двух словах не расскажешь, – вздохнула Леся.
– Ты хочешь сказать, что это долгая история? Я никуда не спешу. Позволь только мне сначала... – Айяла опять сверкнула глазами, и Марьяна с лёгкой вспышкой... исчезла. – Ну вот, так гораздо лучше.
У Леси сам собой открылся рот.
– Куда она делась?!
– Она была телепортирована по своему месту жительства, – пояснила Айяла. – Очнётся через сутки у себя дома. Хотя я не вполне понимаю твоё беспокойство об этой неадекватной дикарке. Она вела себя возмутительно, и у меня возникли опасения, что она может причинить тебе вред. Поэтому я не могла не вмешаться.
Слегка придя в себя после зрелища мгновенной телепортации, Леся поняла, что уже окончательно протрезвела. Ещё б не протрезветь с такой... фантастикой наяву. Ей ничего не оставалось, как только пригласить Айялу в дом. Она растопила камин и задумалась: чем же попотчевать гостью из далёкой-далёкой галактики? Может, она не ест земных продуктов? Впрочем, вопрос быстро решился: у той был всезнающий сканер, который анализировал всё, в том числе и химический состав пищи. Айяла отвергла мясо и колбасу, а вот от слабосолёной форели и фруктов не отказалась. Также она вежливо отстранила от себя вино:
– Благодарю, но наша раса очень чувствительна к этиловому спирту. Даже небольшая и безопасная для человека доза может убить нас.
– То есть получается, тебе даже кефир нельзя? – удивилась Леся. – Там маленькая граммулечка алкоголя есть.
Айяла просканировала своим прибором пластиковую бутылку кефира.
– По данным сканера, такое содержание этанола – предельно допустимое для нас. По вашим меркам, от данного продукта я испытаю сильное опьянение.
– Хм, забавно, – хмыкнула Леся. – То есть, тебя унесёт от стакана кефира, как от стакана водки?
– Унесёт? – В глазах Айялы зелёными огоньками снова замигал лингвистический поиск.
Леся охотно пояснила, и та внесла в свой словарь недостающую статью.
– А словарь русского мата ты себе не загрузила? – с усмешкой-прищуром спросила Леся, пододвигая к разгоревшемуся в камине огню два кресла.
– Увы, пласт обсценной лексики я пропустила, – призналась эйянка, устраиваясь в предложенном кресле.
Села она очень изящно, склонив сомкнутые колени чуть в сторону. По сравнению с миниатюрной Лесей, она казалась долговязой, с длинными руками и ногами, но двигалась грациозно и ловко.
– А зря, – вздохнула Леся. – Потому что нашу с Марьяной историю без мата не расскажешь, увы...
– Если тебе неприятно об этом говорить, я могу сама считать информацию из твоего сознания, – сказала Айяла. – Да и время это сэкономит.
Она просто приложила пальцы к вискам Леси и закрыла глаза. Ничего особенного Леся не ощутила – не успела, потому что Айяла уже через несколько секунд отняла пальцы и разомкнула веки. И всё-таки Лесе стало немного не по себе: кто-то чужой копался в её памяти... Может, Айяле стало известно и то, как Леся в детстве проказничала, поливая из шланга развешенное на верёвке бельё бабушкиной соседки, так что оно у неё никак не высыхало целую неделю?
– Мне непонятно в этой истории лишь то, что ты так долго оставалась в морально тяжёлых для тебя отношениях, – проговорила эйянка. – Они должны приносить радость и удовольствие, а не страдания.
Леся не знала, что сказать. Повисло молчание, нарушаемое лишь треском огня в камине. Она подошла к наряженной ёлке и включила гирлянду.
– Кажется, я знаю, – обрадованно вскинула палец Айяла, вызвав в своей памяти нужный параграф культурологической информации. – Это традиция праздновать наступление нового календарного года. Когда-то в древности мы тоже отмечали Новый год, но потом этот праздник утратил своё значение. Но, кажется, я заставила тебя почувствовать неловкость? Приношу извинения. Давай сменим тему, если ты не против.
Леся пожала плечами и вернулась в своё кресло. Она потягивала маленькими глоточками кофе со сливками, а эйянка пила свежевыжатый мандариновый сок. Этот фрукт пришёлся ей весьма по вкусу, а вот от кофе она лишь поморщилась.
– У нас есть подобный напиток, но он гораздо тоньше и приятнее. А этот... просто обжигает вкусовые рецепторы. – Айяла с удовольствием отпила глоток мандаринового сока. – Я вот о чём хотела тебя попросить, Леся. Как я уже сказала, мы располагаем только фрагментами ваших фильмов. Я бы хотела, если это возможно, увидеть фильм о Гуттиэре целиком.
В течение следующих полутора часов они смотрели картину. Айяла ни о чём не спрашивала, сидела неподвижно, вперив взгляд своих удивительных глаз в экран. Когда фильм закончился, она произнесла:
– Я не всё понимаю, но это неважно. Неважен сюжет. Я готова смотреть этот видеоряд только ради Гуттиэре. Ради неё я сюда и прилетела.
Это прозвучало весьма романтично. Гипнотические глаза воззрились на Лесю, а тонкие, очень длинные пальцы опять коснулись её щеки.
– Прости за любопытство... А что у тебя в глазах мигает, когда ты ищешь что-то в словаре? – задала Леся не дававший ей покоя вопрос. – Ты ведь как будто не робот... Ты же живая?
– Это многофункциональные линзы, – объяснила Айяла. – Старая, но удобная технология. Используются в том числе и как панель управления множеством приспособлений. Через них я могу «без рук» управлять звездолётом, компьютерами, получать и отправлять текстовые и видеосообщения, снимать видеоролики и фотоизображения, считывать разнообразную информацию, работать с теми же словарями. Также в них встроен мини-излучатель для введения в анабиоз. Это технология самозащиты. Мы – не воинственный народ, но представители других цивилизаций разные бывают.
– Интересно... А расскажи о своей планете, – попросила Леся.
– Словесная передача информации отнимает много времени, – сказала Айяла. – Я введу её тебе прямо в сознание. Не бойся. Это не причинит тебе вреда.
Снова мягкие, чуть прохладные пальцы коснулись висков. И в мозг Леси потекли образы, картинки... Но не плоские, а наполненные смыслом, который разворачивался с трёхмерной живостью и объёмом. И это было похоже даже не на фильм, а на... реальность, живую и настоящую, осязаемую.
Эйю населяли существа с женским обликом, но способные оплодотворять друг друга. Они давно не воевали, строили прекрасные города, создавали чарующую музыку и «поющую скульптуру». В человеческих понятиях этот вид искусства было не объяснить, это следовало видеть и слышать. Института брака у эйянок не существовало. Две понравившиеся друг другу особи зачинали потомство, а потом либо поддерживали отношения, либо расставались, чтобы найти новых партнёров. Никто друг другу не устраивал сцен и скандалов, у них не было чувства собственничества. Век эйянок был долог – до пятисот земных лет, поэтому за свою жизнь они успевали и построить карьеру, найти свой путь к самовыражению и творческой самореализации, и продолжить свой род. Для всего было своё время. Часто зарождение новой жизни происходило в пробирке, но если беременность наступала естественным путём, по желанию эйянки крошечный плод через короткое время после зачатия извлекали (эйянские технологии позволяли сделать это без вреда для него) и быстро перемещали в искусственную матку, где он тут же обрастал сосудами, которые доставляли к нему питательные вещества. Естественные роды были уже не в моде, их вытесняли такие вот инкубаторы. Когда дитя было готово к жизни вне искусственной утробы, счастливые родительницы приходили за своим ребёнком и забирали его.
...Леся открыла глаза. Ей потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя после этого погружения в инопланетную действительность.
– Ты выглядишь не так, какими я видела твоих... сородичей, – проронила она.
– Это маскировочный костюм, – ответила Айяла. – Он имитирует внешность людей. Я предстала в нём перед тобой, чтобы ты не слишком... офигела.
У Леси вырвался смешок. Не потому что словечко было употреблено неверно, просто оно прозвучало забавно из уст эйянки.
– Мне вполне хватило Марьяны в анабиозе, телепортации и твоего звездолёта, чтобы не только офигеть, но и... – И Леся сжала губы, не дав вылететь «воробью» – более ядрёному словечку.
– Что-что? – сразу насторожилась Айяла, жадная до новых знаний.
– Пожалуй, тебе это слово знать не обязательно, – смущённо засмеялась Леся. – Оно относится к... э-э, непристойной лексике.
– Я лишь из чисто лингвистического интереса, – сделав невинные глаза, сказала эйянка. – Обещаю, что не стану его произносить.
– Это более сильный синоним, – хихикнула Леся. – Иди сюда, на ушко скажу.
Эта близость к Айяле пробуждала в ней странное чувство – будто лёгкие искорки падали и нежно таяли на коже. Её рука сама потянулась к коротким тёмным волосам эйянки, но они были искусственными – частью маскировочного костюма.
– А ты через этот костюм вообще что-то чувствуешь? – полюбопытствовала она.
– Не очень хорошо, – призналась Айяла. – Он задерживает до девяноста процентов тактильных ощущений. Я не могу в полной мере ощутить тепло твоей кожи... моя Гуттиэре.
– Ну, так сними его, – предложила Леся. – Я всё равно уже видела вашу внешность, когда ты мне вводила в мозг сведения о вас. Я не испугаюсь, правда. Можешь быть собой и не маскироваться под человека.
– Хорошо. – И губы Айялы приподнялись уголками в намёке на улыбку.
Она нажала что-то на задней стороне шеи, и человеческая оболочка сползла с неё, как кожа со змеи – вместе с комбинезоном. Под ним, впрочем, оказался его двойник – Айяла предстала перед Лесей отнюдь не нагишом, зато без волос. Её красивый и блестящий, изящный череп был начисто лишён даже пеньков волос, даже намёка на корни. Цвет её кожи был довольно смуглый – как какао на молоке. Кожа лоснилась и поблёскивала, как атлас. На месте бровей мерцали вживлённые голубые стразы разного размера – по четыре на каждую бровь. Нос оказался ещё тоньше, с узкими ноздрями, а рот – плотно сжатый, тонкогубый, небольшой. По бокам шеи свисала бахрома из тонких выростов длиной в палец, похожих на макароны. Только глаза оставались прежними – чарующе-фиолетовыми, нереальными, колдовскими.
Рука Леси невольно потянулась к «макаронам». Она не испытывала ни страха, ни брезгливости, только любопытство. Они оказались очень мягкими – нежнее, чем пальчики новорождённого ребёнка. А Айяла от прикосновения вдруг содрогнулась, судорожно втянула воздух и закрыла глаза.
– Что? Больно? – испугалась Леся.
– Нет. Не больно. – Открывшиеся глаза Айялы затуманились, словно от хмеля. – Эти выросты очень... чувствительные. Я ощущаю не боль, а возбуждение. На нашем языке они называются ийялакури. Переводится приблизительно как «нити удовольствия».
Эти «нити» были удивительно приятными и нежными на ощупь, тёплыми и пахли чем-то вкусным, сладким, кондитерским. Какой-то запах из детства. Леся не могла припомнить и понять, что именно он напоминал... То ли изумительно вкусное пирожное, то ли торт, то ли печенье. Волшебное, сказочное ощущение. От него нежно щемило внутри, всё сжималось, ныло. Просто изнывало.
– Любопытно, – проговорила Айяла. – Оказывается, наши феромоны действуют и на вас. Этот вопрос у нас не изучался...
Запах сводил с ума, пьянил крепче вина, ломал все преграды и барьеры. Леся была готова запрыгнуть на Айялу и обхватить ногами, и это не казалось ей странным и диким, неестественным. Если вглядеться, в инопланетном лице проступала особенная красота и гармония. Но больше всего Лесе хотелось ощутить её внутри себя...
