Текст книги "Скажите «чи-и-из!»: Как живут современные американцы"
Автор книги: Ада Баскина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Брак
Американская студентка приходит ко мне в кабинет и, пока мы беседуем, несколько раз внимательно оглядывает мой стол. Прощаясь, она уверенно замечает:
– А семьи у вас нет, ведь правда?
– Как это нет? Есть семья. Целых четыре человека, – удивляюсь я.
– А где же фотографии?
Это одна из самых типичных привычек американцев: хранить хотя бы один, а то и несколько семейных снимков на рабочем месте, будь то стол президента или кабина водителя автобуса. Привычка ставить фотографии близких на самое видное место как бы иллюстрирует вывод, дружно сделанный социологами: семья для американца – высшая ценность.
Высшая ценность
Однажды газета «Комсомольская правда» напечатала интервью с режиссером Стивеном Спилбергом.
– Что для вас важнее – работа или семья? – был последний вопрос.
– Конечно, семья! – ответил режиссер.
Когда я рассказала об этом в одном американском доме, хозяева, тонко улыбнувшись, спросили: уверена ли я, что Спилберг был искренен. «А вот это, – ответила я, – большого значения не имеет». Пусть он просто хотел подыграть менталитету своих соотечественников. Тут ведь как раз и важно, каков этот менталитет. Американский – предполагает, что прилично, правильно сказать: «Семья важнее всего». Представление это не просто широко распространено в обществе, оно еще и целеустремленно воспитывается. На идее доброй семьи строится реклама. Ей посвящают свои шоу все телеведущие. Есть и специальные программы, которые ведут супруги. Проблемы семьи в центре сериалов и мыльных опер. О семье как о величайшей ценности говорится и в детских шоу. Например, в программе «Барни говорит» – для малышей.
Обаятельнейший Барни, огромная кукла-динозавр, и его друзья, живые дети, разыгрывая каждый день новые сюжеты, не забывают напомнить: самое большое счастье – хорошая семья. Белокурая Кэтти, пятилетняя любимица своих сверстников-телезрителей, грустно вздыхает:
– Барни, а как быть мне? У меня семьи нет.
– Как это нет? С кем же ты живешь? – удивляется Барни.
– С мамой и бабушкой. А папы нет. Значит, нет и семьи.
– Но ведь ты их любишь?
– Да, очень.
– И они любят тебя?
– Ну, конечно.
И тут Барни делает свой главный вывод, который должны запомнить телезрители со своего самого нежного возраста:
– Если в твоем доме все любят друг друга, значит у тебя самая настоящая семья.
Заканчивается каждая передача песенкой: «Я люблю тебя, ты любишь меня. Мы счастливая семья». Ее знают и распевают все американские малыши.
– Сладкая манная каша в сахарном сиропе. Лобовая пропаганда, – поморщился один мой московский приятель, когда я ему рассказала об этом. Пусть так. Главное, что эта пропаганда доходит. Формирует общественное мнение с раннего возраста.
Несколько лет назад прошел фильм «Один дома». Первая его серия имела огромный успех в Америке. Три семьи родственников с детьми собираются на отдых к морю и случайно оставляют дома одного ребенка. Тот, однако, не пугается, приглашение переселиться к соседям отвергает, ибо считает, что должен охранять свой дом. К тому времени, как мама и папа в панике возвращаются, малыш успевает совершить множество подвигов, отбивая свой дом от злодеев. Едва родители обнялись с сыном, как в дом вваливаются все остальные родственники: они тоже решили не ехать к морю – в знак солидарности с малышом. Фильм несколько слащав, весьма условен, герои примитивны. Что же в этой нехитрой ленте могло вызвать такой бешеный успех у зрителей Америки? Мораль. Сама идея Дома, который надо беречь, и Семьи, где радость и боль одного – радость и боль всех. Это близко душе американца.
Правда, в некоторых ток-шоу, например у Джерри Спрингера, я видела неких супругов, кидающихся друг на друга, оскорбляющих, орущих. Но ни разу не наблюдала такого в реальной жизни. Как сказал один из критиков шоу Спрингера, «никогда я не видел такого хамства, даже в семьях сутулых фермеров, которых приглашает к себе на шоу Джерри».
Английские имена обычно не имеют уменьшительных суффиксов. Если, например, можно сказать: Машенька, Манечка, Машутка, Машуня, – то Мэри так и будет Мэри. Ну есть у некоторых имен так называемые ник-нэймз, короткие варианты: Чарльз – Чарли, Уильям – Билл, Кэтрин – Кэт, Ричард – почему-то Дик. Можно еще иногда прибавить суффикс «и», например Билли, Кэти. Вот и весь выбор для выражения нежных чувств. Возможно, поэтому американцы часто используют ласковые прилагательные: honey, sweaty, love (медовый, сладкий, любимый).
Слова эти так прочно вошли в семейный лексикон американца, что, наверное, уже утратили всю полноту своего первоначального чувства. И все-таки они помогают окрашивать семейную атмосферу в теплые тона.
Вообще супруги поддерживают стиль взаимного приятия, одобрения. Недовольство и раздражительность стараются внешне не выказывать. Кстати, этот стиль иногда вводил меня в заблуждение, а раз я даже попала в дурацкое положение.
В Сан-Франциско я навестила сына своей подруги из Нью-Йорка. Брайан и его жена показались мне прекрасной парой. За ужином шутили, смеялись. О чем я и поспешила отзвонить своей подруге в Нью-Йорк. Наутро Брайан предупредил, что они должны на несколько часов уйти по важному делу в суд.
– Господи, что случилось? – забеспокоилась я.
– Не беспокойтесь. Все в порядке. Мы просто идем подавать заявление о разводе.
Впрочем, мне приходилось слышать брань и крики из домов, где жили мексиканцы, итальянцы, негры. И еще в одном доме. Об этой паре инженеров, эмигрировавших в середине 1980-х, мне рассказывали еще в Москве. Пережив множество испытаний, хорошо знакомых русским эмигрантам, они в конце концов занялись успешным бизнесом, разбогатели, хорошо устроились. В Лос-Анджелесе я была приглашена в эту семью по торжественному поводу – покупки нового дома.
Случилось, что я перепутала время и приехала на час раньше. Дом был и в самом деле хорош. Большой, даже по американским масштабам. Прекрасная архитектура, огромный парк в частном владении. Еще лучше он был изнутри. Новенькая, только из магазина мебель, яркие ковры, дорогие картины.
Я хотела дать о себе знать, но тут услышала голоса из спальни на втором этаже. Еще в Москве мне говорили, что пара эта не просто удачливая в бизнесе, но и необыкновенно устойчивая.
– Сколько наших там разбежались, а эти нет. Двадцать лет живут дружно. В этом отчасти секрет их успеха, – говорила мне наша общая знакомая.
Между тем голоса становились все громче, в них все явственней слышались скандальные нотки:
– Какого черта ты смотришь этот свой… хоккей, когда через полчаса будут гости! – возмущалась она.
– Да иди ты к… матери со своими… гостями. Никакого покоя в доме, – это уже он.
– … твою мать, как же мне надоело твое хамство.
– А мне – твои… претензии.
Многоточия я предлагаю заполнить читателю. Когда стали собираться гости, я снова вошла.
По лестнице, рука в руке, спускались хозяева. Она в дорогом декольтированном платье, он в стиле casual – в джинсах, куртке, но тоже дорогих. Оба улыбались типично американскими приветливыми улыбками. Целовались и обнимались с гостями. И казались вполне счастливыми. Впрочем, я не исключаю, что так оно и было. Просто, позаимствовав многое из жизни американских супругов, не сумели (или не смогли) перенять главное – стиль их отношений.
Знакомство
Если вы не принадлежите к той категории счастливчиков, которые сделали свой матримониальный выбор еще на школьной скамье… Если вы не пошли под венец с той девочкой, с которой сидели за одной партой… Словом, если вы задумывались о семейной жизни, так сказать, с нуля, то вам хорошо известна эта проблема. Проблема знакомства. Где найти человека, в которого можно было бы влюбиться? С кем хотелось бы прожить бок о бок долго, а в идеале – всю жизнь. От которого хотелось бы иметь детей. Проблема эта остра для любого человека в современном обществе. Но в Америке она осложнена еще и некоторой спецификой.
Американцы бол2 ьшую часть жизни проводят в машине. А автомобиль, как ни странно, серьезное препятствие для знакомства. Ты в нем все время один. Нет рядом ни пассажиров метро или автобуса, ни пешеходов, с которыми можно перекинуться взглядом, ни ожидающих на остановке, где можно как бы невзначай спросить: «Который час?» Или: «Мне кажется, мы с вами где-то встречались?» Впрочем, если бы возможность видеть и встречать больше людей даже была, это мало что изменило бы. В конце концов, пересекаются же они, например, на заправочных станциях, или у банкоматов, или в кафе. Но почти никогда при этом не знакомятся. Почему?
Тут я должна сделать две важные оговорки. Первое. Я говорю о своих наблюдениях в разных штатах – и на восточном побережье, и на западном, и особенно в центральной части США. Это, на мой взгляд, и есть типичная Америка. Но вынуждена сделать исключение для таких мегаполисов, как Нью-Йорк, Вашингтон или Лос-Анджелес, где отношения раскованней и контакты, возможно, устанавливаются проще. Второе. Я имею в виду то время (конец прошлого века – начало нынешнего), когда лично наблюдала, как велико влияние феминизма на жизнь современного американского общества. При чем тут феминизм? Об этом я расскажу в отдельной главе. А здесь только об одном из его производных – sexual harassment (сексуальное домогательство).
Начало борьбы было благородным. Руководители-мужчины, принуждающие своих подчиненных другого пола к сексу в обмен на продвижение по карьерной лестнице, должны подвергаться остракизму. Должны, чего уж тут спорить. Но американцы имеют такую забавную привычку – шарахаться в сторону любого новомодного движения безо всякого удержу. Too much (чересчур), как они сами любят говорить о себе.
Вот это самое случилось и с sexual harassment. Желание давать отпор нахалу начальнику довольно скоро перешло в возмущение любым мужчиной, предлагающим интимные отношения. Что, конечно, тоже не очень здорово, если не вызывает взаимности. Но феминистки не остановились и на этом. Теперь они осуждают – не просто осуждают, но пригвождают к позорному столбу – любого, кто осмелится сделать комплимент, игриво заговорить на улице, предложить чашечку кофе незнакомой женщине.
Миша Аснин, молодой врач из Риги, человек обаятельный, с хорошей внешностью и, кстати, престижной работой, жаловался мне, что знакомство с американкой для него дело сложное.
– У нас с ними разная кодовая система, – сформулировал он проблему. – То, что в Риге для меня не составляло никакого труда – познакомиться с девушкой, которая понравилась, тут – целая история.
Среди нескольких его историй мне особенно запомнилась одна.
– Стою у бензоколонки. Заправляюсь. Подъезжает серая «хонда», точь-в-точь как моя. Из нее выходит симпатичная девчонка. Я поворачиваюсь, улыбаюсь, говорю:
– Привет.
– Привет, – отвечает. – Как вы поживаете?
– Отлично, – говорю, – у нас, между прочим, одинаковые машины.
– Точно, – улыбается она.
– Может быть, мы попробуем найти еще кое-что общее?
Растерянно молчит. Потом:
– Что вы имеете в виду? – спрашивает.
– Может, зайдем вон в то кафе, посидим, поболтаем?
– Нет, сейчас я спешу на лекцию.
– Ну, тогда встретимся вечером?
Физиономия вытягивается. Улыбки как не бывало. Сухо так:
– Нет, спасибо. Очень сожалею.
Загадка.
– Слушай, Миша, – говорю я ему. – Ну что же тут загадочного? Просто не понравился ты ей.
– Да в том-то и дело, что понравился. Это ведь не конец истории. Через месяц встречаю ее на вечеринке у приятеля. Она подсаживается, начинает болтать.
– Теперь, – говорю, – я тебе, кажется, начинаю нравиться.
– А ты мне понравился с самого начала. Только мне показалось, что ты меня домогаешься.
– Что-о-о?
– Ну, в смысле sexual harassment.
И еще, возмущается Миша, он привык не скрывать своего восхищения женской красотой. Но реакция на это его убивает:
– Посмотри, – говорит Миша приятелю так, чтобы проходящая мимо девушка это услышала, – глаза в пол-лица.
Девушка поджимает губы, а Миша (по его признанию) чувствует себя беспардонным нахалом и чуть ли не насильником.
И все-таки они, конечно, где-то знакомятся. Социология показывает, что около трети супругов встретились впервые в месте учебы (школа, колледж, университет) или работы. То, как это происходит на первом же студенческом вечере танцев (здесь он называется балом), я наблюдала несколько раз.
Вступая в танцевальный круг, ребята и девушки – кто со скрытым интересом, а кто и откровенно – присматриваются друг к другу. Здесь уже знакомиться сам бог велел – они ведь члены одного братства, студенческого. Тут определяются симпатии. Парочки удаляются в многочисленные университетские кафе или в ресторан (садятся за столик и предаются важнейшему для их будущего разговору, так сказать, ознакомительному).
Познакомиться можно и на дискотеке, и на вечеринке у друзей – обычно тех, кто побогаче и имеет возможность снимать квартиру. Оставаться с родителями в студенческие годы не принято, даже если они и живут неподалеку. Друзья охотно приглашают своих друзей, памятуя о том, что перед сверстниками стоит серьезная задача – обрести новое знакомство.
Сразу найти партнера, конечно, удается не всем. Но если пара образовалась, то теперь они будут ходить вместе в компьютерный зал, в библиотеку, в кафетерий. Вечером, возможно, в кино или на дискотеку. Ходят они рука в руку, как это делают законные супруги, и отношения их в чем-то напоминают супружеские. Не только сексом (его, кстати, может и не быть), но и постоянством. Это не значит, что сменить партнера нельзя, до свадьбы можно все. Однако сделать это уже не так просто: в глазах окружающих вы как бы законная пара. Встречаться одновременно с двумя-тремя не принято. Более того, при первом же знакомстве считается вполне нормальным спросить: Are you single? (Ты не занята?). То есть – у тебя нет постоянного партнера? Ну, тогда можно начинать любовную игру.
Определенные возможности для первой встречи предоставляют и клубы. «Страсть создания всякого рода сообществ в Америке очень сильна: ни в одной другой стране вы не найдете такого количества клубов. Они объединяют в своих рядах по меньшей мере 20 миллионов членов» (Макс Лернер). Это, я думаю, только общенациональные объединения, не считая студенческих. В каждом университете есть от двух-трех до нескольких десятков сообществ, где можно найти того, кто тебе близок по интересам и склонностям. Это важно, в первую очередь, для обретения друзей. Но также, конечно, и как возможность встретить Ее или Его.
Ну и, пожалуй, одно из самых распространенных мест знакомства – храм. Независимо от того к какой конфессии вы принадлежите, даже если вы если вы вообще человек неверующий, вы можете прийти в церковь, мечеть, синагогу, костел – просто чтобы познакомиться. Кстати, именно обстановка протестантской церкви с ее очень эмоциональной атмосферой всеобщей любви располагает к влюбленности, облегчает процесс знакомства.
Секс
Точного перевода английского слова dating на русский нет. Ближе всего к нему – «встречаться». «Они встречаются» – значит регулярно приходят на свидания. Я интересовалась, включает ли этот термин отношения сексуальные или только платонические. Потому что следующая стадия после dating’а – так называемый boy/girlfriendship. (Не уверена, что американцы употребляют такое слово, просто мне так удобнее переводить: как бы «любовные отношения».) Во всяком случае, boyfriend – это любовник, соответственно girlfriend – любовница. А вот date (есть и такое существительное) это вроде бы ухажер, что ли. Он может быть и платоническим другом, и вовсе даже не платоническим.
По данным журнала «Seventeen», 51 % американцев начинают половую жизнь в школе. Много это или мало? Школу ребята оканчивают в 17–18 лет, и, значит, половина из них – девственники. При нашем представлении об американской свободе отношений это несколько неожиданное открытие. Более того, социологи наблюдают и такую тенденцию: повышается возраст первого полового контакта – в среднем вместо 14,5 в 1960-е годы 15–15,5 лет сейчас.
К сексу у американцев отношение тоже несколько особое. Я бы сказала, чересчур деловитое и трезвое. Это отмечают многочисленные исследователи. Работавшая некоторое время в Америке Г. М. Цуккерман, московский психолог, профессор МГУ, пришла к такому неожиданному выводу: «Американская молодежь в большинстве своем асексуальна». Вот как она рассказывает о своих впечатлениях после психотренинга со студентами Иллинойского университета в Чикаго: «Группа состояла из девушек и юношей, пополам. Обычно в таких случаях возникают естественные симпатии, некий намек на слабый флирт, это помогает установить более непринужденную атмосферу.
Но здесь – ни признака какого-либо интереса, ни улыбки, ни заигрывания, ни кокетства. Люди вроде бы живые, но вроде бы и бесполые. Нет того нерва, который обычно возникает в смешанных группах и облегчает работу психолога».
А вот из моего личного опыта. Утренняя лекция в университете. Аудитория вялая, еще не очухалась ото сна. Я стараюсь ее хоть как-то расшевелить, пытаюсь шутить. Обращаюсь к студенту на первом ряду:
– Ник, ты явно сегодня не доспал. Чем, интересно, ты занимался всю ночь?
– Делал проект, – серьезно отвечает он.
– Да ладно, как говорят в России, расскажи эту сказку своей бабушке.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что в твои двадцать лет ночи можно проводить и поинтересней.
Пауза. Все такое же серьезное лицо:
– Вы имеете в виду секс? Я сегодня сексом не занимался. Я писал проект.
Я ожидаю смешков, хихиканья окружающих. Но – нет. Не только никакого смеха – даже ни одной улыбки.
Секс – это дело. Как и любое дело – это не повод для шуток. Тот, кому приходилось в европейской стране оказаться в молодежной среде, хорошо чувствует и знает эту специфическую атмосферу накала: заинтересованные взгляды, мужско-женский призыв, искры от вспыхивающих симпатий. Вот именно этого накала я здесь не ощущаю. Даже легкое кокетство считается вроде бы неприличным. Впрочем, это вовсе не значит, что секс – запретная тема. Отнюдь. О нем говорят много, подробно и трезво. Не цинично, а именно трезво, проговаривая все внятно и подробно, как в кабинете сексопатолога. Я долго не могла к этому привыкнуть.
…Лекция моя называлась «Проблемы молодой семьи», слушателями были студенты-филологи, историки и лингвисты. После окончания, как и положено, вопросы. Первые такие:
– А как часты половые контакты между молодоженами?
– По чьей инициативе возникает сексуальный акт?
– Сколько времени в среднем он длится?
– Какой процент общения составляет секс?
– Какие средства контрацепции они применяют?
– Кто чаще предохраняется – мужья или жены?
И наконец:
– На какой минуте половой акт прерывается у партнеров, если таким образом они предохраняются от беременности?
И все это без малейшего смущения, с серьезнейшими лицами. И ведь не какие-нибудь сексопатологи или вообще медики, для кого это может представлять профессиональный интерес. Нет, повторяю, просто студенты-гуманитарии.
Об этом деловитом отношении к сексуальной стороне жизни мне рассказал и один аспирант из Москвы, Антон. Я поинтересовалась, завел ли он себе здесь за два года девушку.
– Нет, – сказал он, – не получается. Понимаете, они, по-моему, не умеют влюбляться, ну, знаете, как у нас – чтобы голову потерять. Сначала выясняют все обстоятельства твоей жизни: не женат ли ты, нет ли у тебя девушки, какие у тебя материальные средства, каковы планы в отношении карьеры. А потом предлагают вступить в сексуальные отношения. Иногда назначают число, когда это произойдет. А иногда даже и дату предполагаемого окончания «эксперимента».
Возможно, мой молодой соотечественник слегка преувеличил расчетливость своих пассий. Может, они были с ним осторожнее, чем с американскими сверстниками, – кто их знает, этих иностранцев, особенно русских… И все-таки я думаю, что в принципе подмечено верно: секс и здравый смысл (чтобы не употреблять жесткое слово «расчет») у современного американца понятия сопряженные. Об этом феномене несколько устраненного, охлажденного отношения к сексу я говорила со многими американцами. И вот какая картина у меня нарисовалась.
Сексуальная революция, прошедшая в 60-70-е годы по Европе, довольно скоро перекинулась и в Америку. «Цветы жизни», хиппи, уходили из родительских домов, кочевали большими коммунами и предавались любви. Любовь предполагалась свободной, то есть без каких-либо обремененностей и обязательств. Долгая привязанность почиталась скорее за грех, чем за добродетель. Мужчина был с женщиной ровно столько, сколько это ему и ей было приятно. И – ни днем больше. Общие жены, общие дети… Хиппи, правда, считали, что это они открыли подобные принципы свободолюбия. А на самом деле нечто очень похожее происходило в России в 20-х годах прошлого века. Знаменитая «теория стакана воды», провозглашенная красавицей-революционеркой Александрой Коллонтай, проповедовала те же постулаты. Семья – это мещанство, тормозящее развитие личности. Постоянные привязанности ограничивают возможности свободной любви. Двое могут и должны быть вместе, только пока живы чувства. Соответственно любовь не должна быть более значима, чем стакан воды. Если у тебя есть жажда – выпей. А утолив, просто забудь о стакане.
В России довольно скоро стала понятна смехотворность такой «революционности» в любви, долго она не просуществовала. В Америке движение хиппи получило широчайшее распространение и, как и все здесь, too much – шарахнулось от просто свободы любви к полной вседозволенности. Частая смена партнеров, случайные контакты, групповой секс не просто разрушали нормальные человеческие отношения. Они еще и дали вспышку различных половых эпидемий. И страшнейшее из них – болезнь века СПИД.
И вот в середине 1980-х стала развиваться новая волна: как говорят американцы, «эпидемия супружеской верности».
В 1994 году чикагские ученые провели большое исследование, которое показало, как за два десятилетия изменилось отношение американцев к сексу. Национальный центр по изучению общественного мнения при Чикагском университете под руководством профессора Эдварда Лоумана провел опрос 3500 мужчин и женщин в возрасте от 18 до 59 лет и пришел к таким результатам: «Типичный американский мужчина имеет в среднем за всю свою жизнь шесть партнерш. Типичная женщина – двух партнеров. Любовников имеют только 15 % жен, а любовниц – меньше четверти мужчин. Групповой секс (характерный для коммун хиппи) или секс с незнакомым человеком характерен для ничтожного меньшинства».
А как же американские сериалы, испепеляюще-страстные американские фильмы? – воскликнет удивленный читатель. Все это ложь, – отвечу я.
Корреспондент «Литературной газеты» в Нью-Йорке Эдгар Чепоров писал в 1984 году: «Кажется, никому не сравниться с секс-символами, демонстрирующими свое превосходство с экранов и со страниц прессы. Если судить по этим источникам познания жизни, то Америка не выползает из-под одеяла». Однако Чепоров, наблюдавший жизнь американцев из Нью-Йорка, уверен, что «американцы – пуритане больше, чем хотелось бы авторам эротических фильмов и романов».
Бушуют бурные страсти, любовники сливаются в экстазе каждые четверть часа, сексуальные порывы сотрясают героев, но… героев сериалов и фильмов. Жизнь же реальная очень сильно отличается от той, что на экране. Вот ее характеристика цифрами строгого научного исследования: «Из всех опрошенных 83 % имели за прошедший год только одного партнера либо не имели такового вовсе». Или еще: «У половины американцев был один сексуальный партнер на протяжении пяти последних лет». Не общество, а институт благородных девиц!
И все эти изменения произошли тогда, когда в жизнь американцев вошла чума ХХ века – СПИД.
Уроки сексуального просвещения входят в обязательную школьную программу. О нормах и правилах интимных отношений говорят со страниц журналов и с экранов телевизоров. Сексологи и сексопатологи регулярно выступают с лекциями в различных клубах и всевозможных молодежных аудиториях. При этом, на мой взгляд, опять-таки слишком откровенно говорят о таких тонких и сложных материях, как отношения между двумя. Вот откуда эта трезвость, эта «проговариваемость до конца» глубоко интимных проблем, о которых обычно принято говорить более деликатно.
С Люси Давенпорт, председателем Женского клуба в Мичиганском университете, мы немножко поспорили на эту тему.
– Говорить о сексе надо прямо и открыто, ничего не оставляя в уме, – считает она. – Сексуальная дисгармония, случайная беременность происходят от невежества. И девушки и ребята стесняются спросить, как правильно заниматься сексом, им необходимо все разъяснять в деталях.
– Да кто же спорит, Люси, – отвечаю я. – Сексуальное просвещение нужно. Тут только одна опасность – как бы за чересчур откровенными разговорами, когда, так сказать, сбрасывается одеяло, не забыть бы его положить обратно. Ведь секс, любовь – это все-таки тайна…
– Нет, нет, – быстро перебивает она меня. – Никакой тайны тут быть не должно. Все нужно называть своими именами. Тогда и ошибок будет меньше…
– Но и открытий, вообще радости тоже убудет. Ведь так можно все заболтать, – не сдавалась я.
– Ну и что, пусть лучше будет дефицит идеального романтизма, чем беременности и венерические болезни. И не забывайте о СПИДе!
