Текст книги "Небо и горы (СИ)"

Автор книги: Алана Инош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Алана Инош

Небо и горы

Аннотация:

Дочь любимой женщины повзрослела и влюбилась. Если её мать покорили горы, то Надино сердце попало в плен к небу – сероглазому и улыбчивому. Отчаянный приказ: «Живи!» – остаётся в силе теперь уже для двоих дорогих ей людей.

Привязанные к шпалере двухметровые малиновые кусты качались над двумя макушками – длинноволосой и коротко стриженной. Обладательница длинной шевелюры, озарённой солнечным нимбом, тянулась к высоко висевшим ягодкам, срывала их и складывала в подвешенное на шею ведёрко из-под майонеза – портативное приспособление для сбора урожая, позволявшее обеим рукам оставаться свободными.

– Ой, блин... Тьфу ты, зараза! – досадливо проворчала она.

Спелые ягоды падали на сырую после вчерашнего дождя землю от малейшего прикосновения. Некоторые длинноволосая девушка успевала поймать, другие бесследно пропадали в сумрачной глубине кустов. Их было жаль.

– Что такое? – вынырнула за её плечом стриженая голова.

– Да малина осыпается... Ой, ну вот, опять ягодка хорошая упала!

Надя присела на корточки. Там, в прохладной зеленоватой полутени, тоже висели сочные малиновые сокровища, спрятанные под шатром листьев. Снизу обзор был лучше. А ещё там открывался приятный вид на стройные ноги в серых джинсах и кожаных кроссовках – чёрных с красными полосками и такого же цвета шнурками. Они давили подошвами осыпавшиеся ягоды – невольно, конечно, но у Нади всё равно ёкало от жалости сердце. Впрочем, она не могла не любоваться этими ногами – сильными, атлетическими, с красивыми икрами и твёрдыми, великолепно очерченными мышцами бёдер. Они не были чрезмерно накачанными – в самый раз для девушки. Джинсы плотно облегали их и сидели превосходно, выгодно подчёркивая все достоинства.

– Надь, ты где? – зазвенел сверху смешок.

Надя шаловливо тронула одну из этих тугих выпуклых икр, и их обладательница, фыркнув, тоже нырнула в недра малинника – в тонком кожаном пиджаке, сероглазая, с улыбчивыми ямочками на округлых щеках. Она изящным ловким движением присела прямо перед Надей, так что их колени (одна пара – в джинсах, вторая – под подолом сарафана) – соприкоснулись.

– Ты чего тут спряталась?

– Я не прячусь, я малину собираю. – Надя взяла пальцами веточку, на которой сияла в солнечном луче драгоценная рубиновая гроздь – вся как на подбор спелая, полупрозрачная, налитая сладким соком. – Вон её здесь сколько!

Не устояв перед соблазном, она потянулась к крупным, отборным ягодам губами, но угодила в поцелуй – внезапный, головокружительно-нежный, с малиновым вкусом.

– Светлячок, здесь же бабуля...

Договорить ей не дали, накрыв ей рот вторым, более продолжительным и глубоким поцелуем. Он щекотал и ласкал легонько и быстро, как крылья бабочки, и от него по телу разбегались острые стрелы-молнии чувственных мурашек – то мороз, то жар, то всё вместе... Где-то неподалёку копалась в огороде бабушка – то ли помидоры пасынковала, то ли капусту окучивала. Она не могла их видеть, поцелуи были надёжно скрыты шатром густо переплетённой листвы, но лопатки Нади всё равно гладил будоражащий холодок. Она представила Светлану бабушке как свою подругу – ПРОСТО подругу, тогда как на самом деле... А на самом деле вокруг них висели рубиновые кулоны ягод, безветренно молчала озарённая солнцем зелень, дышала сырой прохладой земля, а где-то в недосягаемой леденящей высоте безмятежно раскинулось ясное небо – любимая стихия Светланы.

Имя ей очень шло: её круглое, как солнышко, лицо сияло внутренним светом, лучилось упругой энергией, а на щеках вскакивали ямочки – щекочущие сердце озорные солнечные зайчики, неизменно сопровождавшие её белозубую ослепительную улыбку. От этой улыбки Надя всегда чувствовала себя как на пружинках – неугомонных, безудержно весёлых и озорных. Не спастись сердцу от них: затолкают со всех сторон, защекочут до обморока, до сладкой дурноты, до провала в бескрайний воздушный океан.

Прямые русые волосы Нади падали плащом на спину и плечи, колючие малиновые ветки цеплялись за них; девушка бы с удовольствием убрала их в узел, но Светлана сказала: «Я люблю, когда ты их распускаешь». И она пробиралась через малинник с распущенной шевелюрой – чтобы быть красивой для неё, чтобы чаровать и радовать. И сердце пищало от восторга, читая в тёплых серых глазах Светланы очарованность и восхищение, лучистое и солнечное. Та тронула пальцами прядь, чуть откинув её от лица Нади, погладила по щеке, и Надя прильнула к её ладони. Ресницы и губы Светланы дрогнули, точно в грудь ей попал незримый горячий луч и пронзил ей сердце стрелой.

– Надь... Какая ты красивая! Ты ангел, – шепнули её губы, грея дыханием ушко девушки.

– А ты разве знаешь, какие они бывают – ангелы? – Надя ёжилась от щекотки и старалась отвечать как можно тише. Бабушка плоховато слышала, но всё равно лишняя осторожность не помешает.

– Конечно. Я их видела.

– Там, в небе?

– Угум...

– И какие они?

– Как ты... Только ты – лучше.

Шёпот струился солнечным теплом, окутывая сердца в малиновом уединении. Надя сладостно жмурилась и подставляла то щёки, то губы под поцелуи, которые сыпались бессчётно, как ягоды из ведёрка. Светлана обожала целоваться и льнула к ней при каждом удобном случае. Именно она по-настоящему открыла Наде всю сладость этого чувственного занятия – нежностью крыльев бабочки, тёплой искренностью распахнутого настежь сердца. Она будто на ладонях себя преподносила в поцелуе, дарила себя с трогательной доверчивостью, восхищаясь Надей, как чудом. Восторг был написан на её подвижном, открытом лице – во взлёте бровей, в трепете ресниц. Она была не из тех, кто скрывает чувства. Надя, более сдержанная и загадочная, сперва напрягалась под потоком предельно ясных, ничем не прикрываемых эмоций, но Светлана и её «скорлупку» расковыряла, достала наружу девичье сердце и ласково, восхищённо грела его в своих крепких, широких ладошках. Приглашая её на дачу, Надя в глубине души опасалась, как бы бабушка не заподозрила неладное: ведь у Светланы – её бесхитростного Светлячка – всё на лице написано. На лбу крупными буквами красовалась надпись: «Я влюблена по уши».

Но бабуля накормила внучку и её «подругу» блинами со сметаной, дала попробовать крыжовникового варенья свежего урожая, а потом отправила обеих собирать малину – «а то осыпется». Вот они и собирали – вернее, Надя добросовестно складывала урожай в ведёрко, а Светлана – на правах гостьи – в основном бросала ягодки себе в рот. Ну, и не упускала случая под прикрытием листьев и веток сорвать поцелуй-другой с ярких от малинового сока губ Нади.

Надя вскрикнула и зашипела, ощутив жгучее прикосновение коварно притаившейся в зарослях малинника крапивы.

– Эта зараза – просто неистребимая, – сердито процедила она. – Вроде весной дёргали её с бабушкой, выкапывали, а она всё равно вылезла.

Наконец малина была собрана, и они выбрались из колючих прохладных объятий на открытое солнечным лучам пространство сада. Бабушка показалась из теплицы с ведром, полным ненужной помидорной ботвы.

– Ну что, обобрали ягоду? Молодцы. Надя, ты отнеси их в дом да поставь там, на кухне... Это!

– Которое? – с улыбкой спросила Надя.

– Что я сказать-то хотела? – мучительно вспоминала бабушка. Наконец её озарило: – А! В малине крапивы-то много?

– Ужас как много, она меня всю изжалила, – пожаловалась Надя.

– Надо её повыдергать, а то ягоды брать прямо невозможно из-за этой сволочи, хоть скафандр надевай... Пройдитесь-ка там, девочки, да подёргайте её. Или лучше лопатку возьмите, выкапывайте с корнем. Да перчатки оденьте! Голыми-то руками не беритесь...

– Есть выкапывать с корнем! – дурашливо козырнув, отозвалась Светлана. – Разрешите выполнять?

Галантно выхватив у Нади лопату, она героически ринулась на борьбу со жгучим сорняком. С усердным кряхтением она вонзала штык инструмента, приподнимая длинные, ползучие желтоватые корни из земли, а Надя в плотных рукавицах дёргала крапиву. За такой работой было уж не до красоты, и она закрутила волосы в узел под зажим, чтоб не путались вокруг лица и не цеплялись за ветки.

– Ого, ни фига себе травка! – проговорила Светлана, когда они выдрали мощный крапивный стебель выше человеческого роста. – У нас по краям лётного поля тоже заросли, но не такие высоченные. Но много её – страх! Невысокая, приземистая, но толстая! Листья – с ладонь, а шипы – хоть гвозди из них делай. Если в такую упасть, живого места не останется.

– А ты когда на соревнования едешь? – спросила Надя, распрямившись и смахивая тыльной стороной рукавицы приставший к вспотевшему лбу сухой листик.

– В августе, шестнадцатого. Нас по каналу «Спорт-5» показывать будут – прямая трансляция. Может, и я своей рожей засвечусь. – И Светлана выгнула бровь, подмигнула.

– Я буду смотреть. И болеть за тебя. – И Надя чмокнула эту очаровательную «рожу» в смешливую ямочку на щеке.

Мимо малинника прошаркали шаги, и Светлана, чуть вжав голову в плечи, тихонько хрюкнула от смеха.

– Кажется, бабуля нас спалила.

Надя озабоченно устремила взгляд сквозь ветки, пытаясь угадать, увидела их бабушка или нет. Даже если и не увидела, то чмок вполне могла услышать: он вышел звонкий и смачный. Одна была надежда: хоть бы глуховатая бабушка не разобрала, что это за звук!

Когда с крапивой было покончено, хозяйка сада милостиво разрешила девушкам найти себе дело на своё усмотрение, а сама пошла возиться с вареньем.

– Малину надо сразу перерабатывать, а то раскиснет: мягкая ягода...

Надя со Светланой, забравшись в укромный уголок за раскидистыми старыми кустами красной смородины, бросились утолять жажду поцелуев. Предаваясь этому сладкому занятию, Надя, тем не менее, вполглаза следила за обстановкой. Но появление бабушки было сейчас маловероятным, и девушка с наслаждением нырнула в очередной поцелуй, ощущая на себе Светланины шаловливые ладошки, которые так и норовили забраться под подол.

– Ну куда ты лезешь? – захихикала она сдавленно. – Вот будет капец, если бабушка увидит!..

– Не увидит. Она вареньем занята. – И Светлана накрыла Надин рот губами.

Из-под кустов доносились тихие чмоки, возня и прерывистое, страстное дыхание. Густой шатёр листьев скрывал два переплетённых на старом одеяле тела. Щёлкнула заколка, и волосы Нади разметались по земле. Трусики на ней были совсем узенькие, и Светлана добралась до цели, не снимая их. Ощутив её пальцы у себя внутри, Надя закусила руку, чтоб не крикнуть во весь голос.

Захрустели ветки, вжикнула молния джинсов. Поцелуй разомкнулся лишь на миг, и снова их губы нашли друг друга, впились. Закрытые глаза Нади блаженно вздрагивали ресницами: даже в порыве страсти поцелуй Светланы не становился грубее, всё так же порхал нежной бабочкой, скользил легчайшей тёплой лаской. Пальцы Нади приминали коротенькие волосы на её затылке, забирались выше, в более длинные пряди на макушке.

Прильнув друг к другу, они переводили дух. Сердца стучали, жадное дыхание понемногу успокаивалось. Надя тихонько засмеялась, приподнявшись на обоих локтях и запрокинув голову, а Светлана тут же воспользовалась возможностью защекотать губами её вытянутую, открывшуюся шею. В её глазах мерцало шальное солнце – пьяное, ненасытное, ноздри подрагивали.

– Светлячок мой маленький, родной, – прошептала Надя, растворяясь в щемящей нежности на сердце и лаская большим пальцем ямочку на щеке Светланы.

Та прикрыла глаза, дыша уже почти незаметно и легко, и только пульс голубой жилки на шее выдавал сильное, возбуждённое биение её сердца.

– Ты с ума меня сводишь... Каждый раз, как в первый. – И она прильнула щекой к руке Нади, ластясь, как котёнок.

Можно было бы вечно сидеть вот так, обнявшись в уютном солнечно-зелёном коконе летнего счастья, озорно посмеиваясь от мысли, что их могли застукать, но не застукали, и они всё успели, хотя и не вполне насытились; это был большой и жадный, торопливый, жгучий глоток – всего один. В нём была своя пьянящая прелесть, даже в его краткости и единственности. Надя сорвала гроздь красной смородины и защекотала алыми, прозрачными ягодками губы Светланы. Та поймала их белыми ровными зубами с хищновато выступающими клыками (Надя дразнила её «вампиршей»):

– Ам!

Кислая упругая смородина захрустела, Светлана забавно сморщилась, зажмурив один глаз. Надя с беззвучным смехом ласково нажала ей на кончик носа.

– С сахарком бы их – самое то было бы. – И Светлана, встряхнув головой, аппетитно почмокала: мол, съела, хочу ещё!

Загоревшись этой идеей, Надя вылезла из укрытия и сбегала в дом за миской, чтобы набрать в неё смородины. Бабушка уже разливала варенье по банкам; заметив растрёпанную, куда-то торопящуюся внучку, она удивлённо спросила:

– Ты чего как угорелая носишься?

– Мы красной смородины с сахаром поедим, ладно, ба? – на бегу отозвалась Надя.

Бабушка что-то ответила, но девушка уже не расслышала.

Сидя под кустом, они вдвоём хрустели смородиной – из одной миски. Надя попеременно отправляла ложку ягод с сахаром то Светлане в рот, то себе.

– Хорошая у тебя бабуля, – сказала Светлана. – Мои бабки с дедами умерли уже... Не осталось никого из старших.

Потом Надя, держа руку Светланы в своих, рассматривала шрамики на ней. Это была крепкая, сильная, хоть и небольшая рука. Один шрам пересекал сгиб фаланги среднего пальца; этот палец у Светланы сгибался не полностью из-за рассечённого сухожилия. Надя поцеловала шрамик и сустав; Светлана, тут же завладев её рукой, покрыла всю кисть поцелуями.

– Ну что, может, баньку затопить, чтоб гостья попарилась? – предложила вскоре бабушка, закатав банки. – Ты, Светочка, в бане-то парилась когда-нибудь?

– Ага. Когда у тётки в деревне гостила, – ответила гостья. – Спасибо, не откажусь!

Баня на участке была маленькая – в парилке только пара человек и могла разместиться одновременно. Её ставил ныне покойный дед, он же сложил и печку-каменку. Бабушка сказала, что она уже старая, чтоб дрова носить, и девушки сами натаскали поленьев и затопили печь. Надя эту дедовскую баню знала как свои пять пальцев с детства, а потому прекрасно справилась с топкой и без бабушки, которая отдыхала после работы в огороде и варки варенья – пила чай и смотрела какой-то сериал по старому телевизору с плохонькой антенной.

Маленькая была банька, да зато душевная – деревянная, с кирпичной печью, а дрова в сарае лежали хорошие, сухие – пылали душисто, с весёлым треском и большим жаром. Пока нагонялось тепло, Надя заварила чай с липовым цветом и сушёной мятой, и они со Светланой съели по бутерброду с маслом и остатками свежего малинового варенья, не вошедшими в банки.

– Кушайте, кушайте. Сами, своими руками собирали, – приговаривала бабушка. – Оно и вкуснее, когда сам-то делаешь... Душу вкладываешь.

Затопили баню в четыре часа, а к шести она была уже готова. Девушки разделись в тесном предбаннике; на Светлане нижнего белья не было вообще – это Надя заметила ещё под кустами.

– Ты что! Джинсы на голое тело – это же не гигиенично! – с шутливым возмущением сказала она.

– В самый раз, – подмигнула Светлана. – Особенно, когда с любимой девушкой наклёвывается кое-что интересное.

– Так вот с какими пошлыми мыслями ты шла в гости! И не стыдно тебе? – все тем же тоном «упрекнула» её Надя.

– Ни капельки, – заявила Светлана с улыбкой от уха до уха. – Я и на баню соглашалась с тем же расчётом.

– Тебе было мало кустов?! – с притворным ужасом округлила Надя глаза.

Руки Светланы обвились вокруг её талии, губы шевельнулись в жаркой близости от уха:

– Мне тебя всегда мало.

В парилке был крепкий жар, от которого пот прошибал мгновенно. Там они просто вяло сидели, будто пирожки в духовке, а вот в мойке Светлана ожила и зашевелилась, особенно когда Надя попросила потереть ей спину скрабом для тела с абрикосовыми косточками. Надя, разморённая парилкой, пыталась увильнуть от её поползновений, но ласковые поцелуи вновь разожгли в ней огонёк желания. Невозможно было остаться равнодушной, когда эти нежные, чуткие, любящие крылья бабочки порхали на губах, каким-то образом пробираясь в живот. Мокрые, скользкие от пота и мыла, они прильнули друг к другу.

– Ну что, пойдём в парилку на второй заход? – шепнула Надя, когда они отдышались в тесных влажных объятиях.

– По-моему, я уже угорела, – сказала Светлана. Глаза у неё были совсем пьяные, счастливые, затуманенные то ли банным жаром, то ли экстазом любви.

Но они рискнули. После второго раза их окончательно разморило, развезло, и они, окатившись напоследок прохладной водой, выбрались в предбанник – остыть. Там, в полумраке среди тёмных от времени деревянных стен, они сидели, завернувшись в простыни и лениво потягивая охлаждённый бабушкин квас.

– Пивка бы, – мечтательно проговорила Светлана. – Эх, не догадалась я закупить...

– Зато я догадалась, – торжествующе провозгласила Надя.

Провожаемая восхищённым взглядом Светланы, она выскочила на минутку из бани и подняла воротом колодезное ведро, в котором охлаждались банки с пивом. Бабушка пользовалась электрическим насосом, а потому этой заначки не заметила.

– Ты просто молодчина! – И Светлана смачно чпокнула открываемой банкой, отхлебнула. – Ух, ледяное! Прямо как из морозилки.

– Ну, так в колодце даже летом плюс четыре градуса всего, – сказала Надя, тоже отпив глоток из запотевшей баночки.

– Красота! – Светлана чмокнула Надю прохладными от пива губами.

– Надо только не забыть потом унести и выбросить банки, – жмурясь и млея под поцелуями, пробормотала Надя. – А то бабушка ворчать будет. Не любит она этого.

Ужин был простой: отварная картошка со свежим укропом с грядки и сметаной, поджаренный хлеб и чай с вареньем. Светлана осталась ночевать, и Надя постелила ей в своей комнате на надувном матрасе. За стенкой всё ещё бубнил телевизор: шли какие-то жаркие политические дебаты – как раз подходящая передача, чтобы усыпить бабушку. Она дремала на диване с очками на носу, и её морщинистые щёки при дыхании надувались, выпуская воздух:

– Пффф...

Надя приложила палец к губам и поплотнее прикрыла дверь.

Душная, тёплая летняя ночь была полна звёздного света и стрекотания кузнечиков. Кровать Нади скрипела, и она перебралась на гостевой матрас к Светлане, а та радостно и жадно обвила её руками и ногами.

– У тебя ещё есть какие-то силы? – недоуменно прошептала Надя, которой уже хотелось просто уснуть в обнимку.

– Я тебя постоянно хочу, – защекотал ей ухо жаркий ответный шёпот.

– Светлячок, я падаю от усталости, – жалобно всхлипнула Надя.

– Падать некуда, ты и так лежишь, – последовал гениальный ответ.

– Спасибо, Кэп, – фыркнула Надя.

Но кузнечики трещали слишком громко, чтобы спать, а ясные звёзды заглядывали в окно. На одной подушке рядышком устроились две головы – стриженая и длинноволосая.

Видимо, у них с мамой это было семейное. Сердце мамы пленила альпинистка Полина, а у Нади «снесло крышу» от лётчицы Светланы. Мало того что та занималась самолётным спортом, так ещё и на мотоцикле гоняла. Познакомились они на Дне города: Надя вышла вечером погулять и посмотреть праздничный фейерверк, и к ней пристали какие-то ребята на байках. Надя жалела, что у неё нет газового баллончика, но тот не понадобился. Один из байкеров, сняв шлем, оказался Светланой. Точнее, Надя сначала приняла её за обаятельного сероглазого парня невысокого роста и с забавной кличкой – Светлячок. Это потом она узнала, что «погоняло» происходит от фамилии – Светлякова. Света Светлякова – бывшая гимнастка и действующая чемпионка России по высшему пилотажу среди женщин. Спортивной гимнастикой она занималась до пятнадцати лет, потом её поманило к себе небо. Сейчас ей было двадцать четыре, и она уже трижды участвовала во Всемирных Авиационных Играх.

– Девушка, вы не бойтесь, – сказала сероглазая коротко стриженная незнакомка в чёрной косухе. – Никто вас пальцем не тронет. Просто вы одна, а кругом куча подвыпившего народу. Разрешите побыть вашими телохранителями?

Ребята пили энергетические напитки и безалкогольное пиво, ни от кого из них спиртным не пахло, и вели себя они подчёркнуто учтиво.

– Весьма любезно с вашей стороны, – пробормотала Надя.

А Светлана, просияв своей лучистой улыбкой, протянула ей непочатую баночку «Ред Булла».

– Благодарю... эм-м... Светлячок, – смутилась Надя.

– Светлана, – представилась обладательница ясных серых глаз.

Глаза Полины дышали холодком голубого горного льда, а у Светланы они были тёплыми. Их добродушное тепло сразу обступало сердце со всех сторон и покоряло его без всякого альпинистского снаряжения. Вкупе с очаровательными ямочками на щеках и солнечной улыбкой они были неотразимыми, безусловными, абсолютными победителями. Рассудок Нади ещё сопротивлялся, взвешивал, сомневался, а сердце уже стучало обречённо: «Я попало. Я пропало. Я попало и пропало. Капец».

В небе с грохотом распускались разноцветные огненные купола, и всё вокруг озарялось то красным, то зелёным, то фиолетовым светом: лица людей, стены домов, асфальт, тёмные кроны деревьев. Задрав голову, Надя глазела на фейерверк, пока земля не поплыла у неё под ногами. Сильная рука поддержала её под локоть.

– Осторожно, – улыбнулась Светлана. – Может, присядешь? Место есть.

Салют Надя досматривала уже с седла мотоцикла. На летней площадке начался концерт – лихо отплясывал какой-то детский ансамбль народного танца; потом кто-то пел, а потом опять плясал... Надя была увлечена разговором с ребятами, хотя сквозь громкую музыку голоса едва слышались – приходилось напрягать и слух, и горло. Компания оказалась на удивление приятной, никто не матерился, не отпускал пошлых шуточек и не совершал поползновений в сторону Нади. Все, как-то не сговариваясь, без слов признали, что её взяла под оберегающее крылышко Светлана: Надя сидела на её мотоцикле и слушала тоже в основном её. Сначала беседа была общей, потом Надя со Светланой обособились. Они легко говорили обо всём подряд, смеялись и не стеснялись нести чушь.

– ...А мне слышалось в этой песне: «И снится нам не РОГ от космодрома», – болтала Надя, для пущей понятности изобразив жестом единорога.

– Ага, а мне какой-то «нерок» слышался, – поддержала Светлана тему неправильно расслышанных песен.

– Точно. Или «не рок». Не рок, а попса! А ещё «Сто шагов назад – тихо на пальцах» – там «Стоша Говнозад» какой-то фигурировал... – И Надя вытерла выступившие от смеха слёзы. Хоть она не выпила ни грамма спиртного, но в крови растекался тёплый, искрящийся, ласковый хмель. – Ох, я, наверно, несу жуткую чепуху, извини!

– Не стоит извиняться, – улыбнулась Светлана. – Такой очаровательной девушке можно говорить всё, что угодно. Из её уст всё будет звучать, как музыка.

– То есть, ты не отрицаешь, что я говорю глупости? – подбоченившись, весело возмутилась Надя. – Да уж, ты мастер утончённого комплимента.

– Спасибо, я стараюсь, – засияла своей чарующей улыбкой сероглазая собеседница.

Может, в эту газировку всё-таки было что-то подмешано? Что-то весёленькое... Иначе никак нельзя было объяснить то, что Надя хохотала, как дурочка, над самыми беспомощными и нелепыми шутками, благосклонно принимала неуклюжие комплименты, и её совершенно не смущал тот факт, что говорил ей их совсем не парень – более того, в груди растекался сладкий жар, а колени приятно слабели.

– Тебе не кажется, что здесь шумно? – спросила вдруг Светлана, а её зрачки расширились, окутав Надю обволакивающим чёрным бархатом ночи.

Надя не успела попрощаться с ребятами: они со Светланой уже с ветерком мчались по вечерним улицам на мотоцикле. Вернее, это Наде скорость казалась сумасшедшей, а для Светланы, наверное – так, прогулочка на детском велике.

Они задержались на мосту через реку – смотрели на отражение городских огней на водной ряби. Стало вдруг так тихо и гулко, что Надя слышала взбудораженный стук собственного сердца. Что-то удивительное, странное и прекрасное творилось в этом темнеющем небе, в котором догорала бледная лимонная полоска заката. Там как никогда ясно вырисовывалось, что Наде уже не жить без этих серых глаз. Они пришли, увидели и победили. Победили уже тогда, когда разум ещё противился происходящему, взвешивал все плюсы и минусы, бормотал что-то беспомощное вроде «я понимаю и не осуждаю маму, но сама я не такая». «Ничего, будешь такая – будешь как миленькая», – уверенно пообещали неумолимые серые глаза, и сердце лишь обречённо пискнуло.

Нет, они не поцеловались в первый же вечер знакомства: это было бы, наверное, уже слишком. Слишком много впечатлений для потрясённой, охваченной сладким изнеможением Нади. Поцелуй был позже – как и первый букет цветов, который Надя принесла домой и поставила в вазу. А потом разревелась – глупыми, счастливыми слезами.

Светлана пригласила её в аэроклуб – посмотреть на тренировочные полёты. Надя опасалась, что её не пропустят, но проблем не возникло. Полевые травы волновались и гнулись под ветром, с неба нёсся гул мотора: небольшой самолёт выполнял фигуры высшего пилотажа. Сердце Нади ёкнуло: может, это Светлана? Она проследила за машиной до самой посадки – изящной, чёткой, безупречной. Впрочем, это неискушённому глазу Нади она показалась мастерской, а инструктор нашёл к чему придраться. Вылезший из кабины пилот слушал разбор ошибок и коротко кивал. Нет, это не Светлана, а какой-то парень.

А Светлана шла к ней в чуть мешковатом светло-сером лётном комбинезоне с нашивками на груди и рукавах, издали сияя улыбкой.

– Привет! Ну, как тебе простор? – И она окинула взглядом небесную ширь, чистым, холодным куполом раскинувшуюся над головой.

– Это... затягивает, – проговорила Надя задумчиво, пытаясь подобрать подходящее название странному чувству лёгкой, светлой тревоги, которая охватывала её при мысли, что Светлана сейчас взлетит в эту безбрежную синь и будет там совсем одна – вернее, вдвоём с самолётом.

– Ещё как затягивает, – кивнула Светлана. – И уже не отпускает.

За её полётом Надя следила, затаив дыхание. Садясь в кабину, Светлана ей помахала и опять сверкнула лучиком улыбки. «А если что-то случится? – вдруг кольнула сердце тревожная иголочка. – Если двигатель выйдет из строя или... Или ещё какая-нибудь беда? Нет, нет, только не это! Всё будет хорошо. Обязано быть».

И всё было хорошо. Светлана отлетала благополучно, выписывая в небе такие кренделя и виражи, что у Нади дух захватывало. Всякий раз, когда Светлана и её машина удачно выныривали из очередного упражнения, Надя на земле даже прыгала и хлопала в ладоши – совсем как маленькая девочка. Взрослая серьёзность слетела с неё вместе со сдутой ветром шляпкой, детский восторг переполнял её – до писка, до прерывистого, задыхающегося смеха. Когда самолёт коснулся полосы, от сердца отлегло окончательно, и Надя с облегчением и лихорадочной радостью ждала, когда Светлана покажется из кабины. Впрочем, суровый инструктор, наблюдавший полёт с земли, восторгов девушки не разделял.

– Светлякова! Это что такое сейчас было? – набросился он на Светлану. – Тебя кто так учил летать? Что за пижонство? Сумасбродка!

Светлана, ничуть не обескураженная и не пристыжённая, лишь делала вид, что ей очень-очень стыдно, и что она больше так не будет; её взгляд весело и лукаво косил в сторону Нади. Инструктор проследил его направление и сказал:

– А!..

(«Вон оно чё, Михалыч!»)

А Надя, подойдя, горячо вступилась:

– Зачем вы её ругаете? Было же здорово!

Инструктор не то фыркнул, не то хрюкнул. Надя поняла, что с его точки зрения она сморозила жуткую ересь («Явилась тут какая-то фифочка и рассуждает о том, в чём не смыслит ни бельмеса!»).

После беспощадного разноса они со Светланой брели среди высокой травы.

– Чего он до тебя докопался-то? – искренне недоумевала Надя. – Ты же так летала... просто слов нет!

– Да так... были кое-какие недочётики, – обтекаемо ответила Светлана, завладевая рукой Нади и мягко сжимая. – Вообще-то, Юрий Саныч прав, конечно: так делать не надо. Это эффектно, но не совсем правильно и не совсем... безопасно. На соревнованиях меня бы за такое... – Светлана чиркнула пальцем по шее – секир-башка, мол. И тут же добавила со смешливыми искорками в потеплевшем взгляде: – Ну, надо же мне было перед тобой покрасоваться!

– Ой, Свет, ты лучше не рискуй, не надо! – испугалась Надя, останавливаясь и прижимая руки к похолодевшему сердцу.

А Светлана, приблизившись вплотную и заключив её в кольцо объятий, шепнула ласково:

– Пока за мной с земли следит такой чудесный ангел, мне ничто не угрожает.

И не имело значения, что сероглазая лётчица чуть ниже её ростом: в её взгляде Надя утопала и растворялась, терялась, как в этом бескрайнем зелёном море травы, забывая всё на свете.

– Ты будешь моим ангелом? – Серые глаза смотрели снизу вверх с доверчивой нежностью.

– Да, – выдохнула Надя: голос изменил ей, горло стиснулось.

– Только не покидай меня никогда, ладно? А то я без тебя пропаду. – И губы Светланы прильнули танцем крыльев бабочки.

...Звёзды в окне померкли, занимался рассвет. Надя вышла в сад, достала ведро студёной воды из колодца и освежилась, плеснув в лицо. Светлана ещё посапывала в постели, а бабушка уже поднялась чуть свет и пекла картофельные драники.

– По той же дорожке пошла, что и мать, – вздохнула она. – Что ж вам не живётся-то нормально, как всем?

Надя молчала, положив локти на прохладную клеёнку стола и упрямо насупившись. Её заплетённые в чуть небрежную, пышную золотисто-ржаную косу волосы падали ей на плечо, а лицо выражало угрюмую решимость и нежелание подчиняться каким бы то ни было требованиям.

– Ох, Надька, не доведут тебя до добра все эти... непотребства, – сказала бабушка, доставая из холодильника сметану.

– Света – замечательная, – ответила Надя, решительно отодвигая тарелку с горячими картофельными оладушками. – Я её люблю, ба. И это не обсуждается.

Бабушка хмыкнула и снова придвинула тарелку к ней.

– «Не обсуждается»... Ешь давай, чего надулась?.. – И как бы нехотя поинтересовалась: – Кто она – спортсменка, что ль?

– Лётчица, – улыбнулась Надя, у которой чуть посветлело на душе: она была рада, что бабушка как будто не собиралась читать ей длинных тягостных нравоучений.

– Буди давай свою летунью, хватит ей дрыхнуть, – сказала та. – Если хочет горячих драников, а не остывших, пусть подымается.

Светлана спросонок стонала, ворчала, натягивала одеяло на голову и всячески сопротивлялась побудке, но Надя щекоткой и поцелуями всё-таки растормошила её.

– Драники? – Протирая глаза, Светлана села на матрасе. – А с чем? Со сметаной?

– Со сметаной, с укропом и со всей моей любовью, – засмеялась Надя, чмокая свои любимые круглые «хомячьи» щёчки с ямочками и заспанные глаза.

– Вот этот ингредиент мне по вкусу, – заулыбалась окончательно проснувшаяся обладательница этих прелестей.