Текст книги "Оккультный мир"

Автор книги: А Синнетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

II

Кто же эти адепты, управляющие колоссальными силами, о которых я веду речь? Есть основания полагать, что такие адепты жили во все исторические эпохи, а на сегодняшний день подобные люди есть в Индии или прилегающих к ней странах. То, что знания, унаследованные этими людьми, идентичны знаниям древних посвященных оккультизма, неоспоримо проявилось в ходе изучения взглядов, которых придерживаются адепты, и способностей, которые они в себе развивают. Этот вывод был сделан на основе множества литературных источников; в данный момент достаточно просто сформулировать его, а на способы связаться с посвященными будет указано позднее. Пока же рассмотрим то положение, в котором сейчас находятся адепты. Они объединены в некое Братство, или Тайное Общество, имеющее свои отделения по всему Востоку, но главная его резиденция, я полагаю, находится сейчас в Тибете. Однако в современной Индии тоже не перевелись адепты, и именно из этой страны Общество вербует многих новых членов. Дело в том, что это великое Братство представляет собой одновременно и самую недоступную, и самую открытую организацию мира; здесь рады новобранцам любой национальности и расы, из какой бы страны они ни происходили, однако при условии, что они обладают необходимыми характеристиками. Как сказал мне один человек, который и сам входит в число адептов, врата всегда открыты для того, кто постучится в них, но таков уж путь, ведущий к этим вратам, что только самые решительные и непреклонные странники имеют шанс его одолеть. Разумеется, я могу описать опасности этого пути лишь в самых общих выражениях; однако читателю необязательно изучать секреты посвящения, чтобы понять, какой характер носит обучение, через которое должен пройти неофит, дабы удостоиться звания знатока оккультизма. Меня многократно заверяли, что адептами не рождаются, а становятся, и процесс этого становления в основном находится в руках самого человека. В чем бы ни состояли первые испытания, преграждающие путь к низшим ступеням оккультизма, кандидата на посвящение, насколько я знаю, никогда не допускают к ним ранее чем через семь лет после того, как он был принят в качестве послушника. При этом нет никакой гарантии, что семилетний срок не будет продлен для него ad libitum*. У кандидата даже нет уверенности в том, что его вообще когда-нибудь допустят к посвящению того или иного рода. Одной этой мучительной неопределенности оказалось бы вполне достаточно, чтобы отпугнуть большинство европейцев от попыток проникнуть в сферы оккультизма, как бы сильно он ни привлекал их в интеллектуальном плане. Но подобная неопределенность – отнюдь не каприз деспотичного общества, которое, так сказать, кокетничает со своими полными рвения поклонниками. Испытания, через которые должен пройти неофит, – это вовсе не причудливые розыгрыши и не имитация каких-то жутких опасностей. Это также не искусственные преграды, воздвигнутые мастерами оккультизма, чтобы испытать хладнокровие учеников, подобно тому, как учитель верховой езды устанавливает в своей школе барьеры для прыжков. Природа науки, которую собирается исследовать соискатель, такова, что ее откровения потрясают разум и подвергают суровому испытанию самую непреклонную отвагу. В интересах самого кандидата следует предварительно испытать его характер, стойкость в достижении цели, а может быть, также и его физические и психические качества, наблюдая за ними с безмерной осторожностью и терпением; лишь потом ему можно позволить сделать последний решительный шаг и нырнуть в море необыкновенных переживаний, которое он либо переплывет своими собственными силами, либо погибнет. Вполне очевидно, что я не могу располагать точными знаниями о том, какие испытания ожидают кандидата на протяжении периода его развития; догадки же, основанные на отрывочных сведениях, собранных то здесь, то там, не заслуживают упоминания. Однако столь же очевидно, что особенности жизни, которую ведет обычный кандидат на звание неофита, ни в коей мере не являются секретом. Помимо всего прочего, предельное развитие адепта требует от него соблюдения абсолютной физической чистоты, и кандидат обязан с самого начала представить доказательства того, что он готов соблюдать это требование. На протяжении всего испытательного срока он должен, так сказать, соблюдать полное целомудрие, воздержанность и безразличие к любым физическим удовольствиям. Такой образ жизни не предполагает ни какой-то фантастической дисциплины, ни навязчивого аскетизма, ни бегства от мира. Ничто не мешает джентльмену из лондонского светского общества быть кандидатом в оккультисты и проходить подготовку по полной программе, причем окружающие даже не будут ничего об этом знать. С точки зрения истинного оккультизма, возвышенная преданность подлинного адепта – отнюдь не плод отталкивающего аскетизма заурядного индийского факира, этого йога лесных дебрей, чья грязь возрастает вместе со святостью, этого фанатика, вонзающего себе в тело железные крючья или держащего руку поднятой вверх, пока она не отсохнет. Отрывочное знакомство с некоторыми чисто внешними фактами, индийского оккультизма часто приводит к недоразумениям на этот счет. Йога-видья – вот индийское название оккультной науки. Исследуя практику заблудших энтузиастов, культивирующих некоторые низшие отрасли этой науки при помощи одних лишь физических упражнений, легко усвоить множество вещей, которые и знать-то совсем не стоит. Строго говоря, такое физическое совершенствование называется хатха-йогой, а более возвышенная разновидность, которая достигается дисциплиною ума и ведет к подлинным высотам оккультизма, носит название раджа-йоги. Нет и не было ни одного человека, заслуживающего в глазах подлинного оккультиста названия адепта, который достиг бы своих возможностей при помощи трудоемких и ребяческих упражнений хатха-йоги. Я не хочу сказать, что эти низшие упражнения совершенно бесполезны. Тот, кто ими занимается, действительно приобретает некоторые паранормальные силы и способности. Описанию этих упражнений посвящено множество трактатов, и многие жители Индии могут рассказать любопытные случаи из опыта своего общения со знатоками этого необыкновенного искусства. У меня нет никакого желания заполнять страницы этой книги сообщениями о чудесах, в которых я не в состоянии отделить правду от вымысла. Однако главная мысль, на которой я здесь настаиваю, заключается в следующем: ни одна история, кем-либо прочитанная или услышанная, в которой индийская йога выглядит низкой, ограниченной или вульгарной, не может иметь ни малейшего отношения к утонченной, неземной йоге, известной под названием раджа-йоги, ведущей к величественным высотам адептства.

ТЕОСОФИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО

Поскольку оккультная организация всегда оставалась тайной, то относительно философских взглядов, которые она сохранила или приобрела, еще следует узнать гораздо больше, нежели это может показаться. Когда я полностью опишу свой собственный опыт, станет ясно, что великие адепты оккультизма ничего не имеют против распространения своей религиозной философии постольку, поскольку эта доктрина может послужить на пользу нашему миру, который еще не готов к чистому психологическому исследованию. Они также не являются решительными противниками случайного проявления той высшей власти над силами Природы, которую они обрели в результате своих необычайных исследований. Те многочисленные, явно сверхъестественные явления, свидетелем которых я стал благодаря воздействию оккультных сил, никоим образом не могли бы иметь места, если бы общее правило, запрещающее Братьям демонстрировать свои силы перед лицом непосвященных, было абсолютным. В самом деле, это правило строго запрещает демонстрацию каких-либо оккультных феноменов с целью вызвать удивление и восхищение очевидцев. Я склонен думать, что этот запрет имеет абсолютную силу, если в дело не замешана некая более возвышенная цель. Но совершенно ясно, что иногда Братья могут мудро позволить демонстрацию паранормальных феноменов из чисто филантропического желания вызвать доверие к философской системе, которая сама по себе оказывает на человека облагораживающее действие. Это происходит в случае, если умы людей, к которым взывает адепт, способны подняться от преклонения перед чудом к подобающему уважению к философии, которую это чудо подтверждает. История Теософического Общества служит наглядной иллюстрацией этого принципа. Эта история весьма пестра, потому что феномены, которые демонстрировались, часто не производили надлежащего эффекта, иногда преждевременно разглашались и навлекали на изучение оккультной философии, как она представлялась окружающему миру и преданным лицам, которых наскоро идентифицировали с поощрением этой философии средствами Теософического Общества, множество глупых, смешных, а иногда и злонамеренных преследований. Может возникнуть вопрос: почему же Братья позволили такое неблагоразумное поведение, если они действительно столь велики и всемогущи, как я их описываю? Но ответить на этот вопрос не так трудно, как может показаться на первый взгляд. Если описание Братьев, которое я попытался представить читателю, было верно понято, то оно покажет, что по сравнению с лицами, стоящими на более низкой ступени оккультного развития, Братья, невзирая на свои силы, менее подготовлены к задачам, включающим в себя прямые отношения с множеством обычных людей в обыденном мире. Я предполагаю, что первичная цель Братства имеет очень мало общего с той задачей, которую я выполняю сейчас, а именно – со стремлением убедить широкую публику в том, что в человечестве действительно скрыты способности к столь необыкновенному развитию, которые могут одним прыжком перенести нас в плане познания Природы далеко за пределы того, о чем мечтает физическая наука, и в то же время дать нам позитивные доказательства относительно строения и предназначения человеческой души. Разумно предположить, что Братья с симпатией отнеслись бы к подсобной цели. Но, немного поразмыслив, мы поймем со всею очевидностью, что их первостепенная задача – поддерживать реальность того знания и тех сил, о которых я могу рассказать лишь приблизительно: Если бы Братьям пришлось взвалить на себя огромную черную работу по борьбе с флегматичным скептицизмом толпы, язвительным скептицизмом фаланги материалистов и испуганным, негодующим скептицизмом религиозных ортодоксов, можно предположить, что они – proper vita vivendi perdere causas* – даже могли бы допустить гибель самой оккультной науки ради того, чтобы убедить человечество, что эта наука действительно существовала. Конечно, можно было бы навести оккультистов на мысль о том, что в оккультизме, как и в любой другой области, возможно разделение труда и что ряд адептов, пригодных для этой работы, можно бросить на борьбу с недоверием современной науки, в то время как остальные будут по-прежнему исполнять свои первоочередные обязанности, оставаясь в милом их сердцу уединении. Но сколь бы практичным ни выглядел подобный совет в глазах нашего практичного мира, он представляется совершенно непрактичным с точки зрения подлинного мистика. Прежде всего, человек, стремящийся стяжать лавры на ниве оккультизма, предпринимает громадные, долговременные усилия, являющиеся условием успеха, совсем не для того, чтобы по завершении своих трудов погрузиться в жизнь обычного мира – ту жизнь, которая будет неизбежно внушать ему крайнее отвращение в случае его гипотетического успеха. Вероятно, не найдется ни одного истинного адепта, которому любой образ жизни, кроме отшельничества, не внушал бы отвращения и антипатии, даже превосходящих ту антипатию, которую у нас, обычных людей, вызывает мысль о том, чтобы заживо похоронить себя в далекой горной обители, где не ступает нога человека и куда не доносится голос внешнего мира. Очень скоро я докажу вам, что присущая адептам любовь к уединению отнюдь не исключает знания европейской культуры и манер. Напротив, эта склонность вполне совместима с обладанием европейской культурой и соответствующим опытом. Обнаружив их у человека восточного происхождения, люди, знающие жизнь Востока лишь с ее обыденной стороны, бывают удивлены. Итак, если вообразить, что некий адепт откомандирован, согласно приведенному здесь предложению, с целью доказать научному миру, что существуют области знаний, еще не исследованные наукой, и вполне достижимые для человека способности, об обладании которыми ученые пока даже не смеют мечтать, – этот адепт может либо исполнять свое задание по обязанности, либо взяться за него добровольно. В первом случае мы вынуждены допустить, что оккультное братство обращается со своими членами деспотично, в манере, которая, по моим наблюдениям, ему совсем не свойственна. Во втором случае нам придется предположить, что адепт добровольно принес в жертву то, что ему не только милее всего, но и является для него высшей жизнью. Но ради чего? Ради выполнения задачи, которую он считает не слишком важной, – конечно, лишь относительно, в сравнении с другой задачей, в решении которой он может принять участие, то есть с сохранением и, быть может, развитием самой великой науки. Но я не хочу развивать свою аргументацию, потому что это вскоре потребует иного, специального рассмотрения. На сей раз достаточно указать, что существуют определенные соображения, не позволяющие принять метод убеждения, который, по мнению обычных людей, является наиболее подходящим для того, чтобы ознакомить современный интеллект с оккультными истинами. Судя по всему, эти соображения и побудили Братьев благосклонно отнестись к Теософическому Обществу, которое они рассматривают как более или менее несовершенный, но, за неимением лучшего, подходящий инструмент для того, чтобы выполнить определенную часть работы, в которой Братья искренне заинтересованы, хотя в данный момент они и не готовы взяться за нее сами. Что же это за специфические обстоятельства, в силу которых Теософическое Общество, во многих отношениях несовершенное в плане организации и управления, до сих пор является органом, наиболее подходящим для распространения оккультных истин? Объяснением этому служат рвение и качества его основательницы – мадам Блаватской. Для того чтобы выразить сочувствие или оказать поддержку какому-либо обществу, занятому пропагандой оккультной философии, Братьям, несомненно, необходимо тем или иным способом наладить с этим обществом оккультные контакты. Нельзя забывать: хотя нам кажется поразительным и невообразимым, что можно спокойно сидеть дома и на расстоянии внушать свои мысли далекому другу, однако Брат, живущий в неведомой гималайской обители, не только способен совершенно свободно общаться с любым из своих друзей, которые являются посвященными, подобно ему, в какой бы части света они ни находились. Более того: он счел бы непереносимо громоздкими и неэффективными любые другие способы связи, которыми удовлетворяются люди внешнего мира с их невысокими способностями. Кроме того, для того чтобы Брат смог помогать обществу, которое развернуло свою деятельность среди людей, живущих в миру, он должен получать известия от этого общества с тою же легкостью, с какой он сам посылает ему сообщения. Следовательно, на другом конце этой линии связи должен находиться посвященный. В конечном счете правила оккультизма, несомненно, требуют соблюдения вышеупомянутого условия или, что то же самое, запрещают мероприятия, которых можно избежать только при этом условии. Мадам Блаватская является посвященной. Она – адепт, владеющий этой великолепной способностью психической телеграфии, которая соединяет ее с оккультными друзьями. То, что она резко остановила свое дальнейшее совершенствование в качестве адепта, которое позволило бы ей полностью преодолеть границу между нашим миром и миром оккультным, связано с тем обстоятельством, что эта дама решила взять на себя задачу, с которой, по указанным выше соображениям, вполне совместима деятельность Теософического Общества: сделать так, чтобы эти обязанности не пришлось брать на себя какому-либо высшему адепту. Что касается в высшей степени важной характеристики, то здесь мадам Блаватская действительно в точности удовлетворяла требованиям критической ситуации. Как случилось, что в своей оккультной подготовке она остановилась на достигнутом уровне и не пошла далее – этот вопрос задавать бесполезно, потому что ответ явно повлек бы за собою объяснения, которые вплотную подвели бы нас к секретам посвящения, не раскрываемым никогда и ни при каких обстоятельствах. В конце концов, она – женщина; и несмотря на то, что ее мощный интеллект, широко, хотя и беспорядочно развитый, и совершенно неукротимая отвага, доказанная, помимо всего прочего, храбрым поведением под пулями на поле боя и еще в большей степени – пройденным ею оккультным посвящением, делают слово "женщина" в его обычном значении совершенно абсурдным в приложении к мадам Блаватской, – ее пол, возможно, преградил ей путь к высшим степеням оккультизма, которых она в противном случае могла бы достичь. Как бы то ни было, пройдя семилетний курс оккультной подготовки в одной из обителей в Гималаях, который увенчал ее самозабвенные занятия оккультизмом на протяжении тридцати пяти-сорока лет, мадам Блаватская вновь появилась в миру. Она общалась с обычными людьми, которые обменивались друг с другом банальностями, – людьми, погруженными во мрак невежества, – и ее поражала самая мысль о том, какая бездна поразительного опыта отделяет ее от них. Сначала она едва выносила общение с ними, потому что думала о своих познаниях, которые неведомы этим людям и которые она обязалась не раскрывать. Каждый понимает, насколько тяжело бремя великой тайны; но бремя такой тайны, как оккультизм, и бремя великих способностей, даруемых при условии, что их можно применять лишь в пределах, ограниченных строжайшими правилами, – такое бремя должно быть воистину невыносимым. Обстоятельства, а если выразиться более откровенно – руководство ее друзей, которых она при своем возвращении в Европу оставила далеко в Гималаях, но с которыми ей больше не грозила разлука в нашем понимании этого слова, побудили мадам Блаватскую посетить Америку. С помощью других людей, в которых разожгли интерес к оккультизму необыкновенные способности этой женщины, время от времени проявлявшиеся ею, и особенно с помощью полковника Олькотта, будущего пожизненного президента учрежденной ею организации, мадам Блаватская основала Теософическое Общество. Его изначально оговоренной целью было изучение мистических сил, скрытых в человеке, а также древней литературы Востока, в которой может таиться их разгадка и в которой можно частично обнаружить философию оккультной науки. Общество легко пустило корни в Америке, тогда как его филиалы образовались также в Англии и в других местах; но в конце концов мадам Блаватская предоставила их самим себе и вернулась в Индию, чтобы основать Теософическое Общество там, среди аборигенов. При той естественной традиционной симпатии к мистицизму, которую питают коренные жители Индии, от них можно было ожидать горячего сочувствия к этому смелому предприятию, которое апеллировало не только к их интуитивной вере в реальность йога-видьи, но также к лучшим проявлениям их патриотизма, представляя Индию как первоисточник самой высокой, хотя и наименее известной и самой изолированной культуры в мире. Однако тут начались практические просчеты в руководстве Теософическим Обществом, приведшие к упомянутым выше инцидентам, из-за которых развитие Общества стало столь неровным. Прежде всего, мадам Блаватская была совершенно незнакома с повседневной жизнью Индии, поскольку во время своих предыдущих визитов в эту страну она общалась лишь с группой людей, совершенно не связанных с тогдашней политической системой и особенностями страны. Кроме того, ничто не могло послужить худшей подготовкой к жизни в Индии, нежели несколько лет, проведенных в Соединенных Штатах. Поэтому мадам Блаватская отбыла в Индию, не вооружившись рекомендациями, которые с легкостью могла бы получить в Англии, а ум ее при этом был отравлен совершенно ошибочным и предубежденным восприятием характерных особенностей, свойственных британским правящим классам в Индии, и отношения этих классов к народу. Географически Индия и Соединенные Штаты далеко отстоят друг от друга. В других же отношениях они разделены еще больше. В свой первый приезд в Индию мадам Блаватская стала проявлять подчеркнутую симпатию по отношению к коренным жителям, с которой резко контрастировало ее отношение к европейцам; она настойчиво стремилась к общению с первыми и не делала никаких шагов навстречу последним. Этот факт, вкупе с ее явно русской фамилией, привел к вполне естественным последствиям: одна весьма бестактная организация, которая, наряду с различными иными функциями, старается исполнять в Индии роль политической полиции, стала воспринимать мадам Блаватскую как suspecte*. Правда, эти подозрения развеялись почти столь же быстро, как и возникли, но перед этим мадам Блаватская успела на краткое время стать объектом слежки столь неуклюжей, что ее невозможно было не заметить. Это возбудило в мадам Блаватской негодование, доходившее до лихорадки. Более флегматичную натуру этот инцидент, вероятно, просто позабавил бы, но все эти инциденты в сумме привели к удручающим последствиям. Как русская по рождению, хотя и натурализовавшаяся* в Соединенных Штатах, мадам Блаватская, вероятно, более остро восприняла оскорбление, заключавшееся в том, что ее приняли за шпионку, чем это сделала бы какая-нибудь англичанка, менее искушенная в тонкостях политического сыска. К тому же в глубине души она осознавала, что вместо того, чтобы восторгаться тем чисто духовным и интеллектуальным предприятием, которому она посвятила жизнь, ей отказали в этом месте в обществе, которое по праву полагалось ей в силу ее высокого происхождения. Вероятно, это сделало ее негодование еще более ожесточенным, когда она поняла, что ее жертва не оценена, а обернулась против нее самой и рассматривается в качестве подтверждения грязных подозрений. Как бы то ни было, все эти обстоятельства, воздействуя на легко возбудимый темперамент, заставили мадам Блаватскую выступить с публичными протестами, благодаря которым как среди коренных жителей, так и среди европейцев стало широко известно, что в правительственных кругах на нее смотрят с неодобрением. На некоторое время это представление помешало успеху ее работы. В Индии ничего нельзя добиться, если первоначальный толчок делу не дадут европейцы; во всяком случае, отсутствие подобного импульса страшно затрудняет любое предприятие, при котором требуется сотрудничество с коренным населением. Нельзя сказать, что Теософическому Обществу не удалось вовлечь в свои ряды новых членов. Туземцам льстила позиция, занятая по отношению к ним их новыми "европейскими" друзьями, каковыми, несомненно, считались мадам Блаватская с полковником Олькоттом, невзирая на их американское гражданство. Индийцы проявляли пылкое поверхностное желание стать теософами, однако их пыл не всегда оказывался длительным, и в некоторых случаях они демонстрировали прискорбный недостаток серьезности, навсегда отпадая от Общества. Между тем мадам Блаватская стала заводить друзей среди европейцев. В 1880 году она посетила Симлу, где начала – увы, с большим опозданием – искать правильный подход к работе. Тем не менее и тогда были снова допущены некоторые просчеты, которые замедлили утверждение Теософического Общества в Индии, мешая этой организации занять то достойное место, которое ей подобало. В разное время при большом стечении народа проводились демонстрации множества удивительных оккультных феноменов; но при этом не принимались необходимые меры предосторожности против той великой опасности, которая всегда присутствует в случае, если внимание публики к оккультной науке привлекают подобным методом. Если феномены демонстрируются в безупречных условиях перед людьми, которые достаточно умны, чтобы понять значительность этих явлений, то это, бесспорно, вызывает особый эффект, пробуждающий жажду изучения оккультной философии, – такой эффект, которого не может произвести никакое иное воздействие. Но столь же верно (хотя, на первый взгляд, это может показаться не столь очевидным), что умы, совершенно не подготовленные предшествующим обучением к тому, чтобы уловить действие оккультных сил, воспримут даже самый безупречный феномен скорее как оскорбление своему разуму, нежели как доказательство действия оккультной силы. Это в особенности относится к людям, чей ум ни в чем не выходит за рамки посредственности и чьи возможности не позволяют выдержать потрясение оттого, что им предлагают совершенно новый набор идей. Напряжение слишком велико; еще несколько разрывов логической цепи – и воспитанный на банальностях наблюдатель возвращается в свою исходную позицию бесстрастного скептицизма, совершенно не осознавая того факта, что ему предложили откровение бесценного интеллектуального значения, а он его не понял. Нет ничего привычнее заявления: "Не могу поверить в реальность необыкновенного явления, пока не увижу его собственными глазами. Покажите его мне, тогда и поверю, но никак не раньше". Бесчисленные люди, которые это говорят, полностью заблуждаются насчет того, во что они поверили бы, если бы явление им действительно показали. Мне вновь и вновь приходилось наблюдать, как перед глазами людей, не привыкших изучать подобные явления, проходили феномены, абсолютно достоверные по своей природе, которые, однако, не производили на зрителей никакого иного впечатления, кроме раздраженной уверенности, что их непонятным образом дурачат. Именно так и случилось в Симле во время некоторых особенно ярких демонстраций оккультных явлений, произведенных в ходе упомянутого визита мадам Блаватской в этот город. Нет нужды говорить, что при том обилии оккультных феноменов, которые либо осуществлялись самою мадам Блаватской, либо происходили при ее посредничестве, число горожан, которым не удавалось попасть на представления, значительно превышало число зрителей. А последним вся серия феноменов, как правило, казалась просто обманом. Сторонников данного предположения ничуть не смущало, что во всем этом деле бросается в глаза отсутствие каких-либо мотивов для жульничества и что значительная группа лиц, чья компетентность никогда не подвергалась сомнению во время дискуссий на другие темы, настойчиво заявляла о полнейшей реальности демонстрируемых феноменов. Заурядный ум оказался не в силах воспринять мысль о том, что он столкнулся лицом к лицу с откровением, которое посылает Природа; оказалось, что большинство людей предпочитает великолепной простоте истины любую сомнительную гипотезу, какими бы абсурдными и нелогичными ни были ее составляющие части. Когда мадам Блаватская, в общем и целом, стала в Индии знаменитостью, ее контакты в кругу европейцев сделались более интенсивными. Она завела много друзей и обрела некоторое количество новообращенных последователей, уверовавших в реальность оккультных сил; но в то же время она стала невинной жертвой ожесточенного злопыхательства других своих знакомых, которые, будучи не в состоянии воспринять то, что они наблюдали в ее присутствии, встали на позиции скептицизма, перераставшего в откровенную враждебность по мере того, как сам предмет обсуждения окутывало облако более или менее эмоциональной полемики. Нет нужды даже говорить о том, что многие газеты нажили на этой ситуации огромный капитал, высмеивая простодушные жертвы мадам Блаватской и искажая каждую крупицу информации о феноменах, которая преподносилась в самой нелепой и смехотворной форме, какую только можно себе представить. Естественно, английские друзья, открыто признававшие, что верят в оккультные способности мадам Блаватской, ожидали такого рода издевательств. Вероятно, подобные насмешки не вызвали у этих людей даже минутного раздражения. Но для той сверхчувствительной и возбудимой личности, на которую были главным образом направлены эти издевательства, они оказались неописуемо мучительными; в конце концов даже стало неясно, хватит ли у нее терпения, чтобы выдержать обрушившееся на нее напряжение, не откажется ли она совсем от неблагодарной задачи убедить весь мир принять те благие дары, которые она пожелала ему преподнести, посвятив этому всю свою жизнь. К счастью, катастрофы не произошло; но ни судьба Колумба, закованного в цепи за открытие Нового Света, ни участь Галилея, возвестившего миру истинные законы астрономии и заключенного за это в тюрьму, не производят на людей, знакомых со всеми перипетиями Теософического Общества в Индии, большего впечатления, нежели положение мадам Блаватской, которую порочило и высмеивало большинство англоязычных индийских газет и которую толпа обывателей объявила шарлатанкой после того, как она в изобилии – насколько это позволяли ей правила великого оккультного сообщества – предложила им некоторые удивительные плоды той борьбы, в которой она обрела свои необыкновенные знания и которую продолжала в течение всей своей жизни. Между тем Теософическое Общество, вопреки всем гонениям, остается единственной организацией, которая предоставляет жаждущим оккультного знания исследователям канал связи с великим Братством, как бы хрупок он ни был. Братство это держится в тени, но заинтересовано в успешном развитии Общества и поддерживает контакты с его основательницей.

ОККУЛЬТНЫЕ ФЕНОМЕНЫ НЕДАВНЕГО ВРЕМЕНИ

Именно благодаря своим контактам с Теософическим Обществом и личному знакомству с мадам Блаватской, я приобрел некоторый опыт в сфере оккультизма – опыт, который и побудил меня взяться за мою нынешнюю задачу. Первая проблема, которую мне предстояло разрешить, заключалась в том, чтобы выяснить, действительно ли мадам Блаватская обладает способностью вызывать паранормальные явления, как мне доводилось слышать. Может показаться, что после того, как я познакомился с этой женщиной, для меня не могло быть ничего проще, нежели удовлетворить такое желание, если ее феномены действительно реальны. Тем не менее дальнейшие события служат прекрасной иллюстрацией тех препятствий, которые всегда окружают подобные исследования, – препятствий, в борьбе с которыми множество людей теряет терпение настолько, что в конце концов бесповоротно прекращает любые расспросы и всю оставшуюся жизнь проводит в полнейшем неведении истины. Несмотря на то, что после моего знакомства с мадам Блаватской, она приехала ко мне в гости и прожила полтора месяца в моем доме в Аллахабаде, за это время я смог удовлетворить свое любопытство лишь в самой незначительной степени. Конечно, в течение этих недель мадам Блаватская очень много рассказывала мне об оккультизме и о Братьях; но при том, что она страстно желала дать мне самое полное представление о реальном положении дел, а сам я изо всех сил стремился докопаться до истины, трудности, возникшие перед нами, оказались почти непреодолимыми. Ведь Братья, как я уже упоминал выше, категорически настроены против саморекламы при помощи впечатляющих эффектов. Для них не имеет никакого значения, что человеком, жаждущим увидеть подобные проявления, движет не праздное любопытство, а искреннее стремление постичь истину. Братья не хотят привлекать кандидатов на посвящение, демонстрируя им чудеса. Чудеса оказывают весьма возбуждающее влияние на умы; это подтверждает история любой религии, основатели которой были чудотворцами. Однако оккультизм – это не такое занятие, чтобы за него можно было, ничем не рискуя, взяться в порыве энтузиазма, вызванного демонстрацией необычных способностей. Не существует абсолютного правила, которое запрещало бы проявлять оккультные способности в присутствии посторонних, но высшие инстанции оккультизма принципиально не одобряют подобных действий, и мастера оккультизма, стоящие ниже определенного уровня, практически не в силах пойти против этого неодобрения. Когда мадам Блаватская впервые посетила мой дом, ей было дозволено открыто продемонстрировать лишь один феномен, да и то самый незначительный из всех, какие только можно вообразить. Ей позволили показать на практике, что человек может по собственной воле производить "столоверчение", которое спиритуалисты приписывают воздействию потусторонних сил. Это было уже кое-что, и faute de mieux мы уделили столоверчению много внимания. Спиритуалистам хорошо известно, что когда группа людей, в которой имеется "медиум", сидит вокруг стола, положив на него ладони, то обычно раздаются легкие произвольные постукивания, при помощи которых присутствующие получают сообщения или ответы на свои вопросы. Множество людей во внешнем мире, не верящих в спиритизм, склонны полагать, что описанное здесь впечатление обманчиво, и вся многомиллионная армия поклонников спиритизма является жертвою заблуждения. Скептики, очевидно, столкнутся с немалыми затруднениями, если попытаются объяснить, почему это заблуждение распространилось столь широко; однако они полагают, что лучше принять любую гипотезу, нежели допустить, будто души умерших способны подобным образом общаться с живыми людьми. Если же противники спиритизма предпочитают научный подход к проблеме, то трудно понять, почему вполне очевидному, хотя и очень тонкому материальному следствию, не предшествует материальная же причина. Подобные люди, вероятно, благосклонно воспримут объяснения, которые я намерен привести; я же стремлюсь здесь доказать, что гипотеза о массовом самообмане в среде спиритуалистов (настолько неуклюжая, что ее не может придерживаться никто, кроме оппонентов, наделенных самой смехотворной самонадеянностью) не является единственной теорией, примиряющей признание доказанных фактов спиритизма, во всяком случае, тех, которые имеются в нашем распоряжении на сегодняшний день, – с неприятием того объяснения, которое дает этим фактам гипотеза самих спиритуалистов. Итак, вскоре я обнаружил, что постукивания всегда возникали за тем столом, за который садилась мадам Блаватская, намереваясь произвести этот эффект, причем все мыслимые подозрения в обмане были быстро отметены после сравнения разных экспериментов, которые мы смогли осуществить. Прежде всего, у нас не было необходимости усаживать за стол других людей. Мы могли работать с любыми столами и в любых условиях, а также обходиться вообще без стола. Для этих целей одинаково годились оконное стекло, дверь, стена – словом, абсолютно все, что издает звук при ударе. Полуоткрытая дверь, наполовину сделанная из стекла, сразу же оказалась наилучшим инструментом для наших опытов. Ведь в этом случае можно было стоять напротив мадам Блаватской и наблюдать, как она кладет одну или обе ладони на дверное стекло и держит их неподвижно (отмечу, что на пальцах ее не было ни одного кольца). При этом возникало негромкое тиканье, напоминавшее стук кончика карандаша по стеклу или потрескивание искорок, проскакивающих между электродами электрофорной машины. Был еще один весьма удобный способ вызывать постукивания, которым мы частенько пользовались по вечерам. Нужно было поставить на коврик перед камином большой стеклянный колпак от часов и уговорить мадам Блаватскую снять все кольца и положить руки на колпак, отодвинувшись от него так, чтобы его не касалась ни одна часть ее одежды. Установив лампу напротив колпака и сидя на коврике рядом с ним, можно было видеть снизу ладони мадам Блаватской. Они неподвижно лежали на стекле; тем не менее даже при этих идеальных условиях наблюдения, на звонкой поверхности стекла возникали отчетливо слышные постукивания. Мадам Блаватская была не в силах точно объяснить нам, как возникают эти постукивания. Любое применение оккультных способностей связано с тем или иным секретом, и как бы бледно ни выглядели эти постукивания по сравнению с другими феноменами, они все равно относятся к разряду материальных эффектов, осуществляемых усилием воли. Способы тренировки воли для достижения мелких материальных эффектов бывают настолько схожи с методами тренировки, целью которых являются феномены более крупные, что правила оккультизма не позволяют точно разъяснять суть этих методов лицам непосвященным. Но то, что постукивания подчинялись человеческой воле, можно было считать бесспорным фактом, в том числе и по следующей причине: когда мы работали с оконным стеклом или со стеклянным колпаком, я иногда просил назвать по буквам какое-нибудь имя, выбранное мною наугад. Затем я устраивал "перекличку" буквам алфавита, и каждый раз, как я называл подходящую букву, раздавалось постукивание. Я заказывал определенное число постукиваний – и моя просьба осуществлялась. Я просил произвести серию постукиваний в определенной ритмической последовательности – и они раздавались. Но и это еще не все. Иногда мадам Блаватская клала кому-нибудь на голову одну или обе ладони и вызывала постукивания, которые мог уловить внимательный слушатель и которые ощущал человек, к которому она прикасалась. Последнему казалось, что при каждом легком ударе на него словно перескакивает искра из электрофорной машины. На более поздней стадии своих исследований мне случалось наблюдать постукивания и при гораздо лучших условиях, когда руки мадам Блаватской вообще не прикасались к объекту ее воздействия. Это случилось в Симле не далее как летом прошлого (1880) года; однако, говоря о постукиваниях, я позволю себе немного забежать вперед. В Симле мадам Блаватская вызывала постукивания на маленьком столике, окруженная группой внимательных наблюдателей, ни один из которых к столику не прикасался. Начав постукивания, то есть вызвав их путем определенного воздействия, при котором она на несколько секунд положила руки на стол, мадам подняла руки примерно на один фут над столом и стала производить над ним гипнотические пассы, на каждый из которых столик отзывался знакомыми звуками. Мадам Блаватская проделывала это не только в нашем доме и не только с нашими столами. То же самое происходило и в домах у друзей, куда она ходила вместе с нами. Дальнейшее развитие главного эксперимента заключалось в следующем: оказалось, что одно и то же постукивание могут ощущать несколько человек одновременно. Иногда четыре-пять человек клали свои руки на стол, одну поверх другой; мадам Блаватская клала свою ладонь сверху и пропускала через все соприкасающиеся руки нечто вроде тока, порождавшего звук. Этот ток одновременно ощущали все участники опыта; дойдя до поверхности стола, он производил постукивание. Любой, кому доводилось участвовать в этом эксперименте, не может не ощущать всего идиотизма гипотез, которые высказывают в индийских газетах непреклонные скептики, эти здравомыслящие личности, не поддающиеся обману, которые утверждают, что мадам Блаватская якобы производит указанные звуки, стуча ногтями больших пальцев рук или щелкая каким-нибудь суставом. Чтобы подвести итог обсуждению этого вопроса, процитирую письмо, написанное мною в то время: "Мадам Блаватская кладет ладони на стол, и на нем слышатся постукивания. Иные умники полагают, что она достигает этого, постукивая ногтями больших пальцев друг о друга. Она кладет на стол только одну руку – и постукивания продолжаются по-прежнему. Может быть, она прячет под ладонью какое-нибудь миниатюрное устройство? Мадам Блаватская полностью отрывает руку от стола и держит ее в воздухе – но постукивания все так же продолжаются. Может быть, она заранее что-то сделала со столом? Она прижимает руку ладонью к оконному стеклу, к раме картины, затем прикасается подряд к дюжине других мест в комнате – и каждый раз оттуда доносятся эти таинственные постукивания. Может быть, дом, где она обитает вместе со своими близкими друзьями, заранее подготовлен? Мадам Блаватская посещает с полдюжины других домов Симлы и вызывает постукивания в каждом из них. Может быть, постукивания идут не из того места, откуда кажется, а совсем из другого? Может, это просто чревовещание? Мадам Блаватская кладет ладони вам на голову – и вы ощущаете нечто, напоминающее серию слабых электрических разрядов, а если рядом с вами будет сидеть внимательный слушатель, он заметит, что они производят легкие постукивания по вашему черепу. Может быть, вы лжете, когда утверждаете, что чувствуете удары тока? Полдюжины человек складывают свои руки на столе одну поверх другой, мадам Блаватская кладет ладонь на самый верх. При этом каждый участник опыта ощущает, как через его руку проходит легкая пульсирующая энергия, и слышит на столе слабые постукивания, в которые она преобразуется. Если человек наблюдал за этими опытами множество раз, подобно мне, вы можете себе представить, какое впечатление на него произведет фраза вроде следующей: "Все эти постукивания – просто фокусы, и не более того. Разве Маскелин и Кук не сделают то же самое всего за десять фунтов за вечер?" Но в тех условиях, которые я описываю, Маскелин и Кук не смогут сделать этого ни за десять фунтов за вечер, ни за миллион индийских рупий". Я впервые услышал эти постукивания во время первого визита мадам Блаватской в Аллахабад, и это сразу же полностью убедило меня в том, что она обладает определенными паранормальными способностями. Эта уверенность стала единственной причиной, по которой я с доверием отнесся еще к паре феноменов, правда, иного рода, которые имели место в это же время. Условия, при которых они происходили, были небезупречны, так что упоминать об этих явлениях здесь не стоит. Однако было обидно, что нам не удается даже приблизиться к полной уверенности относительно тех вопросов, которые нас действительно интересовали, а именно: существуют ли люди, действительно наделенные чудесными способностями, которые приписывают адептам, и может ли обычный человек этим путем обрести точное знание о том, каковы свойства его собственной духовной природы. Следует помнить, что мадам Блаватская не проповедовала на этот счет никакого особого учения. Все, что она сообщала нам об адептах и о своем собственном посвящении, мы вытянули из нее в ходе настойчивых расспросов. Теософия, которой она стремилась заинтересовать всех своих друзей, не выдвигает никакого определенного мнения на эту тему, просто предлагая теорию, согласно которой человечество следует рассматривать как Всеобщее Братство, каждый из членов коего должен исследовать духовные истины, при этом не сковывая себя предубеждениями какой-либо определенной религиозной догмы. Хотя позиция мадам Блаватской по всем этим вопросам освобождала ее от морального обязательства доказывать истинность оккультизма, в личных беседах и в своей книге "Разоблаченная Изида" она раскрывала такой взгляд на вещи, который естественным образом вызывает у людей тягу к дальнейшим исследованиям. Мы испытывали танталовы муки, ощущая, что эта женщина одновременно и может и не может представить нам окончательные доказательства, которых мы так сильно жаждали, – доказательства того, что оккультная подготовка наделила ее реальной способностью воздействовать на материальные объекты, причем способностью такого рода, что если бы у нас могла быть уверенность в том, что мадам Блаватская обладает ею на самом деле, то это полностью разрушило бы главные основы материалистической философии. Но в одном вопросе мы все же обрели полную уверенность, а именно – в честности этой женщины. Неприятно даже думать о том, что это ее качество вообще могло быть поставлено под сомнение. Однако в Индии люди, занявшие враждебную позицию по отношению к ее взглядам, высказывали подобные сомнения с такою жестокостью и безрассудством, что было бы просто притворством обойти молчанием этот вопрос. С другой стороны, если бы я стал поминутно доказывать честность мадам Блаватской, в которой постепенно убедился благодаря близкому знакомству с нею, это было бы слишком большой уступкой низменным нападкам недоброжелателей. Она неоднократно бывала у нас в гостях, приблизительно за два года прожив в моем доме в общей сложности более трех месяцев. Для непредвзятого ума очевидно, что при указанных обстоятельствах я наверняка мог составить о ее подлинных душевных качествах более верное мнение, нежели то, которое вывели из своих поверхностных наблюдений лица, видевшие мадам Блаватскую не более одного-двух раз в жизни. Конечно, я не приписываю своему свидетельству никакой научной ценности, когда речь идет о подтверждении того, производит ли мадам Блаватская феномены паранормального характера. Имея дело с такой колоссальной проблемой, когда на карту поставлена достоверность фундаментальных положений современной физической науки, мы вправе опираться лишь на научные методы исследования. Какие бы эксперименты мы ни проводили, я неизменно старался исключить не только вероятность, но и возможность мошенничества; я также не позволил себе включить в общий итог своих заключений результаты тех экспериментов, при проведении которых не мог обеспечить надлежащих условий. Но мне представляется, что будет правильно предпринять робкую попытку загладить позорную обиду, нанесенную благородной и исключительно достойной женщине (если можно назвать просто обидой явное оскорбление и клевету). С этой целью я хочу отметить, что мы с моей супругой пришли к полной уверенности в том, что мадам Блаватская – дама абсолютно честная и порядочная по натуре, которая пожертвовала не только положением в обществе и богатством, но и всяким стремлением к личному благосостоянию и любым формам комфорта. Она отреклась от этих благ сначала из-за страстного увлечения оккультными занятиями, а затем – ради той особой задачи, которую она возложила на себя в качестве посвященного, хотя и скромного члена великого оккультного братства, а именно – задачи руководства Теософическим Обществом. Во время первого визита мадам Блаватской в наш дом мы имели возможность наблюдать, помимо постукиваний, еще один феномен. На несколько дней мы отправились с нашей гостьей в Бенарес, где поселились в доме, предоставленном нам махараджей Визьянаграма. Он представлял собою просторное, скудно обставленное и некомфортабельное по европейским меркам жилище. Как-то вечером, после ужина, мы сидели в центральной зале. Вдруг прямо между нами упали три или четыре цветка; это оказались срезанные розы. Именно таким образом подобные предметы иногда падают в темноте, царящей на спиритических сеансах. Но в данном случае в комнате горело несколько ламп и свечей. Потолок залы был сделан из цельных простых крашеных досок и балок, которые поддерживали плоскую цементную крышу здания. Феномен был столь неожиданным (насколько я понимаю, не менее неожиданным, чем для всех нас, он оказался и для мадам Блаватской, которая читала, сидя в кресле), что произвел на наши умы несколько меньший эффект, нежели это было бы в противном случае. Если бы за несколько секунд до этого феномена кто-нибудь объявил: "А теперь с потолка упадет несколько цветков", чтобы мы успели посмотреть вверх и увидеть, как цветы внезапно появляются прямо из воздуха у нас над головами, то такой из ряда вон выходящий случай произвел бы самое сильное впечатление. Но даже и в той форме, в какой осуществился этот феномен, он навсегда стал для его очевидцев одним из этапов на пути к тому, чтобы уверовать в реальность оккультных сил. Нельзя ожидать от людей, просто услышавших рассказ об этом явлении, что они сколько-нибудь серьезно поверят в него. Они, естественно, начнут задавать различные вопросы об устройстве комнаты, о том, кто жил в этом доме и так далее. И даже если дать на эти вопросы правдивые ответы, исключающие любые гипотезы о том, что дождь из цветов мог оказаться каким-то мошенническим трюком, в глубине души у вопрошающего останутся вызывающие какую-то неловкость подозрения насчет того, действительно ли полными были полученные объяснения. Наверное, вряд ли вообще стоило бы перегружать повествование упоминанием об этом эпизоде, если бы это не давало мне повода отметить, что феномены, происходящие в присутствии мадам Блаватской, не обязательно бывают вызваны ею самой. Сейчас, когда я перехожу к подробностям, связанным с более значительными тайнами оккультизма, я удручен тем, как труден переход к изложению сведений, которые, насколько мне известно, носят строго фактический характер, являясь фактами столь же безусловными, как, например, вокзал Черинг-Кросс. И все-таки я буду подводить к ним постепенно, чтобы не шокировать людей, которым абсолютно непривычен любой подход к физическим феноменам, кроме скольжения по проторенной интеллектуальной колее. Тем не менее верно, что "Брат" (как иногда фамильярно называют адептов оккультизма), который, возможно, поддавшись порыву, решил преподнести нам на вечеринке в Бенаресе описанный мною сюрприз, – этот "Брат" вполне мог находиться в Тибете, в Южной Индии или в любой другой точке земного шара и при этом осыпать нас розами с таким же успехом, как если бы он находился в одной комнате с нами. Я уже говорил, что адепт способен присутствовать "мысленно" (как сказали бы мы), или "в астральном теле" (как выразился бы оккультист) в любом отдаленном месте, переносясь туда по собственной воле в мгновение ока. Присутствуя там подобным образом, он может проявить в этом отдаленном месте некоторые психические силы, которыми он обладает, причем с тою же полнотой, как и находясь в физическом теле там, где он действительно пребывает (в нашем понимании этих слов). Я не претендую на то, чтобы объяснить, каким образом адепт достигает того или иного результата, и не намекаю на то, что знаю это. Я лишь отмечаю тот достоверный факт, что в моем присутствии осуществлялись результаты различных оккультных действий, и объясняю читателям только то, что сумел выяснить сам. Но, так или иначе, мне давно стало ясно: где бы ни находилась мадам Блаватская и где бы ни находились Братья, последние могут вызвать там, где пребывает эта женщина, самые потрясающие феномены и действительно постоянно вызывают их, причем в осуществлении этих явлений госпожа Блаватская принимает либо очень мало участия, либо вообще никакого. В отношении любого феномена, происходящего в ее присутствии, необходимо помнить, что никогда нельзя сказать наверняка, в какой степени были задействованы ее собственные силы, в какой степени ей могли "помочь" извне и оказала ли она вообще какое-либо влияние на полученный результат. Точные объяснения в вопросах такого рода прямо противоречат правилам оккультизма, который, как нам неизменно следует помнить, отнюдь не пытается убедить мир в своем существовании. Это я пытаюсь своею книгою убедить мир в существовании оккультизма, а это уже совсем другое дело. Всякий, кто хочет знать, какова на самом деле истина, должен стать на точку зрения, подобающую искателю истины. Он – не судья, которого оккультизм умоляет проявить доверие. Поэтому оспаривать сделанные нами наблюдения на том основании, что кто-либо хотел бы сделать наблюдения иного рода, нежели удалось нам, бесполезно. Вопрос заключается лишь в том, содержат ли наши наблюдения данные, на основе которых можно делать надежные выводы. Следует рассмотреть еще одно соображение насчет характера тех наблюдений, которые я имел возможность делать до сих пор. Можно сказать, что это соображение относится вообще к любому поиску доказательств существования оккультной силы, производящей физические феномены, которые являлись бы чудесами, происходи они без ее участия. Я предчувствую, что многие люди станут утверждать (как ни глупо звучит это возражение), будто эксперименты, с которыми я имел дело, становятся менее убедительными по той причине, что им присуще определенное поверхностное сходство с трюками иллюзиониста. Конечно, причина этого кроется в том, что все иллюзионисты стремятся придать своим фокусам определенное поверхностное сходство с оккультными феноменами. Пусть каждый читатель, как бы он ни относился к этому вопросу в действительности, на минуту вообразит, что он счел разумным допущение о существовании некоего оккультного братства, которое владеет удивительной властью над силами Природы, – властью, неведомой остальному человечеству; что в этом братстве действуют правила, препятствующие проявлению необыкновенных способностей, но не налагающие на подобное проявление абсолютного запрета. Затем пусть читатель представит себе, что он предложил произвести ряд тестов, относительно мелких, но убедительных в научном плане; что он попросил провести эти тесты в доказательство существования упомянутых способностей или, по крайней мере, некоторых из них, и при этом вдруг выяснилось, что нельзя найти ни одного теста, который не отличался бы известным поверхностным сходством с трюком иллюзиониста. Но ведь отсюда совсем не следует, что в силу этого ценность данного теста должна 'непременно снизиться в глазах людей, которым доступны не только поверхностные, но и существенные характеристики эксперимента. В действительности разница между любым из тех оккультных феноменов, к описанию которых я вскоре перейду, и трюком фокусника, имитирующим этот феномен, просто колоссальна, и обусловлена она тем, что обе эти вещи протекают в совершенно различных условиях. Иллюзионист выступает на своей собственной сцене или в специально подготовленной комнате. Самые замечательные феномены, которые я наблюдал в присутствии мадам Блаватской, происходили на открытом воздухе, в местах, выбранных наугад, в лесу или на холмах. Иллюзионисту помогают из-за кулис ассистенты; их столько, сколько нужно фокуснику. Когда мадам Блаватская приехала в Симлу, она никого там не знала; в течение всего визита она гостила в моем доме, находясь под моим личным наблюдением. Иллюзионисту платят за то, что ему удалось так или иначе обмануть наши чувства. Мадам Блаватская, как я уже объяснял, женщина с честным и порядочным характером, которая всегда с готовностью помогала своим друзьям (если они искренне хотели стать свидетелями феноменов) увидеть некоторые проявления тех способностей, ради обретения которых она (не помышляя о деньгах, в противоположность иллюзионистам) пожертвовала всем, чем мир обычно дорожит: общественным положением и прочими благами, которые были неизмеримо выше того, о чем может мечтать любой иллюзионист или мошенник. Упуская все это из виду, противники оккультной теории постоянно забывают об элементарных доводах здравого смысла, преследуя мадам Блаватскую оскорбительными подозрениями. В первых числах сентября 1880 года мадам Блаватская приехала в Симлу, чтобы погостить у нас. В течение последующих полутора месяцев имели место различные феномены, которые стали тогда же предметом толков среди всех англичан, проживающих в Индии, и вызвали какое-то взволнованное, раздраженное отношение со стороны тех, кто горячо поддерживал предположение, будто эти явления – сплошной обман. Вскоре нам стало очевидно: независимо от того, что лежало в основе ограничений, которые связывали нашу гостью прошлою зимою в Аллахабаде, позволяя ей демонстрировать лишь самую незначительную часть своих способностей, теперь эти ограничения стали менее строгими, чем прежде. Через некоторое время мы познакомились с феноменом, с которым ранее не сталкивались. Видоизменяя действие силы, при помощи которой она вызывает звук постукивания по разным предметам, мадам Блаватская может производить в воздухе серебристый звон колокольчика, не нуждаясь для этого вообще ни в каком твердом объекте. Порою это бывает перезвон или небольшая рулада трех или четырех колокольчиков, вызванивающих разные ноты. Нам часто рассказывали об этих колокольчиках, но нам еще никогда не доводилось их слышать. Первый раз мы услышали эти звуки однажды вечером, после ужина, когда еще сидели за столом. Звон колокольчика раздавался в воздухе над нашими головами несколько раз подряд, а в одном случае вместо звучания одного-единственного колокольчика комнату огласили те самые перезвоны, о которых я говорил. Впоследствии я слышал подобные звуки в самых разных местах – и на открытом воздухе, и в тех домах, в которые время от времени заглядывала мадам Блаватская. Как и в случае с постукиваниями, приверженцы гипотезы о сознательном мошенничестве не смогли выдвинуть никакого объяснения звону колокольчика, которое не рухнуло бы после сравнения конкретных случаев и условий, при которых я слышал эти звуки. В действительности же теория о мошенничестве по отношению к колокольчикам опирается лишь на одно ограниченное предположение. Звук постукивания можно произвести множеством различных способов; следовательно, чтобы убедиться, что постукивание не было произведено обычными средствами, человек вправе попросить провести этот опыт много раз в варьирующихся условиях. Зато способы вызвать звон колокольчика в физическом плане весьма немногочисленны. Для этого вам понадобится либо колокольчик, либо подобный ему звенящий предмет. Но если вы сидите в хорошо освещенной комнате, внимательно наблюдая за происходящим, и перезвон раздается у вас над головою, где физически нет никакого колокольчика, который мог бы его производить, – какими предположениями можно тогда обосновать версию о мошенничестве? Может быть, звук доносится вообще не из этой комнаты, а из соседней, где их издает какой-нибудь ассистент или аппарат? Прежде всего, отметим, что ни один разумный человек, слышавший эти звуки, не станет выдвигать такого предположения, потому что сам их характер несовместим с подобной идеей. Они никогда не звучат громко (по крайней мере, я такого не слышал), но всегда бывают чистыми и на редкость отчетливыми. Если вы легонько ударите ножом по краю тонкого бокала для вина, получится звук такого рода, что вряд ли кто-нибудь поверит, что он донесся из соседней комнаты. Именно на звон бокала и похож таинственный звон колокольчика, только последний еще яснее и чище, без всякого дребезжащего призвука. Независимо от этого, мне, как я уже говорил, доводилось слышать такой звон и на открытом воздухе; он доносился в вечерней тишине прямо с неба. В комнатах он не всегда слышался над головою; иногда он возникал снизу, у самых ног собравшихся слушателей. Однажды в доме одного из друзей, когда этот звон два-три раза раздался в гостиной, где мы обедали, один из присутствующих джентльменов поднялся и пошел в столовую, находившуюся за две комнаты от гостиной, чтобы взять небольшую чашку для ополаскивания пальцев и при помощи нее воспроизвести звук невидимого колокольчика (это обычная форма эксперимента). Находясь в столовой, где больше никого не было, этот джентльмен услышал, как рядом звенит колокольчик, хотя мадам Блаватская оставалась в гостиной. Этот пример убедительно опровергает теорию о том, что мадам Блаватская носила с собою какой-то аппарат, производящий звуки, – теорию, которая представляется совершенно абсурдной людям, часто слышавшим таинственный звон в самых разнообразных местах. Что же касается предположения об участии сообщников, то его опровергает тот факт, что я неоднократно слышал звон колокольчиков на улице, следуя рядом с джампаном мадам Блаватской, когда возле нас не было никого, кроме носильщиков. Невидимые колокольчики – не просто забавный пример, иллюстрирующий свойства тех токов, которые приходят в действие, чтобы произвести звон. Этот феномен служит непосредственной практической цели – поддержанию "телеграфной связи" между оккультистами. Судя по всему, когда между подготовленными оккультистами установлена таинственная магнетическая связь, которая, чем бы она ни являлась, позволяет обмениваться мыслями, то эти люди могут производить звон невидимого колокольчика на любом расстоянии от себя, там, где находится собрат-посвященный, внимание которого они хотят привлечь. Вечером, когда мы все сидели дома в своем узком кругу и спокойно читали, я неоднократно слышал, как мадам Блаватскую вызывали подобным образом. Внезапно раздавался тихий звон колокольчиков, и мадам Блаватская вставала и уходила в свою комнату, чтобы предаться каким-то оккультным занятиям, которые и были причиною вызова. Прекрасный пример того, как некий собрат-посвященный может произвести такие звуки на расстоянии, мы наблюдали однажды вечером при следующих обстоятельствах. У нас ужинала одна дама, гостившая в Симле у своих знакомых. Около одиннадцати часов мне принесли записку от хозяина дома, где она остановилась. Туда было вложено письмо, которое он просил передать мадам Блаватской, чтобы последняя оккультным способом переправила его определенному члену великого Братства, с которым состояли в переписке и я, и упомянутый джентльмен. (О том, каковы были обстоятельства этой переписки, я расскажу позднее). Нас всех очень интересовало, можно ли отправить это оккультное послание, причем мы хотели узнать это сразу же, до того, как гостья автора записки вернется в его дом: ведь тогда она могла бы передать ему ответ. Но мадам Блаватская заявила, что ее способностей недостаточно для такого подвига. В послании же задавался вопрос о том, сможет ли определенное лицо, один не вполне зрелый брат, проживавший в окрестностях Симлы, оказать автору письма необходимую помощь. Мадам Блаватская сказала, что посмотрит, сумеет ли она "найти того человека", и, взяв послание, отправилась на веранду, куда мы все за нею и последовали. Опершись на балюстраду и созерцая широко простиравшуюся перед нами долину Симлы, мадам Блаватская несколько минут стояла в молчании, совершенно неподвижная, как и все мы; ночь уже давно наступила, и все обычные звуки умолкли, поэтому ничто не нарушало царившую вокруг тишину. Вдруг в воздухе перед нами прозвучала чистая нота невидимого колокольчика. "Все в порядке, – воскликнула мадам, – он получит послание!" И вскоре это письмо и вправду было передано надлежащим образом. Но о том, какой феномен был связан с его передачей, будет лучше рассказать в связи с иными примерами. Я перехожу теперь к ряду эпизодов, которые выставляют оккультные силы в более поразительном свете, нежели любой из случаев, описанных мною выше. Для научного ума воспроизведение звуков при помощи силы, неизвестной обычной науке, должно быть не менее ясным доказательством существования этой силы, нежели более поразительные феномены, связанные с передачей на расстоянии твердых предметов оккультным путем. Звук достигает нашего слуха лишь благодаря колебанию воздуха; а ведь с точки зрения обычного сознания вызвать силою мысли даже самое слабое колебание воздуха столь же невозможно, как и выкорчевать дерево с корнями из земли. Тем не менее в сфере чувственно воспринимаемых явлений существуют разные степени чудесного, какою бы нелогичной ни была эта градация. Первый эпизод из той разновидности, к которой я намерен сейчас перейти, не относится к феноменам, способным послужить безупречным доказательством в глазах стороннего наблюдателя. Я описываю этот случай в основном для тех читателей, которые уже осознали возможность подобных феноменов благодаря занятиям спиритизмом или опытам иного рода и которых больше интересуют не просто тесты и проверки, а эксперименты, бросающие свет на происхождение подобных явлений. Если бы этот эксперимент был организован немного лучше, он мог бы сыграть роль прекрасной научной проверки; но когда мадам Блаватская предоставлена в этих делах сама себе, она неизменно является наихудшим изобретателем тестов, какого только можно себе представить. Совершенно не понимая проявлений самоуверенного и недоверчивого темперамента, посвятив всю жизнь личному развитию в кругу азиатских мистиков и обладая скорее творческими, нежели критическими способностями, она никогда не могла встать на позиции наблюдателей-европейцев, высказывающих самые замысловатые подозрения при встрече с простейшей формой чудесного. Чудесное, причем в проявлениях настолько фантастических, что они почти ускользают от обыденного понимания, ежедневно питало ее жизнь на протяжении многих лет; легко понять, что в глазах этой женщины ревнивое недоверие, которым обычные люди встречают малейшие проявления оккультной силы, и их стремление найти хоть какую-нибудь лазейку для своих подозрений выглядят не менее глупыми и утомительными, чем легковерная личность – в глазах обывателя. Однажды днем, в последних числах сентября, моя супруга направилась вместе с мадам Блаватской на вершину соседнего холма. Их сопровождала одна приятельница. В тот раз меня с ними не было. Находясь на вершине, мадам Блаватская шутливым тоном спросила мою супругу, каково ее заветное желание. Жена ответила наобум, экспромтом: "Получить послание от одного из Братьев". Мадам Блаватская вынула из кармана чистый кусок розовой бумаги, оторванный от записки, которую она получила в тот день. Сложив листок и засунув его внутрь небольшого компаса, она встала на гребень холма. Несколько мгновений подержав в руках компас, она вернулась и сообщила, что отправила листок Брату. Вскоре после этого, мысленно связавшись с далеким Братом оккультными методами, мадам Блаватская сказала, что он спрашивает, в каком именно месте моя супруга предпочтет получить предназначенное ей письмо. Сперва моя жена пожелала, чтобы письмо, порхая в воздухе, упало ей на колени; однако затем они принялись обсуждать, действительно ли это наилучший способ, и в конце концов пришли к решению, что моя супруга найдет послание на определенном дереве. Это, конечно, было ошибкой, которая открывает путь подозрениям категорически настроенных скептиков. Она наверняка даст почву предположениям, что у мадам Блаватской были свои причины настаивать на том, чтобы выбрать в качестве почтового ящика именно дерево. Я лишь считаю нужным повторить для читателей, которые поддержат это подозрение, ознакомившись со всей предысторией, что привожу здесь данный случай не в качестве доказательства чего-либо, а просто как небезынтересный эпизод. Видимо, сначала мадам Блаватская неверно описала то дерево, на которое указал далекий Брат; не без труда вскарабкавшись на нижнюю ветку голого ствола, лишенного листьев, моя супруга так ничего и не нашла. После этого мадам снова вступила в контакт с Братом и поняла свою ошибку. Другое дерево стояло чуть подальше; к нему не стали приближаться ни мадам, ни ее вторая спутница. Моя супруга взобралась на это дерево и, оказавшись на высоте нескольких футов над землею, внимательно осмотрела ветки. Сначала она ничего не обнаружила, но затем, не меняя положения тела, -повернула голову и увидела на тоненькой веточке, где еще секунду назад не было ничего, кроме листьев, маленькую записку на розовой бумаге. Записка была наколота на черенок листа, сорванного совсем недавно, потому что черенок этот был еще зеленым и влажным; ведь если бы лист сорвали загодя, черенок, как можно догадаться, имел бы увядший вид. В послании содержались следующие слова: "Меня попросили оставить здесь записку для вас. Чем я могу быть вам полезен?" Внизу стояла подпись – несколько букв тибетского алфавита. Судя по всему, письмо было написано на том самом листке розовой бумаги, который мадам Блаватская вынула из кармана незадолго до этого только тогда листок был еще чист. Как же удалось сначала переправить этот листок Брату, который написал на нем свое краткое послание, а затем вернуть его обратно, на вершину холма? О том таинственном способе, которым записка попала на дерево, я даже не говорю. Какие бы предположения я сам ни выдвигал на этот счет, подробно излагать их будет преждевременно, пока я как следует не изучил наблюдаемые факты. Бесполезно дискутировать об устройстве плавников летучей рыбы с людьми, которые вообще не верят в существование летучих рыб и отказываются признавать какие-либо феномены, кроме чудес, признанных ортодоксальной церковью. Теперь я перейду к рассказу о происшествиях одного чрезвычайно замечательного дня. Необходимо отметить, что накануне мы предприняли небольшую экспедицию, которая обернулась coup manque*, хотя впоследствии у нас были все основания предполагать, что если бы не несколько досадных просчетов, она могла бы привести к весьма интересным результатам. Мы сбились с пути, направляясь в некое место, которое мадам Блаватской неточно описали (а может быть, она и сама неточно поняла описанное). Указанное описание она получила в ходе оккультной беседы с одним из Братьев, находившимся в тот момент проездом в Симле. Если бы мы двигались правильным маршрутом, то получили бы счастливую возможность встретиться с этим Братом, поскольку он остановился на одну ночь в каком-то старом тибетском храме или гостинице для путешественников. Такие заведения попадаются в Гималаях, и лишь глухое безразличие английских обывателей виною тому, что последние не придают подобным местам особого значения и вообще не проявляют к ним никакого интереса. Мадам Блаватская совершенно не знала Симлы; уже то, как она описала место, куда хотела нас отвести, наводило на мысль, что она имела в виду совершенно иной пункт назначения. Мы тронулись в путь, и долгое время мадам утверждала, что мы движемся в верном направлении, поскольку она чувствует определенные токи. Впоследствии выяснилось, что значительная часть дороги, по которой мы шли, совпадала с правильным маршрутом, но, слегка отклонившись от него в одном месте, мы попали на переплетение троп, которые вели по холмам в совершенно неверную сторону. В итоге мадам полностью потеряла ориентацию, и мы попытались вернуться в то место, где сбились с дороги. Мы обсуждали топографию Симлы, которую хорошо знали, стараясь догадаться, где находится то место, куда нас пыталась привести мадам Блаватская, но наши усилия были тщетны. На склоне одного холма мадам Блаватская заявила, что вновь ощущает исчезнувшие было токи, и мы решительно двинулись вниз. Однако оккультные токи могут проходить и в таких местах, где путешественники пройти не в состоянии; когда мы попробовали одолеть этот спуск, я уже понимал, что наше дело обречено. Через некоторое время экспедицию пришлось прервать, и мы в расстроенных чувствах вернулись домой. Возможно, читатель спросит: "Почему же этот всеведущий Брат не почувствовал, что мадам Блаватская заблудилась, и вовремя не указал вам правильное направление?" Я предвижу этот вопрос, так как знаю по опыту, что людям, не привыкшим заниматься подобными предметами, трудно понять отношение Братьев к исследователям вроде нас. Например, в нашем случае никоим образом нельзя было сказать, что Брат, о котором идет речь, с нетерпением ждет нас, горя желанием доказать факт собственного существования ареопагу высокоумных англичан. Нам так мало дано узнать о повседневной жизни адепта оккультизма, что мы, непосвященные, можем сказать лишь очень немногое о его подлинных интересах; однако в наших силах выяснить, по крайней мере, то, что интересы, постоянно занимающие его внимание, связаны с его непосредственной работой, к которой никоим образом не относится удовлетворение любопытства людей, увлекающихся оккультизмом, но не проходящих систематического оккультного обучения. Напротив, адепту даже возбраняются любые уступки подобному любопытству, кроме как в самых исключительных обстоятельствах. В нашем же случае события, вероятно, развивались следующим образом. Мадам Блаватская, очевидно, ощутила своими оккультными "щупальцами", что поблизости оказался один из ее выдающихся друзей. Страстно желая порадовать нас, она немедленно поинтересовалась, можно ли привести нас к нему. Наверное, он отреагировал на ее просьбу примерно так же, как королевский астроном* отнесся бы к вопросу друга, можно ли привести в обсерваторию группу леди, которым хочется посмотреть на звезды в телескоп. Тем не менее желая доставить удовольствие мадам Блаватской, своему неоперившемуся собрату по оккультизму, адепт, вероятно, сказал: "Прекрасно, приводите их, если вам угодно; я буду в таком-то месте". Затем он вернулся к работе и вспомнил о нашем несостоявшемся визите лишь тогда, когда было уже поздно. Только после этого адепт, надо думать, направил свое оккультное восприятие на обстоятельства произошедшего. Однако как бы это ни происходило в действительности, экспедиция, первоначально запланированная нами, провалилась. На следующий день мы снова собрались на пикник; мы не столько рассчитывали увидеть Брата, сколько действовали просто из принципа, в надежде, вдруг что-нибудь да произойдет. На сей раз мы двигались в другом направлении, которое теперь, когда вчерашний маршрут оказался неверным, представлялось нам правильной дорогой к месту, описанному Братом. Утром в назначенное время мы пустились в путь. Сначала мы предполагали отправиться вшестером, но прямо перед выходом к нам присоединился седьмой человек. Мы несколько часов спускались по холму, а затем присмотрели для завтрака местечко в лесу, в том месте, откуда низвергался водопад. Корзины с едой были еще не распакованы; слуги разожгли чуть поодаль костер, как обычно делают на пикниках в Индии, и занялись приготовлением чая и кофе. Мы принялись шутить над тем, что из-за появления седьмого участника у нас на пикнике не хватает чашки и блюдца, и кто-то со смехом попросил мадам Блаватскую сотворить упомянутые предметы. Шутливое предложение было сделано безо всякого умысла, однако когда мадам Блаватская заявила, что это очень трудно, но она все же попробует, это сразу привлекло всеобщее внимание. Как обычно, мадам провела телепатическую беседу с одним из Братьев, а потом немного походила неподалеку от того места, где мы сидели, прогуливаясь в радиусе пяти-десяти ярдов вокруг скатерти, расстеленной для пикника. Я внимательно следил за нею, ожидая, что же произойдет. Потом мадам Блаватская отметила на земле какое-то место и попросила одного джентльмена из нашей компании принести нож, чтобы было чем копать. Выбранное ею место находилось на гребне покатого склона, густо поросшего травами, сорняками и кустистым подлеском. Джентльмен с ножом (назовем его X., поскольку в дальнейшем я еще буду о нем упоминать) первым делом принялся вырывать из земли растительность; это стоило ему большого труда, потому что кусты были жесткими и корни их тесно переплелись. Разрезая ножом землю и спутанные корни и извлекая debris* руками, он наткнулся на край какого-то белого предмета, который, когда его полностью выкопали, и оказался пресловутой чашкой. Немного погодя, чуть больше углубившись в землю, джентльмен обнаружил там и блюдце, которое подходило к чашке. Оба эти предмета поставили на землю, покрытую разбросанными корнями, так что казалось, будто корни растут прямо вокруг них. И формой своей, и рисунком эти чашка и блюдце ничем не отличались от тех, которые мы принесли с собою на пикник, и, оказавшись на скатерти, составили седьмую чайную пару. Сразу хочу добавить, что, когда мы пришли домой, моя супруга сразу же спросила нашего главного кхитмутгара, сколько у нас чашек и блюдец в этом самом сервизе. Поскольку сервиз был старым, несколько предметов из него уже успели разбиться, но слуга немедленно ответил, что чайных чашек осталось девять. Когда мы их собрали и пересчитали, оказалось, что их действительно девять, если не считать ту чашку, которую мы выкопали из земли. Вместе с нею их стало десять. Этот сервиз отличался довольно своеобразным рисунком и был куплен в Лондоне много лет назад, так что подобрать к нему чашку того же образца, находясь в Симле, было практически невозможно. Конечно, сама мысль о том, что человек может создавать материальные объекты, пользуясь для этого лишь психической энергией, вызовет реакцию отторжения у тех, кому полностью чужда эта тема. Подобная идея не станет более приемлемой для этих людей, даже если сказать им, что чашка с блюдцем, о которых идет речь, были не сотворены, а возникли скорее как "дубликаты" уже существующих предметов. "Дублирование" объектов представляется просто особой разновидностью их сотворения – сотворением по готовому образцу. Так или иначе, но все события этого утра происходили именно так, как я их изложил. Я постарался строжайшим образом следовать правде, описывая каждую мелочь во всех подробностях. Если этот феномен был не тем, чем нам казался, то есть не чудеснейшей демонстрацией силы, о которой современная наука пока не имеет ни малейшего представления, значит, он являлся тщательно продуманным мошенничеством. Но даже если оставить в стороне тот факт, что участие мадам Блаватской в подобном обмане представляется совершенно невероятным с нравственной точки зрения, данная гипотеза выглядит весьма шаткой. Ни один человек нормальных умственных способностей, который ознакомится с изложенными фактами или просто доверяет моему свидетельству, не может рассматривать эту версию как окончательное решение проблемы. Нет никаких сомнений в том, что чашку и блюдце выкопали из земли именно так, как я описал. Если они оказались там не с помощью оккультной силы, значит, их заранее закопали в этом месте. Но я уже описывал состояние почвы, откуда их извлекли; судя по характеру растительности, эта земля много лет оставалась нетронутой. Можно, конечно, настаивать на том, что с другого участка холма к данному месту заблаговременно прорыли тоннель, по которому и протолкнули чашку с блюдцем. Однако это предположение едва ли оправдано с физической точки зрения. Если выкопать тоннель того размера, который требуется для подобной цели, на земле наверняка останутся следы работ – однако никаких следов не было видно. Мы не нашли их даже после того, как специально осмотрели землю вскоре после феномена. Но истина состоит в том, что теория о предварительном "захоронении" не выдерживает никакой критики, поскольку невозможно было предвидеть, что из бесчисленного множества вещей, о которых можно попросить, мадам Блаватской придется сотворить именно чашку и блюдце. Эта просьба была обусловлена конкретными, сиюминутными обстоятельствами. Если бы в последний момент к нам не присоединился еще один человек, то нам хватило бы тех чашек с блюдцами, которые упаковали слуги, и на посуду вообще никто не обратил бы особого внимания. Ее выбирали слуги; они с легкостью могли взять вместо данных чашек какие-то другие, и никто из гостей не знал об их выборе заранее. Если бы чашку и блюдце действительно зарыли в землю с целью обмана, мошенникам в процессе подготовки пришлось бы также заставить нас выбрать для пикника именно то место, которое мы выбрали; но конкретное место, куда поставили джампаны наших дам, выбирал я сам, вместе с джентльменом, которого мы условились называть "X.", причем место это находилось в нескольких ярдах от точки, где потом обнаружили чашку. Если оставить в стороне прочие несообразности, которыми блистает версия о мошенничестве, возникает вопрос: кем могли быть люди, которые закопали в землю чашку и блюдце, и когда именно они осуществили эту операцию? Мадам Блаватская безвыходно находилась в нашем доме с вечера накануне, когда мы договорились отправиться на пикник, и до момента, когда мы двинулись в путь. Единственный слуга, которого она привезла с собою (парнишка из Бомбея, абсолютно не знающий Симлу), постоянно был где-то в доме с предыдущего вечера до утреннего пробуждения домочадцев. Случилось так, что в середине ночи он говорил с моим собственным посыльным, когда мне не давала спать дверь, ведущая на чердак. Ее забыли закрыть, и она хлопала на ветру; я позвал слуг и велел ее запереть. Шум разбудил мадам Блаватскую, и она послала своего слугу, который всегда спал поблизости, чтобы узнать, в чем дело. Полковник Олькотт, президент Теософического Общества, в это время также гостил у нас. Он тоже провел с нами весь вечер с того момента, как мы вернулись из своей неудавшейся экспедиции, и присутствовал при нашем отправлении на пикник. Предположение, что он потратил ночь, чтобы пройти четыре или пять миль вниз по неудобному кхуду и по лесу, где трудно найти тропинку, задавшись целью закопать чашку и блюдце, которые могли и не совпасть по виду с посудой, взятой на пикник, и даже не имея никакой гарантии, что мы направимся именно в это место, а не в другое, – словом, при ничтожной вероятности того, что все его ухищрения действительно помогут осуществить предполагаемое мошенничество, такое предположение представляется мне слишком экстравагантным. Есть еще одно соображение: к конечной цели нашего путешествия ведут две дороги, проходящие через противоположные концы верхнего полукружья холмов, на которых стоит Симла. Мы были вольны выбрать любой из двух путей, и я могу заверить, что ни мадам Блаватская, ни полковник Олькотт не принимали в этом выборе никакого участия. Если бы мы пошли по другой дороге, то ни в коем случае не попали бы в то место, где расположились на завтрак. С какой стороны ни рассматривай предположение о том, что описанный мною феномен был мошенничеством, такая версия все равно противоречит здравому смыслу. Но это еще не все: по мере развития моего повествования, когда только что изложенный эпизод можно будет сравнить со случаями, произошедшими позднее, подозрение в мошенничестве будет выглядеть все более и более нелепым. Но я еще не закончил рассказ о событиях того утра, когда мы выкопали из земли чашку. Джентльмен, названный мною X., много общался с нами в течение одной-двух недель, которые пролетели со дня приезда мадам Блаватской. На него, как и на многих наших друзей, произвели сильное впечатление феномены, происходившие в ее присутствии. Этот джентльмен со всею определенностью пришел к выводу, что Теософическое Общество, предмет забот мадам Блаватской, оказывает положительное влияние на коренных индийцев. Это мнение он не раз высказывал мне с самым горячим чувством. X. также заявлял о своем намерении последовать моему примеру и вступить в Общество. Когда мы обнаружили в земле чашку с блюдцем, это произвело сильнейшее впечатление на большинство присутствующих, в том числе и на X.; во время последующей беседы нам пришла мысль, что X. может прямо сейчас официально стать членом Общества. Насколько я помню, автором этой идеи был именно я; но я бы не стал ее выдвигать и развивать, если бы X. не принял самостоятельного и, насколько я понял, хладнокровного решения вступить в Общество. Кроме того, этот шаг не подразумевает решительно никаких обязательств, а просто служит выражением симпатии к обретению оккультных знаний и общего согласия с главным филантропическим учением, проповедующим братские чувства по отношению ко всему человечеству, независимо от национальности, расы и вероисповедания. Об этом необходимо упомянуть, принимая во внимание те мелкие досадные неприятности, которые произошли чуть позже. X. был вполне готов принять предложение о том, чтобы прямо на месте официально вступить в члены Общества. Но для этого ему должны были вручить определенные документы: официальный диплом, который новые члены получали после того, как им сообщали масонские опознавательные знаки, принятые в Обществе. Но где нам было взять диплом? Разумеется, для собравшихся возникшая трудность была еще одной удачной возможностью испытать способности мадам. Сможет ли она раздобыть диплом при помощи "магии"? После телепатической беседы с одним из Братьев, который интересовался, как у нас идут дела, мадам сообщила нам, что диплом вот-вот будет доставлен. Она описала и его внешний вид: бумажный свиток, обмотанный чрезвычайно длинным шнуром и обернутый листьями ползучего растения. Нам предстояло найти его в лесу, где мы находились, причем искать свиток мог каждый, но найти его мог лишь человек, которому предназначался диплом, то есть сам X. Так и случилось. Мы обыскали все вокруг, и деревья, и подлесок, заглядывали всюду, куда подсказывало любопытство, но нашел свиток именно X., причем диплом выглядел в точности так, как его описала мадам Блаватская. К тому времени мы уже закончили завтрак. Полковник Олькотт провел формальное "посвящение" X. в члены Общества. Некоторое время спустя мы передвинули свой бивуак несколько ниже в лес, туда, где стоял маленький тибетский храм, он же – гостиница для путешественников, где, по словам мадам Блаватской, прошлою ночью останавливался Брат, проезжавший через Симлу. Мы развлекались, рассматривая маленькое здание снаружи и изнутри и "купаясь в волнах позитивного магнетизма", как выразилась мадам Блаватская. Потом мы улеглись на траве рядом с храмом, и кому-то из нас пришло в голову, что было бы неплохо еще раз выпить кофе. Слугам отдали соответствующее распоряжение, но оказалось, что у нас кончился запас воды. Вода из рек и ручьев в окрестностях Симлы не годится для подобных целей, и на пикник всегда приходится брать с собою чистую профильтрованную воду. Все бутылки для воды, которые лежали в наших корзинах, были уже пусты. Слуги подкрепили сообщение об этом наглядной демонстрацией пустых бутылок. Нам оставалось только одно: послать кого-нибудь на пивоваренный завод самое близкое к нам здание, находившееся всего в одной миле от места нашей стоянки, и попросить воды. Я написал карандашом записку, и один из кули отправился в путь, прихватив с собою пустые бутылки. Время шло, и кули вскоре вернулся, но, к нашему величайшему возмущению, без воды. В тот день на заводе не было ни одного европейца (пикник происходил в воскресенье), отдать записку было некому, а кули оказался настолько глуп, что потащился назад с пустыми бутылками под мышкой, вместо того, чтобы как следует расспросить людей на заводе и найти человека, кто мог бы снабдить его водою. Тут наша компания слегка поредела: X. и еще один джентльмен пошли прогуляться. Никто из участников пикника, оставшихся на месте, не ожидал новых феноменов, когда мадам Блаватская внезапно встала, подошла к корзинам, стоявшим в десяти или двадцати ярдах от нас, извлекла оттуда бутылку (полагаю, это была одна из пустых бутылок, которые принес назад кули) и вернулась к нам, пряча ее между складками платья. Когда мадам, смеясь, продемонстрировала нам бутыль, оказалось, что та полна воды. Совсем как фокус иллюзиониста, скажете вы? Да, совсем – если не считать условий, в которых все происходило. Чтобы фокус получился, иллюзионист должен заранее знать, что ему предстоит делать. В нашем же случае предсказать нехватку воды было столь же невозможно, как и предвидеть, что нам неожиданно понадобятся дополнительные чашка и блюдце. Тот факт, что на пивоваренном заводе не оказалось никого из европейцев, а также то, что кули, посланный за водою, проявил тупость, необычную даже для кули, и вернулся ни с чем только потому, что не нашел ни одного европейца, которому мог бы передать мою записку, – оба эти обстоятельства были чистой случайностью. Между тем без них у нас не возникло бы необходимости добывать воду оккультным способом. Кроме того, оба эти момента стали возможны лишь в результате другой, основополагающей и крайне маловероятной случайности, заключавшейся в том, что слуги отпустили нас на пикник, не снабдив необходимыми припасами. У меня не укладывается в голове, что кто-нибудь из присутствовавших на пикнике мог предположить, будто какая-то бутылка с водой осталась незамеченной на дне корзины; ведь слуг уже выбранили за то, что они не взяли достаточно воды; перед этим они полностью опустошили все корзины, потому что мы не могли смириться со своим положением, пока не убедились, что воды действительно больше нет. Более того: попробовав воду, "сотворенную" мадам Блаватской, я убедился, что она не походит по вкусу на ту, которая выходила из наших собственных фильтров. У нее был какой-то земляной привкус, не свойственный воде, которую подают в современную Симлу; но вода мадам Блаватской столь же сильно, хотя и по-иному, отличалась от отвратительной грязной воды из единственной реки, которая протекает в том лесу. Как же появилась эта загадочная вода? В подобных случаях ответ на такой вопрос представляет собою великую тайну, которую я способен раскрыть лишь в самых общих чертах; однако невозможность понять, как адепты манипулируют материей, – это одно, а невозможность отрицать, что они действительно манипулируют ею при помощи метода, который Запад по своему невежеству именует сверхъестественным, – это совсем другое. Это реальный факт, независимо от того, можем мы его объяснить или нет. Грубое народное присловье, гласящее, что "коровью ляжку не оспоришь", несет в себе здравую мысль, которую наши осторожные скептики слишком часто упускают из виду, рассматривая вопросы вроде тех, которыми я сейчас занимаюсь. Нельзя опровергнуть существование факта, просто утверждая, что, по вашему мнению, он должен был бы быть иным, а не таким, каким он является на деле. Еще сложнее будет отмахнуться от множества фактов, приведенных мною здесь, выдвигая с этой целью ряд нелепых и противоречивых гипотез. Наши непреклонные оппоненты частенько не замечают, что скептицизм, который до определенного момента свидетельствует об остроте ума, становится признаком интеллектуальной ущербности, если цепляться за него перед лицом надежных и несомненных доказательств. Я помню, как вскоре после изобретения фонографа чиновник по делам науки, состоявший на службе британского правительства в Индии, прислал мне статью, написанную по поводу первых сообщений об этом аппарате. Там он доказывал, что эта новость – не что иное, как мошенничество, поскольку описанное устройство невозможно с научной точки зрения. Рассчитав частоту вибраций, необходимую для воспроизведения звуков, этот господин весьма убедительно доказал, что результат, которого добились изобретатели фонографа, принципиально недостижим. Но когда фонографы в должное время завезли в Индию, этот ученый оставил свои прежние заявления, что подобное невозможно и что в каждом фонографе сидит по человеку, хотя снаружи этого незаметно. Последнее – это позиция самодовольных личностей, которые решают проблему, связанную с происхождением оккультных и духовных феноменов, просто отрицая существование оных, хотя о нем на собственном опыте свидетельствуют тысячи людей и целые полки книг, которых твердолобые скептики не читают. Здесь я должен добавить, что X. впоследствии изменил свое мнение насчет того, насколько удовлетворителен был феномен с чашкой и блюдцем. Он заявил, что, по его мнению, версия о канале, прорытом снизу, от реки, по которому могли подбросить эти предметы, обесценивает данное явление в качестве научного доказательства. Я уже обсуждал эту версию, и констатация того факта, что X. перешел на другую точку зрения, никоим образом не затрагивает изложенных мною обстоятельств. Я упомянул здесь о перемене его мнения лишь для того, чтобы читатели, которые, возможно, слышали или читали где-то в другом месте о феномене, произошедшем в Симле, не подумали, будто я стараюсь скрыть от них, что мнение X. изменилось. И в самом деле, убежденность в реальном существовании оккультных сил, которую я обрел в конце концов, является совокупным результатом всего накопленного мною опыта, так что я затрудняюсь точно определить, какой именно вклад внес в эту уверенность каждый конкретный феномен, который мне довелось наблюдать. Вечером того же дня, когда произошел феномен с чашкой, имел место случай, которому суждено было стать предметом необычайно широких дискуссий во всей англоязычной прессе Индии. Я говорю о знаменитом "случае с брошью". Все факты были затем изложены в небольшом заявлении, подготовленном для публикации и подписанном девятью очевидцами. Я непосредственно ознакомлю читателя с этим заявлением; но комментарии, которых оно удостоилось впоследствии, доказали, что текст его был слишком лаконичным, чтобы дать полное и точное представление о произошедшем. Поэтому я опишу здесь ход событий более подробно. При этом я могу достаточно свободно называть имена участников, потому что все они были приведены в приложении к опубликованному документу. Мы, то есть моя супруга, я сам и наши гости, поднялись на холм, чтобы пообедать с мистером и миссис Хьюм, которые нас пригласили. Нас было одиннадцать человек; мы разместились за круглым столом, причем мадам Блаватская, сидевшая рядом с хозяином, была усталой, подавленной и необыкновенно молчаливой. В начале обеда она не произнесла почти ни единого слова, и мистер Хьюм беседовал в основном с леди, которая сидела по другую руку от него. В Индии принято во время обеда ставить на стол перед каждым гостем особый металлический нагреватель, наполненный горячей водой. Поданная тарелка с кушаньем находится на нем, пока ее не унесут. В тот вечер мы тоже пользовались этими приспособлениями, и между переменами блюд мадам Блаватская с отсутствующим видом грела над своим нагревателем руки. Прежде мы замечали, что постукивания и звон незримого колокольчика получаются у мадам Блаватской легче, а производимый ими эффект бывает лучше, если она предварительно согреет руки подобным образом; поэтому кто-то из присутствующих, видя, как она это делает, задал ей какой-то вопрос, косвенно намекающий на оккультные феномены. В тот вечер я не ожидал никаких оккультных явлений, да и мадам Блаватская была в равной степени далека от намерения совершать их и совсем не ждала, что их осуществит кто-либо из Братьев. Поэтому когда ее спросили, почему она согревает руки, она в шутку велела нам самим согреть руки и посмотреть, что из этого получится. Перебрасываясь шутливыми фразами, некоторые из присутствующих действительно так и сделали. После этого миссис Хьюм всех рассмешила, вытянув свои руки со словами: "Ну вот, я их согрела, а что теперь?" Как я уже говорил, мадам Блаватская была совсем не настроена на оккультные подвиги; но, как мне удалось выяснить впоследствии, в тот самый момент или чуть раньше она при помощи неведомых большинству человечества оккультных способностей ощутила, что в комнате "в астральном теле", невидимо для всех остальных, присутствует один из Братьев. Дальше мадам Блаватская действовала, следуя его указаниям; разумеется, в это время никто из нас не подозревал, что она получает какой-то импульс извне. Внешне дальнейшие события выглядели следующим образом: когда миссис Хьюм произнесла приведенную мною фразу и все рассмеялись в ответ, мадам Блаватская через соседа дотянулась до миссис Хьюм и, взяв ее за руку, спросила: "Ну что ж, может быть, у вас есть какое-то особое желание?" или, как говорят юристы, "имеете ли вы что сказать по этому поводу?" Я не могу точно повторить произнесенные тогда фразы и воспроизвести то, что ответила миссис Хьюм в первый момент, пока до конца не оценила ситуацию; но все прояснилось буквально за несколько минут. Некоторые из гостей, которые первыми разобрались в том, что происходит, стали ей объяснять: "Подумайте о чем-нибудь, что вам хотелось бы получить; это может быть все, что угодно, в том числе любая вещь, которую вы стремитесь приобрести по чисто житейским соображениям. Может быть, есть какой-то предмет, который, как вам кажется, очень трудно достать?" Только такие предложения и раздавались в короткий промежуток времени, который прошел между сообщением миссис Хьюм о том, что она отогрела руки, и моментом, когда она назвала избранный ею предмет. Она сказала, что поняла, какая вещь ей нужна. И что же это было? Старая брошь, которую ей когда-то давно подарила мать и которую миссис Хьюм потеряла. Разумеется, когда речь впоследствии заходила о броши, которую, как выяснится из заключительной части этой истории, в итоге удалось вернуть оккультными средствами, то люди говорили: "Ну конечно, мадам Блаватская нарочно подвела разговор к той конкретной вещи, которую заранее приготовилась сотворить". Но я описал все, что говорилось за столом на тему предстоящего феномена, прежде чем миссис Хьюм упомянула про брошь. Перед этим речь не шла не только о самой броши, но и вообще ни о чем похожем.. Еще пять минут назад никто из присутствующих, разумеется, и понятия не имел о том, что им предстоит стать свидетелями феномена, связанного с возвращением пропавшей вещи или чего-то в этом духе. А когда миссис Хьюм задумалась над тем, что бы ей попросить, она ни словом не обмолвилась о том, в каком направлении устремились ее мысли. Начиная с этого момента в опубликованном нами отчете события излагаются практически настолько полно, насколько необходимо – во всяком случае, настолько просто, что читатель сможет легко усвоить все факты. Поэтому я воспроизведу здесь этот отчет в полном объеме. "В воскресенье, третьего октября, в доме мистера Хьюма, расположенном в Симле, состоялся обед, на котором присутствовали мистер и миссис Хьюм, мистер и миссис Синнетт, миссис Гордон, мистер Ф.Хогг, капитан П.Дж.Мэйтленд, мистер Битсон, мистер Дэвидсон, полковник Олькотт и мадам Блаватская. Поскольку многие из этих лиц совсем недавно были свидетелями необычайных явлений, которые происходили в присутствии мадам Блаватской, то разговор зашел об оккультных феноменах. В ходе беседы мадам Блаватская спросила у миссис Хьюм, нет ли у нее какого-либо особого желания. Сначала миссис Хьюм колебалась, но вскоре сказала, что ей больше всего хотелось бы получить одно небольшое ювелирное изделие, ранее принадлежавшее ей; впоследствии она передала эту вещицу другому человеку и по его вине лишилась украшения. Тогда мадам Блаватская сказала, что если миссис Хьюм сконцентрируется на образе предмета, о котором идет речь, то она, мадам Блаватская, постарается доставить ей эту вещь. Миссис Хьюм сказала, что ей живо припоминается это украшение; она описала его как старомодную нагрудную брошь, обрамленную по краям жемчугом, со стеклянной вставкой спереди. Сзади брошь открывалась, так что в ней можно было хранить прядь волос. По просьбе мадам Блаватской, миссис Хьюм бегло нарисовала на бумаге приблизительное изображение броши. Затем мадам Блаватская взяла монетку, висевшую на цепочке ее часов, завернула ее в два листка папиросной бумаги и спрятала в платье. После этого она заявила, что надеется, что брошь будет у нее в течение вечера. Когда обед уже подходил к концу, мадам Блаватская сказала миссис Хьюм, что монетка, обернутая бумагой, исчезла, а чуть позже, в гостиной, добавила, что брошь не будет доставлена в дом и что ее нужно искать в саду. Когда все общество перешло в сад вместе с мадам Блаватской, последняя сообщила, что увидела оккультным зрением, как брошь упала в цветочную клумбу, имеющую форму звезды. Мистер Хьюм повел нас к указанной клумбе, которая находилась в дальней части сада. Вооружившись фонарями, мы предприняли долгие и тщательные поиски, и, наконец, миссис Синнетт нашла маленький пакетик, состоявший из двух листков папиросной бумаги. Его немедленно развернули и обнаружили в нем брошь, которая в точности соответствовала описанию и в которой миссис Хьюм опознала некогда потерянное украшение. Никто из присутствовавших, исключая мистера и миссис Хьюм, никогда не видел этой броши и не слышал о ней. Мистер Хьюм не вспоминал о ней уже много лет. Миссис Хьюм никогда ни с кем не заговаривала о броши с тех пор, как с нею рассталась, и даже не думала о ней. Как заявила после обнаружения броши сама миссис Хьюм, воспоминание об этом украшении, подарке ее матери, промелькнуло в ее сознании только после того, как мадам спросила ее, не желает ли она получить какую-нибудь вещь. Миссис Хьюм – не спиритуалистка и до этого случая вообще не верила ни в оккультные явления, ни в способности мадам Блаватской. Все очевидцы убеждены, что этот феномен совершенно безупречен по своим характеристикам и служит доказательством того, что оккультные явления действительно возможны. Найденная брошь – бесспорно, та самая, которую когда-то потеряла миссис Хьюм. Даже если предположить практически невозможное, а именно что вещь, потерянная за несколько месяцев до того, как миссис Хьюм впервые услышала о мадам Блаватской, вещь, на которой не было ни инициалов, ни других признаков, позволяющих определить его владелицу, досталась мадам Блаватской обычным путем, то даже и в этом случае мадам не могла предвидеть, что ее попросят именно о броши; сама же миссис Хьюм много месяцев подряд ни разу не вспоминала об этой вещи. Данный отчет, предварительно зачитанный всей группе, подписали: