Текст книги "Екатерина II, её происхождение, интимная жизнь и политика"

Автор книги: А. Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Граф Станислав Понятовский

Сильная натура Екатерины скоро поборола любовную скорбь сердца, и потому скоро нашелся заместитель неверного Салтыкова в лице молодого польского графа Станислава Августа Понятовского, который в 1755 г. прибыл в Петербург в свите английского посланника Вильямса. «Его внешняя красота и любезность в обращении благоприятствовали ему быть в интимных отношениях со многими высокопоставленными дамами различных дворов, – рассказывает об этом бесхарактерном молодом шляхтиче историк Гельбиг, – и интимные отношения графа к всероссийской мессалине имели столь печальные последствия для его родины».

Понятовский прибыл в Петербург в качестве тайного политического агента Фридриха II Прусского, который желал свергнуть саксонскую династию с польского трона и возвести на него род Чарторыйских. Однако, Понятовский, надоумленный Екатериною, скоро сам возымел желание добиваться польской короны.

Жаждущая физической любви Екатерина скоро тесно сошлась с Понятовским, и тот же самый Леонтий Нарышкин, служивший посредником в любовных отношениях Екатерины и Салтыкова, стал и теперь на этот же унизительный пост, у сестры которого встречалась по ночам эта блудница со своим польским селадоном. «Под предлогом головной боли, – пишет Екатерина в своих до цинизма откровенных мемуарах: – я ложилась рано спать. И когда мадам Владиславова, уложив меня, удалялась в свою комнату, я немедленно вставала и одевала с ног до головы мужскую одежду. В определенный час, через покои великого князя приходил Леонтий Нарышкин и начинал мяукать около моей спальни; я отворяла ему дверь. Затем никем не замеченные садились мы в его экипаж и всю дорогу смеялись до слез над теми, кого мы так ловко водили за нос. У сестры Нарышкина нас ожидал граф Понятовский. Большею частью я оставалась в квартире Нарышкиной около полутора часов и затем ехала домой. Несколько времени спустя, Нарышкин предложил встречаться у меня, и ему удалось доставлять гостей никем не замеченными в мои покои. Так начался 1756 год. Нам очень нравились эти тайные встречи, которые бывали два-три раза и более в неделю, то у меня, то у Нарышкиной…»

Вскоре Понятовский, вследствие дипломатических интриг, был вынужден оставить Петербург, но его отсутствие продолжалось недолго, и ему удалось снова вернуться на берега Невы, но на этот раз уже не шпионом Фридриха, а польским посланником при российском дворе.

Нечего и говорить, что Понятовский немедленно возобновил свои прежние отношения к Екатерине и в её объятиях совершенно забыл обязанности по отношению своего отечества. С удивительной беззастенчивостью описывает Екатерина «официальный» прием нового польского посланника и его секретаря, графа Горна: «Когда мы трое вошли в мой кабинет, – пишет Екатерина, – нам выбежала навстречу моя маленькая болонка и стала немилосердно лаять на графа Горна, но когда она увидела Понятовского, то мне казалось, что она сойдет от радости с ума… Граф Горн дернул Понятовского за фрак и сказал: «мой друг, самое ужасное – это болонская собачонка; когда я любил женщину, то я первым долгом дарил ей такую собачку, и чрез это я всегда знал, стоял ли кто-либо к моей любовнице ближе, чем я. Несомненно, животное видит вас не впервые, но будьте уверены, что я буду молчать об этом».

До 1759 г. граф Понятовский оставался на посту польского посланника, оставаясь в тоже время, «интимным другом» Екатерины. Осенью 1758 г. они одарили Петра дочерью. Но теперь Петр уже не был столь легковерен насчет своего потомства. «Бог знает, – сказал он при этом: – от кого явилась эта девочка, на себя принять я этого ребенка не могу».

Подобное проявление сознания в Петре нагнало на его супругу немалый страх, «и с этого момента, – пишет Екатерина: – мне стало ясно, что мне предстоит погибнуть или с мужем, или от мужа, а с другой стороны перед мной мелькала возможность спасти самое себя и ребенка, а в благоприятном случае быть может и государство… Поэтому я решила выставить себя пред народом в таком свете, чтобы последний смотрел на меня, как на спасительницу…» Иначе говоря: сначала измена и прелюбодеяние, затем государственный переворот.

В одежде музыканта или парикмахера посещал роженицу Понятовский, и, как отзывается об этих посещениях Екатерина, они отличались большим разнообразием и веселием. Когда же в покои являлись адъютанты Елизаветы, чтобы справиться о здоровье больной, Понятовский скрывался за портьеры. Ребенок был немедленно удален от матери, которая была занята совершенно посторонними вещами, и жил только два года.

Но скоро посещения Понятовского стали известны императрице, и ему пришлось проститься с Петрополем. Вот как было это дело по свидетельству Гельбига.

Переодетый цирюльником, Понятовский скитался около дворца великой княгини в Ораниенбауме. Об этом известили Петра, который встретил цирюльника очень свирепо и велел его арестовать. Когда арестованного привели на допрос к Петру, то тут же находился граф Браницкий, который по окончании допроса пинками вытолкнул Понятовского за дверь. Петр при этом смеялся до слез. Случай этот дошел до Елизаветы, и карьере Понятовского в России был навсегда положен конец.

Но и на этот раз не суждено было прекратиться навсегда связи Екатерины с Понятовским. Хотя на время на ложе любви и явился новый заместитель, но скоро международная политическая игра снова свела Екатерину с Понятовским.

После злосчастного для Польши договора Фридриха II и Екатерины, состоявшегося 11 апреля 1764, которого «секретные параграфы» имели в себе смертоносный яд для Польши, между обоими властелинами состоялся особый секретный договор, по которому отнятая у короля Фридриха Августа II корона должна была перейти к прежнему любовнику Екатерины, графу Понятовскому.

Не потому был избран для сей великой чести Станислав Понятовский, что он был особенно дорог Екатерине, а потому лишь, что она имела в виду воспользоваться им и извлечь из несчастного Сарматского королевства свою личную выгоду.

«Понятовский, – говорит Зугенгейм, – был не только женолюбивый, бесхарактерный субъект, но он в тоже время был изменником и предателем отчизны и помогал Екатерине в её преступных замыслах против его родины».

Избрание Понятовского на польский престол, состоявшееся под непосредственным давлением русских штыков, было прелюдией к случившемуся восемь лет спустя разделу могучего государства, которое обязано своей гибелью единственно честолюбивой и ненасытной блуднице, прикрывавшейся всеми добродетелями и не имевшей ни одной из них.

Григорий Орлов

Но мы, заговорив о политике, забежали несколько вперед и уклонились от предмета нашей беседы. Вернемся к той области, где «Великая Екатерина» действительно была велика: на почве порока и преступления. Салтыков и Понятовский являются пигмеями в сравнении с теми «деятелями», которые удостоились быть преемниками их.

С удалением Понятовского в жаждущем любви сердце Екатерины явилась тягостная пустота, которая как возможно скоро должна была быть заполнена. И вот в лице безнравственного и распутного, лишенного всякого внешнего воспитания Григория Орлова и явился тот молодчик, которому было суждено приглянуться Екатерине. По своему образу жизни и разнузданному характеру, Орлов гораздо более соответствовал беспутному складу этой ненасытной мессалины, нежели его оба предшественника, которые до известной степени отличались хотя внешним благородством.

Орлов жил в то время недалеко от Зимнего дворца, и на его обязанности лежало следить за прусским генералом, графом Шверином, взятым русскими в плен при Цорндорфе и жившем в Петербурге. О первом знакомстве Орлова с Екатериною Зугенгейм рассказывает следующее:

«После одной из неприятных семейных сцен с Елизаветой и Петром, Екатерина в рассеянии растворила окно и хотела смотреть на Неву, но её первый взгляд упал на Орлова. С этого момента судьба его была решена. Вид красивого молодого человека, как электрическая искра, коснулся Екатерины и зажег в ненасытной сладострастнице животную похоть… Григорий, сознавая в себе все качества хорошего любовника, сразу понял в чём дело и, как знаток любовных дел, повел эту интригу столь успешно, что чрез несколько дней уже пожинал лавры в объятиях Екатерины… Под прикрытием ночи в квартире Орлова происходили встречи любовников, о которых день ничего не знал».

Таким образом супруга наследника престола спустилась до любовницы преданного пьянству и шулерству артиллерийского лейтенанта, известного всему Петербургу за драки и скандалы на улицах. Скоро она познакомилась и с братьями Орлова: Иваном и Алексеем, такими же разнузданными шалопаями, как и Григорий, и их маленький домик на Морской стал вертепом для самых гнуснейших и противоестественных оргий. Известно, что ненасытная мессалина не удовлетворялась одним Григорием, и потому его брат, Алексей, также имел счастье активно служить этой высокой особе.

Всё бы шло отлично, но беда была в том, что Екатерина в финансовом отношении находилась в большой зависимости от императрицы Елизаветы, которая для Екатерины не отличалась большой щедростью, а потому последняя не была в состоянии удовлетворять легкомысленным и непомерным расходам расточительных братьев Орловых. Вследствие сего Орловы за деньги весьма легко склонялись на всякие злодейства и заговоры и скоро вошли в тайные соглашения с Екатериной насчет исполнения её заветных планов.

«С этого времени квартира Орловых, – говорит Гельбиг, – в другое время бывшая ареной грубых чувственных удовольствий, стала вертепом для всяких заговоров».

Орловы взяли на себя роль постепенно подготовлять гвардейцев к тому, чтобы завладеть троном и укрепить оный за Екатериной. Но так как исполнение такого серьезного плана нуждалось в больших денежных суммах, то и было решено достать для Григория Орлова место главного казначея артиллерии, которое в то время, по счастливой случайности, было вакантным. Генерал Пурпур, от которого зависело назначение казначея, сначала ни под каким видом не соглашался доверить столь большой суммы денег пользовавшемуся крайне плохой репутацией Григорию Орлову, но когда он узнал, что великая княгиня хлопочет за Орлова, он взял свое первоначальное мнение назад и утвердил Орлова.

С награбленными из государственной казны деньгами было энергично приступлено к выполнению гнусного плана. При помощи небольших денежных подарков в войске питался и поддерживался дух неудовольствия к правительству. Особенно успешно подготовлялся к революции Измайловский полк, командир которого был приятелем Екатерины.

В декабре 1761 умерла Елизавета Петровна при ужасных болях живота, которые были следствием её непомерных злоупотреблений половыми удовольствиями.

На престол вступил племянник её, Петр III, и соучастники Екатерины немедленно хотели приступить к исполнению созданного ею «государственного плана». В лице гвардейского офицера Пассека был найден тот гнусный муж, который должен был вонзить кинжал в грудь злосчастного Петра III. Но предусмотрительная Екатерина ожидала надлежащего момента для этого и не торопилась, ибо для полного успеха дела надлежало предварительно совершиться одному «радостному событию», которое ей помог устроить Григорий Орлов. В четвертый месяц правления Петра III и в апреле 1762 г., совершилось это событие: Екатерина подарила России, которая уже от неё получила маленьких Салтыкова и Понятовскую, еще маленького Орлова, появление которого, по устранении от правления Петра III, могло быть встречено подданными менее благосклонно. Ей же хотелось предстать пред народом в полной своей физической красоте и грации. Во время беременности она никуда не показывалась, распространяла слухи, что Петр отстраняет ее от двора и сбирается заточить в монастырь; выжидая время, она сидела дома, управляла заговором и лечилась от мнимой «болезни ног», которая окончилась рождением Орлова. Роды были обставлены столь мастерски секретно, что никто ничего о них не знал. В ночь, когда начались потуги, по заранее созданному плану, камердинер Екатерины Шкурин поджег на окраине города казенный барак. Это было сделано для того, чтобы удалить на время из дворца Петра, который, как известно, не пропускал ни одного пожара. Так и теперь; пока он наслаждался зрелищем горящего барака, супруга его разрешалась от бремени. Немедленно после родов младенца удалили, и притом тот же Шкурин отвез его к своим родным, которые хранили и воспитывали этого младенца, ставшего впоследствии еще более достойным распутником, чем были его почтенные родители. Если верить историку Кастэра, биографу Екатерины II, то весь этот маневр с «сокрытием концов» не вполне удался, и Петр в самый последний момент был уведомлен о рождении «сына»; он немедленно отправился в покои Екатерины, но придя туда застал ее сидящей на диване и уже излеченной от «недуга в ногах», длившегося несколько месяцев.

Убиение Петра III и завладение троном

Не следует удивляться, что даже столь тупоумный и близорукий человек, каким был Петр, потерял наконец всякое терпение и стал открыто против своей супруги. Чтобы не осудить тут Петра, надо помнить, что поведение Екатерины с каждым днем становилось всё более и более откровенным. Несомненно, и сам Петр был не без греха; подчиняясь общему духу «легкости нравов», какой царил в прошлом веке при всех иностранных дворах, он также развратничал и не был верен своей супруге, но в сравнении с теми «классическими излишествами в половой сфере», какими отличались Екатерина и ее «приятели», Петр являлся ангелом скромности и невинности. Всякий, в ком не забыто чувство справедливости, станет на сторону несчастного Петра, и только врожденное низкопоклонничество и холуйство немецких профессоров способно расхваливать Екатерину и «сподвижника» её Орлова, превознося её государственную мудрость и отеческую заботливость о народе. Кто столь безжалостно и жестоко грабил народ, как не Екатерина, которая высасывала из него миллионы рублей для удовлетворения расточительности своих бесчисленных любовников, и когда этот народ протестовал, она заглушала его протест в целых потоках крови? Кто виноват, когда несчастный народ, обездоленный и ограбленный алчным Орловым, действовавшим под прикрытием Петрова имени, наконец, терял всякое терпение и восставал против своих притеснителей? Всего менее несчастный Петр.

Петр получил известие о кровавых замыслах против него еще в мае 1762 г. и издал даже приказ арестовать Екатерину, причем он намеревался развестись с ней и обвенчаться с графиней Елизаветой Воронцовой, с которой он уже долгое время был в связи, но по своей бесхарактерности он скоро отменил это распоряжение и тем самым сам ускорил свою погибель. Случай с Пассеком особенно заставил поторопиться заговорщиков. Пассек должен был исполнить кровавое дело в Ораниенбауме, но накануне в пьяном виде проболтался, был выдан своим же сослуживцем и по приказанию Петра арестован. Петр не хотел немедленно начать следствие и отложил дело до осени. Теперь медлить было уже совершенно невозможно, и Орловы, управлявшие всем этим омерзительным делом, решили действовать.

В ночь на 28 июня, пока Григорий Орлов пьянствовал в Петербурге с неким Перфильевым, приставленным Петром для надзора за братьями Орловыми, Алексей Орлов поскакал в Петергоф во дворец Екатерины, которую он вытащил из постели, посадил в заранее приготовленную крестьянскую телегу и привез прямо в казарму Измайловского полка, где уже всё было подготовлено к восстанию.

Отсюда, во главе измайловцев, Екатерина направилась в Казанский собор, где и заставила себя чествовать самым торжественным образом. Здесь эта бесстыдная мессалина перед святым алтарем совершила новое преступление: вместо того, чтобы, как требовало постановление того времени, провозгласить на царство Павла, сына своего, а себе присвоить лишь титул регентши, она с согласия своих главных соучастников провозгласила себя Самодержавной Императрицей всей Руси, на что она не имела ни малейшего права.

Чтобы не вызывать волнений в народе и облегчить совесть чиновников и подданных на присяге, заговорщики распространили по городу слух, что несчастный Петр упал в Ораниенбауме с лошади и при этом так несчастливо, что остался на месте мертвым.

Но на самом деле Петр еще жил, не подозревая беды, в своем Ораниенбаумском дворце. Немедленно после возмутительного и наглого обмана, разыгранного в Казанском Соборе, Екатерина и её сообщники, во главе Преображенского полка, отправились в Ораниенбаум. Изменница и клятвопреступница скакала во главе гвардейцев в генеральском мундире и лосинах, сидя на седле на мужской лад.

Узнав о беде, Петр хотел спастись бегством в Кронштадт, но все суда, могшие оказать ему в этом услугу, оказались в руках извергов. Петр был схвачен и должен был подписать акт отречения от престола. Отсюда его вместе с его любовницей, графинею Воронцовой, привезли в Петергоф, где он в слезах молил извергов не разлучать его по крайней мере с возлюбленной.

Но и эта ничтожная просьба не была уважена, его под конвоем отвезли в замок Ропшу, расположенный в нескольких часах от Петергофа, где он и прожил пять дней узником. Последней его просьбой было оставить ему его слугу негра Нарцисса, любимую собаку и скрипку.

5 июля 1762 г. был совершен тот омерзительный кровавый факт, который покончил с жизнью последнего отпрыска из дома Романовых. Это гнусное дело совершил Алексей Орлов с шайкой таких же злодеев, как и Екатерина и его братья.

События в Ропше до сих пор не были еще вполне выяснены. Княгиня Дашкова, наиболее посвященная в это гнусное дело, неоднократно выражалась, что кровавый акт совершен рукою Алексея Орлова.

Гельбиг также рассказывает, что Алексей Орлов набросился на Петра, но когда тот стал умолять и сопротивляться, Орлов разжалобился и выбежал на террасу, дело же докончили уже его соучастники. Покончив с Петром, Алексей Орлов немедленно поскакал в Петербург к Екатерине, которая приняла известие о смерти супруга с дьявольским спокойствием, какое только возможно при том железном и бессердечном характере, каким обладала эта женщина.

Тот же самый Гельбиг добавляет, что когда Алексей Орлов выбежал из дворца, остальные злодеи набросились на Петра и стали душить его подушками; завязалась отчаянная борьба, во время которой князь Барятинский схватил салфетку, сделал из неё петлю и набросил ее на шею несчастной жертве. При этом несколько злодеев ухватили за ноги и руки несчастного и, таким образом обезоружив жертву, дали возможность барону Энгельгардту затянуть петлю.

Курьер Екатерины, который в качестве пассивного зрителя присутствовал при этой гнусной операции, уверял, что он никогда в жизни не слыхал подобного ужасного крика и стона. Два рядовых, помогавших в этом деле и не отличавшихся сдержанностью в словах, были, для виду, произведены в офицеры, посланы в провинцию и там умерщвлены.

Но несмотря на разные меры предосторожности, это гнусное дело не осталось тайной. Особенно полно документировано участие и отношение к нему Екатерины. Так напр., французский дипломат Бретель (Breteuil) послал немедленно после задушения Петра следующую депешу своему правительству: «Какое ужасное явление и какой пример для народа, если последний только способен отнестись к событиям хладнокровно! С одной стороны внук Петра I свергнут с трона и умерщвлен; с другой – внук царя Ивана[4]4
  Как известно, царь Иван Антонович был лишен престола Елизаветою, которая заточила его в крепость Шлиссельбург, где последний страдал в это время.


[Закрыть] страдает в оковах в заточении. При этом принцесса Ангальт-Цербстская завладела короной предков Петра I и Ивана и убиением императора-мужа достигла трона!»

Официально народ узнал о смерти Петра 7 июля 1762 г. из манифеста самозваной императрицы, в котором, между прочим, говорится, что Петр III скончался скоропостижно от недуга, который его одерживал уже несколько раз в течении жизни. В частном же письме к своему бывшему фавориту, Понятовскому, у неё хватает наглости, умалчивая о настоящей причине смерти, называть эту болезнь «геморроидальными коликами».

Похороны Петра были очень скромны и в отсутствии Екатерины.

Опубликование кровавого дела в Ропше совершилось по следующей случайности. Некто Рулье, служивший секретарем при французском посольстве, написал как очевидец довольно обширное сочинение о Екатерине и ее пособниках в достижении трона. В общем свободомыслящий Дидро, которому Рулье предложил издание этого сочинения, на сей раз, подкупленный Екатериною, оказал препятствие к печатанию сочинения Рулье и, благодаря тому же франкмасону, русскому посольству в Париже удалось купить манускрипт Рулье вместе с правами на издание его. И таким образом опубликование манускрипта было задержано до смерти его автора.