Текст книги "Ахалъ-Тэкинская экспедицiя генерала Скобелева въ 1880-1881гг. съ приложеніем карты и плана"

Автор книги: А. Щербак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА I

На пятый день скучнаго и однообразнаго плаванія по Каспійскому морю изъ Астрахани, пароходъ Нашъ прибылъ наконецъ въ Красноводскъ. Это было въ половинѣ Августа… Палящіе лучи знойнаго солнца, накалившіе атмосферу и отсутствіе малѣйшаго признака живительнаго вѣтерка, производили тяжелую духоту, которая еще болѣе увеличивалась на берегу отъ сильно нагрѣвшагося каменистаго грунта земли и голыхъ скалъ, у подножія которыхъ раскидывался Красноводскъ, состоящій изъ нѣсколькихъ большихъ домовъ, десятка три маленькихъ и столько же кибитокъ съ палатками. Воспользовавшись немногими часами стоянки, послѣ которой пароходъ нашъ долженъ былъ отправиться къ слѣдующему военному посту восточнаго берега – Чигишляру, цѣди нашей дороги, я отправился обозрѣть городъ, не обращая вниманія на жарищу, имѣя въ виду въ будущей перспективѣ еще худшее пекло.

Центральная часть городка группируется близъ пристани, на которой были свалены цѣлыя горы шпалъ, рельсовъ и верблюжьихъ сѣделъ. Красноводская пристань, имѣющая прекрасную бухту и 9 футовъ глубины у берега, считается лучшею на всемъ прибрежьи Каспійскаго моря. Близъ нея построены два паровыхъ опрѣснителя, работающіе поочередно. Отсутствіе прѣсной воды – самый тяжелый недостатокъ въ Краеноводскѣ. Вода изъ опрѣснителя отпускается обывателямъ въ опредѣленной пропорціи.

Недалеко отъ берега, по правую сторону пристани, возвышается красивый двухъэтажный домъ съ балконами, – самый большой въ Красноводскѣ. Это домъ начальника Закаспійскаго отдѣла. Парадное крыльцо на боковомъ фасѣ, съ двумя будками часовыхъ, выходитъ на площадь, – гдѣ маленькая деревянная церковь, а за ней гауптвахта. Площадь окаймляется нѣсколькими домами, въ которыхъ живутъ служащіе при отдѣлѣ, со своими семействами и помѣщается канцелярія. За домомъ начальника отдѣла находится одноэтажное каменное зданіе госпиталя и двѣ казармы. Половина одной изъ нихъ очищена и отдана подъ складъ вещей Краснаго Креста, завѣдываніе которыми приняла на себя жена воинскаго начальника Г-жа Новикова. Ряды кибитокъ впереди госпиталя, у самаго прибрежья, служатъ убѣжищемъ для пріѣзжающихъ и носятъ названіе Кибиточной улицы. Вся эта главная или центральная часть города окружена каменной стѣной съ бойницами и угловыми башнями. Какъ защита, ограда эта не имѣетъ значенія, ибо въ случаѣ нападенія съ горъ, жители за оградой могутъ быть перебиты съ окружающихъ высотъ на выборъ. Разнаго рода лавки, почта, телеграфъ, гостинница съ тремя грязными каморками и офицерскій клубъ, находятся внѣ ограды, съ лѣвой стороны отъ казенныхъ зданій. Лучшій изъ этихъ домовъ, офицерскій клубъ, построенъ на возвышенномъ мѣстѣ. Въ немъ – зало, библіотека, столовая и– другія комнаты, имѣющія весьма приличный видъ. Передъ клубомъ нѣсколько десятковъ кустиковъ, сожженныхъ солнцемъ, и возлѣ нихъ двѣ, три скамейки, выкрашенныя зеленой краской. Все это окружено заборомъ и напоминаетъ о неудачной попыткѣ развести нѣчто въ родѣ садика или огорода.

Съ правой стороны крѣпостной ограды, почти у самыхъ горъ, виднѣются недостроенныя казармы, а лѣвѣе ихъ – лазаретные бараки; постройка ихъ уже приближалась къ концу. Громадные бунты съ сѣномъ и овсомъ и склады дровъ, расположенные на заднемъ фасѣ всѣхъ построекъ, дополняли пестроту маленькаго городка..

На пристани шла усиленная дѣятельность. Множество рабочихъ, прибывшихъ съ западнаго берега, были заняты выгрузкой пришедшихъ судовъ и нагрузкой другихъ, уходившихъ въ Михайловскій заливъ, на восточномъ прибрежьи, гдѣ уже началась укладка желѣзной дороги, назначеніе которой было прорѣзать обширный солончакъ закаспійской пустыни, до перваго пункта оазиса Ахалъ-Тэке.

Шумъ и свистъ пароваго опрѣснителя, выбрасывавшаго густые клубы бѣлаго дыма, и бурливый говоръ толпы, двигавшейся съ пристани на берегъ и обратно, придавалъ необычайное оживленіе городку, окруженному мертвой природой обнаженныхъ скалъ, лишенныхъ всякой растительности. Оживленіе это вызывалось исключительными обстоятельствами – приготовленіемъ къ походу черезъ обширные лески къ центру Ахалъ-тэкинскаго оазиса – Геокъ-Тэпе.

У параднаго крыльца дома начальника отдѣла сидѣло полукругомъ на землѣ человѣкъ до десяти туркменъ – верблюдовожатыхъ; съ ними велъ разговоръ переводчикъ изъ киргизъ, увѣшанный русскими медалями и Георгіевскимъ крестомъ. Мимо туркменъ въ домъ постоянно ходили вѣстовые съ депешами и различными бумагами. Здѣсь же расположилась и группа офицеровъ, прибывшихъ на параходѣ, которые окончили уже свои офиціальные визиты къ начальнику отдѣла. Послѣдній принималъ безъ доклада; входъ къ нему былъ открытъ съ семи часовъ утра до вечера, кромѣ обѣденнаго времени. Въ случаѣ экстренныхъ дѣлъ, пріемъ происходитъ и во всякій часъ ночи.

Въ небольшой высокой комнатѣ съ двумя окнами и незатѣйливой, обстановкой, состоявшей въ книжномъ шкапѣ со стеклянными дверцами, пятью или шестью стульями, обитыми клеенкой и скамейки, покрытой коврикомъ, за письменнымъ столомъ, заваленнымъ грудою бумагъ, сидѣлъ начальникъ закаспійскаго отдѣла и въ то же время помощникъ временно командующаго войсками, генералъ-маіоръ Петрусевичъ, служившій въ этомъ краѣ еще при генералѣ Ломакинѣ и назначенный на свою новую должность недавно.

Широкій, открытый лобъ, длинная русая борода и умные голубые глаза производили съ перваго раза впечатлѣніе симпатичнаго лица; но тонкая усмѣшка, по временамъ скользившая съ полуоткрытыхъ губъ и пытливый взглядъ, который генералъ неожиданно устремлялъ на говорящаго, навѣвали ощущеніе какого-то холода, еще болѣе усиливающагося сухими, лаконическими отвѣтами и вопросами его. Не смотря на сильную шару, Петрусевичъ былъ въ суконномъ, наглухо застегнутомъ сюртукѣ и, казалось, не чувствовалъ тяжелой духоты. Заваленный равными депешами и бумагами и окруженный посѣтителями, онъ какъ го успѣвалъ выслушивать доклады, дѣлая на нихъ замѣчанія, и въ то же время быстро писалъ или, оставляя перо, принимался за депеши, отдавая словесныя приказанія.

– Очень радъ пріѣзду сестеръ милосердія – обратился онъ ко мнѣ. – Госпитальныя дѣла пойдутъ лучше; больныхъ мало, но будутъ.

На мой вопросъ, гдѣ теперь генералъ Скобелевъ, Пе-трусевичъ отвѣчалъ уклончиво, прибавивъ впрочемъ, что Скобелевъ скоро прибудетъ въ Чигишляръ.

Съ парохода донесся уже второй свистъ, надо было идти на пристань. Пріѣхавшія со мною сестры милосердая раздѣлились на двѣ группы. Одна осталась въ Красноводскѣ, другая же должна была слѣдовать въ Чигишляръ. Съ послѣднею отправилась и графиня Милютина, выѣхавшая вмѣстѣ со всѣми изъ Петербурга не въ качествѣ сестры милосердія, а друга сестеръ, какъ опредѣляла графиня свое положеніе.

Былъ уже вечеръ, когда пароходъ отчалилъ отъ пристани, направляясь вдоль восточнаго прибрежья.

ГЛАВА II

Переѣздъ изъ Красноводска въ Чигишдяръ въ хорошую погоду совершается менѣе, нежели въ сутки. Бъ бурную погоду тратится гораздо больше времени, по причинѣ сильнаго мелководья у чигишлярскаго берега. Суда обыкновенно минуютъ его и идутъ далѣе къ Персидскимъ портамъ.

Часовъ въ десять утра слѣдующаго дня пароходъ нашъ остановился версты на 2 1/2 отъ берега и бросилъ якорь. Подойти ближе не было возможности, вслѣдствіе незначительной глубины.

На гладкомъ песчаномъ берегу виднѣлось множество кибитокъ, палатокъ, деревянныхъ домиковъ съ навѣсами и высокіе бунты, покрытые бѣлыми брезентами. Надъ всѣми ими возвышалась сторожевая вышка. Это былъ чигишлярскій военный постъ или, правильнѣе – урочище Чигишляръ. Лишь только пароходъ остановился, какъ къ нему подплыло множество туркменскихъ лодокъ съ парусами и небольшой паровой катеръ. Началась кропотливая выгрузка: пассажиры размѣстились преимущественно въ катерѣ; другіе, за неимѣніемъ мѣста, расположились въ лодкахъ вмѣстѣ съ грузомъ и все направилось къ деревянной пристани, выдвинутой, посредствомъ высокой насыпи, саженъ на 300 въ море. Для удобства перетаскиванія груза на берегъ, вдоль пристани были проложены рельсы и стояло нѣсколько товарныхъ платформѣ. Рельсы тянулись сажень на 100 по берегу, дѣлая въ концѣ два заворота, по бокамъ которыхъ стояли громадные бунты съ мукой, сухарями и другими продуктами. Это былъ интендантскій складъ.

Чигишлярскій постъ дѣлился на двѣ части. Съ лѣвой стороны рельсовой линіи военный посёлокъ, заключавшій въ себѣ стоянки различныхъ частей войска въ кибиткахъ и палаткахъ, артиллерійскій и инженерные парки; тутъ же и деревянный домикъ для командующаго войсками и его канцеляріи. Съ правой стороны расположился торговый людъ, преимущественно армяне; военные жили и тутъ, но немного. Въ этой сторонѣ преобладали различнаго рода лавки въ деревянныхъ лачугахъ или навѣсахъ, которые ограничивали обѣ стороны длинной площади, носившей названіе Лазаревской улицы.

Въ началѣ ея красовалась большая синяя вывѣска, съ надписью восточной редакціи, гласившей «Гостинница Іованесъ съ нумерамъ для пріѣзжимъ». Нумера эти заключались въ двухъ грязныхъ сквозныхъ каморкахъ. Затѣмъ слѣдовало нѣсколько лавочекъ съ консервами и всякаго рода мелочью и при нихъ портной, сапожникъ и даже часовой мастеръ. Двое послѣднихъ не удовольствовались своей спеціальной профессіей, а торговали еще виномъ и табакомъ Лавка Кузьмича, единственнаго русскаго торговца среди восточныхъ людей, считалась самой лучшей. У него, кромѣ вина, консервовъ, табаку, разныхъ ситцевъ, были даже игрушки… Появленіе такого страннаго товара въ пескахъ Кузьмичъ объяснялъ желаніемъ обратить особенное вниманіе на его лавку.

– Магазинъ полный-съ, – говорилъ Кузьмичъ, указывая на свое добро: —а эти штучки съ пестрятъ, въ глаза бросаются. Ну, и хорошо-съ, – намъ выгодно-съ, а покупателямъ веселѣй.

Въ концѣ Лазаревской улицы и нѣсколько въ сторонѣ, въ деревянномъ сараѣ, помѣщается складъ вещей Краснаго Креста, который устроивала и которымъ завѣдывала г-жа Де-корваль, пріѣхавшая спеціально для этого изъ Петербурга. Груды нераспечатанныхъ тюковъ возлѣ склада свидѣтельствовали, что устройство его только что начато. Недалеко отъ него, у самаго моря, подъ парусиннымъ навѣсомъ, стояли ледодѣлки Краснаго Креста. А еще дальше, но въ другую сторону, къ лескамъ, изолированные отъ другихъ построекъ, рѣзко выдѣлялись деревянные госпитальные бараки, выкрашенные въ бѣлую краску. Относительно всѣхъ другихъ чигишлярскихъ построекъ, бараки считались роскошнымъ строеніемъ, среди скудной окружавшей природы, заключавшейся въ необозримой песчаной равнинѣ съ колодцами соленой воды, и гладкой, темно-синей поверхности моря, подъ блескомъ жгучихъ лучей ослѣпительнаго солнца.

Пріѣхавшія сестры милосердія и графиня Милютина были встрѣчены на пристани командиромъ Таманскаго казачьяго полка, полковникомъ Арцишевскимъ, который занималъ должность коменданта Чигишляра и начальника Атрекской военной дороги[1]1
  Отъ Чигишляра до передоваго пункта Бами.


[Закрыть]). Для сестеръ было отведено помѣщеніе въ госпиталѣ, а въ распоряженіе графини Милютиной дали одинъ изъ деревянныхъ домиковъ. Остальные пассажиры, пріѣхавшіе на параходѣ, размѣстились по кибиткамъ. Мнѣ и спутнику моему, капитану генеральнаго штаба Недоманскому, съ которымъ я познакомился во время дороги, было предложено поселиться въ одной комнатѣ съ судебнымъ слѣдователемъ. Часовъ въ 12 мы отправились къ полковнику на обѣдъ, получивъ его приглашеніе еще на пристани. Таманскій полкъ расположился позади другихъ частей войскъ, за домикомъ командующаго войсками. Вокругъ кибитокъ, разбросанныхъ на глубокомъ пескѣ, въ которыхъ жили казаки, стояла красивая палатка съ деревяннымъ поломъ и полотнянымъ навѣсомъ. Возлѣ нея – знамя полка и двое казаковъ часовыхъ. Отъ палатки шли деревянные, подмостки въ большую кибитку – столовую. Далѣе слѣдовали канцелярія, устроенная тоже въ кибиткѣ; досчатый навѣсъ для лошадей и кухня, помѣщавшаяся въ землянкѣ. Все это составляло владѣніе командира полка. Кромѣ насъ двоихъ, пришли къ обѣду еще нѣсколько пріѣзжихъ, въ числѣ которыхъ былъ и новый отрядный интендантъ Кальницкій. Хозяина въ палаткѣ не было, но громкій голосъ его доносился изъ канцеляріи; тамъ видимо шла кому-то распеканція, судя по доносившимся бурнымъ фразамъ. Разносъ кончился угрозой – «перепорю всѣхъ до одного», послѣ чего показалась фигура расходившагося полковника, который, крикнувъ громовымъ голосомъ: «Заяцъ! неси щи и кашу», пригласилъ гостей за столъ. Арцишевскому на видъ лѣтъ 60; онъ невысокаго роста и крѣпкаго тѣлосложенія. Длинные, висячіе, сѣдые усы и остроконечные пучки– бровей, торчавшіе надъ маленькими глазами его выбритаго лица багроваго оттѣнка, придавали полковнику очень внушительный видъ. Надвинутая папаха еще болѣе усиливала впечатлѣніе грозности. Одни только сѣрые глаза, сквозившіе лукавствомъ и хитростію, подчасъ выдавали напускную свирѣпость полковника, не соотвѣтствующую его болѣе мирному, нежели боевому характеру и практическимъ взглядамъ на жизнь. Какъ бы то ни было, полковникъ былъ грозенъ и страшенъ. Его особенно боялись чигишлярскіе торговцы и аробщики, приходившіе въ трепетъ отъ одного только появленія коменданта. Да и немудрено: мѣры, употребляемыя полковникомъ для раскрытія и уничтоженія всякаго рода мелкихъ плутней и мошенничествъ, наводили ужасъ на восточныхъ людей, привыкшихъ къ широкому произволу со времени покойнаго генерала Лазарева. Воспитательная способность полковника была весьма своеобразна. Такъ, напримѣръ, одного торговца, фабриковавшаго тухлую сельтерскую воду, отъ которой у потреблявшихъ ее переболѣли животы, онъ заставилъ выпить чуть ли не весь остатокъ сфабрикованной имъ эссенціи. Разсказывали, что злополучный фабрикантъ, кое-какъ оправившись отъ продолжительной рвоты и рѣзи въ желудкѣ, послѣ обильнаго питья своего произведенія, долго еще бредилъ ненавистной ему сельтерской водой. То ему грезилось, что онъ тонетъ въ ней; то казалось, что изо рта его бьетъ неизсякаемый источникъ этой воды. Къ концу концовъ, фабрикантъ тухлаго питья для окончательнаго выздоровленія отправился обратно домой. Другой восточный человѣкъ, пойманный въ какой-то мошеннической продѣлкѣ, упорно не признавался въ ней. Какъ средство дознанія, были пущены въ ходъ хинные порошки. Виновный, имѣя съ обѣихъ сторонъ по казаку, долженъ былъ глотать порошки въ сухомъ видѣ. При сильной жарѣ и соленой водѣ для питья, средство это оказалось весьма радикальнымъ, такъ какъ провинившійся раскаялся на второмъ же порошкѣ. Въ нѣкоторыхъ особыхъ случаяхъ производство дознанія у полковника облекалось въ болѣе страшную форму. Такъ, напримѣръ, какой-то армянинъ, пойманный, кажется, въ воровствѣ муки или чего-то другаго изъ интендантскаго склада, настойчивымъ образомъ отпирался, не называя сообщниковъ; но когда его вывели за лагерь къ свѣже – выкопанной могилѣ, у которой красовалось нѣсколько казановъ съ нагайками въ рукахъ, то признаніе послѣдовало моментально. Рядъ подобныхъ случаевъ навелъ въ первое время столько страху на разныхъ любителей поживиться Чужимъ добромъ, что они, если и не отказались совсѣмъ отъ заманчиваго ремесла, то сдѣлались много сдержаннѣе и скромнѣй.

Среди всѣхъ торговцевъ одинъ хозяинъ синей вывѣски, Іованесъ, повидимому, не боялся полковника. При появленіи его, Іованесъ дѣлался только очень любезенъ, сохраняя Непринужденный видъ и по минованіи грозы говаривалъ: «Дла нашему брату такой чилавекъ, какъ полковникъ, нада; лучши будитъ, боялся будишь. Мнѣ што, мой дѣлъ чистъ». Гостинница Іованесъ составляла единственное мѣсто въ Чигишлярѣ, гдѣ можно было сносно, хотя и дорого поѣсть. Полковникъ совѣтовалъ намъ не ѣхать въ передовой пунктъ, а дождаться прибытія генерала въ Чигишляръ, которое ожидалось въ скоромъ времени. Два раза Скобелевъ былъ уже на половинѣ пути къ тыловому пункту, Но появленіе тэкинскихъ шаекъ у передового поста заставляло его возвратиться обратно. Мы рѣшились подождать.

ГЛАВА III

Прошло болѣе недѣли со времени нашего пріѣзда. Генерала еще не было, но его ждали со дня на день. Жизнь на чигишлярскомъ посту тянулась крайне монотонно. Офицерство скучало и проводило время въ кибиткахъ, погружаясь отъ бездѣлья въ продолжительную дремоту.

Нѣкоторые пользовались газетами, которыя доходили спустя недѣли три послѣ выхода. Удушливая жара въ 37°—40° и ослѣпляющій блескъ солнца, отнимали всякое желаніе прогуливаться на воздухѣ по горячему песку. Помимо всего этого, частые вѣтры, подымая густыя облака пыли, дѣйствовали вредно какъ на глаза, такъ и на легкія. Многіе изъ солдатъ страдали различивши воспаленіями глазъ; вообще же больныхъ по всей линіи и въ передовомъ пунктѣ было не мало; въ особенности въ послѣднемъ – среднее число заболѣвшихъ доходило. отъ 13 до 16 %. Часть изъ – нихъ приходилась на катарры кишекъ, затѣмъ слѣдовали лихорадки, скорбутъ и т. п. Перевозка больныхъ въ госпитали, какъ съ промежуточныхъ постовъ дороги, такъ и съ передоваго, не была еще правильно организована. Вольные помѣщались въ арбахъ безъ покрышекъ и безъ подстилокъ, прямо на голыхъ доскахъ; ночлежныхъ пунктовъ не было; отъ прибывавшихъ больничныхъ транспортовъ раздавались постоянныя жалобы на плохой уходъ дорогою и неудовлетворительную пищу. Однимъ словомъ, дѣло эвакуаціи находилось въ незавидномъ положеніи. Ждали пріѣздъ новаго отряднаго врача, на котораго возлагались надежды по лучшему устройству врачебно-санитарной части отряда, сообразно потребностямъ. Не въ лучшемъ положеніи находились и нѣкоторыя другія стороны по организаціи тыла экспедиціи.

На первомъ планѣ въ этомъ отношеній стояла организація верблюжьяго транспорта. Хотя довольство отряда было все привезено съ западнаго берега и находилось въ достаточномъ количествѣ па обоихъ тыловыхъ пунктахъ коммуникаціонныхъ линій (Красноводска и Чигишляра), но все это нужно было двинуть впередъ на передовой пунктъ и частью на посты обѣихъ военныхъ дорогъ. Въ выполненіи этого заключался насущный вопросъ успѣха экспедиціи и, болѣе или менѣе, продолжительность ея.

Чтобы перевезти черезъ обширные пески, въ опредѣленное время, нѣсколько сотъ тысячъ пудовъ груза, требовалось, по меньшей мѣрѣ, 15,000 верблюдовъ, составлявшихъ единственную двигательную силу, возможную въ безводныхъ степяхъ. Между тѣмъ, отъ предшествовавшей экспедиціи осталось самое незначительное число ихъ, около 1000, да и тѣ были почтя на половину больны, благодаря чрезмѣрному изнуренію и плохому уходу. Вслѣдствіи всего этого, на первыхъ же порахъ по пріѣздѣ въ Закаспійскій край въ маѣ мѣсяцѣ и даже еще раньше, генераломъ Скобелевымъ были приняты самыя энергическія мѣры къ пріобрѣтенію и найму потребнаго числа верблюдовъ. Покупка ихъ въ мангишлакскомъ приставствѣ, въ количествѣ 5,000 штукъ, была поручена тамошнему приставу, полковнику Навроцкому, которому удалось пріобрѣсти – только 3,500. Часть изъ нихъ была пригнана къ Красноводску въ іюнѣ, остальные же въ іюлѣ мѣсяцѣ.

Верблюды эти назначались для движенія по Михайловской линіи. Въ Оренбургскомъ краѣ пріобрѣталось около 5,500 головъ. Пріемка ихъ была возложена на полковника генеральнаго штаба Иванова. Всю эту партію верблюдовъ, необходимо было раздѣлить на 5 эшелоновъ. Послѣдній изъ нихъ могъ прибыть къ Красноводску лишь къ началу октября. Что же касается до верблюдовъ, которыхъ обязался доставить купецъ Громовъ, то наемъ ихъ въ Бухарѣ, какъ онъ думалъ сдѣлать, оказался неудобенъ, изъ опасенія нападенія тэкинцевъ, ожидавшихъ выхода верблюжьихъ транспортовъ. Нанимать пришлось у хивинскихъ іомудовъ въ количествѣ лишь 3,000, а не 6,000, какъ предполагалось прежде. Верблюды эти опоздали къ назначенному сроку. Благодаря всѣмъ этимъ непредвидѣннымъ обстоятельствамъ, организація верблюжьихъ транспортовъ сильно замедлилась, и только къ октябрю мѣсяцу въ Красноводскѣ могло быть сосредоточено до 12,000 верблюдовъ, на которыхъ, въ опредѣленное число транспортовъ, должно было доставить въ передовой пунктъ большую часть отряднаго продовольствія. Первый эшелонъ, въ 600 мангишлакскихъ верблюдовъ съ 6,000 пудовъ груза, выступилъ изъ Михайловскаго залива въ передовой пунктъ Бами въ первыхъ числахъ іюля и прибыль благополучно на мѣсто къ 21 числу того же мѣсяца. Этимъ транспортамъ открывалась новая коммуникаціонная линія, Михайловская[2]2
  До этого времени существовала только одна Атрекская.


[Закрыть]). Чтоже касается до Чигишлярской или Атрекской линіи, то, какъ уже было сообщено выше, существовавшій на ней верблюжій транспортъ былъ очень не великъ. Считая оставшихся и прикупленныхъ съ большимъ трудомъ у туркменъ, онъ доходилъ тогда до 1,400 верблюдовъ, тогда какъ необходимо было имѣть отъ 5000 – 6,000 штукъ, такъ какъ на этой линіи, кромѣ періодическаго снабженія довольствомъ военныхъ постовъ, нужно было свозить впередъ фуражъ, боевыя– запасы, орудія и т. п. Организація верблюжьихъ транспортовъ встрѣтила здѣсь не мало препятствій, благодаря, главнымъ образомъ, крайней подозрительности и недовѣрію туркменъ, жившихъ по Атреку и на границахъ Персіи, у которыхъ производилась покупка и наемъ верблюдовъ. Причины этого заключались въ различныхъ злоупотребленіяхъ подрядчиковъ интендантскаго вѣдомства предшествовавшей экспедеціи, которые обсчитывали верблюдовожатыхъ, кормили ихъ въ проголодь и при всякомъ удобномъ случаѣ всячески надували ихъ. Что же касается до властей, къ которымъ обращались обиженные туркмены, то они смотрѣли на все сквозь пальцы, подвергая зачастую обиженныхъ грубому обращенію. Единственный человѣкъ, въ то время съумѣвшій пріобрѣсти къ себѣ довѣріе туркменъ и пользовавшійся значительною популярностью среди ихъ, былъ подполковникъ Щербина, владѣвшій прекрасно ихъ языкомъ и основательно знакомый съ бытомъ и характеромъ этого народа. Генералъ Тергукасовъ поручилъ ему какъ наемъ верблюдовъ такъ и перевозку груза.

Впослѣдствіи таже операція была передана Щербинѣ генераломъ Муравьевымъ.

Вступивъ въ командованіе войсками Закаспійскаго края, генералъ-адъютантъ Скобелевъ поручилъ Щербинѣ приступить немедленно къ формировкѣ большаго верблюжьяго транспорта (около 6,000 головъ), для движенія по Чигшилярской линіи. Щербина черезъ извѣстныхъ ему старшинъ и поставщиковъ, сталъ входить въ соглашеніе съ туркменами относительно поставки необходимаго числа верблюдовъ, за установленную плату съ пуда. Небольшое количество верблюдовъ было уже куплено. Дѣло организаціи транспорта, повидимому, шло на ладъ, но не прошло и мѣсяца, какъ стали ходить слухи о злоупотребленіяхъ и мошенничествѣ, какъ относительно купленныхъ верблюдовъ, татъ и найма ихъ у туркменъ. Скоро обнаружилось, что цѣна купленныхъ верблюдовъ, выставленная Щербиною, не соотвѣтствуетъ дѣйствительной цѣнѣ; такъ, напр., верблюда показывали купленнымъ за 120 или 126 руб., въ дѣйствительности же за него было заплачено 90 р. – 85, или даже 80 р.

Нѣчто въ родѣ этого было и съ объявленными цѣнами за перевозку. Доложили объ этомъ генералу Скобелеву, который приказалъ немедлено произвести слѣдствіе. Въ это время случилось происшествіе, которое еще больше усложнило дѣло. Близъ одного изъ военныхъ постовъ Атрекской дороги найденъ былъ убитымъ одинъ изъ поставщиковъ Щербины, у котораго исчезла памятная книжка, гдѣ, какъ говорятъ, были записаны дѣйствительныя цѣны по найму и покупкѣ верблюдовъ. Дѣло приняло плохой оборотъ. Нѣсколько поставщиковъ, уличенныхъ въ мошеничествѣ, были сейчасъ же арестованы, организація верблюжьихъ транспортовъ и перевозка была отъ Щербины взята, а ему воспрещенъ выѣздъ на западный берегъ до окончанія предварительнаго слѣдствія, которое должно было выяснить степень его участія въ противозаконной наживѣ.

Начатое слѣдствіе и арестъ нѣсколькихъ поставщиковъ произвели сильный переполохъ среди армянскаго населенія Чигишляра, непривыкшихъ такъ долго видѣть ничего подобнаго. Переполохъ произошелъ и между туркменами. Многіе изъ нихъ, пригнавшіе своихъ верблюдовъ, стали отказываться отъ поставки; нѣкоторые, еще не прибывшіе въ Чигишляръ, но узнавшіе о происшедшемъ въ дорогѣ, вернулись обратно въ аулы. Въ произведеніи всей этой безурядицы винили, между прочимъ, и сторонниковъ Щербины, заинтересованыхъ въ его дѣлѣ. Надо полагать, что цѣль ихъ была выставить дѣло найма верблюдовъ у туркменъ немыслимымъ безъ содѣйствія Щербины, въ расчетѣ, что безотлагательная нужда въ транспортѣ по необходимости заставитъ повернуть дѣло въ благопріятную, для послѣдняго, сторону. Такъ говорили многіе. Какъ бы то ни было, но слѣдствіе шло энергично и безостановочно. Командированный съ Кавказа отрядный интендантъ, опытвый въ дѣлахъ; всякихъ подрядовъ и поставокъ, который прибылъ въ Чигишляръ вмѣстѣ съ нами, успѣлъ пріискать подрядчика изъ восточныхъ людей, нѣкоего Теръ-Аганова, бравшаго на себя поставку необходимаго верблюжьяго транспорта. Ждали только пріѣзда генерала Скобелева, отъ котораго зависѣло утвержденіе контракта.

27-го августа Арцишевскій получилъ депешу, извѣщавшую, что генералъ въ пути и на другой день будетъ въ Чигишлярѣ. Утромъ слѣдующаго дня, прискакавшій казакъ далъ знать о приближеніи командующаго войсками. На сторожевой вышкѣ подняли флагъ. Скоро, окруженная густымъ облакомъ пыли, показалась группа всадниковъ, быстро приближавшихся къ Чигишляру. Это былъ генералъ Скобелевъ со свитой. Заѣхавъ предварительно въ госпитальную церковь, Скобелевъ направился потомъ къ своему домику, гдѣ былъ встрѣченъ почетнымъ карауломъ, въ составъ котораго вошли новопріѣхавшія лица.

Вмѣстѣ со Скобелевымъ прибыла и часть штаба его. Несмотря на 50 верстъ пыльной дороги, которую генералу пришлось сдѣлать въ этотъ день, на молодомъ и красивомъ лицѣ его не было замѣтно и слѣдовъ утомленія. Переговоривъ съ каждымъ и привѣтливо пожавъ всѣмъ руки, генералъ сообщилъ, что сейчасъ начнетъ принимать доклады, и отправился въ деревянный домикъ, куда вскорѣ послѣдовали за нимъ и другіе[3]3
  При свиданіи моемъ съ генераломъ, я передалъ ему письменную просьбу одной изъ редакцій петербургскихъ газетъ о разрѣшеніи мнѣ корреспондировать въ названную газету. На это генералъ Скобелевъ, хотя заявилъ мнѣ о существовавшемъ запрещеніи корреспондировать изъ экспедиціоннаго отряда (запрещеніе это редактировалось въ такой формѣ: всѣ свѣденія въ томъ числѣ и телеграммы, посылаемыя изъ отряда, должны бытъ подписаны временно командующимъ войсками или его помощникомъ), но обѣщалъ свое содѣйствіе. Въ первые 3 мѣсяца мнѣ было разрѣшено отправятъ 8 телеграммы, но затѣмъ послѣдовало безусловное запрещеніе со стороны Главнокомандующаго.


[Закрыть].

Въ числѣ новыхъ лицъ, встрѣтившихъ генерала, былъ, между прочими, и отрядный врачъ Гейфельдеръ, пріѣхавшій нѣсколько дней тому назадъ изъ Пятигорска. Различныя мнѣнія, ходившія про дѣятельность отряднаго врача въ русско-турецкую войну и выставлявшія его, съ одной стороны, прекраснымъ хирургомъ, но плохимъ администраторомъ, или же прямо наоборотъ, дѣлали личность его не безъинтересною. Но, помимо внутреннихъ качествъ, я внѣшній видъ Гейфельдера обращалъ на себя вниманіе. Хотя красноватое лицо его со слѣдами нѣкоторой угреватости нельзя было назвать красивымъ, но сѣрые блестящіе глаза, которые онъ по произволу дѣлалъ томными, слегка закатывая ихъ къ небу, были не дурны. Самъ почтенный хирургъ находилъ въ нихъ что-то магнетическое, увѣряя, что не только женщины, но даже и многіе мужчины не въ состояніи вынести блеска его глазъ. Благозвучный теноровый голосъ, которымъ любилъ онъ распѣвать аріи изъ «Риголетто» и другихъ оперъ во время вечернихъ прогулокъ, производилъ на многихъ пріятное впечатлѣніе. Если ко всему этому прибавить высокій, стройный ростъ и плавную походку, то въ итогѣ получалось нѣчто поэтическое въ оффенбаховскомъ жанрѣ. Къ сожалѣнію, однимъ изъ недостатковъ доктора было плохое знаніе русскаго языка, который онъ коверкалъ иногда до невозможности, вызывая у окружающихъ невольную улыбку. Это не мѣшало ему, однако, пускаться часто въ разсужденія о различныхъ философскихъ теоріяхъ, причемъ онъ перемѣшивалъ русскія Слова съ нѣмецкими, а въ случаѣ нужды, дополнялъ смыслъ жестикуляціей. Разсказываютъ, что на прощальномъ обѣдѣ, данномъ ему коллегами въ Кисловодскѣ, докторъ Гейфельдеръ, растроганный массою комплиментовъ, сыпавшихся на него отъ не менѣе растроганныхъ коллегъ, произнесъ задушевнымъ голосомъ рѣчь о высокомъ значеніи медицинской корпораціи въ ряду съ другими учеными корпораціями и широкомъ будущемъ хирургіи и т. д., рѣчь дочтенный ораторъ почему-то закончилъ маленькимъ разсказомъ в своемъ происхожденіи, гласившемъ, что отецъ его былъ очень умный человѣкъ изъ Берлина, а мать очень нѣжная дама съ береговъ Рейна и что отъ такой счастливой комбинаціи, натурально, могло произойти только нѣчто особенное и геніальное. Все это сказано было трогательнымъ голосомъ и, какъ говорятъ, вызвало у собратъ его слезы умиленія. Несмотря, однако, на свое нѣжное происхожденіе докторъ Гейфельдеръ въ отношенія къ подчиненнымъ былъ строгъ, а подчасъ и свирѣпъ. Строгость отряднаго врача обнаруживалась преимущественно къ упущеніямъ внѣшней стороны служебной дѣятельности: тутъ онъ былъ неумолимъ. Это высказалось при первомъ посѣщеніи имъ чигишлярскаго госпиталя, гдѣ одному изъ фельдшеровъ, не успѣвшему вытянуться во фронтъ передъ грознымъ начальникомъ, нанесены были такіе вещественные знаки невещественныхъ отношеній, отъ которыхъ провинившійся долго ходилъ съ повязанной щекой.

Вообще докторъ Гейфельдеръ требовалъ въ себѣ изъявленія глубокаго почтенія и чѣмъ болѣе въ этомъ почтеніи изображалось трепета, тѣмъ пріятнѣе это было отрядному врачу. Нерѣдко суровая мина грознаго эскулапа смѣнялось веселой улыбкой, когда, во время разговора съ нимъ молодаго врача, послѣдній, стоя на вытяжкѣ, держалъ все время руку подъ козырекъ. Въ качествѣ военно-медицинскаго представителя въ отрядѣ, докторъ Гейфельдеръ не успѣлъ еще обнаружить своего административнаго таланта: поле дѣятельности предстояло ему въ ближайшемъ будущемъ.

На другой день по пріѣздѣ генерала Скобелева, въ совѣщаніи по поводу медицинской организаціи, генералъ высказалъ неудовольствіе какъ касательно существовавшей эвакуаціи больныхъ, страдавшей множествомъ недостатковъ, такъ и относительно устройства врачебной помощи на постахъ дороги. Въ виду этого, онъ предложилъ отрядному врачу и мнѣ, въ качествѣ представителя Краснаго Креста, объѣхать обѣ коммуникаціонныя линіи съ цѣлью организовать на атрекской линіи ночлежные пункты и медицинскіе околодки, такъ какъ эта линія служила до того времени единственнымъ путемъ для эвакуаціи; произвести затѣмъ тщательный осмотръ михайловской линіи, имѣя въ виду, при первыхъ благопріятныхъ обстоятельствахъ, организовать и ее для транспортированія съ передоваго отряда больныхъ и раненыхъ. Командировка наша требовала нѣсколько времени для снаряженія большаго вещеваго транспорта изъ складовъ Краснаго Креста. Благодаря имѣвшимся въ томъ же Крестѣ перевозочнымъ средствамъ, задержки быть не могло. (Въ Красномъ Крестѣ были фургоны, одноколки и арбы съ необходимымъ числомъ лошадей). Объѣздъ линіи нужно было начать съ Чигишляра, такъ какъ здѣсь находился перевозочный транспортъ и сосредоточивались главныя матеріальныя средства Краснаго Креста.

Выборъ дня отъѣзда я думалъ предоставить доктору Гейфельдеру, но когда обратился къ нему съ этимъ предложеніемъ, то былъ крайне удивленъ его отказомъ ѣхать. Мотивомъ къ этому докторъ Гейфельдеръ объяснилъ свое желаніе остаться при генералѣ Скобелевѣ, чтобы точнѣе ознакомиться и изучить характеръ его. «Мнѣ придется имѣть постоянныя сношенія съ командующимъ войсками, – говорилъ отрядный врачъ, – а потому я, какъ умный администраторъ, долженъ основательно познакомиться съ его, характеромъ, и узнать слабыя стороны, чтобы имѣть возможность потомъ эксплуатировать ихъ». Послѣ такой тирады докторъ Гейфедьдеръ предложилъ мнѣ исполнить его обязанность во время командировки, т. е. инспектировать все, что будетъ касаться военно-медицинской части, самъ же онъ останется безотлучно при командующемъ войсками. Прежде чѣмъ заняться приготовленіями въ дорогу, явилась необходимость пробыть нѣсколько дней въ Красноводскѣ вмѣстѣ съ генераломъ Скобелевымъ, который торопился туда въ виду значительнаго накопленія дѣлъ, по организаціи тыла.