Текст книги "Пес смерти"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

– До сих пор ни с чем подобным я не сталкивался, – запинаясь, произнес Борроу.

– Дело сделано, и покончим с этим, – продолжил Хэмер. – Юристы все оформили, я все подписал. Мне пришлось полмесяца возиться с бумажками. Избавиться от имущества почти так же трудно, как и приобрести его.

– Но вы.., вы хоть что-то себе оставили?

– Ни пенни, – сказал Хэмер радостно. – Нет, соврал. У меня в кармане завалялась пара пенсов. – Он засмеялся.

Попрощавшись со своим совершенно озадаченным другом, он вышел из здания миссии на узкую, дурно пахнущую улицу. Сразу вспомнились слова, только что произнесенные им с такой радостью, но теперь он испытал горечь – горечь потери. «Ни пенни!» У него не осталось ничего от всего его богатства. Ему стало страшно – он боялся нищеты, голода и холода. Жертва не принесла ему удовлетворения.

Тем не менее он понимал, что избавился от гнета ненужных обременительных вещей, что ничто больше не связывает его с прежней суетной жизнью. Освобождение от цепей оказалось болезненным, но предвкушение свободы придавало ему силы. Но свалившееся на него чувство страха и дискомфорта могло только приглушить Зов, но не уничтожить его, ибо он знал: то, что бессмертно, не может умереть.

В воздухе уже чувствовалась осень, и ветер был резким и холодным. Хэмера пробрала дрожь, к тому же ему страшно хотелось есть – он забыл сегодня позавтракать. Его будущее слишком быстро на него надвигалось. Просто невероятно, что он отказался от всего, что имел: от покоя, комфорта, теплоты. Все его тело вопило от отчаяния и безнадежности… Но тут же он ощутил радость и возвышающее чувство свободы.

Проходя мимо станции метро, он замедлил шаг. У него в кармане было два пенса – можно было доехать до Парка, где две недели тому назад он позавидовал лежащим на газонах бездельникам. Он доедет до парка, а дальше.., что ему было делать дальше, он не знал… Теперь он окончательно уверился в том, что он ненормальный – человек в здравом уме не поступил бы так, как он. Однако если это так, то его сумасшествие было прекрасной и удивительной вещью.

Да, теперь надо отправиться именно в парк, с его просторными полянами – и именно на метро. Ибо метро для него было олицетворением всех ужасов заточенной в склепе жизни, могилой, в которую люди сами себя загнали. Из этого плена он поднимется на волю – к зеленой траве, к деревьям, за которыми не видно было давящих громад домов.

Эскалатор быстро и неумолимо нес его вниз. Воздух был тяжелым и безжизненным. Хэмер остановился у края платформы, в отдалении от остальных. Слева от него чернел туннель, из него, извиваясь, вот-вот выбежит поезд.

Он почувствовал, сам не зная почему, какую-то тревогу. Вблизи, на скамейке, сгорбившись сидел парень, казалось, погруженный в пьяное забытье.

Издали приближался смутный рокот. Парнишка поднялся и тоже подошел к краю платформы, и, чуть наклонившись, стал вглядываться в туннель.

И вдруг – все произошло так быстро, что невозможно было это сразу осмыслить – он потерял равновесие и упал на рельсы. Сотни мыслей разом пронеслись в мозгу Хэмера. Ему вспомнилась бесформенная куча под колесами автобуса и хриплый голос стоявшего рядом работяги:

«Не переживай, начальник. Ты бы ничего не смог поделать». Но этого парня он еще мог бы спасти, только он… Больше никого не было рядом, а поезд уже рокотал совсем близко. Все это в какую-то долю секунды пронеслось в его сознании. Мозг работал четко и спокойно.

Ему потребовалось буквально мгновение, чтобы принять решение, и он понял в этот момент, что от страха смерти он все же не смог избавиться. Уже не имея ничего, он все равно ужасно боялся.

Испуганным людям на другом конце платформы казалось, что между падением мальчика и прыжком мужчины вслед за ним не прошло и секунды – поезд уже вынырнул из туннеля и на всех парах мчался к платформе.

Хэмер схватил паренька. Он так и не испытал прилива храбрости – его дрожащая плоть повиновалась приказу невидимого духа, который звал к жертве. Последним усилием он бросил парня на платформу и – упал.

И тут внезапно умер Страх. Материальный мир больше не удерживал его. Упали последние оковы. На миг ему показалось, что он слышит ликующую мелодию Пана, его нежную свирель. Затем – все ближе и громче – затмевая и заглушая все, возник радостный наплыв бесчисленного множества крыльев.., они подхватили его и понесли…

Последний сеанс

Рауль Добрюль перешел по мосту через Сену, насвистывая себе под нос. Это был молодой французский инженер приятной наружности, со свежим лицом и тонкими темными усиками. Вскоре он добрался до Кардоне и свернул к двери дома под номером 17. Консьержка высунулась из своего логова, сердито обронив «доброе утро», и Рауль ответил ей жизнерадостным приветствием. Затем он поднялся по лестнице на третий этаж. Стоя под дверью в ожидании ответа на свой звонок, он еще раз просвистел полюбившуюся мелодию. Нынче утром Рауль Добрюль пребывал в особенно приподнятом настроении.

Дверь открыла пожилая француженка. Ее испещренное сеточкой морщин лицо расплылось в улыбке, когда она увидела, кто пришел.

– Доброе утро, месье!

– С добрым утром, Элиза, – поздоровался Рауль, входя в переднюю и стягивая перчатки. – Госпожа ждет меня, не правда ли? – бросил он через плечо.

– О, да, разумеется, месье, – Элиза прикрыла дверь и повернулась к гостю. – Если месье пройдет в малую гостиную, госпожа через несколько минут выйдет к нему. Она прилегла.

– Ей нехорошо? – Рауль поднял глаза.

– «Нехорошо»?! – Элиза негодующе фыркнула. Она распахнула перед Раулем дверь малой гостиной. Он шагнул внутрь, и служанка вошла следом за ним. – «Нехорошо»? – повторила она. – Как же она, бедняжка, может чувствовать себя хорошо? Вечно эти сеансы! Это никуда не годится, это противоестественно! Разве такое предназначение уготовил нам милостивый Господь? Не знаю, как вы, но я прямо скажу: все это – общение с лукавым!

Рауль успокаивающе похлопал ее по плечу.

– Полноте, Элиза, – увещевающим тоном проговорил он. – Не заводитесь. Слишком уж вы склонны видеть происки дьявола во всем, чего не в силах постичь умом.

– Ладно уж, – Элиза с сомнением покачала головой. – Что бы там ни говорил месье, а не по нутру мне все это. Взгляните на госпожу! День ото дня она все больше бледнеет и худеет. А эти ее головные боли! – Элиза взмахнула руками, – Ох, не к добру он, спиритизм этот. Духи – поди ж ты! Все добрые духи давно уже пребывают на небесах, а остальные – в преисподней!

– Ваш взгляд на загробную жизнь прост до безмятежности, – заметил Рауль, опускаясь на стул.

– Я добрая католичка, месье, только и всего. – Женщина расправила плечи. Она осенила себя крестным знамением и двинулась к двери. Взявшись за ручку, Элиза остановилась. – Месье, – с мольбой обратилась она к Раулю, – ведь все это прекратится после вашей свадьбы?

Рауль слабо улыбнулся в ответ.

– Вы – славное и верное существо, Элиза, и вы преданы своей хозяйке. Не опасайтесь: после того, как госпожа станет моей женой, всем этим «спиритическим делишкам», как вы их называете, придет конец. У мадам Добрюль не будет никаких сеансов.

Элиза просияла.

– Честное слово?

Ее собеседник кивнул с серьезным видом.

– Да, – отвечал он, обращаясь скорее к самому себе, нежели к ней, – да, пора с этим кончать. Симонэ наделена дивным даром, которым вольна пользоваться по собственному усмотрению, но она уже сыграла свою роль! Как вы только что заметили, Элиза, госпожа чахнет и бледнеет не по дням, а по часам. Самое трудное и мучительное в жизни медиума – страшное нервное напряжение. Вместе с тем, Элиза, ваша хозяйка – лучший медиум в Париже, если не во всей Франции. К Симонэ стремятся попасть люди со всего света, ибо знают, что с ней можно не опасаться ни ловкого надувательства, ни шарлатанства.

– «Надувательства»! – презрительно процедила Элиза. – Еще чего! Мадам не способна провести и младенца, даже пожелай она этого!

– Она – сущий ангел! – пылко воскликнул молодой француз. И я.., я сделаю все, что в силах сделать мужчина, чтобы дать ей счастье. Вы мне верите?

Элиза расправила плечи и заговорила просто, но с некоторым достоинством:

– Я служу у госпожи не первый год, месье, и не кривя душой могу сказать, что люблю ее. Если б я не верила, что вы обожаете ее, как она того достойна, я бы разорвала вас в клочья!

– Браво, Элиза! – Рауль рассмеялся. – Вы – настоящий друг и, должно быть, одобрите мое решение настоять, чтобы ваша хозяйка бросила всех этих духов и прочий спиритизм.

Он ожидал, что женщина воспримет это шутливое замечание с улыбкой, но ее лицо почему-то сохранило мрачно-серьезное выражение, и это удивило Рауля.

– А что, если… – нерешительно молвила Элиза, – что, если духи так и не оставят ее, месье?

– О! Что вы хотите этим сказать? – Рауль вытаращил на нее глаза.

– Ну.., я говорю, что будет, если вдруг духи так и не отвяжутся от нее? – повторила служанка.

– Вот уж не думал, что вы верите в духов, Элиза. А я и не верю. – В голосе Элизы зазвучали непреклонные нотки. – Какой дурак в них поверит! И все-таки…

– Так-так.

– Мне трудно объяснить вам это, месье. Понимаете, я.., мне всегда казалось, что эти медиумы, как они себя величают, – просто хитрые прохиндеи, которые надувают несчастных, лишившихся своих близких. Но госпожа совсем не такая. Госпожа хорошая. Она честная и… – Элиза понизила голос, в ее речи зазвучали нотки благоговейного трепета: – Ведь все получается. Никакого обмана. Все выходит, и именно этого я боюсь. Потому что, я уверена, месье, все это не к добру. Это противно природе и всемилостивейшему Господу нашему. И кому-то придется за это расплачиваться.

Рауль поднялся со стула, подошел к служанке и потрепал ее по плечу.

– Успокойтесь, милая Элиза, – с улыбкой сказал он. – У меня есть для вас добрая весть: сегодня – последний сеанс. С завтрашнего дня их больше не будет.

– Выходит, один сеанс назначен на сегодня? – В вопросе пожилой женщины сквозила подозрительность.

– Последний, Элиза, последний.

– Госпожа не готова, ей нездоровится… – Элиза сокрушенно покачала головой.

Договорить ей не удалось: распахнулась дверь, и вошла высокая, красивая женщина. Она была изящна и грациозна, а ее лицо напоминало лик мадонны Боттичелли. Рауль прямо-таки засиял от радости, и Элиза тихонько вышла, оставив их одних.

– Симонэ! – Он взял ее длинные белые руки в свои и принялся целовать их.

Женщина нежно произнесла его имя:

– Рауль, милый!

Он вновь осыпал поцелуями ее руки, потом пытливо вгляделся в лицо хозяйки.

– Как ты бледна, Симонэ! Элиза говорила мне, что ты прилегла. Уж не захворала ли ты, любовь моя?

– Нет.., не захворала. – Она замялась.

Рауль подвел ее к кушетке и усадил рядом с собой.

– Тогда в чем дело?

Девушка-медиум тускло улыбнулась.

– Ты будешь думать, что все это глупости, – пробормотала она.

– Я? Буду думать, что это глупости? Никогда!

Симонэ высвободила руки, замерла и минуту-другую молча смотрела на ковер. Потом глухой скороговоркой проговорила:

– Я боюсь, Рауль.

Он молча ждал продолжения, но девушка безмолвствовала. Тогда он ободряюще сказал:

– Ну, и чего же ты боишься?

– Просто боюсь… Боюсь, и все.

Он изумленно взглянул на нее, и девушка поспешила ответить на этот его взгляд:

– Да, это вздор, не так ли? Но я чувствую себя именно так. Боюсь, просто боюсь. Не знаю, в чем тут причина, но меня ни на миг не оставляет мысль, что со мной должно случиться нечто ужасное.

Взор ее был устремлен вперед, в пространство. Рауль мягко обнял ее.

– Нельзя поддаваться смятению, милая, – сказал он. – Я знаю, в чем тут дело, Симонэ. Это все напряжение, нервное напряжение, в котором живет медиум. Все, что тебе нужно, – это отдых, отдых и покой.

– Да, Рауль, ты прав. – Она благодарно взглянула на него. – Все, что мне нужно, – это отдых и покой.

Она закрыла глаза и мягко откинулась назад, в его объятия.

– И счастье, – шепнул Рауль ей на ухо.

Он крепче обнял Симонэ; та глубоко вздохнула, не открывая глаз.

– Да, – пробормотала она, – да… Когда ты обнимаешь меня, я испытываю ощущение безопасности, забываю про эту ужасную жизнь медиума. Ты многое знаешь, Рауль, но даже тебе невдомек, каково это!

Он почувствовал, как напряглось ее тело. Глаза Симонэ вновь раскрылись, и их взгляд опять устремился в пространство.

– Человек сидит в темной комнате и чего-то ждет. А тьма пугает, Рауль, потому что это тьма пустоты, небытия. И человек нарочно отдается ей, чтобы затеряться в ее глубинах. Он ничего не знает, ничего не чувствует, но потом в конце концов мало-помалу наступает пробуждение ото сна, медленное, мучительное возвращение. И оно так изнурительно, так изматывающе!

– Я знаю, – промямлил Рауль, – я знаю.

– Так изнурительно… – шепотом повторила Симонэ, и тело ее в изнеможении обмякло.

– Но ты великолепна, Симонэ. – Он взял ее за руки, стараясь ободрить и заразить своим воодушевлением. – Ты неповторима. Величайший медиум, какого только видел свет.

Она слабо улыбнулась и покачала головой.

– Да уж поверь! – стоял на своем Рауль. Он вытащил из кармана два письма. – Видишь, это от профессора Роше и от доктора Женера из Нанси. Оба умоляют тебя не отказывать им и в дальнейших услугах, хотя бы иногда.

– Нет! – вскричала Симонэ, вдруг резко поднимаясь на ноги. – Я не смогу, не смогу! С этим должно быть покончено, ты мне обещал, Рауль!

Молодой человек в изумлении смотрел на Симонэ. Та повернулась к нему и дрожала, словно загнанный зверек. Он встал и взял ее за руку.

– Да, конечно, – сказал он, – с этим будет покончено, ясное дело. Я упомянул об этих двух письмах единственно потому, что горжусь тобой, Симонэ.

Она метнула не него косой настороженный взгляд.

– А не потому, что когда-нибудь снова захочешь заставить меня работать?

– Нет, что ты! – горячо заверил ее Рауль. – Разве что тебе самой захочется помочь старым друзьям.

– Нет, никогда. – Голос ее зазвучал взволнованно. – Это небезопасно. Поверь мне, я чувствую. Опасность очень большая.

Она сжала ладонями виски, постояла немного, потом подошла к окну.

– Обещай, что мне больше никогда не придется заниматься этим, – попросила она чуть более спокойным тоном.

Рауль подошел и обнял ее за плечи.

– Милая, – с нежностью проговорил он, – даю слово, что начиная с завтрашнего дня ты больше никогда не будешь этим заниматься.

Он почувствовал, как она вдруг вздрогнула.

– Сегодня… – прошептала Симонэ. – Да, я совсем забыла про мадам Икс.

– Она может прийти с минуты на минуту. – Рауль взглянул на часы. – Но, быть может, Симонэ… Если тебе нездоровится…

Симонэ почти не слушала его, думая о своем.

– Она странная женщина, Рауль, очень странная. В ее присутствии я испытываю какое-то отвращение и едва ли не ужас.

– Симонэ! – Голос его звучал укоризненно, и девушка сразу же почувствовала это.

– Да, Рауль, я знаю: ты – истый француз, и мать для тебя – святыня. Бесчеловечно с моей стороны испытывать такие чувства к женщине, потерявшей родное дитя и так убивающейся по умершей малютке. Но… я не могу этого объяснить.., она.., она такая огромная и черная… А ее руки? Ты обращал внимание на ее руки, Рауль? Громадные, сильные ручищи, сильные, как у мужчины. О!

Она поежилась и закрыла глаза. Рауль снял руку с ее плеча и заговорил почти холодно:

– Я и впрямь не понимаю тебя, Симонэ. Ведь ты – женщина и наверняка испытываешь сочувствие к другой женщине матери, лишившейся единственного ребенка.

– О, тебе этого не понять, друг мой! – Симонэ раздраженно взмахнула рукой. – Тут невозможно ничем помочь. В тот миг, когда я впервые увидела ее, я почувствовала… страх! – Девушка резким движением простерла руку. – Ты помнишь, как долго я не соглашалась проводить с ней сеансы. Она принесет мне несчастье, я предчувствую это.

Рауль пожал плечами.

– Между тем на деле, как оказалось, она принесла тебе нечто совершенно противоположное, – сухо заметил он. – Все сеансы проходили с несомненным успехом. Дух маленькой Амелии начал повиноваться тебе с первого же раза, а материализация была просто поразительной. Жаль, что профессора Роше не было на последнем сеансе.

– «Материализация»… – упавшим голосом повторила Симонэ. – Скажи мне, Рауль, это и правда такое чудо? Ты же знаешь, что я и понятия не имею о происходящем, пока пребываю в трансе.

– На первых сеансах контур детской фигурки был окутан какой-то дымкой, – с воодушевлением пустился в объяснения Рауль. – Но на последнем… Да?

– Симонэ, – вкрадчиво сказал Рауль, – на последнем сеансе это был уже настоящий, живой ребенок, из плоти и крови. Я даже дотронулся до девочки, но, увидев, что прикосновение причиняет тебе боль, помешал мадам Икс тоже сделать это. Я боялся, что она потеряет самообладание и нанесет тебе увечье.

Симонэ опять отвернулась к окну.

– Когда я очнулась, то почувствовала страшную усталость, – прошептала она. – Рауль, ты уверен.., ты действительно уверен, что все это безвредно? Ты знаешь, что думает старая Элиза. Она полагает, что я якшаюсь с дьяволом! – Девушка рассмеялась, но как-то уж очень робко.

– Тебе известно мое мнение, – мрачно и серьезно ответил Рауль. – Общение с неведомым всегда таит в себе опасность, но это благородное дело, поскольку оно служит науке. В мире всегда были мученики науки, первооткрыватели, дорого заплатившие за то, чтобы другие могли пойти по их стопам. Вот уже десять лет ты работаешь ради науки, работаешь ценой ужасного нервного напряжения. Но теперь твоя роль сыграна. С сегодняшнего дня ты вольна заниматься только собой и наслаждаться своим счастьем.

Симонэ благодарно улыбнулась ему. К ней вновь вернулось спокойствие. Девушка бросила взгляд на часы.

– Что-то мадам Икс запаздывает. Может, она и вовсе не придет?

– Придет, я думаю. Твои часы немного спешат, Симонэ.

Она прошлась по комнате, переставляя с места на место разные безделушки.

– Любопытно, кто она такая, эта мадам Икс, – размышляла она вслух. – Откуда она родом, кто ее друзья и родные? Странно, что мы о ней ничего не знаем.

– Большинство людей по возможности стараются сохранить инкогнито, обращаясь к медиуму. – Рауль пожал плечами. – Это простая предосторожность.

– Вероятно, – равнодушно согласилась Симонэ. Маленькая фарфоровая вазочка, которую она держала в руках, выскользнула из пальцев и разлетелась на черепки, ударившись об изразцовую каминную полку.

– Вот видишь! – Симонэ резко повернулась к Раулю. – Я не в себе. Ты не сочтешь меня трусихой, если я скажу мадам Икс, что не смогу работать сегодня?

Под его удивленным взглядом она залилась краской.

– Ты обещала, Симонэ… – осторожно начал он.

– Я не могу, Рауль. – Она оперлась о стену. – Я не могу работать.

И вновь его исполненный нежной укоризны взгляд заставил ее вздрогнуть.

– Я не думаю о деньгах, Симонэ, хотя ты должна понимать, что сумма, предложенная этой женщиной за последний сеанс, огромна, просто колоссальна.

– На свете есть вещи важнее денег, – оборвала его девушка. В голосе ее зазвучал вызов.

– Разумеется, есть, – охотно согласился Рауль. – Я как раз об этом и говорю. Ну подумай сама: эта женщина – мать, потерявшая своего единственного ребенка. Если ты здорова, но капризничаешь, то можешь отказать богатой даме в прихоти. Но можешь ли ты отказать матери, которая хочет в последний раз взглянуть на свое дитя?

Симонэ простерла руки исполненным отчаяния жестом.

– Твои слова мучительны, но ты прав, – прошептала она. – Я сделаю то, что ты хочешь. Но теперь я поняла, чего я боюсь. Меня страшит слово «мать».

– Симонэ!

– Существуют некие первобытные, изначальные силы, Рауль. Цивилизация подавила большинство из них, но материнство неизменно и неистребимо от сотворения мира. Это чувство в равной мере присуще и животным, и человеческим существам. Нет на свете ничего похожего на любовь матери к своему детенышу. Эта любовь не считается ни с законами, ни с жалостью; она не ведает страха и беспощадно сметает все на своем пути. – Она умолкла, чтобы перевести дух, потом повернулась к Раулю, и по лицу ее скользнула мимолетная обезоруживающая улыбка. – Я сегодня говорю какие-то глупости, Рауль. Я и сама это знаю.

– Приляг ненадолго, – он взял ее за руку, – отдохни до ее прихода.

– Хорошо… – Она снова улыбнулась ему и вышла из комнаты.

Рауль некоторое время стоял в глубоком раздумье, потом подошел к двери, пересек тесный холл и вошел к комнату, примыкавшую к нему с противоположной стороны. Это была гостиная, очень похожая на ту, которую он только что покинул, но в одной из ее стен была ниша, в которой стояло массивное кресло. Ниша была скрыта тяжелыми черными бархатными портьерами. Элиза занималась приготовлениями к сеансу. Она поставила рядом с нишей два стула и маленький круглый столик, на котором лежали бубен, рожок, карандаши и бумага.

– «Последний раз»! – злорадно твердила Элиза. – О, месье, как бы мне хотелось, чтобы с этим было покончено. Пронзительно звякнул дверной звонок. – Это она, жандарм в женском обличье, – продолжала почтенная служанка. – И чего бы ей не сходить в церковь смиренно помолиться за упокой души малышки и поставить свечку Богоматери? Разве Всевышний не ведает, где наше благо?

– Откройте, звонят! – повелительным тоном сказал Рауль.

Служанка косо взглянула не него, но повиновалась. Не прошло и минуты, как она ввела в комнату посетительницу.

– Я сообщу хозяйке о вашем приходе, мадам.

Рауль сделал шаг вперед, чтобы приветствовать мадам Икс. «…Огромная и черная…» – всплыли в его памяти слова Симонэ. Посетительница была крупной женщиной, а черное траурное одеяние делало ее фигуру еще более грузной.

– Боюсь, я немного запоздала, месье, – пробасила она.

– Всего на несколько минут, – с улыбкой отвечал Рауль. – Госпожа Симонэ прилегла. Простите, но вынужден сообщить вам, что ей нездоровится: перенервничала и переутомилась.

Ладонь посетительницы, протянутая для рукопожатия, неожиданно сжалась, будто тиски.

– Но она проведет сеанс? – требовательно спросила мадам Икс.

– О да, мадам.

Посетительница облегченно вздохнула и опустилась на стул, отбросив одну из окутывавших ее черных накидок.

– О, месье, вы не в состоянии представить себе то ощущение чуда и ту радость, которые приносят мне эти сеансы! – затараторила она. – Моя малютка! Моя Амелия! Видеть ее, слышать ее. Даже, быть может, протянуть руку и дотронуться до нее! Да, да! А почему бы и нет!

– Мадам Икс… Как бы вам объяснить? – поспешно и твердо заговорил Рауль. – Вы ни в коем случае не должны ничего предпринимать иначе как под моим непосредственным руководством. В противном случае может возникнуть серьезная опасность.

– Опасность для меня?

– Нет, мадам, для медиума. Вы должны понимать, что происходящее здесь имеет определенное научное толкование. Постараюсь объяснить подоходчивее, не прибегая к специальной терминологии. Для того чтобы явить себя, духу необходимо воспользоваться материальной субстанцией, веществом медиума. Вы видели пар, истекающий из уст медиума? В конце концов он сгущается и создает подобие телесной оболочки умершего. Как мы считаем, эта видимая плазма в действительности представляет собой самое существо медиума. Когда-нибудь мы, надеюсь, докажем это, тщательно взвесив медиума и взяв различные пробы. Но этому очень мешают болевые ощущения и опасность, которой подвергается медиум, так или иначе общающийся с привидениями. При слишком поспешной и неосторожной материализации медиум может даже умереть.

Мадам Икс внимательнейшим образом слушала его.

– Это очень любопытно, месье. Скажите, а может ли техника материализации духа достигнуть таких высот, что станет возможным его отделение от источника – медиума?

– Это совершенно фантастическое предположение, мадам.

– Но так ли уж это невозможно в свете известных нам фактов? – стояла на своем посетительница.

– Пока это совершенно невозможно.

– А в будущем?

Появление Симонэ избавило его от необходимости отвечать. Она была бледна и казалась слабой, но ей явно удалось полностью прийти в себя. Она обменялась рукопожатием с мадам Икс, но Рауль заметил, что ее при этом охватил трепет.

– Известие о вашем неважном самочувствии огорчило меня, – сказала посетительница.

– Пустое! – резковато ответила Симонэ. – Что же, начнем? – Она вошла в нишу и уселась в кресло. Внезапно Рауля охватил страх.

– Ты еще не совсем окрепла! – воскликнул он. – Лучше отмени сеанс. Мадам Икс тебя поймет и не осудит.

– Месье! – Возмущенная мадам Икс поднялась со стула.

– Да, да, я убежден, что лучше было бы не проводить сеанс.

– Но этот последний сеанс был обещан мне госпожой Симонэ!

– Это так, – тихо подтвердила Симонэ. – И я готова исполнить свое обещание.

– Я настаиваю на этом.

– Я не нарушу верности слову, – холодно произнесла Симонэ и ласково добавила: – В конце концов, это ведь в последний раз, Рауль. В последний, благодарение Богу!

По ее знаку Рауль задернул тяжелые черные портьеры, закрывая нишу, опустил занавески на окнах, и комната погрузилась в полумрак. Он жестом пригласил мадам Икс занять один из стульев, а сам приготовился опуститься на другой. Мадам Икс, однако, заколебалась.

– Простите, месье, но.., как вы понимаете, я всецело убеждена в вашей честности и в честности мадемуазель Симонэ. В то же время, чтобы мое свидетельство имело больший вес, я осмелилась принести кое-что с собой… – С этими словами она извлекла из сумочки клубок тонкой бечевки.

– Мадам! – выпалил Рауль. – Это оскорбительно!

– Просто мера предосторожности.

– Повторяю: это оскорбительно!

– Не понимаю вашего возмущения, месье, – холодно ответила мадам Икс. – Чего же вам опасаться, если сеансы проводятся без обмана?

– Могу заверить вас, что мне нечего опасаться, мадам. – Рауль презрительно усмехнулся. – Если угодно, можете связать меня по рукам и ногам.

Эта тирада не возымела ожидаемого действия. Мадам Икс невозмутимо сказала:

– Благодарю вас. – И двинулась к нему с мотком бечевки.

– Нет, Рауль! Не давай ей сделать этого! – вдруг воскликнула скрытая портьерами Симонэ. Посетительница глумливо рассмеялась.

– Мадемуазель боится, – довольно язвительно заметила она.

– Да, я боюсь.

– Подумай, что ты говоришь, Симонэ. – Рауль повысил голос. – Мадам Икс явно считает нас шарлатанами.

– Мне нужна полная уверенность, – угрюмо произнесла мадам Икс и начала неторопливо, тщательно, крепко-накрепко привязывать Рауля к стулу.

– Узлы у вас получились на славу, мадам. Поздравляю, – проговорил Рауль, когда дело было сделано. – Теперь вы довольны?

Мадам Икс не ответила. Она покружила по комнате, внимательно осмотрела стенные панели, потом заперла ведущую в прихожую дверь, взяла себе ключ и вернулась на свое место.

– Ну, – произнесла она ничего не выражающим тоном, – теперь я готова.

Шли минуты. Дыхание Симонэ за портьерой становилось все тяжелее, все сдавленнее. Потом звук дыхания стих и послышались стоны. Опять недолгая тишина, вдруг прерванная звоном бубна. Рожок подпрыгнул на столе и свалился на пол, послышался смех. Кажется, закрывавшие нишу портьеры чуть раздвинулись, и в образовавшуюся щель стала заметна фигура медиума с опущенной на грудь головой. Мадам Икс внезапно ахнула. С уст медиума сорвалась тонкая струйка пара. Она начала сгущаться и приобретать очертания маленькой детской фигурки.

– Амелия, малышка моя! – севшим голосом выдавала мадам Икс.

Облачко пара все сгущалось. Рауль не верил своим глазам: никогда прежде материализация не проходила так удачно. Перед ним стоял ребенок – настоящий ребенок, из плоти и крови.

– Мама! – послышался тонкий детский голосок.

– Девочка моя! – вскричала мадам Икс. – Девочка моя!

Она начала подниматься со стула.

– Осторожнее, мадам! – предостерег ее Рауль. Привидение потихоньку выходило из-за портьер. Это был ребенок. Перед ними, протянув руки, стояла девочка.

– Мама!

– О! – Мадам Икс привстала.

– Мадам! – заволновался Рауль. – Медиум…

– Я должна прикоснуться к ней! – сдавленно выпалила посетительница, делая шаг вперед.

– Ради Бога, мадам, не теряйте голову! – Рауль был не на шутку встревожен. – Немедленно сядьте на место!

– Моя малютка! Я должна прикоснуться к ней!

– Мадам, я настоятельно требую, чтобы вы сели! – Он отчаянно старался освободиться от пут, но мадам Икс потрудилась на совесть: Рауль был беспомощен. Его охватило ужасное ощущение надвигающейся беды. – Именем Господа Бога нашего, мадам, сядьте! – вскричал Рауль. – Вы забыли о медиуме!

Мадам Икс не обращала на него никакого внимания. Она совершенно преобразилась. Лицо ее исказила гримаса нездорового восторженного экстаза; простертая рука коснулась стоявшего у портьеры ребенка. Медиум издала исполненный муки стон.

– Господи! – неистовствовал Рауль. – Господи! Это ужасно! Медиум…

– Почему я должна тревожиться о вашем медиуме? – мадам Икс повернулась к нему и грубо расхохоталась. – Мне нужен мой ребенок!

– Вы сошли с ума!

– Повторяю – это мой ребенок! Мой! Плоть от плоти и кровь от крови моей! Моя малютка возвращается ко мне из царства смерти! Она вновь жива, она дышит…

Рауль открыл было рот, но нужные слова не шли ему на ум. Эта женщина была просто ужасна. Страсти настолько захватили ее, что она стала жестокой и беспощадной. Губы ребенка дрогнули, и слово «мама» в третий раз эхом прошелестело по комнате.

– Иди ко мне, моя крошка! – воскликнула мадам Икс и порывистым движением заключила ребенка в объятия.

Из-за портьеры раздался полукрик-полустон, полный невыносимой боли.

– Симонэ! – взывал Рауль. – Симонэ!

Взор его помутился. Он только успел заметить, как перед ним промчалась мадам Икс. Распахнув дверь, она выбежала на лестницу.

Крик за портьерой не стихал. Это был жуткий, пронзительный вопль, какого Раулю еще никогда не доводилось слышать. Он оборвался, перейдя в какое-то страшное бульканье. Потом раздался глухой стук падающего тела.

Рауль, словно безумец, пытался освободиться от спутывающей его веревки. Неистовым усилием он сумел сделать невозможное и разорвал узлы. Едва веревка упала на пол, в комнату влетела заплаканная, кричащая Элиза.

– Госпожа! Госпожа…

– Симонэ! – позвал Рауль.

Они отбросили портьеры. Рауль отпрянул.

– Господи! – прошептал он. – Кровь!.. Все залито кровью…

– Ну вот, госпожа умерла, – послышался рядом срывающийся голос Элизы. – Все кончено. Но почему, месье? Скажите, что случилось? Почему она стала вполовину меньше, чем была? Что здесь произошло?

– Не знаю, – слабым, измученным голосом ответил Рауль и вдруг сорвался на крик: – Не знаю! Но, наверное… Нет, я схожу с ума! Симонэ! Симонэ!