Текст книги "Планета КИМ. Книга 1"

Автор книги: Абрам Палей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

IX. Малая планета

Если бы с потолка каюты вдруг спрыгнул профессор Сергеев и крикнул путешественникам «Добро пожаловать на Луну», то и тогда их изумление было бы, вероятно, меньше. Раз толчок – значит прилетели куда-то, очутились на какой-то планете. Но на какой? Выражение растерянности, недоумения, изумления на человеческих лицах никогда еще не было столь сильным.

– Неужели мы на Луну прилетели? – первым нарушил молчание Веткин.

– Держи карман шире, – сердито ответил Тер-Степанов, выйдя из своей кабины и держась за лоб, на котором вскочила здоровенная шишка. – До Луны лёту десять часов, а мы летели почти тридцать шесть суток.[11]11
  Тридцать шесть суток – для современный ракет – слишком малый срок. Путешествие на Марс (а Марс ближе Цереры) заняло бы, по сделанным за последнее время подсчетам, около 259 суток (Перельман, стр. 72). Но автор описывает ведь гораздо более совершенную ракету, нежели современные.


[Закрыть]

– Но, во всяком случае, это не Юпитер и не Солнце, – заметила Тамара.

– Ясно, так как мы не сгорели.

Когда несколько улеглась первая суматоха, Семен рассказал товарищам, что заметил в окно своей кабины какое-то планетное тело и моментально стал тормозить ракету. Но времени для торможения оставалось уже, конечно, очень мало.

– Удивляюсь еще, как мы не расшиблись вдребезги! – закончил он.

Сергеев тем временем пробрался к одному из окон верхней части конуса. Сделать это было теперь очень легко, надо было только пройти по стене, так как ракета лежала на боку. Вся сдержанность Петра оставила его, так исключительно было зрелище, явившееся его глазам.

Товарищи, сюда! – закричал он, размахивая руками…

Все бросились к окнам. Действительность, увиденная через окна, превосходила все, что могла бы нарисовать фантазия.

На планете был день, но абсолютно безоблачное небо было не голубым, как привыкли видеть его на Земле, а совершенно черным, таким черным, каким оно не бывает на Земле в самые темные ночи, то же черное небо, что было видно из окон ракеты во все время полета. Однако вся поверхность неведомой планеты была залита солнечным светом. Правда, свет этот был далеко не так ярок, как на Земле. Солнце, окруженное серебристой короной, видно было в одно из окон, оно казалось в семь или восемь раз меньше, чем с Земли, и несколько тусклым.

Но еще поразительнее был видимый из окон горизонт. Несмотря на ровную поверхность планеты, он был так близок, что до него можно было почти буквально «рукой подать».^{14}

Когда прошло первое возбуждение, вызванное неожиданным падением ракеты, путешественники обратили внимание на то, что сила тяжести, которой они не чувствовали, пока корабль летел в пространстве, снова вступила в свои права. Однако, насколько они могли заметить (они ведь успели отвыкнуть от нее), эта сила была значительно слабее, чем на Земле, и только потому, что они привыкли уже к полной невесомости, притяжение не показалось им ничтожно малым.

– Все-таки, где же это мы? – спросил Петров.

– Это можно сообразить, – ответил Сергеев.

– Что же ты думаешь по этому поводу? – обратился к нему Степанов.

– Очень просто. Солнце здесь кажется в семь или восемь раз меньше, чем с Земли: стало-быть, мы находимся немного менее, чем втрое, дальше от него. На таком расстоянии от Солнца не находится ни одна из больших планет, а только некоторые из астероидов.^{15}

– Это еще что за штука? – воскликнула Нюра.

– Это, – неторопливо ответил Сергеев, – малые планеты солнечной системы, большая часть которых расположена между Марсом и Юпитером.

– И много их? – удивилась Нюра.

– Да, побольше тысячи.

Нюра обиделась.

– Нашел время шутить! Тебя серьезно спрашивают, а ты дурака валяешь.

– Напрасно ты взъелась, Нюрка, – вступился Тер-Степанов. – Петя говорит сущую правду.

– И что ж, они очень малы, эти аст… астр… тьфу, чорт, и не выговоришь! Астроноиды, что ли?

– Астероиды. Привыкай, Нюрка, как звать новое отечество.

– Ладно. Много они меньше Земли?

– Сообрази-ка: общая масса всех астероидов, взятых вместе, меньше, чем масса Луны. А ведь ее диаметр почти вчетверо меньше земного. Ну-ка, Сергеев, а каковы диаметры астероидов?

– Разные: от пяти километров до семисот-восьмисот, приблизительно. Тогда как диаметр Земли – около тринадцати тысяч километров.

– Ловко! – восхитилась Нюра, поверившая, наконец, в существование астероидов. – Настоящий разновес. А планета с поперечником в пять километров – да ее в игрушечный магазин отправить!

– Ну, вы, ученые, – вмешался теперь пилот, – нашли время лекции читать! Давайте-ка лучше выясним, на какой именно из ваших многочисленных астероидов мы попали. Можно это узнать?

– Думаю, что можно, – задумчиво проговорил Сергеев. – Во всяком случае, можно хоть выделить из общей массы некоторые с большой степенью вероятия.

– Как?

– Да вот: Солнце от этой планеты приблизительно втрое дальше, чем от Земли. Сюда, например, довольно точно подходят крупнейшие из астероидов – Церера и Паллада. Их среднее расстояние от Солнца в 2,8 раза больше, чем расстояние Земли. Но у нас есть способ еще точнее выяснить, на какую планету мы попали.

– Какой способ? – спросил Тер-Степанов, внимательно слушавший Сергеева.

– Среди наших книг по астрономии есть одна, в которой приведена полная таблица диаметров астероидов, – ответил Петр.

– И, значит, если мы узнаем величину диаметра нашей планеты, то сможем узнать и ее название.

– Сказал! – крикнула Нюра, – как же ты измеришь диаметр?

Петр улыбнулся.

– Его не надо измерять, его можно вычислить. В космографии есть очень несложная формула, благодаря ей легко вычисляется длина земного диаметра. Эту формулу мы применим для вычисления диаметра нашей планеты.

– Что же это за чудесная формула? – удивилась Нюра.

– Ничего чудесного, одна ловкость рук, – пошутил Сергеев. – Но для этого нам надо узнать вышину нашего ракетного корабля. Как бы ее измерить?

– Незачем трудиться, – возразил Тер-Степанов. – Я тебе точно скажу: она равна двадцати метрам.

– Отлично! – обрадовался Петр, – теперь у нас есть все данные.

И, развернув блокнот, он набросал на чистой страничке чертеж, приведенный на стр. 71.

– Смотрите, товарищи, – сказал он, – круг – это окружность нашей планеты. О – центр окружности. Если измерить понижение горизонта, мы можем найти радиус планеты. Обозначим его через х, а высоту ракеты через h, теперь – это по твоей части, Федя! – из прямоугольного треугольника АОВ получаем:

ОВ =АО cos α или x = (x + h) cos α

– А ну, давай! – сказал Федя, – припоминаю эту штуку. – И он начертил дальше в блокноте Петра:

– Ну, вот, – заметил Петр. – Угол АОВравен углу ВАС, мы эту величину выразим через х. Теперь остается только измерить угол ВАС, т.-е. понижение горизонта.

Универсальный инструмент,^{16} разумеется, в ракете был.

– Сейчас я надену водолазный костюм и отправлюсь наружу измерить этот угол, – заявил Тер-Степанов, – с этой угломерной штукой я хорошо умею обращаться.

– А зачем водолазный костюм? – перебила Нюра.

– Потому что здесь нет воздуха, – ответил Семен.

– А почему ты знаешь, что здесь нет воздуха?

– Экая ты неугомонная, Нюрка! – рассердился Тер-Степанов, – никак не дашь сговориться!

– А ты сегодня что-то уж очень раздражителен, – укоризненно заметил Веткин.

– Почему не удовлетворить ее любознательность? Торопиться нам, право, некуда.

– Это он лоб разбил, потому и злится, – насмешливо и в то же время добродушно улыбнулась Тамара.

– Здесь нет воздуха, – продолжал Сергеев, обращаясь к Нюре. – Во-первых, посмотри, какое черное небо. На Земле же оно кажется голубым благодаря рассеянию света в атмосфере. Во-вторых, тебя ведь не удивило бы отсутствие атмосферы на Луне?

– Да, об этом я слышала, – отозвалась присмиревшая Нюра.

– Ну, вот. А почему на Луне нет воздуха? Потому что масса Луны гораздо меньше земной и не смогла так долго удерживать атмосферу. Если там и была атмосфера, то она давно рассеялась в мировом пространстве.

– Не объясняй дальше – поняла! – закричала Нюра.

– Что ты поняла, золотко мое? – весело спросила Тамара.

– Все. Ведь самый большой из астероидов во много раз меньше Луны. Верно, Сергеев?

– Верно, Нюра.

– Ну, вот, – передразнила его Нюра с лукавой улыбкой, – значит, и его сила притяжения очень мала, и он уже давно растерял свою атмосферу.^{17}

– Умница, Нюра, – Сергеев похлопал ее по плечу.

– Но скажи-ка мне такую штуку, – возразил Тер-Степанов, – я вот все об этом думаю и не могу понять. Нюра права: астероид, даже самый крупный, во столько раз меньше Земли, что его сила притяжения, по сравнению с земной, должна быть ничтожна. Следовательно, мы вовсе не должны были бы ее ощущать, как во время полета в межпланетном пространстве. А между тем, хотя она здесь значительно меньше земной, но все же очень заметна. Что бы это могло значить? Может-быть, это не астероид, а какая-либо из больших планет?^{18}

– Какая же? – Сергеев прищурил глаза под пенсне.

– Ну, Марс, Венера, Меркурий.

– Исключается.

– Почему?

– Не говоря уже о том, что на Венере, например, густая атмосфера плотнее даже земной, не говоря о том, что Меркурий так близок от Солнца, что мы не перенесли бы жары…

– Что, что, что, – передразнила Нюра, – не тяни, ученый!

– Ты отстанешь, Нюрка? – возмутился Тер-Степанов.

– Мы так никогда не договоримся. Продолжай, Сергеев.

– Ну, вот. Солнце там должно казаться больше, чем на Земле, а не меньше.

– А Марс?

– На Марсе все же должна быть атмосфера, хотя и очень разреженная.^{19} А главное, – здесь расстояние до горизонта уж больно мало.

– Да, – вспомнил Семен, – ведь я иду измерять понижение горизонта. Но только раньше надо посмотреть, не повредил ли толчок наших приборов. Осмотрели каюту и все находившиеся в ней вещи и машины. Оказалось, что все в целости. При установке машин и приборов профессор Сергеев принял во внимание возможность максимально-сильного толчка. Путешественники лишний раз убедились в предусмотрительности и точности работы великого ученого.

X. Исследование астероида

Одетый в водолазный костюм, Тер-Степанов представлял собою довольно уродливую фигуру.

Этот костюм был изобретен также профессором Сергеевым. Главным его свойством была теплонепроницаемость, так как температура на Луне (и на астероиде, конечно), благодаря отсутствию атмосферы, могла ночью падать до абсолютного нуля, днем же должна была стоять невыносимая жара. Теплонепроницаемость костюмов была достигнута тем, что материя, из которой они приготовлялись, имела зеркальные как внутреннюю, так и внешнюю поверхности, почти целиком отражавшие тепловые лучи. Поэтому тепло человеческого тела не пропускалось костюмом, и он предохранял тело от охлаждения. С другой стороны, палящие солнечные лучи почти не нагревали его.

Костюмы эти, наряду с тепловыми лучами, отражали и Милликэновы,^{20} отбрасывая их обратно в пространство. Изобретатель назвал эти костюмы термосноарадиативными. Наши путешественники, для краткости, называли их термосными, а иногда просто водолазными. Резервуар со сжатым воздухом придавал человеку, одетому в костюм, вид чрезвычайно неуклюжего чудовища. Однако, этот резервуар был весьма важной частью костюма. Благодаря сильному сжатию, он вмещал запас воздуха на 12 часов. Очень остроумный прибор разрежал воздух до нормы и подавал его в рот, а углекислота выводилась наружу, как в обычном водолазном костюме.

Тер-Степанов подошел к выходу. Для того, чтобы при открывании двери воздух, наполнявший каюту, не улетучивался (воздухом приходилось дорожить), она была снабжена герметическим аппаратом. С помощью этого приспособления дверь открывалась по принципу, несколько напоминавшему вертящиеся двери в учреждениях, то-есть так, что, впуская или выпуская человека, она ни один момент не давала помещению сообщения с внешним миром.

И вот – щелкнула дверь, и Тер-Степанов – снаружи – первый из людей, чья нога ступила на почву чуждой планеты.

В этом костюме, со всеми его приспособлениями, на Земле нельзя было бы сделать ни одного шагу без посторонней помощи. Но здесь сила тяжести была, все же, значительно меньше, и в костюме было легче двигаться, чем на Земле в обычной одежде. Тер-Степанов быстро спустился вниз, на поверхность неведомой планеты, залитую не очень ярким солнечным светом. Это была однообразная равнина, покрытая темным грунтом. Семен нагнулся и не без усилия (грунт был плотен, как-будто утрамбован) набрал полную горсть этой «земли». Его поразила ее тяжесть. Повидимому, верхний слой планеты состоял из вещества, гораздо более плотного, чем обычная земная почва. Поверхность планеты была ровная, без заметных возвышений. Зато она была усеяна воронками самых разных размеров. Нередко на дне воронки лежал камень. Камни были самых различных размеров, в зависимости от величины воронок.^{21}

Семен отошел на очень небольшое расстояние, и ракетный корабль, резко возвышавшийся на гладкой маленькой равнине, исчез за горизонтом. Он сделал несколько шагов, и корабль вновь открылся его взору. Семен быстро произвел необходимое измерение и вернулся обратно.

Едва он вошел в каюту и товарищи окружили его, готовясь засыпать вопросами, как произошло новое поразительное явление: день разом превратился в черную ночь. Этот переход был столь резок и стремителен, что все даже рты раскрыли от изумления.^{22} Веткин в неожиданно наступившей темноте налетел на лежавший теперь на полу библиотечный шкаф и по этому поводу рассердился:

– Ну, и планетка! Всё не как у людей!

– Не хочешь ли домой, душа моя? – съязвила Нюра, и ее реплика напомнила всем о том, в сущности, безвыходном положении, в котором они находились. Но теперь уже никто не предавался отчаянию: все были заняты перевариванием уймы новых впечатлений, сыпавшихся на них. Сеня Петров включил свет, и все опять окружили Сергеева, требуя объяснений по поводу столь внезапно, «не по-людски», наступившей ночи.

– Ничего нет удивительного, – заявил Сергеев, щуря под пенсне близорукие глаза.

– Как ничего?

– Как ничего?

– Как ничего?

– Не все сразу, – тем более, что вы повторяете друг друга. Ну, вот, товарищи. Сумерки, к которым мы привыкли на Земле, – не что иное, как атмосферное явление. А здесь атмосферы нет. Следовательно, ни вечерних сумерок, ни утреннего рассвета не должно быть. Только и всего.

– Ну, товарищи, теория потом, – сказал Тер-Степанов, – а сейчас мне интересно узнать результат моего хождения.

Он уже успел освободиться от неуклюжего водолазного костюма. Подставив найденное Тер-Степановым значение угла Х в свою формулу, Сергеев быстро вычислил длину радиуса планеты.

Затем он подошел к лежавшему на полу библиотечному шкафу и, хотя в нем царил сильный беспорядок, без труда нашел нужную книгу. Открыв ее и перелистав, он взглянул в таблицу и тотчас же испустил торжествующий крик:

– Планета наша определена совершенно точно! Это – Церера. ^{23}

– Ну, и фамилия, – поморщилась Нюра. – Это на каком же языке?

– На латинском, – сообщил Костров. – Церерой древние римляне называли свою богиню земледелия.

– Религия – опиум для народа, – решительно заявила Нюра. – Предлагаю переименовать нашу планету.

Все было выпучили на нее глаза, так необыкновенно было ее предложение. Но через минуту Сергеев сказал:

– А ведь Нюра права! И в этом ничего не будет обидного для памяти астронома Пиацци, который открыл эту планету: ведь право первых путешественников, попавших сюда, не меньше в этом отношении, чем право астронома, впервые увидевщего планету в телескоп. Но какое же мы дадим ей название, чтобы оно действительно имело живой смысл, а не было мертвым в роде мифологического имени?

Нюрой овладел экстаз. Она вскочила на стол и громко заговорила:

– Товарищи! Мы – первые люди, совершившие межпланетный перелет. И мы – представители молодежи той страны, которая борется за всемирный коммунизм. Предлагаю назвать эту планету – планетой Ким.

Раздались бешеные аплодисменты.

– Товарищи, – тихо сказал Сергеев. – Кто против этого предложения?

Молчание.

– Кто – за?

Все руки поднялись кверху, затем снова опустились для дружных аплодисментов.

– Итак, – резюмировал Тер-Степанов под рукоплескания и веселые восклицания товарищей, – отныне астероид Церера называется планетой Ким!

XI. Одиннадцать Робинзонов

– Все-таки, – обратился Тер-Степанов к Сергееву, – ты не сказал нам, почему ты так уверен, что это именно Церера?

– Бывшая Церера, – поправила Нюра.

– Ладно, бывшая. Почему же?

– Да вот, – Сергеев протянул ему книгу, которую он все еще держал раскрытой, – взгляни сам в таблицу. Полученная величина диаметра поразительно точно подходит к указанной в таблице величине диаметра Цере… планеты Ким. Длина радиуса получилась 382 километра, стало-быть, диаметр вдвое больше, 764 километра. А в таблице – 770. Разница ничтожная. Насколько мне известно, это не подходит ни к какому другому из членов солнечной системы. Да еще Солнце, как мы днем заметили, кажется настолько же удаленным, как это известно относительно Цереры.

– Бывшей, – вставила Нюра.

– Бывшей, – машинально повторил Сергеев, занятый своими мыслями. – Впрочем, правда, – продолжал он, – например, и другой из астероидов – Паллада – почти настолько же удален от Солнца. Но найденная нами величина диаметра не подходит ни к какому другому астероиду и ни к какой другой планете солнечной системы.

– А что, интересно, – проговорил Костров, который все еще был возбужден и взволнован больше всех, – какой вид имеет эта планета ночью?

– Вот что, товарищи, – сказал Тер-Степанов, – пробирайтесь к окнам, а я потом выключу свет и тоже приду туда. А то вы тут в темноте, пожалуй, и не проберетесь.

– Только смотри, свою шишку не ушиби, – насмеялась Тамара.

Пробраться к окнам было нелегкой задачей, так как надо было итти по круглой стене каюты, служившей теперь полом. К тому же, благодаря значительно ослабленной силе тяжести, приходилось сдерживать свои движения. Если же кто, забывшись, не рассчитывал движения, то его шаг превращался в огромный прыжок, и он натыкался на какую-нибудь вещь или на кого-нибудь из товарищей.

Когда все пробрались к окнам, Тер-Степанов выключил свет и ощупью пошел туда, к сужению конуса. Это удалось ему без особых приключений. У окон было тесно. Кто – то слегка отодвинулся, уступая ему дорогу, и он услышал мягкий, слегка пришепетывающий голос Тамары:

– Смотри!

Он прильнул к стеклу рядом с ней так близко, что чувствовал на щеке ее горячее дыхание и чуть щекочущее прикосновение ее всегда немного растрепанных волос. Привыкнув отдавать себе отчет во всех своих ощущениях, он отметил про себя, что это прикосновение было ему приятно и как-то волновало его.

Однако его сильно интересовала картина звездного неба, видимого с этой планеты.

Он увидел в небе, столь же черном, как и днем, множество звезд различных величин. Небо планеты Ким было усыпано ими гораздо гуще, чем земное. Семен узнал созвездия, виденные им с Земли. Не было Луны, как на Земле в новолуние, да и откуда было взяться Луне? Звезды не мерцали – это становилось привычным. Млечный Путь пересекал небо и имел точно такую же форму, как с Земли, но был видим гораздо отчетливее, чем на Земле в самую ясную безлунную ночь.^{24} Среди звезд одна выделялась особенной яркостью и величиной. Она была гораздо крупнее самых ярких звезд, видимых с Земли, и сияла ровным металлическим блеском. Очевидно, и другие путешественники обратили внимание на эту звезду, так как Семен услышал из противоположного угла голос Нюры:

– Это не иначе, как Юпитер!

– Нюра положительно делает успехи в астрономии, – сказал откуда-то Сергеев голосом, в котором слышалась ласковая улыбка. – Ну, конечно же, это и есть Юпитер.

– Но тогда он слишком маленьким кажется, – удивился Семен: – Ведь мы здесь к нему гораздо ближе, чем на Земле. Ведь между Землей и Юпитером находится еще Марс.

– И все-таки, – возразил Сергеев, – Юпитер здесь всего раза в полтора ближе, чем от Земли. Он и кажется приблизительно втрое ярче.

Семен отошел от окна и снова, в глубокой темноте, добрался до выключателя и открыл свет. Все собрались около него.

– Ну, – сказал Семен, – теперь надо подумать, как мы будем устраиваться на этой планете…

– Она имеет имя, – подсказала Нюра.

– Совершенно верно. На планете Ким.

– А надолго ли мы здесь устроимся? – спросил Федя.

В самом деле, это был наиболее животрепещущий вопрос. Судьба спасла их от неминуемой, казалось, гибели. Что же им делать теперь?

– Я думаю, – сказал Веткин, – что первой и единственной нашей задачей должно быть стремление попасть на Землю.

– А как это сделать? – задумчиво произнес Сергеев.

– Да что и говорить, задачка не из простых, – заметил Семен. – В самом деле, что нам надо, чтобы попасть на Землю? Во-первых, наш корабль. Насколько я успел заметить, он не поврежден. Во-вторых, горючее… С этим хуже. Проще говоря, у нас его почти вовсе не осталось. Правда, у нас есть годовой запас кислорода и водорода для воздуха и воды. Но его не хватит на обратный полет, так как может понадобиться много газов для преодоления притяжения планет, если нам придется пролетать поблизости от них. И ведь пить и дышать нам необходимо во все время полета, а я совершенно не предвижу, сколько он может продлиться. Так что надо искать способ добыть газы…

– А как их добыть? – спросила Тамара, остановившись около него. Впрочем, все разговаривали стоя, так как не чувствовали потребности в сидении.

– Этим придется заняться, – сказал Семен. – Мы исследуем почву нашей планеты, будем искать соединений, из которых можно было бы добывать кислород и водород, необходимые для движения ракеты. Если же таких веществ не окажется…

Он замолчал.

– Тогда, – продолжал за него Веткин, – нам навсегда придется оставаться здесь.

– Совершенно верно, – грустно сказал Семен. – Но и в этом случае нам не придется сидеть, сложа руки. На год-то у нас хватит и воды, и воздуха, и питательных таблеток. Столько времени мы, стало-быть, во всяком случае, сможем прожить. Так что, надо будет устраиваться, и хлопот будет полон рот. Ну, а кроме того, все время будем искать возможности добывать еще кислород, азот и водород. Кто знает: авось нам повезет и на этот раз. Ведь думали же мы, что погибнем сразу.

– Ты же думал, – заметила Нюра.

– Не будем спорить, – примирительно сказал Семен. – Дела нам предстоит так много, что не знаешь, чем заняться в первую очередь. Вряд ли, во всяком случае, нам придется здесь прожить меньше года – даже если мы найдем здесь все, что надо. Ведь нам придется организовать целое химическое производство.

– А где мы будем жить? – спросила Тамара.

– Может-быть, – Семен задумался, – мы найдем материал, из которого можно будет построить более просторное жилище, чем эта каюта. Надо будет тщательно исследовать планету.

– На планете теперь ночь, – заметил Сергеев.

– Абсолютная истина, – подтвердил Семен. – Кроме того, лошади едят сено и овес, а Волга впадает в Каспийское море. Могу сообщить еще одну истину: ночь сменится днем.

– Когда? – задала вопрос Нюра.

– А чорт его знает! Увидим. Теперь же, чтобы не терять времени, я предлагаю выяснить точно наличность наших запасов и проверить машины.

Тамара и Нюра, Надя, Лиза и Сеня Петров занялись припасами и машинами. Сергеев принялся внимательно осматривать свой телескоп, чтобы определить, не пострадал ли он от толчка. Тер-Степанов, с помощью остальных товарищей, занялся распаковыванием водолазных костюмов и проверкой их механизмов. Работа кипела, время шло незаметно. Так прошло около часу. Вдруг, с быстротой театрального эффекта, ночь превратилась в день. Довольно тусклый дневной свет полился в окна, в одно из них блеснуло Солнце.

– Что за фокусы! – возмутился Веткин. – Сколько же продолжалась эта дурацкая ночь?

Тер-Степанов взглянул на стенные часы:

– Ровно три часа^{25}. Ну, товарищи, надевайте водолазные костюмы, кому какой по росту. Федя, возьми банки для проб почвы, будем делать анализы. Воздушные резервуары у всех костюмов в порядке. Быстрее, товарищи, так как, конечно, и дни здесь столь же коротки.

И одиннадцать Робинзонов, в неуклюжих и громоздких костюмах, гуськом выйдя из герметической двери, вступили на почву малой планеты, сделавшейся их невольным обиталищем.