Текст книги "Избранные произведения. Том 3. Между-Мир: Между-Мир. Внутри себя"
Автор книги: Алан Дин Фостер
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
– Да, но это все равно не объясняет, как вы приручили их, – настойчиво сказал Жан Кохома, наблюдая за удаляющимся плотоядным фуркотом.
– Приручить? – Удивление Борна росло. Не в том дело. Фуркотам нравятся люди, а нам нравятся фуркоты. – Он пожал плечами. – Это естественно. Так было всегда.
– Оно разговаривало, – громко сказала Логан. – Я сама слышала, как оно сказало «люди».
– Фуркоты не очень умны, – признал Борн, – но они умеют говорить достаточно хорошо и понятно. – Он улыбнулся. Некоторые люди говорят и того меньше.
Его слова вызвали долгое обсуждение между великанами, в котором они употребляли множество непонятных Борну сложных терминов. Борн чувствовал себя не очень уютно во время их разговора. В любом случае уже давно нужно было идти Домой, где его должны посвятить в рыцари и оказать всяческие почести, положенные за храбрые поступки.
– Мы должны идти, но есть одно условие…
Этой одной недоговоренности было достаточно, чтобы великаны прекратили спор и внимательно посмотрели на него.
– Какое условие? – непонимающе спросила Тими Логан.
Борн в упор посмотрел на Жана Кохому.
– Чтобы он больше не называл меня «коротышкой». Иначе я буду называть его неуклюжим медведем каждый раз, когда он оступится.
Кохома выдавил улыбку, но Логан, не стесняясь, засмеялась.
– Он поймал тебя, Жан.
Кохома ничего на это не ответил, а только пробормотал, что им пора отправляться в путь, и схватился за корень, по которому лез Борн.
– Мы не можем тратить драгоценное время на пустяки, – мрачно добавил Жан.
Когда они продвигались вперед, Борн размышлял над последними словами Кохомы. Выражение «трата времени», употребленное чужестранцем, очень заинтересовало его, поскольку в Доме оно обычно относилось только к нему. Неужели было возможно, чтобы кто-то другой чувствовал то же самое, что и он по поводу траты времени? Если это действительно так, ему нужно узнать этих великанов получше. Он уже знал некоторых из них.
5
Чтобы установить хорошо защищенную куполом станцию, пришлось выжечь многие километры леса. Станция была похожа на гигантский сероватый пузырь воздуха в безбрежном океане зелени, который оставил огромный прыгун в воду, давно исчезнувший.
Станция располагалась на трех стволах пиллоровых деревьев. Их аккуратно обработанные ветки формировали сложную систему подпорок и скоб. Она не уступала по прочности любым искусственным материалам, которые могли использовать строители. Обрезанные гигантские деревья, естественно, засохнут и упадут вниз, но к тому времени эта станция будет не нужна. По плану станция, гораздо большего размера, будет построена где-то в другом месте.
Вокруг станции расчистили открытое пространство, чтобы предотвратить возможную гибель людей от местных клыкастых, когтистых и зубастых чудовищ, которые убили трех или четырех строителей станции, пока основная защита еще не была установлена. Конструкторы обнаружили, что ни одно из живых существ леса не осмелится выйти на территорию, где прямо под ними будет открытое небо. Поэтому было решено выжечь лесной массив вокруг станции.
Как-то двое обитателей станции беспечно прогуливались вокруг и были унесены небесными хищниками. Опять укрепления были усовершенствованы, пока, наконец, станция не стала напоминать маленький форт. Вокруг нее были установлены лазеры и оружие дальнобойного прицела. Менее мощное оружие было также установлено.
Воздвигнутое непреодолимое препятствие, состоявшее из грозных орудий, защищало несколько лабораторий, расположенных внутри здания. Ведь главной целью экспедиции было изучение планеты.
Вооруженные до зубов отряды были посланы в скаммерах, чтобы изучать покрытые тайной леса. Они сообщали невероятные сведения: лес оказался неисчерпаемым источником сюрпризов. Каждая экспедиция привозила обратно какие-нибудь полезные материалы, которые перерабатывались в лабораториях для коммерческих целей. Находки предназначались для других людей, которые в свою очередь передавали информацию космическому оператору, который при помощи сложнейших операций – поскольку станция находилась на планете нелегально, она не была ни официально зарегистрирована, ни инспектирована – передавал ее в далекий мир. Там один человек перерабатывал послания и зашифровывал их цифрами, потом передавал их второму человеку, который отдавал их третьему. Тот в свою очередь обрабатывал бумаги с информацией для человека, слабого телом, но с сильным интеллектом. И этот человек изучал цифры. Он часто улыбался и кивал во время их изучения, а потом отдавал приказания, которые передавались по той же сложной цепочке на секретную космическую станцию. Там эти команды будут распределены между членами экспедиции.
Месторасположение этого Безымянного Мира было так засекречено, что едва ли даже несколько человек, работающих на станции, знали, где они находятся. И ни один пилот не посылался сюда дважды. Пилот передавал информацию непосредственно своему преемнику, поскольку координаты не могли доверить даже компьютерному банку данных. Это было опасно, поскольку координаты могли быть потеряны навсегда, но преимущество абсолютной секретности оправдывало риск. Поскольку никто не знал месторасположения планеты, никто не мог передать информацию агентам Республики или Церкви. Любой, кого могут подвергнуть допросу, будет с чистой совестью ссылаться на то, что он ничего не знает.
Работа экспедиции и все, связанное с ней, было организовано очень профессионально.
В самой большой лаборатории работал наиболее опытный и толковый специалист. Он изучал яйцеобразный кусок темного дерева. Кусок был разрезан. Ценность этого куска дерева оправдывала все затраты на секретность и труд экспедиции. By Цинг-Ан начал работать над ним давно, еще когда станция не была полностью построена.
Цинг-Ан был маленького роста с утонченными чертами лица. Его черные волосы кое-где подернулись белизной. Внутренние мучения, которые он испытывал и которые были написаны на его лице, не снижали его работоспособность и не влияли на аналитические способности. Как и все остальные члены экспедиции, он знал, что их работа на планете шла вразрез с законами Республики и Предписаниями Церкви. Все пошли на это ради денег.
У Цинг-Ана заметно тряслись руки и подергивались брови. Это был побочный результат от употребления большого количества наркотика, который приносил ему огромное удовольствие. Сейчас наркотик был ему очень нужен. Организм Цинг-Ана требовал его регулярно и в больших дозах. Пристрастие к наркотику породило пренебрежение моральными нормами. К тому же работа была трудной, и Цинг-Ану было приятно заниматься ею. Наркотик играл роль эмоциональной отдушины.
Неожиданно постучали в дверь. Цинг-Ан ответил, и в комнату вошел человек большого роста. Он еле заметно прихрамывал. Каждый его бицепс был больше в обхвате, чем бедра биохимика. При нем было оружие, которое было заметно из-под одежды.
– Привет, Нирчауз.
– Привет, Поки, – ответил большой человек. Он прошел в глубь комнаты и, кинув на разрезанный на куски фрагмент дерева, спросил:
– Уже обнаружил, что заставляет его тикать?
– Я пока не хочу рисковать и испытывать его – мягко ответил By. – Полное расслоение на элементы может разрушить кусок.
Цинг-Ан подошел к столу и дотронулся до лежащего на нем дерева.
Нирчауз с интересом изучал дерево.
– Как ты думаешь, сколько будет стоить дерево такой величины, Поки?
Цинг-Ан пожал плечами.
– Сколько стоит вдвое продленная жизнь человека, Нирчауз? – Он поглядел на дерево с выражением, означающим нечто большее, чем научный интерес. – Думаю из куска такой величины можно получить достаточно экстракта, чтобы продлить вдвое жизни двухсот или трехсот человек, уже не говоря о том, что он положительно будет влиять на общее состояние здоровья. На такой наркотик еще не установлена цена, поскольку он экспортировался только в маленьких экспериментальных дозах. Протеины обнаружили удивительные свойства, в которые с трудом верится. О синтетическом производстве не может быть и речи. Расслоение может дать ключи к дальнейшим направлениям в исследовании. – Он взглянул на стоявшего рядом Нирчауза. – Что бы ты заплатил за него, Нирчауз?
– Кто, я? – начальник охраны широко улыбнулся, показав металлические зубы, заменявшие выбитые настоящие. – Я умру, когда придет время, док. Человек, как я… Я не могу позволить себе купить это. Конечно же, я бы отдал все, если бы знал, что потом смогу беспрепятственно смыться с этим.
Цинг-Ан кивнул.
– Любой другой здоровый человек поступил бы точно так же, – он усмехнулся. – Может быть, я стащу пузырек для себя из следующей партии. Как ты относишься к такой идее, Нирчауз?
Дружелюбное выражение на лице охранника исчезло. Он важно и серьезно посмотрел на своего друга, которого мог переломить одной рукой.
– Не шути так со мной, Поки. Это не смешно. Жить в добром здравии на протяжении нескольких столетий или развалиться уже к годам семидесяти, ну, может восьмидесяти… Не шути со мной так.
– Извини, Ник. Это моя защитная реакция. Ты знаешь, у меня собственные проблемы. Они, конечно, маленькие, но для меня весьма значительные и я пытаюсь решить их вот таким образом.
Нирчауз кивнул. Он, конечно же, знал о пагубной привычке биохимика. Все члены экспедиции знали о ней. Талантливый исследователь Цинг-Ан был болен, его тело было несовершенным, хотя он не был калекой или инвалидом. Нирчауз, напротив, отличался физической силой и здоровьем, но ум его не имел необходимой для аналитической деятельности гибкости. Каждый на станции осознавал свое превосходство над другими в определенной сфере. И поэтому дружба между работниками была очень крепкой, это была дружба между равными.
– У меня сейчас патрулирование прилегающей территории, – сообщил Нирчауз, повернувшись к двери. – Мне было просто любопытно узнать, как продвигается дело.
– Заходи, Ник, когда хочешь.
Нирчауз вышел. Как только за ним закрылась дверь, Цинг-Ан начал готовить инструменты для первого полного расслоения на элементы бесценного нароста на дереве. Откладывать эксперимент больше было нельзя, несмотря на то, что такой нарост был в единственном экземпляре. Но Цинг-Ан был уверен, что разведчики обнаружат и другие. Это был вопрос времени.
Когда экстракт был выделен и введен в подопытное животное, результат оказался поразительным, превосходящим всякие ожидания. Суперактивное млекопитающее прожило около недели, вместо того, чтобы умереть на третий день. Цинг-Ан повторил эксперимент дважды, не веря полученным результатам. Когда результаты были подтверждены и в третий раз, биохимик сообщил об этом открытии Хансену, директору станции. Реакция того на сообщение не была неожиданной: он распорядился найти новые подобные куски. Но экспедиции на скаммерах были неудобны для поиска. Поэтому были посланы десантные отряды.
Но Хансен был вынужден прекратить поиски, несмотря на приказания сверху. Слишком много отрядов не возвращалось.
Цинг-Ан до сих пор удивлялся факту, что болезненный отросток на дереве может оказаться гораздо полезнее, чем само дерево. Неожиданно ему вспомнились древние обитатели земли: киты и серые амбры. Ему не терпелось скорее изучить внутреннюю структуру нароста. Согласно первым пробам у него была мягкая сердцевина в отличие от обыкновенных наростов из твердой древесины. Было и еще одно уникальное свидетельство этого нароста.
By Цинг-Ан работал над расчленением на протяжении нескольких дней. Вдруг, по истечении этого срока, страшный крик нарушил тишину на станции. Мгновенно все обитатели станции сорвались со своих мест и побежали к лаборатории Цинг-Ана.
Нирчауз оказался там первым. Не спрашивая разрешения войти, он с разбегу ворвался в комнату, сломав защелку на двери. К большому удивлению Нирчауза, Цинг-Ан спокойно стоял посреди комнаты и невозмутимо смотрел на него. Одна рука немного дрожала и подергивались брови, но в этом не было ничего необычного.
За спиной Нирчауза собралась толпа. Он повернулся к ней с просьбой разойтись.
– Здесь ничего не произошло. Все в порядке. Приснился плохой сон, вот и все.
– Ты уверен, Ник? – спросил кто-то недоверчиво.
– Конечно, уверен, Мария. Я сам разберусь.
Люди, переговариваясь, расходились по своим рабочим местам, и Нирчауз закрыл сломанную дверь.
– В чем дело, Ник? Почему ты так вломился ко мне?
Охранник повернулся и внимательно посмотрел на ученого. Он часто не понимал этого человека, но безгранично уважал его.
– Это ведь ты кричал, Поки! – Это был не вопрос, а скорее утверждение.
Цинг-Ан кивнул.
– Да, это я, Ник. – Он отвернулся. – Я принял свою утреннюю дозу, и… мне показалось, я что-то увидел. Я не так силен, как ты, Ник, и боюсь, что просто на какое-то мгновение поддался видению. Извини, если это всем помешало.
– Да, конечно, – наконец ответил Ник. – Я беспокоился о тебе, вот и все. Мы все беспокоимся, ты знаешь.
– Да, конечно, – сухо ответил Цинг-Ан.
Нирчауз беспокойно поежился и посмотрел на стол, где ученый проводил эксперимент.
– Как продвигается работа?
Цинг-Ан рассеянно ответил, явно занятый другой мыслью:
– Хорошо, лучше, чем можно было ожидать. Да, очень хорошо. Через пару дней я объявлю о некоторых результатах, полученных мною.
– Здорово, док. – Нирчауз повернулся, чтобы уйти, потом остановился и произнес: – Послушай, By, если тебе что-нибудь потребуется, то что ты бы хотел получить, минуя обычные каналы…
Цинг-Ан слабо улыбнулся.
– Конечно, Ник. Ты будешь первым, к кому я обращусь.
Начальник охраны одобрительно кивнул и вышел из лаборатории, тихо закрыв за собой дверь. Цинг-Ан вернулся к своей работе. Он продолжал спокойно работать, как будто ничего не случилось.
Ничего больше не нарушало спокойствия на станции до вечера. Вечером кто-то из сотрудников проходил по коридору мимо лаборатории и почувствовал необычный запах. А потом увидел, что из щелей двери идет черный дым. Сотрудник закричал: «Пожар» и нажал на ближайшую кнопку тревоги.
На этот раз Нирчауз был далеко от лаборатории и не смог добежать быстрее всех. Когда он прибежал, вокруг лаборатории уже собралась толпа. Огонь к тому времени был потушен, но никто не уходил и Нирчаузу пришлось пробиваться сквозь плотную толпу. Когда он, наконец, достиг дверного проема, то увидел, что вся комната практически сгорела. Огонь был не долгим, но очень сильным. Внутри лаборатории было много легко воспламеняющихся материалов, к тому же Цинг-Ан утилизировал с помощью белого фосфора любые отходы, не поддающиеся горению. Маленький биохимик был также последователен и методичен в разрушении, как и в исследованиях.
Все собрались вокруг обуглившихся деревянных щепок, которые были разбросаны в дальнем углу лаборатории. Это все, что осталось от нароста, стоившего, по словам ученого, миллиарды. Но Нирчауза интересовало другое; он первым обнаружил сползшее под стол скорчившееся тело. Вначале он подумал, что Цинг-Ан задохнулся от дыма, поскольку на теле не было никаких других следов. Нирчауз перевернул тело, и из кармана выскочила белая капсула из-под наркотика. Охранник увидел иглу, все еще зажатую в одной руке Цинг-Ана, увидел маленькие дырочки одинакового размера с обеих сторон руки. Нирчауз знал, для чего нужна такая игла; и знал, что сможет спокойно продеть карандаш через дырку на руке Цинг-Ана.
Глаза ученого были закрыты, и, как показалось Нирчаузу, на лице было написано чувство полного удовлетворения и блаженства.
Нирчауз встал. Очевидно, что жалкий, слабый гений, распростертый на полу, столкнулся с чем-то, что вызвало его смерть. Нирчауз не знал, что это могло быть, да и не очень хотел знать. Совершенных людей нет. Впервые эту фразу охранник услышал от сержанта в армии. Несмотря на весь свой ум, Цинг-Ан был далек от совершенства.
Несколько записей из тетрадей, страничка из какой-то книги – все, что осталось от исследований Цинг-Ана.
На станции работали еще два научных сотрудника: младший биохимик по имени Цембес и ботаник Читагонг. Они, конечно, не могли заменить Цинг-Ана, но они ценились Хансеном. Их сняли с проекта, над которым они работали, вручили старательно собранные уцелевшие записи и приказали восстановить результаты, полученные Цинг-Аном. Случайно был найден второй подобный нарост, который и дали Читагонгу и Цембесу на изучение. Во время их работы за ними неусыпно следили вновь вставленные мониторы, регистрирующие все процессы в организме ученых: от сердцебиения до урчания в животе. Оба ученых не проявляли особого энтузиазма по поводу своей работы, особенно если принять во внимание несчастную судьбу предшественника. Однако распоряжения приходили из космической дали от взбешенного человека. И они не могли не подчиниться им.
Нирчауз вернулся к своим обязанностям. Он сидел на контрольном посту и размышлял о каком-то простом куске дерева, из-за которого погиб такой разумный человек, как Цинг-Ан. Такое происходит часто, и это не должно его касаться. Однако Ник не мог не думать о печальном конце своего Друга.
Он вздохнул и заставил себя перевести свой взгляд и переключить внимание на окружающую станцию лесную стену.
Черт возьми, его уже тошнило от зеленого цвета.
– Ой!
6
Борн остановился и посмотрел на людей, следовавших за ним. Тими Логан, держась обеими руками за лиану, прыгала на одной ноге. Борн отпустил виноградный корень, за который держался, и спрыгнул к ней. Она села, придерживая левую ногу. Казалось, женщина больше злилась, чем испытывала боль. Жан Кохома рассматривал что-то, прикрываемое Тими рукой.
– Что случилось?
Женщина улыбнулась Борну. На лбу у нее уже начали выступать капельки пота.
– Я на что-то наступила, – она оглянулась и, указав на рядом растущий цветок, продолжала: – вот, вот на этот цветок… он проколол ботинок и впился в кожу.
Борн увидел цветок, на который указывала Тими. Это было небольшое соцветие шестилепестковых цветов, в центре которых были расположены ярко-оранжевые шипы. Выражение лица Борна резко изменилось. Он достал из-под одежды костяной клинок.
– Но! – Кохома хотел преградить дорогу Борну. Но тот грубо оттолкнул его. Кохома оступился и чуть не упал.
– Ляг, – приказал Борн Тими, и слегка толкнул ее назад. Она упала на спину, потом немного приподнялась, облокотилась на согнутые руки.
– Борн, что ты делаешь? Мне немножко жалит, но…
Борн сбросил ботинок, и Тими опять упала на спину, ударившись головой о дерево. Потом он приподнял ее ногу и поднес к ней нож.
– Подожди, Борн, – в голосе женщины послышалась паника.
Кохома к тому времени уже твердо стоял на ногах и сделал угрожающий шаг по направлению к охотнику.
– Подожди секунду, ты, нахальный пигмей. Объясни…
Но тут прямо над головой Кохомы послышалось рычание, и он посмотрел вверх. Руума-Хум лежал на дереве прямо над ним, держась за ветку всеми шестью лапами. Фуркот выпустил свои острые когти и широко улыбнулся, показав два ряда отличных зубов.
Кохома посмотрел прямо в три глаза фуркота, сжал кулаки и отступил назад.
– Будет немножко больно, – быстро проговорил Борн. Он вонзил нож в ногу, прямо в три красненькие точечки на коже.
Логан взвыла от боли, упала на спину и попыталась освободить ногу. Но Борн крепко держал ее, он приложил губы к кровоточащей ране и начал высасывать кровь, затем сплевывать ее. Логан тихо стонала и дрожала. Украдкой взглянув на Руума-Хума, Кохома подошел, чтобы успокоить ее. Борн осматривал внимательно растительность вокруг и не отвечал на настойчивые вопросы Кохомы. Наконец он нашел то, что было нужно: соцветие цилиндрических цветков. Борн нашел самый старый цветок и срезал его у самого основания. Он был почти с половину его руки. Борн отрезал верхушку цветка, в полом цветке оказалась какая-то прозрачная жидкость. Он залпом выпил ее, фыркнул и срезал еще один цветок. Этот он поднес раненной женщине. Логан вытерла слезы, и вопросительно посмотрела на него.
– Выпей это, – просто сказала Борн.
Тими протянула руку и скривилась от отвращения, почувствовав мягкий стебель. Потом она нерешительно поднесла его к губам и, несмотря на предупреждения Кохомы, выпила половину жидкости. Потом передала остатки Жану Кохоме.
Кохома с недоверием изучал стебель.
– Может быть, он хочет отравить нас.
– Если бы он хотел убить нас, – со вздохом сказала Тими, – он бы мог просто оставить нас на съедение тому крылатому монстру, Жан. Не будь таким дураком. Он не хочет причинить нам зла.
Кохома нерешительно сделал один глоток, но потом допил то, что осталось.
– Твоя ступня… что ты чувствуешь? – спросил Борн.
Логан согнула ногу так, что могла посмотреть на ступню.
Рана была не такой глубокой, как она думала; во всяком случае не такой глубокой, как ей представлялось, когда Борн резал ее. Она уже начала затягиваться. Однако вокруг бесчисленных точек кожа была темно-красной.
– Как будто кто-то всадил в нее нож, – сердито ответила Тими, – Что еще, интересно, можно чувствовать?
– Кроме пореза, ты больше ничего не чувствуешь? – продолжал настойчиво спрашивать Борн.
Логан задумалась.
– Ну, может легкое покалывание в том месте, где я наступила на шипы… Как будто нога затекла. Но это все.
– Покалывание, – задумчиво повторил Борн. Он опять начал что-то искать среди окружающей растительности. Оба великана с изумлением наблюдали за ним. Он остановился перед одним из растений и отрезал висящий высоко на ветке бледно-желтый плод.
– Съешь это, – сказал он Логан, подавая ей плод. Женщина с сомнением повертела его в руках. Среди всех фруктов и съедобных растений, которые Борн показывал им, этот был самым крупным. Он походил на маленький приплюснутый бочонок с коричневыми прожилками по всей поверхности.
– Весь?
– Весь, – кивая ответил Борн, – и быстро. Так будет лучше.
Тими Логан поднесла плод ко рту. Так многое в этом мире было обманчиво, может быть этот фрукт, кажущийся таким твердым и невкусным, на самом деле окажется… И она откусила кусочек. Ее лицо передернулось от отвращения.
– Вкус, – сказала она Кохоме, – как у протухшего сыра, выдержанного в уксусе. Что будет, – обратилась она к Борну, – если я не буду это есть?
– Я надеюсь… Я думаю, что вывел весь яд из твоего организма. Но если это не так, то через несколько минут яд проникнет в нервную систему, и ты умрешь. Если не принять антитоксин, содержащийся в этом фрукте.
Логан начала есть желтый плод с такой скоростью, что даже не успела почувствовать тошноту. Но все равно она успела удивиться тому, как такие слова, как «антитоксин» и «нервная система», оставались в словарном запасе людей, которые были лишены доступа к знаниям. Несомненно, эти термины употреблялись постоянно в этом полном опасностей мире. Придя к такому заключению, Тими вдруг почувствовала такой приступ тошноты, что Борну и Кохоме пришлось держать ее, чтобы она не упала вниз, когда ее рвало. Минуту спустя она лежала на спине и тяжело дышала.
– Господи! – выдохнула она. – Я чувствую себя, как будто меня вывернули наизнанку.
Тими осторожно потрогала обеими руками живот.
– Он еще на месте. А я уже готова была поклясться, что его там нет.
Борн не обращал внимания на ее жалобы.
– Что ты теперь чувствуешь в ступне?
– Все еще покалывает немного.
– Только в ступне, – переспросил он, настойчиво глядя ей в глаза, – не в лодыжке или вот здесь, – он дотронулся до икры.
Она отрицательно покачала головой. Борн довольно улыбнулся и поднялся с колен.
– Хорошо. Если бы покалывало во всей ноге, это значило бы, что несмотря на мои усилия, яд распространился дальше. Тогда было бы уже слишком поздно. Но теперь с тобой будет все нормально.
Тими кивнула и с помощью Кохомы попыталась подняться. Потом взглянула на Борна и резко спросила:
– Эй, если это было так важно, чтобы я съела этот фрукт, то почему ты, Борн, колебался, прежде чем сорвать его и принести мне? Исходя из того, что ты сейчас сказал, я могла очень скоро умереть.
Охотник посмотрел на нее таким терпеливым взглядом, которым смотрят на маленьких детей.
– Я должен был убедиться, что тессода не будет возражать против того, чтобы я сорвал ее фрукт, поскольку он был еще не совсем спелым.
И Логан и Кохома были ошарашены.
– Ты хочешь сказать, – спросила Тими, – что ты спрашивал разрешения у того растения? Что ты разговаривал с ним?
– Я не говорил этого, – объяснил Борн. – Я трогал его.
– Трогал? Ты хочешь сказать, что ты хотел узнать спелый ли фрукт?
Борн покачал головой.
– Нет… трогал. А вы не трогаете ваши растения?
– Думаю, нет, поскольку я не понимаю, о чем ты говоришь, Борн.
На лице Борна отразилось удовлетворение, но без удовольствия.
– А, это многое объясняет, – сказал Борн.
– Мне это ничего не объясняет, – вставил Кохома. – Послушай, Борн, ты что хочешь сказать, что ты обращался к этому дереву или разговаривал с ним и что оно согласилось, чтобы ты сорвал неспелый фрукт.
– Нет, нет, я дотрагивался до него. Если бы фрукт был спелым, мне, конечно же, не пришлось бы этого делать.
– Почему: конечно же? – спросила Логан, чувствуя что беседа теряет всякий смысл.
– Потому, что тогда бы тессода дотрагивалась до меня.
– Какое-нибудь ритуальное поверье, – пробормотала Тими, – однако логичное объяснение оригинально. Интересно, откуда оно берет свое начало? Дай мне руку, Жан.
Кохома подал Тими руку, и она тут же вздрогнула и, согнувшись, схватилась за живот.
– Ты можешь идти? – спросил Борн.
– Да, но я спотыкаюсь. – Женщина выдавила жалкую улыбку. – Говорят, лечение хуже, чем сама болезнь… Не думаю, чтобы ты сделал все, как республиканский хирург, Борн, но ты уже во второй раз спасаешь мне жизнь. Спасибо.
– В третий раз, – сказал ей Борн, без объяснений. – Мы уже близко от Дома. Еще половина уровня вверх и потом два или три уровня на юго-запад.
Оба великана тяжело вздохнули.
– Я ничего не читал о подобном дереве ни в одном отчете, – сказал Кохома, когда они добрались до Дома.
– Ты не следил за поступающей информацией, Жан, – укоризненно ответила Логан. – Последняя экспедиция на восток сообщала все подробности. Это дерево называется ткачом. Основной ствол начинает сужаться достигнув пяти– или шестисот метров высоты. Потом он расщепляется на множество стволов поменьше, которые образуют… ну… какое-то подобие огромной корзины в дереве. Через несколько десятков метров эти стволы опять соединяются в один большой ствол, который и формирует верхушку дерева. Согласно описанию, на ветках побочных стволов растут красные фрукты, в основном это сахарные плоды с косточками внутри. Они так же богаты питательными веществами, как любой фрукт, обнаруженный в этих местах. В них много ниацина, всех видов. – Тими указала на первые стволы, к которым они приближались. – Видишь те стручки, растущие из розовых цветков? Согласно докладу, если ты дотронешься до одного из них, то все твое лицо будет в пыльце. Если ее нечаянно вдохнешь, то все, прощай, жизнь. Согласно лабораторным исследованиям споры плесени осядут в легких и пищеводе и через несколько минут ты задохнешься.
Вдруг Тими заметила, что Борн шел прямо по направлению к тому месту, где росли смертоносные цветы.
– Мы ведь обойдем дерево, не так ли, Борн? Здесь не может быть яда, о котором бы не знали твои братья.
– Обходить? – Борн с удивления посмотрел на нее. – Это дерево – Дом. – И он приблизился к ветвям, на которых росли цветы.
– Борн…
Тими медленно шла за охотником, не спуская глаз с ядовитых стручков. Лишь одно прикосновение приведет к выбросу в воздух целого облака пыльцы.
Борн остановился у первой лозы, нагнулся и плюнул прямо в центр одного из цветков, избегая попадания на пыльцевой стручок. Вся лоза затрепетала, когда искристые цветки стали сами по себе закрываться. Трепетание продолжалось. Потом лозы напряглись и словно скрючившись от пожара, раздвинулись, образовав просторный проход.
– Теперь быстрее, – сказал Борн, ступая на дорожку.
Великаны осторожно последовали за ним. Руума-Хум не стал дожидаться, пока они решатся войти, и быстро проскользнул внутрь. Путники миновали опасный вход, обернулись и увидели, как лозы расслабляются и возвращаются на свое прежнее место, опять образуя непроходимую преграду.
– Замечательно, – пробормотал Кохома.
По пути в глубь Дерева-Дома он спросил Борна:
– Что бы произошло, если бы на один из цветков плюнул я?
– Ничего, – ответил охотник. – Вы не жители Дома. Дом признает только своих.
– Не понимаю, как… – начал Кохома. Но Логан перебила его.
– Скажи мне, Борн, – спросила она, – вы едите фрукты ткача – я имею в виду Дома?
Борн с немым удивлением посмотрел на нее. Иногда эти великаны демонстрировали такое знание вещей, которое не укладывалось в голове, но иногда они говорили такие глупости.
– Разве есть какая-то другая пища, за исключением, возможно, свежего мяса? – Борн слышал пересказ Логан о ткаче, но ничего не понял. – Почему бы нам не есть то, что дается готовым?
– Интересно, – согласилась Логан.
Потом она опять начала что-то объяснять Кохоме, употребляя непонятные Борну слова, и он старался не вникать в их беседу.
– Теперь ты понимаешь связь, Жан?
Кохома кивнул.
– Думаю, да. Они регулярно едят фрукты дерева. Это их основная пища. В их пищеварительной системе образуются определенные химические соединения. Когда они плюют на цветок, эти соединения попадают на него вместе со слюной. Ничего удивительного, что Дом узнает своих.
– Теперь я понимаю, чем дерево является для людей, – подытожила Логан, – убежище и еда. Интересно, что дерево получает от этого?
Размышления великанов были нарушены криком, потом еще одним, потом еще. Вскоре они были окружены группой детей, с изумлением таращивших на них глаза. Это были абсолютно нормальные дети, если не принимать во внимание их темно-коричневую кожу, слюдяные волосы и зеленые глаза, плюс их маленький рост. Самые маленькие глядели на них с таким благоговением, с которым смотрели бы на розового фуркота.
Дин тоже был там. Он шел за Борном, стараясь шагать в такт с ним, только иногда делая необходимые прыжки, чтобы не отстать. Борн равнодушно пробормотал приветствие мальчикам. Неужели юнцы никогда не оставят его в покос?
Маф неотступно следовал по пятам за своим человеком, что было очень редко. Обычно он лежал где-нибудь среди ветвей и спал. Детеныш-фуркот пробрался через группу ребятишек к Логан и с подозрением понюхал ее. Она сначала отвернулась от него, но потом нерешительно протянула руку и погладила его по голове. Где-то из глубины шестипалого клубка шерсти послышалось довольное урчание. Детеныш подошел к Логан ближе, чуть не свалив ее с ног.
Моментально возле нее очутился Руума-Хум:
– Если детеныш мешает, шлепни его, – пробасил он.
Тими взглянула на детеныша, благоговейно смотрящего на нее умоляющими глазами.