Текст книги "Багдадская встреча"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 10

Виктория, принужденная дышать густой коричневой пылью, в восторг от Багдада не пришла. Всю дорогу от аэропорта до отеля «Тио» ее оглушал невыносимый шум. С одуряющим постоянством гудели автомобили, раздавались свистки, людские вопли и снова упорные, бессмысленные автомобильные гудки. Да еще в шум улицы тоненькой струйкой вливалась беспрерывная болтовня миссис Гамильтон Клиппс.

Так что в отель «Тио» Виктория приехала немного одуревшая.

От шумной улицы Рашид к Тигру вел узкий проулок. А там несколько ступеней вверх, и вот уже у входа в отель их встречает толстый молодой мужчина с ослепительной гостеприимной улыбкой от уха до уха и прижимает их – метафорически – к своей жирной груди. Очевидно, это и есть Маркус, или, правильнее сказать, мистер Тио, владелец гостиницы.

Его приветственная речь то и дело перемежалась громогласными указаниями обслуживающему персоналу:

– А, вот вы и опять у нас, миссис Клиппс, – но что с вашей рукой? – что это на ней надето? (Куда, дурни, тащите за ручку? Оборвется! Не волочите по полу пальто!) Ах, дорогая миссис Клиппс, какая ужасная погода в день вашего приезда! Я думал, самолет нипочем не сядет – он все кружил над аэродромом, и я сказал себе: «Маркус, уж как кто, а ты не будешь летать на самолетах – к чему вся эта спешка?». Вы, я вижу, привезли с собой молодую леди? – новая симпатичная барышня в Багдаде, это прекрасно! Почему же мистер Харрисон не приехал вас встретить? – я ждал его вчера – но, дорогая миссис Клиппс, вы должны немедленно что-нибудь выпить.

И вот, все еще чуть сомлевшая, испытывая легкое головокружение от двойной порции виски, которую, отметая возражения, ее заставил выпить Маркус, Виктория очутилась в комнате с высокими выбеленными стенами, где стояла большая кровать с медными спинками, французский туалетный столик по последней моде, старый викторианский платяной шкаф[68]68
  Массивный помпезный шкаф с богатой резьбой.


[Закрыть] и два ярких бархатных кресла. Ее собственный скромный багаж покоился у ее ног. Дряхлый желтолицый старичок с белыми бакенбардами, развешивавший в ванной полотенца, спросил, улыбаясь и кивая, не желает ли она, чтобы ей нагрели воду для ванны.

– А сколько на это нужно времени?

– Минут двадцать – полчаса. Я тогда пойду греть.

И с отеческой улыбкой вышел. Виктория села на кровать, испытующе провела ладонью по волосам. Волосы пропылились и слиплись, лицо, обсыпанное песком, горело. Она посмотрелась в зеркало – из брюнетки она превратилась в шатенку с красноватым отливом. Отвернув край портьеры, Виктория выглянула на широкий балкон, выходивший на реку. Но Тигр за облаком густой желтой пыли был не виден. Охваченная унынием, Виктория сказала себе: «Фу, какое отвратительное место».

Но потом взяла себя в руки, вышла на лестничную площадку и постучалась в дверь миссис Клиппс. Ей еще сначала надо было хорошенько потрудиться ради ближнего, прежде чем можно будет заняться собственным отмыванием и приведением себя в божеский вид.

После ванны, обеда и довольно долгого сна Виктория вышла из своей комнаты на балкон и стала смотреть на реку уже совершенно другими глазами. Пыльная буря улеглась. Вместо желтого марева над Тигром разливалось бледное голубое сияние. А на том берегу вырисовывались изысканные силуэты пальм и разновысоких зданий.

Снизу, из сада, до Виктории донеслись голоса. Она подошла к перилам и выглянула.

Миссис Гамильтон Клиппс, эта неутомимая болтунья и добрая душа, уже успела завязать знакомство с дамой из соседнего номера, типичной англичанкой-путешественницей неопределенного возраста, без которых не обходится ни один заграничный мало-мальски крупный город.

– …и что бы я без нее делала, просто не представляю себе, – говорила миссис Клиппс. – Необыкновенно милая девушка! И из такой хорошей семьи. Племянница епископа Ллангоуского.

– Какого епископа?

– Ллангоуский, по-моему, он называется.

– Глупости, такого не существует, – сказала та.

Виктория нахмурилась. Знает она этих английских старушек, их вымышленными епископами не проведешь.

– Ну, должно быть, я неправильно запомнила имя, – сказала миссис Клиппс с сомнением. – Но все равно, – тут же воодушевившись, продолжала она, – это очень обаятельная и толковая девушка.

– Гм, – неопределенно отозвалась ее собеседница.

Виктория немедленно приняла решение держаться от нее подальше. Интуиция ей подсказывала, что таких морочить слишком уж сложно.

Она возвратилась в комнату, села на кровать и задумалась над своим положением. В настоящее время она проживает в отеле «Тио» – гостинице, явно не принадлежащей к разряду дешевых. В кармане у нее имеется четыре фунта семнадцать шиллингов. И она уже задолжала за плотный обед, ведь миссис Клиппс больше не обязана ее кормить. Виктория к ней нанималась только за бесплатную дорогу до Багдада. Теперь сделке конец. Виктория в Багдаде. А миссис Клиппс получила квалифицированную помощь епископской племянницы, она же – бывшая больничная сиделка и опытная секретарша. Взаимные обязательства выполнены, к полному удовлетворению сторон. Миссис Клиппс вечерним поездом отбывает в Киркук – и прости-прощай. На миг Виктории подумалось: а вдруг миссис Клиппс непременно пожелает сделать ей на прощанье подарок наличными? Но пришлось с этой мыслью сразу же расстаться ввиду крайней маловероятности. Откуда миссис Клиппс знать, что Виктория находится в бедственном финансовом положении?

Что же в таком случае делать? Ответ не замедлил объявиться: разумеется, найти Эдварда.

Тут Виктория с досадой сообразила, что не знает его фамилии. Эдвард – и Багдад. Не так-то много, подумала она. Совсем как та сарацинская дева,[69]69
  Сарацинская дева – персонаж средневековой легенды, повествующей о любви крестоносца Гилберта и молодой арабской девушки, которая отправилась на поиски возлюбленного, зная только его имя и страну, из которой он родом.


[Закрыть] которая при-ехала в Англию, зная одно лишь имя своего возлюбленного. «Гилберт» и «Англия». Романтично, конечно, – но довольно неудобно. Впрочем, в Англии в эпоху крестовых походов фамилий вообще не было. Зато, с другой стороны, Англия побольше Багдада. Хотя тогда она была не так густо заселена.

Виктория с усилием оторвалась от этих интересных размышлений и вернулась на твердую землю. Она должна немедленно найти Эдварда, и Эдвард должен найти ей работу. Тоже немедленно.

Она не знает фамилии Эдварда, зато знает, что он приехал в Багдад в должности секретаря доктора Ратбоуна, и этот доктор Ратбоун, надо полагать, – человек известный.

Виктория попудрила нос, пригладила рукой волосы и спустилась по лестнице в холл добывать информацию.

Хозяин гостиницы, любезнейший Маркус, проходя мимо, при виде ее рассиялся еще больше.

– А-а, это мисс Джонс! Вы пойдете со мной, милая барышня, и чего-нибудь выпьете, хорошо? Английские барышни – это моя слабость. В Багдаде я всем английским барышням и дамам лучший друг. Им у меня в гостинице всегда рады. Идемте, мы с вами посидим в баре.

Виктория, ничего не имевшая против дарового угощения, охотно последовала за ним.

В баре, сидя на высоком табурете и потягивая джин, она приступила к добыванию информации:

– Вы не знаете доктора Ратбоуна? Он недавно приехал в Багдад.

– Я знаю в Багдаде всех и каждого, – радостно отозвался Маркус Тио. – И все и каждый знают меня. Это чистая правда, можете мне поверить. О! У меня столько друзей!

– Да, конечно, – сказала Виктория. – А доктора Ратбоуна вы знаете?

– На той неделе у меня останавливался проездом маршал авиации, самый главный на всем Ближнем Востоке. Он мне говорит: Маркус, мерзавец ты эдакий, я тебя не видел с сорок шестого года. Что-то, я смотрю, ты не похудел. Такой приятный человек. Очень его люблю.

– А доктор Ратбоун? Он тоже приятный человек?

– Я люблю людей, которые, знаете, умеют получать удовольствие. Кислые лица – это не по мне. Мне нравятся люди веселые, молодые и прелестные, как вы. Маршал авиации, он мне говорит: женщины, Маркус, ты слишком их любишь. А я ему отвечаю: да нет, моя беда, что я слишком люблю Маркуса… – Он разразился громким хохотом и вдруг закричал: – Иисус! Иисус!

Виктория страшно изумилась, но оказалось, что так зовут бармена. Удивительный край этот Восток.

– Еще порцию джина с оранжадом[70]70
  Оранжад – прохладительный напиток с апельсиновым соком.


[Закрыть] и виски, – распорядился Маркус.

– Я, пожалуй, больше не буду…

– Да, да, будете, все очень-очень слабое.

– Так насчет доктора Ратбоуна?.. – попробовала настоять Виктория.

– Эта миссис Гамильтон Клиппс – странная фамилия, правда? – с которой вы приехали, она американка, да? Я люблю американцев тоже, но главная моя любовь – англичане. Американцы, они постоянно о чем-то беспокоятся. Но они бывают большие молодцы. Мистер Саммерс – знаете его? – как прилетел в Багдад, так столько выпил, что потом трое суток спал без просыпу. Это, я считаю, чересчур. Нехорошо.

– Помогите мне, прошу вас, – воззвала Виктория.

Маркус посмотрел на нее с недоумением.

– Конечно, я вам помогу, о чем разговор. Я всегда помогаю моим друзьям. Вы только скажите – и все немедленно будет сделано. Бифштекс фирменный – индейка, приготовленная с рисом, изюмом и пряностями, изумительно вкусно – или молоденькие цыплята…

– Не надо мне молоденьких цыплят – пока, – благоразумно добавила Виктория. – Мне нужно разыскать этого доктора Ратбоуна. Фамилия Ратбоун. Приехал в Багдад недавно. И с ним… секретарь.

– Не знаю, – сказал Маркус. – В отеле «Тио» такого нет.

Он явно подразумевал при этом, что человек, не останавливающийся в «Тио», все равно что вообще не существует.

– Но есть ведь и другие гостиницы, – не отступалась Виктория. – А может быть, у него тут дом.

– О да, есть другие гостиницы. «Вавилонский дворец», «Сеннахериб», отель «Зобейда». Это хорошие гостиницы, не спорю, но не такие, как «Тио».

– Верю, – успокоила его Виктория. – Но вам неизвестно, может быть, доктор Ратбоун остановился в одной из них? Он заведует тут каким-то обществом, что-то связанное с культурой… и книгами.

При упоминании о культуре Маркус сделал серьезное лицо.

– Вот то, что нам надо, – важно проговорил он. – Побольше культуры. Искусство, музыка – это очень хорошо, это прекрасно. Я сам люблю скрипичные сонаты, которые покороче.

Виктория, хотя и была с ним полностью согласна, особенно в последнем пункте, вынуждена была признать, что ей ничего не удается от него добиться. Конечно, поговорить с Маркусом – одно удовольствие, он такой трогательный в своем чисто детском упоении жизнью, но вся ситуация напоминает попытки Алисы в Стране чудес[71]71
  «Алиса в Стране чудес» – повесть-сказка английского писателя, математика Льюиса Кэрролла (1832–1898), в которой даны юмористические картины нравов английского общества конца XIX века.


[Закрыть] найти тропинку, ведущую на вершину холма. Какую тему ни изберешь, все равно возвращаешься в исходную точку: к Маркусу!

От третьего стакана она отказалась и печально встала. Голова слегка кружилась. Коктейли были далеко не слабые. Она вышла из бара на террасу и, облокотясь о перила, стала смотреть на реку. Вдруг кто-то у нее за спиной произнес:

– Извините меня, но вам лучше сходить надеть пальто. Вам, должно быть, после Англии кажется, что здесь сейчас настоящее лето, но с заходом солнца становится очень холодно.

Виктория узнала пожилую англичанку, с которой разговаривала на балконе миссис Клиппс. У нее был характерный хриплый голос, огрубевший от гиканья на псовой охоте. В меховой шубе, с пледом на коленях, она сидела в кресле и пила виски с содовой.

– Благодарю вас, – сказала ей Виктория и хотела немедленно ретироваться, но не успела.

– Позвольте мне назвать себя, – сказала дама. – Я миссис Кардью Тренч. (Подразумевалось: из достопочтенного[72]72
  Почтенный – титулование представителей наследственных английских дворян – пэров, которое ставится перед именем.


[Закрыть]семейства Кардью Тренчей.) А вы, если не ошибаюсь, приехали с миссис – как бишь ее? Гамильтон Клиппс?

– Да, – ответила Виктория.

– Она мне сказала, что вы – племянница епископа Ллангоуского.

Тут Виктория мобилизовала все свои таланты.

– В самом деле? – переспросила она чуть-чуть, в самую меру, иронично.

– Она, должно быть, что-то перепутала?

Виктория снисходительно улыбнулась:

– Американцам бывает трудно разобраться в наших именах. Действительно, звучит немного похоже. Мой дядя, – объяснила Виктория, импровизируя на ходу, – епископ в Лангоа.

– Лангоа?

– Да. Это в Тихоокеанском архипелаге. Колониальный епископ, само собой.

– Ах, колониальный, – сказала миссис Кардью Тренч, беря по меньшей мере тремя полутонами ниже. Как и следовало ожидать, о колониальных епископах она слышала впервые в жизни. – Тогда понятно. Этим все объясняется.

И объясняется очень даже удачно, поздравила себя Виктория, ведь она ляпнула просто наобум.

– А вы что здесь делаете? – спросила миссис Кардью Тренч с той светской любезностью, которая часто маскирует обыкновенное природное любопытство.

Сказать: «Ищу молодого человека, с которым один раз поговорила на скамейке в лондонском сквере» – было бы едва ли уместно. Поэтому, вспомнив заметку из газеты и сведения, которые она сообщила о себе миссис Клиппс, Виктория ответила:

– Я еду к своему дяде профессору Понсфуту Джонсу.

– О, так вот вы кто! – Миссис Кардью Тренч была явно счастлива, что теперь с Викторией все ясно. – Обаятельный человек, правда, немного рассеянный, но чего вы хотите от ученого. Слышала в прошлом году в Лондоне его лекцию – он прекрасно говорит, – но не поняла, конечно, ни единого слова. Да, он проезжал через Багдад, недели две, я думаю, прошло с тех пор. Кажется, он упоминал каких-то девушек, которые должны попозже приехать к нему на раскопки.

Отвоевав утраченные было позиции, Виктория поспешила ввернуть вопрос:

– А вы не знаете, доктор Ратбоун уже здесь?

– Только на днях прилетел, – ответила ей миссис Кардью Тренч. – По-моему, его пригласили на будущий четверг прочитать лекцию в институте. Что-то такое о «Мировых связях и всемирном братстве», если не ошибаюсь. Вздор все это, по моему убеждению. Чем больше стараются людей объединить, тем они становятся подозрительнее. Всякая эта поэзия, музыка, переводы Шекспира и Вордсворта[73]73
  Вордсворт Уильям (1770–1850) – английский поэт-романтик, представитель так называемой «Озерной школы», приблизил поэтический язык к разговорной речи.


[Закрыть] на арабский, китайский и хинди. «И желтый первоцвет на берегу ручья…»[74]74
  Строчка из поэмы Уильяма Вордсворта «Питер Белл».


[Закрыть] Что до этого людям, которые первоцвета в глаза не видели?

– А где он остановился, вы не знаете?

– По-моему, в «Вавилонском дворце». Но рабочее помещение в городе, поближе к музею. «Масличная ветвь», дурацкое название. Одни девицы в джинсах, в очках и с немытой шеей.

– Я немного знакома с его секретарем, – небрежно заметила Виктория.

– Ах, да, да, как его?.. Эдвард… забыла фамилию, славный юноша, слишком хорош, чтобы возиться с волосатыми культурными деятелями. Отличился на войне, я слышала. Впрочем, работа есть работа. И собой хорош, я думаю, все эти ученые девицы от него без ума.

Убийственное жало ревности пронзило сердце Виктории.

– «Масличная ветвь», – повторила она. – Где, вы сказали, это?

– В городе, за поворотом на второй мост. В одном из переулочков от улицы Рашид. Довольно укромный уголок. Недалеко от базара Медников.[75]75
  Базар Медников – небольшой базар в старой части города, где продают в основном вещи, изготовленные из меди, а также занимаются их починкой.


[Закрыть] А как поживает миссис Понсфут Джонс? – не переводя дыхание, снова спросила миссис Кардью Тренч. – Скоро сюда собирается? Говорят, она болела?

Но Виктория, добыв желаемую информацию, не собиралась рисковать новыми выдумками. Она поглядела на часы и издала возглас:

– Ах, боже мой! Я обещала разбудить миссис Клиппс в половине седьмого и помочь ей приготовиться к отъезду. Надо бежать!

Предлог для бегства был не вымышленный, она только передвинула срок на полчаса вперед. И теперь бросилась со всех ног вверх по лестнице, вне себя от радости. Завтра она найдет Эдварда в «Масличной ветви». Подумаешь, ученые девицы с немытыми шеями. Они же противные. Хотя, подумалось Виктории, мужчины не так придирчивы к чистоте шеи, как пожилые, гигиенически воспитанные английские дамы. Особенно если обладательница шеи смотрит на данного мужчину с восторгом и обожанием.

Вечер пролетел быстро. Виктория спустилась с миссис Гамильтон Клиппс к раннему ужину, во время которого последняя рассуждала без роздыху сразу обо всем на свете. Она пригласила Викторию приехать погостить – и Виктория аккуратно записала адрес, мало ли что… Потом она отвезла миссис Клиппс на багдадский Северный вокзал, усадила в купе и была представлена знакомой, которая тоже ехала в Киркук и должна была помочь миссис Клиппс с утренним туалетом.

Паровоз завопил дурным, душераздирающим голосом. Миссис Клиппс всунула в руку Виктории толстый конверт и сказала:

– Это маленький подарок на память о нашем приятном совместном путешествии, мисс Джонс, и я надеюсь, вы не откажетесь его принять вместе с моей самой искренней признательностью.

Виктория радостно пробормотала в ответ: «Ах, что вы, миссис Клиппс, вы слишком добры», – паровоз напоследок издал самый оглушительный предсмертный вопль, и поезд медленно отошел от перрона.

С вокзала в гостиницу Виктория вернулась на такси, так как понятия не имела, как добираться иначе, и спросить было не у кого.

Приехав, взбежала наверх в свою комнату и распечатала конверт. Там оказалось несколько пар нейлоновых чулок.

В другое время Виктория пришла бы в восторг – нейлоновые чулки были ей, как правило, не по карману. Однако сейчас она мечтала о небольшой денежной сумме. Но, как видно, деликатность не позволила миссис Клиппс вложить в конверт бумажку в пять динаров. Гори она огнем, эта деликатность…

Ну, да ладно, зато завтра она увидит Эдварда. Виктория разделась, забралась в постель и через пять минут уже спала крепким сном. Ей снилось, что она на аэродроме встречает Эдварда, но его не пускает к ней девица в очках – ухватила за шею и держит, а самолет начинает медленно идти на разбег.

Глава 11

Когда Виктория проснулась, было ослепительное солнечное утро. Она оделась и вышла на балкон, тянущийся во всю длину здания. Неподалеку спиной к ней сидел в кресле какой-то господин с седыми локонами, ниспадающими на красный мускулистый затылок. Когда господин повернул голову, Виктория увидела его профиль и с удивлением узнала сэра Руперта Крофтона Ли. Почему, собственно, это ее так удивило, она, пожалуй, затруднилась бы объяснить. Может быть, она в глубине души была уверена, что важные лица, вроде сэра Руперта, останавливаются не в гостиницах, а в посольстве. Но факт таков, что вот он сидит на балконе и не отрываясь смотрит на реку Тигр. У него даже бинокль при себе, висит на подлокотнике кресла. Виктория подумала, что он, наверно, наблюдает за птицами.[76]76
  Наблюдение в бинокль за птицами – развлечение весьма популярное у англичан.


[Закрыть]

У нее был когда-то один знакомый, увлекался птицами, она даже находила его сначала привлекательным и несколько раз ездила с ним на выходные по диким местам, где надо было часами не двигаясь стоять в заболоченном лесу или на ледяном ветру ради счастья лицезреть в бинокль какую-нибудь неприглядную пичугу на отдаленном дереве, сильно уступающую красотой, по понятиям Виктории, обыкновенному дрозду или зяблику.

Виктория спустилась по лестнице и на террасе между корпусами наткнулась на Маркуса Тио.

– У вас тут, оказывается, живет сэр Руперт Крофтон Ли, – сказала она ему.

– О да, – сияя, ответил Маркус. – Такой прекрасный человек!

– Вы с ним хорошо знакомы?

– Нет, только познакомились. Мистер Шривенхем, что из Британского посольства, привез его к нам вчера вечером. Тоже очень прекрасный человек, мистер Шривенхем. С ним я знаком хорошо.

Садясь завтракать, Виктория думала о том, что на свете нет, должно быть, человека, которого Маркус не назвал бы «очень прекрасным». Удивительно щедрая натура.

После завтрака она отправилась на розыски «Масличной ветви». Рожденная и выросшая на улицах Лондона, Виктория не могла себе представить, как трудно отыскать нужный адрес в городе, подобном Багдаду. Поняла она это, только когда приступила к поискам.

При выходе из гостиницы она снова столкнулась с Маркусом и спросила у него, как добраться до музея.

– Это очень прекрасный музей, – с широкой улыбкой заверил ее Маркус. – Там много-много замечательных старых вещей. Я, правда, сам в нем не бывал. Но у меня есть друзья, много друзей археологов, они всегда останавливаются здесь, когда проезжают через Багдад на раскопки. Мистер Бейкер – мистер Ричард Бейкер, знаете его? И профессор Колзмен. И профессор Понсфут Джонс. И мистер и миссис Мак-Интайр. Они все останавливаются в отеле «Тио». Мои друзья. И они мне рассказывали про музей. Много-много интересного.

– А где он находится и как туда добраться?

– Надо идти по улице Рашид, далеко идти, мимо поворота на мост Фейсала и мимо Банковской улицы – знаете Банковскую улицу?

– Я ничего тут не знаю, – сказала Виктория.

– А потом будет еще одна улица, тоже ведет к мосту, и музей как раз на ней, по правой стороне. Спросите там мистера Бетуна Эванса, он дает пояснение по-английски, прекрасный человек. И жена его, она тоже очень прекрасный человек, приехала сюда во время войны как сержант транспортной службы. Очень, очень прекрасная женщина.

– Мне вообще-то не в музей нужно. Я хочу найти одну организацию вроде клуба, называется «Масличная ветвь».

– Если вы хотите маслин, у меня есть самые лучшие маслины высшего качества, – сказал Маркус. – Их держат специально для меня, для отеля «Тио». Посмотрите, сегодня же вечером пришлю к вашему столику.

– Спасибо большое, – ответила Виктория и удрала от него искать улицу Рашид.

– Пойдете налево! – крикнул ей в спину Маркус. – Не направо, а налево! Но до музея далеко. Лучше взять такси.

– А таксист будет знать, где «Масличная ветвь»?

– Нет, они не знают, где что. Им надо говорить: налево, направо, вперед, стоп, – тогда довезут.

– Раз так, я лучше пойду пешком.

Виктория вышла на улицу Рашид и повернула влево.

Багдад оказался совсем не такой, как она представляла. Оживленная главная улица кишела людьми, автомобили яростно гудели, в витринах лежали европейские товары, прохожие то и дело, громко откашлявшись, плевали на землю. Одеты они были не на сказочный восточный лад, а почти все – более или менее по-европейски, в старые, даже драные армейские или летчицкие гимнастерки, в разномастной толпе терялись редкие черные фигуры женщин с завешенными лицами, шаркающие по тротуару в туфлях без задников. Жалобно просили милостыню нищенки – матери с чумазыми младенцами на руках. Асфальт под ногами был неровный, с провалами.

Виктория шла все дальше и дальше. Она вдруг почувствовала себя чужой, одинокой, затерянной вдали от дома. Такова оборотная сторона путешествий в дальние страны, не чарующая, а отпугивающая.

Наконец показался мост Фейсала. Виктория, не сворачивая на него, прошла дальше. Хоть и растерянная, она начала понемногу обращать внимание на причудливый подбор товаров в витринах: детские пинетки и вязаные ползунки, зубная паста и косметика, электрические фонарики и фарфоровые чашки с блюдцами – и все вперемешку в одной витрине. Виктория постепенно подпала под очарование этой фантастической смеси товаров со всего света, на любой самый замысловатый вкус разноязыких жителей восточного города.

В конце концов, музей она разыскала. Но «Масличную ветвь» – нет. В Лондоне она умела найти дорогу куда угодно, однако здесь даже не у кого было справиться. По-арабски она не говорила. А те немногочисленные торговцы, которые зазывали ее на английском языке, бессмысленно хлопали глазами, когда слышали про «Масличную ветвь».

В таких случаях следовало бы обратиться к полисмену, но по виду стражей порядка, энергично размахивающих руками и свистящих в полицейский свисток, было понятно, что здесь такая попытка тоже ничего не даст.

Она попробовала зайти в книжный магазин, в окне которого были выставлены английские книжки, но и там название «Масличная ветвь» вызвало только вежливое пожатие плечами. Очень жаль – но ни малейшего представления.

Виктория пошла дальше и вскоре услышала громкий металлический лязг и стук. Стоя на углу длинного пыльного переулка, она припомнила слова миссис Кардью Тренч, что «Масличная ветвь» расположена неподалеку от базара Медников. Базар Медников, во всяком случае, отыскался.

Она вошла на его территорию – и на три четверти часа забыла о «Масличной ветви». Базар Медников ее совершенно очаровал. Паяльные лампы, плавящийся металл, сложная, тонкая работа умельцев – это было открытие нового мира для дочери Лондона, которая до сих пор видела вещи только в готовом виде, выставленными на продажу. Она расхаживала туда-сюда по базарной площади, удалилась от медников, рассматривала полосатые попоны, ситцевые стеганые одеяла. Здесь европейские товары воспринимались совсем по-другому. Под прохладными полутемными козырьками лавок они казались экзотическими дарами чужих краев. Штуки пестрого дешевого ситца пленяли взор, как царские одежды. То и дело с криком «Балек, балек!» мимо нее прогоняли груженого осла или мула, пробегали носильщики, сгибаясь под тяжелой ношей. Мальчишки с лотками через плечо осаждали ее, крича:

– Смотрите, леди, английская резинка, отличная английская резинка! Гребешок, настоящий английский гребешок!

И назойливо совали ей свои товары прямо под нос. Виктория ходила как в сказочном сне. Все это было до того интересно, до того необыкновенно! За каждым поворотом крытых торговых рядов открывалось новое чудо – то один подле другого сидели, скрестив ноги, портные и орудовали иглой, поглядывая на европейские модные картинки мужской одежды; то целый ряд часов и дешевых украшений. Горой навалены рулоны бархатов и парчи, и тут же повернешь – лавки дешевой поношенной европейской одежды, жалкие вылинявшие свитерки, растянутые старые фуфайки.

А по бокам, под открытым небом, кое-где виднелись тихие широкие дворы.

Виктория шла вдоль длинного ряда лавок, торгующих мужскими брюками, – важные продавцы в тюрбанах восседали, скрестив ноги, каждый в глубине своего прилавка.

– Балек!

На нее надвигался, захватив всю ширину прохода, тяжело навьюченный осел. Виктория свернула от него в проулок, который тянулся, виляя между высокими домами. Идя этим проулком, она неожиданно наткнулась на то, что искала. Перед ней были открытые ворота, она заглянула во двор и там, в дальнем конце, увидела распахнутую дверь, а над дверью вывеску, на которой значилось: «Масличная ветвь», и рядом – гипсовое подобие какой-то птицы, держащей в клюве нечто вроде прутика.

Обрадованная Виктория пересекла двор и вошла в дверь. Она очутилась в полутемной комнате, где стояло несколько столов, заваленных книгами и журналами. Книги были также на полках вдоль стены. Похоже на книжный магазин, если бы не стулья, расставленные тут и там по всей комнате.

Из полумрака к Виктории вышла девушка и старательно спросила по-английски:

– Чем я могу вам быть полезной, пожалуйста?

Виктория быстро оглядела ее. Вельветовые брюки, оранжевая фланелевая рубашка, жесткие черные волосы, выстриженные на лбу челкой. Вполне лондонский вид. Но лицо – другое, унылое левантийское[77]77
  Левант – старинное название стран восточной части Средиземноморья и Эгейского моря (от Греции до Египта).


[Закрыть] лицо с темными страдальческими глазами и крупным носом.

– Это… это… здесь… доктор Ратбоун здесь находится?

Надо же, какая досада, что она не знает фамилии Эдварда. Даже миссис Кардью Тренч и та назвала его Эдвард как-его-там.

– Да. Доктор Ратбоун. «Масличная ветвь». Вы желаете вступить? Да? Очень хорошо.

– Может быть. Я хотела бы… Будьте добры, я хотела бы видеть доктора Ратбоуна.

Девица устало улыбнулась.

– Мы его не беспокоим. У меня есть бланк. Я отвечу на все вопросы. А вы поставите свою фамилию. И с вас два динара.

– Я еще не уверена, что буду вступать, – сказала Виктория, слегка встревоженная упоминанием о двух динарах. – Мне нужно повидать доктора Ратбоуна. Или его секретаря. Можно секретаря.

– Я объясняю. Я отвечу на все вопросы. Мы здесь все друзья, все вместе, друзья на будущее – читаем прекрасные книги. Просвещаемся. Декламируем стихи.

– Секретарь доктора Ратбоуна, – громко и внятно произнесла Виктория, – велел, чтобы я, как приеду, непременно спросила его.

Лицо девицы в вельветовых брюках приняло еще более хмурое, упрямое выражение.

– Сегодня нельзя, – сказала она. – Я объясняю…

– Почему сегодня нельзя? Его что, нет здесь? Доктора Ратбоуна нет?

– Есть. Доктор Ратбоун здесь. Наверху. Но мы не беспокоим.

Викторию захлестнула жаркая волна англосаксонского возмущения этими иностранцами. Похоже, что «Масличная ветвь», предназначенная пробуждать добрые чувства интернационализма, оказывала, по крайней мере на Викторию, прямо противоположное действие.

– Я приехала из Англии, – сказала она почти таким же высокомерным тоном, как могла бы сказать миссис Кардью Тренч. – И мне нужно передать доктору Ратбоуну важное известие. Притом лично. Будьте добры немедленно проводить меня к нему. Сожалею, что причиняю ему беспокойство, но я должна его видеть. Немедленно, – повторила она, исключая всякие возражения.

Когда гордый бритт всерьез намерен добиться своего, преграды, как правило, рушатся. Девица повернулась и пошла, сопровождаемая Викторией, в дальний конец комнаты, потом вверх по лестнице и вдоль по галерее, открывающейся во двор. Остановилась перед дверью, постучалась. Мужской голос ответил:

– Войдите.

Проводница распахнула дверь и, жестом пригласив Викторию войти, объявила:

– К вам дама из Англии.

Виктория вошла.

Из-за массивного письменного стола, заваленного бумагами, ей навстречу поднялся пожилой господин.

Это был видный мужчина лет шестидесяти с высоким оголенным лбом и белоснежными волосами. Из свойств его личности прежде всего бросались в глаза благожелательность, доброта и обаяние. Любой режиссер без колебаний определил бы его на роль большого человеколюбца.

Викторию он встретил теплой улыбкой и протянутой рукой.

– Так вы прибыли из Англии? – приветливо справился он. – Первый раз на Востоке?

– Да.

– Ну, и какие у вас впечатления, хотелось бы знать?.. Как-нибудь непременно мне расскажете. Но скажите, мы с вами знакомы? Я так близорук, а вы не назвались.

– Вы меня не знаете, – сказала Виктория. – Я знакомая Эдварда.

– Знакомая Эдварда? Но это замечательно! А ему известно, что вы в Багдаде?

– Нет еще.

– Значит, его ждет приятный сюрприз, когда он вернется.

– Вернется? – переспросила Виктория упавшим голосом.

– Да, Эдвард сейчас в Басре. Я вынужден был направить его туда для получения ящиков с книгами, которые прибыли в наш адрес. Таможня чинит бесконечные препятствия, мы не можем ничего получить. Тут нужен личный подход, а это как раз по части Эдварда. Он как никто знает, когда пустить в ход обаяние, а когда угрозы, и уж он-то без книг не вернется. Ему свойственно упорство в делах, очень ценная черта в молодом человеке. Я об Эдварде высокого мнения.

Он игриво прищурился.

– Но мне, по-видимому, незачем расхваливать Эдварда перед вами, моя милая.

– А когда… когда Эдвард должен возвратиться из Басры? – пролепетала Виктория.

– Н-ну, это трудно сказать. Он оттуда не уедет, пока не добьется своего. А в здешних краях торопить события бесполезно. Сообщите мне, где вы остановились, и я позабочусь, чтобы он связался с вами, как только приедет.

– Я подумала… – пробормотала Виктория, с ужасом вспомнив о своем затруднительном финансовом положении, – может быть… для меня найдется здесь какая-нибудь работа?

– Вот за это ценю! – радостно откликнулся доктор Ратбоун. – Ну конечно! Помощники нам всегда нужны, чем больше, тем лучше. Английские девушки в особенности. У нас отлично идут дела, блестяще идут, но работы предстоит еще изрядно. И вызываются многие. У меня уже тридцать добровольцев – тридцать! – и все так и рвутся в дело. Если вы серьезно, ваше участие будет очень полезно.