Текст книги "Горе невинным"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 5

Брови главного констебля медленно поползли вверх по широкому лбу в тщетной попытке достичь границы поседевших волос. Он закатил глаза под потолок, а потом вновь поглядел на разложенные на столе бумаги.

– Уму непостижимо! – заявил он.

Молодой человек, в чьи обязанности входило соответствующим образом поддакивать главному констеблю, подтвердил:

– Да, сэр.

– Веселенькая история, – пробормотал майор Финней. Он побарабанил пальцами по столу и спросил: – Хьюш здесь?

– Да, сэр. Помощник инспектора Хьюш прибыл примерно пять минут назад.

– Хорошо, – сказал главный констебль. – Пошли-ка его ко мне.

Помощник инспектора Хьюш был высоким мужчиной с печальным взглядом тоскующих глаз. Глядя на его меланхолическую внешность, никто бы не поверил, что он был душой всех детских компаний, а его неистощимые шуточки и умение доставать пенни из детских ушей всегда вызывали бурный восторг детворы.

– Доброе утро, Хьюш, веселенькая история приключилась, – проговорил главный констебль. – Что ты об этом думаешь?

Помощник инспектора надсадно вздохнул и уселся на предложенный стул.

– Кажется, два года назад мы допустили ошибку, – сказал он. – Тот парень… как его фамилия…

– Калори… нет, Калгари. – Главный констебль пошуршал бумагами. – Профессор. Наверное, рассеянный парень? Такие люди зачастую имеют смутное представление о времени и тому подобных вещах. – В голосе звучало настойчивое желание услышать подтверждение высказанной мысли, но Хьюш не отозвался на этот призыв. Он сказал:

– Насколько я понимаю, он ученый.

– Значит, считаешь, надо с ним согласиться?

– Хм, – промычал Хьюш. – Сэр Реджинальд, кажется, не высказал сомнений по этому поводу, не думаю, что кто-нибудь осмелится ему возразить.

Такой весьма лестной оценки удостоился руководитель местной прокуратуры.

– Что ж, – без энтузиазма продолжил майор Финней. – Если прокуратура осознала свой промах, то и нам следует сделать то же самое. Значит, надо снова открывать дело. Ты принес мне соответствующие данные, как я просил?

– Да, сэр. Вот они.

Помощник инспектора разложил на столе многочисленные документы.

– Проглядел? – спросил главный констебль.

– Да, сэр. Весь вечер потратил, освежил память. Да и не так уж давно все это случилось.

– Хорошо, давай посмотрим. С чего начнем?

– Сначала, сэр, – предложил помощник инспектора. – Такая закавыка случилась, ведь в то время никаких сомнений не возникало.

– Да, – протянул главный констебль. – Дело казалось яснее ясного. Я не обвиняю тебя, Хьюш. Сам виноват на все сто процентов.

– И зацепиться было не за что, – задумчиво проговорил Хьюш. – По телефону сообщили об убийстве. Узнали, что мальчишка ей угрожал, обнаружили отпечатки пальцев на кочерге, его отпечатки, деньги нашли. Задержали его сразу же, у него были деньги.

– Какое впечатление тогда он на тебя произвел?

Хьюш задумался.

– Скверное, – произнес он. – Чересчур наглый, ягненком прикидывался. Изворачивался как мог, алиби выставлял с точностью до минуты, наглец. Известное дело, все убийцы – первостепенные наглецы. Думают, что очень умные. Полагают, хорошее дело сотворили, а как другие люди на это посмотрят, их не касается.

– Да, – согласился Финней, – видно, тот еще тип. Все документы это подтверждают. Ты сразу же разглядел в нем убийцу?

Помощник инспектора задумался.

– Не было повода усомниться, отпетый парень. Такие часто становятся убийцами, наподобие Хермона в 1938 году. У него большой послужной список: и велосипеды он воровал, и деньги прикарманивал, и пожилых женщин обдуривал, а в довершение всего поозорничал с одной женщиной, потом это у него в привычку вошло. Вот такой он, Джако Эрджайл.

– Но все-таки, – в раздумье протянул главный констебль, – мы здорово напортачили.

– Да, – подтвердил Хьюш, – напортачили. А парень копыта отбросил, дело скверное. Но замечу, с вашего разрешения, – встрепенувшись, продолжал он, – парень все-таки был еще тот. Может, и не убивал никого, новые факты о том свидетельствуют, и мы это теперь установили… Но и на ангела тоже не похож.

– Хм, ловко получается, – огрызнулся Финней, – кто же ее все-таки убил? Ты ведь этим делом занимался. Кто-то ее убил. Не сама же она почесала себе затылок кочергой, кто-то ей помог. Так кто же?

– Интересно бы узнать, – вздохнул помощник инспектора, откидываясь на спинку кресла.

– Запутанное дельце, а?

– Да, дело дохлое, фактов маловато. Вообще, не представляю, где их брать, эти факты-то.

– А не подумать ли о тех, кто был в доме, заходил к ней?

– Ума не приложу, кто бы это мог быть, – ответил помощник инспектора. – Кто-то из домашних или незнакомец, которому она сама дверь открыла и позволила войти. Эрджайлы имели крепкие запоры. Ставни на окнах, засовы, цепочки, на входной двери несколько надежных замков. Пару лет назад их пытались ограбить, они были научены горьким опытом. – Он помолчал, потом снова заговорил: – Беда в том, сэр, что в свое время мы довольно поверхностно осмотрели место преступления. Посчитали вину Джако Эрджайла установленной. Понятное дело, убийца ловко использовал ситуацию.

– Воспользовался случаем, что парень поругался с матерью и угрожал ей?

– Да. Убийце оставалось лишь зайти в комнату, надеть перчатки, подобрать брошенную Джако кочергу, приблизиться к столу, за которым сидела, работая над документами, миссис Эрджайл, и огреть ее по голове.

– Зачем? – произнес майор Финней одно лишь короткое слово.

Хьюш в раздумье покивал.

– Да, сэр, это мы и хотели выяснить. Главный камень преткновения – отсутствие мотива.

– С самого начала было ясно, для чего ее прикончили, – сказал главный констебль. – Как и многие богатые люди, миссис Эрджайл заблаговременно позаботилась о том, чтобы ее детям не пришлось платить налога на наследство. Эти фонды с доверительным управлением – вполне законное дело. Ее смерть не приносила им ничего сверх того, что они уже имели. Она не изводила их своими нравоучениями и при жизни щедро на них тратилась. Все получили хорошее образование, достаточные средства для начала самостоятельной деятельности, имели карманные деньги на личные расходы. Одним словом, любовь, доброта, благожелательность.

– Это так, сэр, – согласился Хьюш, – вроде бы никому ее смерть не нужна была. Только… – Он замолчал.

– Да, Хьюш?

– Мистер Эрджайл, как я понимаю, подумывал о новой женитьбе. Облюбовал мисс Гвенду Воугхан, она много лет у него секретарем проработала.

– Гм, – промычал майор Финней. – Видимо, это мотив. Тогда мы об этом не подумали. Говоришь, много лет у него проработала? Думаешь, они уже спутались, когда случилось убийство?

– Сомневаюсь, сэр. О таких вещах в деревне быстро начинают болтать. Ничего такого между ними не было. Миссис Эрджайл не имела оснований тревожиться и возмущаться.

– Ладно, – сказал главный констебль, – он вполне мог ей просто симпатизировать.

– Гвенда Воугхан молода и хороша собой. Не красавица, но привлекательна и, я бы сказал, даже мила.

– Вероятно, за долгие-то годы к нему привязалась, – предположил майор Финней. – Эти секретарши всегда влюбляются в своих шефов.

– Вот мы и пришли к тому, что у этой парочки имелся достаточно серьезный мотив, – подытожил обсуждение Хьюш. – Потом, там была еще одна девушка из Швеции, экономка. Клянется, что любила миссис Эрджайл, но кто знает? Может, между ними возникали какие-то трения и она могла посчитать себя обиженной. Правда, в случае смерти миссис Эрджайл она ничего не приобретала, та уже выделила ей довольно приличную ежегодную ренту. Трудно представить, будто эта милая, благоразумная женщина могла ударить кого-то кочергой по голове! Но в душу не влезешь, так ведь? Вспомните дело Лизи Боден.

– Да, – согласился главный констебль, – чужая душа – потемки. Значит, о постороннем вторжении и речь не идет?

– Никоим образом, – отозвался помощник инспектора. – Ящик письменного стола, в котором лежали деньги, был выдвинут. Пытались создать впечатление, будто в комнате побывал грабитель, но все было сделано слишком непрофессионально. Поэтому и заподозрили юного беднягу Джако.

– И с деньгами что-то непонятное произошло, – заметил главный констебль.

– Да, – поддержал его Хьюш. – Это трудно объяснить. Обнаруженная у Джека Эрджайла одна из пятифунтовых купюр находилась в той самой пачке денег, которую миссис Эрджайл получила поутру в банке. На обратной стороне купюры была написана фамилия: миссис Ботлбери. Джако утверждал, будто деньги дала ему мать, но мистер Эрджайл и Гвенда Воугхан совершенно определенно заявили: без четверти семь миссис Эрджайл вошла в библиотеку и сказала, что в ответ на домогательства Джако не дала ему ни единого пенни.

– Неудивительно, – проронил главный констебль, – если предположить, что Эрджайл и Воугхан водят нас за нос.

– Возможно, и все-таки… – Помощник инспектора неожиданно замолчал.

– Да, Хьюш?

– Допустим, кому-то… назовем его или ее просто Икс… удалось подслушать ссору и угрозы, которые Джако обрушивал на свою мать. Допустим, Икс этим воспользовался. Взял деньги, догнал мальчишку и вручил ему купюру, сказав, что мать передумала. Словом, Икс ловко подтасовал факты. Кочергой он орудовал с большой осмотрительностью, чтобы не стереть отпечатков пальцев Джека Эрджайла.

– Проклятье! – чертыхнулся главный констебль. – Насколько я знаю, никто из этой семьи не соответствует подобной роли. Кто еще в тот вечер, кроме Эрджайла с Гвендой, Хестер и этой бабенки Линдстрем, был в доме?

– Самая старшая их дочь, Мэри Дюрант, со своим мужем.

– Он, кажется, калека? В счет не идет. А какова Мэри Дюрант?

– Сама невозмутимость, сэр. Представить нельзя, что она способна разозлиться, а уж тем более кого-то убить.

– Слуги? – спросил главный констебль.

– Все слуги приходящие, сэр, к шести часам они расходятся по домам.

– Позволь-ка я загляну в «Таймс».

Помощник инспектора подал ему газету.

– Хм… да, понятно. Без четверти семь в библиотеке миссис Эрджайл рассказала супругу про угрозы Джако. Гвенда Воугхан слышала начало этого разговора. Сразу после семи часов она отправилась домой. Хестер Эрджайл видела мать живой без двух или трех минут семь. После этого миссис Эрджайл не видели вплоть до половины восьмого, когда мисс Линдстрем обнаружила труп. За это время мало ли что могло произойти. Ее могла убить Хестер. Ее могла перед уходом убить Гвенда Воугхан. Ее могла убить мисс Линдстрем, когда «обнаружила» труп. Лео Эрджайл пребывал в одиночестве в библиотеке с десяти минут восьмого до тех пор, пока мисс Линдстрем не подняла тревогу. В течение этих двадцати минут он мог пройти в гостиную к своей супруге и убить ее. Мэри Дюрант, которая находилась наверху, имела в своем распоряжении полчаса и также могла спуститься вниз и убить свою мать. И сама миссис Эрджайл, – продолжал в задумчивости Финней, – могла кому-то отпереть дверь, мы полагали, что она открыла дверь Джеку Эрджайлу. Если помнишь, Лео Эрджайл заявил, будто бы слышал, как прозвенел звонок и хлопнула дверь, но не заметил, когда это произошло. Мы пришли к выводу, что вернулся Джако и убил матушку.

– Ему не нужно было звонить, – сказал Хьюш. – У него имелся ключ. В этой семье у каждого был свой ключ.

– Кажется, у него есть еще один брат?

– Да, Майкл. Торгует машинами в Драймуте.

– Думаю, надо выяснить, чем он занимался в тот вечер.

– Спустя два года? Вряд ли кто-нибудь это вспомнит, а?

– Тогда мы его допрашивали?

– Насколько я помню, он проверял машину одного покупателя. Подозревать его не было оснований, но и у него был собственный ключ, он тоже мог прийти и убить свою мать.

– Не знаю, что тебе посоветовать, Хьюш, – тяжело вздохнул главный констебль. – Не знаю, с какого конца подступиться.

– Мне самому не терпится узнать, кто же ее ухлопал. По моим сведениям, она была чудесной женщиной. Много доброго сделала, бездомным детишкам помогала. Таких людей не убивают. Да, очень хотелось бы узнать. Даже не для того, чтобы перед прокурором отчитаться, а просто для самого себя.

– Что ж, желаю успеха, Хьюш. К сожалению, зацепиться не за что, не огорчайся, если ничего не получится. Дело дохлое. Абсолютно дохлое.

Глава 6

В зале медленно угасали светильники, и на экране замелькали рекламные объявления. Засуетились лоточницы, предлагавшие зрителям лимонад и мороженое. Артур Калгари внимательно наблюдал за ними. Одна из них была пухленькая и рыжеватая, другая – высокая и темноволосая, а третья – маленькая блондиночка. Ради нее он сюда и пришел, ради жены Джако. Точнее говоря, ради вдовы Джако, ныне жены человека по имени Джо Клег. У нее была миловидная, но довольно простоватая мордашка, щедро наштукатуренная косметикой, подведенные брови и обезображенные дешевым перманентом волосы. Калгари купил у нее стаканчик мороженого. Он знал ее адрес и сначала хотел было сразу нанести домашний визит, но потом решил присмотреться к ней заранее. Хм, так вот какая она! Вряд ли подобная невестка, подумал он, обрадовала бы миссис Эрджайл. Теперь ясно, почему Джако ее никому не показывал.

Он вздохнул, засунул под сиденье стаканчик с мороженым и откинулся на спинку стула. Свет наконец погас, и на экране мелькнули первые кадры кинофильма. Калгари поднялся и вышел из зала.

Следующим утром в одиннадцать часов он направился по известному ему адресу. Дверь открыл шестнадцатилетний мальчик и на вопрос Калгари бросил:

– Клеги? Верхний этаж.

Калгари взобрался по лестнице, постучал. Дверь отворила Морин Клег. Без косметики и элегантного служебного костюмчика она казалась совершенно иной. Глупенькая, добродушная, ничем не примечательная мордашка. Морин удивленно на него взглянула, подозрительно нахмурилась.

– Меня зовут Калгари. Вы должны были получить насчет меня письмо от мистера Маршалла.

– О, это вы! Заходите же. – Она улыбнулась и пропустила его в комнату. – Извините, у нас такой беспорядок, не было времени прибраться. – Морин смахнула со стула одежду, отодвинула в сторону засохшие остатки недоеденного завтрака. – Присаживайтесь. Как хорошо, что вы пришли!

– Считал себя обязанным так поступить, – сказал Калгари.

Она смущенно улыбнулась, будто не понимала, о чем идет речь.

– Мистер Маршалл написал мне о вас. И что история, которую Джеки рассказывал, подтвердилась. Что один незнакомец подвез его той ночью до Драймута. Так это вы были, да?

– Да. Это был я.

– Никак в голове не укладывается. Полночи об этом проговорили, я и Джо. Вот уж действительно, говорю, только в кино такое случается. Два года минуло, так ведь примерно?

– Да, примерно так.

– Такие вещи только в кино показывают, вот и решили, все это глупость какая-то, во взаправдашней жизни такого случиться не может. Ан нет! Случилось! Разве не удивительно?

– Именно так я все себе и представлял, – проговорил Калгари.

Он разглядывал ее с какой-то щемящей душу тоской, а она продолжала жизнерадостно кудахтать:

– Бедняжка Джеки скончался и ничего не узнает. В тюрьме, знаете, случилась с ним пневмония. Думаю, там сырость страшная, да?

В своем воображении, отметил про себя Калгари, она нарисовала некий романтизированный образ тюрьмы: сырые подземные камеры, крысы, обгладывающие у узников пальцы ног.

– Хочу заметить, – продолжала она, – смерть для него – это к лучшему.

– Да, наверное… Да, полагаю, так и должно было случиться.

– Хм, я о чем говорю, он там, в заточении, на долгие годы, годы и годы. Джо сказал, надо разводиться, а я давно об этом подумывала.

– Вы хотели с ним развестись?

– А что за польза быть связанной с человеком, которого на всю жизнь упекли в тюрьму, а? Кроме того, знаете, хоть я и любила Джеки, но упорства ему не хватало. Потому и не помышляла, что наш брак долго продолжится.

– Вы занялись этим делом еще до его смерти?

– Ну да, предприняла кое-какие шаги. К адвокату сходила. Джо вынудил пойти. Конечно, он терпеть не мог Джеки.

– Джо – это ваш муж?

– Да. Работает электриком. Получил хорошую должность, его уважают. Он всегда мне говорил, что от Джеки толку не будет. А что поделаешь, я была девчонкой тогда и глупенькой. А Джеки, знаете, умел голову задурить.

– Да, это все о нем говорят.

– Он мог любую женщину окрутить… не знаю, чем он брал. Привлекательности особой в нем не было. Обезьянье личико, я его так и называла – мартышкой. А голову дурить горазд был. Все, что захочет, сделаешь. И представьте, пару раз от этого польза выходила. Сразу, как только мы поженились, неприятность в гараже у него приключилась. Он там делал какую-то работу одному заказчику и что-то испортил. Я в его делах никогда ничего не смыслила. Как бы то ни было, но босс так осерчал! Ну, Джеки и окрутил боссову женушку. Старовата она была, должно быть под пятьдесят, но Джеки ее улестил, уговорил, у нее в голове мозги вверх тормашками и перевернулись. И в конце концов она все для него сделала. Уговорила мужа не поднимать шума, если Джеки покроет убытки своими деньгами. Ему и невдомек, откуда деньги-то! А это его собственная женушка давала их Джеки. Вот уж мы обхохотались, Джеки и я!

Калгари взирал на нее с омерзением:

– Посчитали, что это… так забавно?

– Разве нет? Прямо умора. Старуха совсем из-за Джеки рехнулась и свои сбережения на него тратила.

Калгари вздохнул. Неисповедимы пути Господни. С каждым днем ему все менее и менее нравился человек, чью честь он принялся защищать, преодолевая великие трудности.

– Я пришел сюда, миссис Клег, – проговорил он, – чтобы узнать, не смогу ли я… хм, что-нибудь для вас сделать, раз уж так вышло.

Морин Клег немного удивилась.

– Вы очень милы, – сказала она. – Но с какой стати? Мы не жалуемся. Джо получает хорошие деньги, и у меня есть работа. Я лоточница в кинотеатре.

– Знаю.

– Собираемся в следующем месяце телик приобрести, – с гордостью сообщила Морин.

– Очень рад, – ответил Калгари, – не могу выразить словами, как рад, что это… это прискорбное событие не… гм… не омрачает уже ваше существование.

Разговор с этой женщиной становился все более тягостным, он с трудом подбирал нужные слова. Все, что он говорил, звучало напыщенно и неестественно. А что, собственно, он мог ей сказать?

– Я боялся, что огорчу вас.

Она в упор поглядела на него и, казалось, вовсе не понимала, куда это он клонит.

– Туго пришлось. Соседи судачили, хлопот было навалом, хотя, надо сказать, полиция была очень доброй, с пониманием отнеслись. Разговаривали вежливо, участливо.

Интересно, было ли у нее хоть какое-то чувство к умершему? Он резко спросил:

– Думаете, он это сделал?

– Вы спрашиваете о его матери?

– Да. Именно так.

– Хм, конечно… хм… да, думаю, да. Разумеется, он отказывался, но Джеки никогда нельзя было верить. Похоже, он это сделал. Поймите, если его разозлить, с ним сладу не было. Я знала, что у него затруднения, хотя он мне много не рассказывал, лишь ругался, когда я его спрашивала. В тот день он ушел, сказав, что все будет нормально. Мать, сказал, раскошелится. Куда ей деваться? Разумеется, я ему поверила.

– Как я понимаю, он не рассказывал в семье о своей женитьбе. Вы их никогда не видели?

– Нет. Они люди богатые, дом большой у них. А я девушка бедная. Джеки считал, лучше мне им не показываться. К тому же он говорил, что, если приведет меня к матери, та станет лезть в мою жизнь так же, как в его. Ему это не нравилось, надоело до чертиков… говорил, мы и без них проживем.

Она не выказала ни малейшей обиды, видно, считала поведение своего супруга вполне естественным и нормальным.

– Думаю, для вас было большим потрясением, когда его арестовали?

– Разумеется. Однако мог бы он такое сотворить? Это я себя спрашивала, но от правды не скроешься. Характер у него был дикий, особенно если его что-нибудь разозлит.

Калгари подался вперед:

– Пусть так. Но не кажется ли вам дикой сама мысль о том, что ваш муж ударил свою мать по голове кочергой и украл у нее значительную сумму денег?

– Хм, извините меня, мистер Калгари, я не то хотела сказать. Не то, что он так жестоко с ней обошелся. Не то, что он намеренно ударил ее. Она отказалась дать ему денег, он схватил кочергу и стал ей грозить, но не напугал ее. Он вышел из себя и сгоряча саданул ее кочергой. Я не хотела сказать, что он специально готовился к убийству. Просто так получилось. Понимаете, ему позарез нужны были деньги. Он мог угодить в тюрьму, если б их не раздобыл.

– Значит… вы его не обвиняете?

– Ну что вы, разумеется, обвиняю… Не нравятся мне подобные сумасбродства. Но мать тоже хороша! В общем, славная история приключилась. Думаю теперь, Джо был прав, когда велел мне не связываться с Джеки. Но вот ведь как все вышло! Если девчонке что в голову взбредет, вовек не откажется. Джо, представьте, всегда был человеком положительным. Я давно его знаю. Джеки другой. Он образованный, самоуверенный, деньги привык разбрасывать. И конечно, подходец имеет… Да я об этом вам рассказывала, любого вокруг пальца обведет. И меня обвел. «Ты еще пожалеешь, моя девочка» – это Джо так сказал. И в конце концов Джо оказался прав.

Калгари взглянул на нее. Неужели она не в силах понять смысла его истории?

– В каком смысле прав? – спросил он.

– Да вот неприятностей из-за Джеки не оберешься. Что хочу заметить, нас всю жизнь уважали. Мать в строгости воспитывала. И заботилась, и болтать не велела. А тут вдруг моего мужа полиция арестовывает! Соседи узнали. Во всех газетах прописано, в «Ньюс оф зе уорлд» и в остальных тоже. Писаки вокруг вертятся, вопросами сыплют. Дело дурным образом оборачивается.

– Дитя мое, – доверительно проговорил Калгари, – можете ли вы понять, что он никого не убивал?

Милая мордашка выразила недоумение.

– Разумеется! Я позабыла. Но все равно… то есть что хочу сказать, он пошел туда, поднял бузу, угрожал ей. Если б он ничего не натворил, его бы не арестовали, так ведь?

– Нет, – возразил Калгари, – нет. Я вам чистую правду говорю.

Вероятно, подумалось ему, этот милый глупый ребенок был бо́льшим реалистом, чем он сам.

– О-о, это ужасно, – продолжала Морин. – Я не знала, что делать. Ну, мамка и посоветовала мне прямехонько направиться туда и с его родней повстречаться. Они тебе должны что-то сделать, говорит. В конце концов, говорит, у тебя есть права, ты им такой спектакль устроишь, что не обрадуются. Вот я и поехала. Открывает мне дверь самая заграничная дамочка и поначалу никак в толк не возьмет. Вроде поверить не решается. «Не может быть, – твердит, – не может быть, чтобы Джако на тебе женился». До глубины души обидела. «Мы законные супруги, – отвечаю, – не в какой-то конторе зарегистрированные. В церкви повенчанные». Мамка так надоумила! А она-то: «Неправда. Не верю этому». Потом мистер Эрджайл подошел, он был такой добрый. Сказал, чтоб не тревожилась, обещал помочь, посулился все возможное сделать, но защитить Джеки. Спросил, как у меня с деньгами… выделил еженедельное вспомоществование. Он и теперь его посылает. Джо не нравится, что я его принимаю, а я ему: «Не глупи. Они что, последнее отдают?» Выслал мне премиленький чек – подарок на свадьбу, когда мы с Джо обвенчались. И сказал, что очень рад и хочет, чтоб новое замужество было счастливее прежнего. Да, очень добрый этот мистер Эрджайл. О, вот и Джо. – Она обернулась в сторону открывающейся двери.

Джо оказался тонкогубым белокурым молодым парнем. Он выслушал объяснения Морин, кивнул Калгари.

– Думали, нас обрадуете, – произнес он укоризненно. – Извините за сердитое выражение, сэр. Но не следует ворошить прошлое. Такое у меня соображение. Морин опечалилась, все только и говорят, что об этом…

– Да, – согласился Калгари. – Понимаю вас.

– Разумеется, не следовало ей с таким парнем связываться. Я знал, до добра это не доведет, много о нем наслушался. Дважды его под честное слово освобождали, а ему все нипочем. Сперва деньги чужие растрачивал, у женщин сбережения выманивал и закончил убийством.

– Но он вовсе не был убийцей, – возразил Калгари.

– Так вы заявляете, сэр, – сказал Клег. И всем своим видом выразил несогласие с подобным утверждением.

– Джек Эрджайл имеет превосходное алиби. В то время, когда произошло преступление, он находился в моей машине по дороге на Драймут. Как видите, мистер Клег, у него не было возможности совершить убийство.

– Может, и так, сэр. Но все равно, вы уж извините, не следует ворошить старое. В конце концов, ему теперь не поможешь. А пересуды начнутся, соседи языки пораспустят.

– Что ж, может, по-своему вы и правы. – Калгари поднялся. – Но знаете, мистер Клег, есть и такое понятие, как справедливость.

– Я-то считал, что английское правосудие самое справедливое.

– И самая совершенная система в мире может ошибиться. Справедливость, как ни верти, находится в человеческих руках, а люди небезгрешны.

Уже на улице невероятная тоска заполонила его душу. «Возможно, и в самом деле было бы лучше, – размышлял он, – если бы воспоминания о том дне никогда бы не возродились в моем сознании. Ведь заявил сейчас этот туповатый тонкогубый субъект, что парню уже ничем не поможешь. Его осудили, а судьи не ошибаются. Не все ли равно, будут ли Джека Эрджайла поминать как убийцу или как заурядного мелкого воришку. Какое для него это имеет значение?»

Потом неожиданно в нем вздыбилась волна гнева.

«Но для кого-то это имеет значение! – подумал он. – Кто-то должен обрадоваться! Почему же никто не радуется? Скажем, эта самая вдовушка, здесь все ясно. Видимо, Джако возбуждал ее плоть, но она его не любила. Может, она и не способна никого полюбить. А другие… Отец, сестра, нянька… Им бы обрадоваться. Или их терзает какая-то тайная мысль и они за себя встревожились? Да… кого-то это касается самым непосредственным образом».

– Мисс Эрджайл? Вон там, за второй стойкой.

Какое-то мгновение Калгари молча ее разглядывал.

Аккуратная, маленькая, очень спокойная, деловая… Одета в темно-синее платье с белым воротничком и манжетами. Черные волосы с синеватым отливом аккуратными прядями ниспадают на шею. Кожа смуглая, у англичанок редко встречается такая темная кожа. Кость мелкая. И вот это дитя непонятно какой национальности миссис Эрджайл удочерила и приняла в собственную семью.

Их взгляды встретились. Глаза у нее были темные, непроницаемые. Ничего не говорящие глаза. Голос звучал тихо и приятно:

– Могу вам помочь?

– Вы мисс Эрджайл? Мисс Христина Эрджайл?

– Да.

– Меня зовут Калгари, Артур Калгари. Вы, верно, слышали…

– Да. Я знаю о вас. Отец написал.

– Мне бы очень хотелось поговорить с вами.

Она взглянула на часы:

– Библиотека закрывается через полчаса. Если б вы смогли подождать…

– Обязательно подожду. Может быть, вы составите мне компанию и мы сходим куда-нибудь выпить по чашечке чаю?

– Спасибо, – поблагодарила она и обратилась к человеку, стоявшему позади Калгари: – Я могу вам чем-то помочь?

Калгари отошел в сторону, послонялся по залу, изучая содержимое стеллажей, и все время исподтишка наблюдал за Тиной Эрджайл. Тина оставалась по-прежнему спокойной, деловитой, невозмутимой. Полчаса тянулись для него на удивление медленно. Наконец прозвучал звонок, и она кивнула ему:

– Через несколько минут я выйду, подождите на улице.

Ждать ему не пришлось. Тина была без шляпы, в толстом темном пальто. Он поинтересовался, не знает ли она, куда можно пойти.

– Я не очень хорошо знаю Редмин, – объяснила Тина. – Возле собора есть одна чайная. Не бог весть какая, зато там поменьше посетителей, чем в других.

Вскоре они обосновались за столиком, и скучающая тощая официантка без всякого энтузиазма приняла у них заказ.

– Чай здесь не очень хороший, – оправдывалась Тина, – зато нас никто не будет подслушивать.

– Прекрасно. Должен объяснить, почему я вас сюда вытащил. Я уже виделся с остальными членами вашей семьи, за исключением вашей замужней сестры. Побеседовал я и с женой, точнее, вдовой вашего брата. Теперь хочу поговорить с вами.

– Вы считаете необходимым лично увидеться со всеми нами?

Сказано это было довольно вежливо, но какая-то едва заметная неприязненная нотка в голосе заставила Калгари слегка поежиться.

– Ну, общественной обязанностью это вряд ли можно назвать, – сухо произнес он. – И я поступаю так не из простого любопытства. Я считаю своим долгом лично выразить всем вам мое глубочайшее сожаление по поводу того, что я не имел возможности подтвердить в суде невиновность вашего брата.

– Понимаю…

– Если вы любили его… Вы любили его?

– Нет, я не любила Джако, – ответила Тина после недолгого раздумья.

– А кругом все уверяют, что он был очень милым.

– Я не доверяла ему и терпеть его не могла.

– У вас не появлялось… простите меня… каких-либо сомнений в том, что он был убийцей вашей матери?

– Мне и в голову не приходило, будто можно сделать иное предположение.

Официантка принесла чай. Хлеб и масло оказались несвежими, варенье засахарилось, пирожки пережарились и выглядели неаппетитно. Чай был жидким.

Калгари пригубил стакан и сказал:

– Выходит… мне следовало сообразить, что сообщение о невиновности вашего брата вызовет неблагоприятный отклик. Всколыхнет прошлое… и забот вам всем прибавится.

– Потому что дело придется заново пересматривать?

– Да. Вы тоже подумали об этом?

– Отец, кажется, считает, что от этого не уйти.

– Простите. Великодушно простите меня.

– Почему вы извиняетесь, доктор Калгари?

– Я не люблю причинять людям неприятности.

– Смогли бы вы решиться на то, чтобы промолчать?

– Нет, ибо самым искренним образом желаю победы правому делу.

– Вы цените справедливость дороже всего?

– Да, хотя теперь я уже задаюсь вопросом, не существуют ли более важные понятия.

– Например?

Он подумал о Хестер.

– Например… невиновность.

Взгляд девушки, казалось, стал еще более непроницаем.

– О чем вы задумались, мисс Эрджайл?

Минуту-другую она молчала, потом сказала:

– Вспомнила слова из Великой хартии вольностей: «Ни одному человеку не будет отказано в справедливости».

– Понятно, – произнес Калгари. – Это и есть ваш ответ…