Текст книги "Когда-то, давным-давно (с иллюстрациями)"

Автор книги: Алан Александр Милн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Глава 9
Они боятся Удо

Начинать эту главу мне очень больно. К счастью, она довольно коротка. Позже мне придется смириться с положением вещей, и я даже буду склонен подчеркивать их смешную сторону. Но сейчас меня переполняет горе. Чтобы такое случилось с принцем из царствующей фамилии Арабии, молодым человеком выдающихся достоинств! Роджер Кривоног чуть не рыдает. «Эта преступная женщина»… – пишет он, конечно, имея в виду графиню Бельвейн, и дальше разражается настоящей истерикой на целых полторы страницы.

Давайте посмотрим на случившееся более спокойно.

Лионель вернулся с прогулки в том же беззаботном настроении и лениво разлегся на траве, ожидая, пока Удо наконец соберется в дорогу. Об Удо он не думал. Он думал, не найдется ли в Евралии какой-нибудь придворной дамы редкостной красоты или дракона редкостной свирепости. Вот это было бы действительно приключение!

– Лионель, – послышался тихий голосок откуда-то сзади.

– Привет, Удо, ты где? Нам не пора трогаться?

– Мы никуда не едем, – сказал голосок.

– Что случилось? Почему ты прячешься в кустах?

– Я… я неважно себя чувствую!

– Удо, милый, что с тобой? – Лионель вскочил и сделал шаг в направлении кустов.

– Стой! – услышал он пронзительный возглас. – Я повелеваю…

Лионель остановился.

– Воля вашего высочества, – начал он весьма холодно…

Из кустов донеслось явственное всхлипывание.

– Лионель, – раздался наконец очень несчастный голос, – кажется, я сейчас выйду.

Недоумевая, Лионель молча ждал.

– Да, я выхожу, Лионель. Но ты не удивляйся, если: я не очень хорошо выгляжу. Я… я… Лионель… я выхожу… – жалобно сказал Удо и вышел из кустов.

Лионель не знал, что ему делать – плакать или смеяться.

Бедный принц Удо!

Теперь у него была голова и длинные уши кролика, но при этом он каким-то удивительным образом не утерял сходства с настоящим Удо. Грива и хвост – львиные. Что было между гривой и хвостом, не поддается определению. Правда, эта часть тела придавала всему его облику некоторое величие – однако величие такого рода, какое придает человеку каракулевая шуба.

Лионель решил, что надо вести себя как можно более тактично.

– Ах, вот ты где! – воскликнул он весело. – Ну что, поехали?

– Не будь идиотом, Лионель, – сказал Удо, чуть не плача. – Можно подумать, ты не видишь, что у меня хвост.

– Надо же, действительно хвост. Подумать только!

Удо продемонстрировал, что он сам думает по этому поводу, злобно хлеща себя по бокам пресловутым хвостом.

– Сейчас не время для церемоний. Скажи мне, как я выгляжу.

Лионель задумался.

– Совершенно честно, выше высочество?

– Д-да… – сказал Удо нервно.

– Если честно, то ваше высочество выглядит смешно.

– Очень смешно? – мрачно спросил Удо.

– Очень.

Его высочество испустил тяжкий вздох.

– Именно этого я и боялся. Это самое жестокое во всей истории. Будь я львом, в моем положении был бы истинный трагизм и величие. Одинокий, страдающий изгнанник, полный царственного достоинства… – Он немного подумал. – Лионель, тебе приходилось когда-нибудь видеть яка?

– Никогда.

– Я видал одного в Бародии. Так вот, яка нельзя назвать красивым животным, но если бы я превратился в яка, я мог бы надеяться на любовь. Як не вызывает смеха, а то, что не вызывает смеха, можно полюбить. А какая у меня голова?

– Она похожа на…

– Видишь ли, я сам-то не могу посмотреть…

– На человека, не знакомого с вашим высочеством, она скорее всего произведет впечатление головы кролика.

Удо уткнулся головой в лапы и зарыдал.

– К-кролик, – всхлипывал он. – Так недостойно, так лишено истинного пафоса, так… И даже не целиком кролик, – добавил он с горечью.

– Как это все случилось?

– Не знаю, Лионель. Я просто заснул, а когда проснулся, почувствовал себя как-то странно… – Вдруг он сел и посмотрел на Лионеля: – Это та старуха! Помяни мое слово, это она.

– Но почему?

– Не знаю, я был с ней очень вежлив. Ты же помнишь, как я тебе сказал: «Будь с ней вежлив, может быть, она фея». Я сразу это понял. Что теперь делать? Давай устроим военный совет и все обсудим.

Принц Удо выдвинул два предложения: первое – чтобы Лионель завтра утром поехал и убил старуху, второе – чтобы Лионель поехал сегодня вечером и убил старуху.

Лионель возразил, что если это она превратила принца в… («вот именно», – поспешно прервал его принц), то только она может превратить его обратно и, в таком случае, лучше пока ее не убивать.

– Все равно, я хочу, чтобы кого-нибудь убили, – раздраженно твердил Удо, и, в общем, его чувства вполне можно понять.

– Давай сделаем так: ты останешься здесь дня на два, а я тем временем вернусь обратно, разыщу старую ведьму и заставлю ее во всем признаться. Она что-то знает, в этом я уверен. И тогда решим, что делать дальше.

Удо погрузился в размышления.

– Почему тебя ни в кого не превратили? – в конце концов спросил он.

– Не знаю. Думаю, потому, что я слишком незначительная особа.

– Да, наверное, поэтому. – Удо сразу почувствовал себя лучше. – Конечно, так оно и есть. – Он пригладил лапками усы. – Они меня боятся.

Он явно приободрился, и Лионель решил, что настал я подходящий момент для расставания.

– Могу я покинуть вас, ваше высочество?

– Да, ты можешь ехать.

– А я застану вас здесь, когда вернусь?

– Может, да, а может, и нет. Может, да, а может, нет… Боятся меня, – пробормотал он в усы. – Несомненно.

– Так что мне делать, если вас здесь не окажется?

– Возвращайся во дворец.

– До свидания, ваше высочество.

Удо помахал ему лапой:

– До свидания, до свидания.

Лионель сел на лошадь. Отъехав достаточно далеко, он остановился и, дав наконец себе волю, разразился хохотом. Приступ за приступом сотрясали его с головы до ног. Он пытался перестать, но при воспоминании о внешности его королевского высочества все начиналось сначала.

«Я больше не мог с ним оставаться, – думал он. – Еще чуть-чуть, и я бы не выдержал. Бедный Удо! Однако, надеюсь, скоро он поправится».

На следующий вечер он доехал до места, где стояла хижина, но она исчезла. Тогда он вернулся обратно, но Удо тоже исчез. Ему ничего не оставалось, как отправиться во дворец.

Оставшись один, Удо стал обдумывать свои дальнейшие шаги. Перед ним было три пути.

Он мог оставаться на этом самом месте, пока не поправится. Эту возможность он сразу же отверг. Когда у вас голова кролика, львиный хвост и тело тонкорунного барашка, потребность в действии становится непреодолимой. Кровь отважных предков бросается в голову и призывает – вперед!

Можно было вернуться в Арабию.

В Арабию? Где его так любили, уважали, где он пользовался такой популярностью? В Арабию, где он каждый день специально выезжал на прогулку, чтобы толпы подданных его отца могли выразить наследному принцу восторг и преданность? Нет, это было бы крайне неудобно.

Тогда в Евралию?

Почему бы и нет? Принцесса Гиацинта позвала его. Какое благородство он продемонстрирует, если придет к ней на помощь даже теперь – в таком состоянии здоровья. Он пострадал, служа ей – по крайней мере, так можно сказать, и, по всей вероятности, это правда. Она в опасности: волшебники, чародеи, мало ли что еще. Лионель находит его смешным, но ведь у женщин, как правило, не особенно развито чувство юмора. Может быть, в детстве у Гиацинты были кролики… или ягнята. Она может найти его трогательным. А львиная грива, хвост… ей это может показаться впечатляющим. Женщинам нравится, когда в любимом мужчине есть что-то дикое, неукротимое…

Присутствие Лионеля совершенно излишне. Лионель и он (в его теперешнем состоянии) не могут явиться в Евралию вместе – контраст был бы слишком разителен… А вот он один – ее единственная поддержка и опора… Несомненно, принцесса должна оценить такую преданность.

И еще – очень может быть, что какой-то чародей из Евралии заколдовал его, чтобы не дать возможности помочь принцессе. Если так, то лучше быть в Евралии, чтобы самому разобраться с этим чародеем. Сейчас принц с трудом представлял себе, как будет разбираться, но, конечно, он сумеет придумать что-нибудь очень мудрое на месте.

И потому – в Евралию!

И он затрусил по дороге. Как справедливо заметил Лионель, они его боятся.

Глава 10
Шарлотта Гулигулинг поражает критиков

Леди Бельвейн сидит в своем саду. Она очень счастлива. В правой руке у нее огромное перо из хвоста самого любимого гуся, выкрашенное в красный цвет. Темные пряди волос, перекинутые на одну сторону, ложатся на бумагу, кончик языка от усердия прикушен белоснежными зубками. Графиня сочиняет. Левой рукой она отбивает такт по столу: раз-два, раз-два, раз-два…

Удивительная женщина!

Вы помните ее последний разговор с принцессой Гиацинтой? «Я чувствую, что мы нуждаемся в посторонней помощи…» Целых две недели тревожного ожидания. Подействовало ли волшебное кольцо? Даже если бы и не было никакого принца, все равно ее положение при дворе сильно пошатнулось. Теперь они с принцессой стали врагами. А в худшем случае – эти волшебные кольца то и дело отказывают – принц в полном здравии и, возможно, сильно рассерженный вот-вот появится и начнет ее преследовать.

И все же она сочиняет.

А что именно? Она готовится к литературному состязанию – последний проект, подписанный принцессой.

Мне нравится, что она мирно предается литературному труду, в то время как все ее будущее висит на волоске. Роджер относится к этому совсем по-иному. «Даже теперь, – пишет он, – она надеялась урвать последнюю пригоршню золота у своей несчастной страны». Я начисто отрицаю подобное обвинение. Ничего она не надеялась «урвать». Она всего лишь участвовала в официально одобренном состязании под псевдонимом «Шарлотта Гулигулинг».

Тот факт, что в соответствии с Проектом единственным судьей в этом состязании являлась графиня Бельвейн, никакого отношения к делу не имеет. Мнение графини Бельвейн о поэзии Ш. Г. было совершенно искренним, и никакие финансовые соображения на него не влияли. И если Шарлотте суждено было выиграть состязание, то только потому, что графиня совершенно беспристрастно решила, что она того заслуживает. Еще один факт противоречит слухам, которые распускает о графине Роджер. Как судья, именно графиня выбирала жанр и тему состязания. Хорошо известно, что и графиня, и Шарлотта блистали в области лирики, тем не менее предметом состязания была выбрана эпическая поэма. «Бародо-евралийская война» – и никак не меньше. Кто из современных поэтов проявил бы такую незаурядную честность?

«БАРОДО-ЕВРАЛИЙСКАЯ ВОЙНА» – эта строчка была выведена золотом и сама по себе заслуживала первой премии в любом состязании.

 
Король Евралии отправился в поход —
Враг впереди, его сраженье ждет.
И первый взвод солдат скрывается вдали…
 

Далее следует очень много зачеркнутых слов, а затем идет (внезапное озарение) простая строка: Они все шли, и шли, и шли, и шли, и шли…

Сразу представляешь себе, какую огромную армию повел в поход король Евралии (пять тысяч человек, если быть точным).

 
Приветственные возгласы и колокольный звон
И с севера, и с юга, и вообще со всех сторон.
Клянусь, никто не мог бестрепетно взирать
На то святое дело устремившуюся рать.
Клянусь, никто не мог бестрепетно смотреть
На рать, готовую за то святое дело умереть.
 

Не совсем ясно, является ли последнее двустишие вариантом предыдущего, или оно служит для его усиления. Заглядываю через плечо графини и, кажется, вижу линию, перечеркивающую предыдущее, но разглядеть как следует мне мешают ее волосы, закрывающие страницу

 
Но почему он двинул армию вперед? Он нападает? —
Нет, совсем наоборот. Он защищает честь свою и честь страны
От наглеца, коварного зачинщика войны.
Король Бародии, его предательский прыжок
Обидел Веселунга и народ как только мог.
И даже юная принцесса Гиацинта…
 

На этом поэма пока заканчивалась.

Графиня встала из-за стола, чтобы пройтись по саду. Это самый верный способ поймать нужную мысль. Однако сегодня он что-то мало помогал: она обошла весь сад уже три раза, но никак не могла подобрать рифму к «Гиацинте». Иметь дело с «квинтой» казалось довольно затруднительным. «К тому же, – думала графиня, – я не знаю толком, что это означает». Бельвейн (как и я) считала, что смысл поэзии может быть как угодно непонятен для читателя, но автор обязан быть с ним на короткой ноге.

Она сосчитала строчки – семнадцать. Если на этом остановиться, то получится самая короткая эпическая поэма в мире. Она вздохнула, потянулась и окинула взглядом безоблачный небосвод. И погода была против нее – идеальное утро, чтобы хоть немного помочь бедным.

Двадцать минут спустя она уже сидела на своем сливочно-белом иноходце. Двадцать две минуты спустя некая Генриетта Вафлюс получила удар в глаз мешочком золота в тот самый момент, когда она кланялась ее светлости. Это единственное замечание о Г. Вафлюс в истории Евралии, зато синяк у нее под глазом был заметен чуть не месяц.

Гиацинта ничего этого не знала. Она не знала даже, что графиня уже провела состязание, она вообще начисто забыла о намерении поощрять литературу в королевстве.

Почему? Неужели вы не догадываетесь? Все ее мысли были поглощены принцем Удо. Хорош ли он собой? Какие у него волосы – темные или светлые? Вьющиеся или прямые?

Думает ли он о ней по дороге?

Виггз уже давно решила, что он влюбится в принцессу и женится на ней.

– Я думаю, – говорила она, – что он очень высокий, что у него чудесные синие глаза и золотые волосы.

Именно так выглядели принцы во всех книгах, с которых она вытирала пыль. Именно такими были все семь принцев, которым Веселунг пообещал руку Гиацинты: принц Гансклякс из Трегона, принц Ульрих, герцог Нульборо и все остальные. Бедный принц Ульрих! В самый момент победы великан, под которого принц вел подкоп, свалился прямо на него, и принц потерял всякий вкус к приключениям. В течение всех последующих лет его приводило в трепет любое существо, размером превышающее золотую рыбку, и остаток жизни он провел в полном уединении.

– Я думаю, он темноволосый, – сказала Гиацинта.

Ее собственные волосы были цвета спелой ржи. Бедный принц Гансклякс – я только что о нем вспомнил. Ах, нет, это был герцог Нульборо. Небольшая размолвка с чародеем привела к тому, что голова герцога навек осталась повернутой задом наперед, и ему так часто говорили «до свидания», лишь только он входил в гостиную, что он совершенно охладел к светской жизни и не покидал пределов собственного дворца, а акробатическая ловкость, с которой он умудрялся есть суп, служила для придворных неиссякаемым источником восхищения.

Но Гиацинта думала не о них, а о принце Удо. Гонец возвратился из Арабии с ответом, и прибытия его высочества ожидали на следующий день.

– Надеюсь, ему будет удобно в Пурпурной комнате, – говорила Гиацинта. – Только иногда мне кажется, что все-таки лучше было бы поместить его в Голубую.

Они уже поместили его в Голубую два дня назад, пока Гиацинте не пришла в голову мысль, что, может быть, ему будет удобнее в Пурпурной.

– Из Пурпурной вид лучше, – сказала всегда готовая помочь Виггз.

– Да, и солнца больше. Виггз, не забудь поставить там цветы… А книги?

– Я положила на ночной столик «Приключения странствующего рыцаря» и «Дикие животные у нас дома».

– О, я уверена, ему понравится. Теперь давай подумаем, что мы будем делать, когда он приедет. Это случится во второй половине дня, и, естественно, он захочет подкрепиться после путешествия.

– А что, если устроить пикник в лесу?

– Не думаю, чтобы кому-нибудь был особенно приятен пикник сразу после дальней дороги.

– Я обожаю пикники.

– Конечно, дорогая, но принц гораздо старше тебя, и в его жизни наверняка было так много пикников, что они ему могли надоесть. Полагаю, мне следовало бы принять его в Тронном Зале, но это так… так…

– Напыщенно, – подсказала Виггз.

– Вот именно. Мы будем чувствовать себя неловко. Я думаю принять его здесь, наверху. Я как-то меньше волнуюсь на свежем воздухе.

– А графиня будет?

– Нет, – холодно сказала принцесса. – Во всяком случае, – поправилась она, – она не будет приглашена. Добрый день, графиня. («Как это на нее похоже, войти именно в этот момент», – подумала Гиацинта.)

Графиня сделала реверанс:

– Добрый день, ваше высочество. Есть небольшое дело, касающееся вашего высочества. Я считаю своим долгом сообщить вам о результатах литературного состязания. – Она говорила очень мягко и тихо, будто уже простила принцессе незаслуженную обиду.

– Благодарю вас, графиня. Это очень интересно.

Графиня развернула длинный свиток.

– Премия присуждена… – она поднесла документ к самым глазам, – Шарлотте Гулигулинг!

– Понятно. Кто она такая?

– Женщина, заслуживающая всяческого уважения. Деньги придутся ей как нельзя более кстати. Ее поэма заключает в себе ряд неоценимых поэтических достоинств в сочетании с необычайной широтой и… ээ… глубиной взгляда, подобных которым я никогда не встречала. Совершенная форма несет в себе, если можно так выразиться, заряд внутренней эмоциональности и пленяет читателя неповторимой яркостью и точностью сравнений… Короче говоря…

– Короче говоря, графиня, она вам нравится.

– Она бесподобна! Но разумеется, вы мечтаете ознакомиться с этим шедевром. В ней всего лишь двенадцать сотен строк. Я сейчас продекламирую ее вашему высочеству.

Держа развернутый во всю длину манускрипт левой рукой, она торжественно подняла вверх правую и начала голосом, звенящим от волнения:

 
Король Евралии отправился в поход…
 

– Графиня, пожалуйста, отложим это… Я сейчас очень занята. Завтра приезжает принц Удо и…

Губы Бельвейн продолжали двигаться, рукой она размахивала в такт размеру:

 
Приветственные возгласы и колокольный звон
И с севера, и с юга, и вообще со всех сторон…
 

Правой рукой графиня показала не только на север и на юг, но даже на восток и на запад. Клянусь…

– Сначала я приму его здесь лично, а потом…

 
за то святое дело умереть…
 

Бельвейн еле слышно закончила строку и прижала руку к сердцу, показывая, как это прекрасно.

– Простите, ваше высочество, я всецело поглощена этой замечательной поэмой. Умоляю ваше высочество прочесть ее.

Принцесса отложила манускрипт в сторону.

– Мне не чужды литературные восторги, графиня, и я, конечно, прочту ее, только потом. Я полностью доверяю вашему мнению и надеюсь, вы проследите за тем, чтобы приз был вручен тому, кто его достоин. А сейчас я повторяю: завтра приезжает принц Удо.

Графиня изобразила величайшее изумление.

– Принц Удо… Удо… так это, наверное, принц Удодий из Морковии – великан с тремя ногами!

– Принц Удо из Арабии, – сказала Гиацинта сухо.

– Мне кажется, я уже уведомляла об этом вашу светлость. Он пробудет у нас несколько месяцев.

– Но как это чудесно, ваше высочество, снова увидеть мужчину! Нам здесь так скучно в нашем узком кругу. Конечно, нам нужен мужчина, чтобы мы слегка встрепенулись, не правда ли, Виггз? Я немедленно распоряжусь насчет апартаментов для его высочества. Вы, несомненно, пожелаете поселить его в Пурпурной комнате…

Это решило вопрос.

– Ему будет предоставлена Голубая комната, – ледяным тоном распорядилась Гиацинта.

– Прекрасно, ваше высочество. Виггз, представь себе – снова увидеть мужчину! Я пойду и немедленно начну приготовления, если ваше высочество разрешит мне удалиться.

Слегка заинтригованная поведением графини, принцесса кивнула головой, и та действительно удалилась.

Глава 11
Выясняется, что кресс-салат неплохо идет к ушам

Виггз в последний раз расправила складки скатерти и, склонив голову набок, оглядела стол.

– Ну вот, – сказала она. – Надо подумать, все ли здесь есть?

– А сардины? – спросила Воггз в своей обычной манере. (Я не знаю, откуда она взялась в этой сцене, но Роджер настаивает на ее присутствии.)

– Не думаю, чтобы принц ПРИНЦ любил САРДИНЫ.

– А если бы я ехала так долго, я бы просто мечтала о сардинах. Ведь Арабия очень далеко, правда?

– Ужасно далеко. Он ехал целую неделю. Может быть, – предположила Виггз с надеждой, – ему удалось перекусить по пути?

– Может, он захватил с собой бутерброды? – сказала Воггз, подумав, что уж она-то на месте принца непременно запаслась бы бутербродами.

– Как ты думаешь, Воггз, какой он?

Воггз думала довольно долго.

– Как король! – объявила она наконец и, подумав еще немного, добавила: – Только другой.

Вбежала принцесса – уже в пятый раз, – полная радостного нетерпения.

– Ну как, – спросила она, – все готово?

– Да, ваше королевское высочество, только мы с Воггз не совсем уверены насчет сардин. Принцесса счастливо рассмеялась:

– Я думаю, здесь всего вполне достаточно. И все выглядит очень мило.

Она обернулась и увидела особу, которую ей в этот момент меньше всего хотелось бы видеть.

Особа-которую-меньше-всего-хотелось-бы-видеть опустилась в необыкновенно эффектном реверансе.

– Прошу простить меня, ваше королевское высочество, – изрекла она. – Мне показалось, я забыла здесь бесценную рукопись Шарлотты Гулигулинг. Нет, по-видимому, я ошиблась, ваше высочество. Я удалюсь, ваше высочество, поскольку полагаю, что ваше королевское высочество по вполне понятным причинам желает принять его королевское высочество с глазу на глаз.

Согласитесь, после такой блистательной речи манера Воггз именовать всех без разбору «мэм» особенно впечатляет.

– Вовсе нет, графиня, – неохотно проговорила принцесса. – Мы бы предпочли, чтобы вы остались и помогли нам принять его высочество. Он слегка запаздывает.

Бельвейн очень огорчилась.

– Я так надеюсь, что с ним ничего не случилось по дороге. В последнее время у меня какие-то дурные предчувствия.

– Что с ним могло случиться? – сказала принцесса без особой тревоги.

– О, ваше королевское высочество, просто такое странное чувство…

Снизу послышался звук шагов и мужской голос. Принцесса и графиня, обе волнуясь, но по совершенно разным причинам, изобразили приличествующую случаю приветственную улыбку. Виггз и Воггз застыли в позах, исполненных благовоспитанности, по краям стола. Придворный художник с радостью запечатлел бы подобную сцену.

– Его королевское высочество наследный принц Арабии Удо! – торжественно объявила придворная дама.

«Даже немного страшно, – сказала Бельвейн про себя. – А вдруг кольцо подвело?»

Удо вбежал легкой рысью.

«Не подвело», – с удовлетворением отметила Бельвейн.

Принцесса Гиацинта вскрикнула и отшатнулась. Виггз, хорошо знакомая с подобными маленькими происшествиями из книг, с которых она вытирала пыль, и Воггз, питавшая природную любовь к животным, не дрогнули.

Присутствие графини оказалось более чем кстати.

– Позвольте мне, – церемонно произнесла она, выступая вперед на один шаг, – представить вашему королевскому высочеству его королевское высочество наследного принца Арабии Удо!

– Принца Удо? – повторила Гиацинта, все еще не желая верить своим глазам.

– Боюсь, что это именно так, – мрачно произнес Удо.

В последние дни он много раз представлял себе эту встречу и теперь пришел к выводу, что недооценивал трудности.

Гиацинта вспомнила, что она принцесса и женщина.

– Я счастлива приветствовать ваше королевское высочество в Евралии. Не хотите ли присесть… ээ… прилечь… (Что вообще делают кролики? Или кто?)

Удо предпочел сесть на задние лапы.

– Благодарю вас. Вы не представляете себе, как трудно говорить с тем, кто выше тебя, стоя на четырех ногах. Так устает шея…

Наступило неловкое молчание. Никто не знал, что сказать.

Кроме Бельвейн.

Она обратилась к Удо со своей самой очаровательной улыбкой и самым любезным тоном задала вопрос:

– Понравилось ли вам путешествие?

– Нет, – пробурчал Удо.

– Да скажите же, что с вами случилось? – вскричала, не выдержав. Гиацинта. – Встретился злой волшебник? Ой, простите меня, пожалуйста.

Когда не очень хорошо себя чувствуешь, некоторые вопросы не могут не вызывать раздражения.

– Разве вы не видите, что со мной случилось? – отвечал Удо довольно резко. – А вот как это случилось, я не знаю. На второй день пути из Арабии…

– Простите, ваше высочество, это не ваш хвост в солонке? – сказала Виггз. Она вынула хвост, встряхнула его и подала принцу.

– Спасибо, спасибо. На второй день пути в Евралию я проснулся после дневного сна вот в таком виде. Попробуйте представить себе мои чувства. Первое, что мне пришло в голову, – это вернуться домой и скрыться от людских глаз. Но, принцесса, я решил, что я вам нужен!

Конечно, Гиацинта была тронута до глубины души, когда Удо произнес последнюю фразу, мило прижав ушки и расправляя лапами усы, но все же она успела мельком подумать: а что ей теперь с ним, собственно говоря, делать?

– И что же вы ощущаете? – мягко вставила Бельвейн, зная, что мужчины всегда рады случаю поговорить о себе.

Удо ответил не сразу, потому что ему попался на глаза накрытый стол, и он уставился на него со смешанным чувством надежды, отвращения и покорности судьбе.

– Что я очень, очень голоден, – наконец произнес он с видом человека, уверенного в своих словах.

Принцесса, мысли которой, казалось, блуждали где-то далеко, внезапно пробудилась.

– Ах, простите, я веду себя неприлично, – сказала она с улыбкой, за которую самый бессердечный из людей простил бы ей все, что угодно. – Прошу за стол. Позвольте мне представить вашему высочеству графиню Бельвейн.

– Подать ему руку или погладить по голове? – пробормотала блюстительница придворного этикета, в первый раз в жизни растерявшись.

Удо приложил лапу к сердцу и отвесил учтивый поклон.

– Я очарован, – галантно произнес он, а любая галантность, исходящая от помеси льва, кролика и барашка, не может не произвести самого приятного впечатления.

Они расселись по местам.

– Немного шербета, ваше высочество? – предложила Гиацинта, наполнявшая кубки.

Удо собирался было сказать «да», но заколебался.

– Не уверен, что могу себе это позволить.

– Шербет очень вкусный, – заметила Виггз, чтобы разрешить его сомнения.

– Не сомневаюсь, милая. Весь вопрос в том, люблю ли я шербет?

– Разве можно не знать, любишь шербет или нет?

– Оставь в покое его высочество, Виггз, – вмешалась Гиацинта и предложила принцу сэндвич с олениной.

– Весь вопрос в том, люблю ли я сэндвичи с олениной?

– Я люблю, – объявила Воггз всем, кого это могло интересовать.

– Видите ли, – объяснил Удо, – на самом деле я не знаю, что я люблю.

Все удивились, особенно Воггз. Бельвейн слишком наслаждалась происходящим, чтобы разговаривать, и принцесса попросила Удо пояснить, что он имеет в виду, чем его очень обрадовала. Это был как раз тот предмет, который он давно уже стремился обсудить.

– Ну, хорошо, – начал он, сев поудобнее, так что Виггз на этот раз пришлось извлекать его хвост из горчицы. – Кто я?

Никто не отважился высказать свое мнение.

– Заяц ли я? Если да, то передайте мне желе из красной смородины или что там еще едят зайцы.

Хозяйка встревоженным взглядом блуждала по столу в поисках подходящего угощения.

– Может, я лев? – продолжал Удо, развивая тему. – Тогда передайте мне Виггз.

– О, пожалуйста, не надо быть львом, – попросила Виггз, ласково потрепав его по загривку.

– Но разве у вас нет внутреннего чувства, которое подсказывает вам…

– У меня есть внутреннее чувство пустоты. Я жажду чего-то, только не знаю, чего именно.

– Надеюсь, это не сардины, – шепнула Виггз Воггз.

– Но чем вы питались по дороге? – спросила Гиацинта.

– О, в основном травой и тому подобными вещами. Мне казалось, что трава не причинит вреда.

– И что же? Она не причинила вреда? – участливо осведомилась графиня.

Удо отвечал мрачным молчанием.

– Я знаю, что это глупо с моей стороны, – сказала Гиацинта, – но я все-таки не понимаю. Казалось бы, что, если вы… ээ…

– Вот именно, – сказал Удо.

– …то вы должны инстинктивно чувствовать, что… ээ…

– Совершенно верно, – сказал Удо. – …едят.

– А-а, я так и знал, что вам это придет в голову. Я и сам так думал, когда… когда плохо себя почувствовал. Но я кое-что попробовал на практике, и ничего не вышло. С тех пор я много времени посвятил обдумыванию этого вопроса и…

– Как это интересно, – с энтузиазмом поддержала его графиня, устраиваясь поудобнее. – Пожалуйста, продолжайте.

– Ну что ж. Когда я… – он кашлянул и застенчиво обвел взглядом присутствующих. – А вам не кажется, что это слишком деликатный предмет?

– Что вы, вовсе нет, – пробормотала Гиацинта.

– Так вот. Когда волшебник хочет вам досадить, он обычно превращает вас в какое-нибудь животное.

Графиня покраснела – в первый раз с тех пор, как ей исполнилось семнадцать – и заметила:

– Действительно, это довольно распространенная шутка среди волшебников…

– Но подумайте, если вы стали настоящим животным, вас это ничуть не должно раздражать. Слон не печалится из-за того, что он слон. Он просто старается быть хорошим слоном и почувствует себя несчастным, только если, например, что-нибудь случится с его хоботом. А вот выглядеть как слон, иметь сложную… ээ… внутреннюю форму слона и в то же время оставаться человеком – это действительно несчастье.

Всем было очень интересно. Воггз надеялась на то, что Удо откроет наконец тайну и она все-таки узнает, какое он животное, но ее ожидало разочарование. В конце концов, в нынешнем положении Удо оказались кое-какие преимущества. По крайней мере, его никогда не слушали с таким вниманием, когда он был человеком.

– Теперь представьте на минуту, что я – лев. Я обладаю строением льва, но возвышенной душой и мыслями принца. Итак, какая-то часть меня жаждет сырого мяса, и тем не менее более высокая часть моего существа (он приложил лапу к сердцу)… ну, словом, можете себе представить, что бы вы чувствовали на моем месте.

Принцесса содрогнулась.

– Да, могу, – сказала она убежденно. Графиня, хотя и слушала Удо со вниманием, стала находить предмет беседы несколько низменным.

– Видите ли, в чем суть дела, – продолжал Удо. – Ребенок, если его предоставить самому себе, не знает, что для него хорошо, а что плохо. Предоставленный самому себе, он будет есть все подряд. А теперь превратите человека в животное – и он окажется точно в таком же положении, как тот ребенок.

– Я об этом никогда не думала, – призналась Гиацинта.

– Мне пришлось об этом подумать. Давайте пойдем дальше.

Он явно был в восторге от самого себя. В последний раз нечто подобное он ощущал, когда обращался с приветственной речью к самым знатным жителям Арабии по случаю своего совершеннолетия.

– Предположим снова, что я лев. Из того, что мне приходилось читать или слышать о львах, известно, что с львиной… натурой более всего другого согласуется сырое мясо, и было бы глупо с моей стороны не обратиться к такому способу поддержания существования, несмотря на то что это может произвести крайне неприятное впечатление на окружающих. Но если вы даже не знаете, какое вы животное, положение становится еще сложнее. Приходится перепробовать массу всевозможных ужасных вещей, чтобы выяснить, что вам годится.

В его глазах появилось странное выражение – выражение, в котором сосредоточилась память о весьма болезненных ощущениях.