Текст книги "Занавес"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 8

1

Шли дни. Это было крайне неприятное время, наполненное ожиданием каких-то событий.

В сущности же, если так можно сказать, ничего особенного не произошло. И всё-таки услышанные обрывки разговоров, различные слухи об обитателях Стайлза, туманные намёки, соединённые воедино, помогли мне многое прояснить.

Пуаро в нескольких убедительных словах показал мне то, что я преступно упустил из виду.

В течение длительного времени я выражал недовольство тем, что он упрямо не соглашался довериться мне.

– Это несправедливо, – как-то сказал я ему. – Мы всегда обо всём были осведомлены в равной степени, даже если я не был очень проницателен в формировании правильных выводов из этого знания.

Пуаро нетерпеливо махнул рукой и прервал меня.

– Да, это так, мой друг. Это несправедливо! Это неинтересно! Так не ведут игру! Согласитесь со всем этим и примите как есть. Это не игра и не спорт. Что касается вас, так вы только тем и заняты, что рьяно пытаетесь установить личность Икса. Но не для этого я пригласил вас сюда. Не стоит вам заниматься этим. Я знаю ответ на этот вопрос. Но вот, чего я не знаю и должен узнать, так это: «Кто будет убит в ближайшее время?» Вот это вопрос, mon vieux[19]19
  Старина (франц.)


[Закрыть], а не ваша игра в отгадывание. Речь идёт о спасении человека от смерти.

Я был поражен.

– Конечно, – медленно произнёс я, – как-то раз вы говорили мне это, но, очевидно, я это плохо уяснил.

– Тогда нужно уяснить это сейчас – и немедленно.

– Да, да, сейчас я всё понимаю.

– Хорошо, Гастингс. Как вы думаете, кто будет убит?

Я тупо уставился на Пуаро.

– Не имею ни малейшего представления.

– Теперь вы должны иметь представление. А ради чего вы здесь!

– Конечно, – сказал я, возвращаясь к своим размышлениям об Иксе, – должна быть связь между жертвой и Иксом, так что если вы мне скажете, кто Икс…

Пуаро укоризненно покачал головой.

– Разве я не говорил вам, что это вопрос техники Икса? Ничто не будет связывать его с преступлением. Это уж точно.

– Вы хотите сказать, что связь с преступлением будет скрыта?

– Она будет настолько незаметна, что мы с вами не сможем всё обнаружить.

– Но, если изучить прошлое Икса…

– Не стоит этого делать. Нет времени. Вы понимаете, что убийство может произойти в любой момент?

– Убийство кого-нибудь в этом доме?

– Да.

– И вы не знаете, кто это и как это произойдёт?

– Если бы я знал, я бы не стал просить вас вести для меня поиски!

– Значит, вы базируетесь на предположении о присутствии здесь Икса? – спросил я с сомнением.

Пуаро, чьё самообладание было ослаблено болезнью, закричал на меня:

– Сколько раз я буду объяснять! Если в какой-нибудь европейский город неожиданно прибывают многочисленные военные корреспонденты, что это означает? Войну! Если куда-нибудь со всего света приезжают врачи – о чём это говорит? О том, что там будет проходить медицинская конференция. Если над каким-нибудь местом парят грифы, значит, там кто-то убит. Если на пристань высаживаются разбойники, значит будет стрельба. Если вы видите, как кто-нибудь резко останавливается, срывает с себя одежду и кидается в море, значит, там будет утопленник. Если вы видите, как пожилые женщины респектабельной наружности поглядывают через изгородь, из этого можно сделать вывод, что у соседей что-то происходит! И, наконец, если вы чувствуете приятные запахи и видите, как все идут по коридору в одном направлении, ясно, что там сервирован хороший стол.

В течение одной – двух минут я размышлял об этих аналогиях и затем сказал:

– Всё равно появление военного корреспондента не означает войну!

– Конечно, нет. Также, как одна ласточка не делает весны. Но наличие одного убийцы, Гастингс, означает убийство.

Этого, конечно, нельзя было отрицать. Но всё же мне пришла в голову мысль, которую, возможно, упустил из виду Пуаро, что даже у убийцы, может быть отдых. Икс, возможно, приехал в Стайлз просто, чтобы провести отпуск, без всяких преступных намерений. Пуаро, однако, был так погружен в свои мысли, что я не осмелился высказать это предположение. Я просто сказал, что всё это дело кажется мне безнадёжным. Мы должны ждать…

– Именно этого, – закончил Пуаро, – мы не должны делать. Я не говорю, заметьте, что нам повезёт, так как я уже говорил раньше, что если убийца намерен совершить преступление, то не просто перехитрить его. Но мы можем, по крайней мере, попытаться. Представьте себе, Гастингс, что вы видите в газете загадку по игре в бридж. Вы представляете себе все карты. Единственное, что от вас требуется, – предсказать результат…

– Бесполезно, Пуаро, – я покачал головой. – Не имею ни малейшего представления. Если б я знал, кто такой Икс…

Пуаро вновь прикрикнул на меня, причём так громко, что из соседней комнаты выбежал испуганный Кёртисс. Пуаро прогнал его прочь и заговорил со мной более спокойно.

– Успокойтесь, Гастингс, вы не настолько глупы, как вам кажется. Вы изучили те дела, которые я давал вам прочитать. Вы можете не знать, кто такой Икс но вы знаете его технику совершения преступлений. Вся беда в том, что вы медленно соображаете. Вы любите играть в карты и отгадывать, но не любите работать головой. Какой существенный элемент техники Икса? Не тот ли, что преступление, когда совершается, уже закончено? То есть, есть мотив для совершения преступления, есть возможность его осуществления, есть средства и, самое главное, есть явный виновный.

Я сразу же уловил суть его слова и понял, что был глуп, не видя этого.

– Понимаю, – сказал я. – Я должен искать человека, отвечающего всем этим требованиям, т, е, потенциальную жертву.

Пуаро со вздохом откинулся на спинку кресла.

– Наконец – то! Я очень устал. Пришлите ко мне Кёртисса. Теперь вы понимаете свою задачу. Вы деятельны, можете всё узнать, со всеми поговорить, незаметно за всеми следить, и я позволяю вам подсматривать в замочные скважины…

– Я не буду этого делать, – горячо возразил я.

Пуаро прикрыл глаза.

– Ну, хорошо. Не будете подглядывать в замочные скважины. Вы останетесь английским джентльменом, а кто-то будет убит. В общем, это не имеет значения. Для англичанина на первом месте – честь. Она для вас важнее чьей-то жизни!

– Но, Пуаро, к чёрту всё…

– Пришлите ко мне Кёртисса, – холодно произнес Пуаро. – Можете идти. Вы упрямы и очень тупы. Если бы я только мог довериться кому-нибудь ещё, но мне приходится терпеть вас и ваши абсурдные мысли о честной игре. Поскольку вы не можете воспользоваться своим серым веществом, так как его у вас нет, то, по крайней мере, используйте свои глаза, уши и нос в пределах, диктуемых вам честью.

2

На следующий день я вернулся к мысли, которая уже приходила мне в голову. Я сделал это после долгих колебаний, так как не известна была реакция Пуаро.

– Я долго думал, Пуаро, – сказал я, – и знаю, что от меня мало толку, что я глуп, как вы говорили. Что ж, отчасти это так. Но сейчас я не такой, как прежде. После смерти… Сайндерс…

Я замолчал. Пуаро хрипло кашлянул, что было у него признаком сочувствия.

– Но есть человек, – продолжал я, – который может нам помочь. Умён, находчив, с богатым воображением, с большим жизненным опытом. Я говорю о Бойде Каррингтоне. Именно такой человек нам и нужен, Пуаро. Доверьтесь ему, посвятите его в наше дело.

Пуаро прикрыл глаза и решительно произнёс:

– Ни за что!

– Но почему? Вы не можете отрицать, что он умён – значительно умнее меня.

– Это, – ехидно заметил Пуаро, – не так трудно. Но выкиньте эту идею из головы, Гастингс. Мы никому не доверим нашей тайны. Это следует знать. Поймите, я запрещаю вам говорить об этом деле кому бы то ни было.

– Хорошо, если уж вы так хотите, но Бойд Каррингтон…

– Ах, да, да. Бойд Каррингтон! Почему у вас такая навязчивая идея? Кто он, в конце концов? Большой напыщенный мужчина, довольный тем, что люди называют его «ваше превосходительство». Тактичный человек с приятными манерами. Но он не так уж хорош, ваш Бойд Каррингтон. Он повторяется, говорит одно и то же дважды – и, что самое важное, его память настолько плоха, что он излагает вам ту же историю, что вы ему рассказали! Человек блестящих способностей? Ничуть. Старый ухарь, болтун, в конце концов, напыщенное ничтожество!

– О! – единственное, что я смог произнести. Память Бонда Каррингтона, действительно, нельзя было назвать хорошей. Он, на самом деле, присваивал себе заслуги других, что, как я только сейчас понял, сильно раздражало Пуаро. Пуаро как-то рассказал ему историю о своей службе в бельгийской полиции. Спустя какие-то два дня, когда несколько человек собрались в саду, Бойд Каррингтон, в полном неведении, рассказал эту историю Пуаро, начав со следующего замечания:

«Помню, начальник уголовной полиции в Париже рассказывал мне…».

И только сейчас я понял, насколько это было неприятно.

Из чувства такта я не произнёс больше ни слова и вышел из комнаты.

3

Я спустился вниз и вышел в сад. Там никого не было, и я прошёл через рощу к зелёному холму, на котором возвышалась приходящая в ветхость беседка. Там я сел, закурил трубку и погрузился в размышления.

Был ли у кого-нибудь в Стайлзе мотив для убийства?

Отбросив в сторону полковника Латрелла, который вряд ли, играя в бридж, поднял бы нож на свою жену в разгар роббера, как бы оправдано это ни выглядело, я вначале не мог подумать ни о ком.

Вся беда была в том, что я плохо знал этих людей. Нортон, например, или мисс Коул? Каковы могли быть обычные мотивы преступления? Деньги? Бойд Каррингтон, насколько я помню, был очень богатым человеком. Если бы он умер, кто унаследовал бы его состояние? Кто-нибудь из присутствующих в доме? Вряд ли это могло быть, так, но это следовало выяснить. Он мог оставить свои деньги для научных исследований, назначив Фрэнклина попечителем. Это могло плохо обернуться для рыжеволосого доктора, учитывая его довольно неблагоразумные замечания о необходимости искоренения восьмидесяти процентов человечества. Или, возможно, Нортон или мисс Коул были его дальними родственниками и получили бы наследство автоматически. Маловероятно, но возможно. Может быть, полковник Латрелл, бывший старым другом Бойда Каррингтона, унаследовал бы по его завещанию? На этом, казалось, все варианты с деньгами были исчерпаны. Я обратился к более романтическим вариантам. Фрэнклины. Миссис Фрэнклин – инвалид. Может быть, она подвергалась воздействию медленно действующего яда, и её муж был повинен в этом? Он – доктор, и, без сомнения, располагает всеми необходимыми для этого средствами. А мотив? Меня пронзила неприятная мысль, что Джудит может быть во все это вовлечена. Я достаточно хорошо знал, насколько отношения между ними были сугубо деловыми, но поверит ли в это общество? Поверят ли в это полицейские? Джудит – очень красивая девушка. Привлекательная секретарша или ассистентка были мотивом для многих преступлений. Эта возможность ужаснула меня.

Затем я подумал об Аллертоне. Есть ли здесь какая-нибудь причина для убийства? Если это так, то я предпочёл бы видеть жертвой его! Наверняка легко найти повод разделаться с ним. Мисс Коул, хотя и не молода, но всё ещё очень привлекательна. Она, предположим, могла быть движима ревностью, если состояла в интимной связи с Аллертоном, но у меня не было причин подозревать её в этом. Кроме того, если Аллертон – Икс…

Я нетерпеливо покачал головой. Все эти размышления ни к чему меня не привели. Чьи-то шаги по гравию внизу привлекли моё внимание. Это был Фрэнклин, быстро шагавший по направлению к дому, руки – в карманах, голова опущена. Он явно был в подавленном настроении. Незаметно наблюдая за ним, я был поражен тем, что он выглядел очень несчастным человеком.

Я был так увлечён наблюдением, что не услышал приближающихся шагов и вздрогнул, когда ко мне обратилась мисс Коул.

– Я не слышал, как вы подошли, – извиняющимся тоном произнёс я, вскочив на ноги.

Она осмотрела беседку.

– Какая реликвия викторианской эпохи!

– Неужели? Мне кажется, она вся в паутине. Садитесь, я приготовлю вам место.

И тут я подумал, что мне представляется возможность узнать получше одного из гостей. Я украдкой наблюдал за мисс Коул, расчищая место от паутины.

Это была женщина примерно тридцати – сорока лет, несколько увядшая, но с приятными чертами лица и удивительно прекрасными глазами. Она была какой-то сдержанной, точнее – подозрительной. Я сразу же подумал, что эта женщина много страдала и, вследствие этого, подозрительно относилась ко всему в жизни. Я почувствовал, что хочу больше узнать о Элизабет Коул.

– Это, – произнёс я, очистив место, – лучшее, что я могу вам предложить.

– Благодарю вас, – улыбнулась она и села.

Я сел рядом с ней. Сиденье зловеще заскрипело, но ничего страшного не произошло.

– Скажите мне, – спросила мисс Коул, – о чём вы думали, когда я подошла. Мне показалось, что вы были чем-то очень увлечены.

– Я наблюдал за доктором Фрэнклином, – медленно произнёс я. – Да? Я сказал то, о чём я думал.

– Мне показалось, что он очень несчастный человек.

– Да, он действительно несчастлив, – спокойно произнесла она. – Вы должны были раньше понять это.

Я сильно удивился и, слегка запинаясь, произнёс:

– Нет... нет… Я всегда думал, что он полностью погружен в работу.

– Так оно и есть.

– И вы называете это несчастьем? По-моему, это самое счастливое состояние, какое только можно себе вообразить.

– О да, я не возражаю, но только в том случае, если вам не мешают делать то, что вам нравится.

Я озадаченно посмотрел на неё. Она продолжала объяснять.

– Прошлой осенью доктору Фрэнклину представилась возможность поехать в Африку и продолжить там свою исследовательскую работу. Он, как вам известно, достаточно умён и имеет первоклассные труды в области тропической медицины.

– И он не поехал?

– Нет. Его жена была против. Она сама не в состоянии вынести тамошнего климата и не допускала мысли остаться, даже если бы это было для неё выгодно. Однако предложенная оплата не была высокой.

– Я полагаю, – заметил я, – доктор посчитал, что при таком состоянии здоровья он не может покинуть её.

– Много вы знаете о её здоровье, капитан Гастингс…

– Ну, нет… Но она же инвалид, не так ли?

– Ей нравится быть больной, – сухо заметила мисс Коул. Я с подозрением взглянул на неё и сразу же увидел, что все её симпатии на стороне доктора.

– Мне кажется, – медленно произнёс я, – что хрупкие женщины.., склонны к эгоизму?

– Да, я думаю, инвалиды – хронические инвалиды – обычно очень эгоистичны. И их нельзя винить за это. Это так просто.

– Вы считаете, что с миссис Фрэнклин совсем иное?

– Я бы не сказала так. Это только мое мнение. Но, кажется, она всегда в состоянии сделать то, что хочет.

На минуту – две я погрузился в размышления. Меня поразило, что мисс Коул, казалось, так хорошо осведомлена о всём происходящем в хозяйстве Фрэнклинов. Я с любопытством спросил её:

– Мне кажется, вы хорошо знаете доктора Фрэнклина?

Она отрицательно покачала головой.

– О нет. Я только раза два встречалась с ними до приезда сюда.

– Но он, наверное, рассказывал вам о себе? Она опять отрицательно покачала головой.

– Нет. То, что я вам сейчас сказала, я узнала от вашей дочери Джудит.

«Джудит, – горько подумал я, – говорила со всеми, кроме меня».

– Джудит, – продолжала мисс Коул, – ужасно предана доктору и готова всячески защищать его, поэтому обвиняет миссис Фрэнклин в эгоизме.

– А вы также считаете, что она эгоистична?

– Да, но я понимаю её. Я.., понимаю инвалидов. Я также могу понять, почему доктор Фрэнклин уступает ей. Джудит, конечно, думает, что он может где-нибудь поместить жену и целиком заняться работой. Ваша дочь увлечена научными исследованиями.

– Я знаю, – с печалью в голосе промолвил я. – Это иногда меня тревожит. Это не совсем естественно, если вы меня понимаете. Мне кажется, она должна быть более заинтересованной в том, как лучше провести время. Развлечься, влюбиться в того или иного парня. В конце концов, юность – это время развлечений, а не сидения над пробирками. Это неестественно. Во время нашей молодости мы веселились, флиртовали, наслаждались жизнью – вы же это знаете.

После минутного молчания мисс Коул странным холодным тоном произнесла:

– Нет, не знаю.

Я вдруг ужаснулся. Не сознавая того, я разговаривал с ней, как будто мы одногодки, и потом понял, что она более чем на десять лет моложе меня и я невольно обидел её.

Я постарался извиниться. Она прервала мои скомканные фразы.

– Нет, нет, я не имела этого в виду. Пожалуйста, не надо извиняться. Я имела в виду только то, что сказала. Я не знаю. Я никогда не была молодой в вашем смысле, и у меня не было хорошего времени.

Что-то в её голосе, чувство горечи, глубокой обиды тронуло меня. Осторожно, но искренне я произнёс:

– Извините.

– О, не стоит, – улыбнулась она. – Не стоит так огорчаться. Давайте поговорим о чём-нибудь другом.

Я с готовностью согласился.

– Расскажите мне о других постояльцах, проживающих здесь, – попросил я. – Если, конечно, вы знаете их.

– Я знаю Латреллов всю свою жизнь. Очень жалко, что они должны заниматься таким делом, особенно её. Он – душка, и она лучше, чем вы думаете. Надо только снять, очистить всю грязь её жизни, которая сделала её такой хищницей. Если ты всё время делаешь деньги, то это в конце концов накладывает определённый отпечаток. Единственное, что мне не нравится, так это её беспардонные манеры.

– Расскажите мне о мистере Нортоне.

– Вряд ли я многое могу рассказать. Он очень приятен, немножко стеснителен, и, возможно, несколько глуп, но всегда очень деликатен. Он жил со своей матерью, довольно сварливой, глупой женщиной. Мне кажется, она распоряжалась им, как хотела. Она умерла несколько лет тому назад. Он очень интересуется птицами, цветами и вещами, им подобными. Он видит все вокруг.

– Вы полагаете, сквозь очки?

– Ну, – улыбнулась мисс Коул, – не следует понимать меня буквально. Я хотела сказать, он многое замечает. Это часто бывает с такими спокойными людьми. Он – не эгоист и очень тактичен по отношению ко всем, но, пожалуй, неудачник, если вы, конечно, понимаете, что я хочу сказать.

– Конечно, понимаю, – кивнул я.

– Подобные места приносят несчастье, – неожиданно произнесла Элизабет Коул. В её голосе вновь зазвучала обида. – Владельцы постоялых дворов обычно разорившиеся, но милые люди. Такие места всегда привлекают неудачников – тех, которым некуда ехать, тех, кого жизнь надломила и разорила, тех, кто стар и устал от жизни.

Голос её затих. Глубокая и сильная печаль охватила меня. Как это верно! Ведь мы тоже своего рода коллекция стареющих людей. Седые головы, седые сердца, седые мечты. Взять хотя бы меня – одинокий, печальный человек, или женщину рядом со мной – тоже разочарованное создание, или же доктора Фрэнклина – с его разбитыми амбициями, его жену – жертву болезни, или спокойного маленького прихрамывающего Нортона, наблюдающего за птицами. Даже Пуаро, когда-то блистающий Пуаро, теперь уже полный инвалид.

Как всё выглядело иначе в былые годы – в те дни, когда я впервые оказался в Стайлзе! Эта мысль пронзила меня насквозь, и восклицание боли и сожаления сорвалось с моих уст.

– Что случилось? – быстро осведомилась моя собеседница.

– Ничего. Меня просто поразил контраст между тем, что было и что стало. Я ведь был здесь, как вы знаете, много лет назад, в годы моей юности.

– Понимаю. Тогда здесь, наверное, все были счастливы? Ведь так?

Странно! Порой воспоминания проходят перед нашими глазами, как в каком-то калейдоскопе. И именно это случилось со мной сейчас: яркая вереница воспоминаний, событий.

Я сожалел о прошедшем, но даже в те далёкие времена никто не был счастлив в Стайлзе. Я вспомнил Джона, своего друга, и его жену, которые едва сводили концы с концами, Лоренса Кавендиша, постоянно пребывавшего в меланхолии, Кинсию, увядшую из-за своего зависимого положения, Инглторпа, женившегося ради денег на богатой, но нелюбимой женщине. Нет, никто из них не был счастлив. Прошло много лет, но Стайлз по-прежнему приносит несчастье!

– Вас, наверное, раздражают мои сантименты, – сказал я, обратившись к мисс Коул. – Но это всегда был несчастный дом, он и сейчас такой.

– Нет, нет! Ваша дочь…

– Джудит несчастна, – сказал я очень определённо. – Да, Джудит несчастна. Пожалуй, только Бонд Каррингтон, – заметил я далее, – несмотря на жалобы на своё одиночество, доволен жизнью. Да, он очень ею доволен.

– О да, – резко ответила мисс Коул, – но сэр Уильям не такой как мы, он отличается от нас. Он из другого мира, мира успеха и независимости. Ему повезло в жизни, и он знает об этом. Он из другого разряда, разряда неприрученных.

Меня удивило выбранное ею слово. Я повернулся и уставился на неё.

– Почему вы выразились именно так? – спросил я её.

– Потому, – произнесла она неожиданно резко, – что это так. Во всяком случае в отношении меня. Я из прирученных.

– Понятно. Вы очень несчастны, – тихо заметил я.

– Вы же абсолютно не знаете, кто я!?

– Э… Я знаю ваше имя…

– Это не моё имя, то есть я хочу сказать, что это имя моей матери. Я взяла его после…

– После?

– Моё настоящее имя – Литчфилд.

В течение нескольких минут я не мог уловить сказанного, но имя мне показалось необычайно знакомым. Затем я вспомнил.

– Мэтью Литчфилд. Она кивнула головой.

– Я вижу, вы знаете всю эту историю. Мой отец был инвалидом и необычайным тираном. Он не давал нам с сестрами вести нормальный образ жизни, приглашать домой друзей. У нас не было своих денег. Мы жили как в тюрьме. И затем моя сестра…

Она замолчала.

– Пожалуйста, не надо продолжать. Это слишком неприятно для вас. Я всё знаю об этом. Не надо рассказывать.

– Нет, вы не знаете. Вы не можете об этом знать. Мэгги. Это невероятно! Я знаю, она пошла в полицию, она сама отдалась в руки правосудия, во всем призналась. И всё же я не могу поверить в это! Я чувствую, что это не правда, что всё было не так, как она сказала.

– Вы хотите сказать, – в нерешительности произнёс я, – что всё было не так?

– Нет, нет, – она резко прервала меня. – Не это. Не Мэгги! Это не похоже на неё. Это была не Мэгги!

Слова сочувствия готовы были сорваться с моих уст, но я сдержался. Ещё не пришло время, когда я смогу сказать:

– Да, вы правы. Это была не Мэгги…