Текст книги "Изумруды на твоей груди"

Автор книги: Агата Эмералд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Агата Эмералд
Изумруды на твоей груди

Глава первая

До чего же трудно почесать живот, когда руки прикованы к кровати…

Кэтрин Бэкстайн, которой пришлось сделать это весьма неутешительное открытие, отчаянно извивалась всем телом, но дотянуться до места, где чесалось, – чуть повыше пупка – никак не могла. Коленкой не достанешь, ступней тоже. От того, что вертишься, зудеть не перестает.

– Уолтер! – взвизгнула она, но ответа не было.

Решив внести немного страсти в свои отношения с Уолтером, Кэтрин тщательно выполнила инструкции, почерпнутые из последнего номера журнала «Сад удовольствий», посвященного сексуальным фантазиям. И вот теперь она старательно изображала «Беспомощную Девственницу, насилуемую Темным Опасным Незнакомцем». По сценарию ее жених должен был сейчас испытывать неимоверный прилив желания, но вместо этого, так и не приступив к «изнасилованию», он отвлекся на телефонный разговор и вот уже минут пять пропадал в гостиной. Кэтрин даже выделила для Уолтера желтым маркером самые важные, по ее мнению, места в статье. Телефонного разговора среди рекомендаций не было. Ну что он там, прирос к трубке?

Кэтрин приподняла голову, прислушиваясь, но из гостиной не доносилось ни звука. Она забеспокоилась. Неужели вид ее обнаженного тела вызвал у Уолтера непреодолимое отвращение?

– Уолтер! Ты где?

Никакого ответа.

Страшное подозрение закралось в душу Кэтрин. Уолтер имел обыкновение настолько погружаться в свою работу, что не обращал внимания ни на что остальное. Неужели на сей раз он забыл о ней и уехал?

Кэтрин давно хотелось создать «свой собственный эротический спектакль, который увенчается каскадом оргазмов небывалого масштаба». Так много ей, впрочем, и не требовалось – она была бы рада и одному-единственному. И последнюю неделю, в ожидании светлого будущего, Кэтрин упивалась чтением журнала с таким же вожделением, какое испытывала, по утверждению авторов, «Наложница, омывающая Орудие своего Повелителя».

К счастью, эротические фантазии в журнале были предусмотрительно разделены на категории: «Для начинающих», «Для имеющих опыт интимной жизни» и «Для эротически продвинутых». Кэтрин, конечно же, первым делом прочла то, что предназначалось для продвинутых. Но, честно говоря, даже если бы она и могла позволить себе купить экипировку, о которой там говорилось, ей совершенно не хотелось играть в такие игры, как «Школьник пресмыкается перед Госпожой в публичном доме», или еще во что-нибудь, где требовалось больше двух участников. Ей было страшно даже подумать о том, чтобы обнажиться при свете, а не в полной темноте. Даже перед Уолтером, который плохо видел без очков. Нет, того, что предназначалось «для начинающих», было вполне достаточно. В каждом из сценариев этой категории было что-то возбуждающее, но больше всего Кэтрин понравилась «Беспомощная Девственница, насилуемая Темным Опасным Незнакомцем». Не то чтобы Уолтер идеально подходил на роль Темного Незнакомца… Но ведь и Кэтрин, строго говоря, не была девственницей, хотя, читая журнал «Сад удовольствий», порою чувствовала себя полной невеждой.

Решимость отчаяния подвигла ее реализовать эту безумную идею. Но теперь, после того как Кэтрин мольбами и угрозами вынудила Уолтера участвовать в «эротическом спектакле» и лежала голая, прикованная к кровати железными браслетами, она ощущала не возбуждение, а стыд. Неимоверный, жгучий стыд.

Кого она пыталась обмануть? Разве что себя. Неудивительно, что Уолтер сбежал при первой возможности. Кэтрин даже отдаленно не напоминала фотомоделей с грудями, вздымавшимися, как горные вершины, с осиными талиями, с мягко-округлыми бедрами и длинными ногами. Единственное, чего ей теперь хотелось, – это высвободиться из наручников. И больше – никогда ничего, кроме быстрого секса в миссионерской позиции в темноте под одеялом!

«Что толку орать? Надо успокоиться и ждать. Рано или поздно Уолтер обо мне вспомнит», – подумала Кэтрин.

Время шло. Запястья болели. Она замерзла, проголодалась и захотела в туалет. Наступил вечер, и постепенно Кэтрин стал охватывать настоящий страх.

Черт возьми, где же Уолтер?!

Глядя на часы над кроватью, Кэтрин наблюдала, как медленно ползут стрелки. Праведный гнев становился все сильнее.

Прошла вечность, прежде чем она наконец услышала шуршание гравия во дворе, а затем собачье посапывание и недвусмысленный звук льющейся струи под окном спальни, где была клумба с георгинами. Значит, это миссис Лоуренс, соседка, со своим толстым пуделем Грубером.

Крикнуть или не крикнуть?

Стыд в Кэтрин боролся с физическим дискомфортом, и это был неравный поединок. Мочевой пузырь победил. Если уж суждено доверить свою позорную тайну постороннему человеку, пусть это будет женщина.

– Миссис Лоуренс! – завопила Кэтрин, надеясь, что слуховой аппарат у соседки поставлен на максимальную мощность.

– Что это? Кто это меня зовет? – в дрожащем голосе старушки слышалась неуверенность.

– Миссис Лоуренс, помогите! – орала Кэтрин. – Я в спальне! Возьмите запасной ключ! Под третьим горшком с геранью! Умоляю, скорее!

– Тише, Грубер! Вроде голос Кэтрин! Неужели к ней залезли воры? – запричитала соседка.

Только бы бедную миссис Лоуренс не хватил сердечный приступ, когда старушка увидит ее, голую, на кровати, в наручниках… «Вот тебе и рискнула. Вот и попыталась стать чувственной женщиной. Могла бы догадаться, что ничего не выйдет», – уныло отчитывала себя Кэтрин.

Хруст гравия во дворе и возгласы миссис Лоуренс смолкли. Медленно потянулись минуты. Бороться с мочевым пузырем становилось все труднее.

Прошло еще приблизительно три вечности, прежде чем Кэтрин поняла, что в доме кто-то есть. Надеясь увидеть в дверях миссис Лоуренс, она открыла было рот, чтобы какой-нибудь нейтральной фразой смягчить испуг старушки, но вдруг сама чуть не потеряла сознание. В дверном проеме показалось дуло револьвера.

От ужаса Кэтрин онемела. Рослый мужчина, держа пистолет в вытянутой руке, в стремительном прыжке влетел в комнату. Бесшумно приземлившись, он медленно поднялся с пола и осмотрелся. Взгляд его холодных синих глаз скользнул по распростертой Девственнице и на секунду задержался на ее лице.

Кэтрин истошно закричала.

Мужчина кинулся на пол, перекатился через голову и исчез в ванной, которая примыкала к спальне.

«Это сумасшедший. Он меня убьет», – думала Кэтрин, отчаянно дергаясь в своих оковах. Цепочки наручников звякали, царапая красное дерево. Непростительный вандализм!

Через несколько секунд мужчина внезапно вырос в изголовье кровати и медленно опустил револьвер. Все это напоминало дурной детектив.

– Джеральд Крафтон, ФБР. Вы одна в доме? – спросил нежданный гость хриплым шепотом.

Оцепеневшая Кэтрин с трудом выдавила:

– Была… одна… пока не пришли вы…

Она отважилась поднять на него глаза. Черные, коротко стриженные волосы, узкое лицо, сурово сжатые губы. Светлые глаза, обрамленные густыми черными ресницами. Такие прекрасно смотрелись бы на жизнерадостном лице фарфоровой куклы.

– Вы знаете, кто это с вами сделал? – спросил он.

– Уолтер Плинкни. Надеюсь, вы его разыщете. – Голос уже начал повиноваться Кэтрин. – Электрического стула для него будет мало.

Проблеск сомнения мелькнул на лице агента ФБР.

– Вы знакомы с преступником?

Кэтрин молча кивнула.

– Мы…

Нет, у нее язык не повернется сказать, что она помолвлена с типом, который ушел из дома в разгар любовной игры.

– Эээ… мы с ним встречаемся, – закончила фразу Кэтрин.

Мужчина пристально оглядел ее, словно прикованное к кровати тело было местом преступления, а он искал улики.

– Он нанес вам какие-либо травмы?

Кэтрин понимала, что агент просто выполняет свою работу, и устояла перед отчаянным желанием уклониться от ответа.

– Только моей гордости.

– Он не сделал ничего против вашего желания?

– Сделал, – взвыла Кэтрин. – Он бросил меня, когда мы еще даже не начали заниматься сексом.

Ей показалось, что мужчина хмыкнул.

– Но вы добровольно принимали участие в… э-э-э…

Кэтрин слышала о том, как краснеют всем телом, но никогда не думала, что это случится с ней. Даже пальцы ног стали алыми, под цвет лака на ногтях.

– Это была моя идея. Не могли бы вы снять с меня эти штуки? – указала она глазами на наручники.

– Где ключ? – Мужчина окинул взором спальню, в которой царил идеальный порядок. На полированной поверхности столов и тумбочек ничего похожего на ключ не оказалось.

– Он был у Уолтера…

– А где сейчас Уолтер?

Пока он не задал этот вопрос, Кэтрин и не подозревала, что можно подвергнуться большему унижению, чем то, что она уже испытала.

– Ему пришлось… уехать, – пробормотала она, снова заливаясь краской.

– А мы можем позвонить ему? – Агент был явно озадачен не меньше Кэтрин. Приковать обнаженную женщину к кровати и уйти? Ну и ну…

– Я не могу больше терпеть. Мне надо в туалет, – прервала его размышления жертва.

Склонившись над нею, агент Крафтон ощупал наручники.

– Они регулируемые?

– Не знаю, они из секс-шопа!

– Тогда, наверное, нет. Подождите минутку, я постараюсь что-нибудь придумать, – проговорил гость и исчез за дверью.

– Поскорее, пожалуйста. Ладно? – простонала ему вслед Кэтрин.

Видимо, он отчасти проникся ее страданиями, потому что уже через пару минут влетел в комнату, держа ножовку по металлу из мастерской отца Кэтрин. Бедный папа перевернулся бы в гробу, если бы узнал, для чего использовали его инструмент…

Кэтрин внимательно следила за тем, как вздулся бицепс агента Крафтона, как гость сжал челюсти и как стало краснеть от напряжения его лицо. Она устало закрыла глаза и услышала благословенный долгожданный звук: щелк!

Почувствовав себя наполовину освобожденной, Кэтрин задалась вопросом, куда подевалась ее соседка. Не хватало только, чтобы старушка, давняя подруга ее матери, сейчас появилась на сцене.

– А где миссис Лоуренс? – еле слышно спросила она.

– Пошла звонить в полицию, – сообщил агент, продолжая возиться со вторым наручником.

Кэтрин закрыла глаза и застонала. Крафтон бросил на нее исполненный жалости взгляд, и она услышала второй вожделенный щелчок. В тот же миг за окном завыла сирена.

Кэтрин стремительным кошачьим движением соскользнула с кровати и, кутаясь в покрывало, понеслась в туалет. Когда, повеселев, она вернулась в спальню, там уже никого не было. Затянув покрепче пояс белого махрового халата, она выглянула в окно. Ее спаситель мирно беседовал с человеком в полицейской форме. Оба стояли, прислонясь к патрульной машине, словно добрые приятели. До Кэтрин донесся их дружный смех, потом агент Крафтон хлопнул полицейского по спине и направился по дорожке обратно в дом.

Кэтрин быстро вытащила из комода трусики и принялась натягивать их. На запястьях у нее все еще бряцали наручники, с которых свисали обрывки цепочек. Пришлось спустить махровые рукава халата пониже.

«Черт возьми, зачем было затевать эту комедию? – ругала она себя. – Тоже мне, сексуальная фантазерка! Ты – скучная занудная бухгалтерша, а не знойная красотка, и заруби это себе на носу!»

В глубине души Кэтрин понимала причину своего нелепого поступка. Так, с опозданием на пятнадцать лет, начался ее юношеский бунт против строгой родительской морали.

Она все в жизни делала так, как требовали мама с папой, – если не считать того, что не вышла замуж. Мать повторяла: «Затянешь с этим делом – и никто тебя не возьмет». Слушая ее, Кэтрин чувствовала себя банкой просроченных консервов, залежавшейся на полке супермаркета.

Как ни странно, что-то в ней все-таки привлекло Уолтера. Хотя вполне вероятно, что одна просроченная банка просто нашла себе пару. Уолтер далеко не Ален Делон. Но он мужчина, он холост, и он доктор. Мама его одобрила, и Кэтрин надеялась, что теперь ей, наконец, доведется испытать те потрясающие удовольствия, о которых она тайком читала в журналах. Однако занятия любовью с женихом походили на прохождение осмотра у врача. Уолтер был гинекологом. Может, он путал личную жизнь с работой?

Они были помолвлены уже шесть лет, и это обстоятельство успокаивало совесть и мамы, и дочки. Ничего, что Кэтрин ни разу не осталась у Уолтера на всю ночь. Зато не приходилось пускаться в долгие объяснения, если она возвращалась домой на пару часов позже.

Кэтрин и представить себе не могла, что после смерти матери ей станет так одиноко, что ее вдруг начнут захлестывать приступы паники, что ей покажется, будто молодость безвозвратно проходит. Она всегда представляла свою будущую жизнь яркой и полной впечатлений, а та на поверку оказалась чередой однообразно серых будней. С этим нужно было что-то делать.

Местом прорыва Кэтрин определила собственную спальню, призвав на помощь «дикую и непредсказуемую» фантазию экспертов журнала «Сад удовольствий».

Однако самым диким и непредсказуемым оказалось то, что к ней в спальню пожаловал агент ФБР, чтобы принять участие в финальной части «эротического спектакля». Кэтрин могла дать голову на отсечение, что ни одному эксперту не мог и присниться «каскад неизведанных потрясений», которые ей пришлось испытать в этот памятный день.

Итак, стать роковой женщиной не удалось. Броская косметика смотрелась безвкусно и вульгарно. А ведь Кэтрин еще и соски нарумянила, как советовали в журнале. Остается только надеяться, что агент Крафтон этого не заметил.

Она вспомнила, как он едва скользнул по ней жестким и холодным взглядом, не выказав никаких чувств. Ее обнаженное тело явно его не впечатлило. Как и Уолтера. Какой уж там огонь желания! Кэтрин закусила губу от обиды. Ужасно, когда тебя, прикованную нагишом к кровати, обнаруживает посторонний мужчина. Но еще ужаснее, что эта картина оставляет его равнодушным…

Стоп! Кэтрин вспомнила веселые искорки, вспыхнувшие в глазах Крафтона, когда он узнал, что это не преступление, а игра. Так, значит, чувства она у него все-таки вызвала? Но какие? Ему стало забавно. А ее обнаженное тело… Какой позор! Надо побыстрее избавиться от этого человека, свидетеля ее бесчестья…

Свидетель сидел в гостиной. Подтянутый, мускулистый, он совершенно не вязался со старинной мебелью и маминой коллекцией фарфоровых статуэток – козочек и пастушек, расставленных на полочках и комоде.

– Сядьте, – скомандовал Крафтон.

Оружия нигде не было видно, но при одной мысли о том, что у ее визави есть револьвер, Кэтрин поежилась. И села. Будучи вежливой девушкой, она вспомнила, что еще не поблагодарила своего спасителя.

– Спасибо, что… – она запнулась, – что освободили меня.

Он изучающе посмотрел на нее и властно спросил:

– Что здесь происходит?

– Простите? – не поняла вопроса Кэтрин. Неужели будет еще хуже?

– У меня нет времени на игры. Чей это дом?

– Мой.

– Послушай, детка, полиция уехала. Ты – девочка по вызову. Ничего не имею против. Я не из отдела нравов. Я только хочу прояснить ситуацию, прежде чем выпроводить тебя за дверь.

Рот у Кэтрин сам собой широко открылся: первый светлый луч засиял во мраке худшего дня ее жизни.

– Вы решили, что я – проститутка? – почти радостно уточнила она.

Неужели он и вправду полагал, что мужчины стали бы платить деньги за то, чтобы заниматься с нею сексом!

На сей раз взгляд агента Крафтона был оценивающим. Наверное, именно так смотрят на жриц любви, подумала Кэтрин, и это открытие вселило в нее надежду. Да, но если так, этот человек вполне может прямо сейчас выгнать ее из ее же собственного дома!

– Я не…

– Ладно, брось. Где… этот?

– По коридору налево, – ответила Кэтрин тоном чопорной гувернантки.

Агент усмехнулся:

– А знаешь, ты ничего. Если бы я не бросил разгульную жизнь… Так где мужик-то?

До Кэтрин наконец дошло, что «этот» означает не туалет, а клиент.

– Его вызвали. Наверное, ребенка принимать.

– Что-о?..

– Уолтер – акушер-гинеколог. Ему надо было присутствовать при родах. А этот дом действительно мой.

Агент бросил на нее недоверчивый взгляд:

– И ты можешь это доказать?

– Соседка узнала мой голос.

– Она наполовину глухая. Придумай что-нибудь более правдоподобное.

– Вот мои водительские права.

Он взял документ из рук Кэтрин и внимательно посмотрел на нее, затем на снимок.

– Надо более свежую фотографию наклеить, – заметил Крафтон.

Снимку было меньше года, но Кэтрин, четко следуя рекомендациям журнала, сегодня утром изменила себя до неузнаваемости. И не напрасно, если забыть о реакции Уолтера. В этот момент Кэтрин дала себе обещание сохранить свой новый облик хотя бы отчасти. Без нарумяненных сосков.

– Протяни руки вперед, – услышала она.

– Это мой дом. Прекратите здесь командовать.

Кэтрин сцепила руки за спиной. «Как только удастся избавиться от наручников, – подумала она, – ни один мужчина долго-долго не прикоснется к моим запястьям». Агент тем временем достал из кармана связку ключей и помахал ею перед носом Кэтрин.

– Я нашел их в вазочке с конфетами.

Со вздохом облегчения она протянула ему ладони. Он быстро и ловко отпер наручники и спросил:

– Если вы не девочка по вызову, то что вы делаете? То есть… кем вы работаете?

Приятному заблуждению суждено было рассеяться. Глядя на гостя из-под опущенных ресниц и уже предвидя, как он в тоске закатит глаза, услышав ответ, Кэтрин произнесла:

– Я бухгалтер.

Однако реакция агента Крафтона оказалась неожиданной.

– Вы разыграть меня хотите?

– Почему? Кто станет врать, что работает в бухгалтерии?

– Бухгалтер. Потрясающе!

Никто и никогда не стал бы так восхищаться, познакомившись с бухгалтером. Если только… У Кэтрин возникло мрачное предчувствие.

– У вас проблема с налогами, и вам надо, чтоб я ее решила?

– Нет, дело вовсе не в этом. Давайте-ка присядем. Пожалуйста, расскажите мне о себе.

– Вы шутите. – Кэтрин плотнее закуталась в халат и вспомнила, что под ним на ней нет ничего, кроме трусиков.

– Наверное, мне надо представиться как подобает. – Он послал ей сногсшибательную улыбку, которая полностью преобразила его, превратив из безликого служителя закона в невероятно привлекательного мужчину. – Меня зовут Джеральд Крафтон. Я теперь живу по соседству с вами.

– Кэтрин Бэкстайн. – Она пожала его руку, чувствуя, что леденеет от ужаса. – Так вы мой сосед?

С человеком, который лицезрел ее в голом виде, ей теперь придется здороваться на улице? Любезно кивать, вынося мусор? Вместе участвовать в торжествах по случаю Дня независимости?

У Кэтрин потемнело в глазах.

Глава вторая

Джеральду хотелось кричать «ура!», но он сдержался. Надо сначала как следует проверить эту женщину. У него появилось ощущение, что миссис Лоуренс и ее орошающий чужие цветники пес оказали ему огромную услугу, послав выручать соседку.

– Где вы работаете? – продолжил он расспрашивать Кэтрин.

– В цементной компании.

– Правда? – Джеральд сглотнул. – И как долго?

– Девять лет. Вам что, надо отчет про меня писать?

– Нет, – отчего-то замялся он, – я… просто устанавливаю добрососедские отношения.

Кэтрин Бэкстайн подходила для целей Джеральда идеально. Она проработала на одном и том же месте почти десять лет. Наверняка имела репутацию безупречного специалиста – иначе бы ее не продержали так долго. А в фирме «Океан Импэкс» как раз сейчас требовался бухгалтер. Причем срочно.

– А как долго вы проработали в ФБР? – спросила Кэтрин тоном хозяйки светского салона, но в ее голосе Джеральд расслышал нотки высокомерия. Ого! Ее так просто не запугаешь. Это хорошо.

– Двенадцать лет. Если так и дальше пойдет, мы оба получим ценные подарки за верность своим работодателям.

Крафтон пришел в восторг и даже захотел поцеловать ее прямо в ярко накрашенные губы, пухлые, обиженно надутые… Если бы все бухгалтеры так выглядели, ни один нормальный мужчина не смог бы заполнить до конца свою налоговую декларацию.

– Можно мне называть вас Кэтрин?

Она посмотрела на свою фотографию в водительских правах, которые все еще держала в руке, а затем вскинула голову.

– Вы даже можете называть меня Кэт! Не находите, что в этом имени есть что-то кошачье?

Джеральд усмехнулся. «Если бы я не поклялся впредь не связываться с такими женщинами, она могла бы мне понравиться, – решил он. – Что-то кошачье и впрямь есть в этой смеси порока с наивностью. И глаза зеленые, как у кошки… Убойная комбинация. Но, – напомнил он себе, – нравиться эта киска должна не мне, а Малькольму Найтингейлу, который будет брать ее на работу».

Автоматические двери бесшумно раздвинулись, и Кэтрин вошла в магазин «Шик», чувствуя себя нищенкой на подиуме парижского дома мод. Ее ошеломленному взгляду предстала кожа. Натуральная и искусственная, стилизованная под звериные шкуры. Сапоги с оторочкой и такие предметы одежды, про которые она вообще не знала, что это такое и как его носят.

Кэтрин стояла в растерянности, готовая развернуться и броситься наутек. К ней подошла продавщица – девушка с черными, как уголь, волосами и ярко-белой челкой, одетая в кожаные штаны с ковбойской бахромой, облегающий оранжевый топ и ботинки, как у танцовщиц в ночных клубах.

– Я могу вам помочь? – спросила она таким тоном, как будто Кэтрин уже никто и ничто не могло бы помочь.

Глубоко вздохнув, та ответила:

– Да. Можете, – Кэтрин беспомощно поглядела на свой твидовый костюм и скромные туфли-лодочки и произнесла то, что и так было очевидно: – Мне нужно совершить чудо.

– Хотите изменить имидж? – Продавщица, по всей видимости сомневаясь в том, что это возможно, поглядела за окно, мимо Кэтрин, и с сомнением в голосе продолжила: – Может, вам стоит зайти в…

Продавщица явно решила выставить убогую покупательницу из своего магазина, а Кэтрин вряд ли набралась бы мужества, чтобы вернуться сюда. Действовать надо было сейчас или никогда. Отчаяние подстегнуло ее изобретательность, и она выпалила:

– Я жила в Москве.

– Что? – продавщица так и подскочила.

– Я работала… э-э-э… секретарем в посольстве. Последние десять лет. Вот это, – Кэтрин указала на свой костюм, – все, что там можно было достать, и за юбку мне пришлось отдать три блока «Мальборо».

– Лучше б себе курево оставили, – не сдержалась продавщица.

– Я так скучала по американской моде! – все больше входила в образ Кэтрин. – Представляете, в Москве думают, что «Прада» – это марка автомобиля! Как «Лада»!

Она засмеялась собственной шутке. Продавщица глядела на нее в некотором отупении. Кэтрин была уверена, что любая москвичка в десять раз лучше ее разбирается в моде, но уловка, похоже, сработала.

– Это ужасно. Я видела по телевизору эти их меховые шапки. Они похожи на… – Продавщица состроила неприязненную гримасу. – Так как вы хотите выглядеть?

Кэтрин глубоко вздохнула:

– Сексуально.

Девушка усмехнулась, а потом медленно кивнула:

– Сексуально – это по моей части. Пойдемте.

Через два часа Кэт покидала магазин, нагруженная множеством ярких пакетов и с изрядно похудевшей кредитной карточкой. Теперь у нее имелся полный набор вещей из кожи и искусственного меха, а также сапоги, сумочки, куртки и украшения. Все, что полагается.

Одета она была в то, что мерила последним: в обтягивающую пеструю юбку и белую хлопчатобумажную блузку, напоминавшую кружевную комбинацию. На ногах у Кэтрин красовались черные ботинки с толстыми подошвами.

– Вы выглядите сногсшибательно, – заверила ее продавщица.

– Сделайте мне одолжение, дайте мусорное ведро.

Кэтрин затолкала твидовый костюм-двойку в корзину.

– Спасибо. Мне важно было это сделать. Когда я уйду, выньте и отдайте в благотворительную организацию, хорошо?

Девушка засмеялась:

– Ладно. Обращайтесь в любое время, если будет нужен совет. Вы потрясающе выглядите. А когда еще и прическу сделаете…

– Прическу?

– Я просто подумала… гм, конечно, в Москве очень хорошие парикмахеры, только, понимаете, здесь за прошедшие десять лет стиль немного изменился.

Кэтрин потрогала свое каре мышиного цвета.

– Да, конечно.

– Я знаю отличного стилиста. Его зовут Майкл. Он гениально стрижет.

Продавщица откопала в сумочке визитную карточку. Парикмахерская называлась «Экстаз».

– Лучше Майкла никого нет. Доверьтесь ему. И еще… – Девушка замолчала в нерешительности. – Вы не обидитесь, если я скажу… Если уж вы хотите полностью обновить имидж…

– Да?

– Такие очки носили в восьмидесятых.

– А, конечно. Очки. Спасибо.

– Зайдите, когда все сделаете. Держу пари, я вас не узнаю.

Кэтрин свято верила, что никогда не надо откладывать до завтра то, что можно сделать сегодня. Поэтому, вернувшись домой, она сначала записалась к окулисту, а потом, после долгих колебаний, убедив себя, что без риска не бывает успеха, позвонила в «Экстаз» и попросила Майкла принять ее вечером.

Майкл оказался вертлявым человечком, похожим на попугая, большим любителем поболтать.

– Боже, что эти русские с вами сделали?! – воскликнул Майкл, брезгливо рассматривая голову Кэтрин с разных сторон. – Это достаточный повод для начала третьей мировой!

Кэтрин ответила слабой улыбкой. Майкл вооружился ножницами и принялся за дело.

– Вы знаете, десять лет в России, видимо, пагубно сказались на цвете ваших волос, – заметил он. – Я уверен, что они не всегда были такого грязно-серого оттенка.

– Не всегда, – тут же согласилась Кэтрин, сделав честное лицо. – Раньше они были куда красивее.

– Я вам их покрашу. Что скажете насчет цвета красного дерева с легким оттенком бургундского вина?

Кэтрин кивнула. «Все, что угодно, – подумала она, – лишь бы не под зебру».

Когда все было готово, она не поверила своим глазам. Вид у нее стал дикий и в то же время юный. Несмотря на торчащие острые кончики, прическа казалась очень мягкой.

– Просто супер! – воскликнула Кэтрин.

Стилист самодовольно кивнул. Кэтрин счастливо улыбнулась, оттягивая пальцами прядь цвета «красного дерева с оттенком бургундского вина».

– Спасибо.

– У вас сегодня романтическое свидание?

Кэтрин предстояло свидание с Уолтером, но вот суждено ли ему было стать романтическим… Она заставляла себя быть оптимисткой. Вероятно, прежде чем затевать глупый журнальный спектакль, стоило изменить внешность.

– Не знаю. Надеюсь, что да.

– Что ты сделала с волосами? – У Уолтера глаза вылезли на лоб, когда Кэтрин открыла ему дверь.

Улыбка медленно сползла с ее лица.

– Тебе не нравится?

– Они… красные. Это не для твоего возраста. Это… это…

Хотя он не мог подобрать слов, испуганное выражение его лица говорило само за себя. Кэтрин развернулась, быстро ушла в гостиную и принялась переставлять фарфоровые фигурки на камине. Маленького Рыбака за Девочку-хористку, а не около Маленького Путешественника, где всегда было его место. «Да здравствует анархия! – решила Кэтрин. – Надо вообще убрать эти фигурки в коробки, а потом полностью переделать интерьер – пусть всюду будут отпечатки звериных лап и угловатые скульптуры».

Однако фигурки были памятью о матери. Это она их так расставила. Кэтрин со вздохом вернула Маленького Рыбака на его законное место, рядом с Маленьким Путешественником, и включила торшер.

Уолтер замер в нерешительности, явно не понимая, как следует сейчас разговаривать с Кэтрин. Во взгляде его сквозила озабоченность.

«Как хорошо он вписывается в эту комнату, – подумала Кэтрин. – Старомодный человек в старомодном интерьере. Он, вероятно, и не подозревает, что таких узких галстуков теперь не шьют. А свитер! Он носит его так давно, что этот фасон скоро опять войдет в моду».

Она не видела Уолтера с пятницы, когда он уехал, оставив ее прикованной к кровати в голом виде. Правда, он потом позвонил и извинился. Голос его звучал устало: роды оказались тяжелыми. Кэтрин подумала о матери и о ребенке, жизнь которых была в ту ночь в руках Уолтера. Она была рада, что оба выжили и в этом была заслуга ее жениха. Уолтер предложил поужинать вместе во вторник у нее дома. Кэтрин, конечно же, простила его, но все-таки считала, что он должен постараться загладить свою вину перед ней.

И вот он явился. Ни цветов, ни шампанского, ни хотя бы приглашения в ресторан. Как обычно, кормить ужином доктора Скрягу предстояло ей самой. Если бы он сейчас подошел к ней, поднял на руки, понес к кровати… Кэтрин бросила на жениха взгляд, который, по ее замыслу, должен был восприниматься как соблазняющий и зовущий. Уолтер откликнулся на него с энтузиазмом:

– Уж не мясом ли в горшочке там пахнет? Умираю от голода.

Мать Кэтрин, родившая единственную дочь уже после сорока, запрещала ссоры за едой: это вредно для пищеварения, это невежливо и вообще очень плохо. Поэтому Кэтрин, которая до прошлой пятницы была хорошей девочкой, за ужином старалась поддерживать вежливую беседу, хотя внутри ее все кипело и бурлило сильнее, чем в горшке с мясом. Ужин подошел к концу, она перемыла посуду, а Уолтер прочитал газету. Кэтрин сварила кофе, и они чинно выпили по чашечке в гостиной, как семидесятилетняя супружеская пара.

Кэтрин поглядела на чашку и блюдце, которые держала в руке. Фарфор был расписан розами. За тридцать лет они выцвели и теперь напоминали застиранный купальный халат. Внезапно Кэтрин сделала потрясающее открытие: ей не нравится этот сервиз!

Мало того, что она ела и пила из посуды своей матери, – она жила ее жизнью. Она упустила свою молодость, шагнув из юности сразу в средний возраст.

Чашка задрожала в руке. Кэтрин вдруг показалось, что она задыхается. На другом конце комнаты раздался шелест страниц: Уолтер по-прежнему читал газету.

Кэтрин захотелось истошно закричать. Прошел год с тех пор, как умерла мама. Какая жуткая картина: дочь возвращается с похорон и превращается в собственную мать…

Кэтрин, конечно, любила родителей, но чувствовала, что как-то потеряла себя, что надо изменить что-то и вернуться к истокам. Может, проблема не в Уолтере и не в сексуальной жизни. Может, дело в самом этом доме?

– Я подумываю о том, чтобы продать дом, – громко произнесла Кэтрин.

– Что? – не расслышал Уолтер. Бумага зашелестела снова: он аккуратно сложил газету и положил ее на стол.

– Я подумываю о том, чтобы продать дом, – чуть раздраженно повторила Кэтрин.

Несколько мгновений он непонимающе смотрел на нее, а потом улыбнулся. Кэтрин знала эту его снисходительно-покровительственную улыбку, как бы говорившую: «Не волнуйся, сейчас дядя доктор посмотрит, и все будет хорошо». Кэтрин захотелось дать Уолтеру пощечину.

– Это совершенно нормально.

– Что? – Кэтрин показалось, что она ослышалась.

Уолтер поднялся, пересек комнату и сел около нее на кушетку.

– Ты сейчас в том возрасте, когда у женщин сложный период, – проговорил он успокаивающим тоном. – Приближается климакс. Тебе скоро тридцать пять лет…

– Мне тридцать один!

Уолтер продолжал, будто не слыша ее реплики:

– … биологические часы тикают. – Он похлопал Кэтрин по щеке, словно капризного ребенка. – Думаю, нам пора назначить дату свадьбы. И поскорее.

Грудь Кэтрин сжимало все сильнее, будто внутри полыхал огонь.

– Зачем? – выдохнула она.

Уолтер ободряюще погладил ее по коленке. Кэтрин захотелось вскочить и убежать.