Текст книги "True believer: взлет и падение Стэна Ли"

Автор книги: Абрахам Рисмен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Одним из любимых выражений Стэна была фраза True Believer («Истинно верующий»). Именно этими словами он называл своих поклонников: «Выше голову, True Believer». Но вполне возможно, что самым истинно верующим в свою собственную легенду был он сам. И под конец жизни Стэн пострадал от хайпа, который сам и создал. Еще одним его любимым выражением было «Excelsior!», что на латыни значит «Всегда вверх». Стэн поднялся на самый верх. Но потом упал.

Часть I
Амбиции и неудачи

«Какое значение имеют короткие, безымянные жизни… для Галактуса?»

«Фантастическая Четверка» #49

1. Убежать любой ценой
(до 1939 г.)

Погром, который в детстве пережил отец Стэна, произошел в самый важный из праздников иудаизма – Йом-Кипур. Вечером в пятницу 12 сентября 1890 года еврейская диаспора в городе Ботошани, расположенном в восточной части Румынии, готовилась отмечать самый большой праздник – день поста, покаяния и отпущения грехов Йом-Кипур. Диаспора в Ботошани насчитывала приблизительно 16 000 человек, то есть евреев в городе было приблизительно столько же, сколько и гоев. В то время как евреи били себя в грудь и просили у Бога прощения, более двух сотен румынских студентов громко спорили у подножия недавно открытого в городе памятника Михаю Эминеску. Студентов горячо волновал лишь один вопрос – что делать с евреями? Незадолго до этого всех студентов еврейского происхождения исключили из состава студенческой организации, но в тот день фракция студентов-социалистов приняла решение о том, что студентов-евреев необходимо восстановить в правах членов студенческой организации. Противники этого решения громогласно высказывали свое недовольство, и спустя некоторое время завязалась драка, которая позже прекратилась, потому что студенты отправились на банкет.

Приблизительно в 9:30 вечера (и уже, видимо, в состоянии сильного алкогольного опьянения) студенты стали покидать мероприятие, и антисемитски настроенная группа учащихся направилась в еврейскую часть города. Они камнями разбили окна еврейской школы и двинулись к одной из синагог, в которой собрались евреи. Студенты ворвались в здание, ругая евреев на чем свет стоит, и потребовали, чтобы те начали танцевать и выкрикивать радостные фразы. Евреи повиновались, но студентам этого показалось мало. Вскоре с криком «Долой жидов!» они принялись поджигать священные книги.

После этого студенты покинули помещение, разогнали евреев еще в паре других синагог и разграбили несколько десятков магазинов, которыми владели евреи, а также ограбили частные дома, в которых проживали представители этой национальности. В одной из синагог студенты обнаружили еврея-привратника и гоя, который помогал евреям во время шабата. Привратнику они подожгли бороду, а гоя избили за то, что тот унижает себя, прислуживая евреям. В одной из еврейских школ студенты избили еврея-охранника по фамилии Нахман. В доме учителя Струля Херша Шварца пьяные студенты разбили мебель и выгнали одетых в ночные рубашки жену и дочерей учителя на улицу. Они осквернили синагогу ребе Айцига, синагогу Симчи и синагогу Савенер. В конце концов молодые люди устали, перестали заниматься вандализмом и отправились спать, оставив ранним холодным утром представителей еврейской диаспоры города разбирать разломанные вещи. Погром произошёл за несколько дней до того, как Ианку Урну Либеру исполнилось четыре года. В тот день он понял, что мир устроен несправедливо.

Ианку был шатеном с серыми глазами. Он родился в диаспоре, ненависть к которой со стороны гоев становилась все сильнее. Большинство или даже все члены его семьи были ашкеназами, то есть принадлежали к субэтнической группе евреев, сформировавшейся в Центральной Европе (Ашкеназ на иврите означает «Германия»). Ашкеназы перемещались по Европе, спасаясь от погромов и уходя из тех стран, из которых их изгоняли. Бабушку Ианку по отцу звали Песса, в девичестве Песика, что, вероятно, указывает на ее происхождение из города Печика, расположенного на западе Румынии. В тех местах евреи жили еще во времена древнеримской империи. Вполне возможно, что предки Ианку проживали в этих местах именно с тех давних времен, что делало его гораздо более «коренным» жителем, чем многие гои, которые считали Ианку пришлым чужаком. Имена и фамилии его предков по отцовской линии происходят из идиша – немецкого диалекта, на котором говорили все ашкеназы, – что свидетельствует о том, что они появились в тех краях относительно недавно.

Деда Ианку по отцовской линии (мужа Пессы) звали Берку Либер. Бабушку по линии матери звали Хайа Сура (девичья фамилия неизвестна), а дедушку – Слоимом Лейбовичи. Фамилии Лейбовичи и Либер являются румынским вариантом произношения фамилий Лейбовиц и Либэр. Мы можем предположить, что большая часть предков Ианку были ашкенази, которые начиная с XV века переезжали от гонений и бедности из Польши или Галиции и осели в Молдавском княжестве, где и находился город Ботошани. Приблизительно в 1843 году у Пессы и Берку родился сын Симон Либер (его место рождения неизвестно), который женился на дочери Хайи Суры и Слоима – Эстере Мальке Лейбовичи, родившейся приблизительно в 1856 году. У Эстеры были уменьшительно-ласкательные имена Манта и Минни, место ее рождения (точно так же, как и место рождения ее мужа) остается неизвестным. Точно известно, что они поженились в Ботошани, и, вполне возможно, больше никуда не уезжали из этого города. В Ботошани евреи жили как минимум с начала XVII века. Симон и его жена были глубоко религиозными, по-румынски писать не умели (что особых проблем им не доставляло, так как евреев в городе было много), и Симон часто сидел без работы. Ианку появился на свет днем 21 сентября 1886 года.

Сложно назвать точную причину волны антисемитизма, прокатившейся по Румынии в последнее десятилетие девятнадцатого – начале двадцатого века и заставившей в конечном счете родителей Стэна Ли иммигрировать в Америку. Тем не менее для того чтобы понять условия, в которых росли родители Стэна, а также то, как их мировоззрение отразилось на сыне (и, кроме того, стало причиной холодных и отчужденных отношений Стэна со своим отцом), мы должны попытаться разобраться в исторической ситуации, сложившейся в тот период. Не секрет, что евреев в Румынии ненавидели на протяжении нескольких веков. Жестокий господарь Влад, прозванный «Колосажателем» (его образ вдохновил Брэма Стокера на написание романа «Дракула»), всей душой презирал евреев и преследовал их в своих владениях. Сохранились румынские церковные записи XVII века, согласно которым всех румын-христиан, имеющих связи и дела с евреями, отлучали от церкви. В XVIII веке православные румынские феодалы и знать обвиняли евреев в совершении ритуальных убийств. В начале XIX века часть населенных румынами земель отошла Российской империи. На этих территориях начали действовать царские законы о черте оседлости и наблюдались определенные антисемитские настроения. Евреи, проживавшие в Румынии в конце 1880-х годов, испытали на себе довольно любопытный вариант антисемитизма, связанный с подъемом романтического национализма румынского населения. Как часто случается в истории, период активной ненависти к евреям начался сразу после периода, когда представители национального меньшинства надеялись на улучшение своей участи. В 1848 году в Европе произошло несколько революций, после чего либеральные румынские националисты обещали сделать евреев гражданами страны, предоставить им все гражданские и политические права, отменить обязанность носить длинные пальто и одежды, а также сшитые из меха традиционные хасидские шапки-штраймлы. Однако революция не увенчалась успехом, после чего в течение десятилетий шли бесконечные разговоры об улучшении условий жизни евреев, которые не привели к каким-либо конкретным изменениям.

По условиям берлинского трактата 1878 года европейские державы признали независимость Румынии. Среди многочисленных статей договора было прописано требование о предоставлении румынским евреям полных гражданских прав. Однако после этого у диаспоры начались самые серьезные проблемы. Румыны воспринимали национализм как требование полной национальной гомогенности и единообразия, следовательно, евреи казались им инородным и чужим элементом. Румынское правительство отказывалось признать условия берлинского трактата и предоставить евреям гражданские права. Более того, было принято более пятидесяти антисемитских законов. Активистов и борцов за права евреев депортировали из страны, евреям запретили работать докторами, адвокатами и аптекарями, магазинам, которыми владели евреи, запретили продавать ряд товаров, детей евреев выгнали из обычных школ и так далее. Евреи стали жить гораздо беднее, и условия их жизни становились невыносимыми. Мы не знаем, чем именно зарабатывали дедушки и бабушки Стэна, но вполне вероятно, что они могли потерять хорошую работу, если она у них была, и начали заниматься деятельностью, не требующей высоких профессиональных знаний и квалификации. На улицах городов и сел выступали ораторы с проповедью расизма. Реакционные листовки лежали во всех читальных залах страны. В Бухаресте при поддержке правительства прошел съезд Румыно-Европейского антисемитского конгресса, делегаты которого активно выступали против евреев.

«Евреи не ассимилируются, в какой бы стране они ни жили, – вещал один из румынских сенаторов. – Закостенев в состоянии варварства, они остаются нацией внутри другой нации». Вот такое положение вещей отец Стэна лично наблюдал в Румынии. Он видел, что евреи подвергаются гонениям, и чувствовал, что никогда не сможет считать эту страну своей родиной. Не стоит недооценивать негативное влияние этих факторов на психику детей, родители которых пережили травматическую ситуацию. Стэна не интересовал ни иудаизм, ни образ жизни евреев. Можно даже утверждать, что он не воспринимал себя в качестве еврея из-за травматических переживаний, которые испытали его дедушки и бабушки, а также родители по причине своей национальной принадлежности. Когда переживший в детстве трагедию Ианку вырос, характер у него был строгий, поведение – резкое, а настрой – в целом пессимистичный. При этом Ианку гордился тем, что был евреем, и соблюдал традиции этого народа. В этом смысле контраст между поведением Ианку и его первенца совершенно очевиден.

Поговорим о матери Стэна. Селия была на пять лет моложе Ианку и происходила из семьи ашкеназов, также как и предки ее мужа. Правда, родственники Селии не меняли своих имен и фамилий, чтобы быть больше похожими на гоев (как Либеры и Лейбовичи), поэтому вполне возможно, что ее предки прибыли в Румынию позже, во время массового переселения евреев, произошедшего в 1830-х годах. У Сары Бернштейн и Исаака Соломона в 1863 году родился Занфир. У Моисея Хоффмана и Рахиль Зайгель приблизительно в тот же год родилась дочь Софи. Занфир и Софи поженились в 1883 году в где-то в районе города Васлуя, возможно, в небольшом городке Периени. Селия родилась 3 января 1890 года. Спустя несколько лет ее родители переехали в город Хуши. В Хуши в 1899 году проживало 16 000 человек, среди которых было 4000 евреев. Несмотря на то что Хуши был меньше Ботошани, этот городок все равно являлся крупным центром сосредоточения населения еврейского происхождения. Евреи жили в основном в городских полугетто, так как при помощи закона, а также посредством травли и насилия румыны не давали им возможности селиться в сельских областях бок о бок с румынскими крестьянами. В годы сразу после рождения Селии в Хуши было несколько еврейских кладбищ и синагог. Жизнь евреев была далека от идеальной, но она продолжалась.

Однако не очень долго. В 1899 году был плохой урожай, и в Румынии начался экономический кризис. В сочетании с продолжающейся политикой антисемитизма жизнь еврейской диаспоры стала невыносимой, и начался массовый исход из страны. Начиная с этого времени количество эмигрантов постоянно увеличивалось. В 1899 году уехало 1300 человек, еще более 6000 в 1900 году, а до конца первого десятилетия XX века в общей сложности 54 000 человек. Многие шли пешком до портов, из которых отплывали в Америку на кораблях. Этих людей на идише называли fusgeyers – «пешими странниками», и их исход являлся самым важным событием для евреев всего мира. В то время как в 1880-х годах в Америку иммигрировало гораздо больше евреев из России, чем из Румынии, среди уехавших существовала большая разница в процентном отношении евреев и не-евреев. Из России от бедности и лишений уезжали не только евреи, но и представители других национальностей, из Румынии же, начиная с 1900 года, эмигрировали практически одни евреи, спасавшиеся от гнета политических преследований.

Большинство иммигрантов из Европы прибывали в Нью-Йорк, куда и приплыли родители Селии и Ианку (которые, будучи детьми, на тот момент еще не были знакомы). Семья Соломонов приехала первой – в день после Рождества 1901 года. Занфир и Софи с детьми приплыли на корабле «Маджестик». На острове Эллис профессию Занфира записали как «рабочий». Так представители властей записывали всех тех, у кого не было какой-либо определенной профессии. Возможно, Занфир не понял, о чем его спрашивали, и не хотел говорить представителям властей правду или просто решил начать жизнь с чистого листа. Семья поселилась на 4-й улице, поблизости от «Маленькой Румынии». Сейчас этот район считается частью Ист-Виллидж, но тогда он числился частью Нижнего Ист-Сайда. Несмотря на то что сейчас жизнь в тех местах в тот исторический период сильно романтизируют, существование для вновь прибывших было очень непростым. Возможно, что Соломоны были знакомы с Марком Эли Раважем, проживавшем ранее в Васлуе, который приехал в Америку в 1900 году и позже описал ужасные условия существования в этом, пожалуй, одном из самых густонаселенных районов мира.

«Иммигранты совершенно не были готовы к таким условиям жизни, – писал Раваж. – Первым осознанием человека по приезде в Нью-Йорк было понимание того, в каких ужасных условиях были вынуждены жить его соотечественники. Потом иммигрант привыкал, ему приходилось смириться с тем, что здесь придется жить точно так же, после чего он с фаталистической отрешенностью констатирует, что это – Америка». Люди ютились в невероятно тесных условиях в темных квартирах по десять человек в комнате, зачастую отделяясь от соседей висящей простыней. Мужчины, работавшие в Старом Свете докторами и адвокатами, были вынуждены продавать вещи на улицах. «Пресловутая американская свобода, – писал Раваж, – означала, что уважаемым гражданам приходилось продавать капусту с ужасных тележек и жить в грязных трущобах, в которые не попадал и луч света».

Несмотря на сложности, члены семьи Соломонов нашли себе работу. Родители открыли бизнес по производству шляп, а Селия, когда выросла, пошла работать продавщицей в универмаг «Вулвортс», где спустя некоторое время стала бухгалтером. Ее привезли в Америку еще ребенком, поэтому она говорила по-английски настолько хорошо и совершенно без акцента, что ее собственные сыновья могли усомниться в том, что она действительно родилась в Румынии. Со стороны матери у Стэна были все предпосылки для того, чтобы стать настоящим стопроцентным американцем.

Ианку покинул родину уже к ближе концу исхода евреев из Румынии. Он прибыл на остров Эллис 6 августа 1906 года на корабле «Ниу Амстердам» (что значит «Новый Амстердам»), отплывшем из Роттердама. У него не было никакой собственности, кроме одежды на плечах и четырех долларов в кармане. С ним прибыл его брат Литман, о котором мы знаем крайне мало. Девятнадцатилетний Ианку был худым и невысокого роста. Представители иммиграционных властей записали его имя и фамилию на английский манер, и он стал Джейкобом Аароном. Позднее Ианку стал называть себя еще более американским именем, которое произносил с сильным акцентом, от которого так и не избавился. Он стал называть себя Джеком. В Румынии он обучился на шорника – мастера по изготовлению седел и конской упряжи. Во время его юности основным видом транспорта все еще был конный. Джек поселился в Нью-Йорке и начал работать закройщиком в расположенном на Манхэттене Швейном квартале.

В Швейном квартале работало много таких же евреев-иммигрантов, как и Джек. Однако Джек был высококвалифицированным специалистом. Закройщики относительно неплохо зарабатывали, потому что у них была очень ответственная работа – они вырезали выкройки из рулонов ткани. Если швея совершала ошибку, то могла «запороть» одно платье, но если плохо отрезал закройщик, то он мог «загубить» большое количество дорогой ткани. Следовательно, у Джека были хороший глазомер и твердая рука. Мы не знаем, где он жил на этом этапе своей жизни, но, скорее всего, как и многие другие евреи-выходцы из Румынии, снимал квартиру в районе Нижнего Ист-Сайда. В среде еврейской диаспоры выходцы из Румынии считались бонвиванами, щеголями и кутилами, привносили некоторую остроту и огонь в общую массу иммигрантов, словно душистая и перченая колбаса пастрами, рецепт которой сформировался под влиянием турков и который выходцы из этой страны привезли с собой в Америку. Многие евреи-выходцы из Румынии работали в ресторанном бизнесе и сфере производства пищевых продуктов. Кроме этого румынские евреи организовали первый театр, дававший представления на языке евреев Восточной Европы – идише, и ставший известным своими яркими и страстными постановками. Любопытно, что стиль этих постановок во многом был похож на выступления и манеру держаться в обществе, которые позднее наблюдались у Стэна.

Ни Стэн, ни Ларри не оставили никаких семейных историй о том, как встретились их родители. Вполне вероятно, что Джек и Селия познакомились не в районе Нижнего Ист-Сайда. В Нью-Йорке расширялась сеть метрополитена, и многие евреи стали переезжать в другие, менее заселенные районы города. В 1918 году Джек жил в доме № 40 на 116-й улице на Манхэттене около Колумбийского университета. Его адрес нам известен потому, что он написал его на регистрационной карточке призывника, поскольку Первая мировая война закончилась только в конце 1918 года. Если судить по информации на этом документе, выясняется одна грустная подробность жизни Джека в тот период – в качестве ближайшего родственника он написал имя своего отца, проживавшего в Румынии. Это довольно странно, поскольку часть его родственников уже проживали в США. В Америке жил его брат Литман, сестра Ребекка (или Беки), а также брат Велвл (он же Вилли), который поселился в Титусвилле, штат Пенсильвания. Ларри вспоминает, что Стэн практически никогда не упоминал своих родственников, но дочь Вилли, Марта Ляйбер Дермер (в этой ветви семьи использовали альтернативное написание фамилии Либер), говорила, что ее отец регулярно бывал в Нью-Йорке и «Джек всегда был рад его видеть. У него с моим отцом были близкие и теплые отношения». Правда, Марта говорила, что сам Джек, насколько ей известно, никогда их не навещал. Марта также вспоминала, что отец Джека Симон в конце концов оказался в Палестине, часть которой потом стала Израилем. Так что вполне вероятно, что у Стэна Ли на Святой земле есть племянники или племянницы.

В 1920 году Джек был холостяком и снимал квартиру (или комнату) в Восточном Гарлеме на 114-й улице. В отличие от семьи Соломонов, он жил в одиночестве. Впрочем, вскоре после знакомства с Селией эта ситуация изменилась. Джек и Селия поженились весной 1920 года в доме ребе из Ботошани. Молодожены переехали в дом 777 на Вест-Энд авеню на углу 98-й улицы в Верхнем Вест-Сайде на Манхэттене, в котором прожили два года до появления первенца. 28 декабря 1922 года у них родился сын, которому они дали два нееврейских имени и еврейскую фамилию, которую в итоге он не использовал: Стэнли Мартин Либер. Наверняка, называя англосаксонскими именами ребенка, Джек и Селия хотели показать, что он – дитя Нового Света, и, как бы ни сложилась его судьба, ребенок никак не связан с миром, из которого с таким трудом убежали его родители.

Трудности работы биографа в некоторой степени похожи на сложности, с которыми сталкивается психоаналитик, только гораздо более тщетные. Представители обеих профессий стремятся понять человека и его характер, анализируя повторяющиеся темы и лейтмотивы его внутреннего и внешнего мира. Биографы и психоаналитики утверждают, что в формировании личности человека нет более важного периода, чем детские годы. Святому Игнатию де Лойола приписывают фразу: «Дайте мне ребенка в первые семь лет его жизни, и я сделаю из него мужчину». Биограф и психоаналитик сталкиваются с тем, что человек, которым они занимаются, плохо помнит свои детские годы, в которые он формировался как личность. Однако у психоаналитика гораздо больше шансов получить честный ответ о юных годах пациента, чем у биографа, который в своей работе должен полагаться главным образом на истории о человеке, которые находятся, так сказать, в открытом и публичном доступе. В этом смысле писать о Стэне вдвойне труднее, так как он был склонен к вранью и преувеличениям.

Вот один из примеров. История об участии Стэна в конкурсе на написание эссе. В возрасте пятнадцати лет он участвовал в конкурсе для молодых писателей, организованном New York Herald Tribune, газетой, которая позже сыграла большую роль в его жизни. Задание было следующим – написать эссе о каком-либо новостном событии, произошедшем за прошлую неделю. В 1977 году Стэн говорил так: «Я побеждал в этом конкурсе три недели подряд, после чего редактор Herald Tribune вызвал меня к себе и сказал: “Слушай, завязывай с этим конкурсом. Дай шанс выиграть кому-нибудь другому!”» В версии, рассказанной Стэном, редактор спросил его, кем он хочет стать, когда вырастет, на что тот ответил, что мечтает стать актером. Редактор спросил: «А почему бы тебе не стать писателем? Я не знаю, как хорошо ты умеешь играть, но со словами у тебя все в порядке».

Стэн наверняка не рассчитывал на то, что кто-то попытается проверить достоверность этой тривиальной истории. Я поднял архивы газеты и узнал, что 7 мая 1938 года Стэнли Мартин Либер занял седьмое место по результатам написания эссе, после чего в течение последующих двух недель его имя и фамилия два раза упоминались в газете среди девяноста девяти других ребят, приславших свои эссе. Вот информация из газет. Стэнли ни разу не был первым по результатам написания эссе, не говоря уже о трех победах подряд, которым можно только позавидовать. Следовательно, и личная встреча с редактором явно не состоялась. Этот эпизод наводит нас на мысли о том, что не стоит верить на слово Стэну, когда он говорил о своем детстве и юношеских годах. Тем не менее эта история имеет большое значение. Она говорит о том, как Стэн воспринимал себя самого, и, что самое главное, как он хотел, чтобы окружающие его воспринимали.

Лейтмотивом всех рассказанных Стэном историй о своем детстве является желание убежать: убежать от своего социального класса, неизвестности и даже от своей собственной семьи. Это желание очевидно в первых главах выпущенной в 2002 году книги «Excelsior!: Удивительная жизнь Стэна Ли». Это странная полубиографичная книга, написанная в соавторстве с Джорджем Мэйром – автором, специализирующемся на создании биографий знаменитостей. В этой книге рассказ от первого лица переплетается с повествованием от третьего. Стэн начинает книгу на странной ноте, в который чувствуются отголоски эдипова комплекса:

«Мне всегда было жалко своего отца. Он был хорошим, честным и заботливым человеком. Как и большинство родителей, он желал своей семье только самого лучшего. Но время было против него. Во время Великой депрессии у людей не было работы.

Я видел, какое деморализующее воздействие безработица оказывает на дух человека, который начинает чувствовать себя ненужным. Это привело к тому, что у меня появилось чувство, которое сохранилось на всю жизнь. Ощущение того, что самое важное для человека – это необходимость быть занятым, быть востребованным и нужным. Лучше всего я чувствую себя, когда работаю над несколькими проектами одновременно, что, конечно, полное сумасшествие, потому что я всегда мечтаю о том, чтобы у меня было больше свободного времени. Тем не менее, когда я занят, то чувствую, что я нужен, и от этого мне становится хорошо.

Вот вам, так сказать, сессия моментального психоанализа, который к тому же не будет стоить вам ни цента».

Вот это, пожалуй, и есть ракурс, помогающий понять всю жизнь Стэна. Он не был человеком, склонным к рефлексии на людях, и почти никогда не говорил о своих родителях. В уже упомянутой книге Excelsior он практически не упоминает об их смерти, несмотря на то что оба они ушли из жизни довольно трагично, и их кончины наверняка оказали на него какое-то воздействие. Крайне симптоматично, что в те редкие случаи, когда Стэн упоминал своего отца, он говорил о нем крайне резко. Стэн также говорил о том, что хочет быть богаче, быть более востребованным, да и в целом более хорошим человеком, чем тот, кто являлся его отцом.

Трудно сказать, какими людьми были Джек и Селия и как к ним относился их первенец, поскольку мы располагаем минимальной информацией. Стэн писал: «Джек был, как мне кажется, умнейшим человеком. Он очень много читал, главным образом новости. Он читал все газеты, которые мог достать». Судя по всему, обстановка в семье была не самой простой. «Мне всегда хотелось, чтобы мои мать и отец любили друг друга так же сильно, как моего младшего брата Ларри и меня». Это Стэн написал в книге Excelsior. Далее он пишет так:

«Они оба были хорошими, любящими родителями, и мне кажется, что дети были единственной радостью в их жизни. Мы с братом всегда сожалели о том, что судьба не оказалась к ним чуточку добрее. И хотели, чтобы родители были более счастливыми. Они наверняка любили друг друга, когда поженились, но мои самые ранние воспоминания ограничиваются лишь их постоянными ссорами и пререканиями по мелочам. Практически всегда предметом спора были деньги или, точнее, их недостаток. Уже в самом раннем возрасте я понял, как страх бедности и постоянные переживания по поводу нехватки денег на покупку продуктов могут омрачить брак. Я всегда сожалел о том, что к тому времени, когда я начал достаточно зарабатывать для того, чтобы им помогать, было уже слишком поздно».

В этих строках читается алчность ребенка, выросшего в период Великой депрессии (и, возможно, отголосок споров о деньгах с женой и дочерью, но об этом мы поговорим позднее). Также в этих словах присутствует весьма сомнительное утверждение о том, что между отцом и сыном существовали теплые и любящие отношения. Есть ощущение, что Стэн представляет ситуацию не совсем такой, какой она была на самом деле. «Зачастую он был сложным человеком, – отвечает Ларри на вопрос о своем отце. – Я его не совсем понимаю». Племянница братьев Джин Дэвис Гудман (жена Мартина Гудмана, издателя компании, которая позднее стала называться Marvel Comics) утверждала, что Джек был «требовательным» даже перед смертью, и описала отношения братьев и их отца так: «У него к ним были очень строгие требования – как надо чистить зубы, язык и так далее». Это описание созвучно с тем, что говорил о Джеке Ларри: «Он все время очень переживал по поводу того, что все надо делать правильно, и делал это так, что мне приходилось волноваться по поводу вещей, которые совершенно не заботили других детей. К примеру, мы стоим около витрины магазина, и он говорит: “Пошли, не стой у витрины. Человек товары продает, а ты витрину загораживаешь”». Ларри говорил, что никогда в прямом или переносном смысле отец не поднимал на них руку, он был холодным и мрачным, «постоянно переживал о том, что может кому-то причинить неудобство». У отца были свои, совершенно четкие представления о том, как люди должны себя вести, и он без стеснения навязывал их даже совершенно незнакомым людям. Ларри вспомнил такой эпизод: «Я раньше ходил с отцом в кино, и он иногда начинал пререкаться с женщинами, которые сидели перед нами. В то время женщины носили большие шляпы, и отец настаивал на том, чтобы они снимали их, а женщины не хотели этого делать. Мне эти споры были не по душе, и я перестал ходить с ним в кино». Когда в последние годы жизни Стэн начал терять память, то делал заявления, противоречащие тому, что писал об отце в своих мемуарах: «Даже когда я начал хорошо зарабатывать, отец не считал меня успешным человеком, – говорил он в интервью 2014 года. – Отец был погружен в себя и свои проблемы. И я частично перенял эту черту».

Судя по всему, братьям было приятней общаться с худой и тихой Селией, которая постоянно волновалась и переживала. «Она была очень честной. Если мама во что-то очень верила и считала, что что-то должно быть именно так, а не иначе, она открыто об этом говорила, – рассказывает Ларри. – Во всех остальных случаях она свое мнение никому не навязывала». Селия бросила работу для того, чтобы заниматься домом и детьми. По словам Стэна, мать «большую часть времени убирала нашу маленькую квартиру и готовила на кухне». Ларри говорит, что его мать «постоянно волновалась. Если я куда-нибудь уходил, то должен был вернуться вовремя не потому, что она начинала сердиться, а потому, что волновалась. Мама очень много волновалась». Джин Гудман подтверждает эту информацию и говорит, что Селия была «одержимой матерью», а ее отношения с мужем «только усложняли ситуацию». Ларри согласен с этой мыслью: «Мне кажется, что мать не очень хорошо ладила с отцом, и мне не хочется вдаваться в подробности». Как бы там ни было, Селия обожала своего первенца. «Моя мать была самым большим моим поклонником, – писал Стэн в черновых набросках своих мемуаров. – Поэтому я всегда думал, что какой-нибудь искатель талантов схватит меня, как только я выйду на улицу».

Ларри родился 26 октября 1931 года, спустя девять лет после рождения своего старшего брата. Из-за трепетного отношения матери к первенцу Ларри чувствовал, что живет в тени своего брата. Такое положение вещей продолжалось всю жизнь. «Моя мать говорила мне, – вспоминает во время нашего разговора Ларри, – “Будь таким, как твой старший брат”. Это я хорошо помню. “Почему ты не можешь быть таким, как твой брат?” Вот такое у меня было детство». Ларри вспоминает один эпизод, который запомнился ему на всю жизнь. «Мать рассказала мне, что, когда однажды пришла в школу за Стэном, учитель сказал ей: “Он просто замечательный. Стэн похож на президента Рузвельта”». Ларри говорит, что его старшего брата постоянно хвалили. «Мне приходилось с этим жить, приходилось с уважением относиться к созданному ему имиджу, – вспоминает Ларри. – Ситуация была очень похожа на ту, которая показана в картине “Ребекка”, – главной героине постоянно говорят о Ребекке, но она с ней так никогда и не встретится, понимаете?»