Текст книги "Загадочное происшествие в Стайлзе (другой перевод)"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Агата Кристи
Загадочное происшествие в Стайлзе

Agatha Christie

The Mysterious Affair at Styles

Copyright © 1920 Agatha Christie Limited. All rights reserved.

AGATHA CHRISTIE, POIROT and the Agatha Christie Signature are registered trademarks of Agatha Christie Limited in the UK and/or elsewhere. All rights reserved.

© Юркан М. Ю., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

* * *

Глава 1
На отдых в Стайлз

Значительный интерес светского общества к преступлению в Стайлзе уже начал спадать. Тем не менее, учитывая сопутствующую ему дурную славу, мой друг Пуаро и родственники жертвы коварного убийства попросили меня правдиво описать все подробности нашей истории. Таким путем мы надеемся остановить упорное порождение разнообразных скандальных слухов.

Для начала я решил коротко изложить обстоятельства, приведшие к моему участию в расследовании этого дела.

После ранения на фронте меня демобилизовали из действующей армии; проведя несколько месяцев в весьма унылой обстановке санатория, я получил еще месяц отпуска для восстановления сил. Не имея в ближайшей округе ни родственников, ни друзей, я как раз раздумывал, куда бы мне отправиться, когда вдруг случайно встретил Джона Кавендиша. Последние годы мы с ним редко виделись. Да, в общем-то, никогда особо тесно и не общались. Во‑первых, он старше меня лет на пятнадцать, хотя надо признать, что выглядит гораздо моложе своих сорока пяти лет. В детстве, однако, мне частенько доводилось гостить в Стайлз-корт, эссекском имении его матушки.

Мы славно поболтали о старых временах, и в результате он пригласил меня провести отпуск в Стайлзе.

– Да и матушка будет рада видеть вас вновь… после стольких лет, – добавил он.

– Надеюсь, она в добром здравии? – спросил я.

– О да. Полагаю, вам известно, что она вновь вышла замуж?

Боюсь, что на лице моем весьма явно отразилось удивление. Насколько я помнил, миссис Кавендиш, красивая женщина средних лет, вышла замуж за отца Джона, когда он остался вдовцом с двумя сыновьями на руках. Сейчас ей, должно быть, никак не меньше семидесяти. Она запомнилась мне как эмоциональная, властная особа, склонная к благотворительности и стремящаяся добиться признания своих заслуг в обществе, принадлежащая к той категории светских дам, которые обожают открывать благотворительные базары и выступать в роли леди Баунтифул[1]1
  Благодетельница, или патронесса, по имени героини известной пьесы «Уловка кавалеров» ирландского драматурга Дж. Фаркера (1678–1707).


[Закрыть]. Впрочем, унаследовав значительное состояние, она действительно щедро делилась им с нуждающимися.

Загородную усадьбу Стайлз-корт мистер Кавендиш приобрел вскоре после их женитьбы. В семье безоговорочно господствовала жена, и естественно, что, умирая, муж завещал ей в пожизненное владение и саму усадьбу, и бо́льшую часть своих доходов; такое волеизъявление бесспорно ущемляло права двух его сыновей. Однако приемная мать относилась к ним с сердечной добротой; более того, они всегда считали ее своей родной матерью, поскольку были еще очень юными, когда их отцу пришлось жениться во второй раз.

Лоуренс, младший из братьев, с детства отличался слабым здоровьем. Но он получил профессию врача, хотя недавно забросил медицинскую практику и теперь жил дома, пестуя свои литературные амбиции; впрочем, его поэтические творения никто – по крайней мере, пока – не назвал бы выдающимися.

Джон поначалу занимался адвокатской практикой, но с годами, ощутив склонность к спокойной жизни сельского сквайра, предпочел тоже обосноваться в поместье. Два года назад он женился и привез в Стайлз свою жену, хотя я быстро заподозрил, что, по всей вероятности, он предпочел бы обзавестись собственным семейным гнездышком, если бы матушка увеличила ему денежное содержание. Миссис Кавендиш, однако, любила строить свои собственные планы, а в данном случае, учитывая ее финансовые ресурсы, могла рассчитывать на понимание и согласие окружающих.

Заметив мое удивление сообщением об очередном замужестве его матушки, Джон уныло усмехнулся.

– К тому же за препротивного мелкого проходимца, – гневно воскликнул он. – Уверяю вас, Гастингс, он умудрился чертовски осложнить нашу жизнь. А уж если говорить про Эви… вы помните Эви?

– Нет.

– Гм, тогда, наверное, она появилась в нашем доме немного позже. Эви числится компаньонкой матушки, а по сути – ее служанка, в общем, мастерица на все руки! Да, наша Эви на редкость приятная особа. Она не так уж молода и красива, но по части хозяйства выиграет у десятка красоток.

– Но вы хотели рассказать о…

– О, да, о том гнусном типе! Так вот, однажды он заявился к нам в дом, под предлогом какого-то родства с Эви, – видимо, он приходится ей каким-то четвероюродным кузеном, хотя ей явно не хотелось подтверждать их родственную связь. Любому ясно, что такому родственничку никто не обрадуется. Отрастил косматую черную бороду и в любую погоду постоянно щеголяет в лакированных штиблетах! Но матушка с ходу поладила с ним, взяла его на место секретаря… вы же знаете, что она вечно подвизается в множестве благотворительных организаций.

Я кивнул.

– Благодаря войне, разумеется, их количество возросло десятикратно. И этот тип, несомненно, стал для нее отличным помощником. Но вы можете представить, насколько мы опешили, когда три месяца назад она вдруг объявила, что они с Альфредом обручились! Ведь этот пройдоха по меньшей мере лет на двадцать моложе ее! Попросту наглый охотник за наследством; но что уж тут поделаешь, она – сама себе хозяйка, и вот, извольте, уже вышла за него замуж…

– Да, действительно, вы все оказались в довольно трудной ситуации.

– Довольно трудной? Да она чертовски трудна и отвратительна!..

Короче говоря, через три дня после этого нашего разговора я сошел с поезда на остановке Стайлз-Сент-Мэри, маленькой станции, нелепо торчавшей посреди зеленеющих полей и узких проселочных дорог и не имевшей никаких очевидных причин для своего существования. Джон Кавендиш встретил меня на платформе, и мы направились к его автомобилю.

– Понимаете, удалось раздобыть немного бензина, – заметил он. – В основном благодаря стараниям матушки.

Сама деревня Стайлз-Сент-Мэри находилась в двух милях от этой нелепой станции, а с другой стороны от нее на расстоянии мили раскинулось поместье Стайлз-корт. Уже начался июль, и денек выдался безветренный и теплый. Вокруг расстилались равнинные земли Эссекса, и, глядя на эти мирно зеленеющие под послеполуденным солнцем поля, с трудом верилось в то, что где-то неподалеку могут вестись какие-то кошмарные военные действия. Мне вдруг почудилось, будто я случайно попал в совершенно иной мир. Когда мы свернули к воротам усадьбы, Джон сказал:

– Боюсь, Гастингс, вы сочтете, что мы тут живем слишком тихо.

– Ах, дорогой мой, это же как раз то, что мне сейчас нужно.

– Ну да, у нас довольно мило, если вам хочется отдохнуть в тиши. Дважды в неделю я обучаю волонтеров и помогаю на окрестных фермах. Моя жена постоянно занята сельским хозяйством. Ежедневно она поднимается в пять утра, чтобы подоить скотину, и трудится, не разгибая спины, до самого завтрака. Как ни крути, жизнь у нас просто великолепна… если бы только в нее не вмешался этот проходимец, Альфред Инглторп! – Внезапно он остановил машину и глянул на часы. – Я подумал, не успеем ли мы заехать за Синтией. Нет, сейчас она уже, наверное, ушла из госпиталя.

– Синтия? Разве вашу жену так зовут?

– Нет, Синтия – протеже матушки, дочь одной из ее школьных подруг, которая вышла замуж на жуликоватого стряпчего. Он потерпел полный крах, и эта девушка, осиротев, осталась без гроша в кармане. Моя матушка пришла на выручку, и вот уже почти два года Синтия живет у нас. Она трудится в тэдминстерском госпитале Красного Креста, в семи милях отсюда.

Замолчав, он остановился перед прекрасным старинным особняком. Заметив наше приближение, дама в плотной твидовой юбке, склонившаяся над цветочной клумбой, сразу выпрямилась.

– Привет, Эви, вот привез нашего раненого героя! Мистер Гастингс… Мисс Говард.

Изрядно крепкое рукопожатие мисс Говард вызвало у меня болезненное ощущение. Я сразу заметил интересное сочетание ярко-синих глаз и загорелого лица. На вид этой миловидной особе можно было дать около сорока лет, она говорила низким грудным голосом, на громких тонах звучавшим почти по-мужски, обладала крупной фигурой с хорошими формами и была обута в добротные толстые башмаки. Ее отрывистая манера разговора, как я вскоре обнаружил, напоминала телеграфный стиль.

– Сорняки разрастаются, точно пожар в доме. Никак за ними не уследишь. Просто окружают, наступая со всех сторон. Берегитесь.

– Безусловно, я готов с радостью оказать посильную помощь, – откликнулся я.

– Не говорите. Ничего не обещайте. Потом трудно будет отказаться.

– Как вы скептически настроены, Эви, – рассмеявшись, заметил Джон. – Кстати, где мы нынче пьем чай – в столовой или на воздухе?

– На воздухе. Грех в такой чудный денек торчать в доме.

– Тогда пошли отдыхать, вы уже достаточно потрудились в саду сегодня. Ибо, как мудро сказано, «трудящийся достоин награды за труды свои»[2]2
  Лк. 10:7.


[Закрыть]. Пора освежиться и подкрепить силы.

– Что ж, – сказала мисс Говард, стягивая садовые перчатки, – я склонна согласиться с вами.

Мы направились вслед за ней вокруг дома к чайному столу, накрытому в тени большого платана.

С одного из плетеных кресел поднялась женщина и сделала несколько шагов нам навстречу.

– Познакомьтесь с моей женой, Гастингс, – сказал Джон.

Я никогда не забуду первого впечатления, произведенного на меня Мэри Кавендиш. Ее высокая стройная фигура четко вырисовывалась на фоне яркого солнца; явное ощущение скрытого огня, казалось, проявлялось лишь в ее удивительных искристых карих глазах – таких потрясающих глаз я еще не видел ни у одной женщины; при всей глубинной силе присущего ей спокойствия, создавалось впечатление, что в этом утонченном и изысканном теле скрывается дикий и необузданный дух – вся ее поразительная натура навеки запечатлелась в моей памяти. Незабываемое впечатление.

Она приветствовала меня тихим ясным голосом, вежливо выразив радость по поводу нашего знакомства, и я опустился в плетеное кресло, испытывая искреннее удовольствие от того, что принял приглашение Джона. Миссис Кавендиш передала мне чашку чая и, сделав несколько спокойных замечаний, укрепила меня в первом впечатлении и окончательно убедила в своем неотразимом женском очаровании. Восприимчивый слушатель всегда побуждает к разговору, и я, с юмором описывая некоторые случаи из моей санаторной жизни, льстил себя надеждой, что мне удалось позабавить супругу Джона. Сам он, разумеется, славный малый, но его едва ли можно назвать интересным собеседником.

Мы сидели совсем рядом с верандой, и вскоре из открытых балконных дверей донесся отлично знакомый мне голос:

– Итак, Альфред, после чая вы напишите письмо принцессе? А насчет второго дня я сама напишу леди Тэдминстер. Или нам лучше дождаться ответа княгини? Если она откажется, то леди Тэдминстер может помочь с открытием в первый день, а миссис Кросби – во второй. К тому же есть еще герцогиня… она известит ее о школьном празднике.

Послышалось невнятное бурчание мужского голоса, и вновь громкий ответ миссис Инглторп:

– Да, разумеется. Мы вполне успеем разобраться с письмами после чая. Как же вы заботливы, мой милый Альфред…

Балконная дверь открылась пошире, и на лужайку спустилась красивая, убеленная сединой пожилая дама с властным выражением лица. Следовавший за ней мужчина являл собой воплощенное почтение.

Миссис Инглторп бурно приветствовала меня.

– Боже, мистер Гастингс, где вы пропадали все эти годы, неужели мы наконец удостоились счастья видеть вас? Позвольте познакомить вас, мистер Гастингс… мой супруг, дорогой Альфред.

Со сдержанным любопытством я пригляделся к «дорогому Альфреду». Облик новоявленного супруга действительно поражал своеобычными и странными чертами. И неудивительно, что Джон неодобрительно отозвался о его бороде. Мне еще не приходилось видеть столь большой, черной как смоль бороды. На носу его крайне невозмутимого лица поблескивало пенсне в золотой оправе. Мне вдруг пришло в голову, что он мог бы прекрасно смотреться на сцене, но в реальной жизни выглядел на редкость неуместным. Его низкий голос звучал с неприятной вкрадчивостью.

– Рад знакомству, мистер Гастингс, – сказал он, вложив в мою руку свою вялую, словно безжизненную длань, и добавил, обращаясь к супруге:

– Эмили, дорогуша, по-моему, эта подушка немного отсырела.

С сияющей любовью улыбкой она взирала на мужа, пока тот менял подушку на кресле, всем своим видом изображая нежнейшую заботу. Странное проявление пылкой любви для здравомыслящей во всех прочих отношениях женщины!

С приходом мистера Инглторпа за столом создалась атмосфера скованности и завуалированной недоброжелательности. А мисс Говард, в частности, даже не пыталась скрывать враждебности. Миссис Инглторп, однако, казалось, не заметила ничего необычного. Ее словоохотливость, запомнившаяся мне по прежним встречам, ничуть не убавилась за разделившие нас годы, и она пустилась в свободное плавание; поток ее слов приобщал нас к ее полной заботами жизни, в основном связанной с предстоящим в скором времени благотворительным базаром, организацией коего она и занималась. Изредка миссис Инглторп уточняла конкретные дни или даты у своего мужа. Его настороженные и предупредительные манеры оставались неизменными. С первого же взгляда я проникся к нему стойкой и глубокой неприязнью, и мне лестно сознавать, что мое первое суждение, как обычно, оказалось исключительно проницательным.

Вскоре миссис Инглторп обратила свое внимание на Эвелин Говард, дав ей кое-какие указания насчет писем, а мистер Инглторп озабоченно обратился ко мне:

– А вы, мистер Гастингс, избрали себе военную профессию?

– Нет, до войны я служил в страховой корпорации Ллойда.

– И после ее окончания вы собираетесь вернуться к прежней деятельности?

– Возможно. Либо займусь чем-то новым.

Мэри Кавендиш подалась вперед.

– А какой род занятий вы предпочли бы, если б дали волю своим наклонностям?

– Трудно сказать, смотря по обстоятельствам.

– У вас нет какого-то тайного хобби? – спросила она. – Признайтесь… чем вы прежде увлекались?

– У каждого человека бывают увлечения… зачастую довольно нелепые. Вы будете смеяться надо мной.

– Возможно, – с улыбкой заметила она.

– В общем, я всегда имел тайное желание стать детективом!

– Настоящим следователем… как в Скотленд-Ярде? Или своего рода Шерлоком Холмсом?

– О, безусловно, только Шерлоком Холмсом. Но право, говоря серьезно, меня ужасно привлекает такое занятие. Однажды я случайно познакомился с одним бельгийцем, знаменитым сыщиком, и он необычайно воодушевил меня. Удивительный малый. Обычно он говорил, что сущность любой удачной детективной работы заключается просто в выборе верной методики. Мой подход основан на его принципах, хотя, разумеется, я разработал свою систему. Мне он показался весьма забавным человеком, большим франтом, но удивительно умным.

– Таковы и талантливо написанные детективные истории, – вставила мисс Говард. – Хотя среди такого рода литературы много откровенной чепухи. Преступник обычно обнаруживается в последней главе. И все буквально ошеломлены. Реальное же преступление… можно распознать сразу.

– Знали бы вы, как много существует нераскрытых преступлений, – возразил я.

– Полицейские расследования тут ни при чем, я имею в виду обычных людей. Семейную историю. Вы не сможете одурачить родственников. Они все узнают.

– Значит, – весело сказал я, – вы полагаете, что если бы сами столкнулись с преступлением – скажем, с убийством, – то сразу смогли бы распознать убийцу?

– Естественно, распознала бы. Хотя, возможно, не смогла бы доказать это своре законоведов. Но, безусловно, догадалась бы, кто виновен. Я наверняка почувствовала бы его подлую натуру, если бы он оказался поблизости.

– Но ведь преступником могла оказаться и женщина, – предположил я.

– Могла. Однако для убийства требуется жестокость. Она больше пристала мужской натуре.

– Если только речь не идет об отравлении ядом, – ясный звонкий голос миссис Кавендиш заставил меня вздрогнуть. – Вчера как раз доктор Бауэрштайн говорил, что благодаря всеобщему неведению в сфере редких ядов, даже среди медиков, множество преступлений, вероятно, остаются нераскрытыми.

– Боже, Мэри, что за ужасный разговор! – воскликнула миссис Инглторп. – У меня даже мурашки забегали… Ах, вот и наша Синтия!

Молодая девушка в форме добровольческого медицинского отряда Общества Красного Креста легко пробежала по лужайке.

– Синтия, милая, что-то вы сегодня припозднились. Познакомьтесь с мистером Гастингсом… мисс Мэрдок.

Синтия Мэрдок оказалась очаровательным созданием, излучавшим свежесть юности и исполненным бурной жизненной силы. Она сорвала с головы белую форменную шапочку, и я с восхищением оценил как ее рассыпавшуюся волнами золотисто-каштановую шевелюру, так и белизну очаровательной изящной ручки, которую она протянула к чайной чашке. С черными глазами и ресницами, эта девушка могла бы соперничать с любой красавицей.

Она опустилась на траву около Джона и улыбнулась мне, когда я предложил ей блюдо с сандвичами.

– Присаживайтесь со мной на травку. Тут гораздо удобнее.

Я послушно устроился рядом с девушкой.

– Вы работаете в Тэдминстере, не так ли мисс Мердок?

– Да, замаливаю грехи, – кивнула она.

– Неужели вас заставляют работать насильно? – улыбнувшись, спросил я.

– Ничего подобного, мне самой нравится такое занятие! – с достоинством воскликнула Синтия.

– Одна моя кузина тоже любит ухаживать за больными, – заметил я, – но старшие медицинские сестры наводят на нее настоящий ужас.

– Вам не удалось удивить меня. Видите ли, мистер Гастингс, таковы уж эти медсестры. Их надо принять как данность. Понять их невозможно! Но я, слава богу, не медсестра, мне поручили работу в благотворительной бесплатной аптеке.

– И много ли народу вам уже удалось отравить? – с улыбкой поинтересовался я.

– О, еще как много, – тоже улыбнувшись, ответила она.

– Кстати, Синтия, как вы думаете, – спросила вдруг миссис Инглторп, – сможете ли вы написать для меня кое-какие заметки?

– Разумеется, тетушка Эмили.

Она проворно вскочила с травы, напомнив мне своей поспешностью о ее зависимом положении, забывать о котором миссис Инглторп, при всей своей щедрости, девушке не позволяла.

Затем хозяйка дома обратилась ко мне:

– Джон покажет вам вашу комнату. Ужинаем мы в половине восьмого. С некоторых пор мы отказались от поздних трапез. Леди Тэдминстер, супруга нашего орденоносца… кстати, ее батюшкой был покойный лорд Эбботсберри – также считает ранний ужин более уместным. Мы с ней сошлись во мнении о необходимости введения на время войны режима особой экономии. И поэтому хозяйство у нас теперь на военном положении, ничего не тратится попусту… даже использованную бумагу мы собираем в мешки и отправляем на переработку.

Я выразил всяческое одобрение, и Джон повел меня в дом, где мы поднялись по широкой центральной лестнице, которая после первого пролета разветвлялась на две стороны коридорами, ведущими в правое и левое жилые крылья особняка. Моя комната находилась в левом крыле, ее окна выходили в парк.

Там Джон и оставил меня, а через пару минут я уже увидел в окно, как он медленно прогуливается по лужайке под ручку с Синтией Мэрдок. Тут же до меня донесся раздраженный голос миссис Инглторп, призывавший Синтию. Услышав призыв, девушка сразу побежала обратно к дому. Одновременно из-под кроны тенистого дерева появился какой-то человек и медленно побрел в том же направлении. Этот смуглый мужчина с печальным, чисто выбритым лицом выглядел лет на сорок. Казалось, его гложет тайная мучительная страсть. Проходя мимо, он поднял голову, рассеянно глянув на мое окно, и я узнал его, хотя он сильно изменился за пятнадцать лет, прошедшие с нашей последней встречи. Это был младший брат Джона, Лоуренс Кавендиш. Меня заинтересовало, какие же тайные чувства могли отразиться на его лице.

Но чуть позже я забыл о нем и вернулся к размышлениям о своих собственных заботах.

Вечер прошел в приятной атмосфере; и в ту ночь мне приснилась загадочная красавица, Мэри Кавендиш.

Утро началось с яркого солнечного рассвета, и я исполнился предчувствия каких-то восхитительных встреч.

Я не видел миссис Кавендиш до самого ланча, когда она предложила мне прогуляться, и мы с нею провели в лесу очаровательный день, вернувшись домой около пяти часов.

Когда мы вошли в большой зал, Джон пригласил нас обоих в курительную комнату. И по его встревоженному лицу я сразу понял, что случилось нечто особенное. Мы последовали за ним и, пропустив нас в комнату, он плотно закрыл двери.

– Вы не поверите, Мэри, какая произошла неприятность… Эви крепко повздорила с Альфредом Инглторпом и решила уехать.

– Эви? Уехать?

Джон мрачно кивнул.

– Да… понимаете, она отправилась к матушке и… Ах, вот и сама Эви.

Вошла мисс Говард. Плотно поджав губы, она сжимала в руке небольшой чемодан. Вид у нее был взволнованный, решительный и слегка обиженный.

– Во всяком случае, – выпалила она, – я высказала все, что думаю!

– Эвелин, дорогая, – воскликнула миссис Кавендиш, – это невероятно!

Мисс Говард кивнула с мрачным видом.

– Более чем вероятно! К сожалению, я высказала Эмили все, что думаю; вряд ли она легко простит меня и забудет мои слова. Хорошо бы, она хоть немного задумалась над ними… Хотя, может, с нее всё как с гуся вода. А я так прямо и сказала: «Эмили, вы уже старая женщина, и глупость старых дур, видно уж, никому не превзойти. Вы пригрели молодого проходимца, он же на двадцать лет моложе вас, и не заблуждайтесь на тот счет, почему он женился на вас. Он женился на ваших деньгах! Ладно, попытайтесь, по крайней мере, ограничить его аппетиты. Знаете, что у фермера Рэйкса появилась смазливая молодая женушка? Так спросите вашего Альфреда, сколько времени он проводит с нею». Она жутко разозлилась. Естественно! А я добавила: «Мне лишь хотелось предостеречь вас, нравится вам то или нет. Этот проходимец скоро прикончит вас в вашей собственной постели, и глазом не моргнет… У такого мерзавца и совести-то ни на грош… Вы можете возражать мне, как вам угодно, да только попомните мои слова. Муженек ваш – отпетый мерзавец!»

– И что она ответила?

Мисс Говард выразительно скривилась и процитировала с глупейшим видом:

– «Милый Альфред! Дражайший Альфред! Отвратительная клевета… наглая ложь… Подлая женщина… так обвинять моего дорогого мужа!» Чем скорее я покину ее дом, тем лучше. Короче, я уезжаю.

– Но не сейчас же?

– Сию минуту!

Мы сидели, ошеломленно глядя на нее. Наконец Джон Кавендиш, сочтя уговоры бесполезными, отправился посмотреть расписание поездов. Его жена последовала за ним, тихо заметив, что миссис Инглторп следовало бы прислушаться к мнению Эви.

Когда она вышла из комнаты, лицо мисс Говард изменилось. Она склонилась ко мне и пылко сказала:

– Мистер Гастингс, по-моему, вы достойны уважения. Могу ли я довериться вам?

Я пребывал в легком замешательстве. Она положила руку мне на плечо и понизила голос до шепота:

– Присмотрите за ней, мистер Гастингс. За моей бедной Эмили. Ее окружает стая акул – вся эта алчная семейка… О, я знаю, о чем говорю. Каждый здесь испытывает свои трудности и пытается выжать из нее деньги. Я защищала ее как могла. Теперь меня убрали с дороги, и они с новой силой начнут дурить ей голову.

– Разумеется, мисс Говард, – откликнулся я, – я сделаю все возможное, хотя уверен, что ситуация не настолько серьезна, просто вы слишком разволновались.

Она прервала меня, выразительно погрозив указательным пальцем.

– Молодой человек, уж поверьте мне. Я прожила в этом мире намного дольше вас. И прошу вас лишь смотреть в оба да держать ухо востро. Тогда вы поймете, о чем я говорила.

В открытое окно донеслось чихание мотора, и мисс Говард встала и направилась к двери. Послышался голос Джона. Взявшись за дверную ручку, мисс Говард обернулась и кивнула мне.

– А главное, мистер Гастингс, не спускайте глаз с этого хитрющего чёрта… с ее муженька!

Времени на дальнейшие разговоры не осталось. Голос мисс Говард затерялся в нестройном хоре протестов и прощальных пожеланий. Чета Инглторп на прощании не появилась.

Когда шум мотора затих вдали, миссис Кавендиш вдруг отделилась от нашей группы и, перейдя через подъездную аллею, направилась по лужайке навстречу высокому бородачу, очевидно, шедшему к нашему дому. Заметно раскрасневшись, она протянула ему руку.

– Кто это? – резко спросил я, интуитивно испытав недоверие к бородатому незнакомцу.

– Доктор Бауэрштайн, – коротко бросил Джон.

– А кто такой доктор Бауэрштайн?

– Он живет в деревне, наслаждается полным покоем, восстанавливается после острого нервного расстройства. Работал в Лондоне, весьма сведущий специалист; говорят, один из крупнейших ныне здравствующих экспертов в области ядовитых веществ.

– И он близко сдружился с Мэри, – не удержавшись, добавила Синтия.

– Давайте пройдемся, Гастингс, – нахмурившись, сменил тему Джон Кавендиш. – Какая ужасная неприятность. Эви, конечно, всегда резко высказывала свое мнение, но во всей Англии вы не найдете более преданного друга, чем Эвелин Говард.

Я углубился вслед за ним в парковую аллею, и мы направились в сторону деревни через лесок, граничивший с поместьем.

На обратном пути, когда мы подходили к воротам усадьбы, нам навстречу попалась симпатичная молодая особа; эта цыганского вида красотка склонила голову и улыбнулась нам.

– Какая прелесть, – со знанием дела заметил я.

– Это миссис Рэйкс, – с непроницаемым видом пояснил Джон.

– Уж не та ли, о которой упоминала мисс Говард…

– Именно та, – с излишней резкостью подтвердил Джон.

При виде этого улыбнувшегося нам прелестного и соблазнительного личика, я вспомнил вдруг убеленную сединами старую даму, властвующую в этом большом особняке, и невольно похолодел от смутного дурного предчувствия. Но предпочел решительно отбросить его.

– Ваш Стайлз поистине являет собой славное местечко доброй старой Англии.

– Да, прекрасное владение, – кивнув, уныло согласился Джон. – Когда-нибудь это имение станет моим… а могло бы уже принадлежать мне, если бы отец оставил надлежащее завещание. И тогда я не находился бы сейчас в таком чертовски сложном положении.

– А разве у вас серьезные проблемы?

– Мой милый Гастингс, мне не хотелось говорить вам, но я только и делаю, что ломаю голову над тем, где бы раздобыть денег.

– А почему бы брату не помочь вам?

– Лоуренсу? Да он сам спустил все свои деньги на издание своих дрянных стишков в затейливых дорогих переплетах… Нет, мы действительно пребываем в бедственном положении. Надо признать, что наша матушка всегда оказывала нам щедрую поддержку. То есть до нынешних пор. Но после нового брака, разумеется… – он нахмурился и умолк.

Впервые я почувствовал, что с отъездом Эвелин Говард атмосфера как-то неуловимо изменилась. Ее присутствие создавало ощущение спокойствия и уверенности. А теперь, после ее отъезда, благополучие словно испарилось, и сам воздух, казалось, пропитался странной подозрительностью. В памяти вдруг всплыло зловещее лицо доктора Бауэрштайна. Смутные подозрения о всех и каждом заполнили мой ум. И лишь на мгновение у меня мелькнуло предчувствие надвигающегося несчастья.