Текст книги "Ранние дела Пуаро"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Конечно, не могли, – подтвердил я.

– Так вот, мы прибыли на место. Мистер Пирсон изъяснялся на совершенно немыслимом английском, изображал из себя моряка и все твердил про какие-то «зюйды», «полубаки»[11]11
  «Зюйд» – морской термин – юг; ветер, шторм, дующий с юга; курс, при котором нос судна направлен на юг. «Полубак» – возвышенный уступ (надстройка) в носовой части судна.


[Закрыть] и бог знает про что еще. Все это происходило в маленьком помещении с низким потолком и кучей китайцев. Кухня – исключительно национальная. Ah, Dieu, mon estomac![12]12
  О Боже, мой желудок! (фр.)


[Закрыть]

Прежде чем продолжить, Пуаро опасливо пощупал упомянутый орган.

– Потом к нам подошел владелец, китаец с хитроватой улыбочкой.

«Господам плохо здеся, – сообщил он. – Господа хотят где луцсе. Маалюсеньку трубочку, и?»

И тут этот Пирсон – представьте себе – пинает меня под столом! (Прямо этим огромным ужасным ботинком!) И говорит: «Да мы вроде как и не прочь. Аида, Джон».

Китаец хихикнул, провел нас через какую-то дверь в подвал, потом через люк, вниз и вверх по лестнице, и, наконец, в комнату, полную диванов и кушеток самого заманчивого вида. Мы улеглись, и мальчик-китаец снял с нас ботинки. Это был лучший момент за весь вечер! Потом нам принесли трубки, подготовили опиум, и мы притворились, что курим и впадаем в грезы. Но, как только мы остались одни, мистер Пирсон тихонько позвал меня и тут же куда-то пополз по полу Мы проползли через следующую комнату, где все спали, потом еще через несколько, пока не услышали голоса двух мужчин. Мы остановились перед пологом и прислушались. Разговор шел о Ву Линге.

«Что с бумагами?» – спросил кто-то.

«Мистер Лестер, они брали усе, – ответил другой, определенно китаец. – Они сказали положить их в надежную месту, где не найдет никакая полисмена».

«Да, но ведь его арестовали», – послышался первый голос «Узе выпустили. Полисмена не уверена, сто это он».

Они еще немного побеседовали в том же духе и двинулись в нашу сторону. Мы поспешно вернулись на свои места.

«Пожалуй, нам лучше выбираться отсюда, – сказал Пирсон через пару минут. – Здесь небезопасно».

«Вы совершенно правы, мосье, – согласился я. – Фарс и так затянулся».

И мы выбрались оттуда без всяких проблем, щедро заплатив за развлечение Оказавшись за пределами Лаймхауса, Пирсон глубоко вдохнул.

«Хорошо, что это закончилось, – заявил он. – И все-таки, как приятно знать наверняка!»

«Вот уж действительно, – согласился я – Думаю, теперь мы без труда найдем что искали – после такого-то маскарада!»

– Никаких трудностей и не возникло, – неожиданно заключил Пуаро.

Такая развязка заставила меня выпучить глаза.

– Но где же были бумаги? – спросил я.

– В его кармане – tout simplement.[13]13
  Чего же проще (фр.)


[Закрыть]

– Да в чьем же?

– Да мистера Пирсона, parbleu![14]14
  Черт возьми! (фр.)


[Закрыть]

И, заметив мое недоумение, мягко продолжил:

– Вы все еще не понимаете? Мистер Пирсон, как и Чарльз Лестер, был по уши в долгах. Мистер Пирсон, как и Чарльз Лестер, был игроком. И он замыслил украсть у китайца его бумаги Он распрекрасно встретил его в Саутгемптоне, доехал с ним до Лондона и отвез прямиком в Лаймхаус. В тот день стоял туман, да китаец и без того навряд ли бы понял, куда его везут. Я подозреваю, мистер Пирсон частенько захаживал в то местечко и успел обзавестись нужными знакомствами. Сомневаюсь, чтобы он замышлял убийство. Его идея заключалась в том, чтобы какой-нибудь китаец выдал себя совету директоров за Ву Линга и получил деньги в обмен на бумаги. Но на деле вышло куда хуже. Для восточного склада ума оказалось неизмеримо проще убить Ву Линга, чем где-то его прятать, что китайские сообщники Пирсона и сделали, даже не предупредив его. Убить и бросить труп в реку. А теперь представьте себе состояние мистера Пирсона – английское слово «замешательство» передает его весьма приблизительно. Его могли видеть с Ву Лингом в поезде, а между похищением и убийством есть весьма существенная разница.

Его спасение – китаец, продолжающий изображать Ву Линга в отеле. Если бы только тело не нашли так скоро! Вероятно, Ву Линг упоминал Пирсону о договоренности с Лестером, согласно которой они должны были встретиться в отеле. Пирсон ухватился за такую прекрасную возможность отвести от себя подозрения. Последним человеком, которого видели в обществе Ву Линга, должен стать Чарльз Лестер. Двойнику приказано представиться Лестеру слугой Ву Линга и как можно скорее отвезти в Лаймхаус. Там, по-видимому, Лестера поят, подмешав что-то в спиртное, и, когда тот выходит часом позже, представление о том, где он был и как долго, у него весьма и весьма смутное. Настолько смутное, что, узнав о смерти Ву Линга, он впадает в панику и начинает отрицать, что вообще был в Лаймхаусе.

– Разумеется, все это на руку Пирсону. Вы думаете, тот успокоился? Ничего подобного. Мое поведение нервирует его, и он решает нанести заключительный штрих; при этом не находит ничего умнее, чем устроить дурацкий маскарад. Предполагается, что я полностью одурачен. Разве я не говорил вам, что он был точно ребенок, вырядившийся для домашнего спектакля?

«Eh bien, фарс так фарс», – говорю я себе, и он уходит домой страшно собой довольный, но, открыв утром дверь, обнаруживает на пороге инспектора Миллера. Тот находит при нем бумаги, и дело кончено. Горько же ему пришлось раскаяться за то, что он осмелился играть шутки с самим Эркюлем Пуаро! Так что во всем этом деле была в общем-то единственная сложность.

– И какая же? – заинтересовался я.

– Убедить инспектора Миллера. Эдакий, знаете ли, оказался… Мало того, что глуп, так еще и упрям. А в итоге присвоил все мои заслуги.

– Ужасно! – вскричал я.

– Но кое-что досталось и мне. Дирекция «Приисков Бирмы» передала мне четырнадцать тысяч акций в качестве небольшого вознаграждения. Не так уж и плохо, а? Так вот о вложениях, Гастингс: умоляю вас, будьте сдержанней. То, что пишут в газетах, это может ведь оказаться и не совсем правдой. Этот ваш «Дикобраз».., а вдруг там сплошные мистеры Пирсоны!

Коробка шоколада

Погода в тот вечер была ужасной. За окном свирепо завывал ветер, по стеклу яростно стучал дождь.

Эркюль Пуаро и я сидели у камина, вытянув ноги к весело потрескивавшему огню. На маленьком столике стояли: прекрасно приготовленный пунш[15]15
  Пунш – горячий или холодный спиртовой напиток, приготовляемый из вина с водой, сахаром, лимонным соком или другими приправами из фруктов.


[Закрыть] – для меня, и густой шоколад – для Пуаро. Я не согласился бы выпить его и за добрых сто фунтов! Эркюль Пуаро пригубил шоколад из розовой китайской чашки и удовлетворенно вздохнул.

– Quelle belle viel![16]16
  Как прекрасна жизнь! (фр.)


[Закрыть] – проговорил он.

– Да, он прекрасен, этот старый добрый мир, – согласился я. – Взять, например, меня… У меня есть работа, к тому же хорошая работа. И я нахожусь постоянно рядом с вами, знаменитым детективом…

– О, mon ami![17]17
  Мой друг! (фр.)


[Закрыть] – протестующе воскликнул Эркюль Пуаро.

– Но ведь это действительно так. Вспоминая длинный список ваших побед, я не устаю восхищаться вами. Уверен, вы не знаете, что такое поражение.

– Всякий, кто берется утверждать подобное, попросту смешон!

– Нет, серьезно, была у вас хоть одна неудача?

– Далеко не одна, мой друг. А как вы думаете? Его величество случай не может быть на вашей стороне всегда. Иногда я приступал к расследованию слишком поздно. Часто кто-нибудь другой, стремящийся к той же цели, достигал ее первым. Дважды мне помешала болезнь именно в тот момент, когда я уже был близок к победе. Празднуя победы, мой друг, мы должны быть готовы и к поражениям.

– Я имею в виду не совсем это, – сказал я. – Мне хотелось бы знать, случались ли у вас неудачи исключительно по вашей вине?

– Понятно! Вы хотите спросить: не приходилось ли мне садиться в лужу? Так, кажется, говорят в подобных случаях. Однажды, мой друг… – Задумчивая улыбка появилась на его лице. – Да, однажды я оказался в дураках.

Пуаро резко выпрямился в своем кресле.

– Послушайте, друг мой, вы, как я знаю, ведете запись всех моих маленьких успехов. Теперь вы должны пополнить вашу коллекцию еще одной историей – историей неудачи!

Он наклонился и подбросил полено в огонь. Затем тщательно вытер руки небольшим полотенцем, висевшим на крючке рядом с камином, и продолжил свой рассказ:

– Случай, о котором я собираюсь вам рассказать, произошел в Бельгии, много лет назад. Это было во время ужасной войны между Церковью и государством в соседней Франции. Мосье Поль Дерулар был известным депутатом. Ни для кого ни составляло секрета, что его ждал портфель министра. Он был одним из самых активных членов антикатолической партии, и было очевидно, что с приходом к власти он столкнется с яростной враждебностью. Во многом он был необычным человеком. Не пил и не курил. Но тем не менее были и у него свои слабости. Вы понимаете, Гастингс? C'etait des femmes – toujours des femmes![18]18
  Женщины – как всегда, женщины! (фр.)


[Закрыть]

За несколько лет до того он женился на юной леди из Брюсселя, у которой было внушительное приданое. Несомненно, деньги помогли ему сделать карьеру, так как его семья не была богатой, хотя, с другой стороны, он, если бы захотел, имел право называться бароном. Детей у него не было. Жена умерла через два года после свадьбы – сильно расшиблась, упав с лестницы. Среди имущества, которое перешло к нему по наследству, был дом в Брюсселе, на проспекте Луизы.

Именно в этом доме его внезапно и настигла смерть.

Печальное событие совпало по времени с отставкой министра, портфель которого он должен был получить. Все газеты рассказывали о его карьере. Смерть, наступившую так неожиданно, вечером после обеда, сочли следствием сердечного приступа.

В ту пору, mon ami, я был, как вы знаете, сотрудником бельгийской криминальной полиции. Смерть Поля Дерулара не представляла для меня особого интереса. Ведь вы помните, Гастингс, я – bon catholique[19]19
  Истинный католик (фр.)


[Закрыть] и его кончину воспринял скорее как добрый знак небес.

Я как раз взял отпуск, а через три дня ко мне домой пришли с визитом. Это была женщина. Из-за плотной вуали не было видно ее лица, но я догадался, что она молода.

И сразу почувствовал, что она jeune fille toutfait a comme il faut[20]20
  Девушка из приличного общества (фр.)


[Закрыть].

– Вы – мосье Эркюль Пуаро? – спросила она низким приятным голосом. Я поклонился.

– Из криминальной полиции?

Я снова поклонился.

– Садитесь, мадемуазель, прошу вас, – сказал я. Она села и откинула вуаль. У нее было очаровательное лицо, хотя слезы и сильные переживания сделали его менее привлекательным.

– Мосье, я знаю, что вы в отпуске, – сказала она. – Но вы можете предпринять частное расследование. Вы понимаете – я не хочу обращаться в полицию.

Я покачал головой:

– Боюсь, не смогу вам помочь, мадемуазель. Даже в отпуске я остаюсь служащим полиции.

Она чуть наклонилась.

– Послушайте, мосье. Все, о чем я вас прошу, – это начать расследование. Вы можете доложить о его результатах в полицию. Если мои подозрения подтвердятся, нам все равно понадобится помощь закона.

Это меняло дело, и я согласился оказать ей свои услуги. Ее щеки слегка порозовели.

– Благодарю вас, мосье. Я прошу вас расследовать обстоятельства смерти Поля Дерулара.

– Что?! – изумленно воскликнул я.

– Мосье, кроме женской интуиции, у меня нет никаких доказательств, но я уверена, совершенно уверена, что смерть не была естественной!

– Но врачи…

– Врачи могут ошибаться. Он был вполне здоровым и очень сильным. О, мосье Пуаро, умоляю вас помочь мне.

Бедняжка была прямо вне себя. Она была готова встать передо мной на колени. Я успокаивал ее как только мог.

– Я помогу вам, мадемуазель. Я почти уверен, что ваши подозрения безосновательны, но посмотрим. Прежде всего я прошу вас подробно рассказать обо всех его домочадцах.

– Конечно, конечно. Сначала о прислуге. Жаннет, Филиция и кухарка Дениз. Она работает там уже много лет, остальные – простые деревенские девушки. Есть еще Франсуа, он тоже старый слуга. Затем мать мосье Дерулара и я. Меня зовут Вирджиния Меснар. Я бедная родственница последней мадам Дерулар, жены мосье Поля, и являюсь членом семьи уже более трех лет. Ну вот, я и перечислила вам всех, кто непосредственно проживает в доме. Кроме того, у нас останавливались два гостя.

– Кто именно?..

– Мосье де Сен-Аляр, сосед мосье Дерулара во Франции. А также его английский друг, мистер Джон Вилсон.

– Они все еще находятся у вас в доме?

– Мистер Вилсон – да, мосье де Сен-Аляр вчера уехал.

– Как вы предполагаете действовать, мадемуазель Меснар?

– Если вы смогли бы в ближайшее время у нас появиться, я придумаю что-нибудь для объяснения вашего присутствия. Думаю, лучше всего будет, если я представлю вас как человека, так или иначе связанного с журналистикой. Скажу, что вы приехали из Парижа с рекомендательным письмом от мосье де Сен-Аляра. Мадам Дерулар очень слаба и вряд ли обратит внимание на детали.

Под этим изобретательным предлогом я был допущен в дом. После короткой беседы, которой меня, несмотря на очевидное нездоровье, удостоила мать покойного депутата, импозантная и аристократическая личность, меня предоставили самому себе.

Любопытно, мой друг, сможете ли вы вообразить себе всю трудность, стоявшей передо мной задачи? – продолжал Пуаро. – Я должен был разобраться, что произошло с человеком, который умер три дня назад. Если дело было нечистым, единственное, что можно предположить, это – яд. У меня не было ни малейшей возможности взглянуть на тело, и я не мог изучить или проанализировать какие-либо данные, чтобы установить, было ли отравление в действительности или нет. Ни одной зацепки, ничего, за что можно было бы ухватиться! Был ли этот человек отравлен? Или его смерть была естественной? Я, Эркюль Пуаро, должен был определить это, определить без какой-либо посторонней помощи.

Прежде всего я побеседовал с домочадцами и с их помощью восстановил события того вечера. Особое внимание я уделил еде, которую подавали на обед, и тому, как сервировали стол. Суп мосье Дерулар наливал себе сам прямо из супницы. Затем последовали котлеты и цыпленок. На десерт был подан напиток из фруктов. Все стояло на столе, и мосье обслуживал гостей сам. Кофе подали в большом кофейнике. Тут все было ясно, мой друг, – невозможно было отравить одного, не отравив всех!

После обеда мадам Дерулар удалилась в свои апартаменты, ее сопровождала мадемуазель Вирджиния. Трое мужчин прошли в кабинет мосье Дерулара. Некоторое время они дружески беседовали. Вдруг безо всякой видимой причины депутат грузно рухнул на пол. Мосье де Сен-Аляр выбежал из кабинета и приказал Франсуа срочно вызвать врача. Он сказал, что у хозяина дома, без сомнения, апоплексический удар. Когда прибыл врач, пациент в его помощи уже не нуждался.

Мистер Джон Вилсон, дородный мужчина средних лет, которому я был представлен мадемуазель Вирджинией, оказался типичным англичанином – настоящий Джон Буль[21]21
  Джон Буль – типичный англичанин, прозвище восходит к имени фермера в сочинении «История Джона Буля», врача при дворе королевы Анны Джона Арбетнота (1667—1735).


[Закрыть]. Его описание происшедшего, на типично английском французском, по сути, не прибавило ничего.

– Дерулар внезапно сильно покраснел и упал на пол, – только и сказал он.

Больше там выяснять было нечего. Поэтому я направился в кабинет, на место происшествия, и попросил оставить меня одного. Однако и там я не обнаружил ничего, что подтвердило бы подозрения мадемуазель Меснар. Что мне оставалось делать, мой друг? Только предположить, что она заблуждается. Видимо, она испытывала к покойному романтическое влечение, что мешало ей объективно оценить события. Тем не менее я снова самым тщательным образом осмотрел кабинет. Возможно, в кресло покойного депутата воткнули иглу, укол которой оказался смертельным. При этом безусловно рассчитывали на то, что оставшаяся ранка будет незаметной. Но я не смог обнаружить никаких подтверждений этой версии. В отчаянии я бросился в кресло.

– Enfin![22]22
  Довольно! (фр.)


[Закрыть] Я отказываюсь от расследования! – с досадой воскликнул я, – Нигде ни единой зацепки! Ничего, что настораживало бы!

И тут мне на глаза вдруг попалась большая коробка шоколада, лежавшая на столике. Сердце мое забилось сильнее. Она могла не содержать в себе разгадку смерти мосье Дерулара, но, по крайней мере, в ней было что-то немного странное… Я снял крышку: все конфеты были на месте, – но это только делало еще более необычным то, что бросилось мне в глаза. Видите ли, Гастингс, коробка была розовой, а ее крышка – голубой. Конечно, часто можно видеть на розовой коробке голубую ленту, и наоборот, но коробку одного цвета и крышку другого – такого решительно не могло быть. С a ne se voit jamais![23]23
  Это невиданно! (фр.)


[Закрыть]

Я еще не знал, каким образом эта деталь сможет мне пригодиться, но все же решил разобраться, в чем тут дело, поскольку коробка эта очень меня заинтриговала.

Я вызвал звонком Франсуа и спросил, любил ли его хозяин шоколадные конфеты. Легкая улыбка появилась на его губах.

– Очень любил, мосье. В доме всегда имелась коробка шоколада. Вы же знаете, он совсем не пил.

– Однако эта коробка не тронута. – Я поднял крышку и показал слуге.

– Извините, мосье, но это новая коробка, поставленная сюда как раз в день его смерти, предыдущая уже заканчивалась.

– То есть другая коробка шоколада кончилась в день его смерти? – решил уточнить я. – Это так?

– Да, мосье, я нашел ее утром пустой и выбросил.

– Мосье Дерулар ел шоколад в течение всего дня?

– Чаще всего после обеда, мосье.

В потемках, окружавших меня, забрезжил свет.

– Франсуа, вы умеете хранить тайну? – спросил я.

– Если это необходимо, мосье.

– Bon![24]24
  Хорошо! (фр.)


[Закрыть] В таком случае знайте, что я из полиции. Не могли бы вы отыскать мне ту, предыдущую коробку?

– Несомненно, мосье. Она в мусорном ящике.

Он вышел и вернулся через несколько минут с покрытой пылью коробкой. Она была точной копией той, которую я держал в руках, а отличалась только тем, что нижняя часть ее была голубой, а крышка розовой. Я поблагодарил Франсуа – еще раз попросил его хранить молчание и без лишних церемоний покинул дом на проспекте Луизы.

Сразу после этого я зашел к врачу мосье Дерулара. С ним мне пришлось нелегко. Он буквально засыпал меня всякими мудреными терминами, тем не менее у меня возникло подозрение, что он не был безоговорочно уверен в том, что это был удар.

– Было много характерных признаков, – сказал он, когда я попытался выудить у него что-нибудь. Ведь сами понимаете – внезапная вспышка гнева, сильные эмоции после плотного обеда, c'est entendu[25]25
  Как известно (фр.)


[Закрыть], от ярости кровь бросается в голову – и все!

– Но у мосье Дерулара не было сильных эмоций.

– Не было? Я был уверен, что у него произошла серьезная ссора с мосье де Сен-Аляром.

– С чего бы это вдруг?

– C'est evident![26]26
  Это очевидно! (фр.)


[Закрыть] – Доктор пожал плечами. – Мосье де Сен-Аляр католик, да еще один из самых фанатичных! Дружба этих людей была отравлена вечными спорами по поводу отношений между Церковью и государством. Ни одного дня не проходило без стычек. В глазах мосье де Сен-Аляра Дерулар был чуть ли не Антихристом.

Для меня это было неожиданностью и предоставило мне новую пищу для размышлений.

– Еще один вопрос, доктор: можно ли начинить смертельной дозой яда, скажем, шоколадную конфету?

– Полагаю, можно, – подумав, ответил врач. – В этом случае могла бы быть использована чистая синильная кислота, конечно, если исключить возможность испарения и поместить ее в герметичную упаковку. Впрочем, можно использовать и любое другое вещество – крошечную крупинку легко проглотить даже не заметив. Впрочем, шоколад, наполненный морфием или стрихнином… – Он поморщился. – Вы понимаете, мосье Пуаро, достаточно одной конфетки с отравой! Правда, человек, не разбирающийся в этих ядах, вряд ли с этим справится.

– Благодарю вас, доктор.

Я удалился. И не откладывая дела в долгий ящик, опросил всех аптекарей, особенно тех, чьи аптеки находились неподалеку от проспекта Луизы. Да, служить в полиции не так уж плохо. Все необходимые сведения я получил без проволочек. Только в одной аптеке я узнал о примечательном в этом смысле лекарстве, которое доставлялось в интересующий меня дом. Это были глазные капли сульфата атропина для мадам Дерулар. Я на некоторое время возликовал, поскольку знал, что если по ошибке принять атропин внутрь, можно отравиться. Но симптомы отравления атропином очень близки симптомам отравления трупным ядом и не имели ничего общего с тем, что произошло. Кроме того, рецепт был старым. Мадам Дерулар страдала катарактой обоих глаз уже долгие годы. Обескураженный, я направился к двери, когда меня остановил голос аптекаря:

– Минутку, мосье Пуаро. Как я помню, девушка, приносившая рецепт, упоминала, что должна будет зайти также в аптеку за углом. Попробуйте наведаться туда.

Я так и сделал. Еще раз воспользовавшись своим официальным положением, я получил все необходимые мне сведения. За день до смерти мосье Дерулара в аптеке отпустили лекарство по рецепту мистера Вилсона. Его, кстати, и не надо было специально готовить. Это были таблетки тринитрина. Я попросил показать их, и когда увидел – маленькие таблетки были в шоколадной облатке, – сердце мое бешено забилось.

– Это яд? – спросил я.

– Нет, мосье.

– А каково действие этих таблеток?

– Они понижают кровяное давление. Назначаются при некоторых формах сердечной недостаточности, грудной жабе например. Уменьшают артериальное давление. При атеросклерозе…

– Ма foi![27]27
  Помилуйте! (фр.)


[Закрыть] – перебил я его. – Для меня это просто набор слов. Скажите, они могут вызывать сильное покраснение лица?

– Конечно.

– Предположим, я проглочу десять – двадцать таблеток, что тогда?

– Не советовал бы вам этого делать, – сухо ответил аптекарь.

– Но вы все же утверждаете, что это не яд?

– Многими лекарствами, которые не имеют с ядом ничего общего, можно отравиться, – Так же сухо ответил он.

Я вышел из аптеки окрыленным. Наконец-то дело сдвинулось с места.

Теперь я знал, что у Джона Вилсона было орудие преступления. Ну, а как насчет мотива? Он приехал в Бельгию по делу и попросил мосье Дерулара, которого знал достаточно поверхностно, чтобы тот принял его. Смерть Дерулара никоим образом не могла принести ему выгоды. Более того, запросив сведения из Англии, я обнаружил, что в течение нескольких лет он страдал серьезным заболеванием сердца, известным как грудная жаба, или стенокардия. Таким образом, то, что Вилсон пользовался этими таблетками, было вполне естественным. Тем не менее я был убежден, что кто-то прикасался к этим коробкам; сначала открыл одну и, убедившись, что она полная, закрыл. Затем вынул все оставшиеся шоколадки из другой и начинил их как можно большим количеством тринитрина. Шоколадки были довольно большие, в них могло войти от двадцати до тридцати таблеток. Но кто же мог это сделать?

В доме находилось двое гостей. У Вилсона было орудие. У де Сен-Аляра – мотив. Помните, какой он был фанатик, а что может сравниться с религиозным фанатизмом? Не мог ли он воспользоваться тринитрином Джона Вилсона?

Внезапно мне в голову пришла одна идейка. А! Вы улыбаетесь моим маленьким идеям? Но слушайте дальше. Почему у Вилсона кончился его тринитрин? Он наверняка привез нужный запас лекарства из Англии – со стенокардией шутки плохи. Я снова зашел в дом на проспекте Луизы.

Самого Вилсона не было, но мне удалось поговорить с горничной, которая обычно убирала его комнату, – Филицией. Я спросил ее, правда ли, что у мистера Вилсона недавно пропал флакончик из ванной комнаты? Девушка ответила, что это действительно так и что в пропаже обвинили ее, Филицию. Английский джентльмен, вероятно, подумал, что она разбила флакончик и не захотела в этом признаться. А она к нему даже не прикасалась. Наверняка это сделала Жаннет, которая всюду сует свой нос.

Я прервал ее излияния и вышел. Теперь я знал все, что необходимо. Мне оставалось только подтвердить свои догадки доказательствами. Конечно, я чувствовал, что это будет не просто. Сам я был уверен, что флакончик с таблетками тринитрина из шкафчика Вилсона взял мосье де Сен-Аляр. Но для того, чтобы убедить в этом остальных, мне нужны были доказательства. А доказательства отсутствовали.

Ну, ничего. Я знал – и это было главное. Вы помните наши затруднения в деле Стайлз[28]28
  …в деле Стайлз. – Имеется в виду роман А.Кристи «Таинственное происшествие в Стайлз».


[Закрыть], Гастингс? Тогда я тоже знал. Но мне потребовалось много времени, чтобы найти последнее звено в цепочке доказательств.

Я попросил мадемуазель Меснар принять меня для беседы. Она не заставила себя ждать. Как только разговор зашел об адресе мосье де Сен-Аляра, ее лицо стало озабоченным.

– Зачем вам его адрес, мосье?

– Мадемуазель, он мне необходим.

Она была в замешательстве.

– Он не сможет вам ничего сказать, – наконец проговорила мадемуазель Меснар. – Он человек не от мира сего и едва ли замечает, что происходит вокруг.

– Возможно, мадемуазель. Но тем не менее он был старым другом мосье Дерулара. Он мог бы мне кое-что сообщить – какие-нибудь события из прошлого, вспомнить о возможных недоброжелателях, любовных связях…

Девушка вдруг всхлипнула и закусила губу.

– Пожалуйста, мосье, но теперь я уверена, что ошибалась. С вашей стороны было очень любезно откликнуться на мою просьбу, но тогда я была крайне расстроена и на меня нашло какое-то затмение. Теперь же вижу, что здесь нет никакой тайны… Умоляю вас, мосье, прекратите расследование!

Я пристально посмотрел на нее.

– Мадемуазель, порой собаке бывает трудно отыскать след, но если в один прекрасный момент она этот след взяла, ничто на земле не остановит ее! Естественно, если собака хорошая. А я, Эркюль Пуаро, – превосходный пес, мадемуазель.

Она молча поднялась и вышла. И вскоре вернулась с листком бумаги, на котором был написан адрес. Я покинул дом. На улице меня поджидал Франсуа. Он встревоженно взглянул на меня.

– Никаких новостей, мосье?

– Пока нет, дружище.

– Ah, pauvre[29]29
  Бедный (фр.)


[Закрыть] мосье Дерулар! – вздохнул он. – Я разделял его взгляды: я тоже не люблю священников. Мне не хотелось говорить об этом в доме. Наши женщины очень набожны, может, это и хорошо. Но всегда ли? Madame est tres pieuse – et Mademoiselle Virginie aussi.[30]30
  Мадам очень благочестива, и мадемуазель Вирджиния тоже (фр.)


[Закрыть]

Получив адрес мосье де Сен-Аляра, я не стал терять времени даром. Я остановился на несколько дней по соседству с его замком в Арденнах[31]31
  Арденны – западное продолжение Рейнских сланцевых гор на территории Бельгии, Франции, Люксембурга.


[Закрыть]. Немалых усилий потребовали поиски предлога, под которым я мог бы проникнуть в замок. В конце концов мне это удалось сделать – каким образом, думаете вы? – под видом работника эксплуатационной службы, mon ami. Устроить утечку газа в его спальне оказалось минутным делом. Я отправился за инструментами и постарался вернуться как можно быстрее, зная, что поле деятельности для меня вполне свободно. Я плохо представлял себе, что именно хочу найти. И совсем уж не мог поверить, что у меня есть шансы отыскать эту единственную нужную мне улику. По моему убеждению, он не стал бы рисковать, оставляя ее у себя.

Конечно, когда я обнаружил, что маленький шкаф под раковиной заперт на замок, я не мог устоять перед соблазном заглянуть в него. Замок оказался достаточно простым – дверцы распахнулись. Шкаф был заполнен пустыми бутылками и пузырьками. Когда я вытаскивал их, у меня от предчувствия дрожали руки. И вдруг… Я даже ахнул! Представьте, мой друг, у меня в руке был флакончик с этикеткой того аптекаря! На этикетке было написано: «Тринитрин. Принимать строго по назначению врача. Мистер Джон Вилсон».

Я немедленно взял себя в руки, закрыл шкаф и, сунув флакончик в карман, принялся устранять утечку газа. А как же иначе? Всегда нужно действовать последовательно и хладнокровно. Затем я покинул замок и так быстро, как только мог, вернулся на поезде в Брюссель – была уже поздняя ночь. Утром, когда я писал рапорт префекту, мне принесли записку. Записка была от старой мадам Дерулар, в ней выражалась просьба немедленно посетить дом на проспекте Луизы.

Дверь открыл Франсуа.

– Мадам ждет вас.

Он провел меня в апартаменты баронессы. Она величественно восседала в большом кресле. Мадемуазель Вирджинии нигде не было видно.

– Мосье Пуаро, – сказала пожилая леди, – мне только что стало известно, что вы являетесь не тем, за кого себя выдаете, что вы – офицер полиции.

– Это так, мадам.

– Вы пришли сюда, чтобы расследовать обстоятельства смерти моего сына?

– Это так, мадам, – снова ответил я.

– Я буду признательна вам, если вы сообщите, каких успехов добились.

Некоторое время я медлил с ответом, затем сказал:

– Сначала мне хотелось бы узнать: от кого вам стало об этом известно, мадам.

– От той, кто скоро покинет этот греховный мир, причастившись благодати.

Ее слова и задумчивая грусть, с которой она произнесла их, обдали холодом мое сердце. На мгновение я потерял дар речи.

– Поэтому, мосье, – продолжала она, – я самым настоятельным образом прошу вас рассказать, каких успехов добились вы в своем расследовании.

– Мадам, расследование закончено.

– Мой сын…

– Был убит.

– И вы знаете кем?

– Да, мадам.

– Кто же его убил?

– Мосье де Сен-Аляр…

Пожилая леди тихонько покачала головой.

– Вы ошибаетесь. Мосье де Сен-Аляр не способен на такое преступление.

– У меня в руках доказательства, мадам.

– Еще раз прошу вас – расскажите мне обо всем.

На этот раз я подчинился, сообщил ей все, подробно остановившись на каждом шаге, который я делал на пути к раскрытию истины. Она внимательно слушала.

– Да-да, все так, как вы говорите. Кроме одной небольшой детали. Убил моего сына не мосье де Сен-Аляр. Это сделала я – его мать.

Я пристально посмотрел на нее. Она продолжала, кивая в подтверждение своих слов головой.

– Хорошо, что я послала за вами. В том, что Вирджиния рассказала мне о визите к вам до своего отъезда в монастырь, – Божий Промысел. Так слушайте, мосье Пуаро!

Мой сын был греховным человеком. Он проводил гонения на Церковь. Он жил в смертном грехе. Кроме своей собственной, он развратил и немало других душ. Но было и кое-что пострашнее… Однажды утром я вышла из своей комнаты и увидела невестку, стоявшую на верхней ступеньке лестницы. Она читала письмо. Я увидела также моего сына, который подкрадывался к ней сзади. Один быстрый толчок – и она упала, ударившись головой о мраморные ступени. Когда ее подняли, она была мертва. Убийцей был мой сын, и только я, его мать, знала об этом.

Она на мгновение прикрыла глаза.

– Вы не можете представить, мосье, моих страданий, моего отчаяния. Что я должна была сделать? Выдать его полиции? Я не смогла заставить себя сделать это. Это был мой духовный долг, но моя плоть была слаба. Кроме того, разве бы поверили мне в полиции? Мое зрение со временем сильно ухудшилось – они наверняка ответили бы мне, что я ошиблась. Но муки совести не давали мне покоя. Ведь до тех пор, пока я хранила молчание, я была сообщницей убийцы. Мой сын унаследовал деньги своей жены. Он расцвел, как лавровое дерево. А вскоре собирался получить портфель министра. Его стараниями гонения на Церковь могли усилиться. И кроме того, была Вирджиния. Она, бедное дитя, такая красивая, такая благочестивая, была им очарована. У него была странная и ужасная власть над женщинами. Я видела, как он постепенно ее приручает… И была бессильна предотвратить их сближение. Он не собирался жениться на Вирджинии. Настало время, когда она была готова уступить ему во всем. Уничтожив тело одной женщины, он собирался погубить душу другой!

Тогда я ясно увидела мой путь… Он был моим сыном. Я дала ему жизнь. Я несла за него ответственность.