Текст книги "Ведьма Дивнозёрья"

Автор книги: Алан Чароит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Глава третья. Ты ж ведьма!

– Хозяйка, тут твоя помощь нужна, – донесся приглушенный голос домового Никифора.

Тайка заглянула в чулан под лестницей и не ошиблась: Никифор был там, и даже не один. Второго домового – рыжего и чумазого – она разглядела не сразу: тот спрятался за банками с соленьями.

– Вылазь, Сеня, – Никифор подмигнул рыжему. – Наша Таисья – ведьма добрая, отвечаю.

– Арсений, – гость протянул грязную лапку с узловатыми пальцами. – Можно, я у вас поживу немного?

– Чувствуй себя как дома. – Тайка пожала руку и украдкой вытерла испачканную ладонь о фартук. – Хочешь молока?

Никифор дернул ее за подол платья:

– Лучше послушай, хозяйка, чо у Сени стряслось. Дело-то сурьезное.

Домовой Арсений вытер нос рукавом и тоненько запричитал:

– Ой, беда-беда, кручинушка. Из дома родненького выселили, супостаты!

– Кто? Хозяева? – Глаза наконец привыкли к полумраку, и Тайке удалось рассмотреть гостя получше: латаная-перелатаная косоворотка, полуразвалившиеся лапти, нечесаная борода – одним словом, непутевый. И пахло от него кислой бражкой.

– Нет у меня хозяев, – всхлипнул Сеня. – Я это… из дома на окраине.

Заброшенный дом в Дивнозёрье знали все: кривенький, с облупленными наличниками и покосившимся забором. Он переходил от хозяина к хозяину, попутно обрастая дурной славой. Одни видели там призраков, другие грешили на шишигу, кое-кто считал, что это домовой одичал и чудит, но все сходились во мнении, что в доме нечисто.

Глядя на Арсения, Тайка легко поверила бы в историю об одичавшем домовом, если бы этот самый домовой сейчас не сидел перед ней, дрожа от страха.

– Тогда кто?

– А я почем знаю? – Сеня влез на бочонок из-под квашеной капусты. – Бывало, сам озорничал, каюсь. Так все озорничают!

Никифор в ответ на такой поклеп кашлянул и нахмурил косматые брови. Он был серьезным домовым, не то что некоторые…

– А теперича там че-то завелось и воет, аж жуть берет! – Арсений закатил глаза. – Помоги, а? Ты ж ведьма!

Тайка вздохнула.

Нет, она и в самом деле была ведьмой. Вот только стала ею пару месяцев назад. Не так-то просто остаться одной на хозяйстве, когда тебе всего шестнадцать, а тут еще целое Дивнозёрье в придачу. Спасибо, хоть Никифор помогал, да и сосед – дед Федор – тоже присматривал.

– Попробую узнать, кто там воет, – Тайка поежилась. – Но ничего не обещаю.

– Пушка с собой возьми, – Никифор потянулся, хрустнув спиной. – А мы с Сеней пока в баньку сходим косточки попарить. Подберу ему чо-нить из вещичек. Негоже домовому – пущай и бездомному – чучелом неумытым ходить.

Коловерша по имени Пушок, похожий одновременно на сову и на кошку, достался Тайке в наследство от бабки. Недавно он обрел способность говорить (вернее, это Тайка научилась его понимать) и теперь вовсю показывал скверный характер:

– Очумела? – Коловерша нарезал круги по комнате. – Там что-то воет, а мы туда пойдем? Еще и ночью! А вдруг это оборотень?

– Не ори. Мы одним глазком посмотрим. Я же обещала. – Тайка показала коловерше яблоко, но тот даже не взглянул на лакомство: пришлось есть самой.

– Обещала она! – Пушок приземлился, клацнув совиными когтями по столешнице. – Пожалела Сеньку. Взгляни на него, Тая, он же бомж! Опустившийся элемент.

– Где ты таких слов нахватался? – ахнула Тайка.

– Думаешь, я газеты к себе в гнездо ношу, чтобы на них спать?

– А разве у тебя есть гнездо?

В круглых желтых глазах Пушка мелькнуло негодование. Он захлопал крыльями.

– Я не пойду, ясно? И тебя не пущу. Ишь, смелая выискалась! Загрызет тебя оборотень, что тогда?

– Подавится, – усмехнулась Тайка. – У меня обереги есть. И ножик серебряный.

– Но-ожик, – коловерша фыркнул. – А у него когти – во! Больше моих.

Для наглядности он поднял лапу, но Тайка не испугалась:

– Все равно пойду. С тобой или без тебя!

– Ну и дура, – Пушок перепорхнул на печку, а Тайка в сердцах запустила в него огрызком яблока, но промахнулась.

Вдруг раздался осторожный стук, и в приоткрытую дверь заглянула соседская девочка Аленка. Тоненькая, тихая, с двумя торчащими светлыми косицами и конопатым носом. Ей недавно исполнилось восемь, и этой осенью Аленка опять собиралась в первый класс: прошлый год пришлось пропустить из-за частых болезней.

– Можно? Мама сказала к тебе пойти…

– И что надо твоей маме? – Тайка припомнила вечно уставшую седую женщину с грустными глазами.

Соседи жили бедно. Аленка была поздним ребенком, да к тому же росла без отца… Друзей у нее тоже не водилось, только овчарка по имени Джульетта. Кстати, а где она?

– Не маме, – девочка шмыгнула носом, – мне. Джулька пропала. Всю деревню обыскали – нигде нет. Найди ее, пожалуйста. Ты ж ведьма!

Она протянула на ладошке золотые сережки-колечки – самое дорогое, что у нее было. Тайка, конечно же, не взяла.

– Давно пропала-то?

– Да уж три дня назад. – Губы девочки задрожали. – Мама говорила, мол, вернется. А теперь говорит, давай новую собаку заведем, а другую я не хочу. Джулька, когда я болела, под окнами больницы ночевала, а как-то даже в окно влезла и нарычала на доктора, который мне уколы делал. Она мой друг. Разве друзей бросают?

– Песье племя! Терпеть их не могу, – Пушок яростно завозился за печкой.

Аленка, разумеется, слов не разобрала, а вот Тайке захотелось его стукнуть. Ну чего он лезет?

– Конечно, не бросают. Я найду твою Джулю, обещаю.

Она дождалась, пока девочка уйдет, и – бэ-э-э – показала Пушку язык.

* * *

Идти ночью к заброшенному дому в одиночку было боязно. А не идти – стыдно.

Тайка еще не успела добраться до покосившегося забора, как на ее плечо бесшумно спланировал коловерша.

– Фу, ну и напугал!

Пушок появился очень кстати: ноги тут же перестали подкашиваться, и темнота уже не казалась такой непроглядной.

– Одну не пущу, – коловерша встопорщил перья. – Должен же кто-то хранить хранительницу, ну?

– Спасибо, родной, – Тайка пригладила хохолок на его голове. – Тише, мы почти на месте…

Окна заброшенного дома были темны. Открытые ставни поскрипывали от ветра, в заросшем саду кто-то шуршал и перешептывался (хотелось верить, что мыши), под ногами хрустел гравий… Тайка сжала оберег в кулаке и вошла в сад. Пушок тихонько ухнул, впиваясь когтями в ее плечо.

– Больно же, – Тайка шлепнула его по лапам, и коловерша ослабил хватку.

У них за спиной с треском захлопнулась калитка.

– Пойдем домой, а? – заворкотал Пушок, щекоча усами Тайкино ухо. – Нет тут никого. Ау-у-у? Видишь, не отзываются.

Порыв ветра громыхнул заржавевшей кровлей, с крыши посыпались прошлогодние листья, запахло гнилью и грибницей.

Тайка ухватилась за замшелый наличник, приподнялась на цыпочки, чтобы заглянуть в окно, и ахнула: внутри в кромешной темноте что-то белело.

– Наверное, простыню сушат, – Пушок прижался к Тайкиной щеке.

В заброшенном доме. Простыню. Ну, конечно.

Пока Тайка думала, как бы сострить, белое марево обрело очертания женской фигуры с темными провалами вместо глаз. Слишком широкий для человека рот скривился в ухмылке. Тайка сглотнула.

– А-а-а, привидение!!! – Коловерша сорвался с ее плеча.

Подгнивший наличник треснул, и Тайка с размаху шлепнулась в крапиву.

Белая фигура захихикала, протягивая к ним руки, и в этот самый миг раздался тоскливый протяжный вой, похожий на собачий или волчий.

– Оборотень!!! – Пушок заметался, роняя перья.

Тайка не стала оглядываться: выскочила из крапивы и припустила бегом, до самого дома не переводя дух.

Вот тебе и ведьма-хранительница.

* * *

– Никак Марьянку встретили? – Умытый, приодетый и надушенный одеколоном Арсений улыбался во весь рот.

Тайка медленно подняла голову от бабкиных тетрадок. Ее и без того темные глазищи почернели.

– Твоя знакомая?

– А то ж! Марьянка-вытьянка. Давно со мною живет. Замуж звал даже – не идет.

Тайка в сердцах захлопнула тетрадку. Вытьянка, конечно же! Беспокойный дух. Умеет пугать, но настоящего вреда причинить не может. За позорное бегство стало совсем стыдно.

– И ты молчал?

Арсений пожал плечами:

– Ты не спрашивала… ай! – Коловерша, спланировав, цапнул его за ухо.

А Тайка схватилась за метлу:

– Иди-ка ты домой, Сеня. К своей вытьянке. Погостил – пора и честь знать.

– Хозяйка, ты… – Никифор осекся на полуслове – знал: если уж разозлили ведьму, лучше помалкивать. Даром что маленькая, а метлой может приложить как большая.

Арсений, поняв, что дело плохо, съежился и запричитал:

– Н-не выгоняйте, умоляю! На улице совсем пропаду: нам, домовым, без дома н-нельзя.

– Что ж ты такого натворил, что вытьянка тебя не пускает? – Тайка перекинула за спину смоляную косу.

– Так воет-то не она, – Арсений на всякий случай пригнулся. – Нешто я Марьяниного голоса не знаю!

– Значит, все-таки оборотень… Пушок его видел.

– Кхм, – коловерша отпрыгнул на безопасное расстояние. – Вообще-то нет.

– Вот как? – Рука на метле сжалась крепче. – А кто громче всех кричал?

Пушок покосился на метлу и отлетел еще подальше.

– Мне показалось.

Тайка обвела взглядом притихшую компанию.

– Ну вот, мы вернулись к тому, с чего начали…

– Не серчай, хозяюшка, – пробасил из угла Никифор. – Сеня не со зла, глупый он просто. Ты, это… метлу-то отложи. Я с утречка козу сам подою, хошь?

– Я полы помою, – пискнул Арсений.

– А я в саду помогу, – коловерша взмахнул крыльями. – Вишни высоко, а я – хоп – слетал и достал!

– Ага, и половину по дороге слопал, – фыркнула Тайка. – Не вздумай, олух, они еще не поспели!

Нет, ну как прикажете на них злиться?

Теперь, когда стало ясно, что в заброшенном доме живет вытьянка, поскрипывания и шорохи уже не казались такими угрожающими. И все же Тайка была начеку. Пушок опять увязался следом: видать, тоже винил себя за вчерашнюю трусость.

– Явились – не запылились, – раздался хихикающий голос, стоило им приоткрыть калитку. – Мало было? Так я добавлю. У-у-у, мародеры!

– Нет-нет, я ведьма, а это – Пушок, – Тайка вошла в сад и зажгла фонарик. – Вы, Марьяна, нас больше не пугайте. Мы не из пугливых.

– Ха, а вчера улепетывали, аж пятки сверкали!

Вытьянка, простоволосая и босая, сидела на крыльце, подперев подбородок ладонями. Ее бледное лицо больше не было страшным, а то, что Пушок вчера принял за простыню, оказалось неподпоясанной белой рубахой. Волосы тоже были почти белыми.

– Арсений послал нас разобраться… – начала было Тайка, но вытьянка вдруг вскочила; ее глаза загорелись синим огнем, рубаха заколыхалась на ветру, как знамя.

– Ах, Арсений! Где этого негодяя носит? Опять пьет?

Тайка невольно попятилась.

– Э-э-э… А кто это у вас тут воет? – она направила фонарик прямо в лицо вытьянке, и та, отшатнувшись, стала полупрозрачной.

– Н-никто.

– Вот только врать не надо, – Тайка подбоченилась, – мы сами слышали. Не бойтесь, я хочу помочь. Правда.

Марьяна огляделась по сторонам и быстро зашептала:

– Ладно, идем… может, придумаешь, что с этим делать. Ты ж ведьма, – Тайкиной руки коснулись холодные как лед пальцы.

– Стой, – сквозь зубы прошипел Пушок, но они уже вошли в дом.

Внутри все заросло паутиной и пылью; ветхий пол, казалось, вот-вот проломится под ногами. Дом, в котором давно не жили, был пугающим и живым даже без чар вытьянки.

– Чую дух песий, – Пушок шумно втянул воздух, – клянусь, оборотень тут!

Не вой, а тихое поскуливание раздалось совсем близко, и Тайка вздрогнула.

– Сюда, – Марьяна выпустила ее руку и преспокойно прошла сквозь стену; а вот Тайке пришлось попотеть, чтобы открыть дверь: та вконец рассохлась.

Она ожидала увидеть что угодно, но только не это: на полу на ватном одеяле сидел белоснежный толстолапый щенок. Здоровенный – лишь немногим меньше взрослой овчарки. Почуяв гостей, он перестал скулить, завилял хвостом и запрыгал.

– Фу! – Коловерша взмыл в воздух, а щенок, заметив его, зашелся заливистым лаем.

Марьяна ахнула:

– Ути маленький, впервые гавкнул.

Тайка только сейчас заметила, что на спине у щенка трепещут маленькие крылышки. Такую махину им, конечно, не поднять… но, может, они еще вырастут?

– И давно у вас это чудо? – Она погладила щенка между ушей.

– На той неделе народился, а смотри ж, не слепой. Вот что значит кровь симаргла!

– Симаргл? Но откуда?!

По бабкиным записям Тайка знала, что крылатые псы-защитники водятся только в дивьем царстве и выбирают одного хозяина на всю жизнь. Очень умные создания. Ну, когда вырастут…

Щенок обслюнявил Тайкин кроссовок: похоже, у него уже резались зубы.

– Да прятался тут один, из дивьих людей, – ледяной взгляд Марьяны вдруг потеплел. – Ух, и красавчик! Вот за него бы я пошла, не за Сеньку. Жаль, не звал. Уж не ведаю, чего ему тут было надобно, но симаргл с ним пришел. А овчарка местная их почуяла да тоже к нам прибилась. Гнала ее домой – ни в какую.

Так вот, значит, куда делась Джульетта…

Тайка вынула кроссовок из пасти маленького симаргла.

– А где теперь та овчарка?

– Ушла в дивье царство, – вытьянка вздохнула. – За симарглом и его хозяином. Щена вот оставили, байстрюка мелкого… А тот давай выть с тоски! Сенька испужался и сбег, дурачок. Он ведь дивьего гостя проспал: бражки накушался, пьянь.

– М-да… Ну и что с тобой делать?

Тайка присела на корточки. Крылатый щенок поставил лапу ей на колено и лизнул в нос.

* * *

– Значит, Джуля не вернется? – Аленка сдерживалась, как могла, но слезы сами покатились из глаз. – Выходит, это она меня бросила?

– Не бросила, – Тайка протянула ей платок. – Жениха себе нашла.

– А им вместе хорошо? Он не будет мою Джулю обижать?

Пришлось заверить, что точно не будет: только тогда Аленка кивнула и вытерла слезы.

– Тогда ладно. Бросать друзей нельзя, но и удерживать их против воли тоже плохо.

Тут ее взгляд упал на маленького симаргла.

– Ой! А кто это?

– Ты его видишь? – ахнула Тайка.

– Какой хорошенький! А можно погладить?

Щенок сам подлез под ее ладонь и тявкнул.

– На маленькую Джульку похож, – девочка улыбнулась. – Такой же смешной.

Симаргл приподнял одно ухо, посмотрел на Тайку, на Аленку, будто выбирая между ними, а потом прижался к Аленкиной ноге и снова тявкнул.

Говорить он еще не умел – даже по-собачьи, – но Тайка поняла без слов:

– Это Джулькин сын, и он выбрал тебя своей хозяйкой. Ух и повезло тебе, Аленушка.

– Правда? – Девочка взвизгнула и обняла щенка за шею, а тот принялся вылизывать ей лицо. – Значит, Джуля не просто ушла, а оставила вместо себя… как же его назвать? Может, Пушок?

– Нет, только не это! – Коловерша едва не свалился с Тайкиного плеча.

– Или лучше Снежок?

– Да-да, прекрасное имя!

К счастью, Аленка по-прежнему не слышала коловершу.

Тайка легонько стукнула Пушка по макушке, чтобы тот успокоился, а затем снова обратилась к девочке:

– Это необычный пес. Твоя мама не увидит его, пока он не научится прятать крылья. Он сможет говорить, а потом и читать твои мысли, будет защищать тебя от всего на свете, отгонять болезни и ночные страхи. Но если ты предашь его, он не проживет и дня.

– Я никому его не отдам. И буду заботиться, – Аленка запустила пальцы в густую белую шерсть. – Мы подружимся. Честно-пречестно!

Она что-то шепнула щенку на ухо, и тот вдруг исчез. Лишь собачьи следы, появляющиеся на земле рядом с Аленкой, указывали, что симаргл все еще здесь. Кажется, эти двое и впрямь нашли друг друга.

– Снежок! – крикнул коловерша им вслед. – И чтобы никаких Пушков мне тут.

– Вот ведь эгоист, – Тайка рассмеялась.

* * *

– Звиняй, хозяйка, – Никифор снял картуз. – Кто ж знал, что Сеня – тот еще фрукт. Ох, прав был Пушок…

– Бражку варили? – Тайка принюхалась.

– Ага, – потупился Никифор.

– Пили?

– Ну, по чуть-чуть… Просыпаюсь, а Сенька сбег и серебряные ложки прихватил, гад.

«И поделом», – хотела сказать Тайка, но вместо этого улыбнулась:

– Не расстраивайся, Никифор. Ты же от чистого сердца, другу помочь хотел.

Домовой просиял:

– Ты у меня, хозяюшка, самая лучшая!

– А ты льстец.

– Не без этого… Как думаешь, – Никифор напялил картуз и приосанился, – зачем тот тип из дивьих приходил?

– Как пришел, так и ушел, – Тайка пожала плечами. – Мне-то какое дело?

– Кому ж еще, как не тебе? – Домовой огладил бороду. – Ты ж у нас ведьма!

Тайка вздохнула: сколько раз за последние дни она слышала эти слова?

Ох, а то ли еще будет!

Глава четвертая. Папоротников цвет

С самого утра Тайка затеяла печь пирожки. Думала домового порадовать: Никифор в последние дни смурной ходил да все вздыхал тяжко. Но горестями не делился.

– А с чем пирожки? – На стол спикировал Пушок. – С маком?

– С таком, – Тайка отмахнулась полотенцем, и коловерша вспорхнул, подняв облако мучной пыли.

Порой Тайке казалось, что осенне-рыжий Пушок, напоминающий помесь кошки с совой, взял худшие качества от тех и других. Он был быстр, нагл, умел подкрасться бесшумно и жрал все, что плохо лежало. А по его мнению любая еда лежала плохо. Вот и сейчас сцапал когтями куриное яйцо и смылся, гад.

– Брось, хозяйка, – Никифор чихнул и принялся отряхивать картуз от муки. – Пущай летит, разбойник пернатый.

Тайка вытерла пот со лба и погрозила кулаком печке, за которой спрятался вороватый коловерша.

– И все же, Никифор, что случилось? Я же вижу, ты сам не свой.

Домовой, вздохнув, поскреб в бороде:

– Гриня пропал. Уж целую седьмицу как. Не знаем, чо и думать.

Гриней звали дивнозёрского лешего. Тот хоть молодой и озорной был, но дело свое знал хорошо. Грибов и ягод в лесу всегда родилось в избытке, зверье лоснилось и множилось, лес рос красивый, чистый, а то, что Гриня порой превращался в выпь и пугал криками дачников, – так у всех свои недостатки.

– То есть как это – пропал? Совсем? – Тайка опустилась на табурет.

Никифор кивнул:

– С концами… и, как назло, прямо в канун праздника. Кикиморы с ног сбились, мавки рыдают хором: какое уж тут веселье… Кстати, ты сама-то пойдешь?

– А что за праздник?

– Дык купальская ночь сегодня! Забыла? – Никифор глянул на нее с укоризной.

– Я… не знала, что тоже приглашена, – Тайке не хотелось признавать, что она и впрямь запамятовала.

– А как же иначе? – Никифор приподнял кустистые брови. – Ты ж ведьма-хранительница. Без тебя никак.

– А без Грини?

– Без него тоже, – вздохнул домовой. – Но ты ж поворожишь, ежели не найдется?

Вот. Началось… Тайка закатила глаза и грохнула кастрюлей.

– Куда я денусь? Поворожу.

Шел третий месяц, как она стала ведьмой-хранительницей Дивнозёрья, а казалось, будто бы три года прошло. Теперь, если что случалось, все бежали к ней.

К счастью, Тайка справлялась. И с Грезой – воплощенной мечтой – договорилась, и щенка симаргла к хорошей хозяйке пристроила, и Арсению – домовому из заброшенного дома – подкинула брошюру о вреде пьянства (кстати, тот уже две недели кряду не пил), но вот где искать пропавшего лешего, она понятия не имела.

Еще и праздник этот… Вовремя Никифор напомнил, нечего сказать. В чем туда идти? Не в джинсах же? И что там вообще делать?

– Как это что? Папоротников цвет искать, конечно. – Коловерша высунулся из-за печки; его морда была перемазана в яичном желтке.

Видимо, последний вопрос Тайка задала вслух.

– А зачем?

Пушок, поняв, что ругать его не будут, вылез целиком, отряхивая паутину с крыльев.

– Так он желание исполняет.

– Любое? – Тайка вскочила, уронив табурет.

Нет, она уже не хотела, чтобы все стало как прежде и бабушка вернулась из дивьего царства домой: ведь та наконец нашла свое счастье. Но вот навестить ее Тайка не отказалась бы, очень уж соскучилась. Да и посмотреть на иной край хотелось. Это для дивьих людей все чудеса тут, а для обычных смертных – наоборот, настоящее волшебство начинается по ту сторону вязового дупла.

– Угу, – по-совиному ухнул коловерша, подбираясь ближе. – Что ни пожелаешь, все исполнит. Семеновна-то по молодости каждый год искала. Перестала, только когда ты родилась.

– А если бы нашла?

– То – фьють, только мы ее и видели! Но ты ж пойми: ищут все, а находит кто-то один. Эх, вот бы мне в этот раз повезло… – скрипучий голос Пушка стал мечтательным.

– А если найдешь, что загадаешь? – Тайка пригладила перья, торчащие на макушке у коловерши, и тот, зажмурив желтые круглые глазищи, тихонько замурлыкал.

– Мр-р-р-р-р, не скажу. Мр-р-р-р-р, это секрет.

– Ну и пожалуйста! Не буду тебя больше чесать.

Тайка убрала руку – и вовремя: коловерша попытался куснуть ее за палец, а промахнувшись, обиделся еще больше:

– Чего ты такая вредная, Тая? Если я расскажу желание, разве оно сбудется?

И пока Тайка думала, как ей извиниться, пернатый негодяй сцапал из миски еще одно яйцо и вылетел в окно.

– Знаю я твои желания, – усмехнулась она. – Пожрать, пожрать и еще немного пожрать, пожалуйста…

А папоротников цвет уже захватил все ее мысли, и Тайке едва хватило терпения дождаться темноты в самую светлую ночь года…

Дивнозёрская нечисть всегда собиралась на поляне у самого большого дуба – царского дерева. Людям сюда ходу не было, но Тайка знала, как пройти сквозь туманный морок: нужно было с заговором промыть глаза загодя собранной майской росой и положить под язык четырехлистный клевер. Она немного припозднилась, продираясь сквозь бурелом и поминая Гриню недобрым словом: ведь это была его забота – содержать лес в порядке.

Когда Тайка добралась до места, праздник был уже в самом разгаре. Огни светлячков сияли в траве, на замшелых колодах и в ветвях деревьев; повсюду горели костры и играла музыка – два полевика выводили бодрую мелодию на свирелях. Веселые мавки – босые, простоволосые, в цветочных венках и длинных рубахах, – завидев Тайку, оживились.

– Эй, ведьма, потанцуй с нами! – махнула рукой одна из них… кажется, Майя.

Да, точно: они встречались на застолье, которое Никифор устроил еще весной в честь новоиспеченной ведьмы-хранительницы. Отказываться было невежливо, но Тайка помнила – увлекаться нельзя: эти красавицы только и знают, что плясать. Не успеешь оглянуться – затанцуют до смерти. Речные еще и похлеще озерных будут, а Майя была как раз из речных.

Музыка стала громче, повсюду слышались смех, визги и обрывки фраз. В кустах кто-то радостно ухал (может, Пушок или кто-то из его диких сородичей). Чьи-то руки надели ей на голову венок из полевых цветов и втащили в хоровод.

Уже после трех проходов стало жарко. Тайка хотела выйти из круга, но вдруг заметила незнакомку… Не мавку, не кикимору, не лесавку – обычную девушку: рыжую, высокую, в кожаных штанах и футболке с крылатым черепом. И как только ее угораздило забрести на праздник нечисти, да еще и попасть в хоровод к мавкам? Ох, придется выручать.

Тайка сделала вид, что споткнулась о камень, и встроилась в круг уже рядом с девушкой.

– Уходи, – перекричать музыку было непросто: кто-то из полевиков от души наяривал на трещотке. – Тебе тут не место. Иди за мной, я покажу дорогу…

– Сама туда иди! – девушка отняла руку. – Вечеринка только началась. И мне тут нравится.

– Это морок. Еще немного, и ты забудешь, кем была и как звали. Станешь такой же, как они. Если, конечно, тебя не сожрут раньше.

– Подавятся! – незнакомка расхохоталась. – Я сама кого хочешь съем.

Цепочка танцующих ворвалась в хоровод, разделяя их, и Тайка потеряла девушку из виду.

Со всех ног она бросилась к Никифору, который, сняв лапти, грел пятки у костра.

– Беда! – Тайка плюхнулась на бревно рядом с домовым. – Там на поляне человек. Девушка. Уж не знаю, сама забрела или заманил кто, но она не знает, куда попала. И танцует. Без оберегов. Понимаешь, что это значит?

– Пущай танцует. – Густой бас Никифора был способен перекрыть даже трещотки и свирели. – Ничо ей не сделается. Тут кое-кого другого спасать надобно…

– Меня ругай, а Катерину не трогай, – раздалось с той стороны костра, и Тайка узнала голос пропавшего лешего.

– Гриня? Нашелся!

– Я и не терялся, – леший дунул в костер, чтобы тот разгорелся ярче.

– Нет уж, – Никифор поднял ладонь, и пламя поутихло, – неча тут огнем заслоняться. Встань-ка, покажись нашей ведьме.

– А чо такова? – Гриня поднялся во весь свой могучий рост, и Тайка прыснула в кулак.

Соломенные Гринины патлы были убраны под бандану, широченные плечи смотрелись еще шире в новенькой косухе, а из кармана кожаных штанов чуть ли не до колена свисала цепь. На футболке скалился точно такой же череп, как у той девушки.

– Красавчик, – Тайка улыбнулась. – А мотоцикл где?

– Там, в кустах стоит, – Гриня махнул рукой. – Тока он не мой, а Катеринин. Своего нету пока.

– Ишь ты, пока, – Никифор по-стариковски крякнул. – Бросает он нас, Таюшка-хозяюшка. Грит, в банду вступил. Уезжает на железном коне в Сочи.

– Не в банду, а в клуб, – леший надулся.

– Все одно: нас на бабу променял! – домовой глянул на Тайку. – Потому и грю: это кто кого еще заморочил. Хозяйка, ну скажи ты этому олуху…

– Я люблю Катерину! – Леший ударил себя кулаком в грудь. – Может, никого так не любил!

Но Никифор уже не глядел в его сторону.

– Ты послушай, хозяйка, как дело было. На той седьмице они встретились. Наш Гринька до Ольховки собрался за чипсами, – за лешим действительно водился такой грешок: очень уж любил хрустящую картошечку, – а эта, – Никифор кивнул на отплясывающую Катерину, – его подвезла. Ну и все, пропал мужик.

– Я, может, наоборот, себя нашел! – Гриня набычился: того и гляди, футболку на груди рванет.

– Тихо! Праздник же, а вы ругаетесь! – Тайка встала с бревна. – Гринь, а как же Дивнозёрье? На кого ты лес оставишь?

Леший захлопал глазами:

– Ой, будто я тут шибко нужен? Только и слышу: Гриня такой, Гриня сякой, Гриня сосну уронил… А Катерине от меня ничего не надобно. Я ей просто нравлюсь, понимаешь?

Тайка понимала. Ей было знакомо щемящее чувство одиночества, когда ты вроде нужна всем, но лишь потому, что – ведьма. А перестанешь отводить чужие беды, так о тебе через неделю не вспомнят. И все же она знала, что такое ответственность, а Гриня, похоже, нет.

– Мы тебя тоже любим. И я, и мавки, и даже Никифор, – Тайка на всякий случай незаметно пнула домового, чтобы тот не вздумал возражать. – Лес без тебя захиреет…

– Не дави на меня, – Гриня шмыгнул носом. – Ты даже не заметила, что меня нет, пока Никифор не сказал. А еще хранительница, называется! Да, далеко тебе до Семеновны…

Из толпы мавок выскочила раскрасневшаяся Катерина и обняла лешего за шею:

– Как у вас весело, Гриш… ага, и ты тут, – она заметила Тайку и нахмурилась.

– Я уже ухожу, – ох, только бы не показать слез…

В этот миг Майя, хлопнув в ладоши, зычно крикнула на всю поляну:

– Луна вышла! Айда папоротников цвет искать!

Музыка стихла, а вместо уже привычной трещотки раздался звук заводящегося мотора. Похоже, Гриня с Катериной решили уехать еще до рассвета.

Все разбрелись, и притихший лес вдруг ожил. Повсюду слышались шаги, шорохи, смешки, треск веток и чужое дыхание за плечом… Тайка отошла подальше под сень сосен и свернула с тропки туда, где прежде видела густые папоротниковые заросли. Только оставшись одна, она дала волю слезам.

Купальская ночь была светлой, несмотря на то, что луна то и дело пряталась за тучами. Влажная земля пружинила и чавкала под ногами, а прежде эту часть леса никогда не заболачивало… ох, Гриня, Гриня.

Тайка подобрала палку, чтобы раздвигать широкие листья и не провалиться в какой-нибудь бочажок.

Пару часов спустя ноги сами вынесли ее на незнакомую поляну. Высоченные – почти в пояс – папоротники росли тремя плотными кругами, а в самом центре… сперва Тайке показалось, что чей-то костер мерцает, то разгораясь, то угасая. Лишь продравшись через первый круг зарослей, она поняла – нет, не костер. Цветок! Настоящий! Слезы вмиг высохли, и Тайка ускорила шаг.

Вскоре она заметила, что с другой стороны к центру поляны тоже приближалась темная фигура и неизвестный соперник, как назло, был проворнее.

Луна вновь вышла из-за туч, осветив поляну, и Тайка ахнула. К цветку папоротника склонился парень из дивьих: высокий, с волосами светлыми, как лен. По обе стороны от него замерли собаки: овчарка и взрослый симаргл с белоснежными крыльями. Дивий гость коснулся лепестков цветка, будто бы погладил, – но срывать не стал. Вместо этого вырыл ямку рядом, что-то сложил в нее, закопал и полил из фляжки.

– Эй! Кто ты?

Когда Тайка продралась через второй круг, небо едва заметно посветлело: близился рассвет. Дивий парень вздрогнул, выпрямился и положил руку на холку симаргла.

– Забудь все, что видела. Не твое это дело. – Его голос лился, как родник, завораживая чудесным звоном.

Тайка мотнула головой, сбрасывая морок, и схватилась за оберег:

– Еще как мое! Я ведьма-хранительница Дивнозёрья, тут все под моей защитой.

Ответом ей стал смех.

– Такая юная, и уже ведьма? Не оскудел ваш край на чудеса… – он собрал в ладонь утреннюю росу с папоротниковых листьев и сдунул капли прямо Тайке в лицо.

Пока та пыталась проморгаться, гость из дивьего царства исчез вместе со своими собаками.

Цветок тем временем потускнел. Тайка потянулась к стеблю, но тут откуда ни возьмись на нее напрыгнул Пушок:

– Мое! Нашел! – Коловерша впилился лбом в ее ладонь.

– Эй, нечестно! Я первая была!

– А я быстрее!

Пока они пререкались, отпихивая друг друга, цветок почти угас. В сердцевине мерцала последняя искра, когда упругий стебель переломила проворная рука Майи.

– Ух, и повезло! – взвизгнула мавка, пряча цветок под юбкой. – Еле успела!

За ее спиной уже вставало солнце нового дня.

– Это все из за тебя, – бухтел Пушок, топорща перья. – Могли бы сейчас – ух – все иметь и век горя не знать.

– Ах, из-за меня?! – Тайка замахнулась поварешкой. – А кто пихался?

– А ну цыц! – Никифор стукнул кулаком по столу. – Неча ссориться на пустом месте. Слыхали, небось: кому папоротников цвет в руки дался, тому и был назначен. А ваше счастье, стало быть, глубже запрятано. Не заслужили исчо.

– А Майка заслужила? – Коловерша фыркнул. – Да что она может загадать, мавка глупая?

С улицы донеслось тарахтение мотоцикла, и Никифор выглянул в окно:

– А вот, кстати, и она. Легка на помине… Да не одна.

Тайка бросила поварешку и сама выбежала за калитку.

– Гриня!

Леший снял с головы шлем, поклонился Тайке и покосился на мавку. Та пихнула его локтем в бок.

– Прости меня, ведьмушка, – Гриня уставился себе под ноги. – Я тебе вчерась сгоряча лишнего наговорил.

– Прощаю, – улыбнулась Тайка. – Как говорится, кто старое помянет… Но ты ведь остаешься?

Леший переступил с ноги на ногу, скрипнув берцами:

– Не совсем… То есть… я…

– Уезжает-уезжает, – Майя выступила вперед, – в отпуск. А потом вернется. И будет к своей Катерине по выходным в гости ездить. Она-то городская, в деревне не приживется. Гриньке в городе тоже не жизнь. А так все будут довольны.

– Это ты придумала? – Тайке стало немного стыдно: она-то всегда считала мавок бестолковыми.

– Не я одна, с Катериной вместе. И Гриньке объяснили, что место, где тебя любят и ждут, может быть не одно.

Тайка поймала Майю за рукав и шепнула ей на ухо:

– Скажи честно: ты на это потратила папоротников цвет? Чтобы Гриню вразумить?