Текст книги "Космология радости"

Автор книги: Алан Уотс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Алан Уотс – Космология радости

Предисловие Тимоти Лири и Ричарда Альперта

“Космология радости” представляет собой блестящую комбинацию слов, описывающих переживания, для которых в нашем языке слов не существует. Чтобы понять эту прекрасную, но трудную книгу, нужно провести искусственное различие между внешним и внутренним. Однако, по мнению Алана Уоттса, именно это различие мы должны оставить позади. С этой целью мистер Уоттс предлагает нашему вниманию словесную игру на языке Запада. Читателю, принявшему участие в этой игре, можно простить то, что он придерживается традиционных двойственных моделей.

Внешнее и внутреннее. Поведение и сознание. Наша цивилизация преуспела в изменении окружающего мира, и стремление его преображать стало для нее наваждением. За последние два столетия пристального внимания к внешнему миру западные монотеистические культуры научились манипулировать объектами с потрясающей эффективностью. Однако в последние годы наша цивилизация стала перед лицом вопиющего дисбаланса. Мы узнали о существовании неоткрытой внутренней вселенной, о неисследованных пространствах сознания.

Диалектика нашего развития известна уже давно. Этот цикл повторялся в жизнях многих индивидов и целых народов. За внешним материальным успехом следует разочарование и поиски ответов на фундаментальные “почему”, а затем открытие внутреннего мира. Этот мир бесконечно богаче и сложнее, нежели искусственные структуры внешнего мира, оказывающиеся впоследствии всего лишь плодами человеческого воображения. В конце концов логический концептуальный разум обращается к самому себе и осознает глупое несоответствие своих хрупких построений тому миру, которому они были навязаны. Тогда он ослабляет свой жесткий контроль и освобождается от ограничений рационального познания.

Мы говорим здесь (а Алан Уоттс в своей книге) о политике, которую проводит нервная система человека, – и которая так же сложна и важна, как и внешняя политика государства. Политика нервной системы настраивает ум против мозга, и тогда деспотичный рациональный рассудок отмежевывается от организма и мира, частью которого этот организм является, и начинает контролировать, предостерегать, оценивать.

Так появляется пятая свобода – свобода от обусловленного культурного разума. Свобода расширять сознание за пределы искусственных культурных построений. Свобода перейти от нескончаемых словесных игр – социальных, эгоистических – к радостному единству запредельного.

Здесь мы имеем дело с тем, что давно уже не ново, и над чем в течение столетий задумывались мистики, философы с религиозным опытом и немногочисленные подлинно великие ученые, которые умели выходить за пределы сферы научных игр и возвращаться в нее. Американский психолог Вильям Джемс осознал и недвусмысленно выразил этот факт:

“… наше обычное бодрствующее сознание, – рациональное сознание, как мы его называем, – это всего лишь одна частная разновидность сознания, тогда как везде вокруг нас за тончайшей завесой находятся потенциальные возможности сознания всецело иного. Мы можем пройти сквозь жизнь, не подозревая об их существовании, но достаточно лишь приложить некоторые усилия, и мы почувствуем, что они рядом и во всей своей полноте, эти характерные типы ментальности, которые, возможно, имеют право на существование и приложение в какой-нибудь другой сфере бытия. Ни одно описание вселенной в ее целостности не может быть окончательным, если оно не принимает во внимание эти другие формы сознания. Все дело в том, как их рассматривать, – ибо они не являются продолжением обычного сознания. Они расширяют спектр восприятия, хотя и не дают готовых описаний; они открывают новые пространства, но не предлагают их карты. Известно одно: они запрещают преждевременное сведение счетов с реальностью. Оглядываясь на свои собственные переживания, я нахожу, что они сходятся как к центру к своеобразному постижению, которому я не могу не придавать мистический смысл”.

Однако что это за усилия, которые нужно приложить для преодоления господства концепций и открытия “потенциальных возможностей всецело иного сознания”? Существует много таковых. Индийские философы описали сотни различных методов. То же сделали японские буддисты. Монастырские традиции наших западных религий также дают некоторые примеры. В течение столетий мексиканские целители и жрецы южноамериканских и североамериканских индейцев использовали священные растения для того, чтобы с их помощью вызывать изменения в сознании. Недавно наша западная наука, синтезировав некоторые вещества, также получила весьма эффективные средства для открытия новых сфер восприятия.

Чтобы “пробуждать довольно интенсивное мистическое сознание”, Вильям Джемс использовал оксид азота и эфир. В наши дни внимание психологов, философов и теологов сосредоточено на трех синтетических веществах: мескалине, лизергиновой кислоте и псилоцибине.

Что известно об этих веществах? Лекарства это, наркотики или сакраментальные снадобья? Легче сказать, чем они не являются. Эти вещества нельзя назвать наркотическими, опьяняющими, возбуждающими, анестезирующими или успокаивающими. Это скорее биохимические переключатели, которые открывают путь к переживаниям, всецело новым для многих людей Запада.

В течение последних двух лет ученые из Центра исследований личности при Гарвардском университете систематически экспериментировали с этими веществами. Наши первые исследования биохимического расширения сознания были изучением реакций американцев, которые принимали эти вещества в благоприятной, естественной обстановке. У нас была возможность наблюдать за более чем тысячей индивидуальных сеансов. На основе наблюдений, интервью и репортажей, на основе данных, полученных из вопросников, а также из анализа изменений в тестовых показателях личности после эксперимента мы сделали следующие выводы:

1. Эти вещества действительно вызывают изменения в сознании. В этом не может быть никаких сомнений.

2. Не имеет смысла говорить более конкретно об “эффекте этих препаратов”. Установки и обстановка, ожидания и атмосфера, в которой проходит эксперимент, определяют все конкретные особенности реагирования. Нет такого понятия как “реакция на препарат”; реакция всегда определяется препаратом-и-обстановкой.

3. Говоря о потенциальных возможностях, целесообразно принимать во внимание не столько препарат-и-обстановку, сколько потенциальные возможности коры головного мозга порождать образы и переживания, выходящие далеко за пределы узкого круга слов и идей. Участники исследований, выполнявшихся в рамках проекта, проводили много времени, слушая рассказы о переживаниях, через которые прошли люди под влиянием веществ, изменяющих сознание. Если мы заменим слово “препарат” на слова “кора головного мозга”, мы сможем согласиться с любыми утверждениями о его потенциальных возможностях – хорошими и плохими, полезными и пагубными, приятными и пугающими. Все это потенциальные возможности нашего мозга, а не вещества. Вещество выступает в роли катализатора.

При анализе и интерпретации результатов наших изысканий мы обращались прежде всего к традиционным моделям современной психологии – к психоанализу и бихевиоризму – и пришли к заключению, что эти представления неудовлетворительно объясняют насыщенность и разнообразие измененных состояний сознания. Чтобы осмыслить наши открытия, мы были вынуждены прибегнуть к понятиям и точкам зрения, которые довольно чужды нам – людям, воспитанным в традициях механистической объективной психологии. Нам снова и снова пришлось возвращаться к недуалистическим представлениям восточных философий, к теории сознания, которую предложили Западу Бергсон, Олдос Хаксли и Алан Уоттс. В первой части настоящей книги мистер Уоттс с замечательной ясностью излагает именно ту теорию сознания, которая была подтверждена в личных экспериментах наших добровольцев – философов, необразованных заключенных, домохозяек, интеллектуалов, алкоголиков. Скачок от хитросплетения вербальных ограничений к отождествлению со всей целостностью окружающего мира – вот феномен, снова и снова повторяющийся в отчетах испытуемых.

Алан Уоттс повествует о своих визионерских переживаниях красноречиво и детально. Разумеется, он пытается сделать невозможное – выразить в словах (которые всегда лгут) то, что лежит за пределами слов. Однако как хорошо ему это удается!

Алан Уоттс – один из выдающихся писателей нашего времени. Он наделен интуитивной чувствительностью к новому; он прекрасно разбирается в основных событиях и тенденциях современности. И наряду с этим он обладает концептуальной базой философа-поэта, призвание которого учить и разъяснять. В своей книге он дал нам, возможно, одну из лучших формулировок мистицизма космической эпохи – даже более дерзновенную, нежели две классические работы Олдоса Хаксли, ведь Уоттс идет вместе с Хаксли, а затем проникает еще дальше. Особенно важен акцент, который он делает на любовном аспекте мистических переживаний и новых возможностях общения в коллективе.

В ваших руках находится великий человеческий документ. Однако, если вы не являетесь одним из немногих людей Запада, которые (случайно или благодаря химической удаче) пережили мистическое состояние расширенного сознания, возможно, вы не поймете, о чем эта книга. Очень жаль, однако это не удивительно. История идей убедительно свидетельствует, что все новые представления и предсказания вначале не встречали понимания. Мы не можем осмыслить то, для чего у нас не существует слов. Однако Алан Уоттс играет в своих книгах в словесные игры, и читатель – его постоянный партнер.

Просто слушайте. Будьте готовы. В этой книге есть десятки незабываемых строк, целые дюжины великих идей. Слишком много. Слишком концентрированно. Слишком уж быстро они проносятся перед нами. Внимайте им.

Если вам удастся понять хотя бы несколько из этих идей, у вас возникнут вопросы, которыми задавались мы, анализируя данные проведенных экспериментов. А что дальше? Каковы возможные использования этих новых удивительных веществ? Могут ли они вдохновить на что-то большее, нежели несколько памятных переживаний и несколько памятных книг?

Ответ придет с двух сторон. Мы должны дать возможность многим пройти через эти переживания и выслушать всех тех, кто, как Алан Уоттс в этой книге, может рассказать о них. (Едва ли когда-либо будет нехватка людей, добровольно желающих отправиться в это экстатическое путешествие. Девяносто один процент опрошенных сказали, что они с нетерпением ждут новой возможности пережить состояние расширенного сознания и желают разделить его со своими знакомыми и близкими.) Мы должны также всячески поощрять систематических и объективных исследователей, которые сами принимали эти вещества и постигли, в чем различие между внутренним и внешним, между сознанием и поведением. Такие исследования должны пролить свет на возможные использования этих переживаний в современной жизни – в образовании, религии, творчестве и искусстве.

Многие верят, что мы стоим у важной поворотной точки на пути человека к расширению сферы восприятия и господству над окружающим миром. Наши исследования дают основания для подобного оптимизма. “Космология радости” – это еще одно убедительное свидетельство того, что наши ожидания вполне оправданны.

Тимоти Лири, док. филос.

Ричард Альперт, док. филос.

Гарвардский университет, январь 1962

Предисловие автора

В своей книге “Врата восприятия” Олдос Хаксли предложил нам прекрасное описание воздействия мескалина на крайне восприимчивого человека. Это был отчет о его первом переживании замечательного преображения сознания, и сейчас, благодаря последующим экспериментам, он знает, что подобные переживания могут приводить к более глубоким постижениям, нежели те, о которых он повествует в своей книге. И хотя у меня нет оснований надеяться, что мне удастся превзойти Олдоса Хаксли в мастерском владении английским языком, мне кажется, что пришло время для обнародования более глубокого и возвышенного уровня постижения, которое может быть достигнуто посредством “препаратов, изменяющих сознание” при условии, что их принимает человек, занятый настойчивыми философскими поисками, ищущий не приятных переживаний, а понимания. Необходимо, наверное, отметить, что для меня философские размышления теряют всякий смысл, если они не получают отклика в поэтическом воображении, ведь мы познаем мир, стоя на двух ногах, а не на одной.

Часто можно услышать, что в наши дни ученые очень редко объясняют обычным людям свои теоретические построения, поскольку обыватели не понимают математических терминов, которыми мыслят ученые. Так, например, представление об искривленном пространстве не может быть выражено с помощью образа, доступного нашим органам чувств. Однако еще больше я обеспокоен дистанцией между теоретическими описаниями и непосредственными переживаниями у самих ученых. В настоящее время западная наука выработала новое представление о человеке, согласно которому он является не одиноким эго, заключенным в стенах своей плоти, а организмом, который своим существованием обязан неотделимости от остального мира. Но, за очень редкими исключениями, даже ученые не переживают своего существования подобным образом. Они – да и почти все мы – продолжаем чувствовать себя независимыми, изолированными личностями, которые живут каждая на своем необитаемом острове в отчуждении от окружающего космоса. Однако так или иначе этот разрыв следует преодолеть, и среди многочисленных средств к достижению этой цели следует назвать вещества, которые открыли сами ученые, и принятие которых может оказаться таинством их религии.

Мы уже давно привыкли к разделению религии и науки, будто они представляют собой различные и по существу никак не связанные мировоззрения. Не думаю, что подобное состояние двойственности продержится долго. Рано или поздно его должно сменить видение мира, в котором нет научного и религиозного, а есть лишь наше собственное видение мира. Выражаясь более точно, можно сказать, что это должно быть такое мировоззрение, в котором научный и религиозный подходы так же согласованы, как наши зрение и слух.

Однако традиционные пути к духовным переживаниям редко привлекают людей научного и скептического темперамента, потому что экипаж, в котором им предлагается совершить путешествие, довольно расшатан и перегружен ненужным багажом. Таким образом невелика вероятность того, что проницательный рациональный человек из первых рук приобщится к тем состояниям сознания, о которых пытаются рассказать ему мистики и провидцы – чаще всего с помощью архаичных и неуклюжих символов. Если фармаколог поможет исследовать этот неведомый мир, он тем самым окажет нам хорошую услугу, спасая религиозные переживания от обскурантистов.

Чтобы эта книга могла как можно полнее выявить качество сознания под воздействием этих препаратов, я подобрал фотографии, на которых запечатлены красивые природные структуры, дающие представление о ритмическом совершенстве деталей, как они воспринимаются в измененном состоянии в обычных объектах. Ведь создается впечатление, что, не теряя обычной широты видения, глаза становятся микроскопами, посредством которых разум погружается все глубже и глубже в замысловатый танец фактуры нашего мира.

Алан У. Уоттс

Сан-Франциско 1962

Пролог

Понемногу становится ясным, что одним из величайших заблуждений является отделение ума от тела. Это не значит, что мы теперь вынуждены признать, что представляем собой всего лишь тело; это значит, что у нас начинает формироваться совершенно иное представление о теле. Ведь тело, рассматриваемое в отдельности от ума, – это не что иное как живой труп. Между тем тело, неотделимое от ума, представляет собой нечто всецело иное, поскольку на сегодняшний день у нас нет слов для описания не-ментальной и не-физической реальности. Называть ее ментально-физической также не имеет смысла, потому что таким образом мы получаем только неудачное сочетание двух представлений, смысл которых выхолощен их продолжительным противопоставлением друг другу. Но мы наконец-то можем отказаться от представления как о ментальном, так и о материальном веществе. Слово “вещество” обозначает бесформенную кашу, которую мы видим, когда органы восприятия не достаточно чувствительны, чтобы разглядеть ее структуру. Представление о материальном и ментальном веществе основывается на ложной аналогии, будто деревья сделаны из дерева, горы – из камня, а умы – из духа, подобно тому как горшки вылеплены из глины. Может показаться, “инертная” материя требует внешней и разумной энергии, чтобы придать ей форму. Однако теперь мы знаем, что материя не инертна. Будь она органической или неорганической, мы учимся видеть в ней структуры энергии – причем не структуры, сделанные из энергии, будто энергия является своеобразным веществом, а энергетические структуры, движущийся порядок, активный разум.

Однако постижение, что ум и тело, форма и материя являются одним и тем же, не может произойти из-за вековых семантических заблуждений и психологических предрассудков. Ведь общеизвестно, что каждая структура, форма и конфигурация является формой чего-то, подобно тому как горшок является формой глины. Нелегко понять, что это “нечто” является таким же условным, как эфир, в котором, как предполагали в прошлом, распространяется свет, или же как черепаха, на спине которой, как гласит легенда, покоится мир. Каждый, кто глубоко осознает это, переживает необычайно упоительное освобождение, поскольку бремя вещества больше не довлеет над ним, и передвигаться ему становится легче.

Дуализм ума и тела возник, должно быть, как неуклюжий способ описать возможности разумного существа контролировать свои действия. Представляется вполне естественным рассматривать контролирующего как одну вещь, а контролируемое как другую. Подобным образом сознательная воля противопоставляется непроизвольным желаниям, а разум – инстинктам. Через некоторое время мы привыкаем отождествлять свое естество, свое “я” с властвующей частью – с умом – и постепенно отдаляемся от подчиненной части, которая кажется нам всего лишь инструментом ума. Однако при этом мы упустили из виду, что организм как целое – по большому счету, бессознательное целое – использует сознание и разум для того, чтобы осмысливать и направлять себя. Мы решили, что наш сознательный разум пришел из высших сфер и вселился в физический организм. Поэтому мы не смогли увидеть в нем порождение того же самого процесса, что и структура нервов, мышц, кровеносных сосудов и костей – структура столь тонко настроенная (то есть, разумная), что сознательная мысль все еще очень далека от ее адекватного описания.

Глобальное разделение организма на контролирующую и контролируемую составляющие сделало человека существом не самоуправляемым, а саморазрушающимся – существом, в плоть и кровь которого вошли конфликты и противоречия, известные нам с незапамятных времен. Как только произошло это размежевание, сознательный разум начал служить самому себе вместо того, чтобы действовать в интересах организма, который его породил. Выражаясь более точно, можно сказать, что у сознательного разума появилось намерение преследовать свои личные цели, не имеющие отношения ко всему организму. Тем не менее, как мы увидим, иллюзией является не только отделение ума от тела, но и подчинение тела независимым намерениям ума. Эта иллюзия так же реальна, как гипнотическая галлюцинация, и организм человека продолжает обманывать себя, демонстрируя структуры поведения, образующие замкнутый круг. Кульминацией этой иллюзии является общество, которое служит в большей мере целям механического порядка, нежели органического удовлетворения, движется к саморазрушению вопреки инстинктам каждого отдельного его представителя.

Таким образом мы верим, что ум контролирует тело, а не тело контролирует себя посредством ума. Отсюда укоренившийся предрассудок, утверждающий, что ум должен быть независимым от всех физических предпосылок своей деятельности – от микроскопов, телескопов, камер, линеек, компьютеров, книг, произведений искусства, алфавитов и других инструментов, без которых едва ли возможна ментальная жизнь вообще. И в то же время у нас имеется по крайней мере неявное осознание того, что в отождествлении себя с отдельным разумом, душой или эго что-то не так. И это естественно, ведь человек, видящий свою сущность в чем-то отличном от всего организма, – это в лучшем случае половинчатый человек. Он полностью отрезан от природы. Вместо того, чтобы быть телом, он “имеет” тело. Вместо того, чтобы жить и любить, он “обладает” инстинктами выживания и совокупления. Рассматриваемые как нечто постороннее, эти инстинкты овладевают человеком так, словно являются вселившимися в него слепыми фуриями или демонами.

Чувство, что во всем этом что-то не так, вращается вокруг противоречий, присущих всем цивилизациям. Большинству людей присуще одновременное стремление сохранить себя и забыть себя. Вот замкнутый круг: если ты чувствуешь себя отделенным от органической жизни, ты испытываешь стремление выжить; таким образом выживание – продление жизни любой ценой – становится долгом и в то же время бременем, потому что ты не можешь теперь полноценно участвовать в жизни. Так как жизнь при этом не соответствует твоим ожиданиям, ты продолжаешь надеяться, что рано или поздно она начнет соответствовать им, и поэтому хочешь прожить как можно дольше, чувствуешь себя обязанным продолжать представление. Таким образом, то, что мы называем самосознанием, является ощущением нецелостного организма, ставшего на своем пути, – это ощущение отчасти напоминает езду на автомобиле, когда одновременно жмут на газ и на тормоз. Понятно, что это неприятное ощущение большинство из нас предпочло бы забыть.

Плебейский способ забыть себя состоит в том, чтобы напиться, отвлечься или же прибегнуть к такому естественному средству само-трансценденции как половое сношение. Аристократический способ – окунуться в искусство, социальные заботы или религиозный мистицизм. Все эти способы редко бывают удачными, потому что не выявляют фундаментальной ошибки, которая лежит в основе конфликта. Изощренные способы даже усугубляют ошибку в той мере, в которой их поборники гордятся тем, что им удается забыть себя чисто ментальным путем – хотя художник для этой цели использует краски, общественный идеалист распространяет материальные средства, а религиозный человек прибегает к таинствам и ритуалам или же к таким физическим действиям, как голодание, дыхание йогов или танцы дервишей. В использовании физических средств проявляется здоровый инстинкт, перекликающийся с утверждениями мистиков, что знать о Боге недостаточно: преображение “я” наступает лишь после постижения или переживания Бога. Скрытый смысл этих слов в том, что человек не может начать жить правильно, изменив лишь строй мыслей, возникающих в его отчужденном разуме. Если ему что и нужно изменить, так это поведение его организма, который должен стать самоконтролирующимся, а не саморазрушающимся.

Как этого можно достичь? Ясно, что разум и сознательная воля ничего не могут сделать до тех пор, пока они продолжают чувствовать себя отделенными от всего организма. Когда же они начнут чувствовать себя неотделимыми от него, ничего уже не нужно будет делать! Небольшое количество восточных гуру, мастеров мудрости, и западных психотерапевтов – после многих проб и ошибок – нашли методы, позволяющие с помощью уловок и хитростей сделать организм целостным. Эти методы напоминают дзюдо, или “мягкий путь”, прекращающий процесс самообмана, доводя его до логического конца и абсурдных крайностей. Это прежде всего путь дзэн, но иногда и путь психоанализа. Когда эти методы достигают успеха, становится очевидным, что они делают нечто большее, нежели просто меняют образ – человек становится эмоционально и физически другим; все его существо теперь работает по-новому.

Для меня уже давно очевидно, что некоторые разновидности восточного мистицизма – в частности, даосизм и дзэн буддизм – не подразумевают разделения вселенной на духовную и материальную, но в то же время и не приводят к состоянию сознания, в котором физический мир воспринимается как недифференцированное бесформенное сияние. Даосизм и дзэн в равной мере основываются на философии относительности, однако эта философия не просто спекулятивна; это также дисциплина восприятия, имеющая своей целью достижение состояния, в котором единство вещей и событий воспринимается непосредственно и постоянно. Это состояние присутствует на фоне нашего обычного восприятия мира как набора различных независимых вещей – восприятия, которое называется в буддистской философии авидья (неведение), поскольку наблюдая мир таким образом мы уделяем особое внимание различиям и не принимаем во внимание взаимосвязей. При этом мы не видим, в частности, что ум и форма, или форма и пространство, так же неотделимы друг от друга как перед и зад, а также что индивид вплетен во вселенную и образует с ней нерасчленимое целое.

Это точка зрения, которая, в отличие от других разновидностей мистицизма, не отрицает физических различий, но видит их как очевидные проявления единства. Если посмотреть на китайский пейзаж, становится ясно, что отдельные деревья и камни пребывают не в пространстве, которое составляет его фон, а вместе с этим пространством. Бумага, нетронутая кистью, является неотъемлемой частью картины, а не ее обычным фоном. Именно по этой причине мастер дзэн, когда у него спрашивают о всеобщем и окончательном, отвечает словами о непосредственном и частном: “Кипарис во дворе!” Здесь мы сталкиваемся с тем, что Роберт Линссен назвал духовным материализмом [1]1
  Понятие “духовного материализма” здесь имеет положительный оттенок, тогда как у других авторов, например, у Чогьяма Трунгпа, оно наделяется отрицательным смыслом. – Прим. перев.


[Закрыть] – который намного ближе к теории поля и теории относительности, нежели к любому религиозному абстракционизму. Однако тогда как научное понимание относительной вселенной по-прежнему является в значительной мере теоретическим, эти восточные пути превращают его в непосредственное переживание. Таким образом потенциально они являются замечательным дополнением западной науки, но только на уровне непосредственного восприятия мира.

Наука следует общепринятым представлениям о естественном мире как о множестве индивидуальных вещей и событий, пытаясь описать эти его элементы как можно точнее и детальнее. Поскольку наука прежде всего аналитична в своем описании вещей, вначале она, как может показаться, разобщает вещи еще больше. Научные эксперименты представляют собой изучение тщательно отобранных ситуаций, что дает возможность исключить влияния, не поддающиеся учету и измерению – с этой целью, например, изучают падение тел в вакууме, чтобы исключить сопротивление воздуха. Однако по этой же причине ученый лучше чем кто-либо другой понимает, насколько взаимосвязаны вещи. Ведь чем больше он стремится оградить течение эксперимента от внешних влияний, тем яснее он обнаруживает новые влияния, о существовании которых раньше не подозревал. Чем детальнее он изучает, скажем, движение данной частицы, тем больше описание ее движения включает в себя также и характеристику пространства, в котором она движется. Постижение взаимосвязи вещей пропорционально стремлению человека видеть их полностью независимыми. Таким образом, когда наука начинает говорить о вещах и событиях как свойствах “полей”, в которых они происходят, она выходит за пределы общепринятых представлений, лежащих в ее основе.

Однако все это является лишь теоретическим описанием состояния дел, которое, в случае восточного “мистицизма”, переживается непосредственно. Осознание этого послужит прочной основой для необычайно плодотворного взаимного обогащения восточного и западного мировоззрений.

Практическая трудность здесь в том, что даосизм и дзэн столь неотделимы от культуры Дальнего Востока, что приспособить их для западных нужд необычайно трудно. Так, например, восточные учителя руководствуются эзотерическим и аристократическим принципом, согласно которому ученик должен прилагать невероятные усилия и постигать все почти полностью самостоятельно. Помимо редких намеков, учитель лишь подтверждает или не подтверждает находки ученика. В то же время западные учителя работают на экзотерических и демократических началах, основная идея которых – сделать все возможное, чтобы облегчить процесс обучения. Является ли подход западных учителей, как утверждают пуристы, всего лишь опошлением восточной дисциплины? Ответ состоит в том, что все зависит от типа учебного процесса. Поскольку многие изучили математику настолько, чтобы уметь решать квадратные уравнения, это умение покажется незначительным в сравнении с намного более редким знанием теории чисел. Однако преображение сознания, к которому стремятся даосизм и дзэн, больше напоминает коррекцию восприятия или излечение болезни. Ведь оно скорее подразумевает не приобретение новых и новых знаний и не овладение как можно большим числом навыков, а забывание ложных мнений и пагубных привычек. Как сказал Лао-цзы, ученый приобретает ежедневно, тогда как даос ежедневно теряет.

Поэтому практика даосизма и дзэн на Востоке является начинанием, которое, как покажется западному человеку, сопряжено с многими препятствиями, специально воздвигнутыми перед учеником, чтобы помочь ему преодолеть ложное любопытство и устранить неправильные мнения путем побуждения к систематическим действиям на основе ошибочных представлений и доведения тем самым этих представлений до очевидного абсурда. Самое интересное в изучении различных мистических традиций для меня в том, чтобы выявлять за вторичными наслоениями фундаментальные психологические процессы, которые лежат в основе измененного восприятия, позволяющего нам видеть себя и мир в основополагающем единстве. Возможно, следуя западной традиции преподавания, мне удалось достичь некоторого успеха в попытках как можно вразумительнее разъяснить суть этих переживаний. Поэтому я одновременно удовлетворен и приведен в замешательство успехами западной науки, которая, по всей вероятности, оказалась в состоянии необычайно простыми средствами дать это целостное видение мира многим, кто уже давно и безуспешно ищет его традиционными методами.

Отчасти гений западной науки состоит в том, что она находит более простые и рациональные пути достижения того, что раньше казалось случайным и трудоемким. В ходе научного поиска, как в любом изобретательском процессе, подобные открытия не делаются систематически; время от времени ученые случайно натыкаются на них, а затем находят им место в мире своих представлений. В медицине, например, наука выделяет собственно лекарство из знахарского снадобья, состоящего из истолченных в порошок саламандр, болотного зелья, черепов и сухой крови. Чистое лекарство лечит более надежно, однако – само по себе не гарантирует здоровья. Пациент должен изменить свой образ жизни и диету, которая сделала его предрасположенным к болезни.