Текст книги "Волчья дорога (СИ)"

Автор книги: А Ольга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Ольга А.
Волчья дорога

Волчья дорога

Старые хроники рекут, что земля эта некогда была изобильна и щедра. Прохладное лето и теплая зима укрывали ее милостью своей. Пересекали из края в край реки, чистые и сверкающие, словно клинки самой лучшей стали. Покрывала трава, столь свежая и зеленая, словно расстелился изумрудный ковер от горы до горы. День за днем доброе солнце согревало, не опаляя, а луна лишь освещала путь заблудшим.

Но алчность людей пришла сюда, оплетая небо и траву подобно сумрачной паутине. Назвали то место Срединными Землями, ибо расположилось оно, на беду свою, подобно оси тележного колеса, меж четырех ступиц – могущественных королевств, что бились меж собой, не щадя сил, за уголок рая на земле. А плодородная земля щедро орошалась кровью воинов, лишь умножая от того свой урожай. Однако никто из владык не был настолько силен, чтобы победить и сказать "Теперь это мое, отныне и до скончания времен!"

Война казалась бесконечной, пока два сильнейших короля, не в силах одержать победу сталью клинков, обратились к силе, что выше любого оружия. Они превратили в золото все, вплоть до коронных доходов своих на сто лет вперед, и каждый нанял могущественного колдуна. То были мужи, искушенные в тайных науках, но притом златолюбивые и алчные до мирских благ, что дают звонкие монеты.

А быть может, все случилось совсем по-иному, кто теперь скажет в точности... Нет уж в живых никого, кто видел все своими глазами, а ветхим страницам летописей верить не стоит, ежели только это не долговые расписки, поскольку банкиры искусны и кропотливы в счете денег и должников, как вампир, что в полночь перебирает человеческие зубы на перекрестке дорог.

Так или иначе, маги бились меж собой, сойдясь в самом локусе Срединных Земель, в день, когда солнце и луна делят мир на равные части света и тьмы. Бились ради королей, а может быть и по неким своим причинам, кои неизвестны ныне живущим и не станут известны уже никогда. И битва та оказалась ужаснее любой войны и чумы, поскольку сражались в ней не разящим металлом, но обращаясь к Сущностями, что противны природе и богам. Было то сражение длинно, словно тысячелетие, и одновременно коротко, как искра на ветру. Стихия воды в нем побеждала пламя, огонь обращал землю в прах, а прах в свою очередь поглощал воду без остатка, словно жадный песок пустыни. Могущество соперников было столь велико, что в борьбе они уничтожали саму природу магии, растрачивая ее без счета, бросая в топку единоборства, как неумеренный путник сжигает целый лес, дабы согреться на протяжении всего лишь одной ночи.

Никто не ведает, чем закончилась битва для поединщиков, никто более не слышал о них.

Сказано уже было ранее и да повторится вновь – кто знает, так ли все было на самом деле?.. Зато в точности ведомо, что случилось после.

А было так – с той поры сила волшебства во всем подлунном мире иссякла, и все прочие маги, не столь искушенные и могучие, ослабли, уподобились фокусникам да сельским травницам, над коими привыкли потешаться невозбранно. И когда не стало магии, мир уподобился дому, что не устоял в себе, ибо главный столб его был ныне срублен, а фундамент размыт. Чума, хлад и все мыслимые, а равно прежде невиданные бедствия заполонили мир, исказив его необратимо. Не стало двух королевств из четырех, а оставшиеся пришли в умаление.

Никто уже не именует Срединные Земли раем. Шесть поколений сменились, привыкая называть их совсем другими словами, ибо там, где прежде хватало земли, воды, травы и солнца, ныне в изобилии лишь запустение и смерть. Темные, Пустынные, Серые Земли – таково теперь их название.

А в завершение этой повести, скажем, что божественные силы, кои выше человеческих, любят равновесие и гармонию, но в то же время жестоко смеются над смертными. Потому темная, мрачная пустыня по-прежнему одаряет смелых, упорных и удачливых. Но дары эти теперь совершенно иного толка. Они более не произрастают под светлым солнцем и синим небом, но добываются во тьме подземелий и при тусклом свете факелов, в крови и смерти.

Многие жаждут обрести те дары, однако немногие алчные способны взять, а еще меньше тех счастливцев, что могут невозбранно воспользоваться своей удачей.

И никто не возвращается из Пустынных Земель, не сохранив каплю их яда в окаменевшем от страха и жестокости сердце.

Часть первая

Мы больше не в Канзасе...

Глава 1

'Дорогой дневник'

«Дорогой дневник»

Перо зависло над страницей, чуть подрагивая острым жалом. Что писать дальше, было решительно неясно.

Елене не спалось. Причем ее охватила не просто бессонница, а странное ощущение зыбкости, нереальности происходящего. Больше всего это походило на рассказы Деда о своем втором инфаркте, когда измученный организм, обколотый лекарствами, не мог ни уснуть толком, ни выплыть из туманного марева. Дед в свое время едва не пошел по стезе литератора, но послевоенная пора оказалась беспощадна к мечтам, и талантливый юноша стал обычным медиком. Стал, но живость языка сохранил, так что любая история в его устах звучала словно эпос. Даже если речь шла о вещах весьма и весьма неприятных.

Покрутившись под одеялом три с лишним часа, Елена решила, что, наверное, хватит превозмогать непревозмогаемое, и коли сон бежит, надо что-нибудь сделать.

Умылась, походила по квартире, пустой до следующего полудня, то есть до возвращения родителей из поездки. Посмотрела в окно. заварила поллитровую кружку кофе. Выпила, разбавив хорошей порцией сливок. Смахнула пыль со скрещенных рапир, украшавших стену над каминной полкой. Конечно же, вставить настоящий камин в городскую квартиру не имелось никакой возможности, однако отец постарался и создал очень хорошую имитацию, которая приятно разнообразила интерьер. И старые добрые 'Динамо' 1970 года смотрелись над псевдокамином гораздо лучше, чем просто на ковре.

Лена улыбнулась, вспомнив спор насчет того самого ковра и вопль разгневанного Деда 'Мещанство!'. Старый медик умел сказать так, что пафосное слово смотрелось к месту и без напыщенности. Жаль, что нет его больше с семьей... Три года уж как нет.

Не спалось. Но и не бодрствовалось. Ощущение нереальности происходящего накатывало, побуждая сделать что-нибудь необычное, странное. Что-то такое, от чего стало бы ясно – это не сон, это явственная явь, настоящее не бывает.

Например, можно завести дневник. Отчего бы и нет? Благо подходящая тетрадь, кажется молескин или что-то в том же роде, с рюшечками и милой картинкой уже два с лишним года лежала в дальнем углу шкафа. Нужды в ней никак не возникало, потому что Лена пользовалась только блокнотами на пружинках, из которых так удобно было без всякой жалости рвать использованные, уже бесполезные листы. А вот для дневника красивая, очень "девочковая" тетрадка в самый раз. Ну и для такого случая можно воспользоваться специальным каллиграфическим пером, наследством Деда.

Но вот беда – дальше двух простых слов дело не пошло. Большая черная капля собралась на кончике пера, а Елена все никак не могла решить, что же написать дальше.

"Дорогой дневник"...

* * *

Всякий, кто живет с Профита, знает, что вниз лучше всего спускаться вчетвером. Трое – слишком мало, ежели доход случится, добро толком не унести. А если кого еще и зацепит, то раненый да еще тот, кто его наружу потащит, вот минус две спины и четыре руки, которые уже не навьючить, не нагрузить торбами из плотной кожи с заговоренной прокладкой. Хотя конечно всякое бывало, но, как правило, тот, кого достали во тьме – не боец и не носильщик. А вытащить надо – во-первых, обычай, во-вторых, боги велят, в-третьих, пока живой – точно не подымется и не побежит догонять бывших товарищей...

Да, трое – слишком мало. Четыре бойца – в самый раз. Конечно можно и побольше, многие лихие парни меньше чем вдесятером за Профитом не спускаются, но тут дело хитрое, тонкое. Внизу, как правило, шире чем вдвоем по фронту не построишься, а бывает, что одному едва-едва протиснуться. Так что когда напрыгнет (а напрыгивает всегда, поэтому все разнообразие в том, кто именно скакнет на сей раз), биться толком смогут лишь один-два впереди идущих. И встает, как сказал бы командный алхимик Бизо – "животрепещущий вопрос" – зачем платить больше тем, кто в драке не участвует?

Таким образом, четыре человека – правильное число, проверенное временем. Если у всех руки растут правильным образом, то вполне хватает, чтобы навалять как следует любому, кто укрывается во тьме подземелий, высматривая охотников вертикальными зрачками, фасетками или вообще не выглядывая слепыми бельмами, а выслушивая чутким слухом. А ежели кого четыре сработавшихся бойца не уделают, против того и вдесятером выходить смысла нет. И это тоже проверено временем.

Опять же, чем меньше рож в бригаде, тем сподручнее уносить ноги, толкотни в тесных подземельях меньше. А для того, кто живет с Профита, способность бежать быстро и далеко так же важна, как умение ловко махать топором. С мечом то вниз только дурак полезет... да и откуда у бригады деньги на хорошие мечи?

Но пять бойцов – тоже сойдет. Как сейчас. Тем более, что темноволосая Шена идет только за половину и по кондициям, и по оплате.

– Огня, – буркнул Сантели, крутя головой. – Больше огня!

В руке у командира чадил хороший факел, не выгоревший и до половины, но алхимик понял, о чем идет речь.

– Не выходит, – виновато покачал головой Бизо, водя ладонью вокруг лунного кристалла. Ладонь была грязная, с широкими черными бороздками под обломанными ногтями, а кристалл старый, помутневший и к тому же с трещиной. Но еще совсем недавно он источал достаточно света, а теперь едва мерцал, как будто самая паршивая свечка. Алхимик шептал под нос проверенные, надежные слова, стучал по кристаллу, гладил его, словно бедро юной девственницы (на которую у него все равно никогда не было денег, но, как известно, в мечтах все кажется слаще и желаннее).

Без толку.

– Ты поганый шарлатан, – прошипел Сантели, загоняя факел в раздвоенную вилку у стального пера рогатины, так, чтобы оружие само освещало путь. – Больше огня дай или он нас здесь положит!

Бизо не ответил, продолжая бормотать и шаманить. С тем же успехом, то есть без всякого видимого результата.

– Сходили за Профитом... – прошептал Виаль, сжимая в пропотевших рукавицах короткое толстое древко рогатины. – М-м-мать, хорошо ходили... – У копейщика начали стучать зубы.

– Заткнись, болтун, – яростно приказала Шена. – Тихо! Слушайте!

На самом деле это должен был сказать Сантели, как самый главный, однако командира отвлекла тень, скользнувшая на самой границе тьмы и тусклого света от факела.

– Не выходит, – жалобно воззвал Бизо. – Ничего не выходит!

Надо было решать, причем быстро. И Сантели решил... Но одновременно с его решением лунный кристалл вспыхнул и засиял ярчайшим светом, какого от роду не знал, даже в свои лучшие времена полвека назад. Именно этот свет окончательно убедил командира, что надо не просто бежать, а очень быстро бежать, потому что внизу все, что происходит внезапно и необычно – к беде.

* * *

Чернильная капля, наконец, сорвалась с пера и хлюпнулась на обложку. Елена огорченно вздохнула. Как оно обычно и случается – вещь ненужная и забытая теперь казалась важной и ценной. Тетрадь с кляксой было жалко. Да и дневник, тем более «Дорогой», с кляксой на обложке – уже какой-то не совсем ... в общем неправильный.

Только кляксы не было. Совсем. Чернильная капля как будто испарилась прямо в воздухе, растаяла в ярком свете лампы на полпути между пером и тетрадью, молескин она там или что-то другое. Девушка помотала головой, взглянула на перо. Чисто, лишь крошечные бисеринки черного, и больше ничего. И ничего на тетради.

Елена вздохнула и вдруг поняла, что это все от странной бессонницы. Мало набрала чернил, а капля вообще почудилась. И снова хочется кофе. Нестерпимо, до судорог в пересохшем горле. И кофе то в доме есть, но, как говаривал Дед, надо его непременно "забелить", а сливки как раз кончились.

Лена прошлепала босыми ногами на кухню. Линолеум 'под паркет' холодил подошвы и напоминал о неприятном родительском споре насчет ремонта и дизайна. Тот редкий случай, когда отец сумел все-таки настоять на своем. А вот насчет оконных рам... впрочем то дело уже давнее.

В холодильнике обнаружила полное отсутствие сливок, молока и даже мороженого, то есть всего, что можно бухнуть в кофейную чашку, именную, солидную, иронически называемую 'бадейкой'. Значит ... значит надо пойти и купить!

Большие круглые часы с кукушкой и шишками на цепочках (на самом деле с батарейкой) раскинули тонкие стрелки по белому полю. Почти полчетвертого... Поздновато для покупок. Или наоборот, рановато. С другой стороны, круглосуточный магазинчик расположен на первом этаже с противоположной стороны дома. Район спокойный и вряд ли что-нибудь случится за те четверть часа, которые понадобятся для покупки одной бутылки топленого молока. А ночной прохладный воздух, по крайней мере, взбодрит, избавит от ощущения сна наяву.

Снимая с вешалки куртку, Лена замешкалась, пытаясь вспомнить, где кошелек, не остался ли он в кожаной жилетке. А когда набросила верхнюю одежду, джинсовая курточка упала на пол. Как будто провалилась сквозь бесплотное тело привидения.

* * *

Это казалось невозможным, но лунный камень вспыхнул еще ярче, буквально обжигая глаза. Судя по тому, что Бизо невольно вскрикнул и выронил граненый кристалл, обжигал не только светом. И это было невозможно, потому что кристаллы из Серебристых гор всегда оставались холодными, как и ночное светило, чьим заемным светом они напитались давным-давно.

В следующее мгновение камень потух, превратившись в обычную стекляшку. По контрасту с волшебной вспышкой свет факелов казался почти кромешной тьмой, так что Сантели пропустил атаку нетопыря. Лохматая тень скользнула под низким сводом, с немыслимой скоростью перебирая передними когтистыми лапами, плотно обернутыми сложенными кожаными перепонками. Слишком быстро для тварного создания, полагающегося на силу костей и мышц.

Не успевая ударить, Сантели выпустил древко рогатины и перекатился через плечо, уходя от широкого взмаха серповидных когтей. Повезло, лишь зацепило самый краешек плотного кожаного воротника, распарывая толстую вываренную кожу, словно бритвой по шелку. Перекат еще не закончился, а бригадир уже выхватывал кинжал, последнюю надежду бойца. И одновременно с этим командир приложился физиономией о предательский камень, да так, что кровь сразу залила правый глаз. Сантели не то, чтобы молился – на это у него не было времени, слишком уж быстро все происходило – а просто очень надеялся, что Шена успеет насадить тварь на острие альшписа. Во всяком случае, прежде у нее это получалось, недаром охотница была самой быстрой в маленькой бригаде.

На счастье Сантели скудоумная подземная тварь не стала добивать прыткого и юркого человека, атаковав следующего, кто шел в плотном строю. За спиной бригадира что-то хлопнуло и звонко ударило. Кодуре заорал так, словно с него махом содрали шкуру. Или хотя бы ее солидный клок.

И в следующее мгновение мир вздрогнул, словно гигантская судорога прошла по скалистым недрам, выкручивая сеть подземелий под Серыми Землями. Сантели снова полетел на камни, чудом не выронив кинжал, вцепившись в оружие, как в последнюю надежду.

* * *

Куртку удалось подхватить лишь с третьего раза. Как будто джинса и тонкие еленины пальцы существовали в разных измерениях и, как зубья шестеренки, не могли сцепиться в одной реальности. Елена машинально накинула одежду на плечи, не продевая руки в рукава и подумала, что, наверное, именно так выглядит безумие. Когда внезапно происходят вещи, которых быть просто не может.

Или это сон. Просто сон. А в руке по-прежнему каллиграфическое перо. Откуда оно? Разве не...

Она увидела себя в зеркале, поймала краешком глаза силуэт, в котором что-то было не так, что-то очень неправильно. Девушка всмотрелась в давно и хорошо знакомые черты, отражение посмотрело в ответ огромными глазами с расширенными темными зрачками. Рука сама собой потянулась к растрепанным волосам, чтобы пригладить непослушную рыжую прядь, скользнувшую на правую скулу.

В следующее мгновение отражение в зеркале подернулось рябью, как в голливудском фильме, когда используют 'эффект волны'. Елена поняла, что видит сквозь себя вешалку. Старую советскую вешалку в виде большой, на всю стену, рамы из позолоченной пластмассы с горизонтальными перекладинами и крючками. Любимая вешалка Деда, которую старый медик отстоял от всех посягательств.

Захотелось сказать что-нибудь вроде 'О, господи'. Или 'Черт возьми'. В общем, так или иначе полагалось что-нибудь сказать или сделать. Но девушка лишь пошевелила безмолвно губами. И в точности повторяя ее движения, призрак в зеркале скривился, глядя на саму себя огромными расширенными зрачками.

А затем во всем мире разом выключили свет.

* * *

– Сууукааааа!!! – орал во все горло Кодуре, сбиваясь на всхлип. – Он мне ногу оторвааааааал!

– Заткнись, – отрезал Сантели, – Не оторвал. Оторвал бы – ты бы уже был тихий и мирный, и нести тебя было бы проще.

– Ноооогуууу!

– Заткнись, говорю! – гаркнул во весь голос бригадир. – Сейчас вытащим, до телеги доволочем, там перевяжем. Если что, отпилим все, как полагается.

Про себя Сантели прикинул обратный маршрут, а также число оставшихся факелов. Соотнес с примерной скоростью передвижения с поправкой на раненого. Который сам уже не пойдет. Выходило, что хватит. Впритык, но хватит, а значит Кодуре поживет еще немного, хотя бы до телеги, где при нормальном свете станет понятно, имеет смысл возиться с его ногой или в серой земле прибавится безымянных костей очередного бродяги.

– Не хочуууу!!!

– Тогда помрешь. Молчи.

Шена, порывшись в кошеле, достала склянку и опрокинула содержимое Кодуре в рот. Стекло громко, до хруста стукнуло о зубы. Боец закашлялся, шумно проглотил и действительно на пару мгновений притих, икая.

– Бизо, шарлатан херов, что это было? – спросил бригадир.

Алхимик, прежде чем ответить, с опаской глянул наверх, где темнели уже порядком закопченные своды пещерного лаза и сыпалась пыль пополам с каменной крошкой. Как бригаду не завалило – оставалось загадкой. Однако нетопыря внезапный катаклизм спугнул, что было со всех сторон удачно.

– Не представляю, – наконец тихо пробормотал Бизо. – Как будто волшба какая...

– Олух, – сообщил Сантели, не церемонясь, поскольку уже проникся масштабами провала. Минус боец, минус последняя склянка "молочка", минус Профит в этой норе. Поскольку то, что могли бы добыть, однако не добыли – все равно, что чистый убыток.

Бизо понурился, не отвечая и не переча, понимая, что сморозил глупость.

– Тащите дурака шибче, – буркнул Сантели. – Сворачиваемся.

– В убыток сходили, – тихонько шепнул Виаль, но очень тихонько.

Кодуре снова заорал, разглядев, наконец, толком, свою ногу. Шена видимо решила, что на сегодня добрых дел достаточно и отвесила ему затрещину, левой рукой, что была в облегченной латной перчатке. Волосы выбились из-под шлема и серыми сосульками нависли над покрасневшими от пыли и дыма глазами, совсем как у полуденной ведьмы.

– Заткнись, – очень веско посоветовала женщина раненому. – Или прыгай сам. На одной ножке. Разбередишь рану еще больше, тогда точно отнимут, будешь у храма сидеть и подаяния просить. Может дадут.

Обычно копейщица была немногословна, настолько, что Кодуре оторопел и снова замолчал, услышав от нее столь длинную, проникновенную речь.

– И куда я без ноги? – уже тихонько всхлипнул несчастный и снова заскулил.

Сантели вздохнул, думая, что все на этой неделе получалось через паучиную задницу, не как у людей. И конечно нельзя сказать, что совсем уж убыток, но если посчитать все расходы, считай, что и не заработали ничего. И бригада ... и вообще... Хорошо хоть Кордуре не особо жалко. Неуч-студент, беглец из Королевств, прибился к бригаде, в общем, случайно и похоже столь же случайно ее покинет.

Бизо тем временем потряс кристалл, покидал его из ладони в ладонь, словно горячую репу. А что алхимик подумал – осталось никому неизвестно. Подумал же он о том, что все это было странно и похоже на сильное колдовство. Очень сильное, как в древних записях.

Да только всякий знает, что магии в мире уже лет двести как не осталось. То есть осталось, но ровно столько, что хватает на фокусы и слабенькое колдовство. А если бы она и вернулась...

Бизо еще раз попробовал вернуть к жизни кристалл или на худой конец наколдовать крошечный огонек. Камень остался мертвее мертвого, а огонь получился каким ему и положено быть, то есть слабеньким, едва-едва трут поджечь.

Алхимик недоуменно пожал плечами, старательно увязал кристалл в широкий пояс-кушак и заторопился вслед напарникам.