Текст книги "Губернатор"
Автор книги: Адам Пшехшта
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
– Конечно, – сухо ответил Рудницкий.
– Тогда можем ехать на вокзал?
– У нас еще есть немного времени, и я хотел бы на минутку заехать в отель.
– Как пожелаете, – пожал плечами Шлятсе.
* * *
Рудницкий огляделся: в холле собрались все жители отеля, включая и немецких офицеров. Ничего удивительного, коль владелец предложил бесплатную выпивку…
– Господа, – начал без вступления Рудницкий, – сегодня мы встречаемся с вами в последний раз. С завтрашнего дня отель временно переходит под управление немецких властей. Поэтому я считаю своим долгом предупредить, что не могу вам гарантировать надлежащего комфорта в мое отсутствие. Посему рекомендую оставить «Пристанище». Как владелец я прошу прощения за эти неудобства и в качестве компенсации освобождаю всех от оплаты, независимо от времени, когда вы тут поселились. Надеюсь иметь удовольствие видеть вас в своем отеле в будущем, – закончил он с легким поклоном.
Как он и надеялся, его речь вызвала беспокойство даже у немецких чиновников.
– Что означает эта странная оговорка насчет комфорта? – процедил сквозь зубы полковник фон Трош.
Солидный мужчина с крестом Pour le Mérite[3]3
Pour le Mérite (фр. «За заслуги») – военная награда Пруссии до конца Первой мировой войны. Изначально им награждались как за военные, так и за гражданские заслуги. Неофициальное название «Голубой Макс».
[Закрыть] на мундире и моноклем в глазу выглядел как архетип прусского офицера-аристократа.
– Безопасность такого объекта требует знаний, – холодно объяснил Рудницкий. – Специальных знаний. А из того, что мне известно, на должность временного управляющего будет назначен капитан Хоффман.
Немец скривился, словно съел лимон, да и остальные офицеры явно были не в восторге: об открытой критике не было и речи из-за кастовой солидарности, но все уже успели познакомиться с Хоффманом и знали, что собой представляет питомец Людендорфа.
– Кто-то меня вспоминал?
Капитану Грегору Хоффману было не больше двадцати пяти. Его образ жизни привел к тому, что он напоминал плохого актера, играющего роль немецкого офицера. Впечатление усугубляли незастегнутый мундир, отсутствие каких-либо наград на груди и круглые розовые щечки, лишенные каких-либо шрамов.
Фон Трош смерил его презрительным взглядом, после чего снова обратился к Рудницкому:
– Насколько сильный дискомфорт вы имели в виду?
– Ничего, что угрожало бы вашей жизни или здоровью, – сразу же заверил алхимик. – И не сразу. К сожалению, магическая защита, охраняющая отель, требует постоянной корректировки. – Он беспомощно развел руками.
– А вы не могли бы…
– Мне жаль, я должен уехать в Петербург, – перебил его Рудницкий. – Через час отъезжает мой поезд.
– В Петербург?! Это измена! Арестуйте его именем императора! – завопил Хоффман, нервно теребя кобуру.
Фон Трош схватил его железной хваткой за запястье, заставляя отпустить рукоять пистолета.
– Молчи, засранец, и не перебивай старших! – рявкнул он.
Несколько офицеров незаметно приблизились к скандальному молодому человеку.
Рудницкий рассмеялся помимо воли: окруженный штабными офицерами, Хоффман выглядел как поросенок, неожиданно столкнувшийся со стаей седых, покрытых шрамами и смертельно опасных волков.
– Я сказал что-то забавное? – спросил ласковым тоном полковник.
– Простите, – сказал алхимик, вытирая слезы. – Не вы… Простите, это нервы.
– В таком случае в чем дело?
– Поросенок и волки, – простонал Рудницкий, указывая на Хоффмана.
Какое-то мгновение фон Трош выглядел растерянным, но тут в его глазах появился блеск понимания, и после короткой героической битвы он взорвался неудержимым смехом. Ему вторили остальные офицеры.
– Это недопустимо! Я… требую сатисфакции! – прозвучал писклявый голос Хоффмана.
Рудницкий поднял руку, к его удивлению, смех оборвался мгновенно.
– Если кто-то чувствует себя оскорбленным моим поведением, я уделю ему внимание после возвращения, – заявил алхимик, кидая на стол визитную карточку.
– А удовлетворите наше любопытство, с какой целью вы едете в Петербург?
В голосе фон Троша не было агрессии или настойчивости, и руки полковник держал за спиной, но алхимик вдруг почувствовал, как у него пересохло во рту.
– Думаю, это лучше объяснит мой попутчик, – буркнул он.
Шлятсе подошел к офицеру и подал ему документ с четко видимой печатью черного императорского орла.
– По приказу Его Величества! – коротко сказал он.
На лице фон Троша появилось изумление, полковник еще раз изучил документ, после чего вернул его и с уважением поклонился.
– Я удовлетворил ваше любопытство? – спросил Шлятсе.
– Абсолютно, граф! – ответил офицер. – Желаю вам удачи!
– Некоторым она очень понадобится! – заявил Хоффман, уже взяв себя в руки.
Молодой человек взял визитку алхимика и сжал пальцами, намереваясь смять. Неожиданно он побледнел. Казалось, что его глаза сейчас вылезут из орбит, и он рухнул на пол, как мешок с цементом.
– И как мы можем выиграть войну с такими солдатами? – вздохнул полковник. – Поднимите его! Нужно как-то привести в чувство защитника Vaterland[4]4
Vaterland (нем.) – Отечество.
[Закрыть], за отелем я видел противопожарный бассейн…
Шлятсе молча показал на часы, поэтому Рудницкий нехотя направился к выходу. Нужно было смириться с мыслью, что отель больше ему не принадлежит. Несмотря на обещания Безелера, он понимал, что вернет отель, только если немцы будут удовлетворены результатами его миссии.
* * *
Колеса поезда стучали в монотонном ритме, и хотя вагон был роскошно обустроен, Рудницкий не мог заснуть или впасть в обычное для путешествий оцепенение. Возможно, это было вызвано звуками солдатской суеты и эхом тихих разговоров: за дверями купе находились офицеры императорской гвардии. Все высокие, вооруженные до зубов, с бросающимся в глаза боевым опытом. По всей видимости, их обязанностью была охрана Олафа Рудницкого. Только от кого его должны были охранять гвардейцы кайзера? Не от россиян, это точно.
Алхимик перевернулся на другой бок, через минуту зажег лампу над кроватью и осторожно потянулся к чемодану. Может, чтение позволит ему отвлечься? В дорогу он взял с собой роман Анджея Струга, что в последнее время рекламировался в варшавских литературных журналах.
– Не можете заснуть? – отозвался Шлятсе.
– Не могу, – признался Рудницкий.
– Ну тогда можем поговорить. Что было на той визитной карточке? Отрава?
– Ну что вы! Ничего такого!
– Но почему Хоффман упал в обморок, словно нервная институтка?
Алхимик попытался рассмотреть лицо собеседника, но Шлятсе держался за границей света. И странно, в его голосе не было осуждения, только холодное любопытство.
– Можете сами проверить, – предложил Рудницкий, доставая визитку.
Шлятсе включил свою лампу и осторожно взял визитку. На его лбу выступил пот, но он отвел взгляд только через минуту.
– Прекрасно! И где были мои мозги! Я должен был сразу же понять, что вы не обычный алхимик. Ведь их в России хватает. О чем говорит этот термин? Что такое адепт? Сколько таких же, как вы?
Вопросы сыпались со скоростью пулеметной очереди, и было заметно, что Шлятсе действительно потрясен.
– Ответ за ответ, – ответил Рудницкий.
– Слушаю?
– Зачем эти меры безопасности, если я в милости у кайзера и царя?
Шлятсе сжал губы, его правая рука исчезла за кругом света, когда мужчина сунул ее под подушку. Алхимик мог поклясться, что агент держит там оружие. Этот нервный жест совершенно не соответствовал мнению, что сложилось у Рудницкого о немцах.
– Ну?
– Все не так просто. Помимо стран, участвующих в конфликте, есть еще много других, мелких игроков.
– Может, обойдемся без шахматных аналогий? – попросил Рудницкий.
– Ведь это так точно описывает ситуацию, – запротестовал Шлятсе. – Все думали, что война продлится в наихудшем варианте несколько месяцев, а прошло уже два года, и победа по-прежнему остается недосягаемой ни для одной из сторон. В этой ситуации активизировались разные группы, которые часто оставались на обочине политики и без какой-либо поддержки в обществе. Теперь у них есть аргумент, который умножит их сторонников: немедленное прекращение военных действий. И наконец, они обвиняют в существующей ситуации нынешние правительства и правителей. И эти обвинения находят все больший отклик…
– И не без причин, – заметил Рудницкий.
Немец на этот аргумент махнул рукой.
– Не притворяйтесь ребенком! – буркнул он. – Все дело исключительно во власти. Только, в отличие от нынешних политиков, они не будут заморачиваться принципами морали, права или хотя бы обычной порядочности. Можете мне поверить, это совершенно другой уровень.
– И что в связи с этим?
– Часть из них считают, что достаточно будет подождать, и растущее недовольство, вызванное неопределенностью на фронтах и ухудшением условий жизни, приведет к тому, что люди будут поддерживать тех, кто обещает окончание кровавой авантюры. А они, конечно же, пообещают все, чтобы дорваться до власти. К сожалению, у других есть мнение, что можно ускорить изменения.
– Кровавую авантюру? – повторил удивленно алхимик. – Я думал, что вы как представитель кайзера…
– …буду менее критичен к тому, что делается? – закончил с иронией Шлятсе. – Я не идиот, герр Рудницкий! И поверьте мне, никто не хочет такого массового истребления. Реальность переросла нас. Обе стороны, – заявил он.
– Ну хорошо, а что с этими «нетерпеливыми»?
– Еще пару лет назад у нас был шанс, но сейчас, со всей этой магией, алхимией и первичной материей…
– То есть вы боитесь нападения?
– Что-то в этом роде, – неохотно ответил немец. – И хватит об этом! Я не имею права давать вам такую информацию.
Рудницкий кивнул и сел удобней на кровати.
– Теперь моя очередь, – напомнил Шлятсе.
– Слушаю.
– Кто такой адепт?
– Это тот, кто узнал магический символ, соответствующий ему звук и может им воспользоваться, – пояснил алхимик.
– Такая информация находится в библиотеках?
– Да.
– Можно узнать несколько символов? То есть узнать и выжить?
– Я слышал про такие случаи, – неохотно признался Рудницкий.
– Сколько вы знаете символов?
– Я вам не скажу.
Шлятсе уставился на алхимика, и Рудницкий понял, что предыдущие вопросы были только прелюдией, возможно, тестом на правдивость. Тот вопрос, на который он хотел получить ответ, прозвучал только что.
– А те существа из анклава? С ними действительно можно договориться? Или контролировать их? Во время российской оккупации в Варшаве произошел такой инцидент…
– И да, и нет. Правда, существуют определенные магические процедуры, но их эффект напоминает попытку удержать тигра, когда на глазах рвется веревка.
– А гомункулусы? Действительно ли…
Алхимик прервал немца движением руки.
– Мне кажется, что мы уже квиты, – спокойно сказал он.
Шлятсе стиснул зубы, но через мгновение неохотно кивнул.
– Ладно, – сказал он. – Тем не менее вы же понимаете, что мы будем признательны за вашу помощь? Любым способом. Не только материальным. Также и обеспечением безопасности. Поскольку рано или поздно кому-то придет в голову идея воспользоваться вашими знаниями против вашей воли…
Рудницкий почувствовал, как по позвоночнику ползут мурашки, но сразу же после этого его охватил непреодолимый гнев, перехватывающий дыхание.
– Ничего нового, – процедил он, пытаясь взять себя в руки. – Еще во времена, когда Варшава была оккупирована россиянами, несколько человек хотели заставить меня и даже убить. Только знаете что, господин Шлятсе, или как вас там? Все, кто что-то такое пробовал, поняли, что это очень плохая идея. Но было поздно. Для большинства из них это оказалось последней ошибкой.
Рудницкий боялся, что его голос дрогнет, ведь он разговаривал с представителем кайзера, однако, напротив, в нем слышалась угроза, подкрепленная странным, подавляющим волю тоном. Таким, словно каждая произнесенная фраза несла в себе эхо познанных в библиотеке слов силы.
– Я… Перестаньте. Я понял. Прошу…
Алхимик от удивления заморгал. Шлятсе закрыл лицо трясущимися руками, его кожа стала белой, а на лбу и висках пульсировали синие вены. Нельзя так хорошо притворяться: немец действительно был на грани потери сознания.
– Извините, – буркнул Рудницкий. – Больше не буду. Давайте спать.
Немец послушно выполнил распоряжение, и алхимик погасил свет. Он тоже не очень хорошо себя чувствовал: сердце колотилось в груди, как после бега, шум в ушах почти заглушал грохот поезда. Он заснул сразу же, как только голова коснулась подушки.
* * *
Обмен произошел в Двинске, бывшем Динабурге. Шлятсе попрощался с Рудницким и с видимым облегчением передал его под опеку россиян. Не вызывало сомнений, что немец пришел в себя и вряд ли простит алхимику последний разговор. «Еще один враг, словно других мало было. Ты прирожденный дипломат, Олаф Арнольдович», – невесело подумал алхимик.
Его сопроводили к другому, на первый взгляд менее роскошному поезду. К счастью, почти сразу среди российских солдат он заметил знакомое лицо. Матушкин не изменился, только на погонах офицера появились звездочки подполковника, а усталость в глазах свидетельствовала, что последний год был нелегким.
Они поприветствовали друг друга сердечным рукопожатием, после чего Матушкин проводил его к удобному, хотя и без лишней роскоши, штабному вагону.
– Чем богаты, – пригласил он к накрытому столу.
– Как дела? – спросил алхимик, угощаясь ветчиной.
– Все здоровы, – заверил Матушкин. – Сашка был отозван с фронта и назначен в штаб генерала Алексеева. Неделю назад виделся с Батуриным, он уже полковник.
– А как Мария Павловна?
– Насколько мне известно, все в порядке, но, вы же понимаете, это не мой уровень. Я слышал, что княгиня блистает в Петербурге.
– Я вижу, шрам почти исчез.
– Да, благодаря вашим лекарствам, – с благодарностью ответил офицер.
Рудницкий отмахнулся от благодарности и не прокомментировал то, что Матушкин, вспоминая Самарина, использовал его имя, а не титул или звание. Совместная служба сближала людей, а быстрое продвижение Матушкина – год назад он был еще капитаном – свидетельствовало о том, что он не прозябал в пыли.
– Что с цесаревичем? Зачем меня вызвали?
– Я не знаю деталей, но с ним не очень. Лекарства, что вы оставили, не действуют, что удивительно, поскольку раньше они отлично ликвидировали все последствия гемофилии. Наследника трона постоянно мучают кровоизлияния в мышцы и суставы.
– Как часто?
– Раз-два в неделю.
Рудницкий прикусил губу. Такие приступы случались и раньше, но не с такой частотой, а он оставил цесаревича в добром здравии. На весь тысяча девятьсот пятнадцатый год. У Алексея только один раз было сильное кровотечение. Что-то должно было случиться, но что? И конечно же речь шла не о нерадивости, мальчик был не только любимцем семьи, но и наследником престола. Нестыковка.
– Увидите все на месте, – сказал Матушкин, словно отвечая на мысли алхимика. – Тут мы ничего не придумаем.
– А этот шарлатан, как его там? Распутин? Он же раньше сдерживал атаки у цесаревича?
– Это правда, однако несколько месяцев он может только облегчить его боль. Мальчик сильно мучается, – тихо добавил офицер.
– Но что случилось? – взорвался Рудницкий. – Почти год я получал информацию, что наследнику престола лучше. Царь просил меня прислать еще лекарств, хотя тех, что он получил раньше, хватило бы еще на несколько лет.
– Я без понятия. – Матушкин беспомощно развел руками. – Знаю, что приглашали врачей со всего мира, двое приехали даже из Америки. То есть Соединенных Штатов. И ничего. Ничего не смогли. Ни они, ни всякого рода юродивые. Возможно, вы – последняя надежда монархии, Олаф Арнольдович, – сказал он со смертельной серьезностью в голосе.
– Юродивые? Вы имеете в виду этих сумасшедших?
– Царская семья очень… религиозная. Такие люди и раньше гостили при дворе. К сожалению, так или иначе, молитвы не помогли.
Алхимик силой воли удержался от продолжения этой темы разговора. Матушкин точно бы плохо воспринял критику царя.
– А как ситуация при дворе?
– Без понятия, я не бываю там, слишком высокие пороги.
– Я спрашиваю о настроении всей этой аристократии. Чего мне ожидать? Вы же помните, как они восприняли мой последний визит?
– А, вы об этом…
– Да, ну так что? Я хотел бы знать, мне стоит ходить под стеночкой?
– Мне трудно что-либо вам гарантировать, тем более это не моя сфера, однако из того, что говорил Сашка, следует, что ваша ситуация не наихудшая. Даже самые ярые фанатики подождут результатов лечения, поскольку цесаревич – единственная гарантия целостности монархии. Конечно, они вас не полюбят, даже если вы добьетесь успеха, но воздержатся от враждебных действий. Либералы и часть умеренных будут на вашей стороне, поскольку вы еще раньше унизили Распутина. А это самый ненавистный человек при дворе. Если вы поможете наследнику престола, то станете для них кумиром и не устоите от выражения их благодарности.
– Вы имеете в виду финансовое вознаграждение?
– Ну нет! Скорее табуны молодых и не очень аристократок, которые лично захотят выразить благодарность за лечение цесаревича, – пояснил Матушкин с озорным блеском в глазах. – Я бы это воспринимал как дополнительную мотивацию. В конце концов, деньги – это еще не все…
Рудницкий закатил глаза, но не прокомментировал. Похоже, Матушкин не изменился: его варшавские похождения были легендой.
– Водки? – предложил офицер.
Алхимик ошарашенно заморгал, глядя на заиндевевший графин, который ниоткуда появился на столе.
– Не стоит разговаривать с царем на пьяную голову, – сказал он осторожно.
– До Петербурга пятьсот верст, – проинформировал Матушкин. – Будем там только завтра утром. Ну так что, Олаф Арнольдович? По одной?
Рудницкий махнул рукой в знак одобрения. «Мне нужно что-то от нервов», – подумал он.
* * *
Алхимик вышел в коридор и резко открыл окно. Моросило. Влажный воздух приятно охлаждал лоб, уменьшая боль в висках. К сожалению, решение выпить водки с вернувшимся с фронта офицером было большой ошибкой. К тому же после второго, а может, и третьего графина Рудницкий дал втянуть себя в вихрь тостов, и они пили за заслуженных исторических личностей России и Польши.
Он вернулся в купе и тяжело опустился возле своей сумки с медикаментами. Он не справится, нужно использовать что-то из его средств. Рудницкий задумался, глядя на злорадно поблескивающую ампулу. «Я не могу в таком состоянии обследовать цесаревича».
Дверь скрипнула, и на пороге появился Матушкин с полной кружкой.
– Выпей, – посоветовал он, ставя ее на стол.
Алхимик стиснул зубы от злости: россиянин выглядел отдохнувшим, словно проспал всю ночь. Ну и, похоже, они уже на «ты»…
– Что там? – гаркнул он.
– Хлебный квас. Думаю, он тебе не повредит. Похоже, ты немного переборщил с водкой.
– И кто бы говорил?!
– Я не жалуюсь, – заметил офицер. – Хотя у меня есть некоторые сомнения по поводу вчерашних тостов. Никогда не был хорош в истории, но, мне кажется, у вас было не более трех королей по имени Зигмунд. А мы пили за Зигмунда Пятого…
Рудницкий застонал и помассировал виски.
– Я не помню, – пробормотал он.
Он открыл ампулу и проглотил мутную жидкость. На минуту он ощутил тошноту и дрожь.
– Что это? – поинтересовался Матушкин.
– Лекарство от похмелья.
– Шутишь?
– Похоже, что я шучу?
– Эффективное?
– Конечно, только гадкое. Ну и есть побочные эффекты.
– А именно?
– Сутки нельзя будет пить алкоголь. Ни капли.
– Иначе что будет?
– Будешь рыгать дальше, чем видишь, – нетерпеливо бросил Рудницкий. – Часами.
– Неприятно, – согласился россиянин. – Но все же…
– Что?
– У тебя еще есть этот препарат?
Алхимик потянулся к сумке и дал офицеру несколько ампул.
– Держи, – буркнул он. – На здоровье! А сейчас извини, мне надо немного собраться.
– Еще час, – заметил Матушкин. – Я приказал приготовить тебе ванну и погладить одежду. Успеем.
Рудницкий кивнул и с трудом поднялся с дивана. Головная боль немного отпустила, но он все еще ощущал слабость, как после долгой болезни.
– Спасибо, – сказал он. – Горячая ванна должна поставить меня на ноги.
– Только не пытайся сам бриться, – предупредил россиянин. – Это сделает мой ординарец. Раньше, в мирное время, он был парикмахером, – пояснил он. – Наше вам почтение с кисточкой, с пальцем девять, с огурцом пятнадцать, – нараспев произнес он, передразнивая уличных цирюльников.
Алхимик рассмеялся, голова все еще болела, но он отправился в купальный вагон.
* * *
Варшавский вокзал не слишком изменился после последнего приезда Рудницкого, за исключением трамвайной линии, и на перроне вместо хорошо одетых пассажиров были раненые и отдыхающие солдаты. Все-таки война. В прошлом большинство вагонов на линии Варшава – Петербург были предназначены для пассажиров, путешествующих первым классом.
Алхимик нервно огляделся и еще раз проверил табличку с номером перрона. Вроде бы все в порядке, однако нигде не было видно офицера, который должен сопровождать его в Царское Село. А тем временем поезд с Матушкиным и его временный эскорт исчезли в синих далях.
Рудницкий подошел к ближайшей лавочке и поставил на нее багаж, но сам не садился, помня науку Анквича. Намного легче внезапно атаковать сидящего, чем стоящего противника. Только где эта охрана? Неужели россияне проигнорировали угрозу? А может, кто-то специально отозвал эскорт, чтобы ликвидировать «польского аптекаря»?
Он еще раз осмотрел окрестности. Теоретически вокзал был не лучшим местом для нападения: слишком много солдат и патрулей. Но на практике? Кто знает? Наверное, лучше всего сообщить начальнику вокзала или другому начальнику.
Рудницкий кивнул мужчине в одежде железнодорожника, но до того как тот отреагировал, алхимика окружили солдаты со знаками Собственного Его Императорского Величества Конвоя на мундирах. Наконец-то.
– Что вас задержало? – гневно спросил Рудницкий. – Я торчу тут уже десять минут!
– И я рад тебя видеть, – ответил мужчина в генеральском мундире.
Александр Борисович Самарин не выглядел удивленным реакцией алхимика, в его поведении не было раскаяния за опоздание. И все же опоздание Его превосходительства подвергало опасности человека, которого вызвали для лечения наследника престола. Что-то тут не клеилось.
– Сашка! Ты использовал меня как приманку, змей!
– Именно это я себе и позволил, – признался офицер. – К сожалению, этого требует ситуация, – быстро добавил он. – Но, поверь, у меня все было под контролем. Ну что, может, поздороваемся?
Рудницкий протянул руку, однако Самарин проигнорировал этот жест и сжал поляка в медвежьих объятиях.
– Не знаю почему, но мне тебя не хватало, – сказал он. – Как там наша… кузина? Сегодня у меня нет времени, но завтра или послезавтра ты обязательно должен навестить Марию Павловну.
– С Анастасией все хорошо. Что с цесаревичем?
– Расскажу по дороге. А сейчас идем, надо спешить! Автомобиль ждет.
Солдаты Конвоя с небрежным профессионализмом взяли в кольцо алхимика и повели к выходу.
Рудницкий нервно сглотнул и крепче сжал сумку с медикаментами. Решающая партия только начиналась; если он не сможет помочь больному гемофилией мальчику, ситуация может усложниться. Сильно усложниться…