Текст книги "Дом, или День Смека"

Автор книги: Адам Рекс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– Ничего себе, сколько возни из-за одного спустившего колеса, – ахнула я.

Був высунул голову.

– «Спустившего колеса»?

Я уставилась на него, а через секунду обошла машину с другой стороны. Спущенное колесо никуда не делось.

– Теперь машина парить намного лучше! – радостно сообщил був.

– «Парить»? – переспросила я. – В смысле – летать? Лучше летать? Но она вообще не летала до этого?

– Хм. – Був глянул вниз. – Так вот колеса почему грязные.

– Наверное.

– Тогда… она каталась?

– Да, – подтвердила я. – Она катилась. По земле.

Був снова задумался на пару секунд.

– Но… как каталась спущенным колесом?

Я поставила корзинку и присела.

– Уже не важно.

– Ну, – протянул був. – Теперь она клёво парить. Я части собственной машины пользовать.

Он поразил меня до глубины души, когда произнес слово «клёво». Это сленг. Я не ожидала, что був может использовать сленг. Причем сленг далеко не популярный. Никто так теперь не говорит. Никто, кроме моей мамы и иногда меня. Думаю, его слова заставили меня вспомнить о маме, а потому я немного рассердилась.

– Жри свою зубную нить, був, – буркнула я и пнула в его сторону корзинку.

Но був вроде как не обиделся, послушался моего совета и всасывал нить, словно спагетти.

– Ты неправильно сказать, – наконец произнес он.

– Сказала что?

– Був. Вот ты как сказать. Очень коротко. Надо тянуть – бу-у-ув.

Через мгновение я справилась с гневом и попробовала.

– Бу-ув.

– Нет. Бу-у-ув.

– Бу-у-у-у-ув.

Був нахмурился.

– Теперь ты звучать как овца.

Я помотала головой.

– Отлично. А как тебя зовут? Я буду звать тебя по имени.

– Ой, не… – ответил був. – Чтобы человеческая девочка правильно произносить мое имя, ей надо иметь две головы. В качестве человечьего имени я выбрать Джей Ло.

Я удержалась от смеха.

– Джей Ло? Твое земное имя – Джей Ло.

Джей Ло поправил меня:

– Не Земля, а Смекландия.

– В смысле?

– Ну, мы так звать эту планету. Смекландия. В честь нашего славного вождя – капитана Смека.

– Стой, нельзя просто так переименовывать планеты.

– Когда открыть новые места, надо давать название.

– Но планета называется Земля. Она всегда называлась Земля!

Джей Ло снисходительно улыбнулся:

– Человеки слишком много жить в прошлом. Мы давно высадиться на Смекландии.

– Минуточку, вы высадились только на прошлое Рождество.

– Не Рождество. День Смека.

– День Смека?

Вот так я узнала подлинный смысл Дня Смека. Мне рассказал був по имени Джей Ло. Бувы не хотят, чтобы мы праздновали наши праздники, поэтому заменили их новыми. Рождество переименовали в честь капитана Смека, их лидера, открывшего Новый Мир для бувов – Землю. То есть я хотела сказать Смекландию. Не важно.

Конец.

* * *

Очень интересный стиль, но, боюсь, ты не совсем выполнила задание. Когда судьи из национального комитета будут читать ваши сочинения, им будет интересно узнать, что День Смека значит для нас, а не для пришельцев.

Помни: капсулу откроют только через сто лет, и люди будущего не будут знать, каково это жить во время нашествия инопланетян. Если твое сочинение победит, то они будут читать его, чтобы выяснить это. Может, начнешь рассказ до момента, когда появились бувы? У тебя есть еще время переписать сочинение, прежде чем нужно будет отправлять заявки на конкурс. Если попытаешься, я смогу повысить оценку.

Пока что 3+

Хорошо. Начну рассказ с того момента, как появились бувы.

Полагаю, придется обратиться к событиям почти двухлетней давности. Именно тогда у моей мамы появилась та родинка на шее. Когда ее похитили.

Естественно, я не видела, как это произошло. С похищениями всегда так. Никого не похищают на футбольном матче, в церкви или сразу после того, как Кевин Фромки выбивает у тебя все учебники из рук на перемене, а все вокруг смотрят и ржут, и у тебя нет другого выбора, кроме как зафитилить ему в глаз.

Нет. Людей всегда похищают, когда они едут за рулем по пустому шоссе глухой ночью или прямо из спален, пока они спят, а возвращают раньше, чем кто-то хватится. Я знаю. Я проверяла.

Именно так случилось с мамой. Однажды она ворвалась в мою комнату с бешеными глазами и волосами дыбом и велела осмотреть ее шею. Я проморгалась ото сна и уставилась туда, куда она показывала. Я послушалась без лишних вопросов, поскольку в последний раз она меня будила утром сто лет назад, когда Том Джонс выступал в утреннем эфире, или к газете приложили купон на клевые плащи.

– Что я должна увидеть? – пробормотала я.

– Родинку, – ответила мама. – Родинку!

Я взглянула. Определенно там была родинка, коричневая и выпуклая, словно пузырек на пицце. Она располагалась четко посередине шеи в районе позвоночника.

– Просто фантастика, – зевнула я. – Отличная родинка.

Родинка

– Ты не понимаешь, – сказала мама, оборачиваясь, и что-то в ее глазах заставило меня проснуться. – Ее туда поместили! Вчера ночью!

Я моргнула пару раз.

– Пришельцы! – закончила мама с безумным видом.

Теперь я полностью проснулась. Присмотрелась и даже ткнула в родинку пальцем.

– Не думаю, что тебе стоит ее трогать, – быстро пробормотала мама и отпрянула. – Я действительно считаю, что тебе ее не стоит трогать ни в коем случае.

Голос мамы прозвучал как-то странно. Невыразительно и скучно.

– Хорошо, – сказала я. – Прости. Ты что-то говорила про пришельцев?

Мама вскочила и начала расхаживать по комнате. Теперь ее голос снова звучал нормально, разве что немного возбужденно. Она объяснила, что инопланетяне в количестве двух штук разбудили ее вчера посреди ночи и что-то вкололи в руку. Показала мне место укола, и на внутренней стороне правого локтя определенно виднелась какая-то красная точечка. Она знала, что они ее куда-то везут, но заснула на минуточку, а проснулась в огромной блестящей комнате.

– Погоди-ка, – попросила я. – Ты уснула? Как ты могла уснуть в такой момент?!

– Не знаю. – Мама покачала головой. – Мне не было страшно, Кнопик, просто не было и все. Я была полна покоя.

У меня имелись собственные соображения, чем конкретно переполнена мама, но я не стала ими делиться.

Дальше она поведала, что пришельцы, целая толпа, притащили ее на корабль, чтобы она сложила постиранное белье. Они объяснили, правда, не словами, а с помощью весьма замысловатых жестов, что очень впечатлены ее умением складывать постиранную одежду. Ее подвели к столу, на котором высилась куча ярких резиновых костюмов с множеством крошечных рукавов и штанин. Она принялась за работу. Пока мама складывала костюмы, она случайно заметила еще одного человека, латиноамериканца, как она сказала, в дальнем конце комнаты. Его пришельцы пригласили открывать банки. Мама решила, что нужно что-то сказать, хотя бы поздороваться, но перед ней находился слишком громадный ворох костюмов, которые следовало сложить. Вдруг она ощутила жар и боль в шее сзади, и перед глазами все потемнело. Когда она очнулась, было уже утро.

– Они поместили ее на мою шею. С помощью какого-то специального ружья, – сказала мама, кивая.

– Но зачем? – поинтересовалась я. – Ради чего раса… разумных существ станет путешествовать через всю галактику, чтобы просто подсаживать людям родинки?

Мама выглядела немного обиженной.

– Я не знаю. Откуда я могу знать? Но вчера родинки не было. Ты должна это признать!

Я взглянула на родинку, пытаясь припомнить. Но кто запоминает родинки?

– Кнопик, ты ведь веришь мне, да?

Теперь позвольте поделиться с вами тем, что я не сказала. Я не решилась сказать, что это всего лишь ночной кошмар. Я не упомянула, что мама слишком много работает и переела сыра перед сном. Я не сказала ей в пятнадцатый раз, что очень хочу, чтобы она отказалась от снотворного.

Зато я сказала, что верю ей, поскольку таковы правила в нашем доме. Когда мама как-то раз возвратилась из продовольственного магазина, где подрабатывала, с куском испорченного мяса, которое не дала скормить мусорному контейнеру, я соврала, что мясо выглядит очень аппетитно. Потом я тайком выкинула его. Однажды, когда я вернулась домой со школы и обнаружила, что мама спустила все наши сбережения на пылесос за восемьсот баксов, который приобрела у торгового агента, обходившего все квартиры, я наврала, что это здорово. Затем я раздобыла его телефон и вернула наши деньги. Точно так же я наврала, что верю ее рассказам про пришельцев.

– Спасибо, Кнопик, милая девочка. – Мама крепко обняла меня. – Я знала, что ты мне поверишь.

Наверное, стоит объяснить про прозвище Кнопик. Так меня зовут дома. Вообще-то в свидетельстве о рождении значится «Благодарность Туччи», но мама зовет меня Кнопиком, с тех пор как поняла, что слегка переборщила с имечком. А друзья зовут меня Дар.

Думаю, я рассказываю вам все это, чтобы объяснить, какая она, моя мама. Когда меня спрашивают о ней, я отвечаю, что она очень красивая. Когда собеседник уточняет, а мама у меня такая же умная, как я, я повторяю, что она очень красивая.

– Милая девочка, – прошептала мама, раскачиваясь взад и вперед.

Я обняла ее со спины, и мое лицо оказалось в нескольких сантиметрах от родинки.

Есть компании, которые утверждают, что якобы у них имеются открытки на любой случай жизни. Если кто-то из их представителей читает это, то знайте, я не смогла найти открытку с надписью: «Прости, что все твои друзья позабыли тебя, после того как тебя похитили пришельцы», когда она мне понадобилась.

А бедная мамочка просто не умеет держать рот на замке.

Она разболтала о случившемся всем в магазине. В том числе и о том, как складывала белье. Особенно заострив внимание на складывании белья, как будто это действительно важная деталь. Интересно, уж не специально ли пришельцы делают такие вещи, чтобы те, кого они похищали, выглядели полными идиотами.

Меня похитили инопланетяне и заставили складывать белье.

Меня похитили, и пришельцы заставили меня чистить водосточные желоба.

Понимаете, о чем я?

Поэтому люди перестали общаться с ней. Обычно мама и другие дамы из магазина по средам ходили пить коктейли «Маргарита», которые подавали в огромных керамических сомбреро. Но тут одна за другой нашли повод не ходить, и у мамы внезапно освободилась среда. В одну из недель она послала меня шпионить, и я прокралась к мексиканскому ресторану, где они собирались, и заглянула внутрь. Разумеется, остальные дамы из магазина сидели там, напивались из сомбреро и хохотали. Могу поклясться, они смеялись над мамой.

– Они там? – спросила мама, когда я вернулась в машину с задания. – Ты их там не видела, правда?

Я резко села на свое сиденье.

– Правда.

В какую-то другую среду я заметила, что родинка изменилась. Я точно знаю, что это была среда, поскольку это был Вечер-Шоколадных-Кексов-и-Фильмов-Где-Парни-Снимают-Рубашки, который вытеснил посиделки с «Маргаритой», как только стало ясно, что ее коллеги из магазина собираются сходить к зубному или заниматься необъяснимыми срочными семейными делами каждую среду отныне и до конца света.

Разумеется, в тот момент до конца света оставалось всего несколько месяцев, но это целая тьма походов к дантисту.

Как бы то ни было.

Мы испекли шоколадные кексы. Главный герой только-только снял рубашку, чтобы поплавать. Я играла с мамиными волосами, когда увидела ее родинку. Она стала раза в два больше и была теперь странного темно-фиолетового цвета.

Я задержала дыхание.

– Когда… это произошло? – спросила я.

– Ммм?

– Когда она стала… такой?

Мама повернулась и посмотрела на меня:

– Ты о чем, Кнопик?

– О твоей родинке. Она стала больше, – объяснила я, прижимая к ней палец.

Мама вскочила с пола, лицо ее стало напряженным.

– Не трогай, – произнесла она бесцветным голосом. – Это не игрушка.

Мне стало чуть-чуть обидно.

– Я знаю, что это не игрушка. Конечно, нет. Но она огромная. Кому захочется такую гигантскую игрушку. Если только мальчики, но это меня не касается…

– Просто не трогай, – огрызнулась мама и ретировалась на кухню.

В тот момент, когда она уходила, я увидела, что родинка светится. Всего на секунду. Ярко-красным, как рождественский фонарик на елке.

– Ой! – крикнула я вслед маме. – Погоди-ка минутку.

Я побежала на кухню, где мама уже развернулась, чтобы встретить меня.

– Слушай, детка, – начала она. – Я не сумасшедшая, я просто…

– Заткнись! – перебила я. – Я должна тебе сказать…

– Не тебе меня затыкать. Сама заткнись.

– Мам…

– Мне не нравится такое поведение. Ты ведешь себя необыч… айно. Необычайно или необычно? Как правильно?

– Мам, тебе надо избавиться от этой родинки, – сказала я.

– Что? Зачем? – Мама выглядела растерянной.

– Она стала больше, чем раньше, да и цвет поменялся. А такие родинки обычно являются признаком рака.

Мама начала яростно мотать головой.

– Я не позволю какому-нибудь шарлатану разрезать меня на кусочки, – заявила она.

– Но я видела, как она светится, буквально секунду назад!

На кухне повисло тяжелое молчание. Мама смотрела на меня так, будто у меня ноги растут из головы.

– Светящиеся родинки определенно злокачественные, – добавила я. Это почти наверняка была ложь, но мне не хотелось проигрывать в споре.

Мама замялась. Затем она аккуратно дотронулась до родинки. Полагаю, ей не очень понравилось то, что она нащупала, поскольку она резко отдернула руку и опять затрясла головой, как будто в ухо попала вода. Она пыталась вытрясти из себя какую-нибудь идею.

– Я взрослая, а ты маленькая, – наконец сказала она и ушла с кухни.

Наши споры часто заканчивались именно так. Но не в этот раз.

– Мы не можем просто проигнорировать это, – произнесла я медленно елейным голосом. – Нужно быть смелой и пойти к доктору. Ты помнишь доктора Филлипса? Тебе показалось, что он страшный, но все оказалось…

– Господи, Дар, прекрати говорить со мной так, – проворчала мама, отпихивая меня в сторону. – Все само наладится.

Я фыркнула:

– Ну конечно. Как и все остальное тут? Да, все остальное как-то само собой налаживается, и тебе не приходится ни о чем беспокоиться, думать или что-то предпринимать. Но знаешь, почему сейчас иначе? Потому что в этот раз я могу все поправить!

– О, Кнопик, не надо…

– Мне нужна твоя помощь, поскольку я пока что не доктор и не могу взять родинку и изучить, пока к ней прикреплена ты, поэтому мне нужно лишь, чтоб ты сделала, как я прошу!

Мама довольно долго простояла в дверном проеме и при этом выглядела сердитой, потом грустной, затем снова сердитой.

– Поговорим утром! – сказала она и хлопнула дверью.

Правда, двери у нас дешевые и легкие, так что подходят для хлопанья, как воздушный шарик для игры в бейсбол.

– Мам… – вздохнула я. – Мам, ты…

Дверь снова открылась, и мама прошмыгнула мимо меня в другой конец коридора.

– Я знала, что это твоя комната, – пробормотала она.

Вечер-Кино-про-Парней-с-Голым-Торсом был безнадежно испорчен, поэтому мы обе рано пошли спать, но через три часа меня разбудили двенадцать стаканов воды, выпитых перед сном. Через несколько минут я уже сидела за компьютером.

Я включила компьютер, забыв, что конкретно наш из тех, что при включении издают громкий звук, словно хор произносит «А-а-ах!».

– Тсс, – цыкнула я, зажав руками колонки. – Тупой комп!

Я выглянула в коридор. Света нет, все тихо. Я устроилась в кресле, запустила браузер и вошла на один из популярных медицинских сайтов. Главная страница порадовала историей про коклюш и предложила спросить доктора, подходит ли мне «Чубусил». Затем я наконец смогла вбить мамины симптомы. Я напечатала: «родинка меняет цвет, размер». А через мгновение добавила: «светится». И нажала клавишу «ввод». Поиск выдал примерно сто сорок статей с оптимистичными названиями «У вас рак?», «Ой, нет! Рак» и «Да, у вас рак. И что теперь?».

Я разволновалась, кликнула на самую первую статью и начала читать. Может, родинки и впрямь светятся, подумала я. Но в первой статье об этом не говорилось ни слова. Как и во второй. Я прочла пять статей, прежде чем поняла, что в поиск вошли только слова «родинка», «меняет», «размер» и «цвет». И нигде не говорится про свечение родинок. Только в одной статье упоминалось о «здоровом блеске», и то там речь шла про студии загара.

Знаете, что бывает в историях, когда герой или героиня думает: «Готов(а) поспорить, я правда не видел(а) никаких призраков. Это просто простыня. В цепях. Летящая через нашу кладовую. Визжащая. Нет, это просто у меня разыгралось воображение». Вы же помните, с какой ненавистью относитесь к подобным героям? Вы ненавидите их, но при этом уверены, что вам-то хватит ума опознать привидение, когда встретитесь с ним, особенно если вы герой истории «Визжащий призрак».

Это именно та часть истории.

Проблема в том, что вы не понимаете, что попали внутрь самой истории. Вы считаете себя просто ребенком. Вы не хотите верить в родинку, или в призрака, или во что-то еще, когда приходит ваша очередь. Я решила для себя раз и навсегда, что родинка не светилась. Это была игра теней, галлюцинация, соринка в глазу или что там еще придумывают люди, когда хотят объяснить то, чего на самом деле не было. В любом случае я перестала верить, что родинка светилась. Пришлось.

Но это не важно, поскольку я все еще была убеждена, что она изменила цвет и размер, а это уже само по себе достаточно страшно. Я выключила компьютер и прокралась в коридор. Хрюня последовала за мной, урча и выписывая небольшие восьмерки у меня под ногами. Наверное, она решила, что пора на ранний завтрак, но, когда я ее не поняла, принялась мяукать.

На мгновение я подумала, что мама меня застукала, когда услышала ее голос из спальни. Я замерла. Голос продолжал звучать: слово, пауза, слово, пауза, словно бы мама играла в лото и озвучивала выигрышные номера. Меня охватило любопытство, поэтому я подкралась потихоньку к двери спальни. Она была приоткрыта, и я приставила ухо к щели.

– Трактор, – сказала мама.

Трактор? Я заглянула в комнату.

– Горилла, – продолжила она. – Апельсин… Домино… Зрение… Мышь…

Она лежала на спине и разговаривала во сне. По-английски и по-итальянски. И ей снилась странная перекличка.

Я послушала еще, ожидая, что она остановится или скажет что-то вразумительное. Я плохо знаю итальянский, но понимала, что итальянско-английский словарь не поможет мне прояснить, что же я слышу.

– Лазанья, – сказала мама.

– Спокойной ночи, – буркнула я и пошла в постель.

Утром я записала маму к дерматологу. Медсестра сказала, что номерки есть только на прием через месяц. Я вежливо нагрубила по этому поводу, и после оживленной беседы было велено прийти на следующей неделе.

Следующая неделя. Я ее как-нибудь уломаю, решила я, кладя трубку. Я тогда была несказанно рада, поскольку еще не предполагала, что мама исчезнет через четыре дня.

Давайте я перепрыгну через эти четыре дня, так как про них рассказывать особо нечего. Обеды, сон, споры с мамой, поскольку она ни в какую не соглашалась пойти к врачу, как будто бы ничего не изменится вовек.

Мы шатались по магазинам, паковали подарки, забрели в церковь, нарядили белую пластиковую елку. Если бы моя жизнь была кинофильмом, то это была бы нарезка сцен под музыку, так ленивые режиссеры обозначают течение времени. Знаете, это были бы забавные короткие клипы про нас с мамой: вот мы в магазине примеряем разные наряды и забавные шляпы, вот пытаемся приготовить гоголь-моголь, но крышка блендера отскакивает, и яичная смесь забрызгивает стены и нас, а мы смеемся.

А вот мы на Рождество колядуем возле чьего-то дома. Ой, а хозяева оказались евреями! И все это под какую-нибудь классическую рождественскую музыку. А дальше – бац! – и прошло четыре дня. Это было в канун Рождества, но я не буду заострять на этом внимания, поскольку это не рождественская история. Это история о Дне Смека.

Все случилось ночью. Я лежала в кровати, но не спала. Просто лежала и прислушивалась к шуму машин, к людям, которые слишком громко разговаривали на улице, и о чем-то размышляла. Ну, наверное, о том, что на следующий день наступит Рождество, куда ж без этого. Хотя я понимала, что мама старается не шуметь в гостиной, но совершенно очевидно, что она все еще бодрствует, набивая рождественские чулки конфетами, компакт-дисками и всякими безделушками или заворачивая подарок. Через какое-то время шум стих, а я заснула, но вскоре проснулась, испугавшись ужасного грохота.

Грохот шел откуда-то сверху, с крыши. Да, признаю, на миг я подумала, что это Санта-Клаус. Я уже пребывала в рождественском настроении в тот момент, поэтому, спотыкаясь, бросилась к окну, чтобы посмотреть, что происходит.

С первого взгляда я увидела вот что: огромный пожарный рукав, похожий на шланг пылесоса, спускается с крыши и растворяется в темноте. Я посмотрела наверх, чтобы понять, к чему он прикреплен, но увидела только какую-то темную махину высоко в небе. Тут взвыли все автомобильные сигнализации в районе и залаяли все собаки.

Я услышала, как мама кричит из гостиной:

– Канноли!

А потом:

– Наушники!

Я побежала в коридор и остановилась в дверях.

– Венчик!

Мама заснула прямо за набиванием чулок подарками. И она, должно быть, и правда крепко спала, поскольку сидела, запихнув руку в чулок чуть ли не по локоть. Она расположилась на полу, прислонившись к дивану, а конфеты и ленты валялись вокруг.

– Шахматная доска!

Правда, теперь она не произносила слова нараспев, как раньше. Она выкрикивала их с красным лицом, а глаза были крепко закрыты.

– Граната!

Я с гулко колотившимся сердцем подползла к ней и рассмотрела родинку. Она мигала, совершенно явственно, переливаясь разными цветами – фиолетовым, красным, зеленым, снова и снова.

– Мам?

– Печенье! – ответила она.

– Мам, проснись!

– Объявлять!

Я взяла ее за ту руку, на которой не было чулка, и потрясла, но мама так и не открыла глаза.

– Мама! – закричала я.

– Мама! – закричала мама, но я думаю, это было просто совпадение.

Я правда не помню, что она еще выкрикивала. Не знала, что однажды меня попросят это записать. Наверное, какие-то существительные и глаголы. Определенно звучало имя президента, но не помню, какого именно, и марка ее любимого шампуня. Но я помню точно последнее слово. Я помню последнее слово, которое она произнесла.

– Зебра!

А потом все закончилось. Слова перестали слетать с ее губ. Глаза ее не открылись, но минуту мама сидела тихо. Я снова потрясла ее:

– Мам… мам…

Она встала, да так быстро, что потащила меня за собой. Родинка стала однотонно-фиолетовой и перестала переливаться. Просто яркое пятно. Но с тех пор я возненавидела фиолетовый до конца своих дней.

Я разжала руки, и мама прошла через кухню к черному входу. Я решила, что она сейчас врежется в дверь, но мама спокойно сняла цепочку, открыла засов и вышла на пожарную лестницу. Я пошла за ней, жалея, что не успела обуться. На улице было морозно.

– Ку-у-да мы идем? – спросила я, спускаясь по лестнице следом за мамой.

Оказавшись на улице, я смотрела под ноги, аккуратно обходя осколки стекла и мусор. Мама так и не ответила, но ее фиолетовая родинка зловеще поглядывала на меня.

Не знаю, когда я впервые ощутила жужжание. Мне кажется, я его слышала уже некоторое время, еще до пробуждения, хотя это был звук из разряда тех, что может звучать на заднем плане, фоном, не раздражая, типа пения цикад летом. Но теперь это жужжание стало громче. Я инстинктивно поняла, что мы движемся в направлении источника звука.

– Ма-ам, пора домой. Сегодня же Ро-о-ждество, – процедила я сквозь зубы, сжимая их, чтобы не стучали. – Если пойдешь со мной, то я приготовлю тебе гоголь-моголь. Какой-нибудь необычный гоголь-моголь. С ромом. Или… водкой. С любым напитком, где на бутылке нарисован пират.

Мы шли к кладбищу Оак-Хилл. Это хорошее кладбище с высокими каменными стенами и массивными склепами. А еще с обелисками и статуями плачущих ангелов. В обычном состоянии мама туда ни ногой.

И тогда я наконец увидела ЭТО. Оно было огромное – это раз. Больше, чем вы могли бы ожидать, и даже еще больше. Оно плыло по воздуху медленно, словно пузырь. Но только пузырь с щупальцами. Снежок размером с половину футбольного поля, у которого из брюха торчат пожарные рукава. Внезапно оно стало светиться. Нет, не мигать, как самолеты. Создавалось впечатление, будто шар заполнен светящимся газом, бледно-желтым и бледно-зеленым. И фиолетовым. А внутри шара были шары поменьше, а еще какие-то платформы и конструкции, а там… двигались крошечные фигурки. Но нет! Не работает. В моем описании корабль кажется значительно меньше, чем на самом деле, а это грех.

Это было ужасно. И неправильно. При одном только взгляде на эту штуковину возникало ощущение будущего поражения. Это был огромный летающий чудовищный конец света.

Несколько следующих дней все казалось мне неправильным. Я не причесывалась и не чистила зубы. Я так и не открыла рождественские подарки. К чему утруждать себя? Теперь здесь пришельцы. Я не слушала музыку. От музыки хотелось плакать. Музыка была слишком прекрасна. Я говорю не только о Бетховене и компании. Я рыдала, даже слушая старые альбомы «Эн Синк». Я рыдала, услышав песенку, которая играла в фургоне с мороженым. Я не могла смеяться, и чужой смех меня злил. Это эгоистично и ненормально, так же как сжигать деньги, к примеру. Но я опережаю саму себя.

Корабль приземлился. У него не было никаких шасси. Просто шесть шлангов вытянулись, словно ноги, удерживая вес корабля. А потом он… пошел. Иначе мне это не описать. Вся эта громадина двигалась на нас на гибких ногах, словно жук. Я покрутила головой, ища помощи, но больше на улице никого не было.

– Мам! Просыпайся! Просыпайся! – заверещала я.

Она стояла, не двигаясь, и я подбежала и схватила ее за ногу.

– Мам! Я люблю тебя! Прости! Пойдем домой!

Корабль задрал ногу, и она поползла в нашу сторону, словно гигантский червь. Когда она приблизилась… я отпустила. Я отпустила свою маму. Отпустила и спряталась за склеп. Потому что испугалась. И я знаю, что заслуживаю того, что вы обо мне подумали из-за этого.

Шланг наделся маме на голову и проглотил ее до талии. Она не двигалась и не издавала ни звука. На ее руку все еще был натянут рождественский чулок для подарков. Затем раздался звук типа «у-умп», и мама поднялась в воздух, она парила, и ее всасывал в себя этот огромный жужжащий шар.

Не знаю, смогу ли я описать все, что было дальше. Звучит так, как будто я пытаюсь придать ситуации излишний драматизм, но это не так. Не так для всех остальных. Вы падаете, потому что у вас подкашиваются ноги. Причем падаете не на колени, а на задницу, прямо на кочку плотоядных росянок, как обладатель титула Идиот года. Вы зовете маму, поскольку правда думаете, что это ее вернет. А когда не помогает, то кожа словно бы натягивается, как барабан, а легкие будто наполняются ватой, и вы уже не можете позвать маму, даже если бы захотели. Вы не можете подняться, вы не можете придумать четкий план, поскольку хочется только взорваться, словно фейерверк, и умереть. Это единственное, что можно сделать.

Вот и все. Вообще-то нет, но это все, что я собираюсь вам рассказать. Меня просили написать о том, что было до нашествия, и вот мой ответ, хотя это вообще-то личный вопрос и, возможно, его не стоило задавать. Но это все.

В любом случае.

Простите, парой абзацев выше я написала слово «задница». Простите за грубость.

Я просидела какое-то время на том кладбище. Не помню, как встала и как шла домой, но я оказалась дома. Сделала себе сэндвич, села в кресло. Я знала, что это возможно. Время от времени я понимала, что грудная клетка пуста, а в голове шумит, и я начинала хватать ртом воздух, словно умирающая рыба, пока не наполняла легкие снова. Потом я смотрела в одну точку и ни о чем не думала. Ни о чем. Это наскучило. Я услышала, как урчит в животе, и задумалась: а был ли сэндвич? Поэтому вернулась на кухню и обнаружила, что сэндвич все также лежит на кухонном столе, а четко по центру, словно подающий в бейсболе, сидит таракан.

В тот момент у меня наконец начал оформляться план. Думаю, есть какая-то зона мозга, наверное, где-то в затылочной части, которая не перестает верить в чудеса. Именно эта зона внушала пещерным людям веру в то, что если рисовать лосей на камне, то на следующий день охота будет удачной. И эта зона все еще фурычит и у современных людей, из-за нее вы думаете, что существуют счастливые носки, или что, вписав в лотерейный билет дни рождения детей, можно сорвать куш. А мне из-за нее казалось, что я могу остановить время на кладбище просто по мановению руки или вернуть маму, окликнув ее. Сейчас эта зона активно работала, снова и снова обдумывая, как бы вернуться назад во времени и что тогда делать.

Космические корабли, кстати, нельзя долго держать в секрете. Их демонстрировали по всем телеканалам, кроме пятьдесят шестого, где все еще крутили старый комедийный сериал. Показывали новости о кораблях, истории о том, как люди реагируют на их появление. Некоторые были счастливы, и меня от этого тошнило. Народ стрелял из ружей в воздух от радости. Большинство паниковали. Кто-то занимался мародерством, думаю, они решили, что после нашествия инопланетян им срочно понадобятся DVD-проигрыватели. Полагаю, тогда еще никто не понимал, что появление бувов не сулит ничего хорошего, поскольку их мам не засасывали через шланги. Я могла бы пойти и рассказать им, но совсем разболелась. Похоже, все-таки нельзя гулять по кладбищу декабрьской ночью без ботинок и пальто, без того, чтобы провести несколько следующих дней в поту и ознобе, скрючившись над унитазом. Я пыталась позвонить в службу спасения, в ФБР, в Белый дом и хоть кому-то рассказать о маме, но телефонные линии были перегружены. Думаю, слишком много народу звонили друзьям и родственникам, чтобы спросить: