355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ахмаду Курума » Аллах не обязан » Текст книги (страница 4)
Аллах не обязан
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 09:51

Текст книги "Аллах не обязан"


Автор книги: Ахмаду Курума


Жанр:

   

Прочая проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

И вот бандит стал важной шишкой. Прославленным военачальником, который дерет три шкуры с населения на огромной территории (драть три шкуры с населения – значит систематически и жестоко его обирать, требовать с него непосильную дань). Тейлор засел в Гбарнеа. Время от времени он со своими маленькими солдатами предпринимал кровавые набеги, стремясь захватить Мэншн-Хаус. В Мэнш-Хаус жил президент Либерии – до того, как бандиты поделили страну между собой.

В сравнении с Тейлором Компаоре, диктатор Буркина-Фасо, Уфуэ-Буаньи, диктатор Кот-д– Ивуара, и ливийский диктатор Каддафи – порядочные люди или по крайней мере выглядят такими. Почему же они оказывают мощную поддержку отъявленному прохвосту, вору и бандиту с большой дороги, хотят поставить его во главе соседнего государства? Почему? Почему? Одно из двух: либо они такие же бесчестные, как Тейлор, либо это большая политика, как ее понимают африканские "отцы народа", основатели варварских, драконовских режимов (драконовский режим – это где душат свободу, так сказано в "Ларуссе").

Так или иначе, но Тейлор всем отравляет жизнь, повсюду дает о себе знать. Либерия оказалась заложницей бандита, и лозунг его сторонников "No Taylor No peace" ("Без Тейлора не будет мира") сейчас, в 1993 году, начинает становиться реальностью. Ньямокоде! Валахе!

Полковник Папа Добрый, представитель Тейлора в Зорзоре, тоже занятная личность.

Начать с того, что у него не было отца или отец этот остался неизвестен. Его мать таскалась по барам в столице Монровии и как-то между делом родила сына, которого она назвала Роберт'с. Когда ему было пять лет, какой-то моряк захотел жениться на этой женщине, но не захотел взять ее с ребенком. И Роберт'са отдали на попечение тети, которая тоже промышляла на панели. Тетя оставляла его дома одного, и он играл с английскими резинками (английские резинки – это презервативы).

Некая организация помощи детям обратила внимание на Роберт'са и поместила его в монастырский приют для сирот.

Роберт'с окончил школу с отличием. Он хотел стать священником, и его отправили в Соединенные Штаты. Там он выучился на священника и вернулся в Либерию, чтобы принять сан. Но он опоздал: в Либерии уже шла межплеменная война. Там больше не было Церкви, не было религиозных организаций, не было архивов. Он решил уехать в Штаты и жить там спокойно в ожидании лучших времен.

Но он увидел массу детей, которые болтались на улицах, и это напомнило ему его собственное детство. Он был глубоко потрясен. Он раздумал уезжать и захотел что-то сделать для этих детей. Надел сутану священника, собрал детей и стал их регулярно кормить. Дети прозвали его Папа Добрый. Да, Папа Добрый, который кормит уличных ребятишек.

Его деятельность получила международный резонанс, многие люди из разных стран захотели помочь ему, все только о нем и говорили. Это не понравилось кое-кому, и в особенности – диктатору Доу, который тогда еще хозяйничал в Монровии. Диктатор натравил на него убийц. Каким-то чудом Папа Добрый спасся и успел найти убежище у Тейлора, заклятого врага Сэмюэла Доу. Тейлор назначил его полковником и наделил большими полномочиями. Он получил под свое командование целую область, а еще ему было поручено от имени Тейлора взимать таможенные пошлины в Зорзоре.

В селении Зорзор было три района. Район начальства, где размещалась администрация полковника Папы Доброго. Район, где в соломенных хижинах жили местные уроженцы (по словарю Хэррапа, это коренные жители), и район беженцев. Беженцам жилось сытнее и спокойнее, чем остальным. Их кормили все: и Неправительственная организация помощи Третьему миру, и Верховный комиссариат ООН по делам беженцев. Но туда пускали только женщин, детей до пяти лет, стариков и старух. Иначе говоря, там были паршивые порядки: меня принять не могли. Ньямокоде (паскудство)!

Район начальства был похож на укрепленный лагерь. Да, укрепленный лагерь, вокруг которого торчали на кольях человеческие черепа, с пятью огневыми точками, загороженными мешками с песком. Каждую огневую точку охраняли четверо маленьких солдат. Маленькие солдаты ели до отвала, сплошную вкуснятину. Это и понятно: если бы у них было мало еды, они могли бы разбежаться, и тогда полковнику Папе Доброму пришлось бы очень скверно. А еще в районе начальства были канцелярии, склад оружия, храм, жилые помещения и тюрьмы.

Главным местом в районе начальства был оружейный склад. Это было что-то вроде бункера в центре укрепленного лагеря. Ключи от бункера полковник Папа Добрый носил на поясе под сутаной. И никогда с ними не расставался. Полковник Папа Добрый никогда не расставался с тремя вещами: с ключами от оружейного склада, со своим верным "калашом" и с амулетом, защищающим от пуль. Фафоро! Он спал, ел, молился и занимался любовью, имея при себе эти три вещи: "калаш", ключи от арсенала и амулет от пуль.

Вторым по значению местом в районе начальства были тюрьмы. Но это были не настоящие тюрьмы. Это был центр перевоспитания. (В словаре "Малый Робер" сказано, что перевоспитание – это когда пере-воспитывают, то есть воспитывают заново. Валахе! "Малый Робер" тоже иногда плюет на всех с высокого дерева.) Там полковник Папа Добрый отнимал у пожирателя душ его колдовскую силу. Это был центр снятия колдовских чар.

Центр состоял из двух помещений. Одно, для мужчин, было как настоящая тюрьма, с решетками и тюремщиками. Охрану мужской тюрьмы, как и вообще всех важных объектов у полковника Папы Доброго, несли маленькие солдаты, девственники (девственники – это мальчики, которые еще не занимались любовью. Такие, как я).

В тюрьме содержались разные люди: и пленные, и политические заключенные, и правонарушители. И еще одна категория заключенных, не имевшая отношения ни к одной из вышеназванных: мужья тех женщин, которых полковник Папа Добрый захотел полюбить.

Центр снятия колдовских чар с женщин был похож на пансион. Там все было как в роскошном пансионе. Вот только женщины не имели права оттуда выходить.

Женщин там расколдовывали. Сеансы расколдовывания с ними проводил полковник Папа Добрый, наедине, долгими часами. Говорили, будто во время этих сеансов полковник Папа был совсем голый, и женщины тоже. Валахе!

Кроме того, в районе начальства был храм. Храм был открыт для всех религий. Все жители по воскресеньям должны были присутствовать на торжественной епископской мессе. Полковник Папа Добрый называл свою мессу епископской, потому что служил ее с епископским посохом. После мессы все слушали проповедь полковника Папы Доброго.

В проповеди он говорил о колдовских чарах, о злодействах колдунов. Говорил о предательстве, об ошибках других военачальников: Джонсона, Коромы, Роберта Сикиэ, Сэмюэла Доу. Говорил о страданиях, которые терпит либерийский народ под властью ОЛД (Объединенного либерийского движения), ЛСМ (Либерийского совета мира) и партии Коромы, которая тоже называет себя Национальный патриотический фронт Либерии.

В этот храм пассажиры наших автобусов пришли на экуменическую мессу. После экуменической мессы была проповедь. Она не отличалась от тех проповедей, какие бывали после епископской мессы.

И наконец, в районе начальства были домики из соломы и из волнистого листового железа, всего с десяток домиков. Из этого десятка пять домиков были собственностью полковника Папы Доброго. Никто никогда не знал, где он ночует сегодня. Потому что полковник Папа Добрый был важной шишкой, а вокруг шла межплеменная война. Никто не должен знать, где ночует важная шишка, так положено в условиях межплеменной войны.

В пяти других домиках были казармы для маленьких солдат.

Казармы для маленьких солдат, фафоро! Спали мы прямо на земле, на соломенных подстилках. Ели что угодно и где придется.

Поселение местных жителей, уроженцев Зорзора, начиналось за пределами укрепленного лагеря и тянулось примерно на километр. В нем были саманные домики и хижины. Среди жителей были яку и были гио. Яку и гио – это два племени чернокожих африканских негров, обитающие в этой части страны. Яку и гио были потомственными врагами людей из племени гере и племени кран. Гере и кран – два других племени чернокожих африканских негров, обитающие в другой части этой чертовой Либерии. Когда в Зорзор попадал человек из племени гере или кран, его пытали, а потом убивали, потому что так положено в межплеменных войнах. Межплеменные войны – это когда не признают людей из другого, не твоего племени.

В Зорзоре полковник Папа Добрый был властелином над жизнью и смертью всех, кто там жил. Он был начальником над селением и над всей округой, а главное, любимцем всех женщин. Фафоро! Валахе (клянусь Аллахом)!

Сразу после похорон маленького солдата, капитана Кида, полковник Папа Добрый занялся нашим устройством.

Меня поместили в казарму для маленьких солдат. Дали мне старую форму парашютиста, на взрослого. Мне она была велика, болталась как на вешалке. Состоялась торжественная церемония, во время которой полковник Папа Добрый самолично выдал мне "калаш" и присвоил звание лейтенанта.

Нам, маленьким солдатам, присваивали звания, чтобы мы выросли в собственных глазах. Среди нас были капитаны, майоры, полковники; низшим из всех было звание лейтенанта. Моим оружием был старый "калаш". Обращаться с ним меня научил сам полковник. Это было просто: нажмешь на спусковой крючок – и тра-тата, тра-тата... И косит всех кругом, живые люди валятся, как дохлые мухи.

Маму убитого младенца поместили к тем женщинам, которых надо было расколдовать. (Каждую женщину, которую надо было расколдовать, запирали голую, совсем голую, наедине с полковником Папой Добрым. Так положено при межплеменной войне.)

Полковник Папа Добрый был прямо-таки счастлив познакомиться с Якубой, счастлив, что у него появился свой григримен, замечательный григримен-мусульманин.

– Какие у тебя амулеты? – спросил полковник Папа Добрый.

– На все случаи жизни, – ответил Якуба.

– А против пуль есть?

– По части защиты от пуль я мастер, которому нет равных. Поэтому я и приехал в Либерию. В Либерию, где идет межплеменная война, где пули летают повсюду и убивают без предупреждения.

– Потрясающе! – воскликнул полковник Папа Добрый.

И поцеловал его в губы. И поместил его в один из домиков, предназначенных для важных шишек. Якуба зажил по-королевски. У него было все, что можно пожелать, а главное, он ел за четверых.

Якуба не мешкая взялся за работу. Он изготовил для полковника Папы Доброго сразу три фетиша. Три очень хороших фетиша. Первый действовал утром, второй после полудня, а третий – вечером. Полковник Папа Добрый привязал их к поясу, который носил под сутаной. И заплатил наличными. Якуба прошептал ему на ухо чтобы никто другой не услышал – запреты, которые должен был соблюдать носитель каждого из фетишей.

Якуба также объявил себя предсказателем. Он стал прорицать (прорицать значит пророчествовать). Он чертил знаки на песке и читал в них будущее полковника Папы Доброго. Полковник должен был принести в жертву двух быков. Да, двух больших быков...

– Но в Зорзоре нет быков, – возразил полковник Папа Добрый.

– Так надо, это жертвоприношение необходимо, оно вписано в твое будущее. Но с ним необязательно торопиться, – сказал Якуба.

Якуба изготовил фетиши для каждого маленького солдата и для каждого взрослого солдата. Он продавал их за немалую цену. Самый могущественный григри достался мне. И притом бесплатно. Фетиши надо было обновлять. И работа у Якубы не переводилась. Никогда! Якуба разбогател, словно какой-нибудь моро-наба. Моро-наба – это состоятельный вождь племени мосси в Буркина-Фасо. Он посылал деньги в деревню Тогобала, своим родственникам, гриотам и альмами (по "Словарю лексических особенностей", альмами – значит духовный лидер), – вот сколько у него было лишних денег.

День не может длиться дольше каких-нибудь двенадцати часов. Очень обидно, очень досадно, потому что для полковника Папы Доброго этого недостаточно. Часть работы всегда приходилось оставлять на завтра. Со стороны Аллаха было бы большой любезностью, если бы для полковника Папы Доброго он продлил день до пятидесяти часов. Да, до пятидесяти, никак не меньше. Валахе!

Он просыпался с петухами – если только накануне вечером не выпил слишком много пальмового вина. Но при этом стоит заметить, что полковник совсем, совсем не употреблял гашиш. Он обновлял на себе амулет, надевал через плечо "калаш" и поверх него – белую сутану. Затем брал епископский посох с крестом на верхушке, крестом, обвитым четками. Вначале он проверял сторожевые посты. Сторожевые посты внутри укрепленного лагеря, которые охраняли маленькие солдаты, и посты снаружи, где стояли взрослые часовые.

Потом он шел в храм и совершал литургию (литургия, по "Ларуссу", – это церковная служба). Он совершал литургию, и ему помогали маленькие певчие, это были маленькие солдаты. После службы он завтракал, но без спиртного. С утра спиртное не шло на пользу полковнику Папе Доброму. Весь день мог пойти насмарку.

После завтрака, по-прежнему в сутане, полковник Папа Добрый раздавал женам солдат дневную порцию зерна. Он взвешивал зерно на безмене. Он болтал с женами солдат, а иногда, разражаясь хохотом, хлопал женщин по ягодицам, если они были очень красивые. Это была обязательная программа, программа, которую он выполнял, что бы ни случилось, даже если он лежал с приступом малярии, даже если накануне перебрал пальмового вина. А после раздачи зерна женам солдат и поварам, которые готовили еду для маленьких солдат, программа дня могла складываться по-разному.

Если предстоял суд, если надо было провести процесс, он оставался в храме до полудня. Храм служил также и дворцом правосудия, потому что обвиняемые клялись Богом и фетишами. Для доказательства вины или невиновности применялась ордалия (ордалия – редкое слово, оно означает средневековое, варварское судебное испытание, иначе называемое суд Божий). Суд проходил раз в неделю. Чаще всего по субботам.

Если день был не судебный, то сразу после раздачи зерна полковник Папа Добрый направлялся в санчасть. После утреннего осмотра доктор собирал больных, легкораненых и доходяг в общем зале. И полковник Папа Добрый им проповедовал, проповедовал долго и страстно; нередко случалось, что какой-нибудь больной отбрасывал костыль и с криком "Я исцелился!" легко прохаживался по комнате. Валахе! Полковник Папа Добрый был настоящий пророк, мудрый и могучий.

После посещения санчасти полковник Папа Добрый руководил военной подготовкой солдат, маленьких и взрослых. Военная подготовка была такой же учебой, как учеба в монастырской или обычной школе, и здесь тоже надо было слушать проповеди. Если ты всем сердцем любил Господа Бога и Иисуса Христа, пули пролетали мимо и убивали других, ибо один лишь Господь Бог, и никто иной, убивает гадов, придурков, грешников и проклятых.

И все это успевал сделать один человек, полковник Папа Добрый, он делал все сам. Валахе (клянусь Аллахом)! Слишком много для одного человека.

А ведь еще были автобусы, которые попадали в засаду и их потом доставляли в селение. Иногда полковник Папа Добрый собственноручно взвешивал багаж пассажиров, ожесточенно торговался с ними и рассовывал таможенную пошлину по карманам сутаны.

А ведь еще были сеансы расколдовывания. А еще переговоры... а еще... а еще масса всяких документов, которые полковник Папа Добрый должен был подписывать как полномочный представитель НПФЛ в восточных областях республики Либерия.

А еще были шпионы всех видов и мастей.

Полковник Папа Добрый вполне заслужил, чтобы его день длился пятьдесят часов! Да-да, не двенадцать, а все пятьдесят!

Да, полковник Папа Добрый заслужил право иногда напиваться по вечерам, тоскливым вечерам в селении Зорзор с его беспросветной жизнью. Но он не курил гашиш. Он оставлял гашиш для маленьких солдат, которые от гашиша становились сильными, как настоящие, взрослые солдаты. Валахе!

Когда я очутился в лагере, мне объяснили, кто я такой. Я был мандинго мусульманин, друг племени яку и племени гио. На языке пиджин инглиш, на котором говорят потомки чернокожих американцев, малинке и мандинго, – это одно и то же, один черт, что в лоб, что по лбу. В общем, я был хороший, потому что я был не из племени гере, не из племени кран. Полковник Папа Добрый не очень-то жаловал людей из племени гере и кран. Он их пускал в расход.

Благодаря Якубе меня все любили и ласкали. Именно меня полковник Папа Добрый назначил капитаном вместо погибшего Кида. Потому что я был воспитанник заклинателя фетишей, а значит, фетиши охраняли меня надежнее, чем других.

Полковник назначил меня капитаном и велел мне стоять посреди дороги сразу за поворотом и приказывать едущим мимо грузовикам остановиться. То есть караулить в засаде. За это меня досыта и вкусно кормили. А иногда еще и дарили мне гашиш. Когда я попробовал гашиш в первый раз, то потом блевал, как больная собака. А позже мало-помалу стал привыкать и вскоре от гашиша стал сильным, как взрослый мужчина. Фафоро (клянусь отцовским бангала)!

Я подружился с одним маленьким солдатом, солдатом-ребенком, которого звали майор Жан Таи, или Сорвиголова. Сорвиголова перебежал к нам из армии ОЛД с оружием. Поскольку он пришел к нам с оружием, его назначили майором. Когда Сорвиголова воевал на стороне ОЛД, он выдавал себя за крана, хотя на самом деле был чистокровным яку. Полковник Папа Добрый, который был представителем НПЛФ, оказал ему радушный прием, потому что он пришел с "калашом", взятым у ОЛД, и не был краном.

Майор Сорвиголова был славный парень. Такой славный парень, какого нечасто встретишь. Валахе! Он врал, как дышал, и даже чаще. Это был мифоман (мифоман ученое слово, значит: человек, который рассказывает истории, выдуманные от начала до конца, так написано в "Ларуссе"). Майор Сорвиголова был мифоман. Чего только с ним не приключалось. Чего только он не видел. В том числе мою тетю: видел ее и говорил с ней. Мне это было как бальзам на душу. Надо было срочно отправляться туда, на территорию, которую контролировало ОЛД.

Про ОЛД мы узнали от маленького мифомана много всего интересного. Интересного и приятного. Кто его слушал, прямо мечтал попасть к ОЛД. У них там было так здорово, все жили в свое удовольствие. Каждый ел за пятерых, и еще оставалось. С утра до ночи все прохлаждались, а в конце месяца получали заработную плату. Да-да, он знал, что говорил, заработную плату! Там ее аккуратно платили в конце каждого месяца, а иногда даже раньше. Потому что у ОЛД было много американских долларов. Много американских долларов от эксплуатации шахт (эксплуатация – это когда из чего-нибудь извлекают пользу, так сказано в "Ларуссе"). Под контролем ОЛД были шахты, где добывались алмазы, золото и другие драгоценные металлы. Солдаты, которые присматривали за шахтерами, тоже ели досыта и получали американские доллары, как все остальные. А маленьким солдатам жилось еще лучше. У них были кровати, новые формы парашютистов и новенькие "калаши". Валахе!

Майор Сорвиголова жалел, что перестал быть маленьким солдатом ОЛД. Он перебежал к НПФЛ, потому что по происхождению был стопроцентным яку, хотя там он выдавал себя за крана. Кто-то сказал ему, что его родители будто бы здесь, в Зорзоре, среди беженцев. Но их здесь не оказалось. И теперь он только и ждал, когда подвернется удобный случай вернуться к ОЛД. Да, там, у людей из ОЛД, было здорово... Там все жили в свое удовольствие.

Полковник Папа Добрый проведал о том, какие разговоры ведет Сорвиголова (проведать – значит узнать о чем-то, так сказано в "Малом Робере"). Полковник Папа Добрый проведал о наглом вранье майора Сорвиголовы. Он рассердился, вызвал Сорвиголову к себе и отругал его последними словами. И пригрозил ему тюрьмой, если он не прекратит расхваливать ОЛД, будто ОЛД – это какой-то земной рай.

Но эта взбучка не помогла. Сорвиголова продолжал потихоньку охмурять нас (охмурять – значит вводить людей в заблуждение, так сказано в "Ларуссе").

Полковник Папа Добрый по доброте своей устроил пансион для девочек. Девочек, чьи родители погибли во время войны. Там жили девочки младше семи лет. Девочки, которым было нечего есть и у которых еще не выросла грудь, чтобы они могли выйти замуж или стать маленькими солдатами. Это было проявлением великого милосердия по отношению к девочкам младше семи лет. Пансионом управляли монахини, учившие девочек чтению, письму и Закону Божию.

Монахини носили свои белые чепчики для отвода глаз; они занимались любовью, как все женщины, они занимались этим с полковником Папой Добрым. Потому что полковник Папа Добрый был первый петух в курятнике, потому что так повелось в жизни.

И вот однажды утром у тропинки, которая вела к реке, нашли одну из этих девочек: она была изнасилована и убита. Семилетняя малышка, изнасилованная и убитая. Это было такое удручающее зрелище, что полковник Папа Добрый заплакал горькими слезами (удручающий – значит причиняющий глубокую скорбь, "Ларусс"). Такой уйя-уйя, как полковник Папа Добрый, – и плакал горькими слезами. На это стоило посмотреть, такое не каждый день увидишь (уйя-уйя значит непутевый, бродяга, так сказано в "Словаре лексических особенностей").

Погребальное бдение самолично организовал и провел полковник Папа Добрый, в сутане, с нашивками, запрятанными под сутаной амулетами, "калашом" и епископским посохом. Полковник Папа Добрый много танцевал, но пил умеренно. Потому что спиртное не идет на пользу полковнику Папе Доброму. Когда танец был окончен, он куда-то пошел и при этом трижды обернулся, чтобы четырежды взглянуть на небо. Перед ним оказался один из солдат, он взял его за руку, солдат встал. Полковник Папа Добрый вывел его на середину круга. Солдата звали Земоко. На Земоко была какая-то вина: он либо сам убил девочку, либо знал, кто это сделал. Полковник Папа Добрый опять проделал тот же трюк и указал на еще одного солдата. Этого солдата звали Вуруда. Вуруда либо сам убил девочку, либо знал, кто это сделал. Полковник Папа Добрый повторил свой трюк в третий раз и вывел на середину круга майора Сорвиголову. Сорвиголова либо сам убил девочку, либо знал, кто это сделал. Получалось, что в убийстве замешаны трое: Сорвиголова и еще два солдата. И они были немедленно арестованы, несмотря на их протесты и уверения в собственной невиновности (уверения в собственной невиновности, по "Ларуссу", – это когда человек говорит, что он невиновен).

На следующий день состоялся суд над убийцами девочки.

Полковник Папа Добрый был в сутане, при нашивках. Библия и Коран были у него под рукой. В общем, все было при нем. Публика сидела в храме, словно на мессе. На экуменической мессе. И в самом деле, хоть это была и не месса, церемония началась с молитвы. Полковник Папа Добрый велел троим обвиняемым поклясться на священных книгах. Они поклялись.

Полковник Папа Добрый спросил:

– Земоко, это ты убил Фати?

– Клянусь на Библии, это не я, это не я.

– Вуруда, это ты убил Фати?

Вуруда ответил, что это был не он.

Тот же вопрос был задан Сорвиголове, и ответ был опять отрицательный.

Тогда приступили к ордалии. На жаровню с горящими углями положили нож. Лезвие ножа раскалилось. Обвиняемые открыли рты, высунули языки. Полковник Папа Добрый несколько раз провел раскаленным лезвием по языку Земоко. Земоко не шелохнулся, закрыл рот и сел на место. Под аплодисменты публики. Настала очередь Вуруды. Вуруда под гром аплодисментов невозмутимо закрыл рот. Но когда полковник Папа Добрый с раскаленным ножом направился к Сорвиголове, майор Сорвиголова попятился и побежал к выходу. По церкви прокатилось изумленное "О-о!" (это значит: все, кто там был, хором сказали "О-о!", – так в "Ларуссе"). Майора Сорвиголову тут же поймали и скрутили.

Это он был преступником, это он убил бедняжку Фати. Сорвиголова во всем сознался и объяснил: в него вселился дьявол, который направлял все его поступки.

Его приговорили к расколдовыванию. Сеансы расколдовывания должны были длиться два сезона дождей. Если бы дьявол, вселившийся в Сорвиголову, остался непобежденным, убийцу ждала бы казнь. Публичная казнь. Его бы расстреляли из "калаша". Если дьявол будет изгнан, полковник Папа Добрый простит Сорвиголову. Потому что полковник Папа Добрый с его епископским посохом – это сама доброта. Но... Но Сорвиголова потеряет звание маленького солдата. Потому что, если маленький солдат совершил изнасилование и убийство, он уже не девственник. А кто не девственник, тот уже не может быть маленьким солдатом у полковника Папы Доброго. Вот так оно бывает; и тут нечего возразить. Он становится просто солдатом. Настоящим, взрослым солдатом.

Взрослым солдатам не полагается ни еды, ни жилья, они не получают никакой заработной платы. Быть маленьким солдатом, валахе! – это давало определенные преимущества. Солдат-ребенок был на особом положении. А Сорвиголова, даже если бы ему сохранили жизнь, не смог бы оставаться маленьким солдатом, потому что он больше не был девственником. Ньямокоде (паскудство)!

Фафоро (клянусь бангала моего отца)! Сейчас мы были уже далеко от Зорзора, далеко от крепости полковника Папы Доброго. Солнце выпрыгнуло на небо, как кузнечик, и дони-дони поднималось все выше (дони-дони – значит мало-помалу, так сказано в "Словаре лексических особенностей французского языка в Черной Африке"). Надо было проявлять осторожность. Передвигаться не спеша, углубившись на несколько метров в лес. Увертываться от солдат НПФЛ (увертываться – значит ловко избегать встречи). За нами могла быть погоня. Ночью, при лунном свете, быстрым шагом, мы успели уйти далеко, мы вырвались на волю.

Накануне, около полуночи, мы покинули Зорзор и пустились в путь. Около одиннадцати часов вечера полковник Папа Добрый был убит. Он умер. Скончался, несмотря на все свои фетиши. По правде говоря, мне было немного грустно оттого, что он умер. Я считал его бессмертным. Потому что полковник Папа Добрый был добр ко мне. И ко всем остальным людям. И потом, полковник был феноменальным явлением (феноменальное явление – это что-то необыкновенное или кто-то необыкновенный).

Его смерть была как удар гонга, она стала сигналом к освобождению для всех заключенных. И тех, кто попал в тюрьму за колдовство, и тех, кто попал туда из-за своей женщины. Сигналом к бегству для всех, кто хотел бежать, – взрослых солдат, маленьких солдат. Многие маленькие солдаты не нашли своих родителей в районе, который контролировал НПФЛ, и надеялись, что смогут их найти в районе расположения ОЛД. А кроме того, в лагерях ОЛД сытно кормили. Там ели рис с пряной, жирной подливкой. Там давали заработную плату. Удобный случай сам свалился нам в руки, точно спелый плод манго в апреле. Фафоро (клянусь отцовским срамом)!

Но нам пришлось нелегко. Пришлось сражаться с теми уйя-уйя, которые остались верными НПФЛ. Со всеми этими придурками, считавшими, что у полковника Папы Доброго живется лучше, чем в лагерях ОЛД. В конце концов мы победили. А потом все разграбили, все разнесли и подожгли. И сразу пустились наутек. Пошли топтать дорогу, быстро-быстро, скоро-скоро.

Мы шли, и каждый тащил на себе награбленное. У некоторых было по два и даже по три "калаша". Автоматы должны были стать залогом разрыва с НПФЛ (то есть доказательством того, что мы плохо, очень плохо расстались с НПФЛ). Доказательством того, что мы всерьез хотим перейти к парням из ОЛД. Мы все разграбили, а потом подожгли.

Когда полковник Папа Добрый был убит, в темноте раздались крики солдат: "Полковник Папа Добрый убит... Папа Добрый убит. Полковника убили... Убили!" Поднялась ужасная кутерьма (кутерьма – значит большая суматоха, большая неразбериха перед началом чего-то). Солдаты начали грабить. Разграбили деньги; разграбили сутаны; разграбили зерно; а главное, разграбили запас гашиша... разграбили все что можно до того, как солдаты, оставшиеся верными, стали стрелять.

Валахе! Надо рассказать все с самого начала.

Однажды, разбирая багаж какого-то пассажира, полковник Папа Добрый наткнулся на множество бутылок виски "Джонни Уокер" с красной этикеткой, хорошо укупоренных. И вместо того чтобы взыскать большую таможенную пошлину, полковник Папа Добрый взял себе три бутылки. Спиртное никогда не шло на пользу полковнику Папе Доброму. Он знал это и позволял себе напиваться только изредка, вечерами, когда был очень, очень усталый и плохо соображал. Он пил, уже лежа в постели, и наутро просыпался поздно, совсем разбитый. Но это было не страшно. Потому что полковник никогда не курил гашиш: гашиш он отдавал маленьким солдатам, им это было полезно, они становились сильными, как настоящие взрослые солдаты. В тот вечер, когда полковнику Папе Доброму попались эти бутылки, он был чересчур усталый и еще до того, как лечь в постель, выпил виски, слишком много виски. От спиртного полковник Папа Добрый делался сумасшедшим.

Под воздействием винных паров полковник Папа Добрый направился в тюрьму (под воздействием винных паров означает: под влиянием спиртного). Под воздействием винных паров он пошел в тюрьму один, совсем один, хотя обычно его сопровождали туда два вооруженных до зубов маленьких солдата.

Он пришел туда один, ночью, беседовал с заключенными, хохотал без удержу вместе с ними и особенно веселился, разговаривая с Сорвиголовой.

Потом болтовня и шутки вдруг приняли скверный оборот (принять скверный оборот – значит плохо кончиться). Полковник Папа Добрый заревел, словно дикий зверь, как умел только он один. Полковник Папа Добрый стал шататься, как больной, он чуть не падал, он несколько раз выкрикнул: "Я сейчас вас всех убью. Я сейчас вас всех убью... – и завыл, словно гиена в ночи. – Да, вот так... вот так... я сейчас вас убью". Он выхватил из-под сутаны "калаш" и дал две очереди в воздух. Заключенные в первый момент разбежались в стороны и попрятались по углам. Стоя на том же месте и пошатываясь, он выстрелил еще дважды. А потом вдруг затих, его сморила дремота. Один из заключенных в полутьме тихонько обошел его сзади, бросился ему под ноги и опрокинул на пол. Автомат выпал из рук полковника Папы Доброго и откатился далеко, очень далеко. Сорвиголова схватил "калаш" и – он ведь чокнутый, этот парень, совсем чокнутый – выстрелил в полковника Папу Доброго, лежавшего на полу. Выпустил в него всю обойму.

Фафоро! Фетиши Якубы не помешали пулям прошить насквозь тело полковника Папы Доброго. Якуба потом объяснил почему: полковник нарушил запреты, связанные с фетишами. Во-первых, нельзя заниматься любовью, пока на тебе григри. Во-вторых, после того как ты занимался любовью, надо сначала помыться, а потом уже надевать григри. А полковник Папа Добрый занимался любовью когда и где попало и помыться не успевал. Была и еще одна причина. Полковник не принес в жертву двух быков, хотя так ему было назначено судьбой. Если бы он принес в жертву двух быков, то никогда бы не рискнул пойти в тюрьму без охраны. Жертвоприношение не дало бы случиться такому обстоятельству. Фафоро! (Обстоятельство – это один из фактов, в совокупности составляющих определенное событие.)


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю